Non, je ne regrette rien* — «Ни о чем не жалею»

Великую любовь тоже нужно пережить

Коко Шанель

2008

Лучший комплимент, который я могу кому-то сделать, — что с этим человеком жить так же хорошо, как и одной…»

      Тьерри Савой сделал звук радио погромче и поерзал на сиденье автомобиля. У него начинала болеть спина, а упорные гудки стоящих в пробке машин действовали раздражающе.       «Прекрасная фраза, Вивьен… мне очень нравится! — ведущая радиоэфира рассмеялась. — И тогда логичным будет мой следующий вопрос. Ты уже догадываешься, наверное, о чём я спрошу тебя? Да, про Малкольма. Задавала ли ты себя вопрос: как бы сложилась твоя карьера, если бы не ваша встреча?       «Я никогда не мечтала стать фэшн-дизайнером. Я стала этим заниматься, чтобы помочь Малкольму, который как раз начинал работать с Sex Pistols. Но любовь — прекрасный реактив… ты открываешь себя в другом человеке. Это здорово, по-моему.»                   «Вивьен Вествуд — ведь это всегда было не только про моду… это социальный протест».       «Такое было время. Мы, наше поколение было особенным. Потому что, понимаешь, мы были первым поколением на планете Земля, которому не нужно было убивать себя на производстве. У нас появилось время и возможности заявить о себе. Мы могли заняться собой и этим миром, и мы как будто говорили нашим родителям: эй, можно жить по-другому!»             Рядом остановилась машина — тёмно-красный мерседес-бенц, из которого, опустив стекло, высунулась платиновая блондинка в леопардовом топе и начала орать на вклинившуюся вперёд машину. Заметив взгляд Тьерри, она огрызнулась: «Чего уставился, педик?»       «И почему здесь нет занавесок? — с тоской подумал мужчина, отворачиваясь. — В этих пробках ты просто, как заключенный… вот так и сидишь добровольно каждый вечер в тюрьме…»       Отхлебнув свой кофе из старбакс, он поставил картонный стаканчик на сиденье рядом и слегка сморщился — латте успел заметно остыть, что подтверждало подозрение Тьерри, что бармен просто налил туда холодное молоко.       «Да, твоя молодость пришлась на порно-шик…» — продолжала ведущая.       «О да, мы были первыми, кто начал торговать в нашем бутике атрибутикой секс-фетиша и БДСМ. Никто и представить себе не мог, что такое возможно тогда. Да и, сказать, по правде, сейчас… мы были главными извращенцами от мира моды. Хотя, как по мне, во всём этом была своя эстетика, которая ушла. Молодое поколение не интересует секс и не интересует политика. Сказать по правде и мода их уже не интересует. Теперь каждого интересует прежде всего он сам. Не знаю, хорошо это или плохо… но это так».       Нет, достаточно с него разговоров о моде после рабочего дня…       Тьерри переключил радиостанцию. Новости… спорт… музыкальный хит-парад… какая-то викторина… Неожиданно возникло отчётливое желание выключить радио и посидеть в тишине. Нажав кнопку, мужчина глубоко вздохнул и сосредоточил свой взгляд на мелких каплях дождя, барабанивших по лобовому стеклу. В прошлом номере Vogue была статья о влиянии ежедневного стресса на продолжительность жизни, и ещё что-то о том, что в пробках можно научиться медитировать… К чему страдать от невозможности повлиять на скоростное движение?       Ему, кажется, даже удалось уловить это состояние блаженного пофигизма, когда отчаянно защекотало в носу и Тьерри громко чихнул, грубо возвращаясь к реальности. Сзади раздались настойчивые гудки, и нога быстро нажала на педаль газа. И конечно же одновременно с этим зазвонил телефон. Увидев номер своего шеф-редактора Мари Буше, он напрягся. Если начальник звонит тебе по окончании рабочего дня, то точно не для того, чтобы поболтать или пригласить выпить в бар.       — Привет, ты где? — услышал он высокий голос Мари, который прекрасно саккомпанировал с очередным сигнальным гудком.       — Честно говоря, пока в жопе… — он с тоской смотрел на уходящую вдаль разноцветную ленту машин впереди. — Стою в пробке на Риволи.       — Надеюсь, что всё же сидишь… потому что я сейчас скажу тебе что-то такое, от чего ты захочешь прилечь… — взволнованно произнесла Мари.       — Тааак… — Тьерри отпил кофе. — Выкладывай.       — Он согласился.       — Кто и на что?       — Карл. Карл согласился дать тебе интервью!       Вновь раздавшийся сзади гудок заставил мужчину резко вздрогнуть, и содержимое стаканчика, который он поставил себе между ног на сиденье, выплеснулось наружу.       — Вааау! — взвыл он, тут же впервые с облегчением подумав, что холодное молоко в кофе, оказывается, не всегда так уж и плохо.       — Это вопль восторга, я надеюсь? — усмехнулась Мари. — Он будет ждать тебя в своем офисе на авеню Марсо сегодня в 19.30. У нас будет час времени.       В 19.30? Тьерри посмотрел на часы и опешил. То есть… меньше чем через час?       — Мари, я же сижу тут… — он посмотрел на свои некогда белоснежные брюки. — Да ещё в мокрых штанах. Ты можешь перенести встречу? Я не готов…       — Тьерри, ты спятил? Карл Лагерфельд не переносит встречи с журналистами, потому что он вообще не дает интервью! — голос редактора повысился ещё на несколько децибел. — Бери ноги в руки и дуй на авеню Марсо! Я буду буду ждать тебя там с оператором. И если через час тебя там не будет, то считай…       Она не закончила, но Тьерри логично предположил, что, в таком случае, завтра его не будет на должности главного корреспондента модной колонки в Paris Match. Мари никогда не произносила свои угрозы до конца, позволяя своим сотрудникам, так сказать, научиться понимать её с полуфразы.       — Я сделаю всё возможное, чтобы не опоздать.       Он отключился и несколько секунд сидел словно в прострации, переваривая услышанное. Карл Лагерфельд согласился дать интервью?! Они передавали просьбу о встрече трижды за последние два года через его ассистента и трижды получили отказ!       В другой момент он бы испытал эйфорию, как если бы ему сообщили, что он выиграл миллион в лотерею, но сейчас восторг от сбывающейся мечты перекрыла паника. Тьери ещё раз посмотрел на коричневое пятно на штанах, потом на выстроившиеся в очередь машины, в ужасе схватился за голову и нажал на клаксон.       — Вашу мать!!! Мне надо проехать! — он стукнул по рулю и, словно в ответ ему донеслось ещё несколько возмущённых гудков.       В мозгу быстро выстроилась цепочка рассуждений: он стоит здесь уже двадцать минут почти без движения, и вероятность того, что пробка каким-то волшебным образом рассосётся, стремится к нулю.       Кайзер Карл готов дать ему интервью, которое может стать интервью века и прославить его, как фэшн-журналиста, а он безвыходно застрял тут!       Савой схватил телефон и снова набрал номер Мари.       — Слушай, тут полный коллапс! Вообще без вариантов… мне никак не успеть через час! Ну придумай ты что-нибудь! — умоляюще воскликнул он, крутя головой в бесплодной надежде увидеть хоть какой-то проблеск движения.       — Тьерри, мне жаль, но я не могу упускать такую возможность, потому что ты застрял в пробке. Я надеялась поручить это тебе, потому что это твой профиль, но если у тебя «без вариантов», то я позвоню Дэни, — отрезала женщина.       Дэни «фэмбою», как про себя звал его Тьери? Этот смазливый сноб будет… ну нет уж, не будет!       — Погоди-погоди! Стой! — мужчина заглушил двигатель и выдернул ключи из зажигания. — Я приеду!       Он выскочил из машины под дождь и, захлопнув дверцу, стал лавировать между рядами автомобилей и посылаемыми ему в спину проклятьями. О конском штрафе за брошенную посреди дороги машину Тьерри решил не думать, справедливо рассудив, что жертва стоит того. Правда через пять минут, промокнув до нитки, он подумал об оставленном в автомобиле зонте, за которым возвращаться, конечно, уже не было смысла.       Расплескивая воду из луж на бегу, Тьерри очень гордился своим дерзким поступком, который король Карл бы несомненно, как яростный трудоголик и карьерист, оценил. Он видел такое только в кино и представлял себя героем такого вот кинофильма, который, преодолев все преграды и раскидав в разные стороны всех врагов, доходит до финиша победителем. Наградой в его случае стало бы повышение, на которое намекала Мари, не зря упомянув про «его профиль». Тьерри знал о Лагерфельде всё и, мечтая об интервью с ним, тем не менее, как это бывает с мечтами, давно уже всерьёз не верил, что оно состоится. А раз Карл внезапно изъявил такое желание, то может быть… он намерен сделать какое-то сенсационное объявление? В любом случае было бы безумием такой шанс упустить.       Забежав в метро на станции Пале-Рояль и плюхнувшись на сиденье, Тьерри поймал своё отражение в стекле вагона и вздрогнул. Видок у него, конечно, был ещё тот. В другой день побегать под летним дождем было бы даже забавно, но представив, что Карл увидит его вот таким, в промокшей от дождя и кофе одежде, с повисшими сосульками и слипшимися от лака и воды волосами (которые и при хорошей погоде выглядели не всегда презентабельно), молодой человек пришёл в ужас.        «Может быть, это не испытание, а проклятие или просто издевательство? Ну почему, почему именно вот сегодня?!»       Когда он вышел на станции Шарля де Голля, дождь уже прекратился и погруженный в синие сумерки город сиял фонарями и вывесками витрин, которые отражались, как в зеркале, в больших лужах. Тьерри увидел её издалека и замер в невольном восторге и предвкушении. Переливающаяся белыми неоновыми огнями эмблема из двух букв RK величественно возвышалась над крышами домов и деревьев и, замерев на секунду, он любовался, как она смотрится на фоне расположенной неподалёку Триумфальной арки, где уже включили подсветку. Как будто бы сам король моды смотрел на подсвеченный золотыми огнями Париж, обернувшись лицом к одной из главных достопримечательностей города.       «Я увижу Карла Лагерфельда сегодня… Просто с ума сойти!»       Мари встретила его у входа в здание главного офиса, на бульваре. Рядом с ней, держа сумку с камерой, стоял Жак — их оператор. Увидев Тьерри, женщина присвистнула.       — Ты что, с Левого берега через Сену вплавь добирался?       — По крайней мере я не выгляжу так, как будто только что обоссался… — язвительно заметил тот, отдышавшись. — Дождь уравнял все позиции.       — Ну ничего, ты в любом случае мог бы сказать, что описался от восторга, — хмыкнул Жак. — Мой пёс постоянно так делает, когда долго не видит меня.       Они вошли через вращающиеся стеклянные двери в просторный холл офиса. Здесь было пустынно, прохладно и, как и в образе самого модельера, выдержано в холодных, строгих чёрно-белых тонах, придававших пространству сходство с шахматной доской, не вызывающих при этом ассоциацию, как это нередко бывает, с ванной комнатой или туалетом. Над стойкой с ресепшн висел большой, вращающийся 3D логотип с изображением Шупетт — неизменной белоснежной кошки, любимицы Карла.       Их встретила довольно надменного вида очень высокая худощавая женщина в белом брючном костюме — личная помощница Лагерфельда. Представившись Агнесс, она оглядела Тьерри с ног до головы, и ничего не сказала, но так странно приподняла брови и наморщила лоб, как будто бы говоря: вы серьёзно? К нему, в таком виде?       Прекрасно понимая, что выглядит просто ужасно (мокрую футболку хотелось просто стащить и выжать) Тьерри прошептал на ухо Мари: может быть, здесь можно где-нибудь переодеться?       Они озвучили эту несколько неловкую просьбу, которая заставила брови помощницы ещё больше взлететь в удивлении и так же бессловесно воскликнуть: а разве вы носите с собой сменный комплект одежды? Здесь вам не гардеробная!       Его отвели в служебное помещение, где пахло почему-то свежими пончиками, и в своем воображении Тьерри сразу же представил себе модельера, который по-домашнему перекусывает выпечкой с кофе. Он улыбнулся этой мысли, потому что Лагерфельд имел вид человека, который может вообще не есть и не пить, и его одежда под дождём не намокает. Тьерри подумал, как это прекрасно, что такие люди ещё остались в нашем стремительно… упрощающемся мире, где чувство собственного психологического комфорта вытесняет такое прекрасное, хотя и жестокое слово, как «безупречность».       «Нужно спросить его о диете и о том, как он так потрясающе сбросил вес…»       Ему дали переодеться в простые чёрные брюки и белую рубашку — прекрасный классический вариант, если бы не ощущение, что это всё только что стащили не с вешалки, а с какого-нибудь стажёра.       Они поднялись в стеклянном лифте на седьмой этаж и устроились в просторной, напоминающей съёмочную площадку, белой комнате, где единственным пятном цвета был большой зелёный кактус и чёрный фото-штатив в углу. В центре стояло два стула и стеклянный журнальный столик с двумя бутылками воды Vittel.       — Правила знаете? — обратилась к ним Агнесс. — Никаких вопросов по поводу личной жизни и семьи. И он не терпит, когда его перебивают.       — Ну всё, теперь придется отменить интервью… — усмехнулся Тьерри. — А если задам, то что случится… он не… ответит?       Женщина даже не улыбнулась, а Мари ткнула его локтем в бок. Тьерри знал эту свою дурную манеру начинать не к месту острить, когда он нервничал. А нервничал он очень сильно, разом поняв, что не совсем готов к интервью, которое столько раз прокручивал в своей голове в виде возможных вопросов.       Он видел, как помощница ответила на телефонный звонок и стала прохаживаться туда-сюда по студии, наступая на мягкий ворсистый ковёр тонкими чёрными каблуками фирменных лодочек.       — Да… да, я поняла тебя. Я услышала… — Агнесс невольно отставила телефонную трубку, как будто бы желая дистанцировать от себя чей-то ор. — Хорошо. Но тогда сможешь сам прислать за ними машину?       Тьерри невольно закусил губу и посмотрел на Мари и Жака.       — Знаете, кто это? А я знаю… — шепнул он.       Мари осуждающе глянула на него, и к ним уже как раз подошла Агнесс, которая холодным и сдержанным тоном сообщила, что планы несколько поменялись. И у Карла самолет через три часа в Лондон. Тьерри хотел уже пошутить о том, что у него свободные выходные и он готов составить Карлу компанию, когда услышал:       — Нет, интервью не отменяется, разумеется. Но вам надо будет поехать к нему домой.       Домой? К Карлу Лагерфельду? О таком Тьерри не мог даже мечтать!       — Только один человек, — донёсся до него голос Агнесс. — Вас отвезут. Интервью продлится ровно один час. Никаких камер, никаких записывающих устройств.       Мари кивнула на Тьери, и через минуту они вновь шли по узкой винтовой лестнице, которая привела их в просторный подземный гараж. Ворота были открыты, и в них одна за другой въехали две блестящих черных иномарки — джип-внедорожник и бентли. Прохладный воздух с улицы принёс аромат бензина и мокрого асфальта. Тьерри снова чихнул.        —Возьми для меня автограф у Шупетт! — шепнул ему Жак, когда он садился внутрь пахнущего дорогой кожей салона.       — Если мы встретимся, обязательно.       Дверца захлопнулась. Путешествие в мир великого кайзера начинается?