Морок нашего Рождества

Дисклеймер!

Глава содержит описания крови и психических расстройств. Пожалуйста, читайте с осторожностью.

      

~~❅~~

             Через покрытое разводами окошко под самой крышей первые солнечные лучи попадали неохотно, как будто они сами ещё толком не проснулись. Но одна проказливая ниточка света всё же была упорной и разбудила Кингу после нескольких минут прикосновения к его бледной щеке. Он нахмурился и пошевелился, чтобы распрямить согнутое в три погибели тело. Грубый чугунный прут изголовья врезался почти в темечко. Эта койка точно была ему не по размеру. — Чёрт… — шепнул Кингу, прикоснувшись к ушибу. Почти небольно, скорее, внезапно. Приоткрыв глаза, он вспомнил, где находится. В своём невольном убежище, больше похожем на камеру тюрьмы. Монотонный грохот капель воды, разбивающихся о дно алюминиевой раковины усиливал ощущение изоляции от внешнего мира. Больше не слышалось ни звука, хоть и магический слух настроился на максимум. Однако, даже несмотря на атмосферу безнадёжности в этой богом забытой комнате, настроение у Кингу было хорошим. Короткий сон помог восполнить силы, а ещё ему снилась Никки, и в этом сне она была неизменно прекрасна: сидя у него на коленях, показывала ему альбом со своими детскими фотографиями, вдвоём они делили согревающее какао с шоколадной крошкой из одной кружки, но Никкаль через свою трубочку, пила, конечно, чаще. Куда больше, чем какао, ему по вкусу было наблюдать и любоваться запечатлёнными кадрами из её прошлого и ею в своих руках… И как же хотелось пережить похожий момент с ней в реальности! Похожий, потому что он был уверен в том, что вместе с Никки они сделают его ещё лучше, чем во сне. Он вспомнил, какие слова вчера сказала ему Никкаль на прощание, и слегка улыбнулся. Сердце легонько закололо, словно до сих пор не веря в то, что он слышал, побаиваясь тех слов. И всё же вспоминать и думать об этом было приятно, поэтому Кингу разрешил себе ещё немного полежать на кровати с этими мыслями. Через несколько минут поднявшись на ноги, Кингу вспомнил, что уснул в той же самой одежде. Рваный джемпер можно было без сожалений выбросить. Куртке, лежащей на косом стуле с хлипкими ножками, досталось не меньше. Из дыр, оставленных после копий, вылез белый тёплый наполнитель и окрасился в бурый цвет. По возвращении домой назревало внеплановое обновление гардероба. Однако у Кингу так часто портилась одежда, что он уже давно перестал задумываться об этом. В конце концов, за двадцать два года работы хранителем где его только лахаму не таскали… Издержки профессии. Как и краска вокруг глаз. С виду ржавые ручки крана, на удивление, легко поддались, создавалось ощущение, что ими пользовались часто. На ладони полилась едва тёплая вода, смывая с ладоней и пальцев остатки собственной крови и пыли. Умывшись и переодевшись в чистое, Кингу сел обратно на койку. Включил телефон. Индикатор связи не порадовал, но хоть время можно было посмотреть — почти восемь утра. По нескольким пропущенным и красноречивым сообщениям от Берта становилось ясно, что побег Никкаль не остался незамеченным. Кингу ухмыльнулся… вот такая она, его безрассудная госпожа. «Дома совсем рано, Никки наверняка ещё спит… Надеюсь, её не побеспокоит моё сообщение». Поймав сигнал у окна, как и вчера, Кингу смог открыть мессенджер и отправить Берту заверение, что с Никкаль всё хорошо и скоро та вернётся в больницу. Ей же пожелал доброго утра. Думал, что ещё добавить… Выразить эмоции от долгожданного приятного сна, в котором виделся с ней? Или написать те самые слова, которые он услышал вчера на прощание и в самом светлом смысле не мог поверить… до сих пор. Сердце то билось как от сумасшедшей болезни, а то и совсем работать переставало. Кингу чувствовал, что уже мог произнести вслух, мог признаться Никки снова, но что-то внутри мешало рискнуть сейчас. Второе сообщение он отправить так и не успел. Расслышал чьё-то приближение через дверь и поскорее выключил телефон, чтобы вдруг не увидели и не решили забрать. Спрятал в кармане сумки на всякий случай, мало ли… Кто поймёт этих фанатичных женщин? Шаги становились всё громче, превратились в грубый топот, и Кингу понял, что к нему приближались так специально, чтобы было слышно. А ещё, что та дочь Тиамат явно была не одна. Так и оказалось. Сделав ещё несколько показательных шагов прямо перед дверью, они настежь раскрыли её. В проходе, погасив испуг в глазах вначале, показалась Анун. Было видно, удивилась тому, что Кингу уже не спал, но ничего на это не сказала. Зато с отвращением высказалась по поводу другого, когда вошла: — Мужчины… Руки чем-нибудь прикрыть не мог? Кингу почти равнодушно посмотрел туда же, куда она. Серая футболка с короткими рукавами закрывала предплечья и немного плечи, ниже кожа была открыта. Кингу хмыкнул. Он и сам не хотел, чтобы его тут разглядывали, но ситуация была настолько абсурдной, что очень хотелось сделать что-то назло и огрызнуться. — А ты не смотри, — ответил он равнодушно и показательно сложил руки на груди. Анун нахмурилась так, что брови задёргались. На её лбу и щеках кожа стала сиреневой от смешения голубой краски и яростного румянца. — Какой ты мерзкий… Хвала Тиамат, мы об этом подумали. Анун отошла в сторону, кивнула, и только тогда в комнату вошли ещё двое примерно одинакового роста, но чуть ниже, чем она сама. В маленькой комнате стало тесно. Было не разобрать, как те девушки выглядели, да в общем-то, и неважно. Их головы, покрытые капюшонами мантий, намеренно склонились вниз, чтобы не смотреть на Кингу и чтобы он не видел их. Одна принесла черную ткань и оставила на кровати, а другая — поставила на пол у двери стакан воды и миску овсяной каши, есть которую у Кингу и мысли не возникло. Вдруг отравлено? «Нет, это бессмысленно… Никто не вылечит Яхне, если я умру сейчас». — Вы свободны, — сказала Анун, и младшие дочери вышли, также не поднимая голов. — Мы с сёстрами сначала не хотели давать тебе еды и воды, но Кена проявила великодушие. — Что ж, спасибо ей. А это что? — Кингу взглянул на чёрную ткань на кровати. — Сам как думаешь? Не будешь же ты к Повелительнице Яхне в таком виде идти… — Анун ухмыльнулась. — Это плащ. Чтобы никто из дочерей не видел… — она быстрым взглядом окинула его с головы до ног и обратно. — Вот это. Из уважения к другим верованиям, в которых существовали похожие порядки, Кингу не стал это как-то комментировать, хмуриться и закатывать глаза. Кивнул. — Хорошо. Мне нужно надеть это поверх своей одежды? — Ну конечно! А ты решил, что на гол… — не договорив, Анун сокрушённо положила четыре пальца руки на ключицы. — О Великая Мать, дай нам сил! — Это просто вопрос. Мне мало что известно о вашей вере. — Что, смертная мать ничему хорошему не научила? В следующую секунду Анун пожалела, что это сказала. Ведь понимала же, что Кингу это очень взбесит. Его взгляд тут же преобразился в самую жуткую сторону, став опасным, жёстким, уничтожающим всё, за что зацепится. В один шаг Кингу настиг её, вынуждая забиться в угол, как крысу, которую вот-вот мог растерзать и сожрать дикий кот. Чётко и угрожающе произнёс: — Если дорога жизнь, не смей. Но, несмотря на бедственность своего положения, эта «крыса» всё же позволила себе пищать. — И что же? Убьёшь? Ну да, что это я… тебе же не впервой. Это была неприкрытая провокация, вот только не совсем понятно зачем. Какая для них… не говоря уже о Кингу… выгода, если он вдруг сейчас сорвётся и сделает с этой нахалкой то, что не сделал тридцать восемь лет назад? А впрочем, он не знал, что стало с головой Анун после всего, что случилось. Может, всё куда проще, она повредилась рассудком, и ей кажется весёлым злить его? Кингу потребовалось время, чтобы остыть. Сжав кулаки, он стал мысленно считать от десяти. И вот уже дважды этот приём помог ему успокоиться в этом месте. Однако всё же полностью негативные эмоции никуда не ушли, поэтому Кингу отступил от Анун на пару шагов и, стараясь не смотреть на неё, резко бросил: — Иди отсюда. — Что?! Прогоняешь? Меня?! Да как ты… — Я обещал только, что вылечу Яхне, но не больше. Не ждите, что я буду раскаянно улыбаться, извиняться без конца и делать вид, что хочу всё исправить. Кингу и сам не ожидал, что так искусно ей соврёт… Если бы он только мог, то, конечно же, всё исправил бы. Не столько ради культа, сколько ради себя. Чтобы прошлое перестало мертвенно дышать в затылок и преследовать его, а убитые перестали мучить во снах. Чтобы никогда не увидеть того мимолётного, но запомнившегося взгляда матери, полного ужаса и отрицания. Чтобы никогда не напугать и не оттолкнуть Никкаль. Чтобы наконец отпустить прошлое и простить самого себя… Сначала Анун хотела ответить Кингу что-нибудь ещё колкое, но одумалась. Кивнула и быстрым шагом, будто убегая как можно подальше, оказалась у двери. — Повелительница проснулась. Ешь и одевайся, у тебя пять минут. Дочь Тиамат вышла за дверь, но не ушла с чердака. Во всяком случае Кингу не услышал её шагов. Без малейшего интереса взглянув на тарелку овсянки и воду, он хмыкнул. Даже если то, что они принесли, безопасно, аппетита всё равно не было. Кингу поднял глаза к низкому потолку и шумно задышал, но до конца успокоиться не получалось. Отголоски какого-то другого чувства, не злости, разносились по голове так же гулко и сильно, как сейчас билось его сердце. Хотелось прилечь, но времени на это не было. Кингу скинул испорченную куртку со стула у окна на деревянный пол. Сел, устало опустив плечи и склонив голову, и посмотрел на свои ладони. На секунду ему снова привиделась кровь. Липкая и холодная, она была между пальцами, застыла тёмными комочками под ногтями… Кингу зажмурился и сжал кулаки. «Там ничего нет… Мне кажется, просто кажется…» Настойчивый стук в дверь заставил раскрыть глаза. Руки были чистыми и страшно тряслись. — Пять минут прошло! — недовольно прикрикнула Анун через дверь. — Не испытывай терпение! Вздохнув, Кингу поднялся и подошёл к кровати с оставленным на ней чёрным плащом. Пора было сделать то, зачем он сюда приехал. Встретиться с самым ненавидимым… даже не человеком, существом. С той, кто лишил его мать магии и жизни.       

~~❅~~

       Вытащив руки из-под пледа и сладко потянувшись на разложенном диване, Никкаль открыла глаза. В мыслях ещё остались обрывки недавнего сновидения, такого непередаваемо нежного… Никкаль улыбнулась. Шаги, офисная суета и приглушённые голоса, доносившиеся из-за двери кабинета, разбудили её, но нисколько не испортили настроение. Спать на этом диване оказалось неожиданно удобно. Кажется, Кингу специально предусмотрел это, и часто ночевал на работе. И сейчас Никкаль очень хотела, чтобы было иначе, и он как можно чаще ночевал дома. С ней… Мечтательным взглядом изучая светлый потолок, она поёрзала по сиденью дивана и закусила губу. Её глаза заблестели от озорной мысли… «Интересно, а… развлекаться тоже удобно? — Никки фыркнула и засмеялась, накрыв лицо пледом. — Ха-ха! Секс на рабочем месте… Фу, какая я пошлая!» Тут же в догонку ей бросилась другая мысль, но уже не такая весёлая, а скорее наоборот, с капелькой уныния: «Не пошлая, а соскучилась…» Никкаль не глядя отыскала рядом телефон. Время только десять утра, а экран блокировки уже пестрил уведомлениями: куча пропущенных от Берта, Ниалла, Ияра и Су, напоминание из календаря, сообщения… Большинство опять от Ияра и Су. И одно особенное, от Кингу. Никкаль первым делом открыла, конечно же, его. — Спасибо за чудесный сон с тобой. И доброе утро. Как спалось в кабинете? Расплывшись в блаженной улыбке, Никкаль набрала ответ в двух сообщениях:

— Доброе утро. Сон не был бы чудесным без тебя…

— Спалось отлично, у тебя тут хороший диван. Сам выбирал?

Несколько минут, затаив дыхание, Никкаль ждала ответа, но в конце концов вспомнила, что у Кингу сейчас трудности с выходом на связь. Она поджала губы и почти отбросила телефон подальше. Желание писать кому-то ещё пропало. Стало до того холодно, что захотелось отвернуться к стене, сложиться втрое, прижав к груди подогнутые ноги, натянуть плед до носа и лежать так неподвижно, пока сам Кингу не вернётся и не вытащит из этого ступора одним мягким касанием. Но отстраниться от целого мира вокруг не получалось. Никкаль ещё слышала звуки в коридоре агентства и всё ещё была нацелена уболтать Джона на превращение в волшебницу или колдунью. Протерев сонные глаза руками, она откинула плед и медленно поднялась на ноги. Пошатнулась то ли от того, что ещё не окончательно проснулась, то ли от слабости… а то ли от всего сразу. Прикоснувшись к волосам, поняла. что по голове как будто проползли электрические угри, а расчёски с собой не было. В таком виде, конечно, нельзя было вести важные разговоры с директором магического агентства. Никкаль цокнула языком, но делать было нечего, поэтому уселась обратно на диван и начала пытаться пригладить лохматые волосы. Вышло не идеально, но, по крайней мере, Никкаль стала больше похожа на человека, а не на йети. Хотя и во что-то такое превратиться тоже было бы неплохо, при условии, если они долго живут. Никкаль захохотала, представив рядом с Кингу йети. — Ха-ха-ха-ха! Нет, к такому сюрпризу он точно не готов! Как могла, она поправила на себе одежду и снова поднялась. Не спеша добралась до рабочего места, обулась и проверила карманы куртки, висящей на спинке стула. Ключи были на месте, да и вообще, кажется, никто сюда не входил, пока Никкаль спала. Это хорошо. Можно было бы запереться и не беспокоиться об этом, но Никкаль очень боялась, что ей поплохеет во сне, и никто не сможет зайти и помочь. — Найду Джона, поговорю с ним и поеду обратно в больницу… — она коснулась пустого живота, вздохнула. — Блин, есть хочется, а денег с собой нет… Придётся ещё и с этим к нему обратиться. Никкаль нахмурилась, задумавшись о том, что собирается просить у Джона как-то уж слишком много — и бессмертие, и вкусно покушать. Однако быстро отодвинула стеснение на край своей совести, ведь он ей так и сказал: «…Чтобы за время отсутствия Кингу вы не стеснялись и обращались ко мне, если что-то потребуется». Никкаль кивнула. Да, именно так и было. Взглянув на задвинутые шторы, она подошла к окну, чтобы их распахнуть, и зажмурилась. Тёплоё апрельское солнце погладило по лицу своим ярким светом. Понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли. После чего Никкаль с небольшим опасением открыла веки и замерла от вида балкона. Вспомнила, что перед ней то место, где случился первый поцелуй с Кингу, такой захватывающий, пылкий, незабываемый… Словно они стояли на этом балконе ещё вчера. У Никкаль даже губы нагрелись, как будто намекая, что им тогда очень понравилось и хотелось бы повторить именно здесь. Никкаль постучала кончиками ногтей по стеклу, подмечая, что балкон с того времени изменился больше, чем сам кабинет. Или так казалось, потому что единственный раз она стояла там ночью, а сейчас утро. Но одно осталось неизменно в любое время суток — впечатляющий вид на центр города. «Тут всегда такие длинные пробки… Оно и понятно, но почему я раньше об этом не задумывалась?» Ответ показался Никкаль слишком безнадёжным, но самым логичным: потому что она больше, чем на пару месяцев выпала из жизни, поэтому начала подмечать и ценить самые глупые мелочи. Трудно было разобрать, но что-то глубоко в душе изменилось, помялось в пёстрый пятнистый комок, как фигурка из пластилина. И теперь только бы хватило сил дождаться, когда же получится слепить из него что-то иное, совсем новое. «Наверное, у меня пострадало не только тело, но и голова… Ну после такого у любого нормального человека крыша поедет! Я ещё легко отделалась… — она шумно вздохнула, рассматривая балкон. — Эх… Когда всё это закончится, запишусь к психологу…» Никкаль отпрянула от окна, убрав ладони, как будто обожглась о стекло, и тут же чуть не упала назад. Взвизгнула, но равновесие удержала и с силой помотала головой. Она очень-очень запуталась в своих желаниях и уже не знала, хотела ли, чтобы всё закончилось, или нет. Если снимут заклинание, то они с Кингу станут свободными и смогут любить друг друга так, как чувствуют, а не как велит магия… но что, если вместе с чарами уйдут и чувства? Тогда получится, что всё, что они пережили, всё, что говорили друг другу, будет ничего не значащим дурманом? Конечно, можно оставить всё как есть, но тогда выходит, что Кингу зря сейчас в культе? Как долго им, прежде всего, ей самой, ещё мучиться от той же магии? Как понять, что чувства настоящие, идущие от сердца, а не нашёптанные устами какого-то древнего божества? — Что же делать? Сложно… сложно… всё так сложно! — жаловалась Никкаль себе под нос, медленно подгибая дрожащие колени и оседая на пол. — Эй, ты в порядке? — спросила возникшая за спиной Августа. Дверь была распахнута, проходящие по пути агенты с любопытством заглядывали в кабинет. — Я шла мимо и услышала, как ты кричала. Всё нормально? — Ничего не в порядке, всё очень плохо и непонятно… — Позвать Джона или скорую вызвать? — Не надо Джона… — тихо всхлипывая, возразила Никки. — Он не должен видеть меня такой, иначе скажет, что я слабая и мне нельзя быть бессмертной… — Понятно, значит, скорую. Послышалось надменное цоканье языка, потом удаляющийся стук каблуков, и Никкаль испуганно обернулась. Но Августа отошла, не чтобы вызвать психушку, а чтобы закрыть дверь от любопытных глаз. Затем вернулась к ней и неожиданно подала руку. — Давай вставай. — Ч-что? — онемевшим языком спросила Никки, хлопая мокрыми глазами. — Вставай, говорю. Или так и будешь на полу сопли пускать? Несколько мгновений Никкаль размышляла, стоит ли подавать руку такой, как она. Мало ли, вдруг сейчас возмёт и бросит через бедро, прямо в полки с книгами и бумагами? И, видимо, этот вопрос был чётко виден на лице, потому что Августа вдруг опять цокнула языком и сказала: — Ц-ц. Да не сделаю я тебе ничего! Просто хочу помочь встать. Пришлось поверить на слово. Никкаль осторожно взялась за её руку и тут же была без лишних церемоний поднята на ноги. Ойкнула, когда Августа, отбросив любезности, подтащила её к дивану и усадила. Но сюрпризы на этом не кончились, ведь она спросила почти вежливо: — Воды? — Н-нет, спасибо. Уже не надо… — Никки убрала в сторонку плед и кивнула рядом с собой. — Сядешь? Августа выгнула бровь и приоткрыла рот. — Зачем? Никкаль же пожала слегка трясущимися плечами. — Ладно, как хочешь. Чуть потоптавшись на месте, Августа всё-таки присела. Повисла неловкая тишина, прерываемая шумом из коридора и тихими всхлипами Никки. Каждой из них было странно находиться так близко рядом со своей… соперницей? Нет, соперничеством это трудно было назвать. И всё же от мысли, что эта женщина настолько давно влюблена в Кингу, у Никкаль начинало необъяснимо зудеть в районе груди. «Я ревную? Да, но… в чём-то я её понимаю. В Кингу легко влюбиться…» — Точно помощь не нужна? — спросила Августа, первой нарушая молчание. Было видно, та думала о чём-то похожем. — Может, всё-таки позвать кого-нибудь? — Тебе-то от этого что? Что ты хочешь за свою помощь? Предупреждаю, Кингу не отдам. — Какая же ты ещё молодая и глупая! — с усмешкой сказала Августа. — Кингу не вещь, если бы хотел, то уже был бы со мной. — И почему же ты вдруг прибежала мне помогать? — Слушай, я, конечно, не в восторге от того, как распорядилась судьба, но не желаю тебе зла. И уж тем более не желаю смерти, не льсти себе. Я давала клятву хранителя: помогать Нормальным, Паранормальным и таким, как ты, — ненормальным. Для кого-то такие слова могли показаться грубыми, высокомерными и даже оскорбительными, но Никкаль с чего-то вдруг засмеялась, хватаясь за живот. Видимо, представила, как Августа перед множеством хранителей, положа руку на сердце, произносит эту фразу слово в слово. — Ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха… Спа… сибо… Ха-ха-ха! Несколько минут Августа смотрела на неё как на умалишённую, а потом сдалась и тоже засмеялась, но более сдержанно. Видел бы их сейчас Кингу, наверное, не поверил бы глазам и стал снимать на камеру телефона, чтобы потом предъявить как доказательство, если кто-нибудь спросит. Однако смех резко оборвался, когда в кабинете ещё громче, чем их веселье, раздалось урчание. Никкаль смолкла и отвела глаза. Её желудок не вовремя решил заявить о себе и напомнить, что еде время — потехе час. — Ой… эм… — Никкаль напрягла все мышцы на лице, чтобы не показать, как ей стыдно. — Кажется, это мой. — Да, я слышу. Хочешь, пообедаем? — Пообедаем? — Никкаль потянулась за своим телефоном, посмотрела на часы. — Сейчас и одиннадцати-то нет… — Я с пяти утра на ногах. — О, понятно… Ну, знаешь… Вообще-то, я когда сюда собиралась, то даже как-то и не подумала о… — Я заплачу, — легко ответила Августа, догадавшись, на что ей пытаются намекнуть. — Правда, мне несложно. — Спасибо, я тебе обязательно верну. — Не стоит, я угощаю. — Ну… я даже как-то не знаю… — Ой, да прекрати уже… — Августа махнула рукой, но тут же будто опомнилась, вспомнив о чём-то. — Просто расскажи, как там Кингу, и считай, что мы в расчёте. Ты же наверняка с ним связывалась… Никкаль подозрительно сощурилась, чувствуя, как мозги начинают закипать от новой яркой вспышки ревности. «Ах, Кингу… Ну конечно! Ух-х-х… Пф… Так, спокойно, Ника, спокойно… Совсем необязательно рассказывать подробно». — Кингу… хорошо. Мы каждый день списываемся и созваниваемся. Если бы не проблемы со связью, мы бы часами, наверное, болтали бы… И хотя вовсе на это не рассчитывала, Никкаль не могла не заметить, как каждое слово прозвучало, словно острая булавка, стремясь уколоть посильнее. Августа же держалась молодцом, было совсем непонятно, задевает ли её сказанное или нет. Для себя Никкаль отметила, что, наверное, и ей не помешает быть чуточку спокойнее. Хоть иногда. По праздникам для начала. — Хорошо, что он не теряется, — ровно произнесла Августа. — Он не говорил, когда вернётся? — Нет, — соврала Никки. А сама же держала в голове: два дня. — Но надеюсь, что скоро. — Не понимаю, почему Джон отправил его на задание так далеко, да ещё и именно сейчас, когда Кингу находится под действием древней статуэтки? Так далеко — из уст Августы прозвучало слишком задумчиво и слишком абстрактно. Настолько, что создавалось впечатление, будто… «Она не знает, куда и зачем уехал Кингу! Джон ей не сказал, не сказал никому из хранителей! — с ликующим чувством осенило Никкаль. — И теперь она пытается выведать у меня, вот же хитрая!» И всё же, несмотря на сильное желание прожечь в Августе взглядом дыру размером с солнце, Никкаль решила оставаться дружелюбной из женской солидарности. Ведь сама ещё помнила, как влюбилась за пару дней, и на первых порах тот же Кингу сторонился её, пытался затормозить неизбежно стремительное развитие их отношений, до последнего не переходил черту… Если задуматься, в чём-то они с Августой были даже похожи… «Пф! Ну нет! Совсем нет!» — Да, я тоже сначала расстроилась… — наконец как ни в чём не бывало ответила Никкаль. — Но я подумала и поняла, что надо отнестись к его поездке как к обычной командировке. — Да, ты права, вообще-то мы часто ездим в командировки, — согласилась Августа и поднялась, вновь подав руку. — Ну что, идём? — Ой, спасибо, я сама встану! — немного помедлив, Никкаль всё же аккуратно поднялась на ноги, оперевшись руками о диван. — А Джон тебя не потеряет? — Нет. Я как раз его предупредила перед тем, как услышала тут шум. — И куда пойдём обедать? — В кафе напротив, конечно. Да и мне кажется, далеко ты не сможешь сейчас уйти. «Хах… Это у тебя такое опасение или угроза?» — задалась вопросом Никки, сдерживая нервный смех в груди. Сама идея совместного обеда-завтрака с этой женщиной продолжала казаться странной, но интересной. — Ну да. — Не забудь закрыть его кабинет, это важное правило агентства, — сказала Августа и бросила взгляд на стул. — И надень куртку. На ней самой же был серый брючный костюм с красной шёлковой блузкой, осмотрев который, Никкаль логично спросила: — А ты? — Я не мёрзну и тут недалеко идти. — Точно. На секунду она представила, каково это — стоять на морозе в красивых нарядах и совсем не трястись от холода. Да ещё и по этой же причине ловить на себе недоумевающие и восторженные взгляды окружающих. Очень эффектно и очень удобно. Однозначно полезная способность, которой Никкаль злоупотребляла бы с удовольствием! «Эх… Если бы я только стала такой же…» — опечаленно подумала она. — Что с тобой? Опять плохо? — спросила Августа, присмотревшись. — Может, ещё немного посидишь? Я могу заказать тебе что-нибудь там и принести сюда. — Нет-нет, не надо, я просто задумалась, пойдём… — слегка неуверенной походкой Никкаль подошла к стулу и надела куртку. — Только мне сначала надо бы туалет. Умыться, ну и… — Поняла, — кивнув, сказала Августа и неожиданно взяла под руку. — Давай я тебя поведу, ладно? Сегодня в агентстве дурдом, все почти носятся по коридорам. — Эм… окей. Позволив держать себя, Никкаль вышла из кабинета вместе с Августой. Зачем-то косилась в её сторону, пока закрывала дверь на замок, но та и не смотрела. Вновь держась рука об руку, они пошли по коридору, ловя на себе удивлённые и любопытные взгляды других хранителей. Встретившийся им Ноэ шутливо прикрикнул вслед: — Смотрите все! В город вернётся январь на место апреля! — Очень смешно, Локид, — с улыбкой ответила Августа, продолжая идти и смотреть вперёд. Идя с ней рядом, Никкаль успешно поспевала и мысленно говорила спасибо за то, что та входила в положение и не собиралась ускоряться, хотя могла бы. Но вдруг окинула новым взглядом и вблизи поняла одну поразительную вещь, которую раньше не замечала: Августа ниже неё ростом, даже будучи на каблуках. А раньше почему-то думалось наоборот. Всё дело было в её уверенности, в речи, в жестах. В том, как Августа преподносила и ставила себя с другими людьми. Заметив, что Никкаль посматривает на неё, Августа ухмыльнулась. — Ты тоже так когда-нибудь сможешь. — О чём ты? — Об уверенности. Всё дело в долголетии. Плечи Никки поникли. — Но… я… — Да всё у тебя будет, девочка. Просто потерпи. От услышанного сердце ускорилось, ладони вспотели, а глаза полезли на лоб. Неужели это всё-таки возможно? — Откуда ты знаешь?! — воскликнула Никки. Так громко, что Дейзи, сидящая на ресепшне, чуть не выронила пачку бумаг. — Я — ясновидящая, не забывай. Просто знаю и всё. — Вау… Значит, Джон всё-таки… — Джон? — перебила Августа, приподняв бровь. — Нет, Джон здесь точно ни при чём. — Тогда как же? — Хотела бы и я это знать… — ответила Августа и нажала на кнопку вызова лифта.       

~~❅~~

       Ночью следовать по всем этим коридорам было куда легче. Темнота скрывала всё, что глаза предпочитали бы никогда больше не увидеть, а память — навсегда забыть. Зато теперь, при свете дня, всё казалось ещё ненавистнее и страшнее. Знакомые стены, повороты, двери… на одной из колонн сохранилась кривая глубокая царапина от кинжала, которую пытались замазать, но как следует не вышло, остались следы. Весь путь Кингу шёл, стараясь смотреть только себе под ноги, и всё равно иногда цеплялся взглядом за детали из прошлого. А миновав очередной ориентир, опустил голову ещё ниже. В ушах невыносимо зазвенело, словно голоса всех, кто пал от его рук, слились в один и не собирались затихать. Этот звон бил по ушным перепонкам почти всю дорогу, и Кингу терпел… Потому что виноват, был должен, такова его расплата, его бремя… Но в итоге не выдержал. Навалился плечом на косяк, шумно дыша через рот. Кингу смотрел, как свисает хвост с плеча… и остаются липкие следы там, где он наступает ногой, а с волос падают капли из нескольких кровей, смешавшихся в одну бордовую жижу. Голоса не прекращались. Звенели, кричали хором, обвиняли без конца… — Ты погубил всех! Всех нас! Ты! — Боже, пожалуйста… Хватит… — шёпотом заговорил Кингу, обращаясь к невидимому собеседнику. — Тише… Замолчите… Я устал… — Что ты там бормочешь? — идущая впереди Анун обернулась. — Эй, ну и чего ты встал? Иди! Покои Повелительницы уже близко. Однако Кингу будто не видел и не слышал её. Глядя перед собой мутными от ужаса глазами, всё продолжал шептать… — Уйдите, пожалуйста… Я так больше не могу… — и чуть громче: — Не могу… — Что?! Как это не можешь? — Анун с недовольным видом решительно подошла ближе. — Не выдумывай! Мы же договаривались! Тебе нужен перевод? А? — с напором спросила она, но не получила ответа. Кингу, пригнувшись, всё продолжал стоять у стены и шумно дышать. — А?! Да что с тобой? Семян кур-кур-ра, что ли, съел? Для каждой дочери Тиамат прикасаться к мужчине первой было очень грешно, а в случае с этим мужчиной — очень страшно и опасно. Но тот явно был не в себе, а нуждающаяся в его способностях Повелительница находилась в нескольких метрах отсюда, и до конца её жизни оставались считанные дни. Собрав крупицы храбрости и жёсткости, которой в характере было уж точно больше, Анун протянула к Кингу трясущиеся пальцы. Посильнее сжала чёрную ткань на его плече, хотела встряхнуть негодяя, но не успела… Кингу ещё быстрее отшатнулся от неё, едва не ударившись спиной о колонну и выставил дрожащие руки в кожаных перчатках, точно защищаясь от удара. В медовых глазах застыл неизмеримый ужас, превратив их в карие. И тут до Анун наконец дошло. Голубые губы искривились в злорадной улыбке. — А-а-а, вот оно что! Ты их вспомнил, да? Всех убитых тобою сестёр… — она засмеялась, негромко, но оттого не менее отторгающе. — Ха-ха-ха! Не отвечай, по глазёнкам вижу, что да. И как? Страшно? Мучают? Преследуют тебя? Ха-ха-ха! Нравится? Пока Анун заливалась почти истерическим смехом от мысли, что Кингу плохо, шумное дыхание полной грудью начало понемногу давать свои плоды и успокаивать жестокие шутки его разума. С каждой секундой тяжёлый для слуха звон затихал всё быстрее. Он уже мог слышать что-то, кроме загробных голосов, кровавые картины постепенно меркли перед закрытыми глазами. А вместо страха внутри отчего-то появилось приятное ощущение, вроде наглости. Дрожь ещё никуда не делась, да и переставать дышать пока не хотелось, но Кингу уже смог хмыкнуть и почти спокойно отплатить ей той же монетой — жестокими словами. — Давай, продолжай веселиться… — с опущенной головой сказал он, поэтому дочь Тиамат не увидела его хищной улыбки. — Кто знает, может, Яхне помрёт раньше, чем ты успокоишься… — Ах ты ублюдок! — рявкнула Анун. Ситуация стала критической. Он её спровоцировал и уже интуитивно почувствовал, как над ним заносится и приближается её кулак. Под плотной тканью чёрного плаща было не видно, как напряглись мышцы. Кингу приготовился к удару, однако голову так и не поднял, было ещё немного дурно. Да и слишком много чести — смотреть на Анун перед тем, как она его огреет. — Старшая? — в коридоре раздался голос другой дочери, её шаги доносились из-за угла. — Всё хорошо? Я слышала шум… «Вовремя… — с усмешкой подумал Кингу, продолжая размеренно дышать. — Нет, рано расслабляться. Вдруг и эта захочет добавить?» — Не суй нос куда не надо, — строго ответила Анун. Вероятно, была недовольна возникновением младшей, ведь та помешала удару случиться. — Что тебе нужно, и почему без поклона? — Простите, я подумала, что надо помочь. Остальные сёстры уже собрались рядом с Повелительницей и ждут. — Да-да, иду. Ты тоже можешь идти. — Спасибо. — И не шатайся по коридорам в одиночку, пока здесь… — Анун брезгливо указала на Кингу. — Вот это. — Конечно. Окончательно прийти в себя Кингу удалось, когда звук шагов младшей почти растворился за поворотом. Он выпрямился и взглянул на Анун. Та смотрела на него с укоризной как на ничтожество, впрочем, таковым он и являлся для каждой женщины здесь. — Нет времени вспоминать прошлое… — Анун почти что выплюнула эти слова ему под ноги. — Соберись и пошли, не заставляй тащить силой. В этом больше не было необходимости. Кингу кивнул и сделал пару твёрдых шагов ей навстречу, но мгновенно остановился, услышав громкое… — Одиннадцать. — Да. Не больше и не меньше, я вспомнил. И они пошли дальше к нужному месту. Кровожадные видения ещё преследовали Кингу, хватались за край его плаща, словно худощавые руки призраков. Дышали в спину. Но он успешно не поддавался. Говорил себе, что нельзя, что нужно идти дальше, чтобы поскорее закончить со всем этим и выбраться за пределы холодных стен. На свободу, к жизни… К Никкаль… он же ей поклялся.                          — Ты вернёшься домой. Вернёшься ведь? А я буду тебя там ждать…               От выполнения своего обещания Кингу отделяло совсем немного. Нужно всего лишь воспользоваться амулетом и забрать перевод. И он вернётся, будет с ней рядом. Где находятся покои, стало понятно почти сразу, по тому, как все здесь живущие собрались в коридоре ради столь значимого события. Неподвижно стояли в ряд у стен, шептали молитву на языке предков у покоев Повелительницы. Однако стоило им лишь завидеть на горизонте высокую широкоплечую фигуру в чёрном одеянии, как голоса, все до единого вмиг замолкли. Похожие друг на друга лица, покрытые голубой краской, напряглись. Если бы им только дали камни в руки, то после этого ему наверняка пришлось бы считать синяки. Кингу приближался на шаг к покоям Яхне — и каждая из дочерей боязливо замирала. Затем на ещё один — и они прижимались к стенам и друг к другу, даже зная, что в случае, если Дракон вдруг взбесится, то это не спасёт. И всё же они были молоды, страшились смерти и ничего не могли с этим поделать. А когда Кингу оказался совсем близко, то каждая из них ощутимо заволновалась, послышались перешёптывавания. — Это… он? Зверь? — Тиамат, защити… как же страшно! — Не смотри на него, не смотри! — Он убьёт нас?.. — Нет, я не хочу умирать!.. Кингу напрягся и опустил голову. Потому что им нельзя на него смотреть, а ещё потому что было стыдно и противно. Когда-то в Обители их жило больше сотни, и каждая колдунья была до смертельного сильна. Сейчас же ему не удалось насчитать про себя и трёх десятков девушек, да и те выглядели не более чем напуганными и озлобленными детьми. Они не видели ничего дальше этого места, а имя у самой сильной эмоции, что их научили испытывать, — ненависть. И неясно, сколько ещё должно было пройти времени, чтобы культ возродился и вернул себе утраченное величие. Среди беспокойных голосов Кингу удалось распознать один знакомый. — Так вот почему… Это был мой сон. Это был голос Кены. Она стояла у самой, двери, что вела к Яхне, а потому Кингу быстро заметил её. Решился поднять глаза и кивнуть в знак приветствия, ведь она пока единственная из дочерей, кто, несмотря ни на что, проявила к нему хоть крупинку человечности. Однако от его дружелюбного жеста Кена, на удивление, вдруг вся сжалась, покраснела и свесила голову вниз, не двигаясь. Лишь длинные рукава её мантии слегка колыхались, выдавая дрожащие руки. «Странно… Кажется, мне не следовало так делать, — подумал Кингу, вновь опустив голову. — Надеюсь, я её не оскорбил». Всё это время Анун шла впереди и вдруг остановилась напротив двери, сосредоточенно глядя на вырезанный на деревянном полотне герб культа — гидру с четырьмя головами как символ стихий и с позолоченной звездой, что являла собой символ Хаоса и ядра души Тиамат, в центре огромного вытянутого тела. Анун и ещё чуть смущённая Кена на правах старших синхронно приложили четыре пальца своих рук к ключицам и, дождавшись, когда остальные сёстры повторят этот жест, заговорили. Их голоса слились в один — низкий, ритуальный и будто бы загробный. — Сегодняшний день станет великим для твоих дочерей, о Великая Мать! Остальные хором повторили остаток фразы: — О Великая Мать! О Великая Мать! — Сегодня твой дар спустя много лет вернулся домой и наконец послужит во славу! — Во славу! Во славу! — Так не отверни же от нас ты свой дар, Великая Мать! Позволь прижиться ему в теле самой верной дочери твоей! И продлить годы её для служения тебе! — Для служения тебе! — вторили остальные дочери. — Для служения тебе! — Да поможет нам Мать и наши предки! Слушая слова необычной молитвы, Кингу терпеливо молчал с опущенной головой и не собирался нарушать их таинство. Из уважения не столько к дочерям, сколько к самой древней культуре и вере, к которой когда-то принадлежала его мама. Но последние слова повеселили. Не сдержавшись, он выпустил сдавленный смешок, который затерялся в громком эхе молитвы и был никем не услышан. Сжал рукой в перчатке амулет, лежащий в кармане плаща, и иронично подумал… «Предки помогут? Ну да, конечно…» Последние слова молитвы растворились в воздухе, и Кена постучалась в дверь. Вошла, только когда услышала позволение. Следом пошла Анун, а Кингу, держась на расстоянии одиннадцати шагов, стал замыкающим. Отметил про себя, что остальные, ни на чуть не шелохнувшись, продолжали стоять на своих местах. И каждая смотрела в спину так, точно старалась оставить у него на коже глубокую язву. Но это ещё цветочки, Кингу понимал. Ягодки начинались там, где он теперь стоял. Нетрудно догадаться, что комната Повелительницы Яхне — самая большая в Обители. Выходила всеми окнами на солнечную сторону, а потому была самой светлой, самой обставленной. Ковры со сложными узорами, расшитые полупрозрачные занавески, подушки с шёлковыми наволочками на полу, статуэтки, украшения и картины с изображением богини Тиамат… В воздухе летал запах пряных благовоний, свечного воска и сушёных трав. В этой комнате был даже гардеробный угол и наверняка должна была быть отдельная ванная. За всей этой роскошью и великолепием Кингу даже не сразу заметил кровать, хотя она выглядела грандиозно. Большая и массивная, она стояла в дальней части покоев на небольшом возвышении. Плотная ткань бархатного синего балдахина скрывал ту, кто там лежал, от лишних глаз и наоборот. Кингу напрягся и нахмурился, сжал руки в кулаки. Вот она — та, кто обрёк на смертельные страдания его мать. — Я слышала шум… кха-кх-кха… — голос Яхне вместе с громким кашлем раздался со стороны кровати. Старческий, натужный, слабый. Совсем не такой, каким Кингу запомнил его тридцать восемь лет назад. — В чём дело, Ке… кхе-кхе-кха… Кена… Ты не одна? — Нет, моя Повелительница, — та, к кому обратились, снова прижала пальцы к ключицам и уважительно склонила голову, осторожно и по шагу приближаясь. — Со мной сестра. — Анун?.. И… Я чувствую три энергии… Э-Э… кх! Элиш… ва? «Эли́шва? Какая ещё… — Кингу удивлённо моргнул глядя на Анун, неспешно приближающуюся к кровати, и, расценив как знак, тоже сдвинулся с места. Внезапно догадался. — Лахаму, они ей не сказали?!» И поначалу Кингу растерялся, подумал, а стоит ли помогать, если Яхне даже ни о чём не подозревала? Но потом подумал, что это может быть даже забавно, и если у неё от неожиданности (ну так, мало ли!) случится инфаркт, то они сами будут виноваты. Кингу спрятал ухмылку в тени капюшона, а Яхне всё продолжала говорить, больше сама с собой. — Нет… у Элиш не такая магия. Её слабая, а эта сильная… Кх-кх-кха! Знавала я похожую… давно-о… у… у Диялы… сильнее, чем у меня… Услышав это имя, Кингу остановился и принялся осознавать услышанное. Он ведь совсем не знал, какой колдуньей мама была до потери магии, не говорил с ней о её силе даже когда повзрослел. Да и сама Дияла не один раз мягко давала понять, что не хочет вспоминать жизнь в культе. Узнав сейчас, что его мама была достаточно сильной, он испытал радость и гордость… но чтобы сильнее, чем глава? Тогда как же так? Почему она проиграла? Самый логичный вывод: её сокрушили числом. Продолжив идти, Кингу сердито подумал, не отрывая загоревшегося взгляда от тени за балдахином. «Жалкая ведьма… Ты завидовала ей?» — Ну что вы, Повелительница! — мягко возразила Анун, бегая глазами и стараясь не поймать взгляд Кингу. — Разве может быть кто-то сильнее вас? «А тебя, видимо, поражает этот факт», — в его мысли проскользнула издёвка. В ответ на слова Анун раздался хриплый смех, смешанный с кашлем. — Х-х-х… дитя… кха! Ты права, никто… кх-кх… кроме Диялы. Она носилась с драконом, как с яйцом фаберже! Кхе-кхе… даже спала с ним, никогда не снимала! У них была особая свя… кх-кгхм-кха! Кингу сжал амулет в кармане, погладил большим пальцем жемчужину и ощутил ответное покалывание через перчатку. Увидев, каким напряжённым он стал, Кена неожиданно спросила: — Повелительница, а откуда он у неё взя… — Сестра! — вмешалась Анун, перебивая. — Не донимай Повелительницу Яхне! Впрочем, старая колдунья решила ответить, проигнорировав их небольшую перепалку. Кингу не верилось — с чего бы такая откровенность? Но, кажется, Яхне просто чувствовала, что находится на пороге смерти, поэтому захотела рассказать. Облегчить душу перед Иркаллой. Похоже, что она уже долго мучилась старостью и плохо соображала. И только магия удерживала её душу в теле. — От предыдуще… кхей… Повелительницы. Дияла… первая за пять ве-кх-кх-ов… Звезда Тиамат… Кингу вновь застыл, потеряв дар речи. Не верилось, что его мама — Звезда Тиамат. Когда искал выходы на культ, он об этом читал. Так называли особо одарённых последовательниц культа, которые управляли не только магией воды, но и вместе с тем земли, воздуха, огня… Дочери, называемые Звёздами Тиамат, издревле считались превосходными воительницами, живыми воплощениями их богини. Своей магией стихий они могли уничтожать и возрождать целые цивилизации. Конечно, многие легенды могли быть преувеличением, но сама мысль о том, что Дияла когда-то владела столь великой силой, не укладывалась в голове. — Дияла… осквернила священный кхе-кхе… титул. Когда променяла… все-кх… нас на того маленького нечестивого бастарда… Не вытерпев, Кингу наплевал на все правила и почти бегом устремился к кровати, игнорируя крики Кены и Анун. Поднявшись на возвышение, срывая некоторые петли, резко отдёрнул ткань балдахина в сторону и с почти звериной яростью прошипел: — А теперь повтори мне в лицо, старая изуверка. — А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — зорала Яхне, подслеповатыми глазами увидев его перед собой. Причём, очень громко для той, кто и говорил-то через силу. — ТЫ! Ты! Демон! Нет! Пожалуйста, нет! Только не ты! КХ-КХ! Я уже умерла?! Уже мучаюсь в Иркалле?! О, Эрешкигаль, пощади! Ты проклят! Проклят! Кх-кх-кх-х-х!.. Будь проклят! Яхне совсем не выглядела как глава некогда могущественного культа. Седые, редкие и спутанные волосы… Обвисшая морщинистая кожа на лице, впалые глаза, наполненные ужасом… Тонкие губы, криво раскрывшиевся в громком крике…. Трясущиеся костлявые пальцы с жёлтыми ногтями… Нет, Яхне выглядела в сотни раз хуже, чем возможно вообразить. Но самое пугающее во всём этом было то, как она смотрела на загородившую солнечный свет фигуру, и казалось, что действительно вот-вот умрёт… от страха. Теперь Кингу понял, почему дочери скрыли его приезд. Потому что Яхне даже под страхом пытки не согласилась бы на его помощь. Он стал для неё личным кошмаром, непреодолимой фобией, и одна лишь мысль о его существовании заставляла её кривиться от боли. — За что?! За что ты породила его, о Тиамат! — повторяла Яхне, безутешно ругаясь и закрываясь от него руками, будто надеясь, что это поможет ей спастись. — Чудовище! Чудовище! Будь ты проклят, отродье Нергала! Уберите его! Уберите его от меня-а-а!!! Вздыхая и проливая слёзы по своей бедной Повелительнице, старшие дочери кинулись к кровати. Кена что было сил взялась за его плащ и стащила Кингу с возвышения подальше от Яхне. Плотно закрыла балдахин. С другой стороны уже суетилась Анун, наливая в чашку какой-то отвар. Дочери за дверью, судя по звукам, тоже взволновались и зашумели, но не смели заходить. Не положено. Из комнаты его не выгнали, но и что делать тоже не сказали. Кингу подошёл к большому окну, подставил лицо под тёплые солнечные лучи и прикрыл глаза, чтобы попробовать отстраниться от истеричных криков. Будь на этом месте любая другая женщина из культа, он бы чувствовал себя не в своей тарелке из-за вины и сам был бы в шаге от того, чтобы сбрендить… А вот для Яхне у него в душе почему-то не нашлось и капли жалости. Её вопли вызывали только головную боль, раздражали, злили… Однако после трёх или чётырёх чашек отвар наконец начал действовать, и Яхне уснула. Только трудности всё равно не собирались заканчиваться… — Ты! — недовольная Анун с красными от слёз глазами встала у Кингу на пути. — Живо всё сделай, пока Повелительница не проснулась! Пренебрежение, излучаемое ею, словно волны радиации, его больше не напрягало. По сравнению с припадком Яхне, такое поведение теперь казалось детским лепетом. Поэтому Кингу был равнодушен и вопросов задавать не стал. Просто решил уже, не говоря ни слова, сделать то, что от него требовалось. Под надзором старших дочерей оказался опять у кровати, снял перчатки, склонился. Ни одна, даже самая маленькая частичка тела и души в нём не желала продлевать годы жизни этой старухи в обмен на свои. Но таков был уговор. Преодолевая отвращение, Кингу приложил жемчужину к дряблой ладони, накрыл своей. Глядя на подрагивающие серые веки Яхне с выгоревшими ресницами, холодным голосом заговорил… — Я очень не хочу тебя спасать, но, если твои сёстры настаивают на том, чтобы твои страхи и дальше жили вместе с тобой, пусть будет так… — Кингу запнулся, заметив, как засверкал амулет под пальцами и как кончики его волос окрасились в белый. — Живи и помни, что я совершил, бойся, вздрагивай от моего имени. До тех пор, пока ты не закроешь глаза уже навсегда. Его молитва, обращённая к силе жемчужины, прозвучала страшно, больше как проклятие, но работала. И если первые секунды Анун, сдерживаемая Кеной, рвалась заткнуть его чем-нибудь, то дальше они обе застыли с раскрытыми ртами. Так же, как подкашивались ноги слабеющего с каждым мигом Кингу, так и их Повелительница молодела на глазах. Морщины разглаживались, мышцы наполнялись силой. А её седые волосы медленно вобрали в себя естественный чёрный цвет. Кингу же под натиском своих лет жизни, покидающих тело, упал на колени перед кроватью. У него в глазах потемнело, а во рту собралось много горькой крови. Однако он продержался ровно столько, сколько хотел. Перед глазами всё двоилось, поэтому, закончив, на ощупь сунул амулет в карман. Соскочил с возвышения кровати, чудом не свалившись с ног. С трудом проглотил слюну с сильным вкусом железа и прохрипел так, будто принёс какую-то посылку… — Вот, получайте, — он не знал, каким бывает похмелье, но тут будто сам организм сообщал, что испытывал сейчас нечто похожее, в несколько раз сильнее. Даже собственный голос звучал слишком громко, поэтому уже шёпотом договорил: — Думаю, проживёт ещё лет пятьдесят. Перепрыгивая взглядом то на преобразившуюся главу культа, то на пошатывающегося Кингу, Кена догадалась, как работает эта чудодейственная магия, и осторожно спросила: — Сколько своих лет вы отдали ей? — Не знаю… — Кингу положил ладонь на лицо, закрывая от яркого света зрение с обострившейся чувствительностью. Голова раскалывалась на части. — Я могу идти? — Иди, — спокойно ответила Анун, не отрывая восхищённого взгляда от помолодевшей Повелительницы. — Сестра, разреши его проводить! — вызвалась Кена, приложив два пальца к ключицам. — Я… прослежу. Он сделал, что обещал, он едва ли может ходить. — Ладно, но только проводить. Пусть идёт сам, не трогай его. И смотри, чтобы он тебя тоже не трогал. Иди. Если бы Кингу сейчас не терпел побочные эффекты от передачи жизненных сил, а Анун — не была настолько озабочена состоянием Яхне, то они оба заметили бы, как на секунду просияла Кена от этого позволения. На радостях она уж приблизилась к Кингу, да только в спину прилетело слово, жёстко произнесённое голосом сестры: — Одиннадцать, — и добавила, прищурившись: — Ты же помнишь? — Да-да, конечно, — кивнув ответила Кена. Движения стали плавными и собранными. Переплетя пальцы своих голубых рук на животе, она прошла мимо Кингу ровно на столько шагов, на сколько требовали правила, и сказала, слегка оглянувшись: — Пойдём… те… За эти минуты со зрением у Кингу стало уже лучше, а вот ноги пока ещё подводили. Падать здесь, конечно, не хотелось, но и не получалось быстро идти, поэтому он не спеша переставлял ноги, без резких движений. Покинув богато обставленную комнату Яхне, Кингу с усмешкой подумал о том, что совсем не прочь никогда больше не видеть пышное убранство главных покоев и вместо этого оказаться сейчас на тесном чердаке под крышей…       

~~❅~~

       Покой… Умиротворение и разливающаяся по телу приятная слабость. Кингу только приблизительно помнил, когда в реальности ему было настолько же хорошо. Когда Никки очнулась в больнице, когда лежал с ней рядом… Из чего быстро, пусть и с лёгким осадком горечи, понял, что это сон. А впрочем, нестрашно. За все те безумные дни он заслужил немного спокойствия хоть где-нибудь, даже в уголке, придуманном фантазией. И заслужил снова увидеться с Никкаль во сне. Не размыкая век, он улыбался, ощущая её присутствие где-то поблизости. Тёплый белый свет падал на его тело откуда-то сверху. Кингу лежал, а его со всех сторон обнимала чистейшая вода… Совсем близко звенели падающие откуда-то капли, ветер дул, но не покрывал кожу мурашками. Это было чувство полнейшего расслабления, которое не хотелось спугнуть даже малейшим движением. Не хотелось открывать глаза. Чьи-то длинные пальцы легонько прикоснулись к лицу Кингу и начали исследовать его щёки, скулы, линию челюсти, шею… Так скульпторы обычно трогали свою самую совершенную скульптуру. Так ювелиры разглядывали редчайшие драгоценные камни, с которыми им предстояло работать. Кингу сжал веки чуть сильнее, думая, с чего вдруг ему в голову сейчас пришли такие сравнения? Раздался радостный шёпот, наполненный предвкушением, совсем близко… — Будешь моим, Кингу? Он снова улыбнулся и слегка пошевелил пальцем в воде, вызывая рябь. Чтобы поднять руку, прикоснуться к своей госпоже. Ещё сильнее зажмурился от блаженства и на выдохе произнёс заветное имя… — Никкаль… Но… — Хм… Не угадал. Голова разболелась от осознания. Лёжа в тёплом озере, Кингу словно почувствовал ковш ледяной воды, хлестнувшей по лицу, и резко раскрыл глаза. Эти ласковые руки на щеках принадлежали не его госпоже… А Тиамат. И он взглянул прямо на неё. Нечеловечески красивая и вечно юная. Богиня одним словом. С бесконечно длинными бёлёсыми кудрями, с блеском тысячи звёзд в глазах, с фарфоровой кожей без единого изъяна… В упор глядя на Кингу, она гипнотизировала его. А когда он уже не мог оторваться от её взгляда, звеняще засмеялась и своими хрупкими ладонями надавила на его грудь, целиком погружая под воду. Усердно топила в своих солёных водах… Он не успел набрать воздуха даже на полвздоха, чтобы не захлебнуться! … И резко проснулся. Взмокший от холодного пота настолько, что как будто и впрямь воде побывал. Кингу лежал на смятой постели, безэмоционально глядя в низкий потолок. За эти дни он столько раз удивлялся, что уже как будто бы привык, а потому не испытывал особого шока. Только то, что к нему во сне вдруг пришла Тиамат, а не Никки, которую он так ждал, немного печалило. Зачем богиня опять явилась? И на сей раз во сне… Было ли дело только в том, что он находился в священном месте поклонения ей? Кто даст ответы? И что она имела в виду, когда спросила, будет ли он её? «Разве это возможно? Тиамат же моя вторая мать… — Кингу помотал тяжёлой от спутанных мыслей головой. — Нет… В её словах, должно быть, другой смысл. Или смысла не было вообще». Но не стоило особо рассчитывать на последнее. Кингу приподнялся и понял, что лежит в том же плаще поверх постели, на той же койке. Запустил руку в карман, достал амулет и испытал огромное облегчение — не забрали. Но руки были открыты, значит, он забыл перчатки в комнате Яхне́. «Не помню, как сюда добрался и как ложился спать… Я потерял сознание. Значит, меня принесла дочь Тиамат». Кингу был очень тяжёлым, поэтому мог только посочувствовать и понадеяться на то, что Кена тащила его не одна или с помощью магии. Задумавшись об этом, он не сразу заметил, как жемчужина в центре амулета слабо засверкала. Почти ласково провёл пальцем по металлическим чешуйкам дракона. «Не знал, что мама так сильно ценила и берегла этот амулет. Я думал, будет лучше уничтожить его или спрятать подальше. А теперь…» Дальше размышлять о прошлом ему не позволил тихий стук в дверь. Он даже сначала решил, что ослышался, но вот стук повторился. Нахмурившись, Кингу посмотрел в сторону звука. Вместо того, чтобы снова терпеть присутствие и взгляды этих мужененавистниц, он хотел неподвижно только лежать так до утра… Кингу напрягся и повернул голову к мутному окну, но лёжа было не видно, что там с солнцем. Стало интересно, сколько времени и не спит ли ещё Никкаль. По ощущениям, он как будто вечность не писал ей целую вечность. Глухой стук в дверь опять раздался так же тихо, и Кингу закатил глаза. Странно, что в этот раз Анун ждала, пока ей разрешат зайти, а не врывалась в комнату разрушительным ураганом. Но Кингу тут же разумно предположил: а что, если это не она? Поднявшись с кровати с чувством лёгкости во всём теле, он понял, что тело в полном порядке. И это радовало, а ещё наталкивало на мысль о том, сколько же он так пролежал, если уже успел окончательно восстановиться? — Ты можешь войти, — сказал Кингу, спрятав амулет обратно в карман. Он даже встал и поправил плащ, чтобы вежливо поприветствовать ту, что решила к нему так же вежливо постучаться. Однако Кена почему-то не торопилась открывать, а снова тихо постучала. Во всяком случае, Кингу думал, что это она, многое указывало именно на Кену. Особенно то, что, помимо Анун, та тоже считалась старшей, а значит, имела такое же право беспрепятственно к нему прийти. Вновь тихий стук по дереву, и сбитый с толку Кингу ругнулся, очутившись у двери с магическим замком. — Да какого лахаму… она же заперта с той стороны. Он даже повернул ручку на всякий случай, чтобы в этом убедиться, но дверь неожиданно поддалась и открылась. У Кингу расширились глаза. Ещё больше, чем новость о том, что отныне он не под замком, поразил факт, что за дверью была не Кена. И даже не Анун. Не было никого. А на полу на подносе стояла еда, причём довольно разнообразная, и выглядела намного съедобнее, чем то, что приносили утром. — Это благодарность за то, что я исцелил Яхне? — спросил он громче, выглянув из комнаты, думая, что дочь Тиамат, принёсшая поднос, ещё где-то поблизости. — Ну хорошо. Кингу немного подождал, но никто так и не ответил на его слова. Забрав поднос себе, он прикрыл дверь и внимательно изучил содержимое. Парочка горячих бутербродов, миска овощного салата, большое красное яблоко. Забавно, если отравленное. Но всё-таки приятнее всего было увидеть на подносе чашку кофе. Крепкого. Он чувствовал по насыщенному запаху. Кингу ещё раз оглядел всё, что лежало перед ним, и поставил поднос на стул. Задумался… Стоило ли это пробовать? С одной стороны, вопрос глупый, если вспомнить о том, когда в последний раз он ел нормально. С другой — лучше продержаться ещё пару дней на подпитке магией, чем свалиться тут от отравленной пищи или того хуже — плеваться от скверно сваренного кофе. Ведь он уже вылечил Яхне, и теперь ничего не мешало последовательницам культа от него избавиться. «Ладно, представим, что кофе сложно испортить… Может, начать с него?» И дело не в его кофемании, а в чистой логике! Кингу аккуратно поднял почти до краёв наполненную чашку и змер. Под ней лежала скомканная записка, совсем небольшая, меньше, чем офисный стикер для заметок. Кингу отставил кофе в сторону и взял комочек бумаги, внутри которого точно было что-то написано. Он напрягся. Послание? Ему? От кого? Это чья-то глупая шутка или ловушка? В попытке найти ответы хотя бы на парочку вопросов Кингу аккуратно развернул тонкий листок, чтобы не порвать. Слова были написаны неровно, мелким почерком. Буквы арабского алфавита «плавали» по бумаге вверх-вниз и сжимались на краях записки. И всё же ему удалось разобрать написанное: «В час ночи у южной стороны барьера. Перевод у меня. Никому не рассказывай».