Последняя миссия

      «Госпожа Мирай не возвращалась со своих миссий раздраженной — разве что только усталой и рассеянной. Могла перепутать специи или забыть теплое хаори холодным вечером, но никогда не сердилась, во всяком случае, ни разу этого не показала.       Я знал, что она принадлежит к древнему влиятельному клану, но госпожа не держалась высокомерно, отстраненно или холодно — каждый, кто проявлял усердие и сердечность, мог стать ее другом. Еще одна черта, объединяющая с господином Ёриичи: им обоим нет дела до титулов и родословных— они просто дарят свет.       Но этим утром госпожа Сайто хмурилась и почти не говорила. Не выдержав, я спросил, все ли в порядке… И тут же словно оказался под ледяной водой — никогда еще она не смотрела на меня так. Раньше госпожа ни на кого так не смотрела.       Будь рядом господин Ёриичи, он бы все сделал правильно. Он бы не досаждал вопросами — понял без слов, как понимал всегда.       — Мое прошлое меня все же настигло, — едва слышно обронила госпожа Сайто.       Я стоял, не зная, как помочь. Господин Ёриичи бы точно знал»       Мирай почти не говорила — только смотрела перед собой и поджимала бледные тонкие губы. Ренгоку искренне надеялся, что два дня к Деревне Кузнецов пройдут не так. Он представлял, как они будут соревноваться в скорости друг с другом и с ветром, рассматривать ровные ряды онигири, пытаясь угадать начинку и, может, даже смеяться. Он бы брал на себя первую половину ночи и любовался спящей под звездами Сайто — настоящей, без выкованных из воли и правил доспехов. Но Мирай просто шла и молчала.       — Все в порядке? — не выдержал он на второй вечер, когда она устроилась у наскоро разведенного костра.       — Нет, Кеджуро, — покачала головой Мирай. — Я пока не разобралась.       Ренгоку смотрел на нее сквозь тихий огонь, и искал подходящие слова. Обычно, когда кто-то из товарищей сталкивался с проблемой, ранился на охоте или терял близкого, Пламенный Столп не терялся: врывался горячим вихрем, быстро оценивал ситуацию и говорил то, что нужно. Столпам нельзя сомневаться, не дозволено падать духом, у них нет права останавливаться и смотреть назад — только вперед. Они — основа организации и должны стоять крепко. Поэтому он хлопал Шинадзугаву по напряженному плечу, ласково дергал Канроджи за толстую косу и терпеливо кивал Узую. И мрачные лица светлели — это всегда работало. Вот только Мирай не обманешь напускной уверенностью и натянутой улыбкой.       — Что я могу сделать? — тихо спросил он.       — Ничего, — вздохнула Сайто, рассеянно вороша хворост. Костер выплюнул в небо сноп искр, и те слились со звездами: хорошо быть пламенем — ему нет дела до пустяков вроде безысходности.       — Это из-за отца? — Ренгоку осторожно подсел чуть ближе, подавляя желание коснуться — плеча, ладони, локона, вот только касаться было нельзя. — Он… Что-то сказал? Что?       — Ничего дурного, — она тускло улыбнулась, и в ее глазах отразился огонь — тягуче, холодно, криво. — Только правду.       — Я не понимаю, — сдался Кеджуро. — Разве правда может привести к такому?       Мирай опустила голову, и Ренгоку показалось, что все повторяется, и между ними вновь вырастают тягостное молчание, давящая тишина и то, самое первое, опасное и обидное недоверие. Мечники, клявшиеся разделить один Путь, смотрели на угасающее Пламя и тщательно взвешивали каждое слово, чтобы изящнее скрыть истину: между ними нет ничего общего — рассвет и закат великой силы. Теперь Кеджуро ясно это видел — Мирай сама научила.       — Однажды ты показал мне газету, помнишь? — когда Сайто заговорила, небо уже взмахнуло содэ-боси — Ты открыл мне правду, Ренгоку. Но я не сразу смогла ее принять. Все, что мне осталось — думать. Как и сейчас.       — О чем ты тогда думала?       Кеджуро не раз и не два пытался представить, что творилось в голове Сайто, когда та поняла, как далеко увел ее Путь. Смог бы он так же быстро оправиться и принять случившееся? Смог бы смириться с тем, что товарищи, отец… Сенджуро — канули в прошлое, оставив за собой только пустоту, которую даже нельзя как следует оплакать. Смог бы смеяться, вертя в пальцах криво слепленные онигири, ласково поглаживать всклокоченные птичьи перья и мягко улыбаться чужим людям и чуждому миру?       — Об утерянном, — изящные пальцы неуловимо коснулись карточной сережки. — О том, смогу ли я надеяться… Вернуть. Найти. Обрести его вновь. О том, что случилось, когда… меня не стало.       Ренгоку вспомнил десятки свитков, заполненных твердой рукой предка: все, что он читал до этого, касалось жизни Мирай. До записей об ее исчезновении он так и не дошел. Только-только вставшая на ноги организация наверняка пошатнулась, потеряв одну из опор. Первый Столп Пламени растворился в неизвестности, не оставив за собой ничего, кроме пустоты, которую остальные даже не смогли оплакать. Искали ли ее другие истребители? Искал ли ее Годжуро? Искал ли ее тот, о ком Годжуро отзывался с таким почтением? Ренгоку не сомневался — сам бы стер ноги в кровь, ища Мирай.       — Когда я подбирал для тебя истории своего клана, я кое-что нашел, — огонь едва не погас, и Ренгоку подбросил хворост. — Кое-какие заметки Годжуро.       Он лукавил — не кое-какие и точно не заметки — потайная библиотека ломилась от личных записей. Кеджуро был уверен, что не имел права читать их вообще: он словно подглядывал за Сайто в щель между неплотно сдвинутыми седзи. Крайне недостойный поступок, если подумать, но он убедил себя, что имеет право знать о ней больше. Хотя бы ради того, чтобы понимать чуть лучше. Вот только предок не облегчал, напротив, усложнял задачу, трепетно выводя близкий к божественному образ. И сейчас этот образ сидел рядом — слабо дышал и тоскливо рассыпался, созерцая мир, в котором не хотел существовать.       — Ничего, связанного с твоим исчезновением, — поняв, что пауза затянулась, поспешил добавить он. — Но я могу поискать получше.       Сайто повернулась к нему внимательно посмотрела прямо в глаза — тем самым взглядом, от которого замирало сердце, и Ренгоку понадобились все силы, чтобы не отвести свой.       — Не стоит, — когда Мирай отвернулась, ее голос звучал совсем холодно. — Я не хочу знать, что произошло.       — Почему?       — Не уверена, что смогу достойно принять еще одну истину, — Сайто дернула плечом, глубоко вдохнула и выдавила слабое подобие улыбки. — Когда тебе будет удобнее дежурить? Сейчас или под утро?       — Как пожелает госпожа, — Ренгоку не нужно было смотреть вглубь, чтобы видеть — говорить об утерянном она собирается.       — Тогда ложись, Кеджуро, — Мирай неуловимо быстро переместилась по другую сторону огня и плотнее завернулась в новое хаори: перед самым уходом Сенджуро все-таки вспомнил о подарке и, низко поклонившись, вручил Сайто накидку. Узор «симы» слабо блеснул в свете костра, и погас — Ренгоку закрыл глаза.       Ему снился непроглядный темный лес, вроде того, где он впервые встретил ее — израненную, бледную, полуживую. Первый и единственный раз, когда он был сильнее и мог позволить взять ее на руки, прижать к себе и отнести к свету. Знай тогда, кем окажется странная незнакомка с древней катаной, поменял бы что-нибудь?       Ренгоку снилось, что он не позволил ей спрыгнуть с поезда. Мерещилось, что, крепко держа за руку, он отвел ее в лазарет к Кочо и там, без сожженных газет и взмахов табуреткой, смог спокойно и достойно показать новый мир. Ренгоку снилось, что он не дал ей сбежать в Асакусу, а сразу проводил к Убуяшики. Кеджуро грезил, что на их тренировках не он, а она лежала на песке и завороженно смотрела огромными глазами, и в этом взгляде горела не паника, а желание. Ему снилось, что, сидя перед древними самурайскими доспехами, Мирай запускала в его волосы свои тонкие пальцы и говорила не о дружбе.       — Кеджуро, — тихий шепот нежно коснулся уха, и Ренгоку шумно выдохнул. — Открой глаза, но не вставай и не двигайся.       Он и не собирался — слишком хорошо. Настолько, что не могло быть правдой. Ренгоку проснулся: огонь потух, но взгляд Мирай, склонившейся прямо над ним, горел. Не вели Сайто продолжать лежать, он наверняка бы подскочил.       — Мы не одни, — Мирай говорила одними губами. — И нас окружили.       Ренгоку медленно моргнул и ответил также беззвучно:       — Сколько?       — Я насчитала девять. Пятеро из них слабы, но остальные с демоническими техниками и ловко прячутся, — Сайто наклонилась еще ближе, и теперь он чувствовал ее сухие губы на ухе. — Самых сильных нужно сжечь сразу. Я возьму тех, что слева. Считай до трех.       Один: Кеджуро глубоко вдохнул, разгоняя по мышцам кровь. Два: незаметно положил пальцы на цуку. Три: Мирай исчезла — прямо в кромешной темноте, а он вскочил, пробуждая новое, подаренное Сайто зрение.       Лес перестал быть темным: Пламенный Столп видел все так же ясно, как днем, и даже лучше. Силуэты демонов— искривленные и неправильные, ярко контрастировали с природой, ведь были чужды этому миру. Мирай оказалась права: самые сильные умело скрывались, и, случись ему сражаться с ними три месяца назад, пришлось бы напрячься. Но не теперь: он играючи расправился с первым и, едва ли прикладывая силы, обезглавил второго. Демоны слабее, еще секунду назад готовые на атаку, с омерзительным воем ринулись во стороны, но от Ренгоку им было не скрыться. В голове пронеслась до глупого странная мысль — сейчас он без труда обгонит и Томиоку и Химеджиму.       Но не Сайто: когда он вернулся к месту ночлега, Мирай уже успела заново развести костер и приступить к неизменной проверке клинка.       — Почему? — на смену глупой мысли пришла та, которую он усиленно гнал от себя вот уже три месяца.       — О чем ты, Кеджуро? — Сайто отложила катану и поправила выбившуюся из прически прядь.       — Ты сильнее всех, кого я знаю, — он сел напротив и внимательно всмотрелся в непроницаемое лицо. — И, думаю, нет, уверен, среди других мечников твоего времени были такие же мастера. Так почему, Мирай? Почему вы не справились с Прародителем?       — Твой вопрос звучит, как укор, — Сайто чуть склонила голову набок и прищурилась.       — Это не укор, — тут же поднял руки Ренгоку. — Всего лишь вопрос. Ведь если не справились вы…       Сайто долго смотрела на огонь, и ее взгляд медленно заволакивала холодная пелена. Кеджуро давно выучил этот взгляд — Мирай возвращалась в прошлое. Не в то, где было место теплу товарищества, горелой каше с перцем и бакути, а в другое — полное боли и сожалений. Мирай молчала долго — Кеджуро даже показалось, что она откажет в ответе. Но она заговорила, тихо и глухо.       — Сила организации истребителей в ее мечниках. Сила Прародителя — в его подчиненных. Вы называете их Дюжиной бесовских Лун, но в мое время их не было. И мы были близки. Очень близки к тому, чтобы найти и уничтожить Прародителя, — Сайто поджала губы, и ее глаза окончательно опустели. — Поэтому он создал Его. Свою первую Луну.       — Неужели этот демон оказался настолько сильным? — Ренгоку невольно сжал кулаки: слышать, что где-то есть монстр, с которым не смогли справиться лучшие, не знающие равных, мечники, было по меньшей мере дико.       — Взгляни наверх, Кеджуро, — Сайто подняла голову — прямо к сияющей в небе Луне. — Мой учитель много путешествовал и как-то раз встретил человека из далеких земель — он странствовал по миру и рассказывал удивительные истории. Одну из них, историю о Луне, я запомнила очень хорошо. Луна пуста, темна и не может светить сама — только отражать Солнце. Без него она будет невидима. Бессильна. Но с ним… С ним она вечна. И непобедима.       Ренгоку смотрел на Луну и ждал продолжения истории, но Мирай больше не говорила. Когда Кеджуро опустил голову, Сайто уже лежала, отвернувшись от костра. Узор «симы» дрожал в свете слабого огня. Сайто была тиха, как замерзшая вода, но Ренгоку чувствовал — прямо сейчас она беззвучно кричала в темноту. Все, что осталось Кеджуро — подбрасывать хворост и думать над очередным ответом. И когда он уже готовился оставить это неблагодарное занятие, взгляд рассеянно скользнул по лежащему рядом с Мирай солнечному клинку. Осознание накрыло потоком ледяного водопада.       — Порезы… — пораженно пошептал он. — Раны на твоем теле, когда я тебя нашел… Ты сказала, что сражалась с демоном, но те раны оставили не зубы и не когти… Это был клинок.       Мирай не проронила ни слова.       Рассвет не развеял тяжесть ночного разговора: Мирай быстро позавтракала, перебросилась парой слов с прилетевшим под утро Тору и, кивнув в сторону запада, скрылась среди деревьев. В другой день Ренгоку бы понял и оставил ее наедине со своими, наверняка мрачными мыслями, но не в этот раз. Они достаточно кружили, обходя острые углы, избегая опасных тем. Он физически нуждался в прямоте. К вечеру, когда из зарослей показались ворота Деревни Кузнецов, Кеджуро решился и легонько дернул ее за край хаори: немыслимая наглость, но отчаянные времена требовали не менее отчаянных действий. Сайто остановилась, но оборачиваться не стала — просто замерла.       — Ты поклялась быть моим другом, — тихо сказал он и осторожно положил горячую ладонь между лопаток. — И если ты действительно мой друг… Будь им. Расскажи, что тебя тревожит. Не все. Не сразу. Но поделись. Я не в силах взять твою ношу, но могу помочь нести ее… пока нам по Пути.       — Ты удивительный человек, Кеджуро, — Мирай медленно повернулась: в ярких глазах горела вина и горечь, и Ренгоку трижды пожалел, что посмел заговорить об этом. — И это самое скверное. Я не имею права принимать твою помощь. Ты думаешь обо мне лучше, чем я того заслуживаю. Но истина в том, что я не достойна доброты. Твоей — особенно.       — Неправда, — Ренгоку замотал головой: Сайто говорила совершенно немыслимые, безумные вещи. — Нет. Ты нарочно так говоришь. Ты бы не совершила ничего недостойного. Подумай! Ты вернула мне… Вернула нам с Сенджуро отца.       — Я не знала, — резко перебила она. — Вызывая господина Ренгоку, я не знала, выстоит ли он. Не окажись он настолько сильным и умелым мечником, то погиб бы. Я едва не убила твоего отца. — Мирай дернулась, и край рукава выскользнул из пальцев. — Теперь представь, что я могла и еще могу совершить.       Сайто шагнула через распахнутые в ожидании первых мечников, получивших право дойти до тайной деревни на своих ногах, ворота и скрылась среди домов.       Ренгоку стоял до тех пор, пока навстречу ему не выскочил какой-то мальчик в маске и буквально затолкал на территорию, ворча что-то про безопасность и глупых Столпов. Немыслимое нахальство, если подумать. Вот только Кеджуро было все равно: в голове, словно хлесткая плеть, звучали чудовищные в своей прямоте слова.       Когда-то Годжуро Ренгоку смотрел, как горит труп его друга, и слышал голос, говорящий о жизни и смерти бесстрастно и холодно. Три века назад Годжуро пытался понять, что имела в виду безупречная, благородная, подобная божеству госпожа Мирай.       Три века спустя Кеджуро Ренгоку получил ответ.       Следующие дни они только тренировались, ожидая, пока старый кузнец закончит сложный заказ сразу на четыре катаны для Столпа Пламени и его хмурой ученицы, медитировали, по очереди ходили на источники, которые совсем не впечатлили Мирай, и обедали — отдельно. Тренировки, медитации, снова тренировки и ни одного лишнего, не относящегося к делу, слова. Ренгоку смотрел на Сайто: так же, как и всегда, она крепко сжимала клинки; терпеливо и спокойно объясняла приемы с парными клинками; как обычно, медленно показывала движения новых, удивительных кат. Она ничуть не изменилась, но выглядела совершенно иначе. И эта — неуловимая и страшная - перемена разъедала не хуже демонического яда, который однажды Кеджуро не повезло испытать на себе.       — Какой урок госпожа Сайто хотела мне преподать? — он сдался к концу недели — поставил поднос на ее стол в общем зале и сел напротив. — Нельзя говорить то, что ты сказала… Нельзя бросать это так просто. Объясни, ведь я не понимаю. Объясни, ведь ты обещала меня обучать.       — И я обучаю, — опустила глаза Мирай. — Как и обещала. Ты слишком добр к этому миру — миру, в котором поровну демонической злобы и человеческой подлости. И однажды эта доброта может тебя погубить. Запомни это. И запомни, что есть вопросы, которые лучше не задавать, есть ответы, которые лучше не слышать. Есть истины, что должны храниться в темноте — настолько они разрушающие. Теперь ты это знаешь.       — И сколько их? — Кеджуро отставил еду — аппетит резко пропал. — Этих истин в темноте?       — У меня остались две, — Сайто аккуратно пригубила чай — неизменно спокойная и непроницаемая, как и всегда, вызывающая трепет и восхищение… И наводящая страх. — Одну я уничтожу сама, другая уничтожит меня. Но ни первая, ни вторая не должны коснуться тебя. Я этого не допущу.       — Ты опять это делаешь, — горько усмехнулся Ренгоку. — Отвечаешь, но понятнее не становится.       — Так и должно быть, — пожала плечом она. — А теперь вернемся к медитации, Кеджуро.       — Медитации? Я слышала, это страшная скука.       Над ухом раздался высокий задорный голос, а рядом возник третий поднос. Ренгоку поднял голову, на ходу надевая привычно-дружелюбную улыбку.       — И ты здесь?       — Бабочки отправили на источники, — молодая охотница в ярко-желтом хаори с узором кикко уселась на скамью и споро взялась за рис. — Демон на той неделе поцарапал. Поганый-поганый. Ядовитый-ядовитый. А мне, Кеджуро-сама, отлеживаться некогда, тут быстрее затянется.       Рико продолжала болтать, совершенно не обращая внимания на Мирай, изумленно изогнувшую бровь: Сайто все еще были в новинку манеры новой эпохи.       — Мирай, — Ренгоку только покачал головой. — Позволь тебе представить Рику Мори. Рика, это Мирай, моя… цугуко.       Все веселье Мори тут же испарилось. Охотница поджала губы и даже дернула себя за тонкую светлую косичку:       — Вы же говорили, что не обучаете Дыханию Пламени…       Кеджуро отвесил себе мысленную оплеуху: Рика обивала его порог полгода, умоляя взять в ученицы и помочь освоить Дыхание Пламени. Отказ мечников Ренгоку выпускать Пламя за пределы клана сыграло странную шутку — тайная техника обросла легендами и слухами, и добрая половина новичков мечтала прикоснуться к недостижимому знанию. Рика оказалась самой упорной, но он остался непреклонен.       Мори не обиделась, осознав, что исключений из правила не бывает, и по совету старших товарищей отправилась искать бывшего Столпа Ветра: старик охотно брал к себе в ученики всех, кто осилит дорогу к стоящей на краю отвесной скалы хижине. По слухам, путь туда был не проще испытания на горе Фуджикасане — даже бесстрашный Шинадзугава с дрожью вспоминал то время. Рика справилась — сильная и ловкая, она быстро освоила Дыхание и всего за несколько месяцев доросла до «Каноэ». И теперь талантливая охотница прикусывала губу и бросала тяжелые взгляды на Мирай, спокойно попивавшую чай. Рика сравнивала, пыталась понять, но не могла.       — Прошу прощения, — Мирай поднялась, вежливо поклонилась и покинула столовую.       Оставшийся один на один с укоризненным взглядом, Кеджуро неловко улыбнулся и развел руками — открыть правду Мори он не мог, солгать тоже. Рика только махнула и вернулась к своему обеду — говорить тут было действительно не о чем. Меняя тему, он спросил о заданиях, но Рико отвечала скупо и неохотно: как оказалось, выбраться живой с последней миссии удалось только ей, остальные ребята погибли от демонических лап. Вот он, мир, о котором говорила Сайто — полный злобы и подлости: мир, в котором истребитель запросто может не выбраться, если рядом не окажется Столпа.       — Мне жаль, Рика, — Ренгоку утешительно потрепал ее по острому плечу, но Мори только кисло улыбнулась.       — Не надо. Я убила этого демона, теперь я «цучиното». И скоро стану Столпом. Вот увидите, обязательно-обязательно стану. И мы будем равны. Так что не жалейте меня.       — Хороший настрой и хорошая цель, — улыбнулся он. — Столпом ты сможешь защитить всех, кто рядом. Больше никто не погибнет.       — Ага-ага… — кивнула она. — Я пойду возьму себе еще лапшу. До свидания, Кеджуро-сама.       Ренгоку не нужно было повторять дважды. Быстро попрощавшись, он освободил место и выскочил наружу — к своей единственной… цугуко. Вот только Мирай не было ни в кузне, ни на источниках, ни на тренировочной площадке. Кеджуро попробовал убедить себя, что сбивается с ног, разыскивая ее, потому что Ояката-сама поручил сопровождать Мирай везде, но ожидаемо не смог. Мирай научила смотреть глубже, и теперь Ренгоку видел, что не он один носит маску, чувствовал неровное биение другого сердца, слышал немой крик. Сайто была права — мир полон демонической злобы и человеческой подлости, но Сайто ошибалась, относя себя к этой темной стороне. Под ее клинком горели демоны, под взглядом вскрывались нарывы на душах. Демонов Кеджуро было не жаль, а с болью он на «ты» — выдержит.       Ренгоку плутал по густому лесу, медленно и обстоятельно вспоминая все их разговоры, ища подсказки в ответах без ответа, когда зеленую тишину пронзил короткий вскрик. Еще никогда он не бежал так быстро, как сейчас, но все равно опоздал. Сайто сидела на коленях перед странного вида шестирукой фигурой. Кукла была откровенно страшной: сквозь разлом торчал круглый глаз, а древние содэ едва держались на плечах.       — Что с тобой сделали? — Мирай сжимала шарнирные руки и гладила потрескавшиеся щеки, пока по ее собственным лились слезы. — Что с тобой сотворили?       Казалось, еще немного, и Сайто исчезнет, а на ее месте появится раненый зверь — беззвучный крик срывался на вой. Инстинкт тянул туда, к ней — оттащить от ужасной поделки, спрятать в объятиях и держать так крепко, что никакая сила в мире не сможет отнять. Но вместо этого Ренгоку цепко схватил за ворот взявшего из ниоткуда мальчишку: тот рвался вперед, пищал через маску, но Сайто не слышала, а сам Кеджуро не мог разобрать.       — Не лезь, — тихо сказал он, пугаясь своего же голоса.       — Не могу, — зашипел ребенок и мелко задрожал. — Нельзя, чтобы ее сломали.       — Она не сломает эту… куклу, — прошептал Кеджуро, делая пару шагов в тень и утягивая с собой маленького кузнеца. — Неужели ты не видишь? Как тебя зовут?       — Котецу… Почему… Чего она плачет? — Котецу на пробу дернулся еще пару раз, но быстро понял, что вырваться из стальной хватки не выйдет, и присмирел. — Этой кукле триста лет, понятное дело, выглядит она не лучшим образом. Но не такая уж она и страшная, чтобы слезы лить и кричать! Я лицо недавно подкрасил…       — Триста? Что за кукла? — Ренгоку нахмурился: понимание происходящего надвигалось медленно, но неумолимо.       — Не знаю. Ее сделали мои предки. Говорили, по образу сильнейшего мечника Сэнгоку. Вообще сильнейшего. Видишь шесть рук? Он был таким мастером, что повторить его движения можно было, только приделав дополнительные руки.       — Вижу, — пробормотал Ренгоку, изучая одежду, клинки, кукольные волосы… карточные сережки, почти такие же, как у Мирай — парные.       — Так вот, — недовольно проворчал Котецу. — Я должен поддерживать его в рабочем состоянии. Хотя даже не знаю, как звали того мечника…       — Ёриичи. Его звали Ёриичи.       Если в мире действительно существовали истины, способные уничтожить, то сегодня Ренгоку нашел свою.