Последняя миссия

      «Каташи погиб. Его тело — то, что осталось — принес господин Ёриичи. Я смотрел на огонь, и едва мог удержать недостойные слезы. Госпожа Мирай стояла рядом: просто следила за языками пламени, и те отражались в ее глазах. А я не мог поверить своим.       Еще недавно она тренировалась вместе с Каташи и смеялась его глупым шуткам. Еще недавно, когда Каташи простудился, практикуя медитацию под водопадом, госпожа Мирай сварила для него кашу с имбирем. Каташи поправился за день, и еще три промучился с расстройством желудка. Госпожа тогда страшно переживала и долго просила у него прощения… А сегодня — спокойно смотрела, как Каташи горит.       Когда буду гореть и я… Неужели госпожа Сайто будет смотреть так же?       — Наша жизнь нам не принадлежит, — бесстрастно оборонила она, почувствовав мой взгляд. — Поэтому за нее нельзя держаться. И по этой же причине ею нельзя пренебрегать.       Я думал о ее словах до утра. Но так и не смог постичь»       Ренгоку смотрел вперед. Шаг, еще один и еще — на второй тысяче сбился со счета, и тут же начал заново. Что угодно, лишь бы не думать, не слышать, не смотреть. Мирай ступала рядом — быстро, легко, почти беззвучно. И в каждом шорохе складок кимоно, в каждом спокойном глубоком вдохе — разочарование и тоска. Мирай Сайто виртуозно рассекала — соломенные чучела, бамбуковые стебли, демонические шеи… Его надежды.       Но отнюдь не утраченные мечты заставляли задерживать дыхание, когда легкий ветер окутывал ароматом глицинии и зеленого чая, а осознание — в том, что случилось, не было ее вины. Если кто и виноват, то только он — глупец, решивший, что Дыхание Пламени станет… одним дыханием на двоих. И Ренгоку просто смотрел вперед, радуясь, что Мирай Сайто слишком хорошо все понимала, чтобы затевать беседу. Тоскуя, что Мирай Сайто слишком хорошо понимала все.       — Спасибо, что согласилась, — незаметно сжав кулаки, Ренгоку наконец повернулся к ней и выдавил улыбку.       — Ренгоку, разве я могла отказаться? — Сайто окинула быстрым взглядом ворота и тоже улыбнулась, но мягко, искренне. Контраст резко ударил под дых, и Кеджуро до боли впился ногтями в ладонь. — Нас не будет несколько дней, возможно, больше. И, раз тебе есть, с кем повидаться, было бы глупо не воспользоваться этим.       — Но нам пришлось делать крюк… — виновато пробормотал Ренгоку.       — Разве это крюк? — Мирай только стряхнула пыль с хаори. — Всего полдня пути.       — И все же спасибо.       Кеджуро глубоко вдохнул и сделал шаг. Еще один и еще: дома его ждал Сенджуро, и это было замечательно. Дома его не ждал отец, и это было… привычно. Он справится — иначе и быть не может, тем более, если рядом Мирай. Но Сайто рядом больше не было. Ренгоку обернулся: Мирай просто стояла за воротами, невесомо поглаживая саю катаны.       — Мирай-сенсей, — Кеджуро тут же вернулся и поклонился. — Прости мои манеры. Точнее, их отсутствие. Прошу быть моим гостем.       — Я могу подождать за воротами, — покачала головой она. — Тебе совсем не обязательно приглашать меня.       — Обязательно! Сенджуро готовит тот самый рамен! И, как ты помнишь, я должен тебе моти…       — И не должен выпускать из виду, — поджала губы Сайто. — Я права, Кеджуро?       Ренгоку замер, не зная, как ответить. В голове тут же зазвучал тихий голос Главы. Ояката-сама был спокоен и мягок, но мечник знал: каждое слово — нерушимый приказ, а споры — недопустимы.       — Мирай нужны катаны и возможность посмотреть, как работает организация сейчас… — неторопливо объяснял Убуяшики. — Госпожа Сайто должна привыкнуть к новому укладу.       Ренгоку неожиданно понял, что о Мирай Ояката-сама говорит иначе. Для него все они, даже Столпы, «ребятишки». Дети, которых нужно направлять. Но не Мирай. Она — «госпожа Сайто». И пропасть, которая и так казалась большой и глубокой, разрослась еще шире.       — Привыкнуть? — нахмурился мечник. — Но…       — Госпоже следует примириться с поворотом на своем Пути, — Ояката-сама вздохнул и отвернулся. В светлых глазах Главы отражались закатное небо и печаль. — Как и каждому.       — Думаете, что она не сможет вернуться?       Кеджуро прикусил губу до крови: голос выдавал с потрохами — Ренгоку ничуть не огорчили слова Главы. Постыдные мысли, постыдные чувства, постыдные желания. Не такому его учила матушка.       — Ее Путь мне неведом, — покачал головой Убуяшики. — Но каким бы он ни был, госпоже следует его принять.       Ренгоку хорошо запомнил тот вечер, потому что спустя три дня Мирай все приняла: одним уверенным ударом разрубила свои надежды. И этот удар был настолько силен, что задело и самого Ренгоку.       — Госпожа Сайто права, — помявшись, ответил он. — Таково условие похода в Деревню Кузнецов. Прошу простить…       — Я понимаю, Кеджуро, — Сайто подняла ладонь и склонила голову. — Для меня честь.       Мирай была вольна уйти когда пожелает и куда пожелает. Захоти Сайто покинуть организацию и отправиться своей дорогой, никто бы не смог ее остановить, разве что Химеджима, но и на счет этого Ренгоку порой сомневался. Но Мирай оставалась: бродила по своему полупустому дому, кружила среди соломенных чучел, добросовестно проводила тренировки, спокойно следовала, куда попросят. Кеджуро понимал и не понимал одновременно.       — Мирай… Как думаешь, есть ли разница между принятием и покорностью? — тихо спросил он.       — Когда покорность — единственный разумный выход… — прошептала Сайто, прикрывая глаза. — Тогда она становится принятием, Кеджуро. Так я думаю.       Ренгоку не нашелся, что ответить. Как обычно, его спас Сенджуро: вылетел яркой стрелой, разбежался и прыгнул — прямо в сильные теплые руки. И Кеджуро не мог не обнимать, не мог не гладить по голове. И не мог не улыбаться — по-настоящему.       — Прости, Мирай, — зарываясь носом в мягкие волосы на макушке Сенджуро, довольно пробурчал он. — Это недопустимо, но совершенно необходимо.       Услышав знакомое имя, Сенджуро моментально выскользнул из крепких объятий. И тут же тоска, сопровождавшая каждый из тысяч последних шагов, исчезла. Сенджуро сиял, увлекая за собой Мирай: обстоятельно перечислял блюда, которые обязана попробовать госпожа Сайто, и объяснял, что больше всего любит готовить перед визитом старшего брата. И, глядя на немного растерянную от такого приема, но ничуть не разочарованную Мирай, Ренгоку улыбался. Сайто по-прежнему смешно ела рамен, неловко пытаясь выловить яйцо, и Ренгоку смеялся.       Мирай не могла дать ему то, чего он хотел, но дарила то, в чем он так отчаянно нуждался: в дом, где смеются, приходит счастье. И сейчас Ренгоку был счастлив.       — Госпоже не понравилось хаори? — когда с едой было покончено, осторожно спросил Сенджуро, украдкой разглядывая гостью. Кеджуро едва не поперхнулся чаем и сделал самые страшные глаза — брат тут же прикусил губу, но было слишком поздно.       — Хаори? О каком хаори ты говоришь, Сенджуро-кун? — изогнула бровь Мирай.       — О том… Которое мы с Сенджуро купили тебе в прошлом месяце, — вздохнул Ренгоку, понимая, что назад дороги нет. — И которое я так и не передал тебе.       Мирай только кивнула, и больше ни о чем не спросила, и Кеджуро был ей благодарен, потому что не имел ни малейшего понятия, что говорить.       — В тот день Хитоши принес тебе доспехи отца, — наконец решился он: правда — единственный верный путь во всем, что касалось Сайто. — И… Это показалось мне неуместным.       Тогда это выглядело единственно верным решением, теперь же он чувствовал себя самым большим дураком на свете. И если даже он догадался, насколько глупо это прозвучало, то Мирай наверняка в очередной раз убедилась, что ошиблась с выбором ученика… и друга. Но она лишь наметила улыбку:       — Мне приятно знать, что ты подумал обо мне. Спасибо, Кеджуро-сан.       — За то, что купил, или за то, что не отдал? — тут же нахмурился Сенджуро.       Ренгоку хотел бы ответить, но сегодня с объяснениями дела обстояли совсем скверно — ни одного нормального.       — За всё, — Мирай вновь его выручила. — В день, о котором говорит Кеджуро, я не смогла бы оценить такой подарок по достоинству. И после мне бы стало стыдно за свое поведение.       Сенджуро задумчиво пожевал губами, внимательно посмотрел сначала на Мирай, потом на Кеджуро, и затем неожиданно выдал:       — А сегодня вы сможете, госпожа Мирай? Оценить подарок брата?       Ренгоку не без труда поборол желание спрятать лицо в ладонях: Сенджуро готовил самые лучшие моти и задавал самые неудобные вопросы на свете. Кеджуро перебирал в памяти все моменты общения брата с Мицури, когда та только пришла в организацию и напросилась в ученицы, и не мог найти ни одного неловкого. Мирай опустила глаза, и у Кеджуро внезапно отлегло от сердца — оказывается, вещи, способные смутить госпожу Сайто, все же существуют.       — Хаори лежит в моей комнате, — чувствуя, что пауза затягивается, Ренгоку вдохнул поглубже.       — Буду благодарна, Кеджуро, — тихо ответила она, не поднимая взгляд. — Сегодня я непременно смогу оценить твой подарок.       Пламенный Столп никогда не сбегал: ни от тренировок, ни от демонов, но был рад скрыться из виду хотя бы ненадолго — отдышаться и привести мысли в порядок. Хаори выглядело точно так же, каким он его запомнил: строгое и сдержанное, под стать Мирай. Бережно держа подарок, Кеджуро возвращался в большую комнату, мысленно повторяя про себя каждое следующее действие — поклониться, передать, сделать шаг назад. И ни в коем случае не смотреть, потому что это будет наверняка больно — любоваться Сайто, зная, что расстояние между ними не сократится и на сун. И его долг — принять это.       — Нет! — сквозь стены донесся резкий голос, и Ренгоку тут же сорвался на бег. Рассчитывая время, Кеджуро был уверен, что они не застанут отца: в это время Шинджуро обычно ходил за выпивкой или прятался от Сенджуро в библиотеке. Вот только расчеты подвели.       Шинджуро стоял в проходе, цепляясь за колонну, и вековое дерево крошилось под его пальцами. Ренгоку быстро оглядел перепуганного брата и потемневшую Сайто. Одной рукой Мирай закрывала Сенджуро, другой — сжимала рукоять клинка, и впервые за очень долгое время Кеджуро стало действительно страшно. Он поймал взгляд Сенджуро и указал на выход в сад: понятливый брат неслышно отступил и скрылся за седзи.       — Отец… — осторожно начал он: — Позволь тебе представить…       — Я догадываюсь, кого ты провел в дом. Теперь ясно, почему ты спрашивал о первых мечниках и женщине, создавшей Пламя. Я знаю, чьи это серьги... — выплюнул отец, переводя свирепый взгляд. — Привел ее пристыдить меня?       Ренгоку непонимающе уставился на Мирай: в нежных ушах покачивались карточные сережки — совсем простые, неброские… Неужели в них было куда больше смысла, чем он думал? В голове тут же зазвучал тихий печальный голос: «Это подарок». И теперь, после долгих ночей за чтением оставленных предком свитков, Ренгоку не составило труда понять, чей именно подарок Мирай хранила столь трепетно.       — Отец, мы с госпожой Сайто следуем в Деревню Кузнецов и по дороге решили навестить Сенджуро, — как можно мягче сказал Ренгоку. — Я не хотел тебя тревожить. Мы уже уходим.       — Как это возможно? — весь пыл Шинджуро неожиданно погас, и он сполз на пол. — Как такое может быть?       Ренгоку вцепился пальцами в переносицу — этот день был должен сложиться не так. Куда ни глянь — позор. Все, чего он хотел — порадовать брата и накормить Мирай самыми вкусными моти. И все, как обычно, полетело в пропасть. С той самой ночи, когда он нашел в темном лесу раненую девушку с солнечным клинком, все летело в никуда.       — Кагая Убуяшики полагает, что не обошлось без демонических техник, — Сайто медленно приблизилась к совершенно раздавленному и растерянному отцу и опустилась рядом. — Я прошу прощения за неподобающий визит, господин Ренгоку.       — Господин… — Шинджуро горько усмехнулся, накрывая побелевшее лицо широкой ладонью. — Господин Ренгоку… Разве великая Мирай Сайто, создавшая бессмертное Пламя, видит перед собой господина? Нет здесь господинов. Только запятнавшие себя позором недостойные трусы. Как мне смотреть в глаза Годжуро? Как смотреть в глаза тебе? Трус. Недостойный трус.       — Недостойный трус… — тихо проговорила Сайто. — Вот как…       Ренгоку еще никогда не видел Мирай настолько мрачной. И точно никогда не наблюдал в ее глазах ярость. Опасный огонь сверкнул лишь однажды, когда она услышала, что Дыхание Пламени принадлежит клану Ренгоку. Теперь же Сайто быстро встала и протянула руку:       — Раз ты считаешь, что на тебе лежит позор, я помогу его смыть.       Кеджуро замер: все предыдущие неудачи вмиг показались не стоящими внимания пустяками. В сравнении с картиной, что разворачивалась на его глазах, любое, даже самое паршивое событие, меркло.       — Мирай… — севшим голосом прошептал Кеджуро. — Ты же не собираешься…       Но Сайто ничего не ответила — лишь молча смотрела на отца. Шинджуро наконец поднял взгляд. Еще недавно пустые и потухшие глаза вспыхнули. Одним плавным движением он встал на ноги и твердо кивнул:       — Это будет правильно. Не смей вмешиваться, Кеджуро.       Ренгоку не понял, откуда в отцовской руке появилась катана, не заметил, как Мирай и Шинджуро оказались на улице… Кеджуро должен был броситься к ним и разнять, пусть ценой собственной жизни, но не мог даже пошевелиться — настолько убийственной была аура, окутавшая Сайто.       Мирай медленно повела головой, разминая позвонки, и приняла боевую стойку, не сводя пристального взгляда с Шинджуро. И тут же поместье затопило Пламя.       Совсем недавно Сайто говорила, что мечники могут сражаться друг с другом только для того, чтобы стать сильнее. Выходит — лгала. В древних свитках, оставленных Годжуро, Сайто представала великолепной и исполненной благородства, той, что никогда не отнимет жизнь. Выходит, Годжуро лгал. В далеком детстве отец гордо улыбался и рассказывал о клане, создавшем священное Пламя. Выходит, Шинджуро лгал. Все они лгали. И сам он — лжец, так часто надевающий маску, что та приросла и перекрыла воздух. И все, что мог Кеджуро — наблюдать за Мирай Сайто, уничтожающей отца Пламенем, служению которому мечники клана Ренгоку посвятили свои жизни.       Кеджуро был должен кричать, но скулы сводила искусственная улыбка — жуткая и лживая, как и весь мир. И он просто смотрел. Ждал, когда мягкий золотистый песок окропит алым, и этот страшный день наконец закончится. А следом за ним и все остальное.       Но Шинджуро продолжал дышать. На глазах застывшего Кеджуро отец отбивал точные и мощные атаки — одну за одной. Мирай не сдерживалась — Ренгоку не только понимал, но и видел… Вот только отец все еще стоял на ногах. Пятый, шестой, десятый — парировал каждый удар, а после и вовсе перешел в нападение. Подобное было невозможно: Пламенный Столп Шинджуро Ренгоку вот уже десять лет как не сражается — только лежит, читает и пьет, или все вместе. Отец не мог биться так — но бился. Сваи под поместьем дрожали, воздух гудел и звенел несчетными ударами стали о сталь. И когда Кеджуро показалось, что безумие достигло апогея, на щеке Мирай что-то вспыхнуло. Он был бы рад рассмотреть, но не смог — скорость, на которую перешла Сайто, превратила ее в яркое пятно. Еще недавно Кеджуро думал, способен ли Гемей-сама остановить Мирай, если та захочет покинуть организацию. Теперь этот вопрос казался глупым.       — Достаточно.       Мир резко стих и остановился. Мирай и Шинджуро стояли в центре двора: катана Сайто зависла в суне от отцовской шеи… А его собственный клинок упирался в ребра Мирай.       — Недостойные не смогли бы сохранить Пламя. Трусы не смогли бы поколениями выходить в ночь и спасать жизни. — Сайто опустила меч и неожиданно мягко улыбнулась. — Недостойный трус не смог бы выстоять против меня. И точно не смог бы вырастить таких сыновей. Я могу надеяться, что господин Ренгоку меня понял?       — Можешь, госпожа.       Шинджуро сделал шаг назад, низко поклонился — и только после этого обессиленно завалился назад. Кеджуро не сразу понял, как оказался рядом и подхватил его у самой земли.       Он крепко держал отца и не мог поверить глазам — впервые за слишком долгое время на лице Шинджуро сияла спокойная гордая улыбка.