Per aspera ad astra/Через тернии к звёздам

      Промозглый февральский ветер ходил по бледной коже ходуном, забирался в ноздри и неприятно щекотал. Он же колол глаза, заставляя их становиться влажными против воли. Но всё это — то, что обычно злило и раздражало, — сейчас не имело никакого смысла. Хрупкая на вид девочка лет одиннадцати-двенадцати шла к давно знакомой детской площадке. Темнота ещё не слишком позднего вечера её совсем не пугала, потому что голова была забита совсем иными мыслями.       Приближался день, когда они с мамой должны были подать свои документы в спортивную школу для младшеклассников. И то напряжение Мебуки Харуно, которое она, как ей казалось, мастерски скрывала за аккуратным (опять же, как ей казалось) замечаниями в адрес дочери, ощущала вся квартира, если не вообще весь многоквартирный дом. Кизаши Харуно старался сгладить острые углы во взаимоотношениях женщин своей семьи, но получалось это у него через раз. А Сакура Харуно — единственная дочь семейства — пыталась не огрызаться с матерью и не злиться на отцовское бездействие.       Словом, вот уже три месяца вечно напряжённая обстановка в семье Харуно давила на нервную систему его самой младшей представительницы. И вот уже три месяца девочка сбегала из дома, чтобы побыть одной. А сбегала она сюда: на заурядную детскую площадку в парке, что находился в семи минутах хотьбы от дома. Тут её ждали ставшие уже почти родными, обычные качели с пластмасовой сидушкой и железными цепями, обмотанными в резиновую обкладку. Кое-где она полопалась, но её меняли каждые пол года, так что в скором времени она должна была смениться на новую.       Сакура пыталась отвлечь себя от собственной злости, концентрируясь на каких-то мелких деталях, — способ, который она присмотрела в одном из журналов по психологии, которые читал Кизаши (скорее, просто складировал). Злость уходила, но моментально возвращалась, стоило чуть расслабиться и отпустить мысли в свободный полёт. Сухие слова матери вспыхивали в памяти, словно плохо потушенный пожар.       — Это было не так ужасно, как могло бы быть, Сакура, — фыркнула мать вместо приветствия, когда девочка вышла из раздевалки одной из первых, — но тебе ещё учиться и учиться. — А ей, наоборот, показалось, что она была намного лучше сегодня. — Ино справляется гораздо лучше тебя… — Но у Ино была совсем другая программа — их нельзя сравнивать! К тому же у Сакуры не было родственников фигуристов, которых надо было «накормить», чтобы они отстали, и розоволосая каталась в своё удовольствие.       Матери она тогда ответила только, что будет стараться, но больше ничего не добавила. А когда отец, сияя гордой улыбкой, предложил пойти в кафе-мороженое все вместе, сказала, что жутко хочет спать.       Сакура признавала, что мамины немного завышенные требования к её уму, начитанности и эрудированности в её неполные одиннадцать делали девушку одной из самых умных детей в любом обществе: будь то класс или группа по фигурному катанию. Сакуре нравилось читать энциклопедии, узнавать что-то новое, но не в той фанатичной форме, которую поощряла Мебуки. И что же сейчас двигало ей — желание угодить матери хоть в чём-то или задушенный дух бунтарства — она не знала.       Да, выступления, которые Харуно посчастливилось когда-то увидеть, были красивы и увлекательны, но были ли они или знакомство с Ино истинной причиной того, почему фигурное катание всё ещё не было заброшено? Вряд ли…       Одна слеза скатилась с раскрасневшейся от мороза щеки. За ней побежали вторая и третья. Зеленоглазая попыталась остановить солёный поток, но всё не могла заглушить боль от чего-то острого, что словно нож, скребло все её внутренности. Названия этому чувству она всё не находила и самым похожим выбрала печаль. Хотя, если уж быть совсем честной, это не отмечало и половины её ощущений.       — Саске, догоняй! — крикнул где-то не слишком далеко совсем детский голос.       Сакура дёрнулась, словно кто-то схватил её за руку. Девочка, отвлекаясь от своих размышлений, стала вглядываться в темень, чтобы обнаружить говорившего и его спутника. Имя «Саске» было редким, но не совсем единичным случаем. Второго Наруто, например, было встретить намного сложнее, да и совсем простым «Ино» детей сейчас почти не называли из-за связи со свиньями. Если бы не странная традиция семьи Яманака, то и блондинку звали бы иначе.       Догадки розоволосой, что это был совсем не тот Саске подтвердились, когда на площадку выбежал два мальчика. Они явно были дошколятами. Их весёлый смех странным образом успокоил Сакуру, и она снова уселась на качель. Мысли о товарище пришли как-то сами собой.       В памяти всплыла недавняя сцена, в которой Саске Учиха случайно зацепил её открывающейся дверью. Сакура знала, что была виновато от и до: всё-таки не существовало человека с ренгеновским зрением. Она не винила человека, открывшего дверь прямо ей в голову, и до того, как узнала, что это был Саске. Злилась, но не винила. И, когда он плавно — она сама не заметила, как, — переставил её с «линии огня» и взволнованно уточнил, в порядке ли она, а затем предложил проводить её в медпункт, она была ошарашена.       Девочка видела, что их отношения улучшились, но той же отметки, что и до «ссоры» достигнуть так и не смогли, и ожидала, что мальчик применить своё «игнорирование» на ней, так же, как было с Наруто. Но этого не случилось, и Сакура, ошеломлённая такой переменой, поддалась иррациональному страху, как-то было сразу после того неприятного случая. Сакуре было страшно шагать дальше: ей не хотелось снова зацепить мальчика за больное — а Учиха шагать вроде и не планировал. Вот они и топтались на месте. Однако если она могла снова украдкой поглядывать на него, не боясь случайно встретить, тот злой, жестокий взгляд, что иногда снился ей в кошмарах, то всё было не зря.       «Нужно вернуться домой, — подумала Сакура, глядя, как падали в плавном танце снежинки. Несколько из них коснулись её лица и мигом расстаяли. — Мама, наверняка, волнуется… Не стоило мне говорить, что она меня достала».       Сакура ненавидела в себе лишь три вещи: свой большущий лоб (даже если Ино говорила, что это не так); стеснительность, вызванную перенесёнными в детстве насмешками по поводу первого пункта, и импульсивносить, которая была очень странной в сочитании со вторым, но всё ещё имела место быть. Девочка проглотила обиду, что она в себе держала, а на её место пришло сожаление. Мама, скорее всего, ещё не легла спать, и Харуно могла извиниться перед ней.       Вернётся ли девочка на свою качель снова через неделю, а то и меньше? На этот вопрос Сакуре не хотелось знать ответ.

***

      Шестое апреля выдалось на редкость тёплым. Лепестки цветущий вишни кружили вокруг, подгоняемые лёгким, но ещё прохладным ветром. Они были похожи на цветной снег, и ученики с неясным для взрослых трепетом доставали лепестки из волос и воротников друг друга.       Первый учебный день в новой спортивной школе для младшеклассников обещал подарить множество эмоций не только студентам, но и учителям. Какаши Хатаке — профессиональный фигурист — уже их ощущал. Он, со свойственны ему скепсисом, представлял, как сильно намучается за то время, которое будет приставлен к группе номер семь. Чёрт (Обито громко чихнул, лёжа в кровати, и до смерти перепугал Рин) дёрнул его тогда согласиться на предложение Цунаде и скромную вакансию тренера. Стоило только дать слабину, как эта женщина взяла его в оборот, — и теперь Какаши обнаружил себя, стоящим в деловом костюме состоящем из чёрных брюк и пиджака, а также белой рубашки, на церемонии начала года в группе учителей. Из своих бывших коллег он быстро нашёл беднягу Асуму, которого постигла та же участь; Куренай, которая, помниться, и хотела стать учителем после окончания карьеры, и Гая, которого вот уж никак не ожидал встретить. Видит Ками, если бы Рин не была беременна, они стояли бы здесь вместе.       Хатаке злился на Цунаде, на себя, на Обито, немного на Рин, которая его не поддержала. Но больше всего, конечно, на Цунаде. Это ж надо было попытаться уговорить его, взрослого человека, сломать себе жизнь общением с этими, фу, учениками, при помощи встречи с любимым автором! Не безуспешно, стоит признать.       Одним словом, Хатаке Какаши стоял в толпе своих коллег, разглядывая природу, одинаково одетых учеников и учениц, и проклинаю свою любовь к «Ича-ича».       Очень кстати вспомнилось, как ему совсем недавно поимели мозг. И это было бы даже где-то смешно, если бы не было так грустно. Всего две недели назад его, как будущего сенсея, отправили к опекунам и родителям уже выбранных для него учеников. Джирая передал своё согласие Цунаде лично, о чём с горящими глазами рассказывал на их встрече. Ничего лишнего, но длиноволосый мужчина видел в каждом слове или жесте Сенджу что-то особенное, скрытое от чужих глаз. Соответственно, первым пунктом для посещения стал дом Учиха.       В традиционном японском доме, сам Какаши когда-то жил в похожем, его встретили с радушием. Хори Аи была женщиной юной, симпатичной и доброй. Встретила она своего гостя с особым, искренним… любопытством. Видимо, Итачи рассказал ей о нём, и теперь женщина была увлечена. Её откровенно веселила манера Хатаке носить маску везде и всюду, и, когда она поняла, что он не был мизофобом или гермофобом, Аи стала подшучивать над ним не стесняясь. Она не ограничивала себя приличиями в разговоре с ним, и мужчина проникся единодушием к этой женщине. В итоге, они провели прекрасный вечер за чашкой вкусного чая, пока братья Учиха были отосланы в Аомори к бабушке и дедушке.       Да, то чаепитие Какаши был бы рад повторить, однако суждено ему оказалось совсем иное. Разомлевший от вечера в компании прекрасной Аи, он понадеялся, что и ужин с четы Харуно пройдёт наиприятнейшим образом. Но он, как часто происходило в его жизни (давно стоило привыкнуть!), шустро был одарён ударом обуха по голове. Мебуки Харуно, хоть и казалась добродушной простачкой, таковой явно не являлась. Она казалась седовласому на редкость цепкой и неприятной женщиной. Её оценивающий взгляд мерешился ему ещё пару дней.       Нервная дрожь пошла по телу от одного только воспоминания.       — И Вы хотите забрать мою дочь в общежитие при вашей школе, Хатаке-сан? — спросила женщина, глядя на него так внимательно, что Какаши захотелось прикрыться. Если Сакура унаследовала от матери этот взгляд, то быть её учителем станет ещё более проблематично.       — Не совсем, — максимально мягко произнёс он, а затем пояснил: — Не я, лично, а руководство школы. Понимаете, общежитие — это то, что предоставляется всем ученикам от десяти лет. Корпус для детей этого возраста располагается почти за городом. Для удобства там же расположены и общежития, магазины и столовые. В самих общежитиях всё оборудовано по последнему слову техники, а санузел разделён на женский и мужской. Они располагаются в разных концах общежития, — словно читая с бумажки, тараторил Хатаке. Ему хотелось побыстрее всё объяснить этой женщине и, сославшись на какое-нибудь важное дело, сбежать отсюда. Обито бы засмеял его, но, Какаши был уверен, до первой встречи с Мебуки.       — А кормят-то бесплатно? — бестолково пошутил Кизаши Харуно. Но это странным образом расслабило Какаши и отвлекло от седовласого Мебуки. Только Ками знает, как сильно мужчина был благодарен Кизаши. Он понадеялся, что Сакура взяла от своего отца способность сглаживать конфликты, но сменила средство. — Шучу-шучу, — замахал он руками в знак капитуляции перед суровым взглядом жены, — я думаю, это было бы прекрасно. А ты что думаешь, дорогая? — обратился он к жене.       — Меня останавливало только то, что часто в спортивных школах не дают хорошего образования, — с укором произнесла она, словно именно Какаши был в этом повинен, — но мы с Сакурой проверили всех учителей… — Как-то зловеще прозвучало. — Я делаю вывод, что наше правительство решило победить миф о том, что спортсмены не слишком умны.       Женщина сделала акцент на слове «миф», как бы не намекая на самого Хатаке, но мужчина уже сделал выводы и только натянуто (слава Ками, за маской не видно) улыбнулся, прикрывая глаза. Мебуки своей «шуткой» была довольна и на этой ноте, предложив ещё чаю и выслушав сдержанные извинения, отпустила гостя с миром.       Тогда Какаши бегом направился домой, по пути заскочив в круглосуточный и купив банку какого-то алкогольного напитка. Именно в тот день он понял, почему многие мужчины говорят, что женщин стоит бояться: одна обвела его вокруг пальца, прямо говоря, заставив стать ещё и вторым учителем истории, а вторая до смерти напугала.       «Хоть классным руководителем не сделали, — вздохнул он про себя. — Хотя ещё не вечер…»       Однако Какаши уже был хоть немного взрослым, чтобы понять: маячившее на горизонте официальное знакомство с командой было намного опаснее, чем эфимерная угроза совсем неклассного руководства.

***

      Общежитие — невысокое двухэтажное здание непонятного бежево-жёлтого цвета — было в непривычном для Саске, современном стиле. От традиционной японской архитектуры здесь остался только общий гэнкан, где ученики могли оставлять свою уличную обувь и менять её на «домашнюю». Всё было обставлено просто, но со вкусом. Аскетичностью тут и не пахло, однако какие-то визгливые девчонки сбоку фыркали, что это совсем не то, чего они ожидали. На самом же деле, они повторяли слова своих родителей, только-только ушедших восвояси. Эти курицы жутко бесили Саске. В одно мгновение он даже почувствовал, что вот-вот вступит с ними в перебранку. Стоило ли тратить нервные клетки на этих червяков? Точно, нет. Потому Учиха собрал последнее самообладание и направился к доске объявлений.       На вопрос, с кем его могли бы поселить, ответа не было и в холле: на доске объявлений было написано «расселение по комнатам», а рядом стоял один из учителей. В его руках находился лист со списком, а на принесённой из учебного корпуса парте — ключи от комнат. Саске подошёл к мужчине и, назвавшись, подождал, пока его найдут в списках. После того, как мальчик прослушал краткий инструктаж, он забрал свой ключ и отправился в третью комнату.       Система расселения была странная — нечётные комнаты принадлежали мальчикам, а чётные — девочкам. При этом уборные и душевые находили в разных концах общежития. Столовых было две — по одной на этаж.       Туда-сюда сновали уже заселившиеся ребята, но Учиха не видел ещё ни одного знакомого лица. Не хотелось бы жить с кем-то незнакомым. Да и с большинством их парней, на самом деле, тоже. Самыми адекватными казались Шино, Неджи или Шикамару. Хотя первый тоже был отвратным вариантом: его жуки, которых он так любит разводить, скорее всего приехали вместе с хозяином. Шикамару был ленивым, но вполне интересным, а Неджи и вовсе был лучшим из них всех на катке, как бы не было обидно это признавать. Жить с ним, наверное, было бы лучше всего.       Приближаясь к своей комнате, Саске встретил Кибу и Шино, заходящих в пятую комнату. Он спокойно кивнул им в знак приветствия, а внутри чуть ли не запел от мысли о том, что и Инузука, от которого всегда воняло мокрой псиной, нейтрализован. Из их комнаты послышался собачий лай и Саске понял, что порадовался слишком рано: спокойной жизни такие соседи точно не дадут.       Вздохнув и приготовившись ко встрече со своим соседом, Саске дёрнул дверную ручку и распахнул дверь. На него с неясным то ли рыком, то ли лаем рванул рыжий собакен. Он был большеват для щенка, но ещё маловат для взрослой собаки. Учиха растерялся, не зная, что делать, как вдруг пса схватили за ошейник, при этом поглаживая по голове.       — Ну-ну, Курама, хватит, ты же хороший мальчик, — мило сюсюкался с собакой, вот так поворот, Наруто. Саске захотелось разбить себе голову о стену. Жить с Узумаки, а Этот ещё и собачник! Нет, Учиха был в курсе того, что в общежитии разрешали домашних питомцев, но отчего-то ему казалось, что все здравомыслящие люди оставят своих любимцев дома.       «Ну да, где Наруто с Кибой и где здравомыслие», — подумал он про себя, параллельно осыпая проклятиями того, кто это придумал.       — Ты звиняй! — добродушно крикнул блондин. — Курама обычно спокойный, просто новые люди его немного пугают. Заходи, будем соседями.       Узумаки, как и всегда, был дружелюбным. И этот раз был не исключением. Саске не хотелось ругаться с ним по-настоящему, но выходка пса взбесила его — очень захотелось стукнуть Наруто по голове. Как вдруг из коридора раздался крик:       — Да как так-то?! — Голос был знакомый и парни, не сговариваясь, пошли на звук.       В коридоре обнаружились знакомые лица: Шикамару с ехидной ухмылкой; Чоджи, опять что-то жующий; залившаяся краской Хината; откровенно смеющаяся Тен-Тен и Сакура, готовая вот-вот закатить глаза. Все девочки, кроме Хинаты, стояли с чемоданами или спортивными сумками, а парни выглядвали из своей комнаты.       — Как так? — всё не унималась Яманака. — Чтобы мы с Сакурой, и не в одной комнате? — Она, казалось, сейчас взорвётся от негодования.       — Хей, а я тебе чем не угодила? — обиженно спросила Такахаши, глядя на блондинку.       — Да нет, просто… — замямлила Ино, но потом быстро собралась и выдала: — Я думала, что мы будем жить с Сакурой — не ожидала.       Небрежный тон девочки сгладил атмосферу, и Тен-Тен, фыркнув, открыла, наконец, комнату под номером два.       Сакура чуть виновато улыбнулась Ино, а затем повторила действие Тен-Тен, открывая дверь с номером четыре. Тут из-за угла вышел уставший Неджи, следом за которым вышагивал Ли, что-то очень энергично «вытирая» товарищу. Хьюга подошёл к Хинате, подал ей её чемодан и, поздаровавшись со всеми кивком головы, схватив за шкирку разоравшегося Рока, подошёл к двери с номером семь. Он открыл её и вошёл внутрь. Девчонки уже тоже разошлись, чтобы разобрать вещи.       «Весело, хоть вешайся! — обречённо подумал Саске, закрывая дверь своей комнаты. И им всем предстояло ужиться в одном здании. — Супер…»