Per aspera ad astra/Через тернии к звёздам

      Он родился летом, в один из самых жарких дней. Тридцатиградусная жара встретила его, когда мальчик пришёл в этот мир. И по иронии судьбы он ненавидел это время года.       В сердце Саске особое место всегда занимал лёд.       Он был вторым сыном семьи Учиха. Его отец был хоккейным тренером, а мать — домохозяйкой. Старший брат — Итачи — был начинающим, но очень многообещающим фигуристом.       Черноволосый мальчик, затем юноша и мужчина, всегда помнил тот день, когда мама привела их на общественный каток. Малыш Саске стоял на коньках, как корова на льду, постоянно падая, а мама и брат катались рядом, подбадривая его. Четырёхлетний ребёнок вечно спотыкался. Он был жутко обижен, что в тот единственный день, когда братец наконец был дома, а не на тренировке, они проводят время так. Он вечно падает, не может самостоятельно встать, а стоит брату или матери его поднять, как ноги снова разъезжаются.       После, наверняка, миллионной попытки проехаться хоть немного, мальчишка снова упал. Слёзы обиды скопились в уголках его глаз. И вдруг в поле его зрения появилась Микото. Мать опустилась на лёд рядом с ним, улыбнулась самой тёплой улыбкой и сказала:       — Тебе не нравится, да, сынок? — В её чёрных глазах было понимание. Улыбка стала какой-то печальной, и у Саске защемило сердце.       — Просто я не умею, — тихо сказал он, опуская взгляд на лёд. — И тут много людей.       Младший Учиха никогда не любил скопления людей. Они сбивали его с мыслей. Вечно казалось, что кто-то смотрит на тебя, кто-то шепчется о тебе. Вероятно, на него сильно повлиял образ жизни его родителей. Мать — бывшая известная фигуристка, оставившая спорт из-за своей первой беременности, — выходила из дома редко. Не смотря на то, что с окончания её карьеры прошло уже больше десяти лет, она всё ещё была достаточно медийной личностью. В первую очередь благодаря своим собственным наградам, но также не в последнюю — из-за достижений своего мужа. Ведь Фугаку Учиха в молодости был капитаном столичной хоккейной команды. . . .       В тот год, когда они познакомились, мужчину назначили капитаном японской хоккейной сборной; а Микото наконец выставили как фигуристку для сражения на Олимпиаде. Они тренировались в одном спортивном комплексе, однако виделись редко. Но однажды, когда Фугаку пришёл потренироваться в официальный для сборной выходной, он увидел её, катающейся на льду.       Микото в свете ламп была прекрасна. Её насыщенно-чёрные волосы блестели. Умиротворённое лицо лучилось радостью, а музыка, что лилась из динамиков, словно уносила её далеко-далеко. Девушка была до умопомрачения красива.       Мужчина засмотрелся на неё и не заметил, как уронил снаряжение: пакет с шайбами и клюшку. Микото жутко испугалась. Она дёрнулась от неприятного звука, разорвавшего тягучую музыку, и с силой ударилась о лёд. Боль вытеснила стеснение перед старшим парнем и она взвыла, не громко, но протяжно.       Учиха рванул к ней раньше, чем успел подумать. Он оказался рядом с девушкой в одно мгновение, совсем того не осознавая. Фугаку окинул её быстрым взглядом, проверяя на серьёзные повреждения. Не обнаружив оных, он предложил девушке донести её до медпункта. Микото отказалась, сказав, что просто больно приложилась коленом. Девушка попыталась встать, но из-за резко вернувшейся режущей боли снова чуть не упала. Парень подхватил её и без лишних слов поднял на руки, а затем отнёс на скамейку. Смущённая его действиями, она не смогла выдавить из себя и слова. Не успела черноволосая прийти в себя, как её спаситель куда-то ушёл. Ей не оставалось ничего, кроме как тупо ожидать вернётся он или нет.       Фугаку вернулся — принёс аптечку и обработал её разбитое колено, параллельно извиняясь перед ней.       Они долго сидели на скамейке и говорили обо всём и ни о чём. За лишь одни тот день, оба узнали друг друга лучше, чем за весь прошедший сезон подготовки к Олимпиаде. Когда боль в ноге Микото стихла, они даже покатались вместе. И по просьбе девушки выполнили несколько простеньких поддержек. Парочка искренне сдружилась. Им было хорошо и весело вместе.       Именно в тот день они и познакомились по-настоящему.       А потом была Олимпиада. Она прошла для Японии очень тяжело. Многие спортсмены, не взяв заветных призов, ушли из мира спорта. Но меньше всех повезло хоккеистам.       Хоккей — жестокий спорт, в котором неженки не приживаются. Лишиться зуба на игре или тренировке — плёвое дело. Соревнования здесь похожи на драку озверевших буйволов. Потому Микото было жутко страшно, когда она увидела, с кем Япония будет играть на следующей встрече. Сборная США, по рассказам сокомандников Фугаку, была чем-то ужасным. Жестокие громилы, не чурающиеся провоцировать и избивать своих соперников прямо на поле.       Микото боялась до панических атак, что кто-то из её друзей (благодаря Фугаку девушка крепко подружилась со всей сборной) или даже парень, к которому она испытывала нежные чувства, получит весь букет их «любви». Парни, говоря так, шутили, смеясь, но всем было ясно — им самим было страшнее всего. И когда Фугаку Учиха — капитан сборной — отключился от сильного удара о лёд; Микото, смотревшая матч с трибун, выкупленных специально японской сборной, думала, что её сердце остановится на месте. Капитана унесли в раздевалку, а сборная играла с таким остервенением, что за них стало страшно. Игра была похожа уже не на бойцовский клуб, а на драку голодных тигров.       Девушка смотрела вперёд невидящими глазами, пытаясь что-то для себя понять, а затем она вскочила и ломанулась к выходу. Потерять любимого человека, с которым даже не успела объясниться, она определённо не хотела.       — Микото… — Кушина, лучшая подруга девушки, схватила её за руку, но вдруг за спиной рыжеволосой появился блондин.       — Кушина, отпусти её, — сказал он, положив руку на плечо своей девушки.       — Но, Минато!.. — возмутилась та, но снова взглянув в глаза подруги, наполненные слезами и отчаянием, она всё же отпустила руку. — Будь осторожна.       Микото лишь кивнула и рванула к двери. В горле стоял ком, который мешал дышать. Она бежала вперёд, толком не понимая, куда именно. Но спустя вечность она наконец оказалась у входа в раздевалку. Охрана не хотела её пропускать, но она тыкнула им в лицо удостоверением, в котором было указано, что она одна из олимпийцев. Обычно этого не хватало, чтобы пройти, но мужчины, вероятно, заметили опухшие заплаканные глаза.       Когда она влетела в помещение, над Фугаку стоял незнакомый мужчина в белом халате, а рядом с ним их личный спортивный медик — Хатори-сан. Услышав хлопок двери, мужчина обернулся на звук.       — Микото, что ты здесь делаешь? — удивился он.       — Я-я, — задыхалась девушка, не имея возможности произнести и слова.       — What happened? — спросил незнакомый медик, окинув взглядом пришедшую девушку.       — Don't pay attention, mister Bell. — Хатори-сан говорил с заметным японским акцентом, но подчёркнуто правильно. — Кровопотери нет, он уже приходил в себя, но его стошнило, — начал говорить он на японском, явно обращаясь к Микото. — Его сильно вывернуло, и он снова отключился. Носилки оказались порваны, сейчас местные медики прибегут с новыми и его отвезут в больницу. Машина уже готова…       — Я поеду с ни.!       — Нет! — рявкнул мужчина, обрывая её на полуслове. — Это не процедура получаса, — уже спокойнее заметил он, подметив, как девушка дёрнулась. — У тебя с утра подготовка, разминка, а затем сразу же твои соревнования. Ты шла к этому не для того, чтобы вообще не выйти завтра на лёд, — мудро заметил он. — Фугаку не оценит такой акт самопожертвования.       Микото, казалось, наконец пришла в себя. Она смогла оценить ситуацию свежим взглядом, так, словно смотрела фильм. Но сердце всё ещё колотилось внутри.       Вдруг вбежали ещё двое мужчин с носилками. Все люди, находящиеся в комнате переглянулись и приступили к транспортировке больного.       — Хатори-сан, вы поедете с ним? — словно не своим голосом, спросила девушка.       Мужчина кивнул:       — Да.       — Пожалуйста, — взмолилась она, — когда что-то будет известно, позвоните мне!       Двое мужчин с носилками поднялись и быстрым шагом направились к выходу, за ними пошёл мистер Белл. Хатори-сан подошёл к Микото и положил руку ей на плечо.       — Я позвоню его тренеру, как только что-то определится и попрошу передать тебе. — Мужчина подхватил свою куртку, лежащую на лавочке, и побежал в след за носилками.       Девушка осталась совсем одна. Слёзы полились из её глаз двумя водопадами. Боль заполнила всё её естество. Одна только боль… (К сожалению, японская хоккейная сборная в тот день всё-таки проиграла)

***

      На следующий день Микото так ничего и не узнала.       Её программа шла под лирическую иностранную песню, в которой говорилось о печали и боли, а затем о новой исцеляющей любви и счастье. Первую половину своего выступления Микото откатала превосходно. Высшие балы за музыкалку и «чувственность» были у неё в кармане, ровно до того момента, как музыка дошла до своей кульминации и затихла, чтобы продолжиться тонкими звуками капели. Постепенно они перерастали в тихую и спокойную мелодию. Девушка должна была сыграть умиротворение, и она искренне пыталась это сделать, но всё её естество было против. И теперь, зная, что её ждёт, — крах, не более того — она взглянула на своего тренера. Ища хоть одно знакомое лицо, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок.       Чёрные глаза встретились с золотыми. И вдруг Микото поняла. Цунаде что-то знала. Это было видно по её лицу — обычно суровая женщина сложила брови домиком и, затаив дыхание, наблюдала за своей подопечной. Словно лишний вздох мог снести бедняжку с ног. А слово и подавно… Чёрт!..       Девушка не помнила, как закончила свой номер; не помнила, как судьи называли её очки; не помнила, как сначала радостно, а потом разочарованно выглядела Цунаде (им не хватило всего двух десятых балла). Микото было плевать на то, что она осталась без медали. Она думала лишь об одном человеке.       Когда она вместе с остальными хоккеистами подошла к стойке регистрации, девушка поняла, что боится узнать, в каком он отделении. Её руки тряслись от одной мысли о том, что он мог впасть в кому в чужой стране. Или сильно искалечится. Или…       — Фугаку Учиха, — сказал один из парней с японским акцентом, а потом добавил уже на английском: — Japan.       Миловидная европейка кивнула:       — You need go to the twenty third chamber on the first floor.       — Э, парни, — шёпотом спросил брюнет, тот, что взял на себя разговор с девушкой, — чё такое этот чабе?       — Подожди, — сказал другой. — Excuse me… — Он остановился, видимо, вспоминал, что и как говорить. — Чабэ, — произнёс он очень по-японски, — it is room?       Девушка за стойкой кивнула, а затем подняла руку и указала верное направление. Кучка людей последовала её указанию.       Дверь открылась легко, без скрипа, являя Микото и парням Фугаку. Его голова была перебинтована, а сам он лежал на белых простынях в больничной ночнушке.       Краем глаза заметив какое-то движение сбоку, мужчина повернул голову к двери. Его друзья смотрели на него так внимательно, что ему хотелось закрыться руками, чтобы отгородиться. Но имидж сурового капитана не позволял, да и глупо это было.       — Как ты? — тихо спросил Сайто, вице-капитан.       — Я, — прохрипел он из-за долгого молчания, — в порядке…       Коллективный облегчённый выдох был таким грузным, что Учиха даже дёрнулся от его громкости. Вдруг на него хлынула лавина из сокомандников. Парни обступили его и наперебой спрашивали о его состоянии. Фугаку лишь неопределённо жал плечами, пытаясь переварить чувство разочарования от того, что её здесь не было.       — С ним всё будет в порядке, — спокойно произнёс Хатори-сан, стоя у окна. — Полежит немного, олимпийский комитет берёт на себя все расходы, а потом домой. — В ответ на его слова все понимающе закивали. — Сотрясения, слава Ками, нет. Так что через неделю он уже будет дома.       — Поздравляем, старик. Ты ещё неплохо отделался, — снова заголосили парни.       — Ага! Раз док говорит, что всё окей, то так и есть!       — Эй, тише вы, — привлёк всеобщее внимание Сайто. Он помахал руками, показывая разойтись.       — Микото, — тихо и сипло произнёс мужчина раньше, чем успел подумать. Сейчас она выглядела такой маленькой и беззащитной, что ему захотелось обнять её, как можно скорее. Она стояла у входа и во все глаза глядела на него.       — Пойдём парни, — сказал кто-то из хоккеистов, и все последовали за ним, по-пути желая скорого полного выздоровления.       — Микото, на посещение осталось двадцать минут, — напомнил Хатори-сан, выходя за остальными.       — Да, — кивнула она, еле-еле выговаривая слова.       Они смотрели друг другу в глаза, пытаясь поймать каждое мнимое изменение, словно не виделись несколько лет. Фугаку наблюдал за красотой девушки. Она была неверояна, как и всегда. Это черноволосое чудо делало его самым счастливым человеком просто своим появлением. Он любил. Любил…       В уголках её глаз что-то блеснуло, — Учиха лишь с запозданием понял, что это слёзы — и его сердце пропустило несколько тактов. Он аккуратно, на сколько мог в своей ситуации, поднялся с кровати и, пошатываясь, подошёл к ней. Мужчина взял её за руки и неторопливо попятился назад, а затем сел на кровать.       Фугаку держал её холодные пальцы в своих ладонях, глядя в глубину чёрных омутов. И всё-таки было в её глазах что-то гипнотическое.       Микото запоздало дёрнулась, понимая, что он обнял её.       — Микото… — прошептал он.       Её имя так красиво ложилось на его язык. И одного лишь этого имени, произнесённого им, ей было достаточно, чтобы понять кое-что важное — этого ей хватит на всю жизнь. Его сильных, могучих объятий, в которых чувствуешь себя защищённой; его тёплого молчания, в котором растворялись все её заботы. Его самого. И больше ей не нужно ничего.       Несмело, она всё-таки придвинулась к нему ближе, обнимая в ответ. И все оставшиеся тринадцать минут они провели в обнимку в полной тишине. . . .       А дальше была романтика, любовь и так далее. Они поженились, а затем у них родился Итачи, и ещё через несколько лет — Саске. И теперь Микото проживала свои воспоминания заново. А рядом с ней стоял её младший сын.       — Мам, — тихо позвал он.       — Да, милый? — запоздало откликнулась женщина.        — Уже поздно, почему мы ещё здесь?       Ответ был до простого банален — матери хотелось, чтобы её младший сын понял её чувства. Понял, за что она любит это место и фигурное катание, в целом.       — Ты всё поймёшь, когда нам откроют, — таинственно произнесла она.       Они всё ещё находились в токийском тренировочном центре имени Хаширамы Сенджу, но в другом корпусе. Он был более известен как корпус олимпийцев, ибо там всегда проходили тренировки оных.       Тяжёлая дверь со скрежетом отворилась и из помещения выглянул сухой старичок. Он поймал взгляд женщины и широко улыбнулся:       — Микото-чан, проходите. Хе-хе, — рассмеялся он, — сколько лет прошло, а своим привычками ваше семейство не изменяет!       — Ха-ха, и то правда, — вторила ему женщина. — Спасибо Вам огромное! — ответно улыбнулась она. — Вы, как и всегда, очень меня выручили. — Она благодарно поклонилась, а затем взяла сына за руку и повела его в помещение.       Когда они оказались внутри, Саске почувствовал изменение атмосферы. На заполненом людьми катке мальчику было противно. Словно что-то грузное лежало у него на груди. А тут всё было иначе — какое-то особенное спокойствие и умиротворение.       Мороз приятно холодил кожу, когда мать с сыном вышли на лёд. Микото улыбалась, светилась изнутри, осматривая знакомое место. Вдруг она повернулась на Саске и шёпотом произнесла:       — Сынок. — Её голос был таким влюблённым и мягким, что Саске незаметно для себя задержал дыхание, наслаждаясь. — Что ты слышишь?       Мальчик прислушался. Звенящая тишина была ему ответом. Но мама ждала от него явно не этих слов. Так что он попытался вслушаться ещё сильнее, но вовремя себя остановил. Когда ищешь что-то слишком сильно, точно пропустишь. Учиха выдохнул, закрыл глаза и расслабился. Микото не торопила его, и он продолжал вслушиваться.       — Мам! — воскликнул он, наконец уловив то, что искал. — Лёд трещит. — Мальчик заглядывал в глаза матери и ждал, пока она даст верный ответ.       — Трещит, — согласилась она, кивнув. Женщина взглянула в глаза сына, которые лучились радостью. — Он с тобой разговаривает, — глубокомысленно изрекла Микото. — И как тебе?       Мальчик задумался.       — Мне… нравится!       Женщина обняла сына:       — Я очень рада! Хочешь, научу кататься?       — Ага, — кивнул мальчик в предвкушении…