Дикий вереск

День с самого утра был пасмурный, с рассыпанными по небу серыми облаками и прохладным ветром. Казалось, сама природа вторит настроению Юнги – прощание с товарищами не повод для особой радости. Мин надел привычный наряд из черного шёлка с серебряной вышивкой, который любил больше всего и который носил в дни, не связанные со службой. Было бы замечательно, будь с ним сейчас Чимин: показаться вместе на пристани – лучший повод поддержать друзей, но, видимо, не судьба. У лодок суетились даны, готовившие судна к очередной рыбалке; торговцы грузили не проданные или купленные товары; молодые омеги, уплывающие со своими альфами в чужие края, прощались с семьями – каждый занят своим делом. Канхо тоскливо смотрел на хозяина и в очередной раз попытался его вразумить, но был остановлен на первом же слове строгим взглядом Юнги. Мину не хотелось выслушивать нытьё старика, и потому он быстро влился в разговор альф, желая им удачно добраться домой. Трое омег из Кумлы, что соединили свои жизни с ютами и слушали последние наставления от своих родителей, неожиданно замахали кому-то за спиной Юнги, и тому пришлось развернуться. А мгновением позже удивиться – увидеть Чимина он никак не ожидал. Омега очень торопился попрощаться: бежал с пригорка вниз и неловко зацепился за камень – потерял равновесие и, видимо, не успел бы остановиться вовремя, поэтому Юнги раскинул руки в стороны и поймал запыхавшегося мужа, влетевшего в него всем телом. Альфа крякнул и отступил на шаг, но удержал его. – Спасибо, – выдохнул Чимин, так и стоя в надёжных объятиях. – Отдышись, не спеши, – ответил Мин, чувствуя каждое движение маленького, но крепкого тела. Он, не касаясь и едва заметно, провёл носом по волосам Пака, ощущая неожиданно неприятный запах. – Ты снова меня нюхаешь… – прошептал омега, и Юнги не услышал в этих словах ни укора, ни недовольства. – Мне нравится твой запах, – ответил альфа то, что постоянно вертелось у него в голове. – Враньё! Запах ужасный, – рассмеялся Чимин, отпрянув от него, заглядывая в глаза и ловя растерянность. – Мы сегодня стрижем овец, а они не цветами пахнут. Юнги вскинул брови, и губы его сложились в удивлённое «о». Он за последние дни настолько привык вылавливать полюбившийся вереск из смеси того, что могло окружать его омегу, что действительно не заметил – Чимин пах сейчас грязной шерстью, овцами и чужим потом. На лице Мина проскользнуло недовольство: так забыться и показаться перед Чимином самым невнимательным альфой было не то чтобы стыдно – скорее досадно. Но омега воспринял это по-своему: – Не волнуйся, – весёлость в голосе исчезла, Чимин вывернулся из его объятий и отошёл на шаг, не давая времени приблизиться: – Твой нос не пострадает – после стрижки мы идём на озеро. – Но я не… – слушать его никто не стал – Пак развернулся и в следующее мгновение был окружён друзьями-омегами. Мину хотелось зарычать от злости и вновь возникшего недопонимания между ними, потом развернуть Чимина к себе и объяснить, что не потому он кривился, не из-за его запаха! Но момент был упущен – Пак прощался с друзьями, обнимал их и что-то тихо шептал, склонив голову, отчего те заливались ярким румянцем и хихикали, прижимаясь к нему ещё сильнее. Подступиться к своему мужу от смог только когда прозвучал громкий рог с их ладьи, и Канхо поторопил молодые пары отправляться в путь. Чимин встал рядом с Юнги по левую руку, и альфа тут же взял его ладонь в свою, словно тот мог убежать или исчезнуть. Пак же тихо хмыкнул, не поворачивая головы в его сторону, но остался стоять рядом, позволяя себя держать. Юты выстроились в ряд и склонились перед Мином в глубоком поклоне. Он ответил им тоже поклоном, но лишь склонив голову к груди – это вызвало у Чимина удивление, но любопытство было тут же задавлено только-только возникшей обидой и нежеланием разговаривать. Он не забудет и спросит об этих поклонах, во всяком случае не сегодня. Как только все погрузились на ладьи, снова коротко протрубил рог, и Мин на несколько мгновений поднял вверх руку, помахивая на прощание. Чимин, чуть развернув голову, наблюдал за альфой и хотел увидеть хоть что-то на его лице: может быть огорчение или сожаление, может желание всё бросить и вернуться домой? Нет, ничего. Абсолютно спокойное, ничего не выражающее и… красивое лицо. Бледное с мазками сдвинутых угольно-чёрных бровей над карими раскосыми глазами, которые… сейчас в упор смотрят на Чимина! Омега словно очнулся: хлопнул глазами, двинул бровки в удивлении и быстро облизнул губы. «Смущается… мило…» – подумал Юнги, удерживая его ладонь, которую Пак уже старался вывернуть из крепкой хватки. – Послушай, – альфа развернулся к Паку и притянул его к себе ближе. – У меня есть к тебе просьба. – Я спешу, Юнги, давай ты вечером свои упрёки выскажешь, – недовольно ворчал омега, пряча остаток румянца, вспыхнувшего на его скулах совсем недавно. – Не упрёк, Чимин, просьба, – настойчивее и сильнее сжимая его руку. – Хорошо, – сдался Пак, тяжело вздохнув, – только быстрее, меня ждут. – Я хочу попросить тебя всегда говорить мне куда и с кем ты уходишь, – Чимин уже успел возмущённо вспыхнуть и открыть рот, но Юнги быстро добавил: – Это не контроль и не желание тебя связать, нет. Но я буду спокойнее за тебя и буду знать к кому обратиться, если вдруг... что-то случится. С тобой или со мной. Последние слова он говорил уже мягко и немного тише, и потому возмущение Чимина сошло на нет: Мин, с одной стороны, был прав, ведь действительно могло что-то случиться и знать где они находятся будет полезным. А с другой… Этот его взгляд… был просящим, наверное. Ни давления, ни жесткости в голосе – действительно просьба. Чимин внимательно посмотрел на мужа с небольшим прищуром, словно решался на что-то, и наконец ответил: – У нас сегодня и завтра стрижка овец на верхнем загоне за перелеском – там я буду весь день. Вечером мы с омегами пойдём на озеро, а альфы на водопад, чтобы помыться. Вернусь поздно, поэтому не жди меня и ложись спать. – Хорошо, я понял, – ответил Юнги, отпуская его руку. Тот кивнул ему и развернулся, но не пройдя и пары шагов услышал в спину: – Чимина, я дождусь тебя. Омега, повернув голову в его сторону, кивнул и побежал вверх на пригорок, с которого так неловко спустился в объятия Юнги и которые альфа ощущал ещё долгое время. После отплытия ютов домой, Мин, не без помощи играющих у пристани детей, добрался до поляны, на которой проходили недавние состязания. Это место хорошо подходило для тренировок, лишь надо было поставить несколько столбов и смастерить соломенные чучела в человеческий рост. Обо всём этом он сказал Усону, когда наведался в дом главы, получил от него одобрение, а заодно и ужин с распитием некоторого количества браги. Любовь данов к выпивке была абсолютной – они умели как варить медовую брагу, любимую альфами, так и готовить вкусные ягодные наливки для омег. Но на утро Мин особо не замечал последствий ни у тех, ни у других, свадьбы тому в подтверждение. Пристрастия к такому у Чимина он и вовсе не видел – омега лишь один раз хватил лишнего, но собственная нежеланная свадьба – чем не повод напиться? Юнги бы точно это сделал. Обед, перетёкший в ужин, заметно расслабил альфу. Он вернулся домой и попытался разжечь очаг. Успешно с первого раза попытался, даже сам не ожидал. Затем нашёл среди своих ещё не разложенных вещей небольшой мешочек с сухими чайными листами и несколько деревянных коробочек с разными специями – спасибо старику. Залив кипятком чайные листы, он уселся на длинной лавке у окна и смотрел сквозь пар над кружкой на вечернее небо и закат, окрасивший еще недавно белоснежные облака в грязно-бурый цвет.   Раньше Юнги не замечал насколько красивыми могут быть закаты. Вечный бег от одной неприятности к другой, водоворот постоянно сменяющихся омег в главном доме, которые в последние зимы уже стали казаться одинаковыми, и непрекращающиеся войны на границах их земель, не позволяли ему замечать что-то прекрасное вокруг. Одно лишь было ему доступно – сияние звёзд на ночном небе, да и те часто прятались за облаками, не давая альфе ответ на единственный вопрос: «Можно ли до вас дотянуться?..» Звёзды в Кумле не были похожи на те, к которым привык Мин: эти висели ниже, что ли, их россыпь по небу была иной, а созвездия совсем не похожи на те, о которых ему когда-то рассказывала мама. Другая земля, другое небо, другие звёзды. Совсем другая жизнь с другим омегой, у которого глаза похожи на эти светящиеся огоньки в ночной темноте… Погода за окном стала портиться: небо заволокли тучи, пряча луну и звёзды, и погружая всё вокруг в мрак. Такой же мрак появился где-то внутри Мина: росло, словно снежный ком, недовольство и раздражение, что омеги так поздно всё ещё нет. Ну вот чем можно так долго заниматься в темноте?.. А действительно ли он сейчас на озере с омегами, а не с Тэхёном в том самом домике?.. И чем больше он об этом думал, тем больше утверждался в мысли, что Чимин посмеялся и обманул его. А быть обманутым снова Юнги не хотел. И прощать обман не собирался. Руки сжались и несколько раз стукнули по столу, меняя боль, так некстати прорвавшуюся из глубины памяти, на боль в кулаках. Он ведь дал себе слово забыть прошлую жизнь, забыть людей из неё и всё, что он испытывал в последнюю зиму. В тот миг, когда разделил свадебную чашу с Чимином, отрёкся от своего прошлого. Пообещал жить только настоящим. Но это настоящее пока не давало того, чего так хотел Юнги, а прошлое врывалось напоминаниями и отравляло его мысли. Большие холодные капли попали на его лицо из распахнутого окна, и Мин очнулся, тряхнув головой и зябко дёрнув плечами. На улице шумел ветер, и всё сильнее лил дождь, собираясь в лужу у самой лавки. Юнги закрыл окно, ёжась от холода, который пришёл вместе с ливнем, и снова подумал о Чимине: «Если дождь застал омег на озере, то в такую погоду они не задержатся там надолго и скорее всего найдут укрытие…» Внутренний настырный голос ехидно бубнил что-то о том, что среди ночи в дождь никто купаться не ходит, и что стрижка в темноте – глупое дело, но слушать его Юнги не стал, отдаваясь нарастающему волнению. На смену злости и нехорошим мыслям об измене пришло переживание о том, чтобы с его омегой ничего не случилось. Он уговаривал себя не броситься искать Чимина, хотя и понимал всю глупость этого порыва. Он не только не знал где находится озеро, но и сам мог заблудиться в такой тьме в малознакомом поселении. И потому решил изучить Кумлу и все места, где мог оказаться его омега. Тот омега, что сегодня пошёл ему навстречу и появился на пристани, хоть Юнги его о таком не просил. Тот омега, что рассказал без возражений о своих делах и даже просил не ждать допоздна, заботясь об его отдыхе. Это ведь что-то значит, да? Юнги очень хочется видеть в этом тающий лёд между ними… Время медленно, но шло, как и дождь, льющий на улице уже стеной. Мин вышел на порог и вгляделся в сплошную тьму, повторяя про себя неизменное: «Только бы с тобой всё было хорошо… Только бы ты спрятался от этого ливня…» Ответом ему послужил раскат грома и сверкнувшая молния, на миг осветившая округу. Деревья показались уродливыми великанами, тянущими свои корявые руки к их дому, а вновь сгустившаяся тьма – заставило сердце воина сжаться в тревоге: «Что-то не так… Надо было пойти с ним…» Ветер бросил в альфу холодными струями, и Мин ощутил на себе колкий холод капель. Дома дожди иногда тоже были холодными, но в основном зимой, а с весны и до глубокой осени ливни были тёплыми, даже если длились несколько дней подряд. Сидя в кресле и глядя на огонь очередной зажженной свечи, Юнги словил себя на мысли, что был бы рад, если бы Чимин сейчас всё же оказался вместе с Тэхёном. Пусть даже в том домике, но под крышей и в тепле. Мыслей об измене уже не было, потому что вспомнились совсем недавние слова Чимина и его обещание во время обряда: «Обещаю быть верным…» Мин устало потёр глаза пальцами. Слова Чимина внушали доверие, да и сам он весь не был похож на того, кто может бессовестно врать, глядя в глаза. Мин на это надеялся. Сколько прошло времени Юнги не понимал, потому что стоило ему закрыть глаза, как мир поплыл вокруг него, редкие звуки ночного леса затихли, а шум дождя убаюкивал не хуже песни его старой няньки. Он сложил руки на столе и положил на них голову, надеясь, что всего лишь полежит так немного и сразу услышит приход Чимина. И он услышал. Негромко скрипнула и закрылась дверь, и кто-то зашипел, ударившись о что-то. – Чимин? – позвал Юнги, вскинувшись и подхватывая свечу. – Да, – ответили как-то совсем глухо. И когда Мин вышел в кухню, откуда донёсся голос, увидел то, что ни за что не хотел бы увидеть. Чимин стоял, прислонившись к косяку плечом, а у его ног собиралась лужа. Юнги приблизил к омеге свечу и тут же осмотрел его всего, хмурясь и стараясь не показывать переживаний. С волос омеги стекали капли воды, лицо было бледным, а в глазах необычайная тоска и усталость, губы сжаты до побеления, но это не помогало сдержать дрожь подбородка и постукивание зубов. – Боги, что с тобой случилось? – не выдержал Мин, видя на грязной мокрой одежде омеги разводы крови. – Чимин, ты ранен? – Н-нет, – прошептал Пак, – в-в-всё хор-ро-шо. – Сейчас… я сейчас… – Юнги бросился наверх в их комнату, схватил одеяло с кровати и тут же оказался рядом с мужем. – Давай же, снимай… Он быстро дёрнул его мокрую рубаху вверх, заставляя поднять руки, и не раздумывая стянул с него штаны, освобождая ноги. Мокрая одежда была откинута к двери, а Пак завёрнут в одеяло с ног до головы и усажен у очага, в котором ещё тлели угли. Мин развёл огонь и поставил на решётку кастрюлю с водой: – Сейчас ты согреешься, потерпи немного… – С-спасибо… – просипел Чимин, глядя полуприкрытыми глазами на суетящегося рядом альфу. Он прислонился к стене и чуть вытянул ноги к очагу. Зубы его всё так же стучали, а тело пробирало ознобом, он кутался сильнее, стараясь спрятаться и не показывать Мину насколько ему плохо. – Твоя одежда в крови, Чимин, что случилось, расскажешь? – голос альфы не дал сонливости сморить его и в нём слышалось искреннее переживание. – Ночка т-тяжело рожала… – тихо прошелестел Пак. – Та-к долго мучилась, что я д-думал – не сможет… Но… с-смогла… Красивого малыша р-родила. – Ты был на конюшне? – Д-да, – кивнул омега, дрожа при каждом слове. – Меня с-старик Тоюн позвал на закате. Я н-не успел предупредить – с Ночкой с-совсем плохо было. – Надо было остаться там, зачем же ты в дождь возвращался? – с мягким укором сказал Юнги, присаживаясь у ног Чимина и выискивая в одеяле его руки. Они были совсем холодные и безвольные, и Мин собрал их в свои ладони, поглаживая и стараясь согреть. Чимин прикрыл глаза и совсем тихо ответил: – Ты ведь ждал меня… – казалось, после этих слов он уснул, но спустя пару мгновений снова прошептал: – Меня здесь так давно никто не ждал… Юнги замер, слушая шёпот почти засыпающего омеги, и вглядывался в бледное лицо – измождённое, уставшее, но по-прежнему красивое: он ведь не ослышался? Чимин вернулся к нему. Вернулся потому, что его тут ждал он. И неважно, что там случилось и как Юнги переживал – Чимин вернулся к единственному, кто его ждал. В кастрюле забурлила вода, прерывая его мысли, и Мин оставил засыпающего омегу, чтобы приготовить настой, которым отпаивали заболевших в походах альф. Он нашёл среди своих специй порошок имбиря, залил его в кружке кипящей водой и поднёс к подрагивающему Паку: – Чимини, малыш, не спи, – проговорил он, убирая со лба омеги прилипшие мокрые волосы. – Сейчас нужно попить вот это, чтобы согреться. Чимин поморщился, вдыхая резкий запах, бьющий в нос и заставляющий открыть глаза: – Что это? – спросил он морщась. – Имбирь, – ответил Мин, – он тебя согреет. Пак осторожно втянул в себя глоток напитка и закашлялся от неожиданности: – Язык щиплет… – Так и надо, это хорошо, – Мин настойчиво подносит кружку к его губам, уговаривая, как маленького непослушного ребёнка: – давай ещё глоточек… Чимин хотел отвернуться, но поймал взгляд Юнги – просящий и словно укутывающий своей нежностью – такому взгляду трудно отказать, и омега покорно отпил ещё немного. По телу действительно разлилось тепло: от горла, которое жжёт от каждого глотка, вниз по животу и оседая где-то в замерзших ногах. Дрожь становилась меньше, но не ушла совсем. – Как же ты так промок… – вопрос не к Чимину, а просто мысли Юнги вслух, чтобы не копить в себе переживания и не молчать, давая тому повод снова что-то надумать. Как заметил Мин, его омега был скор в этом – глазом не моргнешь, как причины придуманы и действия определены. – Я с другими омегами на озеро не пошёл – к Ночке спешил… а там кровь и вонь… я под дождём смывал следы… как мог… – ответил Пак, не замечая, как задрожал от его слов Юнги. Не от холода задрожал, а от того глупого недоразумения, что возникло ещё днём, что он сам допустил и что заставило этого гордого омегу избавляться от скопившегося за день неприятного запаха. «Это ты виноват, что он так замёрз и сейчас дрожит, твоя глупая башка не умеет заботиться о нём, не умеет прятать свои глупые мысли – ты весь глупец, Мин Юнги!» – ругал он себя, подхватывая тело, закутанное в одеяло и неся его в кровать. – «Если не изменишься – потеряешь его или погубишь…» – Сейчас тебе нужно поспать, Чимини, – Юнги уложил омегу и подоткнул одеяло со всех сторон. – Мне холодно, – хрипло произнёс Пак, не открывая глаз, – обними меня… пожалуйста… Юнги прилёг рядом и своим лбом прикоснулся ко лбу Пака – того даже после чая потряхивало, а кожа была холодной. Альфа, недолго думая, стянул с себя одежду и нырнул под одеяло – согреть собственным теплом получится гораздо быстрее.

PATTY GURDY - RUN

Чимин терпеливо ждал, пока Тэхён счищал с сапог мокрую налипшую грязь, и старался не слушать перешёптывания других омежек. Те были всего на пару зим старше них с Тэ, но уже бросали косые взгляды на альф, вернувшихся в тот вечер с охоты и что-то весело рассказывающих о своих успехах. Паку едва минула восьмая зима, и всё его время занимали домашние хлопоты с Харин или игры с Тэхёном. Раньше с ними играл и Усон, но с недавних пор альфа всё чаще занимался чем-то со старшим братом Намджуном. Вот и сегодня все молодые альфы ходили на охоту в дальний лес за кривой горой, а омеги в перелесок за грибами – после дождливых дней их высыпало много. – Чимини, – голос Усона звучал громко, а сам он светился от радости и желания рассказать друзьям о первой охоте, – держи… Он подбежал к младшему другу и протянул зажатый в руках лист лопуха, в котором пылали красным ягоды лесной малины. Пак в удивлении поднял брови и ахнул, расплываясь в улыбке: в такое время полакомиться малиной уже и не думалось. Он поставил на траву корзинки с грибами, которые они с Тэхёном и другими омегами собирали с самого утра, и протянул к Киму сложенные ладошки – в них высыпались ягоды, а Усон тихо прошептал с хитрой улыбкой: – Ни с кем не делись, даже с Тэтэ, – и со шкодливым смехом вернулся к другим альфам. – И почему Кимы так обхаживают этого мелкого Пака? – послышалось за спиной очередное перешептывание. – Смотреть там не на что, и характер вредный. – Ну, если бы ты тоже глазки строила Усону, может и тебе бы малину принесли. Чимин вспыхнул от этих слов, хоть и не понимал что такого он делал своими глазами. Хотелось развернуться и ответить, что они с Усоном друзья, и альфа очень добрый и заботливый к нему и Тэтэ, но взгляд младшего Кима, тоже слышавшего разговор болтушек, его остановил. Тэхён насупился и отбросил в сторону щепу, которой счищал грязь, а руки его сжались в кулаки. – Да им просто жалко этого сиротку, – послышался третий голос, в котором Чимин узнал Сухвана – своего соседа и альфу-задиру, влипавшего в постоянные драки, – никому он не нужен, даже своему отцу… Что там дальше хотел сказать Сухван, Тэхён ждать не стал и накинулся на него с кулаками: – Заткнись! – кричал он. – Ты врёшь! – Не вру, – защищался альфочка, не ожидая такого от омежки, – я сам слышал, как папа говорил, что дядя Чивон умер из-за Чимина, и его теперь в семье все ненавидят… На мгновение Чимин перестал чувствовать руки – яркие бусины ягод сквозь пальцы просыпались в пожухлую траву, а крики Тэхёна и Сухвана затерялись где-то далеко-далеко. «Дядя Чивон умер из-за Чимина… – стучало в голове, разливаясь болью и в груди. – Папа умер из-за меня…» Омега сморгнул набежавшие слёзы и отступил назад на один шаг. Потом на второй. Сквозь гремевшее не переставая «его ненавидят» в своих ушах, он едва заметил, как Тэхён повалил Сухвана на траву и нещадно бил кулаками по пухлым щекам, а старшие омежки бегали вокруг них и махали руками; как Усон бежал к ним, что-то крича, а за ним и старшие альфы… Чимин развернулся и сделал несколько шагов вперёд, потом ещё и ещё, а потом побежал со всех ног. Туда, где перестанет всё вокруг него вопить нещадное «он умер из-за тебя…», туда, где всё это прекратится. Мальчишка несся сквозь лес, запинаясь и падая в мокрую траву, обдирая щеки еловыми ветками и размазывая по царапинам влагу, льющуюся из глаз. Боль не чувствовалась – её заглушали крики внутри, от которых хотелось спрятаться или оглохнуть: «Из-за тебя… он умер из-за тебя… Тебя все ненавидят…» Сколько он так бежал, Чимин не знал, но начал приходить в себя, когда землю под ногами перестал различать из-за накрывших лес вечерних сумерек. Сделав ещё несколько шагов, он неожиданно пополз вниз, отчаянно цепляясь руками за влажную землю. Каким-то чудом, он ухватился за торчавший корень и повис на нём, так и не ощущая ничего под ногами. Страх выкинул из головы все мысли, и омежка неловко повернул голову, стараясь рассмотреть что там под ним. «Волчья яма!» – завопило осознание, страхом растекаясь по телу. Чимин сглотнул и сильнее сжал пальцы вокруг корня, медленно вылезавшего из земли под его весом. Острые колья, торчавшие из земли, призывно белели заточенными концами, готовыми принять на себя попавшего в ловушку мальчишку. Пак отвернулся, стараясь не смотреть вниз, и зашарил ногами по стене ямы, ища опору. Лес наполнялся вечерними шорохами и звуками ночных жителей, но Чимину казалось, что кроме его пыхтения и стонов ничего вокруг не слышно. Ноги скользили и не находили опоры, пальцы немели, а тело пробирал холод, но он отчаянно пытался не упасть вниз, снова и снова скребя ногами по осунувшейся земле. И в какой-то момент почувствовал, что медленно сползает на дно: корень все-таки вытянулся, и руки соскользнули по нему вниз. Сердце, как и дыхание замерли в ожидании ужасной боли, но вместо неё он почувствовал твердую землю под ногами и распоротый рукав рубахи – тонкое тельце поместилось между краем ямы и двумя кольями, почти достававшими до его шеи и оцарапавшими плечо. Теплая кровь побежала струйкой по руке, и острая боль дала о себе знать – Чимин приходил в себя, осматриваясь и осознавая где он.   Стоя и тяжело дыша, мальчишка смотрел вверх, и сквозь верхушки почти голых деревьев видел первые звёзды на темном небе. Такие далёкие и холодные. Где-то среди них его папа, как говорила ему Харин, смотрит на него и радуется, когда Чимин послушный, или сердится, когда нет. А он ведь так часто проказничал и убегал от неё, заигрываясь с Тэхёном допоздна… Тэтэ… Он сегодня снова подрался, и его накажут!.. И всё из-за Чимина… опять из-за него. Перед глазами замелькали лица близких людей и тех, кого омежка любил: Тэхёна, Усона, Харин и других слуг в доме, кто всегда был рядом и дарил ему своё тепло и ласку. Они не могли его ненавидеть, только не они… Небо заволокло тучами, и снова закапал дождь, прорываясь сквозь голые кроны и холодя и так замёрзшее тело. – Прости меня, папа, я не хотел… – крикнул омега в небо и снова заплакал, – я буду послушным и больше не убегу… обещаю… – Чими?.. – раздалось совсем рядом, и над ямой показалась тень. – Ты здесь, малыш? – Джуни? – прошептал Чимин, дёрнувшись от неожиданности, что услышал знакомый голос. И тут же во всю силу закричал: – Я здесь, Джуни, здесь! – Ох, – вздохнул старший Ким, всматриваясь в темноту ямы и видя там только светлую макушку омежки. – Ты не ранен? – Нет, но тут везде колья… – Знаю, и потому стой и не шевелись, я тебя вытащу. Тень пропала, и Чимин заволновался, оставшись один: – Джуни? Ты здесь? – голос дрожал больше от страха, чем от холода. – Здесь, здесь, – послышалось успокаивающее сверху. – Я готовлю свой плащ, чтобы ты мог за него держаться, а пока расскажи мне почему ты убежал. – Я… Мне… – Чимину стало стыдно за то, что он натворил, и что Намджуну пришлось его искать. – Я больше не буду, ты только не бросай меня здесь, – проскулил омежка, совсем расстроившись. – Ну, раз не будешь, значит пора тебя вытягивать, – с улыбкой произнёс Ким, спуская в яму скрученный плащ. – Там внизу петля из ремня – вставь в неё ногу, а сам держись руками повыше. Чимин с трудом развернулся между кольями и ухватился за плащ: – Держусь, – пропыхтел он и почувствовал, как поднимается вверх. – Ну, вот и хорошо, – крепкие руки альфы обняли хрупкое тельце, когда Чимин оказался наверху и бросился к спасителю, снова рыдая. – Не плач, не надо… - Я д-думал, что умру т-там, – дрожал Пак и крепко прижимался к горячему и такому надежному телу. Намджун погладил его по светлым локонам и осмотрел плечо: – Я бы такого не позволил, – улыбнулся он самыми замечательными ямочками на свете. И, завернув мальчишку в свой плащ, пряча от пустившегося дождя, подхватил его поудобнее: – Держись крепче – мы возвращаемся домой… Это утро разбудило Мина не птичьими трелями за окном, а горячими объятиями. И к сожалению, они не были желанными для альфы. Чимин горел и беспокойно дёргался, а потом вцепился в Юнги так, будто от этого зависит его жизнь. – Ты только не бросай меня… – шептал он сквозь появившиеся слёзы и ещё сильнее прижался. – Я тут, с тобой, – тихо на ухо говорил омеге Мин, поглаживая по спине. Тот тяжело вздохнул, опаляя шею альфы горячим дыханием, и затих. Дождавшись, когда Пак обмякнет и отпустит его, альфа встал с кровати, намереваясь приготовить омеге питьё и разыскать лекаря – в том, что Чимин заболел, у Юнги сомнений не было. Ещё на лестнице он услышал какие-то звуки и как можно тише заглянул в кухню. Там оказалась молоденькая девушка с пшеничными косами, прикрывающая полотенцем кувшин с молоком и собирающая посуду с остатками заваренного Юнги чая. Заметив альфу, она смутилась и шмыгнула к двери. – Постой, – протянул к ней руку Мин. Она остановилась и неловко поклонилась: – Я принесла молоко и хлеб, господин, и уже ухожу. – Ты можешь мне помочь? – не дал ей выскочить на улицу Юнги. Незнакомка остановилась и вскинула брови. Ожидая вопроса. – Мне нужен лекарь, который лечит омег. – Омег? – удивилась она. – Чимин заболел, нужен кто-то, кто может… Договорить он не успел: на лице девушки появился испуг, и она выскочила из дома, устремившись куда-то. Юнги выдохнул с досадой и вернулся к очагу, но едва в нём разгорелся огонь, дверь с грохотом открылась и в дом влетел пышущий злостью Тэхён. – Что ты с ним сделал? – крикнул Ким, и не дожидаясь ответа направился к лестнице: – Мини! – Тише ты, – перехватил его Мин, оттаскивая к кухне, – он спит… – Не прошло и пяти дней, как ты его… – Ничего я с ним не сделал… Тэхён выворачивался из неловкой хватки, всё время выскальзывая из цепких рук, а Юнги прикрывал собой лестницу, не давая омеге прорваться наверх. Краем глаза альфа увидел знакомую тёмную фигуру, топтавшуюся на пороге и заглядывающую внутрь. – Чонгук! – окликнул он младшего Чона. – Держи эту фурию! Дважды звать грува не пришлось: он тут же оказался рядом, обвивая талию Кима руками и притягивая к себе. – Отпусти меня, варвар, – возмущался Тэхён, дёргаясь в объятиях Чонгука, – там мой Мини страдает… – Тэтэ?.. – послышалось глухо сверху, и Ким получил свободу. Чонгук пожал плечами, молча извиняясь перед Мином, а тот побеждённо отмахнулся, понимая, что день лёгким не будет. Когда альфы зашли в комнату, то увидели на кровати двух обнявшихся омег: Чимин, раскрасневшийся и со спутанными влажными волосами, был обвит длинными руками Кима, попеременно касающегося своими губами лба, щек и шеи друга. – Ты весь горишь… – причитал Тэхён, злобно зыркая на Мина. – Этому альфе нельзя доверять… – Тэтэ, не надо, – слабо возражал Чимин, – я сам виноват… попал вчера под дождь… – А этот куда смотрел? – шипел Ким. И что-то в этих словах кольнуло Юнги своей правильностью – куда он смотрел? Вместо того, чтобы искать Чимина, он предавался воспоминаниям и надумывал всякую несуразицу о нём, подозревал в чём-то, почти обвинил в измене! Дурак. Такой дурак! Тэхён, наконец-то, поднялся с кровати и заявил: – Собирайся, мы возвращаемся домой! – Он остаётся здесь! – Юнги встал перед омегой, намереваясь не подпускать вредного Кима к мужу и тем более не дать его увести. – Ты не можешь о нём позаботиться! – громко и решительно. – Я уже это делаю. А ты перестань вмешиваться в нашу жизнь. – Тэтэ… Юнги… – позвал их Пак и попытался сесть, но у него не получилось, и он плюхнулся снова на подушку. А спорщики всё громче кричали друг на друга, деля между собой заболевшего, и не слыша его попытки их остановить. – Одуванчик, – Чонгук внимательно смотрел на слабого омегу, – что-то болит? Как ни хотелось Чимину возмутиться на это его «одуванчик», но сил не было: – Голова… сильно… – Ты позволишь? – спросил Чон, протягивая к нему руку. Пак кивнул и закрыл глаза, ощущая на своём лбу большую прохладную ладонь. Второй рукой Чонгук взял ладошку омеги и прислушался к нему сердцем. Шаман как-то говорил, что духи сами направят жизнь по нужному ей пути, достаточно только стать её проводником и не мешать. Ладонь на лбу Чимина ощущала его горячую кожу и едва слышные толчки чего-то тёмного, неприятного, а рука омеги была наоборот холодной и почти невесомой, словно не было в ней ничего, кроме остатков плоти. Выровнять эти чувства сразу Чонгуку не удалось, и он попросил помощи у духов – зашептал древние слова, что передавались шаманами от учителя к ученику. Войдя в едва ощутимую связь и направляя потёкшую ручьём жизнь в тело омеги, Чон и не заметил, как вокруг стало тихо. Юнги и Тэхён как-то сразу перестали ругаться, наблюдая за грувом, а спустя время, когда Чимин снова уснул под мерное шептание Чона, Ким спросил у Юнги: – Он что-то умеет? – Не знаю… – так же шепотом ответил ему Мин. – Но Чимину кажется легче… Почувствовав, что движение жизни к Чимину остановилось, Чонгук бережно опустил его руку на кровать, убрал ладонь с его лба и приложил палец к губам, давая знак спорщикам, чтобы те не шумели.  Они втроём спустились вниз и только тут Юнги спросил: – Что ты делал? – Поправил поток жизни, – ответил Чонгук. – Наш шаман передаёт мне свои знания, и я кое-что уже умею. – Это его вылечит? – восторженно смотрел на него Ким. – Нет, но поможет быстрее поправиться. За спиной Чонгука в дверях появилась женщина средних лет с большими серыми глазами и заплетёнными русыми косами до пояса. Она поклонилась, взволнованно переминаясь с ноги на ногу и теребя в руках концы жилетки: – Харин! – Тэхён метнулся к ней и обнял, даря искреннюю улыбку. – Как он? – женщина всматривалась в лицо омеги, ожидая услышать что-то утешающее. – Уснул, но горит, – ответил Ким, выпятив нижнюю губу. – Я сварю ему питьё… – понимающе кивнула она и засуетилась на кухне, доставая какие-то связки трав и горшочки из дальних полок. Не став мешать женщине, Юнги ушёл в комнату и присел в кресло у очага, напротив него на скамье расселись Тэхён и Чонгук. Повисло неловкое молчание, которое прервал хозяин дома: – Вам не пора домой? – Я не спешу, – фыркнул Ким. Чонгук только пожал плечами и зыркнул на омегу, давая понять, от кого зависит его нахождение в этом доме. Мин осуждающе покачал головой, а младший альфа вздохнул, извиняясь – ничего не поделаешь, он будет здесь, пока Тэхён не соизволит уйти. Посидев вот так в тишине и наблюдая переживания Кима, Юнги неожиданно для себя решил, что с другом Чимина не мешало бы найти общий язык. Ким, конечно, не подарок, и того, кто будет терпеть его характер ещё поискать, но узнать о Паке больше, чем у него, вряд ли у кого-то получится. Мин несколько раз глубоко вздохнул и самым ровным голосом, каким только мог спросил: – Тэхён, а кто такая Харин? Ким повернул к нему голову с поджатыми губами и злым прищуром: – А что? – Хочу расспросить её о Чимине – мне важно знать о нём всё. Даже то, что может не понравиться. – Думаешь кто-то знает его лучше меня? – Уверен, что нет. Как и уверен, что ты не захочешь мне ничего рассказывать. – Не захочу, – уголок его рта дернулся в какой-то издёвке. – Но… – он скосил глаза на грува, – … может и расскажу. – Я должен буду тебе услугу? Или что-то более… – Мин не нашёл слов, чтобы сказать о деньгах и не обидеть своенравного омегу, но тот его понял, хмыкнув в ответ. – Когда я увижу, что Мини это нужно – расскажу, – он подумал немного и добавил: – Только не собирай сплетни по Кумле, мой тебе совет. – Я запомню твой совет, – кивнул Юнги с пониманием и смирением. – Так всё же, кто такая Харин? – Кормилица Чимина, – ответил Ким. – Она его вырастила и любит как родного сына. – А что с его родителями? – Их нет, – резко ответил омега. – Папа умер, когда родил Мини, а отец три зимы назад. У него есть только я и… Усон. – Я вас покормлю? – спросила Харин, заглядывая к ним и вытирая руки полотенцем. – Мининой кашей? – вскинулся с какой-то надеждой Тэхён. – Если хочешь, то да, – улыбнулась женщина. – Но, думаю, альфам такое будет не по вкусу. – Ну и ладно! – отмахнулся омега. – Они могут и на общей кухне поесть, их никто тут не держит… – Не вредничай, Тэтэ, – покачала головой Харин и добавила, обращаясь к альфам: – Для вас готова рыба, мальчики. – Я только посмотрю к Чимину, – кивнул Юнги и поднялся наверх. Омега лежал на боку, подложив под щеку ладонь и посапывая в подушку. Щеки его уже не пылали красным болезненным румянцем, но Юнги захотелось к ним прикоснуться. Он прилёг рядом тоже на бок, так близко, что чувствовал дыхание Чимина у своего лица. Сколько раз по утрам он хотел увидеть вот такого спящего Пака – спокойного, нежного, уютного и очень красивого. Юнги подался вперёд и прикоснулся губами к его лбу – кожа тёплая и влажная, значит, жар спал… Значит, всё будет хорошо…