Нет цены великому

— И что, ты больше ко мне не притронешься, что ли? Совсем? Не доверяешь? — переспросил Честер слегка шокировано. Девин, рассеянно перебирая веревки, ответил: — Я бы не стал давать неисполнимых обещаний, — яркий нейлон и грубую пеньковую он сразу отодвинул в сторону — по разным причинам. — Доверяю я твоим словам или нет — вопрос глупый и сейчас не имеющий к разговору никакого отношения. Если бы я тебе не доверял, ты бы здесь не стоял. Я скорее… просто чувствую пока отвращение к болевым практикам, — от Охотника раздался сдавленный неверящий смешок, и Девин посмотрел в его сторону. Парень замер с полуснятой серой футболкой на руках, и запах его слабо и свежо тянул только что прошедшим дождем. — Ты заключил со мной договор, потому что тебе нравилась моя боль, — напомнил Честер совершенно невоспитанно, словно Девин мог забыть. Он должен был поставить зарвавшегося Охотника на место, как абсолютно точно сделал бы тот строгий и безжалостный вампир, который и предложил такую сделку, но сегодня Девин был абсолютно не в настроении играть эту роль. — Она меня всё ещё привлекает, — прохладно ответил он. — Как и, например, кровь. Но, насколько мне известно, Охотники умеют отравлять себя перед встречей с кровососущей нежитью. И, не поверишь, как бы я ни зависел от крови, отравленная мне не понравится, как её ни подай. Можешь считать, что ты отравил не кровь, но боль. Честер прищурился, зачесывая длинные волосы назад, и Девин вдруг задумался, насколько общеизвестный факт он только что использовал. В игровой повисла знакомая спокойная тишина, пальцы вслепую скользили по заполненной стойке вправо и влево: колкий тяжелый джут или гладкий плотный хлопок?.. Наверное, не такой уж это был секрет — стоило ожидать от атакующих Охотников любой пакости. Девин бы ожидал. В конце концов, не назвал же он конкретный способ отравления. — Хочешь сказать, — медленно произнес Честер, — что у тебя в каком-то смысле… несварение с наших… встреч? Мысленно Девин развеселился: подбор слов был замечательный. Пережитый дроп в сочетании с раздражением от чужой инфантильности ещё никто на его памяти так не называл. Он кивнул. — Можно и так сказать. Это ближе к правде, чем «я тебе не доверяю». — Зачем тогда согласился встретиться сегодня? — резонно — и всё ещё ужасно невоспитанно, в лоб — спросил Охотник. Девин остановился на джуте. — Договор подразумевает взаимные обязательства, — ответил он рассеянно, снимая веревки со стойки. — К тому же, удовольствие я могу получить не только от чужой боли, но и от более… сложных вещей. — Сложных, — произнес Честер ровно, нечитаемо — не то спросил, не то просто повторил за ним. — Не додумывай, — отмахнулся Девин. — Причинять боль просто, причинить её безопасно — сложно. Ограничить подвижность просто, сделать это безопасно и удобно — сложно. Причинять и получать боль — по сути просто, связывать и ощущать себя связанным — сложно. — Могу поспорить, — отозвался вдруг Охотник. Девин обернулся — парень стоял, уперев руки в бока, всё ещё растрепанный, в черных брифах и одном носке. Второй он зажал в кулаке. — Можешь, — произнес Девин медленно. Ситуация ударила сюрреализмом: он набирал веревки, Охотник раздевался, они беседовали абсолютно спокойно на достаточно отвлеченную, но всё же личную тему разницы восприятий после того, как неделю назад плохой сессией взаимно нанесли друг другу вред по всё ещё непонятной Девину причине, и… носок. Казалось ему или нет, но Честер на мгновение разделил его неуютное чувство. — Когда ты связан, у тебя одно состояние, и оно не меняется. Ну, почти, — Охотник чуть резковато пожал татуированным плечом. — Боль всегда немного разная. Между разными ремнями и паддлами, между разными людьми, которые их используют, и между разными встречами с одним человеком. И даже в рамках одной встречи. Чуть другое место удара, чуть более короткая пауза, чуть другая сила, э-э… — Воздействия? — подсказал Девин. Честер задумался на мгновение. — Другая сила воздействия. Да, — кивнул он. — Да даже оставшиеся после следы. Ты не можешь взять один и тот же ремень и дважды выпороть меня одинаково, даже если постараешься повторить всё-всё, от позы до настроения. Это всегда целая… палитра. А вот взять наручи и одинаково связать — можешь. Поэтому нет, боль это не просто. И он стащил второй носок. Девин даже перестал снимать со стойки веревки. Несколько затянувшихся секунд он осмыслял чужие слова — и наконец медленно кивнул. — Я понял. Интересный… взгляд. Непривычный для меня. — Потому что ты редко получал ремня? — Честер отвернулся, раскладывая вещи на скамейке, но голос выдавал его сдерживаемую улыбку — наверняка нахальную донельзя. — Потому что пороть вампира ремнем бессмысленно, — тоже развеселился Девин. — Болевые ощущения снижены, регенерация, наоборот, повышена. Для меня самый жгучий и прочный ремешок как замша. Хочешь причинить вампиру боль — прижги его серебром. Железо отскочит, а остальное заставит максимум дернуться. Хотя ты и так это знаешь. Должен знать. — Чистое железо отскочит? Серьезно? — переспросил вдруг Честер с ноткой недоверия. — Это кто такой умный нашелся? Девин отвернулся к раскинутому посреди комнаты упругому темно-синему мату, чтобы отнести туда веревки. — Давай оставим историю о том, как пару веков назад меня пытались четвертовать, на другой день, окей? — безмятежно предложил он. Честер издал странный звук — не то кашель, не то нервный смешок. — Тебя пытались четвертовать? — А ещё повесить, растянуть на дыбе, сжечь, утопить и закопать заживо. Я же вампир, помнишь? — Девин привычно выровнял первую веревку пополам. И глянул поверх плеча — Честер замер, опустевшим взглядом смотря на стену за его плечом. Большой палец легко поигрывал по резинке брифов. — Если ты думаешь, оставить или снять — оставь. Будет удобнее. Честер заметно вздрогнул, отвлекаясь от своих мыслей. — Хорошо, — произнес он. Прочистил горло. И подошел ближе, на мат. Обвязка была несложной. Руки за спиной, линия под грудью и на плечах — обычная, очень свободная коробочка, но с четырьмя рядами веревок вместо одного. Девин старался не торопиться, протягивая веревки, замедлиться. Не хотел ни обжечь голую кожу, ни сделать обвязку небрежно — сейчас важно было не срезать углы, относиться к каждому элементу внимательно. Потом Честер с его помощью опустился на живот, и к коробочке добавились связанные вплотную лодыжки — Девин сделал широкую, похожую на восьмерку обвязку очень ровной. Пока он выглаживал ряды, Честер заметно заскучал. — Я могу выбраться из этих веревок, ты в курсе? — спросил он немного разочарованно. Девин постарался не улыбнуться. — Сейчас — возможно, в итоговой обвязке — вряд ли, — ответил он. — Не пытайся сейчас, потом ты себе этим навредишь. — Потом? — в голосе проскользнуло и любопытство, и легкое недовольство. Девин проверил, что не связал слишком туго, в последний раз прошелся по плотным рядам на лодыжках — и слегка промял крепкую голень, покрытую темными волосками. — Хочешь поговорить о последствиях? — спросил он ровно, берясь за узел, присоединявший ноги к коробочке. Честер кашлянул, веревки, к которым Девин цеплялся, натянулись чуть сильней: Охотник лег на синий мат грудью, отвернув от него голову. Девин постарался не рассмеяться. Он закончил, ещё раз проверил узлы на спине, погладил Честера по загривку… Аккуратно собрал темные волосы на одно плечо. Сказал: — Последний штрих, — и встал с колена. С полок стеллажа он достал подходящий по размеру поблескивающий карабин и моток веревки для фиксаций — этими он не обвязывал тела, и требования к ним были другими. Закрепить веревку на карабине полусхватывающим узлом, потом, повозившись, подцепить стальным крюком всё толстое джутовое переплетение на лопатках, аккуратно завести свободные концы веревки в потолочное крепление — Честер лежал без движения, ожидая, и вряд ли обратил внимание на движущиеся сами по себе веревки. И, наконец… Обернув упавшую в ладонь веревку пару раз вокруг кисти, медленно потянуть на себя. — Эй, эй-эй-эй! — заволновался Охотник. Девин тут же перестал тянуть, хотя плечи парня едва приподнялись над матом. — Что не так? Где-то больно? Пережимает, покалывает? — Девин опустил его обратно, едва сдерживая инстинктивное желание дернуться распарывать когтями узлы, и Честер выдохнул: — Нет! Ты что, поднимешь меня в воздух? — Ну да, — Девин присел на корточки, продолжая придерживать тянущуюся наверх веревку. — Какие-то возражения? Пару секунд они смотрели друг другу в глаза — и Девин ещё не видел такого готового к действию связанного человека, — а потом мышцы расслабились, и Честер опустил голову, приминая собственные волосы. — Никаких, — буркнул он, розовея. Девин встал и потянул снова. Он старался сделать движение вверх плавным, без рывков. Последними от темно-синего мата оторвались колени, и бледные бедра сразу же напряглись до скульптурности мышц — хотя обвязка помогала, но Честеру всё равно пришлось прикладывать усилия, чтобы держать колени сомкнутыми. Девин поднял Охотника где-то на ярд вверх и остановился, крепко держа веревку, намотанную на предплечье. Честер всё-таки поднял на него взгляд, и от движения его чуть повернуло. — Будешь дергаться — закрутишься, — предупредил Девин, а сам подумал: нет, в следующий раз надо будет выбрать что-то подольше, но поустойчивей. С грузами внизу, например. Он прямо видел, как в темной голове пришли в движение маленькие шестеренки. К счастью, Охотник решил не проверять. Вместо этого он тяжело вздохнул, снова чуть качнувшись. — Можешь хотя бы для приличия сделать вид, что тебе тяжело? — спросил он сухо. Девин вопросительно изогнул бровь. — Тяжело держать меня на весу одной, блядь, рукой! Я не пушинка вообще-то! Честер раскраснелся ярче, сжимая раздраженно губы, и Девин наконец-то заметил то, что заметить должен был давно — обтянутый брифами твердый член и трогательно выглядывавшую над резинкой темно-розовую головку. — Хочешь поговорить об этом? — спросил Девин невинным тоном. — Сейчас только закреплю веревку, чтобы освободить руки. Честер издал рычащий вздох, опуская голову, и от этого покачнулся сильнее. Длинные волосы свесились. — Может, мне стоит подвязать тебя и за волосы, если они мешаются? — не удержался Девин — и напряженные светлые бедра заметно содрогнулись. — Да, пожалуй, хорошая идея. И возьму что-нибудь, чтобы разговор шел как по маслу. Обреченное ворчание повторилось.