Нет цены великому

Девин прикрыл глаза и глубоко — и как мог беззвучно — втянул воздух. Честер свежо пах ночным осенним дождем: влажной черной землей, опавшими листьями, первым предзимним холодом. Запах обволакивал, хотелось прикрыть глаза, замереть и просто наслаждаться моментом… Девин встряхнулся, как мокрый пес. Не время. Охотник стоял перед ним на коленях, низко склонив голову, раздетый до одного белья. Неширокий, в два пальца ошейник обхватывал шею — всё, как Девин любил: черная кожа, серебристое кольцо спереди, за которое было так удобно хватать и удерживать на месте, когда кто-то начинал дерзить… Бежевые веревки тесно и ровно оплели голую грудь, плечи, сковали в четыре ряда сильные неподвижные кисти, скрещенные сзади высоко, под лопатками. Средние пальцы Девин слегка закрепил лишними петлями к обвязке на плечах: так парню было гораздо сложнее сжать кулаки. Черные волосы Честер собрал в узел на затылке, следуя приказу и открыв взгляду проколотые уши, но отдельные пряди уже выбились. Это была какая-то его особая магия, но Фэйрклифф не мог выглядеть приглаженно дольше пяти минут. Страшно представить, каким он был в детстве. Молодое сердце билось быстро. Охотник смотрел вниз, в темно-синий квадратный коврик под широко раздвинутыми коленями. Девин подумывал сделать всё жестче и поставить парня прямо на ламинат, но потом отказался от этой идеи — сбивать Честеру колени он предпочитал… иначе. Поэтому подстелил мат. Девин в очередной раз восхитился изобретениями человеческими: ему не хватало такого материала раньше, плотного, упругого и легкого в уходе, достаточно мягкого, чтобы облегчить контакт с твердым полом, но не слишком — чтобы напоминать сабу о его месте. Девин взял в руки кляп — черный шарик меж широких кожаных ремней, с небольшой серебристой пряжкой и серебристыми же аккуратными заклепками. Опустился на корточки рядом с коленопреклоненным Охотником. — Открой рот, — произнес он негромко, и тонкие губы послушно распахнулись. Кляп лег между ними идеально. Девин нежно затянул на темноволосом затылке пряжку, следя, чтобы не зацепить волосы, проверил ремни и шарик и погладил напоследок по бледной щеке. С беззащитно распахнутым ртом Охотник выглядел невероятно соблазнительно. Подчиненно. Как и должен. Следующим Девин подобрал белый шарф. — Пару минут в темноте, — произнес он чуть мягче. Парень и без того стоял с прикрытыми глазами, но плотная белая повязка завершила картину лучше. Узел лег выше скрученных темных волос, и теперь Девин погладил Охотника по открытому теплому загривку. Ускорившее ритм сердце и мгновенно вставшие дыбом волоски под ладонью заставили чуть ухмыльнуться. — Да, стой так. Лучший вид в моей жизни, — прошептал Девин довольно и встал. Взгляд сам скользнул на темный, бросающийся в глаза цветок на плече — агрессивный из-за контрастных рыже-черных цветов, дьявольски яркий, и всё же удивительно нежный. Сегодня Честеру нужно было что-то простое: он витал в своих мыслях с первой минуты, и мысли эти, похоже, были не самыми светлыми. Будь их отношения иными, Девин бы не стал ввязываться во взаимодействие с таким настроем — Честеру явно не сессия нужна была, а комфортная обстановка и хороший слушатель, — но выстроенная легенда требовала следовать ей. На поверхности лежала идея хорошего наказания за невнимательность; даже стараться не пришлось бы, рассеянный Охотник запорол бы любой приказ, требующий быстрой реакции или сосредоточенности. Но, немного подумав, Девин пришел к мысли, что это не сделало бы лучше. Внимание парня просто надо было перетянуть. Простыми, выполнимыми приказами, крепким объятием веревки, лишением чувств, похвалой за любые мелочи. О состоянии Честера лучше всего сказало то, что он разделся и опустился на колени без пререканий — в первый, кажется, раз. И теперь он стоял, связанный и молчаливый, склонивший перед ним голову, и только ровно дышал. Девин медленно обошел его по кругу, любуясь крепким телом и открытой взгляду светлой кожей с татуировками, вслушиваясь в его сердцебиение — и поймал себя на мысли, что хотел бы не напрягать слух, а прижаться к обнаженной коже и считывать пульс так. Девин потер свежевыбритый подбородок. Желание было не новым, но объект желания — был, и это… Тревожило? Нет, не тревожило, тревогу Девин не испытывал уже очень, очень давно. Впрочем, не время ему погружаться в мысли — хватит и одного пораженного меланхолией в этой комнате. — Такой послушный сегодня, — произнес Девин негромко, остановившись сбоку, и парень чуть дернулся на звук. — Сидишь ровно и неподвижно. Молодец. Ты знаешь, как ты красив на коленях? Тебе кто-то говорил? Честер не двигался несколько мгновений, а потом едва заметно отрицательно качнул головой. Как же порнографически он выглядел с растянувшим губы кляпом, Господи. — Нет? Они очень много упускали, — искренне изумился Девин. И усмехнулся: проколотые вершинки ушей трогательно зарозовели. Короткий манящий жест — и любимый стек соскользнул с креплений на стене и подлетел в ладонь. Девин на автомате накинул на кисть кожаную петлю. — Я бы даже зарисовал, наверное. Напряжение неподвижных мышц… Хлопушкой он медленно очертил изгиб бедра — к колену. Честер под прикосновением упругой кожи чуть дернул плечами и замер — прислушиваясь. Затем хлопушка двинулась по голени, к лодыжке. Девин усмехнулся шире и несильно, но звонко шлепнул по босой ступне. Дернулись теперь бедра: Охотник словно слегка подпрыгнул, не меняя позы. — Надо поискать бамбук, — пробормотал Девин для себя. — По ступням я давно никого не порол. Честер шумно сглотнул — не то испуганно, не то взволнованно. Девину подходили оба варианта. Он продолжил неспешный легкий росчерк вдоль выемки позвоночника. Чуть надавил хлопушкой на узлы поверх скрещенных кистей. — А может, действительно зарисовать? — протянул он. — Как веревки подчеркивают мускулы: плечи, спину… Как много в позе смирения. Слепой чуткости, с которой ты ждешь моих действий… Придется постараться, чтобы передать все нюансы, но результат должен того стоить. Хотя, конечно, всё равно не сравнится с оригиналом. Честер едва заметно повел плечами. Немного… Девин не удержался, сосредоточился: недовольно? Недоверчиво. Девин приглушил шаг и сдвинулся ровно ему за спину, опустился на одно колено — чтобы намекающе-медленно погладить хлопушкой раскрытые на лопатках ладони (Охотник снова трогательно дернулся в ожидании), а потом, выдержав паузу, не ударить — легонько коснуться пальцами. Приглушенный кляпом мягкий стон заставил Девина улыбнуться. Чувствительные ладони, он помнил. Он наклонился, продолжая прослеживать неторопливым прикосновением горячую, чуть влажную кожу, понизил голос: — Скованная моим приказом и парой веревок сила. То, что может меня убить, ластится под прикосновения, как доверчивый котенок. Как мне может не нравиться, рысёнок? Честер вздрогнул, отстраняясь от него, почти ложась на бедра — сжимаясь, как от боли. Этого Девин терпеть не собирался, хлопушка с всвистом припечатала бледное бедро — до задавленного кляпом охания и небольшого розового следа на коже. — Я не говорил менять позу, — произнес Девин прохладно. Охотник тут же с мычанием выправился — резко, Девину пришлось отодвинуться, чтобы не столкнуться с ним, — поерзал и снова замер, неподвижный. Как у него взвилось сердце! — Вот так. Молодец, рысёнок. Ты выдержишь ещё. У парня в ответ вырвался едва слышный сиплый смешок.