Нет цены великому

Девин смотрел на него пристально, с прохладной улыбкой в уголках губ, и тщательно закатывал рукава рубашки. Черная ткань обнажила крепкие предплечья, густо покрытые рыжеватыми волосками. Честер сглотнул, чуть задирая подбородок — ничего не мог с собой поделать. Ему было некуда бежать: прохладная, бумажно шершавая стена за спиной, твердая и неподвижная. Увесистые кожаные наручи на руках, крепкие веревки, соединяющие их с кольцами в стене — Честер даже руки опустить до конца не мог, растянутый на виду у вампира, словно пойманный преступник. В комнате было не холодно, и пол под босыми ступнями привычно теплел, но у Честера всё равно мурашки гуляли: по шее, спине, ногам. Вампир смотрел на него так, как будто уже пришел к решению, как лучше его сожрать. — Тело тебя выдает, Охотник, — мягко проронил Девин, наконец-то отводя от него тяжелый черный взгляд. Он отвернулся к скамейке — что-то он там выставлял, пока Честер стягивал одежду, путаясь в ткани, — и Фэйрклифф как мог беззвучно выдохнул. Конечно, блядь, оно его выдает: на нем из одежды только сраные наручи. Честер сжал повлажневшие ладони, перевел дыхание. Сердце давно билось где-то в желудке, быстро и торопливо, и член встал уверенно: примерно с того момента, как Девин приказал ему раздеться и встать у стены, а потом совершенно равнодушно надел наручи и затянул веревки. Легкие рывки, заставляющие его по очереди приподнять руки, всё ещё были свежи в памяти. Вампир вернулся — четкий, неспешный стук каблуков выпендрежных кожаных дерби, — и Честер снова вскинул голову навстречу. Темный взгляд обволок от и до. — Глаза в пол, — произнес Девин коротко и холодно — в этой дурацкой, так идущей ему рубашке с закатанными рукавами и строгих брюках. — Тебя не учили? «Не учили чему?» — хотел было съёрничать Честер, но не успел: волосы на затылке сжали и дернули вниз, заставляя запрокинуть голову и прогнуться в спине. Честер зажмурился — это было резко и охеренно неприятно. Почти больно. Хорошо. — Прояви. Уважение, — холодный шепот огладил шею. — Иначе я решу, что ты бросаешь мне вызов, маленький Охотник. Кожу на голове всё ещё тянуло, болезненно, до желания съежиться, и кисти тоже — Честер и не заметил, как напряг руки, и теперь наручи врезались в кожу… — А ты не в том положении, — он распахнул глаза: теплая сухая ладонь прошлась под напряженным стволом, влезла в самое уязвимое, легко взвесила подтянувшуюся мошонку, и Честер дернулся до боли в затылке, сжимая бедра — и кое-чьи пальцы. Веревки даже не скрипнули. — Ну, ну. Будешь дергаться — придется тебя остудить. Когда к открытому горлу прижались горячие губы, Честер отшатнулся — отшатнулся бы, но крепкая рука не дала. Он задержал дыхание, всё в нем до последней жилки натянулось в ожидании болезненного укуса, и натягивалось сильней с каждым неспешным, медленным поцелуем — вампир выбирал новое место ужасающе долго. И, кажется, ухмылялся. Честер не мог сказать точно: ему, как ни скашивай взгляд, были видны только короткий ярко-рыжий ежик и вьющиеся пряди на макушке — не ниже. — Это будет длинная ночь, — прошептал Девин позабавленно, потираясь кончиком носа о его напряженное горло. Теплые пальцы снова бесстыдно обхватили Честера в самом нежном месте, заставляя подобраться, небрежно, сухо сдрочили пару раз твердый ствол. — Особенно если ты и дальше будешь… В шею вонзились зубы, и Честер в голос ахнул — быстрее, чем понял, что укус оказался коротким, неглубоким и совсем без клыков. Невидимый, вампир рассмеялся, горячо и словно бы пьяно. — Если ты и дальше будешь таким строптивым… — до мурашек горячий выдох у уха, медленно, до предательской дрожи в коленях сомкнувшиеся на чувствительной мошонке пальцы, — и соблазнительным. М-м-м. Надеюсь, у тебя есть высокие воротники, Охотник. Честер сглотнул — насколько позволила оттянувшая его голову рука. Конечно, ни черта у него не было.

***

Бордовые шторы в кабинете были как всегда плотно задвинуты, и свет давали только лампы: большая на потолке и небольшая, но яркая на столе. Картотеки у стен и пара стульев у двери прятались в теплом полумраке, и немаленькая комната казалась душной, состоящей только из пыльного золотистого пятна по центру. На столешнице, как всегда, лежали три ровные стопки разноцветных картонных папок и прикрытый допотопный ноутбук. Когда Честер зашел, замерший за столом Торли коротко глянул на него поверх бумаг, которые читал, и голубые прозрачные глаза над стянутой шрамом небритой щекой привычно резанули равнодушным холодом. Фэйрклифф остановился на краю светлого пятна, и под пронзительным взглядом куратора чуть сильнее расправил плечи. Из незакрытой двери — на выдаче новых контрактов её никогда не закрывали, бессмысленно, — слышались приглушенные разговоры других Охотников, слонявшихся по коридору в ожидании своей очереди. Торли опустил бумаги. — Это что? — спросил он, отрывистым жестом указывая себе на шею. — Последствия удачной половой жизни, — сухо ответил Честер. Не удержался, да — сам с утра минут пять проторчал у зеркала, рассматривая своё отражение в чистом, восторженном ужасе. Стоило, называется, собственническому укусу на плече побледнеть… Наверное, если бы Девин написал у него на лбу «МОЁ», то он бы добился меньшего впечатления обладания. Вампир покрыл его шею — и плечи, и грудь, и даже немного живот, если быть откровенным, — чертовой кучей болезненных засосов, превративших кожу в какую-то блядскую звездную карту. Как минимум, на груди Честер точно нашел что-то, похожее на Козерога. Торли смотрел на него ещё пару секунд — бесстрастно и как-то уже устало. — Поздравляю… наверное. Хотя бы без следов чьих-то клыков, — сказал он без эмоций. — Напомни в следующий раз не начинать с тебя. Ещё и десяти утра нет, а я уже выпить хочу. Честер кивнул, думая только о лежащих перед ним папках — с личными делами, отчетами с последних миссий и новыми контрактами. …Следы от клыков были на бедрах, у паха, рядом с тонкими бордовыми полосками от стека, но Торли этого было лучше не знать.