Нет цены великому

Они ничего не подписали. В последнюю секунду Честер зассал и выпалил «нет». Вампир неожиданно не стал давить — только кивнул, сказал, что ему всё равно нужно время, чтобы подготовить текст договора, и предложил встретиться позже. Когда «позже», он не уточнил, и Честер с облегчением не стал выяснять. Они выключили свет в конференц-зале и заперли его, и спустились обратно на первый этаж, в темень, всплески стробоскопов, грохот музыки и прибывшую толпу людей. Вампир кивнул ему на прощание и растворился в полумраке — пошел, возможно, избавляться от ключа со смешным брелоком, или искать себе перекус, или что ещё делают кровососы по вечерам, — а Честер поплелся к бару, как и хотел. Но сейчас свободных мест за стойкой не оказалось, и гомон стоял изрядный, давящий, и… Честер повернул к выходу. Разговор оставил его взвинченным, с противно ощутимым сердцебиением, никак не желающим уняться, и теперь от одной мысли об алкоголе только сильнее тошнило. Честер бы лучше промочил пересохшее горло чем-то другим. Водой, например. И прогулялся бы. Он так и сделал — купил бутылку в маленьком тесном магазинчике на углу, нашел неподалеку парк и намотал по нему кругов пять, подпинывая камни на серой гравийке. И всё не мог перестать прокручивать их разговор в голове. Как будто прошлой зацикленности ему не хватало. Вампиры были опасными, хитрыми и мыслили далеко не как люди. Ожидать от них человеческого отношения было… глупо. Его новый знакомый даже мог быть честным, когда говорил о причине своего интереса. Он хотел чужих страданий, а весь сегодняшний разговор… Песня сирены. «Я готов закрепить договор кровью», «всё обсуждаемо», «никаких пунктов, дающих мне преимущество, честно-честно»… Пф-ф-ф! А потом окажется, что он, Охотник, сам подписался под договором продажи души, и сам же запретил себя спасать. Знаем, бывало. Но Честер вспоминал их первый секс — всё, что осталось в его дырявой пьяной голове — и ему всё ещё становилось жарко и неудобно. И хотелось позорно поерзать. За такое, пожалуй, и с душой расстаться не стыдно. И ведь рыжий вампир, возможно, даже мог знать, кто он. Поэтому прикладывал столько усилий и вел себя как лапочка — в надежде… Сука. Обеспечить себе легкую победу. И развлечься перед этим заодно. Но как будто бы у Честера были иные планы. С головой ушедши в размышления, он даже решил вернуться в Цитадель пешком. Это, конечно, оказалось ошибкой: Честер добрался до нее далеко после полуночи и с гудящими ногами, но зато в казармах уже стояла тишина, и к себе он прокрался незамеченным. Он забрался в душ, чтобы освежиться, и лег в постель, и уставился в темный потолок, посеребренный слабым светом из окна. Ничего не помогало: мысленно ему всё ещё хотелось бежать. Вампир отлично трахался, любил кровь, и ему было на него плевать. Он не жалел его, не делал поблажек и не боялся сломать. И если всё-таки не знал, с кем имеет дело — это было возможно, — то для него Честер был всего лишь одним из Охотников, чуть стукнутым на голову. Хотя со своим пунктиком на чистоту и желанием трахать естественного врага рыжий тоже был не самым нормальным из их вида. Но зато каким изобретательным!.. Кроме того… Вампир точно не станет приглашать его на знакомство с семьей. Не будет хотеть этих слащавых вещей, которых обычно хотят, будучи парочкой: верности, особого отношения, обещаний, — а в них рисковал скатиться даже лучший секс по дружбе, но… какая дружба, у них же чистая сделка! Блядь, идеально! И вампир не растреплет никому, чем они занимаются — тут Честер не был до конца уверен, всё ещё, но вроде бы нечисть тоже не поддерживала сговоры с Охотниками даже как выбор меньшего зла или для разведки; так что честнее было «или не растреплет, или уже получил индульгенцию». Но, наверное… никто из их вида не стал бы так подробно делиться своими сексуальными предпочтениями ради того, чтобы просто втереться какому-то Охотнику в доверие, да? Вампиры были эгоистами до мозга костей, им было сложно делать жертвы для общего блага — потому что общего блага не существовало, существовало только благо конкретного вампира или, в лучшем случае, клана… Это, наверное, было единственной причиной, по которой нечисть ещё не поработила людей. Разрозненность и ксенофобия. Где-то на этой неожиданно умной мысли Честер провалился в сон. И последовавшие дни прошли… немного по-новому. В начале недели Честер не стал пропускать завтрак, хотя ему лень было вставать с постели, идти готовить… да и просто идти куда-то перед встречей с куратором. Но… он подумал, что днем может и не успеть толком поесть. Да, сейчас ему не особо хочется, но при виде еды в холодильнике он может передумать. А от одного кофе потом вполне может и скрутить на полчаса. Да. Только поэтому. И всё. На следующей — дошел до медкабинета, прихрамывая, чтобы ему наложили повязку и вкололи обезбола, когда полуразумная лиана из канализации попыталась оторвать ему ногу. Заодно ему вытащили из руки шипы — надо же, а он и не чувствовал, что в него попали, пока в него не полезли пинцетом. Потраченные полчаса прошли не зря, получается; а мог бы уже давно отмыться от тошнотного запаха и сладко спать в постельке. На следующий вечер он неохотно пропустил тренировку, предупредив Торли о травмах. Когда через пару дней состояние позволило вернуться к занятиям, то, отрабатывая ближний бой, Честер замотал руки бинтом. И остановился, когда лодыжка снова разболелась. Он прохромал к скамейке у стены, присел, давая ноге отдых и размышляя: размять или лучше не трогать. Взгляд зацепился за Криса — тот как раз качал пресс, зацепившись за перекладину ногами, и пару секунд Честер рассеянно наблюдал за медленно сокращающимися мышцами, которые обнажила съехавшаяся к груди белая футболка. Крис был хорошо сложён, и в целом… хорош: их часто ставили в одну пару, когда Честеру нужна была дополнительная защита (почти всегда, если он не успел сбежать раньше назначения). А ещё Крис был убежденным гетеро — кроме тех моментов, когда напивался. Тогда его стандарты… немного… падали. До ближайшего гостеприимного рта. Честер им был. Однажды. И то, что осталось в памяти, ему понравилось. И что Крис потом нихуя не помнил, пожалуй, тоже. Честер поймал себя на том, что потирает задумчиво губы, глядя на чуть тронутую загаром кожу, напряженный, резкий пресс и уходящую под пояс широкую дорожку темных волос. Встряхнулся, отвел глаза. Нет, не стоит приглашать команду в бар, они ничего особенно героического за неделю не сделали, чтобы отмечать. Даже если — он сел иначе, поерзав на жесткой скамье, потянулся вперед и всё-таки легонько размял лодыжку, кривясь от нытья в мышце — даже если ему очень хочется, чтобы Крис опять намотал его хвост на кулак и… Нет. Он не хочет. Ещё пару (тройку?) дней спустя после очередного мутного совещания, так ни к чему и не приведшего, Честер выскочил на улицу, пылая похлеще какого джинна. Дали бы закончить тот экспериментальный перевод, ну какого хуя сразу в архив?! И зачем только его присутствия требуют, если у него всё ещё нет доступа ко всей информации? О какой, блядь, возможной сделке с дьяволом бушевал Торли?! На автомате Честер вытащил из кармана джинс сигареты с зажигалкой, прикурил, затянулся… Выдохнул. Выругался сквозь зубы, затушил едва начатую сигарету о стену. Постоял, дыша полной грудью, пока горечь в гортани и на языке почти не истаяла. Выбрасывать сигарету всё же не стал. Потом скрепя сердце оставил начатую пачку вместе с зажигалкой в казарме, на подоконнике в общей курилке. И пообещал себе не возвращаться. В среду они собрались с Томасом, Рафой, её девушкой и ещё парой Охотников посидеть в пабе, и весь вечер Честер провел с ежевичным лимонадом. Безалкогольным. Терпя неоригинальные шутки про трезвенников и отговариваясь ранним пробуждением завтра. А когда к нему начал слишком уж явно подбивать клинья один парень, высокий, спортивный и чуть пьяноватый, изо всех сил делал вид, что не замечает его флирта, и от бесплатного коктейля отказался. Хотя и вздохнул незаметно вслед: симпатичный всё-таки… И слишком простой и неискушенный на вид. Когда Честер проследил траекторию своего — иначе и не скажешь — падения, он схватился за голову. Они, блядь, даже не договорились! Ничего ещё не было! Ужасаться ему пришлось недолго. На следующий вечер, когда он вышел из прокуренного подъезда муниципальной многоэтажки, стряхивая с рукавов толстовки пыль от рассыпавшегося проклятого, знакомая чернильно-синяя машина ждала его, припаркованная напротив. Нет, машину Честер на самом деле не узнал, а вот рыжего серьезного парня в расстегнутом темно-сером пальто, прислонившегося к водительской двери и скрестившего руки на груди — узнал. К сожалению — или к счастью.