Север

Она пахнет, не иначе, домом: камином, что никогда не гаснет в покоях, молодой смолой, которую носит ее сын, горячим молоком с завтрака в поселении сирот и первозданным морозом. Всем тем, чего Цукишима последние месяцы был лишен, вынужденный довольствоваться только едва заметным ароматом с бумаги писем. Ее материнское сердце все так же помнит его, принимает, сжимая в ответ раздражающе светлые ткани одежд, и дает шанс быть до конца откровенным. Кей плачет. Все было высказано раньше бездушными буквами в посланиях, потом словами мужа, но никогда не так, через простое дыхание друг другу. Все большое и серьезное рушится до основания, с грохотом, сравнимым с бунтом в столице, валится на землю, не оставляя ни камня, оставляет после себя совсем маленькое, нежное и запоздало очарованное чужой любовью. Леву нельзя не любить, потому что где-то там, на глубине, легко почувствовать себя таким же. — Я так рад вас видеть, — выдыхается спустя время шепотом прямо в плечо чужого платья, не в силах оторваться даже на секунду. — Вы- — Я тоже, мой мальчик, ничуть не меньше. И становится до безумия совестно, когда чужой голос выдает дрожащие ноты. Он все еще мальчишка, готовый свалить груз на чужие плечи, а вот она уже не та, нет с ней того, кто мог бы облегчить эту ношу… Он такой эгоист! Цукишима возвращается, поднимает голову с плеча и смотрит прямо в лицо Королевы, считывает каждую морщинку, каждую дрожь уголков губ и снова собирается по камушкам до привычного могучего вида. Ее застрявшие в уголках глаз слезы просто боятся выйти наружу, им нужно показать, что теперь от всего на свете будет крепкая защита. — Когда привезли Тецуро, я сразу подумала о том, что следующим станешь ты, — Королева шепчет смело, не отводит взгляда, выдает откровенно настолько, что совесть заново душит за то, что ей пришлось пережить из-за его самоличной глупости. Польстить такое внимание к неродному сыну успеет потом, сейчас же важнее та боль, что свалилась на ее плечи в последнее время. — И знала, что ты не вернешься, если будет так. Я молилась Старым Богам все дни, пока вороны не отправили весть, что ты сверг короля. Так значит за ним следили вороны, даже в южном дворце… — Я получил их помощь, поэтому мы и встретились здесь, мама, — обращение выходит само собой, уже давно отдающее теплом, но только сейчас обращенные в слова. — Теперь не придется беспокоиться, когда мы станем одной страной. — Кажется, ты его любишь даже больше, чем меня, — почти обиженно подает голос из-за спины, наконец возвращая в реальность окончательно и обнимая их обоих, как будто соединяя наяву семейными узами. Цепями, что висят с их именами на Дереве Легенд. — Даже если людям не удастся принять эту идею, мы все равно связаны. И правда, не именем, не страной, даже не верой в Старых Богов. Надеждой на счастье друг друга и искренней, такой светлой в сравнении с жестокостью человеческого мира, любовью. — Как такого южного мальчишку можно не любить, — наконец в голос Королевы возвращаются знакомые едкие нотки, а чужая рука ласково треплет по щеке. — Он такой же мой сын, как и ты, Тецу, а потому- — Просто признай, что я успел тебе надоесть за время воспитания. — Лишь иногда, когда особенно вредный. — Вы из одного племени, не лисам говорить о вредности! — Кей встревает и тут же своим неловким шипением переманивает все внимание на себя, тут же встречаясь с двумя парами желтых глаз. И правда, совсем одинаковые лисы. — Идем, нам стоит попривествовать всех. Снова. От формальностей коронации тут же становится тошно, но Цукишима сжимает покрепче обе ладони и гордо тянет в сторону палаток. Даже если бы он не был королем, даже если бы Королева и Тецуро не были причастны к короне, все равно хорошим тоном поприветствовать всех гостей на собственной свадьбе. Он снова жених, пускай уже без страха и обреченности, скорее с гордостью и верой в то, что в этот раз его сердце останется целым до самого конца. Чужое же Цукишима не отпустит ни на миг, не в этой жизни уж точно. Первыми идут палатки южан, сотканные, наверное, еще поколения три назад: потемневшие от пыли, песка и земли родных поселений, у кого дыры наспех зашиты кусками мешковины, кому повезло меньше — жилище заменяет натянутая большая ткань (должно быть, старые паруса или тканевая защита полей от птиц и вредителей), но все как одни с уважением и неким страхом смотрят в сторону вошедших. Вряд ли на каком еще веку удастся увидеть сразу трех правителей за раз. Но Цукишима держит улыбку, без наигранности беспокоится о ночлеге для каждого из приехавших, на взгляды Королевы отвечает лишь тем, что представляет и ее каждому из глав поселений, а после невзначай сжимает покрепче ладонь Тецуро в рукаве одежд. Ему говорить нет нужды, не сейчас, уже завтра они снова будут главными лицами этого дня, а пока стоит познакомить женщину, которая знает о Юге только из писем сыновей и через смерть мужа, с жителями. — Они совсем другие, — шепчет она мимоходом, выцепляя свободную минуту во время прогулки между жилищами. — Чую, как они опасаются сболтнуть лишнего и желают, чтобы мы скорее их покинули. Они не хотят здесь быть, Цукишима. — Да, и вряд ли решились бы на этот праздник сами, но пока я держу в руках остатки жесткой власти отца и делаю их жизнь, они пойдут за мной вслепую. — Говоришь, как настоящий зверь, Душа моя, — Тецуро усмехается, но за руку держит так же крепко, немо обещает следовать тоже, без корон и всеобъемлющей власти. — Твой отец точно не заразил тебя? — Пока я с вами, никакая дурная мысль меня не сломит, — с заметно усталой улыбкой Кей снова отгибает вход в скромное жилище и- — Старые Боги, Короли здесь! Благо, что без Королевы, отпустить ее отдохнуть было хорошим решением. Кажется, все палатки южан успели закончиться (как будто их было мало, они прошли не меньше тридцати временных жилищ для простых жителей), настал черед шатров северян. Внутри уже больше места, шкуры сотканы плотно, не пропустят ни единый солнечный луч, а на опорах стоят обереги-символы племен. И пахнет здесь иначе: не фруктами, песком и отчего-то несчастьем, здесь живет остаток колючих холодов, сочного мяса и… холодного моря, которое Кею так и не довелось увидеть самому. Стоит и правда проехаться по всем племенам, как только удастся вернуться. — Рады видеть вас спустя время, Цукишима, — и как свезло первым делом попасть к воронам. У Савамуры все такая же крепкая рука и неаккуратная щетина, что чуть портит широкую улыбку. — Границы всегда крепки благодаря вашей воле и воле Старых Богов. — Ни к чему эта лесть, вы ведь следили за мной И этот суровый хохот тут же подтверждает догадку. — Это была моя затея, — Куроо, что в какой-то момент сбежал к другому краю шатра, вернулся с тарелкой, полной рагу, и только сейчас Кей понимает, насколько голоден… и скучал по любимой в замке еде тоже. Ложка без всяких приличий выхватывается из чужих рук, и он несдержанно забрасывает в рот все новые и новые куски. Благо, совсем не стыдно, ладонь мужа гладит по спине и дает недостающую часть собранности в их все еще неумелый дуэт. — Как только мы добрались до границы, я попросил Дайчи не спускать глаз с дворца. Его воронята, считай, сохранили мне жизнь в пути до границы. Спасибо. — Поблагодари лично Хинату, вон тот рыжий мальчонка, — Савамура указывает в сторону кучки воронов, занятой игрой на камнях. — Считай, самый быстрый из молодняка, далеко пойдет. — Лучше передай ему сам, еще смутится и больше не полетит никогда. — Твоя лисья душа только этого и ждет. — Он меня не интересует, скорее- — Вам на Костер Легенд надо и кашу есть, а не племенами править! — шипит Кей, возвращаясь со стуком ложки о чужие лбы. Мягко, предупреждающе, но все же не желая оставлять шишек. С этим справятся они сами, наверняка не привлекая его внимания. — Дети самые настоящие. — Столько лет не проходят бесследно, Цукишима, без этого я даже успеваю заскучать. — За последнее время вы уж точно часто виделись, а нам уже пора, нужно успеть обойти всех до полуночи. Конечно, можно продолжить и завтра, но лучше разлучить этих дураков, поэтому с коротким прощанием Куроо, как настоящий лисенок, вытаскивается наружу почти за темные волосы на затылке. Снаружи уже собирается ночь, закат почти съело темное небо, но что-то определенно не делает их поляну такой темной. Кей видит только свет из-за шатров и палаток, не представляя, что может быть таким же ярким, словно… — Костер Легенд в этот раз решили провести для всех детей. Говорят, медведи строят его большим, чтобы места хватило и южанам. — Это тоже часть твоего сюрприза? — Скорее мое желание сделать что-то для твоей идеи, — Тецуро выдыхает совсем мечтательно, устремляя взгляд выше всех шатров и отчего-то щурится. По-лисьи. По-домашнему. — Твоя воля и моя воля тоже, Душа моя, а Старые Боги будут добры ко всем, кто до них доберется. Поцелуй тает на чужой щеке, а Цукишиму затапливает изнутри желание просто спрятаться ото всех и насытиться мужем сполна, за все то время, что потерялось из-за его гибели, из-за работы над Южным королевством и потоком постоянных проблем… Но нельзя. У них еще слишком много дел. — Пойдем дальше, мы должны успеть обойти всех к костру. Хочу увидеть детей Некоматы. Но однажды точно мир будет для них двоих, и никаких разлук и горестей. Только апельсины и рагу, приправленные сладостью любви.