Север

Утро. Все такое же душное и обещающее не менее сложный день, чем вчерашний. Единственное, что спасает от злости, способной задеть каждую из пришедших служанок, что отличается от дня коронации — тихое сопение Куроо на соседней подушке и его рука, все еще устроенная, как немое обещание оберегать, на талии. Цукишима уже не чувствует себя человеком, скорее куклой, созданной для выполнения королевских обязанностей, все задушила простая усталость, что копилась не одну неделю. Ему просто хочется продолжить спать, уткнуться в плечо мужа и забыть о долге, празднике и.… обо всем на свете. Хотя бы один день спокойствия наедине друг с другом. Как давно этого не случалось… Наверное, с самого момента знакомства. Видимо, их судьба, как правителей, как северянина и южанина, прокладывать пути своими силами, не жалея себя. — Тецу, — голос пропадает, как будто не желая произносить суровую правду, требующую отложить свой комфорт и удовольствие куда подальше, но Кей с мягким касанием губ куда-то в волосы шепчет, — Пора вставать. Покой настанет лишь тогда, когда на их место смогут взойти преемники, а этого ждать еще слишком долго. — Ты думаешь, я сплю? — У тебя даже не дрожат ресницы, обманщик. И Цукишима готов поклясться, что хриплый ото сна смех Тецуро это лучший звук из всех, что он слышал. Ценнее звона монет, свиста метели или дождя, питающего сады. Его муза находится так близко и так невинно уязвима, что бросает в дрожь. И все же, наслаждаться минутами вместе не выходит долго, служанки с противным стуком заходят как всегда по времени, затягивают одежды чуть сильнее, как будто в надежде сохранить под ней остатки сил, а после приходится окончательно собраться мыслями. Единственная, кто не чувствует в их покоях усталости, — Арна, и ее присутствие все же дает надежду на лучшее. Она ведет до обеденного зала, как будто знает здешний дворец лучше него самого, виляет довольно хвостом, когда встречается с новым лучом от витража на полу, и это, должно быть, лучший подарок, который мог сделать ему Куроо. С ней и правда легче, пускай и в самом конце их истории здесь. — Она наша дочь, — бездумно шепчет Кей у самых дверей в обеденный зал и краснеет тут же от ответного «У нас еще будут свои дети, Душа моя». Хотя ждать их и не нужно, Алиса и Лев уже здесь, послушно ждут, пока они займут свои места, а после срываются скорее по привычке, запихивая в себя, кажется, слишком много для простых детей. Он не останавливает, немо просит и Куроо позволить просто этому случиться, только может надеяться, что это… пройдет, и Цукишима готов собирать ягоды сам, варить крупу и давить сок, только бы это однажды закончилось. Не по-королевски. По-человечески, по-семейному, чтобы у каждого из них было знание, что будут ждать, дадут горячей еды и выслушают все, что только можно рассказать. — А мы едем на праздник? — слова Льва едва удается разобрать за набитым грушей ртом, и Тецуро позволяет себе усмешку. Как маленький, а не суровый король Севера. — Я хочу к друзьям и на костер! — Конечно, поедем, — нежность душит, Кей не может быть равнодушным к этому чудесному мальчику, и удается только стереть салфеткой с чужого носа остатки грушевого сока. У них еще будут дети, свои или других стран и племен, большие или совсем крохи, но первыми навсегда останутся Алиса и Лев. — Как только доешь, сразу пойдем к карете. — Мы поедем с вами вместе? — А с кем еще? Телеги со столицы наверняка ушли еще сегодня на рассвете, остались только мы. — Тогда я тоже король! Это окончательно влюбляет, и Цукишима бессильно хохочет с набитых щек, громкого голоска и выставленной вперед, как меч, вилке. Какие Боги послали им такое чудо? Алисе неловко, ее с головой выдает румянец и еще одна нервно засунутая за щеку долька персика, и она кажется еще большим чудом, чем ее младший брат. Он точно уверен, что ее имя в истории еще останется вместе с именем юноши-косатки, пускай и думать об этом слишком рано. От завтрака приходится оторваться, выпить лишь глоток сладкого южного вина за успех сегодняшнего дня и вернуться в коридоры замка. Арна все так же рядом, довольно облизывается после съеденного мяса, но в момент, почуяв неведомый запах, срывается с места и с громким лаем несется вперед, тут же увлекая за собой и все их внимание. — Мы кого-то ждем? — Он обещал сопроводить нас, — Алиса выходит из-за их спин и ускоряет шаг, увлекает невольно за собой так, что не выходит остаться серьезным в намерении провести последние минуты во дворце в рабочем кабинете. Для всей страны этот праздник означает отдых, для него — отложенные дела, к которым придется вернуться. — Сказал, что хочет увидеть вас и быть уверенным, что все будет в порядке. — Даже не съязвил, что больше не повезет мое тело до границы? — с усмешкой тянет Куроо, и в мыслях появляется только один человек настолько же самоуверенный и способный запомниться мужу. Терушима ждет у главных ворот, все так же свесив ноги с телеги и жует виноград, видимо, сворованный только что с садовых веток, и одно его присутствие удивительно быстро оживляет. В нем одном как будто скопилось все то, к чему стоит стремится, пока корона давит на голову: свобода, вера только в лучшее и удовольствие без вреда для остального мира, и Цукишима невольно идет быстрее навстречу, цепляя только наощупь рукав Тецуро. — Ваше Величество, ваша собака любит меня больше, — с усмешкой тянет по слогам Юджи, тут же утягивая Арну к себе на колени, позволяя облизывать и порыкивать ласково. — Она остается со мной. — Еще чего, ты о Нэле едва можешь заботиться, она заслуживает лучшего! — бросает Алиса гордо и запрыгивает в повозку, утягивая брата следом. Взрослая, ответственная, нежная к тем, кто ей дорог… Похожа на Королеву: познала ту же боль, так же живет только тем, что заботится о том, что осталось, и будет бороться до конца. Прекрасная следующая правительница, он уверен, что время только укрепит эту затею. — Вы поедете с нами? — Нет, у нас своя карета, мы встретимся на месте. Хорошей дороги! Куроо перетягивает внимание снова на себя, тянет по-хозяйски чуть дальше до королевской кареты, а как только лошади увозят их за пределы столицы, сгребает в объятиях и совсем нежно целует. Во всех южных сказках такое хранится только для покоев, оно слишком личное и непринятое для солнечного света, но обжигает ничуть не хуже солнечных лучей. — Что такое? — Просто ты теперь снова мой жених, и это волнительно. Пускай обойдется без походов по снегу и меток, но… Я все еще боюсь, что Старые Боги будут против нас, если мы отойдем от их обрядов. — Душа моя, — самому шептать на северном такое непривычно, но Кей терпит внезапную дрожь и укладывает руки поверх чужих щек. — Они верят в нас, я чувствую это. Они оберегают нас и в замке, и на Юге, они ведут нас туда, чтобы соединить наши земли… Мы делаем то, что суждено провести только нам. Верь мне. Обманывать Тецуро язык не повернется до скончания веков. Тяжелым вздохом награждают нехотя, фырчат что-то неведомое на северном, но Цукишима не ведется, с любовью прижимает к себе и целует прямо в лохматую макушку. Куроо точно его маленький лисенок, никак не большой и страшный воин, и в это сложно не влюбляться день за днем все больше. С ним мысли о волнительном событии для Севера и Юга, о возможных проблемах и оставленных в кабинете на полуслове бумагах отходят на дальний план, а тело снова сковывает усталость. Он не чувствует сам, как закрывает глаза, просто падает в усталый сон и только пальцами сжимает чужие одежды, как якорь.

Только не кошмары. Только не встреча со Старыми Богами или вещие сны. Пожалуйста, позвольте просто отдохнуть перед важным делом.

И желание исполняется, в себя приводит только стук по стеклу и недовольные шепотки снаружи. Кей находит себя снова на груди Куроо, в этот раз только скрытой за тканью, в теле нет привычной усталости, а пробуждающееся чувство долга быстро тянет наружу. Приходится быстро подняться, растолкать спящего мужа и практически выпрыгнуть за землю, живую и цветущую травами. Место для праздника выбрали уютное: растянутое почти до горизонта поле, уже усеянное сведенными наскоро палатками и мелкими домишками, река, что течет совсем близко и журчанием заполняет тишину вокруг, горы видны как будто так близко, что можно дотянуться рукой до колючих вершин… — Пускай эта земля наполнится общим для нас всех счастьем, — шепчет едва слышно Кей. Не как молитву, скорее наказ себе все устроить так, чтобы- — Она уже полна счастьем, мой мальчик. Тепло Тецуро оказывается уже отошло в сторону, освободило место для нового, все такого же родного, но встречаемого в последние месяцы только в письмах. Куроо стоит позади матери, что выглядит такой же счастливой, как сам Цукишима. Он совершенно по-детски срывается, плюет на все нормы приличия и статуса, сбрасывает все королевское на землю и сокращает в один миг расстояние между ними. Руки сжимают Королеву так крепко, как будто это вопрос выживания, внутри все рвется от заметных в разы сильнее седых волос, а из груди вырываются совсем тихие всхлипы. Как же он скучал по ней!