Север

— Стать твоим мужем? Разве в этом будет смысл? — в голосе Тецуро недоверия достаточно, чтобы на секунду подумать, что и эта идея неподходящая, что хороший исход невозможен, но в следующую же страх задавливается фантазиями о том, как могло бы пройти первое совместное празднество двух совсем разных народов: фрукты, музыка, пускай и совсем разная, игры самых младших жителей обеих стран, кому еще только предстоит делать собственные выборы, а не тратить силы на ненависть друг к другу… Пусть это будет самый первый шаг к сближению, с остальным люди справятся сами. — Это нужно не нам, а остальным, нашим странам, Тецу, чтобы дать им шанс узнать друг друга поближе. — Ты все еще грезишь союзом? Разве не легче найти преемника здесь? Не легче. Юг никогда не рассчитывал на то, что правящая семья не сможет существовать дальше, а люди, наделенные властью по воле случая, легко переступят грань допустимого и вернут времена правления отца только с другой фамилией во всех молитвах за здоровье короля. Цукишима не может так рисковать, его родина еще не готова к таким переменам. — Только мы вместе сможем не совершить ошибок прошлого. Я нужен этому месту так же, как и нужен- — Но я хочу только тебя, а не весь Юг, --Тецуро больше не пытается наполнить ложку и снова всунуть чечевицу в его рот, только с сомнением смотрит прямо в глаза, как будто готовый уже сейчас, после короткого «хорошо», собрать вещи и уехать домой… Вернее с верой, что Кей сам предложит такой исход. — *Мы должны быть со Старыми Богами, а не здесь*. — Я не стану выбирать между тобой и короной, Тецуро. — Почему? — Потому что это моя ответственность, — и страшно осознавать, что муж действительно этого не понимает. Ложка злостно выдергивается из рук и помогает наконец опустошить всю тарелку. Вкуса почти не осталось, весь его задавило напряжение внутри, и вряд ли это усталый голод. — Я сверг своего отца, пережил твою смерть, уже стал понимать, как привести Юг к процветанию, не чтобы просто сбежать. Моя власть может сделать жизнь сотен, если не тысяч, людей лучше, здесь нет Старых Богов, кто будет диктовать, как людям жить. Я нужен этой стране, Тецуро, и я не уеду, пока не сделаю все, что требуется от достойного правителя. Тишина повисает надолго, чечевица успевает пробраться дальше по пищеводу и застрять тяжелым комом где-то у желудка, а чужой взгляд как будто здесь и сейчас оценивает его выбор — без «мы» и быстрого конца. Цукишиме страшно, пусть и совсем немного, но не за свое выживание, скорее за то, что их тонкое понимание друг друга вот-вот прервется, а за ним последует полное несчастье в браке с некогда любимым человеком. Он не хочет той ошибки, которую допустила мать, не желает быть хладнокровным отцом и- — Хорошо, — мысли прерывает выдох Куроо, все еще хрипящий от раны мечом отца, или всему виной чужая сделка с совестью. — Но пообещай, что как только все наладится, мы вернемся домой. И если тебе понадобится помощь, скажи мне, а не запирайся в кабинете на несколько дней. И если- — Не волнуйся, у нас еще будет время для нас двоих, веришь? Спасибо, что идешь мне навстречу. Объятия, пускай и совсем легкие и не совсем удобные, ограниченные широкой тарелкой между ними, все же отдают таким необходимым человеческим теплом. Сейчас Кей чувствует, как чужие ноги идут к нему по снегу до Дерева Легенд, перебарывают боль и неудобство, и это кажется самым важным событием между ними — открытое признание, что друг для друга можно сделать больше, чем можешь позволить сам себе.

«Старые Боги, спасибо, что дали нам шанс.»

— Но только с тебя апельсины, — шепчет куда-то в шею Тецуро, а Кей без стеснения смеется и в шутку хлопает по крепкой спине, скрытой все такими же одеждами. — Как пожелаешь, Душа Моя. А ты напишешь письмо домой, чтобы передать намерения праздника Королеве. — Только ты можешь вертеть мной, хотя лис я!

***

И все же, именно королем, а не простым реформатором Кею стать только предстоит, и последняя неделя во дворце отчего-то полна суматохи. Он не давал приказов о пышном пире, не просил изысканных ужинов или открытия ворот для всех жителей столицы на один день, но все еще в основе своей старое поколение слуг выверяет каждую деталь в иллюзии праздника: из дальних мест заказано нежнейшее мясо, над одеждами для коронации трудятся мастерицы в подвале рядом с мастерской, а люди со всех концов Юга стягиваются вокруг столицы, чтобы совсем скоро встретиться с ним — новым королем. Какой он в их слухах: мягкий случайный король, чужеземная зараза или надежда на лучшее? Как скоро наступит тот момент, когда объединение действительно произойдет и не встретят ли эту идею смехом? Справится ли он и Тецуро с их праздником? Вопросов так много, что очередной день работы, превратившийся в ночь, все никак не закончится. Он просто застыл в рабочем кресле в окружении очередных посланий и писем с границ, едва дышит, поглядывая на каждую букву, а в голове снова и снова проходят битвы со страхами и возможными плохими исходами. Короли не имеют права бояться, они должны быть уверенными, крепкими и сильными, но ему этому всему стоит еще поучиться. — Пойдем, — шепот Тецуро слышится где-то вдалеке, на краю сознания, как и руки, сомкнувшиеся на талии, а затем и странная невесомость, которая заканчивается только когда всего тела достигает что-то теплое и ароматное… Масла в купели, только они могут так щекотать нос и расслаблять затекшие мышцы. Цукишима находит себя уже в покоях, на чужих коленях, обнаженный и завернутый в полотенца, словно ребенок, пока ладони мужа нежно вытирают волосы. Где-то там точно должна была выступить седина от нервов. — Ты снова забылся? Нет сил даже ответить, язык прирос к нижнему небу и двигаться не желает совсем, остается только потереться челкой о руку с полотенцем в кивке, а после снова отдаться чужой заботе. — Волнуешься? Снова кивок, ни капли не живее, чем тот, что было до этого. — И куда же подевалась вся твоя уверенность, король Юга? Кто-то говорил мне об изменениях и надеждах. — Тяжело, — едва складывает почти по слогам Кей, даже не пытаясь глаза держать открытыми. — Страшно. И не за себя или за Куроо, им сейчас вряд ли что-то может навредить, а за страну, за людей, что снова будут верить каждому его слову и не посмеют сказать слово против в самом начале, за то, что не сможет дать им то, чего они заслуживают, что должен иметь каждый человек хоть на северных землях, хоть на южных… — Всем бывает страшно, — рука мужа все же укладывается на впалую щеку, поглаживает, отогревает застывшие мышцы, как будто вынуждая взглянуть на себя, и Кей не противится. — И сначала будет непросто, но. я верю в тебя, Старые Боги верят в тебя, моя мама верит, верит Бо, верил Некомата. Используй эту веру Душа моя, она не даст тебе потеряться. Пока солнце заходит и встает, пока луна светит по ночам и прячется весь день за горизонтом, я с тобой. С тихим «тут» грудь прошибает разряд от чужого касания, и это дает финальный запас сил, чтобы оставить поцелуй на губах и уткнуться в чужую шею. Куроо успокаивает, Куроо понимает без слов, Куроо роднее всех на свете и все еще такой особенный, не успевший разгадаться полностью, и именно такого героя, собственную музу, полную силами и мечтами, Цукишима представлял себе что в мастерской, что во снах, где фантазии можно было коснуться, а не только смотреть. — Ты все еще не веришь, что это возможно? — Что ты имеешь в виду? — Наш общий мир, — с апельсинами и мясом, камнями и шелками, снегом и песком так близко, что можно каждую секунду менять ощущения и места. — Большое королевство, начатое с тебя и меня. — Я не привык верить фантазиям, Кей, — и когда Куроо зовет его по имени, значит все действительно серьезно, врать не станут. — Но если ты готов сделать для этого все, я только буду держать тебя вот так, на себе, чтобы тебе хватило сил довести это до конца. — Верь в меня. В нас. — В нас я уверен, а остальное — воля Старых Богов. Лишь бы только они не были против таких вольностей.