Север

Время до утра проходит спокойно и максимально нежно: слов больше не нужно, за них работают касания, что даже во сне разбегаются по чужому телу в надежде, что при пробуждении Куроо не исчезнет. Цукишима не видит снов, не чувствует солнечных лучей, что снова целуют щеки, обводят с отдельным вниманием шрам и наконец греют не только снаружи. Он только прячется в чужой груди. Где-то на границе сознания кричит страх причинить лишнюю боль случайным касанием к животу, потому приходится не двигаться, только старательно отдаваться пустоте за закрытыми веками. И все же, отдыхать долго не выходит, долг нового короля не знает отговорок. От неловких касаний слуг к плечу приходится проснуться, отстраниться от чужой груди и… — Передайте кухне, что на завтрак нужно больше апельсинов. Одежды надеваются все так же быстро, пусть и заметно, как дрожат ладони служанок, что всегда занимали утро отца, да и вышивки на светлой ткани сменились — среди узоров песчаных бурь наконец появились золотые звезды. Такие же, которые хранит в себе корона Юга, с ней еще предстоит познакомиться ближе… Никакого предвкушения или давления, только очередной груз ответственности, что от одного взгляда в зеркало давит на плечи. Это не пройдет волшебством, его не сбросишь и не сбежишь обратно в северный замок, чтобы найти наконец свое «Долго и счастливо», и до тех пор, пока не найдется тот, кого можно оставить на месте короля, Цукишима не имеет права возвращаться. От этого на сердце тошно. Приходится собраться с духом, выдохнуть шумно, едва поглаживая рукава одежд, а после тихо покинуть комнату, оставляя мужа наедине с тишиной и очередным притоком жара. Возможно, это бессознательное чувство долга, а может и спланированное Старыми Богами или кем-то еще наверху решение, но ноги сразу идут в направлении рабочего кабинета, уже принадлежащего только ему. Кей бывал там редко, все, что осталось в памяти с детства, — слишком много бумаг, посланий и свитков, которых нельзя было касаться, и постоянный аромат фамильных благовоний, что зажигали во всем остальном южном мире только по праздникам. Должно быть, отец просто заполнял окружающую пустоту и холод ароматом власти и денег. Это даже к лучшему. Все правда удастся поменять, исправить и сделать новое лучшим, по крайней мере, Кей приложит для этого все усилия. Тяжелая дверь в конце коридора внушает своим видом, что простояла она здесь не один десяток лет, но даже так не издает ни скрипа, когда пускает внутрь, кресло пусть и стерлось о чужие рукава одежд, но все так же крепко стоит на ножках как и стол, заваленный документами. И ничего из этого не кажется своим, только гостевым атрибутом, что, в конце концов, отойдет своему настоящему хозяину, но эту мысль приходится перебороть. У Цукишимы точно нет времени. — Возможно, в этом и правда есть смысл, — шепчет себе под нос, зажигая оставшуюся на столе палочку благовоний. Здесь и правда слишком напряженно и бездушно, стоит развеять и собственный страх, и замкнутый круг извечной работы, который наверняка остался в темных углах от предыдущих правителей. Сколько из них отдали свою жизнь бумагам и встречам? Скольким из них удалось построить любящие семьи? Он сам не станет разменивать свою любовь на процветание страны, особенно зная, что можно иначе. Первые листы даются с трудом: торговцы бунтуют с пограничными войсками за возможность открыто продавать, что кажется глупостью, в южных районах, по словам глав поселений, все больше голода, что откровенно злит, и еще с десяток посланий, жалоб и надежд. Все кажется потерянным, сухим и обреченным, но перо все записывает, а послание за посланием разбирается первая стопка бумаг. Пусть небольшая, пусть совсем старая и большинство запросов потеряли свою важность, но внутри все крепнет, и появляются силы продолжить. Цукишима старательно просматривает, выписывает, выкидывает и создает свой порядок, тратит на это, кажется, целую вечность. Палочка благовоний давно догорела, оставив после себя только едва заметный дым, солнечные лучи пробежали полпути от одной стены до другой, а он все остается в этом кресле, не чувствуя ни голода, ни головной боли, ни усталости. Ощущение, что вся существующая обязанность короля, как яркое пятно от вина, впиталась поглубже, заразила собой и не дает вернуться к временам чистоты. Может быть, все это его сумасшедший сон? Вечное странствие по уголкам Юга в пределах кабинета, отсутствие всякого контакта с внешним миром и- — Не помешал? Глаза поднимаются в сторону двери, а из нее торчит голова Куроо, вернее большая часть его прически и хитрые, правда лисьи, глаза. Такому отказать невозможно, едва заметным кивком он пропускается внутрь, а Цукишима заново прячется в бумагах, не желая тратить время. «Еще немного, и на сегодня можно будет закончить» вертится в голове и дает надежду на отстранение от дел и работы, но чуть позже, не сейчас, еще один лист, еще одно ответное письмо и… — Ты не выходил сегодня отсюда. — У меня еще будет время. — Уже вечер, Кей, — чуть обреченно срывается с чужих губ, и вместе с тарелкой фруктов, видимо, принесенной с сада, взгляд цепляется и за пейзаж за окном. Уже совсем не окутанный солнцем, скорее прощающийся с закатом и обещающий дождаться следующего утра. Похоже, он и правда понял, в чем проблема здешней работы. — Это ведь твой первый день? К чему себя так нагружать? — Тецуро находит рядом стул и подтаскивает ближе, чтобы ладонь устроить на щеке, и Цукишима впервые, чувствует, как напряжены плечи и шея, как сводит желудок от отсутствия хоть какой-то еды и насколько болят запястья от непривычно долгого письма. Жизнь на Севере разнежила, проще выучить легенды, чем расписать ответы даже на самые простые вопросы здесь. — Думаешь, сразу станешь тем, кто все решит? — Чем раньше я начну, тем скорее наступят изменения. Ты видел, что они нужны. — Но не ценой твоей жизни. Будет хуже, если новоиспеченный король тоже исчезнет с трона, а по вашим обычаям я не смогу тебе помочь. Почему за столько лет существования Южного королевства никто не додумался власть передавать парам, а не одному королю?! Конечно, он все понимает, даже ластится, как такой же лисенок, о чужую руку, прожевывает пару ягод клубники и несдержанно надкусывает целое яблоко, но внутри все равно волнение, ответственность и… страх. — Если я спрошу- — Я всегда буду на твоей стороне, знаешь? — Знаю, — теряется новом тяжелом выдохе, а нос Цукишима быстро прячет в чужой шее. От нее все еще пахнет смолой, как в самых приятных снах, кожа у мужа все такая же смуглая и по-своему манящая, и, честно, Кей бы с удовольствием отдал и корону своей семьи, и права северного правителя, лишь бы была возможность просто жить одним Куроо. — И все же, я боюсь. За тебя и за то, что я не смогу сделать жизнь южан лучше. Меня не готовили к правлению, корону я получил только благодаря случаю и небольшой хитрости, и я не могу уехать до тех пор, пока не буду уверен, что Юг в надежных руках. Не в своих, это слишком — править в одиночку и жить по разные стороны света с мужем. Не ради этого Кей боролся, меч не для подобного поднимался и опускался снова в долгих тренировках наедине с собой. То недолгре время без мужа казалось вечностью. — Если это для тебя важно, ты можешь остаться. — Без тебя. Я не хочу так. — Но всегда стоит действовать во благо тех, кому ты служишь, — и с Тецуро сложно не согласиться, но только здравым умом. На деле же освобожденное от скорби и привитого отцом несовершенства сердце желает лишь одного — покоя вблизи северного замка. — А мы можем только следовать воле Старых Богов. Только южане их не знают, здешняя вера уже выросла из многообразия образов и историй, упростила все с легкой руки предков Цукишимы и сейчас вряд ли встанет сама собой в давно забытые рамки. Кто еще согласится на подобное? — Я посмел фантазировать о том мире, где не приходится выбирать и расставаться. — Что ты имеешь в виду? — Что будет, если объединить наши земли?