Север

Цукишима чувствует боль снова и снова, как будто все его тело протыкают сотни мечей, стрел и копий за раз, взлетают в небеса снова и с новой силой падают, втыкаясь в его кожу. Это похоже на пытку, мучительную и долгую, практически убийственную… Но медленно, по секунде замедляясь, воображаемых лезвий в коже становится все меньше, мир заново обретает цвета и снова удается увидеть южное солнце, не жмурясь. Ладонь все так же жмет на темноту, ощупывает ровную рану и чуть давит на остатки глаза, как будто в попытках все вернуть обратно, словно выпавшую из большого механизма шестеренку, но мир все так же смещен чуть влево, а сознание нехотя принимает, что это плата. За новый ли путь или за дерзость? Покажет время, но сейчас стоит подняться на ноги. Для начала ослабшие руки снова рвут рукава одежд, с усилием поднимают ткань до лица и совсем неумело перевязывают вырезанный глаз и все еще кровоточащую рану, что тянется от середины брови до щеки. Наверняка со стороны он потерял все королевское очарование и уважение, больше похож на молодого пирата, которого съели точно не рыбы, скорее самонадеянность и гордость, но маленький Кей вряд ли бы расстроился такому исходу. Быть героем рассказов оказывается иногда так просто! Поднимается на ноги он тяжело, с усилием отталкиваясь от окровавленной земли и не сразу понимает, что нет ни меча, ни фигуры, что отбрасывала тень и вселяла ужас. Кею не мешают, не бросают колкости по привычке, даже не удостаивают взглядом, но и не кричат о бесспорном выигрыше, а народ вокруг затих настолько, что остановится слышен шум от ветра, играющегося с бельем у окон ближайших домов. Нехотя удается повернуть следом и шею, исследуя бегло все поле дуэли, и раньше глаза находит упавший острием в землю меч нога. Она носком упирается прямо в лезвие, почти запинается, но помогает тут же направить взгляд в нужном направлении. И Кей находит тело. Упавшее навзничь как кукла, замершее в одной позе без надежды вырваться, а в глазах, что все еще могут двигаться, читается ярость, которую не выразишь словами. Отец побежден не мечом, скорее мелкой хитростью. — У меня, должно быть, есть пара минут до тех пор, пока твое дыхание не остановится, — слова едва складываются губами, звучат тихо, но цитируют слово в слово сказанное в самый ужасный день в жизни Цукишимы. — Считай долгое действие яда подарком на мою свадьбу. Ямагучи постарался на славу, раз жизнь сохраняется в замершем теле достаточно, чтобы сам Кей успел прийти в себя и закончить все собственноручно. Должно быть, вызвать паралич мышц, но не остановку дыхания не так сложно, особенно так неторопливо, растягивая время поединка. — Это первая наша встреча, когда ты не сможешь меня перебить или вовремя остановить, чтобы «не наговорил ничего лишнего». Но в мыслях Цукишима слышит все: и осуждения, и проклятия, и мольбы освободить из застывшего тела, но не ведется на чужие невысказанные эмоции. Особым послушанием королевских приказов он не славился никогда, сейчас же это особенно бессмысленно. — С детства я знал, что моя жизнь не стоит так дорого для тебя. Не нужен был второй ребенок, совсем непохожий на активного старшего брата, которому ты мог бы передать корону, верно? — голос подрагивает от застоявшихся в груди обид, но Цукишима продолжает. Возможно, это и правда последняя возможность расстаться с сожалениями и отпустить прошлое. — Я не чувствовал ни капли отцовского тепла, только вечные требования, потому что… Я не должен быть хуже Акитеру. Руки тянутся ниже, вытягивают из сухой земли чужой меч и только протягивают его слугам. Дуэль очевидно окончена, ни он сам, ни отец не смогут устроить представление со ставкой в виде целой человеческой жизни, а значит больше оружие не понадобится. Пусть пылится и ржавеет где-нибудь в оружейной, которую первым же указом короля, Кей уверен, он запрет ее на замок. — Но ты убил его. Именно ты виновен в том, что моего брата, твоего наследника не стало. Убил легко, потому что знал, что он слишком любит тебя, чтобы убить первым, — и по толпе тут же ползут противные шепотки, все дружно вспоминают представленную короной причину смерти наследного принца — роковая случайность, утопление в купальнях дворца без каких-либо подробностей. Они народу и не нужны, достаточно только повода для слухов, а остальное их жизней касается лишь косвенно. Важнее прокормить семью и пережить очередную засуху. И их нельзя винить в бездействии, вряд ли они могут представить, что бывает иначе. А Кей знает. Кей видел и чувствовал, ненавидел, но спустя время полюбил то, где и с кем оказался. — А после, чтобы не испытывать мук совести и страха потерять власть, отправил меня на Север, к тем, кого считают все варварами и причиной всех бед, — он садится рядом с чужим телом, кладет ладонь поверх брони и чувствует, как она успела нагреться. Блестящий металл так долго лежит на солнце, что от привычного холода, встречаемого во всем, чего касается семья, не осталось и следа. Может быть стоит переплавить все мечи, щиты и броню? Пусть у южан будут новые фонари и кувшины, так мирный металл принесет больше пользы. — Но ты не мог предугадать, что те люди станут моей настоящей семьей. Они согрели, оживили во мне то, что ты старательно убивал, — чувства. Они не требовали от меня точного следования всем правилам, давали время, были рядом, чтобы показать, как может быть лучше. Север не только Старые Боги и замок, не только ближайшие поселения и дети во главе с Некоматой, даже не только Куроо, который занял большую часть сердца. Это племена, которые не довелось проведать, но так хочется увидеть каждое, это метели и северное вино, это Арна и слуги, что всегда одаривают теплыми, как их рабочие шубки, улыбками, это Королева, которая навсегда останется сильнее всех воинов на свете… — Мой дом охраняют снега и Старые Боги, и пока на небе горят звезды и луна, мое сердце никогда не погаснет. Северный язык вырывается сам собой, греет душу уже успевшим забыться шипением, но в нем больше нет сомнения. Муж в свое время поработал на славу, из Тецуро вышел бы прекрасный учитель. — Думаешь, что южному принцу не к лицу говорить на чужом языке? Не волнуйся, я хочу, чтобы ты понял мои последние слова. Солнце все так же нещадно жарит, зрение все так же смещено влево, а в ногах все так же осталось совсем немного сил. Цукишима снова поднимается, но в этот раз только чтобы склонить голову перед собравшимися жителями столицы. Пусть пока для них он ничуть не отличается от отца, кроме слов и перевязанного кое-как лица, но он верит, что это нужно сказать. Так поступают те, кто и правда готов нести ответственность за свои решения не только перед собой и своей семьей. — Жители Юга, я знаю, что многим из вас сейчас непросто, погибло достаточно мужчин в ваших семьях, но сейчас, я обещаю вам, наступят новые времена в нашей стране. Я, как *новый король* этой страны, клянусь, что сделаю вашу жизнь лучше. Чтобы люди забыли о бедности, чтобы дети не были вынуждены выживать в одиночку, чтобы молоко было доступно всем, кому это нужно, и если понадобится, Кей опустошит всю казну. В этом, наверное, и была задача судьбы на его жизнь — узнать и изменить, сделать лучше, чего не смогут сделать другие. Ни аплодисментов, ни слов, ни освистываний. Встречает полная тишина. Она понятна и знакома, на все нужно время. Сейчас у него его предостаточно, но осталось еще кое-что, чему внимание не было уделено. Беглым взглядом Цукишима обводит людей вокруг, пока наконец находит еще больше постаревшее лицо матери. Она без парадных нарядов, сжимает по привычке пояс Акитеру и смотрит прямо в глаза с застывшими слезами. — Я не хочу знать, почему ты оставалась с ним все это время, но сейчас даю возможность уехать из столицы. Твое бессилие в том числе привело к такому концу, и я не хочу смотреть на тебя и сравнивать с другой королевой. *Она* бы разорвала на части за смерть своего ребенка. Слезы все же соскакивают вниз, бегут по щекам и впитываются в светлую ткань одежд. Вышивка тут же мокнет насквозь, кажется вмиг потускневшей, но Кею лишь немного жаль. Она тоже заслуживает расплаты. Она тоже причастна. — Ты высылаешь родную мать? — Я даю возможность своей матери начать новую жизнь, но уже без мужа и без детей. Она замолкает, лишь медленным кивком расслабляет, и Кей отходит на пару шагов назад. Это все закончилось. Даже не верится, все кажется шуткой или прекрасным сном, в котором добро побеждает, а зло получает по заслугам, но все наяву, солнце все такое же яркое, а один глаз все так же справляется за двоих. Наконец ко всему рациональному способно подключиться и сердце, которое настойчиво игнорировалось весь сегодняшний день. Оно все так же не смиряется, протестует идее о жизни и смерти, и пусть никакого меча в руках нет, оно обещает это запомнить на всю жизнь. Сможет ли он жить, если будет знать, что убил человека, каким бы плохим в его судьбе он ни был? — Отнесите его во дворец и дайте противоядие, после заприте в темнице, — Цукишима чеканит из последних сил и взглядом намекает толпе вокруг, что стоит расходиться. И вот, дети находят своих родителей в задних рядах, все разбредаются по домам и торговым лавкам, все возвращается на круги своя, а он делает шаги в сторону замка, пока в секунду сознание не мутнеет, ноги не подкашиваются, и поглощает полная усталая темнота. Последнее, что Цукишима увидел перед собой — мужа, что все так же одет в его одежды, но в этот раз самые темные, целые и немного неровно повязанные.