Север

Это, определенно, будет самая долгая ночь в его жизни. Купель уже смыла остатки крови с ладони и скопившегося за дни тренировок пота, слуги с пожеланиями иронично добрых снов закрыли двери, а внутри осталось только послевкусие от мяса. Никакой сладости, удовольствия и расслабления. После геройств в обеденном зале все кажется таким простым, таким глупым и ничтожным по сравнению с тем, что предстоит пройти. И если до этого, в ночи тренировок и чтения оставленных Акитеру книг, было легко согласиться со своей ношей, взять всю пролитую кровь, как расплату за счастье, то сейчас, когда луна в последний раз сияет так высоко в небе, все больше и больше сознание задает простой вопрос без ответа. «Стоит ли оно того? Справится ли с убийством, даже если представится возможность?» Цукишима уже усвоил, что мир держится на условностях, на доверии и надежде на лучшее, на том, что «правильно», а что разрушит еще больше, но ни у Старых Богов, ни у детских учебников, что наверняка хранятся еще дальше в библиотеке, не будет ответа на такой вопрос… Вернее, он будет совсем не таким, каким он хочет. — Как это делали все остальные до меня? — спрашивает в небеса через открытое окно, у звезд, которые повидали бесчисленное количество войн, переворотов и простых случайностей. — Что оправдывает меня самого? Куроо убивал. Убивал и отец. Для них уже давно решен вопрос цены, и никакое золото или молитвы не смогут вернуть обратно на грань морали. А его эта бесконтрольная змея съедает, пускает яд по телу, как будто в надежде, что уязвимость проявится сама собой, яд проберется глубже и окончательно задушит все мысли. Меч будет держаться в руках лучше, если ничто внутри не будет сомневаться… Тело само собой устало валится на кровать, сворачивается на покрывале, как ребенок под сердцем у матери, но глаза все так же открыты, следят за каждой тенью на стене, будто орел за своей маленькой добычей. Напряжение все никак не сойдет на нет, мучает наравне с подрагивающими от подступающей тревоги пальцами. Похоже на овладевающее им сумасшествие, которое не сгонит простое глубокое дыхание и повторяющееся сотню раз в голове «это все скоро закончится», потому что не заканчивается ни через минуту, отсчитанную в нетерпении, ни через две, ни через десять. Должно быть, это самое трудное испытание в его жизни. Лучше заново пройти по снегу голыми ногами, испытывая обжигающий мороз, нежели чувствовать, как в его теле все никак не найдут покоя правила и желания. Там, в самом конце пути его ждали, чтобы поймать и укутать в тепло, признать своим и отдать себя взамен, а сейчас исход зависит только от него одного. Кей не настолько силен. Добрая часть сил наверняка уже похоронена рядом с его отцом. Вряд ли бы Королева смогла дождаться Цукишиму для похорон. Он признает собственную слабость и сдается ей, обещает решиться завтра, когда настанет пора наконец сразиться, но сейчас стоит отдохнуть. Нужно отключиться так, чтобы ни долгой бессонницы, ни снов, ни кошмаров. Ему точно стоит набраться много сил, и тихими, немного неуверенными шагами Кей сбегает из собственных покоев снова до лазарета. — Так и знал, что вы придете, — Ямагучи не выглядит уставшим, меняя повязки на ноге очередного слуги. Наверняка очередной ожог с кухни, там слишком много больших кастрюль и чанов, раскаленных докрасна, чтобы на столе всегда была горячая еда. Как только лекарю не надоедает делать это каждый раз? На чужом лице даже в тени не прочитать и капли напряжения. — Перед важными событиями всегда одолевают чувства. — Вы уже знаете? — С вашей стороны было умно позвать слуг, теперь весь дворец говорит об этом. К полудню молва разнесет новость и по всему городу. Что ж, это хотя бы не даст отцу права не прийти. Никогда его гордость не позволит «сбежать» с дуэли. — Мне нужно заснуть, — выдыхает, усаживаясь на свободную кровать, но все еще пристально наблюдая за каждым чужим действием. Не по-хищнически, скорее с интересом, как с лекарством от постоянно разбегающихся тяжелых мыслей. — И так, чтобы ничего не помешало моему отдыху. Это должно сработать быстро, иначе я не смогу набраться сил. — Пузырек на столе рядом с вами. Просто выпейте, как окажетесь у постели. Отключит так, что разбудить вас смогут только другие. Так просто? Либо к лекарю приходит каждый, кто не в силах уснуть перед боем, либо ждали именно его, именно в поздний для всего остального дворца час и именно с желанием просто заснуть. Бутылек совсем маленький, наберется всего один глоток, и для собственного роста это кажется совсем небольшим объемом. — Не сомневайтесь, все рассчитано только для вас. Я знаю, сколько нужно на вашу массу тела. — Вы читаете мои мысли? — У вас все легко считать с лица, — с улыбкой Ямагучи прячется снова в повязке и едва ощутимом запахе трав, и у Цукишимы не остается выхода. Сил нет, желания искать доказательства чужой правды тоже, поэтому пузырек прячется в кулаке. Уже хочется сбежать, забыться хотя бы на несколько часов и уже завтра легко расправиться либо с жизнью, либо со смертью, но заново останавливают чужие слова. — Не волнуйтесь, завтра все пройдет так, как нужно. — Моя надежда только на вас, — на сон и на силы, что он подарит, на магию в аромате здешних лечебных мазей и заботу, которой окутывает это место. На себя рассчитывать не приходится, все слишком непредсказуемо. — Вам говорили, что вы похожи на брата? — Вы слишком молоды, чтобы застать его и- — Я был учеником местного лекаря, когда встретил его здесь после очередной схватки на мечах. Говорят, он подозрительно часто попадал руками под удары, поэтому в этом крыле его видели чаще, чем в собственных покоях. — Он бы нашел выход, — срывается несдержанно с губ, но совсем тихо, голосом прошлого, восхищающегося чужой смелостью и силой. Акитеру точно управлял бы страной лучше, решил бы все миром, и никакой войны, никакого брака по расчету, чтобы закрепить мир, никакой дуэли и раздумий… Иметь рядом брата было бы самой большой наградой. — Вы считаете себя слабее, чем он? — А это не так? — Он не смог бы покорить и Север, и Юг. Он навсегда только принц, а вы для истории уже король, для другой страны, не иначе, герой. — Какой в этом толк, если я все равно потерял самое ценное? Смерть Тецуро вряд ли когда-то уйдет из сердца, а все потому, что это полностью его вина: сам привел в очевиднейшую ловушку, сам же усыпил собственную бдительность, самому же нести память об этом до самого конца жизни. Наверняка уже одинокой, Северное Сияние случается только однажды, и сейчас уже не повторится. — Так защитите то, что осталось, — Ямагучи наконец поднимается с места и сокращает расстояние, но рядом не садится, стоит напротив, набрасывая на лицо зловещую тень. — Человеческая жизнь так хрупка, что любая случайность может убить. Я знаю, что ваш брат верил бы в вас, верю и сам, как и многие из слуг. Сделайте то, что должны, а об остальном не беспокойтесь. Колесо будет двигаться до тех пор, пока восходит и заходит солнце, правда всегда это читалось Цукишимой, как неизбежная цикличность, безвыборность и подвластность тому, что было выбрано кем-то до них. Казалось, что весь его протест все равно смажется о неровности дороги и вязкую грязь вокруг, но сейчас резкое осознание, что направление движения выбирать может и он сам, вселяет надежду и необъяснимое спокойствие.

Все, что может, все, что должно, произойдет. Он просто будет готов к любому исходу.

— Спасибо, мне нужно было это услышать, — наконец находятся силы подняться и склониться в уважительном поклоне. Лекари и старцы наверняка из одного теста: вязкого, уже не липкого, но впитавшего много откровений и мыслей. — Скажете спасибо после победы, — улыбается Ямагучи и буквально выпроваживает обратно в коридоры дворца, оставляя наедине. Остается только добраться до покоев, вылить в себя уверенно весь пузырек и расслабленно, как нежное перышко, опуститься на кровать снова. В этот раз спустя пару минут появляется ощущение сонливости, еще через несколько слипаются глаза, и Цукишима поддается действию, напоследок раскатывая на языке свежий вкус мяты. А утро пролетает незаметно, мелкий завтрак, слуги, что одевают в броню, собственная замотанная ладонь и непривычная легкость где-то в душе — все смешивается в одну бесконтрольную вереницу событий и ощущений, ниточкой тянущейся по лабиринту до самого главного. Очнуться удается только в паре шагов до площади, где уже собрался народ, а отец натирает собственный меч. Нитка наконец заканчивается. Дальше только битва с чудовищем, которое еще не поддалось ни одному бойцу.

Старые Боги, пришлите на северные земли теплое солнце в знак любви Цукишимы Кея. Это будет последним желанием.