Север

      К такому невозможно быть готовым, это неожиданно, как снег в родных краях, и совсем не хочет укладываться в привычный уклад жизни. Рассказы о племенах, животных и прочем не простые слухи, созданные от скуки, простое желание людей занять скучную жизнь подозрениями на что-то необычное, а действительность, прожигающая рунами чужое тело. Они ведь тоже какие-нибудь волшебные, как и все на этом Севере?!       Руководит ли Цукишимой страх, а может простая злоба, но от будущего мужа он отступает на пару шагов, пятками сапог зацепляясь за порог дома портного. Немного больно, еще больнее ощущается боль в голове от очередной лавины свалившейся «правды», которую он предпочел бы никогда не знать.       Тецуро это, видимо, совсем не беспокоит, он всего лишь вытягивает шубу из ладоней, натягивает беспроблемно и только выдыхает шумно, как будто и правда устал от пробежки… Так можно вообще назвать то, что творили лисы?       — Какая еще одежда?       — Обряд Севера. Свадебный. Тебе нужна особая рубаха-

Что еще неизведанного ему принесет этот день? Свадьбу через пару дней?

      — Вы не говорили ни слова об этом и он не упоминал тоже, — в голосе ощутимы ноты напряжения, которые ядом капают на янтарь чужих глаз. Прижиться тут невозможно, как будто сами Старые Боги оставляют его на морозе среди острых скал новой правды, и выжить тут кажется лишь чудом. Нигде ему нет места: ни в другой стороне света с обязанностью нести крест брака с варваром-убийцей, ни дома, где вместо ледяных стрел появятся жесткие серебряные иглы, впивающиеся в кожу от каждой секунды на кровати, оставленные самыми близкими.       — Южанин-       — Мы уже можем ехать обратно? Если позволите, я бы хотел провести в покоях ближайшую пару дней без вашего присутствия, — нужно скорее уехать отсюда, хотя бы среди его небольшого угла найти лекарство от всех бед, собрать осколки былого дома и собрать совсем маленький новый. Все такой же одинокий, но понятный.       Ноги едва способны подняться, чтобы не зачерпывать в сапоги снег, такая прекрасная шуба сейчас кажется самой казнью, камнем, тянущим на дно. Нужно лишь добраться до саней, скорее просто в быстром пути спрятать все остатки интереса и израненной души, стереть вьюгой норовящие раскрыться слезы в уголках глаз и больше никогда не пытаться стать частью этого мира. Куроо был прав в самую первую их встречу, он не станет северянином.       Вернее, уже просто не хочет, раз в этом нет никакого смысла.       За ним не гонятся, следуют на отдалении, но Цукишима все еще слышит каждый чужой шаг и все такой же непонятный язык. Что в этот раз? Очередные ругательства? Сочувствие?       Что-нибудь вообще может быть понятно в этом месте?!       В сани Кей падает уже совсем без сил, только лишь с надеждой, что дорога сможет забрать хотя бы часть отчаяния. Собаки заново запрягаются, Бокуто, не в меру румяный, сбежавший, видимо, от близости «его Души», пускает сани по обратному пути, а будущий муж все так же не говорит ни слова, только душит своей смолой, шубой мажет и без того темную картину дня. Неинтересный. Ужасный. Монстр с черной шерстью, способный на боль. Просто невыносимый.       Правда чужая колыбельная все еще прекрасно ложится на свист ветра и хруст снега под полозьями.       — Я вряд ли могу помочь тебе, — голос северянина в момент кажется искренним, с остаткой хрипотцы от лисьей беготни, не по-мужски взволнованным, как ребенок. От этого он теребит свои рукава? — Но тебе стоит поговорить об этом с Бо. Он тоже не с Севера.

О, неужели?!

      Шутки, хотя бы чертовой улыбки не следует, только полная вины тишина, разрезаемая лаем собак. Не может быть, чтобы их проводник не был с Севера, к чему тогда эта платина, эти улыбки и большая душа, заточенная в Акааши? Между ними точно что-то есть.       Но соглашаться на выяснение причин нет сил, и приходится соврать одним лишь кивком, не дающим ничего совершенно. Простое уверение, что услышал и может принять к сведению.       Дорога тянется медленно, без внимания к следам на снегу и вечной тайне, хранящейся меж веток деревьев, окончательно сравнивает под один цвет и небо, и снег, что все еще лежал повсюду. От пустоты все четче чувствуется неловкость, а напряжение совсем отступает, оставляя снова зияющую дыру, которую не залечить так просто. С каждой секундой становится все хуже. Благо, их поездка не вечна, все так же заканчивается у старых дверей, за которыми все такой же непонятный мир, готовый убить его новой правдой.       — Я все же откажусь, — в момент честности бросает он напоследок на ухо Тецуро, тут же быстрыми шагами скрываясь внутри, едва ли не бежит по коридорам в сторону собственных покоев, а как только замечает напротив собственной двери очередные капли, как будто сброшенные с шерсти той лисы, сильнее сжимает губы и с хлопком запирается внутри комнаты, зарываясь в южные наряды, отправленные в сундуках, запахах цветения персиков и тепле.       Север — абсолютно гиблое место.