Dead souls

      Тяжело было поверить в произошедшее ночью. Джисон подробно рассказал остальным про смерть Юны, про причину и её последствия в виде получасовой уборки крови, а также о том, что на кладбище закончились места, и дальнейшие трупы придётся выбрасывать на этажи. Нельзя сказать, что коллектив был огорчён утратой, ведь если кто-то и был неравнодушен к Юне, то эти чувства витали вокруг ненависти и неприязни. Самыми ярыми представителями выступали Сону и Йеджи. Выслушав Хана, первый комментарий последовал как раз от Сону:       — Почему меня… нас не разбудил? Я бы с радостью помог вам закопать эту шлюху.       — Поддерживаю, — зевнув, сказала Йеджи, и подняла руку над головой. — Туда эту суку.       — Вы совсем?.. — ошарашено спросил Чонвон. — Да, Юна была последней мразью, но она, блять, умерла! О мёртвых либо хорошо, либо никак, поэтому молчите.       — Ты рот мне не затыкай, защитничек, — язвительно произнёс Сону. — Сам ведь радуешься, что она сдохла. Вот подружку её жалко, нормальной девкой была, а Юне бы я самолично вены вскрыл. Слишком много наша красавица о себе думала.       — Она только о себе и думала, — добавила Йеджи. — Я знала, что Юна долго не протянет. Мрази, конечно, дохнут последними, но при условии, что не рыпаются. Ей бы только в огонь полезть. Юна всегда тварью была, только из людей не кровь высасывала, а нервы.       — Джисон, ты сказал, что на кладбище больше нет места, — перевёл тему Джей. — Думаешь, что разбрасывать трупов по этажам — нормальная тема? Это ведь не по-людски.       — А ты что предлагаешь? Кремировать?       — Закапывать друг над другом. Мы оставляли горку над телом где-то в метр, если бросать один труп рядом с другим, то все поместятся.       — Мы не будем раскапывать могилы, — твёрдо произнесла Черён. — Это неуважение.       — А бросать останки на съедение тварям — это уважение? — возмутился Джей. — Хотя чему я удивляюсь?.. Там же Чанбин лежит. Очевидно, что ты будешь против.       Черён была готова перерезать Джею горло, а рука, аккуратно спускающаяся к карману, только подтверждала серьёзность её намерений. Джей, заметив это, вовремя одумался.       — Извини. Хуйню сморозил.       — Рада, что ты понял, — натянуто улыбнулась Черён. — У нас нет другого выхода, кроме как поднимать наверх.       — С этим решили, — обобщил Хёнджин. — Теперь перейдём к другой проблеме: еда и вода заканчивается. Точнее, практически закончилась. На улицу выходить нельзя, так как там патрулируют военные, а они, судя по состоянию руки Джисона, не различают одичавших заражённых от обычных людей.       — Стреляют, как в тире, — подтвердил Хан. — Можно организовать вылазку по этажам. У вас ведь стоят холодильники в каждой комнате, да?       — Не в каждой, но в некоторых, — ответила Рюджин. — На этаж таких комнат где-то десять. Но даже если там есть еда, то воду мы вряд ли найдём.       — Баклажки с водой для кулеров хранятся в подсобках, — сказал Феликс. — Но все они под замком. Придётся выбивать двери, но это — громкое удовольствие. Если разбиться на пары, то один может таскать бутылки, а второй будет сторожить от тварей.       — Вот и решили, — сказал Сону, поднявшись с небольшого дивана. — Бывайте.       — Ты далеко?       — На могилу шлюхи полюбуюсь.       — Я с тобой, — заулыбалась Йеджи, а Сону, к всеобщему удивлению, даже раскрыл перед ней дверь, как истинный джентельмен. Всё-таки людей могло сблизить наличие общего врага.       Приняв идею Феликса, они определили пары на вылазку, где задействовали людей по возможному максимуму: Рюджин и Джей, Хёнджин и Феликс, Черён и Джисон, Чонвон и Сонхун. Минхо сказал, что пойдёт в одиночку, Сынмина оставили на случай оказания первой помощи, а Йеджи и Сону дружно отказались от возможности встретиться с тварями, отмахнувшись тем, что собирались следить за Чонином, словно за маленьким ребёнком.       Когда все уже собрались расходиться — перед входом на чилл зону показался Ни-ки, который провёл всё утро в комнате охраны, где выжидал, пока в изоляторе хоть немного снизится уровень вони заражённой кровью. Хёнджин распахнул перед ним дверь, приглашая войти, но Ни-ки не сделал ни шага. Знал, что некоторые боялись, поэтому выдерживал дистанцию в пару метров.       — Почему меня на вылазку не зовёте? Я полезен буду.       — Джисон говорил, что твари могут переманить на свою сторону, — объяснился Хёнджин. — Как Хисын хотел убедить тебя убить кого-то.       — Его не переманят, — заявил Хан. — Ручаюсь.       — К чему такая уверенность?       — Если бы Ни-ки хотел, то уже давно сожрал бы кого-то. Просто так ведь гуляет, даже без наручников.       — Я правда хочу помочь, — пускай Ни-ки не страдал от эмоциональности, но прозвучало искренне. — Вы итак под боком тварь держите, ещё и кровь даёте. Должен же я как-то отблагодарить вас.       — Неубедительно, — мотнула головой Черён. — Хисын так же говорил, что нападать не будет, а в итоге Чана на клочки разорвал.       — Ты хуй с пальцем-то не сравнивай, — фыркнул Джей. — Это даже оскорбительно звучит.       — Не забывай, что он — заражённый, пускай и не отторженный. У него инстинкты, в конце в концов. Я не топлю за то, что Ни-ки на кого-то нападёт, но перестраховаться лишний раз стоит.       — Но и о ресурсах подумать стоит, — вступил Феликс. — Ты сама много баклажек унесёшь? Нет? А он штуки четыре за один подход точно дотащит, если их связать между собой. Ни-ки при сильном желании целый холодильник нам припрёт.       — Это правда, — подтвердил сам Ни-ки.       После оказания недолгого сопротивления и получения должных аргументов, Черён всё-таки дала добро на участие Ни-ки. Пускай учитывалось мнение большинства, но единиц выслушивали, а затем пытались убедить в общественной точке зрения. При ином раскладе коллектив бы уже давно перестал существовать как нечто единое.       Насмотревшись на крест, воткнутый в холодную землю, под которой была зарыта Юна, Сону и Йеджи решили не останавливаться на словесном выражении своей искренней радости. Поступали ли они аморально, когда допивали уже четвёртую бутылку соджу на двоих, сидя между стеллажами в магазине? — определённо. Чтобы окончательно не выставлять себя мразями в глазах остальных, они решили переместиться на склад, поняв, что их речь и чуток прикрытые глаза уже выдавали заметное воздействия алкоголя. Йеджи прихватила с собой пачку сигарет, Сону взял ещё две бутылки и пару шоколадок на закуску.       Оказавшись на складе, Сону подошёл к деревянным поддонам, которыми, как казалось, был усыпан весь первый этаж общежития. Йеджи села рядом с ним, положила сигареты возле ног и взяла из рук парня уже открытое соджу.       — Не чокаясь, — уже в третий раз повторил Сону, та кивнула, и оба опрокинули бутылки над головами.       — Тебе не кажется, что это слишком?       — Что?       — Мы бухаем по поводу смерти Юны.              — Так все адекватные люди делают. Но кто знает: от горя или радости? Они ж не говорят.       — Справедливо, — кивнула Йеджи. — Но Лию реально жалко. Классная девчонка была, я общалась с ней. Оказалось, что очень даже интересная, а тварина будто на цепи её держала и не давала… не давала показать себя.       — Судьба у неё такая, значит.       — Не верю в судьбу. Хуйня — это всё. Человек сам решает, как ему жить. Если бы мозгов хватило не пойти к Юне, то сидела бы сейчас с нами.       — Но зато из-за смерти Лии мы лишились главной звезды-пизды нашего «прекрасного» коллектива.       — Если честно, то я тебя таким считала, — призналась Йеджи. — И геем. Ты ведь не гей?       — Приехали — конечная… Если пацан за собой ухаживает, то он автоматически становится заднепроходцем?       — Нет, просто ты весь такой… — тяжело было подобрать слово. — Слэй.       — Слэй, — повторил Сону, улыбнувшись, и элегантно коснулся кончиками пальцев внутренней стороны ладони. Сделал это максимально по-гейски, ещё и взгляд в сторону отвёл. — Не, я не пидор. Только не расстраивайся.       — Меня сегодня ничего не расстроит, — по лицу расползлась пьяная улыбка, а рука потянулась за сигаретами. — Курить будешь?       — Буду.       Сынмин зашёл в магазин с целью проверить, хватит ли еды хотя бы на один приём пищи. Несколько пачек лапши и прочих полуфабрикатов, пара банок консервов, снэки и чуток сладкого — достаточно. Разделят остатки поровну, а после вылазки распределят свою добычу по дням, чтобы знать точные сроки следующего выхода. Сынмин обошёл все стеллажи, заметил в небольшом коридорчике четыре пустые бутылки из-под алкоголя, сопоставил это с двухчасовой пропажей Сону и Йеджи, и в голове быстро сложился пазл. Он сразу завернул на склад, улавливая оттуда едкий запах вишнёвых сигарет.       — Ты ахринела?!       Йеджи напуганно отодвигала сигарету от губ, Сону сделал то же самое. Оба смотрели на разъярённого Сынмина, схватившего с пола полупустую бутылку соджу.       — Сколько она выпила?       — Две с половиной, — ответил Сону, не понимая, к чему было столько шума. — А чё? Считаешь, что пиздюки не бухают?       — Была бы она обычной пиздючкой… Йеджи, ты вообще понимаешь, что нельзя?! Это ведь не только на плоде, но ещё и на тебе отразится!       Молчать было бессмысленно. Сону в любом случае узнал бы про положение Йеджи в ближайшие десять минут.       — Каком плоде?       — Беременная я, — легко ответила Йеджи. — Вы все будто в глаза долбитесь, раз не замечаете.       — Ахуеть… Давно?       — Четыре-пять месяцев. Точно не знаю.       — А хули ты тогда пьёшь?       — Хочу.       — Аргумент, — кивнул Сону, параллельно икнув. — Я ведь об этом не знаю, да?       — Не знаешь, — улыбнулась Йеджи, обрадовавшись довольно трезвому ходу его мыслей. — Прям тс-с-с… Никому.       — А брат твой в курсе?       — Ему вообще не надо! — повысила голос она. — Прибьёт меня, как блошку. Короче, ты понял, что пиздак лишний раз не раскрываем.       — Понял.       — Хоть с этим всё нормально, — выдохнул Сынмин, проведя ладонью по лбу. — Пьянку свою прикрывайте и, Йеджи, к алкоголю больше не прикасайся.       — С хуя ли ты мне указываешь? Ещё не дошло, что мне насрать на эту штуку? — спросила Йеджи, ткнув себя в живот. — Пусть дохнет — я только рада буду.       — Ты специально ребёнка травишь?       Широкая улыбка послужила доходчивым ответом.       — Поговорим об этом, когда протрезвеешь. Сейчас приходите в себя и уберите здесь всё.       Сону и Йеджи дождались ухода Сынмина, обменялись поплывшими взглядами, затем продолжили разговор о её беременности, при этом убирая бутылки. Сону хотел узнать всё: кто был отцом, какие у Йеджи были с ним отношения, как давно она вела половую жизнь? Будучи под ощутимым градусом, Йеджи ответила на все заданные вопросы, даже не думая париться о том, что близко общалась с Сону впервые в жизни.

***

      Минхо сказал, что твари менее активны с четырёх до пяти часов дня, выявив это по своим наблюдениям за камерами, и вылазку назначили именно на данный период. До выхода оставалось двадцать минут, все подготавливали оружие, искали сумки, пакеты и рюкзаки, чтобы складывать в них еду. Порывшись в комнатушке, где раньше сидел комендант, Феликс нашёл не только походный рюкзак, который мужчина хранил здесь, но ещё и гитару. Он брал её в те самые походы, ради которых обзавёлся рюкзаком. Феликс вышел вместе с ней в холл, сразу обратив на себя внимание Рюджин и Джея, стоявших возле медпункта.       — Ты где её отрыл? — спросила девушка, подойдя поближе.       — В каморке Шляпника, — улыбнувшись, ответил Феликс.       Коменданта прозвали так из-за его страсти к забавным, смехотворным, но милым головным уборам. На все праздники он получал от студентов в подарок беретики, кепки, зимние шапки, бейсболки, цилиндры и даже тюбетейки. Мужчина был пожилым, но возраст хранил в тайне, поэтому студенты давали ему в ориентире шестьдесят-семьдесят лет. Комендант был добрейшим человеком с чистой душой, яркой улыбкой, его сердце переполнялось любовью к своей работе. Во время первого нападения, лишившего общежитие практически всех студентов и работников, Бан Чан увидел окровавленное тело мужчины, которое волок за собой заражённый.       Гитара до сих пор пахла им: мыло, старая рубашка и крем для рук, подаренный девушками с третьего курса. Он пользовался им не из надобности, а из уважения и благодарности. Феликс подкрутил колки, настроил инструмент на слух, не имея при себе тюнера и заряженного телефона со встроенным приложением, провёл большим пальцем по струнам — довольно чисто. Узнаваемый звук привлёк Сонхуна, Ни-ки, Джисона и Хёнджина, вышедших в холл.       — Это гитара Шляпника?! — с улыбкой уточнил Хёнджин. — Я думал, что её убили.       — Эта хрень всех нас переживёт, — Феликс уселся на ступеньку, расположил гитару на ногах и зажал «A7» — первый аккорд, пришедший на ум. — Имба… Я прям поражаюсь: этой балалайке больше лет, чем всем нам, а звучит, будто только из магазина привезли. Умели же раньше делать…       — Ты играть умеешь? — удивился Хан.       — У меня в комнате электро стои… стояла, — в голосе промелькнула грусть. — Я ей от твари защитился, когда всё это началось. Можно сказать, что жизнь мне спасла. Но такое чувство, будто своего ребёнка под нож подставил.       — Она умерла героически, — подтвердил Хёнджин. — Шума было — ебануться. Мы с Йеджи через три комнаты от него жили и всё равно услышали.       — Феликс, ты можешь сыграть? Пожалуйста! — Хан едва не прыгал, смотря на инструмент. — Я музыку почти три месяца не слышал!       — Сколько?..       — Весь февраль, март и часть апреля. У меня был друг — гитарист от бога, — играл нам в гараже, пока с мотоциклами возились, но он… Понятно, что он.       — Близкий друг?       — Вполне, — пожал плечами Хан. — Если можно таковым назвать. Я знакомых за друзей особо не считал, и… Хватит обо мне, играй уже!       — Ладно, ладно, — улыбнулся Феликс, положив пальцы на гриф. — А что играть?       Джисон подбежал к лестнице, сел на одну ступеньку ниже и повернулся лицом к Феликсу, положив руки на колени. Не терпелось.       — Что душа просит, то и играй.       Феликс выдохнул, зажал всё тот же аккорд и словно заглянул в душу, о чём и сказал Хан — в ход пошла импровизация. Простое бренчание заезженным боем не могло отразить состояние последних прожитых недель, поэтому пальцы на правой руке поочерёдно дёргали струны, создав перебор: бас, третья-вторая-первая друг за другом, а потом пошли вверх. Аккорды без баррэ, но перетекающие плавной волной, родные и до боли знакомые.                   Слушая игру, глаза Джисона заискрились, зрачки увеличились, а голова покачивалась в ритм со звоном старых струн. Гитара — инструмент, восстанавливающий состояние потрескавшейся души. Музыка лечила, существовала испокон веков и продолжала своё существование по сей день, ведь помогала привести мысли в порядок и опьяняла людей, когда те забывались, с головой погружаясь в ноты.       Феликс приглушил струны правой рукой, сразу посмотрел на Хана и даже не стал уточнять, понравилось ли ему — результат на улыбчивое лицо.       — Я будто коньяка наебнул… — продолжая улыбаться с закрытыми глазами, выдохнул Джисон. — Феликс, снимай штаны. Отдамся гитаристу.       — Попозже, — так же улыбнулся он и поставил гитару рядом со стеной. — Сколько до выхода?       — Три минуты, — ответил Чонвон, взглянув на наручные часы. — Все сумки подготовили?       Получив ответ в виде кивков, Чонвон направился к комнате охраны, где сидели Минхо и Ни-ки. Вышли втроём, Ли взял с собой клюшку, а Ни-ки доверили оружие Чана, где было задействовано лезвие от бензопилы. Хёнджин открыл дверь на лестницу, и все, помимо Сынмина, оказались на клетке. Он сказал, что будет ждать здесь и запускать в холл только по тройному стуку.       Решили начать с третьего этажа, зная, что твари разнесли второй в щепки. Туда отправили Рюджин и Джея. На четвёртом остались Хёнджин и Феликс, на пятом — Черён и Джисон. Только открыв дверь, они заметили, что бóльшая часть этажа была практически нетронутой. Значит, можно отыскать приличное количество запасов, поэтому Сонхун и Чонвон отправились с ними. Минхо и Ни-ки по одиночке разошлись на шестой и седьмой этажи.       Хан предложил разделиться по правой и левой части коридора, на что остальные легко согласились. Он и Черён взяли на себя первые пять комнат по обеим сторонам, Чонвону и Сонхуну достались дальние в том же количестве. На правую сторону коридора они даже не смотрели — там и смотреть было не на что. Двери выломали, везде валялись окровавленные куски плоти с характерным запахом, к которому они уже немного привыкли из-за смертей внутри коллектива, по стенам ползла плесень от повышенной влажности, на полу блестели осколки выбитых из блоков стёкол. Открыв первый же холодильник, Сонхун нашёл внушающий запас еды, но был один минус — слишком много мяса, что протухло за несколько недель после начала апокалипсиса. Среди вонючей плоти мёртвых животных удалось найти консервы и шоколад, а из ящиков Сонхун добыл сухие полуфабрикаты и закуски по типу чипсов.       Обойдя все более-менее уцелевшие комнаты, четверо встретились возле входа на лестницу.       — Негусто, — вздохнул Чонвон, заметив, что никто в сумме не наполнил даже один рюкзак. — Можно проверить верхние этажи.       — Тогда идите на восьмой, а мы с Джисоном обыщем девятый, — обозначила Черён.       С ножа капала кровь. Минхо стоял над телом убитой заражённой, попытавшейся напасть на него ровно две секунды назад. Из-за гниющей ноги, отрубленной по колено, она выползла из комнаты по-пластунски, рывком бросилась на Минхо и вцепилась в щиколотку. Реакция была простой: Ли провёл лезвием вдоль по шее, разорвал мышцу и, даже не шелохнувшись от нечеловеческого визга, поправил штанину, которую тварь предварительно задрала, чтобы прокусить кожу. Минхо уже обошёл четыре комнаты, в одной из них обшарил холодильник и добыл из него кучу сладостей, кукурузу в вакууме и различные напитки, а в трёх других нашёл сухие продукты, среди которых были крупы. Он взял пару сотейников и приборы, далее отправился в другую часть этажа, чтобы отыскать переносную конфорку. Подойдя к лестнице, Минхо вспомнил, что сам хранил такую в своей комнате, потому что плита ему не перепала, но он и не собирался ей пользоваться, а конфорку купил на всякий случай. Ли вышел в коридор, закрыл дверь снаружи и направился вниз.       — Много нашёл? — спросил Сонхун. Они как раз вышли с пятого этажа, куда направился Ли.       — Да. Вас было четверо.       — Джисон ещё один холодильник нашёл, решил обыскать, — объяснил Чонвон. — Ты уже вниз идёшь?       — Нет. В моей комнате лежит портативная газовая плита. Я слышал топот заражённых на верхних этажах.       — Спасибо… — неуверенно кивнула Черён, услышав предупреждение.       Они разбежались по разным этажам. Минхо, оказавшись на пятом, сразу завернул в сторону своей старой комнаты. Странно, но дверь не была выбита, а вот замка на месте не оказалось. Он надавил на ручку — пошло туго. Пришлось приложить усилия, чтобы войти внутрь.       Дверь заблокировали с внутренней стороны, придвинув туда шкаф, тумбочку и прочие тяжёлые предметы. Ли протиснулся в образовавшуюся щель, его взгляд сразу упал на женщину, стоявшую посреди комнаты. К её ноге прижималась девочка, на вид лет пяти. Как только Минхо вошёл — глаза женщины заполнились чернотой, от них поползли вены, а укус на руке — единственное место, где у тварей оставался шрам — стал ярче. Она отодвинула девочку от своей ноги и бросилась на Минхо. Женщина не была голодна, она просто увидела в нём угрозу для своего ребёнка, но защитить ни себя, ни его не смогла. Через несколько секунд из груди торчала рукоять клюшки, Минхо протолкнул лезвие до упора, тело замертво свалилось на пол, а по щекам девочки покатились слёзы. Она забилась в угол комнаты, поджала ноги к груди и взревела так, что её крики разнеслись по всему этажу, охватив ещё два соседних. Плачь девочки мешался с мольбами, призывавшими маму проснуться, а Минхо в это время внимательно изучал хрупкое, маленькое тельце издалека. Рука была забинтована. Он подошёл к ребёнку, резко провёл лезвием по тонкой ноге, оставив глубокую рану, и на его глазах кожа стянулась, не оставив и шрама. Заражена. В Минхо стояла программа, направленная на убийство всех заражённых, где возраст, пол и прочие факторы не имели значения. Он поднял клюшку над головой, собираясь пробить грудь плачущей девочки, но кто-то потянул его назад и с грохотом повалил на пол. Джисон держал биту возле шеи Ли, ноги обхватил своими, тем самым обездвижил хотя бы на время.       — Девчонку не трожь, тварь…       — Она заражена.       — Она — ребёнок! — вскрикнул Хан, вдавив ручку биты в его шею сильнее. — Женщину ты убил? Ты?!       — Я.       — Долбаёб, это мать её!       Джисон резко отодвинул оружие, освободил Минхо от преграды в виде самого себя и направился к девочке. Она по-прежнему сидела в углу, горько плача над видом умершей матери. Хан спустился перед ней на корточки и улыбнулся, дабы не выглядеть устрашающе из-за следов крови на лице, оставленных убитым им заражённым несколько минут назад. Он разместил маленькие ручки в своих ладонях, перекрыв собой обзор на тело женщины.       — Тебя как зовут?       — Кю… Кюри, — заикаясь, ответила она.       — А меня Джисон. Кюри, сколько тебе лет?       Она выгнула на трясущейся руке четыре пальца, боясь ошибиться.       — Совсем взрослая уже, — улыбнулся Хан. — А мне вот двадцать, представляешь? Развалюсь уже скоро, наверное. Кюри, ты не..?       Джисон не договорил. В лицо струёй брызнула кровь из шеи Кюри, но маленькие ручки он не отпустил. Открыв глаза, Хан увидел, как лезвие ножа пронеслось над его головой. Минхо убил её, воспользовавшись моментом, когда Кюри смотрела на Джисона, а тот никак не мог помешать ему, будучи занятым отвлечением девочки от смерти матери. Раз Ли настроил себя на убийство, то был обязан достигнуть цели.       Хан, не поворачиваясь, нащупал биту возле себя, схватил её и рывком поднялся на ноги. Он прижал Минхо к стене, биту расположил возле шеи, коленом надавил на пах.       — Да что ты за существо такое?! — хрипло прокричал Джисон. — В тебе ведь совсем ничего человеческого не осталось! Это ребёнок, блять! Ребёнок! Беззащитное создание, а ты убиваешь её из-за заражения! Она бы итак долго не протянула! — голос стал тише. — Какая же ты мразь… Нет, тебя даже мразью назвать нельзя. Они ведь из ненависти убивают, а ты по ебучей программе существуешь!       Хан убрал биту, спустил колено вниз и отвернулся от Минхо, не желая смотреть в глаза, где не увидел даже сожаления. Как и ожидалось.       — Иди за водой, а я вернусь к Сонхуну, Чонвону и Черён.       Хан вышел из комнаты, но не успел сделать и двух шагов, как рядом с ним пронеслась тварь. Откуда взялась — неизвестно, они ведь проверяли весь этаж. Девушка, схватив Джисона за руку, с нечеловеческой скоростью дотащила его до конца коридора. На пороге комнаты он выронил биту, оставшись без оружия, а из плеча, куда впилась ладонь заражённой, полилась кровь — раскрылась рана от пули. Это лишь подогрело аппетит твари. Она швырнула Хана в стену, как игрушку, и тело, пронизанное болью от столкновения с бетоном, оказалось на полу, а об голову будто разбили кирпич. В глазах импульсивно темнело, картинка размылась, ноги ослабли настолько, что не могли поднять своего хозяина даже с помощью рук. Джисон пробовал хотя бы встать на четвереньки, но сгиб левого плеча не удерживал его из-за раны и мучительной пульсации. Повернув голову, Хан блёкло увидел девушку: половина волос выпала; зубы сгнили; лицо покрылось непонятной сажей, застывшей кровью и слюнями; губы потрескались до такой степени, что кожа отслаивалась, как шелуха от лука; в чёрных глазах размыто виднелось отражение — Хан разбил лоб.       — Отошла, блядь!       После этих слов нож вонзился в район холки. Заражённая завизжала, и лезвие просочилось дальше, пробив шею насквозь. Изо рта вытекала кровь, вонь от которой засела в носу. Хан смотрел на это, вдыхая через раз, а потом поднял взгляд на Минхо. Он вырвал нож из шеи убитой, вытер лезвие об её же одежду и упёр тупой конец клюшки в пол.       — Вот же сучка… — фыркнул Ли. — Ещё и помирать не собиралась.       Джисон только сейчас заметил, что Минхо приобрёл характерный для заражённых вид: чёрные глаза и бордовые вены, расплывающиеся от них в разные стороны. Ни-ки говорил, что приступы у не отторженных случились либо из-за голода, либо из-за эмоций. Первое Ли никак не мог испытать, ещё и крикнул так яростно, значит…       — Минхо, ты… Ты злишься?.. — заикаясь из-за нехватки воздуха и боли, спросил Хан.       Не дождавшись ответа, Хан лицезрел, как глаза Ли пришли в норму, а вены скрылись под кожей. Злоба исчезала вместе с признаками заражения.       — Нет… Нет-нет-нет, Минхо, пожалуйста! — взмолился он, схватившись за левую руку. — Давай назад! Ты ведь… Ты же смог! Ты сейчас взбесился!       — Помутнение.       — Очень хорошее помутнение! Давай ещё! Прошу!       — Я отведу тебя вниз, — перевёл тему Ли. — Ты ранен, тебе нужно к Сынмину.       — Не надо мне никуда. Так, царапина. И на лбу чуток, но насрать. Ты, лучше, скажи: почему разозлился? Какие небесные силы тебя заставили?!       — Тебя чуть не убили.       Джисон мигом забыл про боль во всём теле, про кровотечение в руке и разбитый лоб. Если Минхо что-то почувствовал, когда жизнь Хана оказалась под угрозой, то он согласился бы каждый день прыгать с крыши, лишь бы вернуть ему хоть часть эмоций. Это было не простым помутнением, как выразился Ли, он сам захотел пропитаться ненавистью к твари.       Возражения по поводу отстранения Хана от вылазки не принимались и даже не были выслушаны. Минхо планировал довести его до холла под руку, но столкновение со стеной отразилось не только на голове, где всё пошатнулось, но и на ногах. Они буквально ломались во время хождения, отключаясь в момент, из-за чего Джисон едва не покатился по лестнице кубарем несколько раз. Ли перекинул его рюкзак на второе плечо, вручил парню палку и подхватил на руки. Нельзя сказать, что Хан был против, скорее, даже обрадовался, когда осознал своё положение, но мысли были направлены на другое: почему Минхо вернул себе эмоции на каких-то десять секунд? И как он это сделал? Джисон был уверен, что этот процесс по своему виду напоминал принятие сущности, где для начала нужно было поговорить с ней в ходе потери сознания.       Минхо постучал по двери три раза, и Сынмин, открыв её, сразу отошёл в сторону. Между третьим и вторым этажом Джисона вырвало, что замедлило их путь. Он попросил поставить его на пол, но это закончилось падением на бетонную лестницу, в следствии чего лоб украсила ещё одна кровоточащая рана. Там же Ли проверил пульс, убедился в его стабильности и сам поставил диагноз — сотрясение.       — Что с ним? — спросил Сынмин, уже подготавливая спирт, чтобы обработать лоб и попробовать привести Хана в чувства.       — Заражённая швырнула в стену. Метра полтора пролетел, и его вырвало, пока спускались вниз. Симптомы указывают на сотрясение. На руке разорвалась рана от пули.       Минхо уложил его на стол, взял в руки клюшку, которую предварительно поставил к тумбочке, и покинул медпункт, даже не собираясь беспокоиться о самочувствии Джисона. Его цель — добыть запасы — ещё не получила отметку «выполнено». Он доложил о состоянии Хана и больше не видел смысла задерживаться на первом этаже, поэтому отправился на седьмой, где планировал обыскать подсобку на наличие воды.       Длительное отсутствие Джисона заставило его группу разделиться по восьмому этажу. Сонхун вскрывал подсобку, а Черён и Чонвон обыскивали комнаты на наличие еды. Черён обошла шесть, собрала из каждой по паре пачек полуфабрикатов, а потом, дойдя до противоположной части коридора, обнаружила никем нетронутый, работающий холодильник. Сроки годности некоторых продуктов не вышли. Она даже подумала, что исчерпала удачу на всю оставшуюся жизнь.       Чонвон вышел из крайней комнаты, перед посещением следующей помог Сонхуну выломать дверь в подсобку, где вправду оказалось четыре баклажки с водой, и только потом зашёл в блок. Здесь было подозрительно чисто. Но чистота в их ситуации означала отсутствие крови, гниющих кусков плоти и трупного запаха, стоявшего в комнатах чуть ли не столбами. Чонвон изучил ящики, нашёл там запас закусок и круп, свалил всё это в рюкзак. Холодильника здесь не оказалось. Чонвон собирался уходить, но услышал скрип двери, ведущей в ванную. Поворачиваться было страшно, но необходимо, и Чонвон, покрепче схватившись за оружие, замахнулся булавой, где совсем недавно подточили зубцы, чтобы убивать заражённых с одного удара, имея должный прицел на смертельные зоны. Перед ним стоял Ёнсан. Он улыбался, по щекам едва не текли слёзы радости, а Чонвон выронил оружие, которое покатилось по полу. Они с Ёнсаном знали друг друга со школы, а потом, поступив в один университет, сдружились, когда парень просил Чонвона помочь ему подтянуть вокал перед экзаменом.       — Живой… — единственное, что смог выдавить из себя ослабевший Ёнсан, а затем обнял друга одной рукой.       Чонвон был уверен, что Ёнсан умер, поэтому здраво принять его нахождение здесь не мог. Он осмотрел Ёнсана с ног до головы: кожа бледная, грязная; одежда растянутая и местами порванная, но не испачканная кровью; волос стало больше в длине, но не в густоте, там же просматривались поседевшие пряди; на лбу застыла кровавая корка от удара тупым предметом; левая нога сгибалась в колене, а правая рука висела так, будто её вовсе не было. Чонвон заправил прядь его редких волос за уши, будто проверял, не чудился ли образ друга.       — Сколько ты здесь? — на лице застыл шок и непонимание. — Как продержался?       — Тяжело… Вниз боялся спуститься, поэтому заперся в ванной, а выходил очень редко. Зато не заразили.       — Что с рукой и ногой? Почему лоб разбит?       — Стычки с заражёнными были. Господи, как я рад, что ты здесь!       Ёнсан снова обнял его, а Чонвон окончательно убедился, что его появление не было галлюцинацией, поэтому взаимно прижал к своей груди, положив руки на хрупкую спину. Оставлять его здесь Чонвон не собирался, поэтому быстро обчистил оставшиеся ящики и, подхватив Ёнсана под руку, вывел из комнаты. Стопа прогибалась от каждого шага — напоминало сильный вывих.       Сонхун вынес последнюю баклажку с водой на лестницу, подбросил в руках мачете и пошёл за Чонвоном, подозрительно долго пропадавшем в одном из блоков. Увидев его в коридоре рядом с незнакомым ему парнем, Сонхун выставил оружие вперёд, дав знак, что пора было остановиться.       — Кто это?! — крикнул он, медленно зашагав в их сторону. — Чонвон, отойди от него!       — Всё нормально! Его Ёнсан зовут.       — Здрасьте, — кивнул тот, не в силах полноценно поклониться. — Мы с Чонвоном дружили. И дружим до сих пор.       — Дай мне его осмотреть, — приказал Сонхун. — Он не пойдёт дальше, пока я не убежусь с его безвредности.       — Можешь просто поранить меня, — предложил сам Ёнсан. — Я знаю, что у тварей всё заживает моментально.       Прозвучало убедительно. Сонхун подошёл к ним, Ёнсан закатил рукав кофты и вставил запястье вперёд, не отстраняясь от Чонвона, благодаря которому держал равновесие. Сонхун достал из кармана небольшой нож, разложил конструкцию и поднёс лезвие к предплечью. Через секунду на тыльной стороне ладони не осталось кожи — Ёнсан оторвал плотный слой зубами. Сонхун выронил нож, вскрикнув от боли, и перед тем, как отлететь на несколько метров, увидел блеск чёрных глаз. Сонхун врезался в одну из распахнутых дверей, происходящее перед глазами закрутилось, напоминая состояние опьянения, руку словно прожгли кислотой, и он смог разглядеть лишь красное, мясистое пятно. Ёнсан повредил вены.       Страшный крик разлетелся по всем этажам через дверь, ведущую на лестницу. Первым прибежал Ни-ки. Он увидел спину сгорбившегося человека, через мгновение раздался хруст от разорванной одежды, за ним — пронзительный визг. Тишина. Ни-ки вцепился в оружие так крепко, как мог, побежал к Ёнсану и в момент, когда тот обернулся, улыбнувшись с окровавленными зубами, увидел Чонвона: пустые, безжизненные глаза, рваная рана в груди, открытая сонная артерия, под которой скапливалась тёмно-красная лужа. Ни-ки на секунду остановился. Ненависть к Ёнсану, которого он узнал даже под заражённым видом, вырвалась из него намерением убить. Убить так мучительно, как можно представить.       Ни-ки прижал его к полу, надавив ногой на живот, поднял оружие над головой и резко опустил вниз. Лезвие прошло по шее с нечеловеческим криком её владельца. Голова повернулась вправо, вены и чернота спали, пульс остановился. Зубцы разорвали плоть до просвечивающейся трахеи, но Ни-ки не собирался заканчивать. Он схватил в руки булаву, что лежала рядом с телом Чонвона, согнул колени и врезал её в лицо Ёнсана. Один раз, второй, третий, на четвёртом повреждённые глазницы перестали держать форму — превратились в жидкость, смешанную с кровью, и потекли к полу. Ни-ки раздробил его нос, линии губ потянулись дальше по щекам, усыпанным точечными ранами в виде дыр, уже нацелился на лоб, но кто-то схватил булаву своей рукой, помешав нанести удар. Это был Хёнджин. Феликс пытался помочь Сонхуну, которого клонило в сон либо от боли, либо от призыва сущности. Минхо стоял над телом Чонвона, думая, стоило ли возвращаться вниз за простынёй.       — Хватит, — тихо произнёс Хёнджин, разжав пальцы.       Ни-ки, запыхаясь, смотрел на него потемневшими глазами ещё три секунды, потом перевёл их на Чонвона — своего единственного друга. Друга, который поплатился за свою чрезмерную доброту и сочувствие ценой собственной жизни.

***

      Чонвона оставили на десятом этаже, куда его, завёрнутого в простыню, дотащил Ни-ки. Он положил тело на одну из кроватей, рядом с ним разместил мягкую игрушку Пикачу — Чонвон приехал с ней в общежитие. Говорил, что подарила младшая сестра, чтобы он не забывал её, находясь в другом городе. На десятом этаже, если верить Минхо, твари практически не появлялись из-за запаха им подобных, поэтому приняли решение складывать тела именно туда.       Внизу собрались все, помимо Джисона. Состояние после обморока ещё не стабилизировалось, но это не помешало ему просто взять и уйти, ничего не объяснив. Останавливать не стали, зная, что только зря потеряют время. Если Хан собрался куда-то, то он в любом случае доберётся до пункта назначения — это вопрос времени.       — Как его убили? — спросила Рюджин, бродя по холлу от стены к стене.       — Я не видела, — невнятно пробормотала Черён. — Была в другом конце этажа. Вышла на крик, там уже всё случилось.       Сонхуна допрашивать не стали. Он сидел на невысокой лестнице, ведущей к душевым и туалету, запястье приковали к трубе наручниками. Рана на тыльной стороне ладони уже заросла, скрывать своё заражение Сонхун не стал, поэтому сам попросил обездвижить его до момента, пока они не обсудят произошедшее. От тщеславия он не страдал, но всё-таки понимал, что имел значимую роль в коллективе. Нужно было решить, как поступить дальше, ведь лишаться одного из двух имеющихся медиков — не укрепление. С момента стычки с Ёнсаном прошло двадцать минут, голова уже перестала кружиться, но помутнение сознания оставалось при нём. Если верить словам других заражённых, то такое состояние проходило после первой встречи с сущностью. У Сонхуна оставалось меньше часа до принятия решения, которое изменит всё: будет он бороться с сущностью или смириться со своей участью.       — Его загрыз Ёнсан, — сказал Ни-ки, примкнув спиной к холодной стене. — Сначала в шею, как положено, а потом от груди кусок оторвал. Я пришёл, когда его уже убили.       — А потом Ни-ки перерезал глотку Ёнсану, — дополнил Феликс. — Ну, ещё лицо заколол. Там от носа нихуя не осталось. Как Волан-де-Морт лежал.       — Феликс… — чётко, строго произнёс Хёнджин. — Вообще не до шуток.       — Я с Чонвоном не общался, так что мне до лампочки. Сейчас лучше подумать о кое-ком живом, а не о мёртвом. У нас, если вы не заметили, медика цапнули.       По спине пробежал холодок, когда Хёнджин направился к нему, рассеивая гробовую тишину тяжёлыми шагами. Даже Ни-ки не отреагировал на его слова, отчего ситуация казалось ещё более странной. Хёнджин снял очки, чтобы между их глазами не было преграды.       — Ты считаешь, что говорить такое — адекватно? Ты не был близок с Чонвоном, но это не значит, что остальным плевать на его смерть. Хоть раз придержи язык за зубами и подумай, прежде чем говорить. Из уважения.       — Ебать… Как мы заговорили — прям мёд для ушей. Книжки читать начал, чтобы словарный запас не просрать?       — Ты даже сейчас не можешь завалиться… Знаешь, Феликс, если у тебя что-то случилось и из-за этого хочется всех заплевать ядом, то проглатывай, а других не трогай.       — Нахуя ты раздуваешь из мухи слона? — он чуть повысил голос. — Пошутил я, пускай и не к месту, но никаких фашистских посылов в моих словах не было. А ты опять всё драматизируешь и ищешь повод доебаться.       — Дело не в шутке, а в неуважении. Я тебе больше скажу: тут каждому срать на половину коллектива, если не больше, но они молчат, в отличии от тебя. Если ты ещё не понял, то юмор — последнее, чем можно заниматься в нашей ситуации. Научись быть серьёзным, пригодится.       — А знаешь, у кого ещё чувства юмора нет? — ухмыльнулся Феликс, и его ладонь указала на Минхо, стоявшего в трёх метрах от них. — Хочешь, чтобы все дошли до такого «идеала»? Тогда удачи в становлении ёбанным военным. Можешь прямо сейчас выйти на улицу и перейти на их сторону, раз так сильно нуждаешься в порядке. С этой ответственностью, которую ты решил на себя взвалить, перестал замечать живых. Тебя ведь только мёртвые интересуют.       — Я не перестал.       — Да ну? — наигранно удивился Феликс. — Ты очевидное не замечаешь. На сестрёнку бы лишний раз глянул.       Некоторые покосились на Феликса так, будто были готовы отрезать ему язык, лишь бы не сказанул лишнего. Он, проигнорировав их взгляды, продолжил с лёгкой улыбкой:       — Йеджи сейчас откисает вместе с Сону. Они бухнули, пока ты перед своими сраными камерами сидел, хотя знал, что там Ни-ки и Минхо. Знаешь, я бы на твоём месте всеми способами с ней поладил, как бы она не сопротивлялась. Меня ты к семье не пускаешь, но про свою не забывай. Всё, бывайте.       Феликс отправился на чилл зону, перед этим оставив оружие в холле. Сегодня он брал мачете. У них не было чётких установок по принадлежности какого-то оружия одному лицу, так как заражённым оно особо не требовалось, а мёртвым, очевидно, было плевать.       После ухода Феликса, общественное внимание переключилось на Сонхуна. Сынмин подошёл поближе к нему, тот задрал голову, сверкнув капельками пота на лбу, и быстро заморгал — перед глазами плыло.       — Что делать будем?       — Плакать, — со смешком произнёс Сонхун. — Если серьёзно, то думаю над дальнейшим решением.       — Если не примешь, то может получиться такая же хуйня, как с Минхо, — размышлял вслух Джей. — А если примешь, то всё должно пойти пучком. Наверное. Но ведь в заражении нет ничего плохого, если себя контролировать. Ты точно сможешь.       — Нам нельзя терять врача, поэтому следует принять, — продолжила Черён. — Не хочу распоряжаться тобой, как вещью, но тут чисто факты. Будешь отказываться — сгниёшь к чертям.       — Тяжело держаться, когда рядом кровь, — вступил Ни-ки. — Я долго просидел в изоляторе, прежде чем вы разрешили мне выходить, поэтому образовалась передержка. Можно поступить так же.       — Предлагаешь подержать его взаперти первое время? — уточнил Хёнджин, на что получил ответ в виде кивка. — Сонхун, ты сам как думаешь?       — Мне предложат отказаться от эмоций, — он повернул голову, чтобы видеть Минхо. — Думаю, для врача это послужит жирным плюсом. Согласен?       — Для врача — да, — ответил Ли, — но не для человека. Ты не будешь сочувствовать тяжелораненым, которым нужна эмоциональная поддержка.       — Дело говорит, — подтвердил Сынмин. — Сколько прошло времени с момента заражения?       — Где-то полчаса.       — В сон клонит?       — Меня прям рубит. Пора, наверное.       Хёнджин отцепил его от трубы, снял наручники и повёл в сторону изолятора. Перед тем, как зайти внутрь, Сонхун услышал слова Джея:       — Давно ли мы стали так спокойно реагировать на заражения?       И потом он ответил:       — С тех пор, как начали убивать тварей без угнетений совести.       Против правды не попрёшь. К смерти можно легко привыкнуть, если она здоровается с тобой каждый день, а потом, уходя, забирает с собой самых близких.

***

      Одиночная вылазка Джисона затянулась. Хёнджин, услышав о ней только спустя пятнадцать минут, собирался начать бунт по поводу его неосведомлённости, но делать этого не пришлось. В дверях показался Хан. На лбу, частично скрываясь за волосами, светился бинт, такой же находился на левой руке, но его наличие не отразилось на лёгкости несения какого-то груза. В руках Джисона находилась простынь, в неё завёрнуто нечто маленькое, хрупкое и практически невесомое. Парня остановили посреди холла.       — Что это? — спросила Йеджи, держась за голову одной рукой. Она только проснулась, немного пришла в себя, но алкоголь до сих пор сохранял своё слабое воздействие на организм.       — Отодвинь край — увидишь.       Йеджи обхватила пальцами ткань, но перед тем, как посмотреть на содержимое, обратила внимание на внешний вид Хана.       — Что у тебя со лбом?       — В стену пульнули, как мешок с говном.       — Неплохо.       Через секунду Йеджи вскрикнула. Джисон завернул в ткань тело маленькой девочки. Шея была пробита лезвием, из-за чего образовалась фиолетово-красная гематома, глазницы потемнели, а кожа побледнела. Пряди шелковистых волос склеились между собой из-за попавшей на них крови. Йеджи поднесла пальцы к лицу девочки, дотронулась ими до щеки и медленно провела по ней, почувствовав холод. Тела заражённых остывали и приобретали вид трупа гораздо быстрее, чем человеческие. Джисон взглянул на Йеджи, удивился, заметив слёзы на остекленевших глазах, но не показал этого, чтобы не смущать её.       — Откуда?..       — Её мать убили, потому что была заражена. Девочка — тоже.       — Как можно было убить ребёнка?.. — не понимала Йеджи, продолжая смотреть на тело. — Какой же мразью надо быть… Кто это сделал?       — Тот, кому в принципе насрать на убийства.       — Минхо?       Джисон молча закрыл лицо девочки куском ткани и направился на поиски Хёнджина. Йеджи провожала его взглядом, по щеке скатились две слезы, что скапливались с момента, как она увидела бездыханное тело, но вслед на лице появилась улыбка. Мразь тут одна — она. Действительно, нужно быть последней гнидой, чтобы убить чужого ребёнка, но чтобы намеренно травить своего, пускай ещё и не явившегося на Свет, следовало родиться Йеджи — человеком, который ценил только собственный комфорт.       Рюджин, вышедшая из правого крыла, остановилась в трёх метрах от Йеджи, которая словно оцепенела. Через пару секунд её ладонь оказалась на животе, провела по нему, но без ненависти, как было раньше. Рюджин подбежала к ней, схватила за руку и силой повернула к себе.       — Болит что-то? — обеспокоено спросила она, но после заметила помимо слёз ещё и улыбку. — Это как понимать?       Йеджи не осмотрелась, как делала обычно, прежде чем обнять Рюджин, обвив руками чужую шею. Вопросов было много. Даже её прикосновение ощутилось более мягким, чем раньше. Йеджи, не отстраняясь, тихо произнесла:       — Пнул.       — Чего?..       — Ребёнок пинается, — со смешком повторила она. — Больно, правда, но терпимо.       — И тебе не противно от этого?       Йеджи прервала объятия, склонила голову и помотала ей в разные стороны, тем самым дав ответ. Она посмотрела на Рюджин сияющими от скопившихся слёз глазами, но неясно, были они вызваны радостью или горем.       — Я такая дура, Рюджин… Просто конченая.       — Так. А какая связь?       — Иди ты, — усмехнулась Йеджи, смахнув слезу указательным пальцем. — Ты видела ребёнка, которого принёс Джисон? Труп маленькой девочки.       — Да. Он просил у Хёнджина разрешение на то, чтобы похоронить её. Места немного займёт.       — Он ведь согласился, да?       — Конечно.       — Хоть капля мозгов у долбаёба есть, — выдохнула Йеджи. — В общем, когда я её увидела, то… в моменте поняла, что не хочу убивать своего ребёнка. Есть много других претендентов, у которых даже руки потом не зачешутся.       — На тебя так гормоны влияют?.. — удивлённо нахмурилась Рюджин. — Девушка, я Вас не знаю. Где моя пиздючка, у которой только алкашка и сигареты в голове?       — Кстати, насчёт сигарет… — Йеджи достала из кармана пачку, вынула оттуда две штуки и зажигалку, а остальное вручила подруге. — Выдавай мне по две-три в день, пока не брошу.       — Я тебя реально не узнаю… Серьёзно, нужен был только труп ребёнка и толчок твоего зародыша, чтобы ты одумалась?!       — Я сама не догоняю, как это произошло… Давай всё-таки спихнём на гормоны, чтобы ты не подумала, что я башкой ёбнулась.       — Тяжело принять, если честно, — Рюджин прокрутила руках сигареты, а затем убрала пачку в задний карман штанов. — Но я рада, что ты больше не считаешь ребёнка балластом. Если это не минутное помутнение, конечно.       — Не минутное. Тут везде смерть, и я не хочу быть к этому причастна.       — А как же твоё: «Не родился — не умер»?       — Я мучила его из ненависти, причём навязанной. Может, мне стоило наебнуть алкашки, чтобы понять это? — улыбнулась Йеджи. — Я не могу спасти кого-то от смерти, но могу подарить кому-то жизнь. Сегодня погиб Чонвон, а я даже не знала об этом до момента, пока не пересеклась с Ни-ки. Спросила, почему он такой депрессивный, и потом знатно прихуела, когда ответ услышала. Короче, если я не стану тварью, то сделаю всё возможное, чтобы мой бейбик родился.       — «Спасибо» он тебе не скажет.       — Он ближайшие два года особо разговаривать не будет. Думаю, к тому времени всё уляжется.       — Господи, сама ведь ещё ребёнок… — Рюджин положила руку на её макушку и притянула к себе так, что щека Йеджи оказалась возле чужой груди. — И мне так нравится смотреть на то, как ты взрослеешь. Резко, немного с ебанцой, но так и должно быть.       — Пубертат никого не щадит?       — Он на тебе за десятерых отыгрывается.

***

      Джисон бродил по холлу вплоть до момента, пока не погасили основной свет. Решил снова посидеть на дежурстве, чтобы присмотреть за Сонхуном. Хану удалось поговорить с ним и выяснить, что разговор с сущностью состоялся, но решение парень ещё не принял. Хотел подождать до утра, чтобы привести мысли в порядок. Джисон решил разложить добытые запасы по полкам магазина, чтобы хоть чем-то занять руки. Спать не хотелось — во время обморока отдохнул, но из-за навязчивых воспоминаний о сегодняшнем дне всё равно не смог бы заснуть. Ими полностью завладел Минхо, но не только в положительном плане, как хотелось бы. Он убил женщину и её беззащитную дочь, ничего при этом не почувствовав, но стоило Джисону оказаться на пороге смерти — Ли замочил тварь из переживания и опасения за его жизнь. Странно.       — Ты сейчас должен спать.       Хан узнал Минхо по голосу, даже не оборачиваясь, и не собирался смотреть на него. Он не был обижен или зол за убийство девочки, но знал, что любой их разговор не имел смысла, а Ли начинал его без особого желания. Видел, что Джисон не спал в положенное время — говорил об этом. Причём не из заботы, а чтобы следить за соблюдением коллективного режима. Минхо больше напоминал голосовой помощник со встроенным будильником, нежели человека.       — Ты меня не слышишь или не отвечаешь из-за нежелания разговаривать?       — Угадай с трёх раз, — вздохнув, пробубнил Хан и поставил банку консервов на полку. — Я не вижу смысла разговаривать с тобой. Ты делаешь это для галочки, а мне такие жертвы нахуй не сдались.       — Если не выспишься, то не будет сил и…       — Да ты прям олицетворение очевидности! — перебил Джисон, обернувшись в его сторону. — Не трать своё драгоценное время и возвращайся на пост охраны! Тебя ведь только твари и их часы активности интересуют!       — Почему ты злишься на меня?       Джисон схватил в руки другую банку, резко поставил её, разнеся грохот по всему магазину, и положил руку на стеллаж. В глазах потемнело.       — Мне позвать Сынмина? Ты весь бледный.       — Не надо никого звать… Просто уйди отсюда.       — Объяснишь причину — уйду.       — Не могу я так больше! — от силы его крика Минхо разглядел выступившие на шее вены. — Меня заебали твои заскоки, понимаешь?! То тебе похуй на всё, то ты огрызаешься на тварь, которая меня чуть не убила! Определись уже: хочешь ты что-то испытывать или планируешь остаться бесчувственной тварью!       — Я не могу хотеть или не хотеть чего-то. Ты это знаешь.       — Скажи это сегодняшней ситуации на вылазке. Если бы не хотел, то не разозлился бы, — Хан выдохнул, провёл ладонью по лицу и приблизился к выходу, где стоял Минхо. — Ладно… Я посижу на камерах. Разбери рюкзаки.       Ли сразу приступил к выполнению задания. Он непрерывно раскладывал банки, шуршащие упаковки и бутылки до момента, пока в голову не полезли мысли о словах Джисона. Почему он разозлился на тварь? Захотел? Минхо даже не знал, что мог испытывать надобность в чём-либо. Легче было смахнуть на помутнение, как он поступил днём, но сейчас, погрузившись в себя, бежать было некуда. Лишь подумав о возможном возвращении эмоций, Минхо почувствовал, как земля ушла из-под ног, в глазах потемнело, а голова стала невесомой.       Он открыл глаза в знакомом месте, сразу повернул голову, но не увидел там зеркала. Впереди вообще ничего не оказалось, зато по левую сторону от Минхо сидела сущность. Её ноги были сложены «бабочкой», на лице красовалась широкая, довольная улыбка, а Ли впервые за долгое время почувствовал себя свободным. Его сознание временно избавилось от влияния сущности, отделив её от личности Минхо. Он быстро приподнялся на руках и сел напротив своей заражённой фигуры, между которой больше не имел преград.       — Что, соскучился? — ухмыльнулась сущность. — Ещё не привык к нашему тандему?       — Как я здесь..?       — Захотел, — не дослушав, ответила фигура. — Да, ты можешь что-то захотеть. Круто, правда? Ни черта не испытывал, а тут бац — желание вернуть эмоции. Я же говорил, что кто-то или что-то может вызвать такую потребность.       — Не понимаю… Я же не хотел.       — Или не понял этого? Научись уже слушать себя, в жизни пригодится, — сущность придвинулась ближе. — Ну так, Минхо, чего надумал? Неужели не понравилось чувствовать себя камнем, которому поебать на всех и всё?       — Я не знаю, честно… Такое ощущение, что на фоне стольких плюсов есть один единственный минус. Но я не могу понять — какой?       — Всё ты понимаешь, просто принимать не хочешь. Подскажу, — сущность наклонилась, подставила ладонь к губам и прожила громким шёпотом: — это Джисон.       — Чего?..       — Ну этот, который байкер с перебинтованной башкой. Мне ли тебе про него рассказывать? Ты хочешь переживать за него и всё такое, потому что тогда будешь защищать из желания, а не из-за программной установки, как у роботов. Я ведь прав?       — Прав, — на удивление легко согласился Ли. — И ты даже не станешь меня отговаривать?       — Нахуя? В том, что ты упёртый, я уже убедился, так что нет смысла откладывать неизбежное.       — И что мне нужно сделать?       — Проснуться.       Минхо не успел задать ещё один вопрос, прежде чем невидимая материя растворилась под телом. Он снова летел в пропасти, прямо как в тот день, когда решил избавить себя от эмоциональных угнетений. Его глаза так же заполнились черным цветом, выползли багровые вены, а по лицу расплылась улыбка, окончательно вызвав своим появлением дежавю. Разговор с сущностью показался ему максимально странным, как и ситуация, из-за которой Минхо очутился здесь. Всё слишком спонтанно и радикально, но ему такое определённо нравилось. Зачем ограничивать себя от эмоций, если можно превратить их в силу? Минхо по-прежнему не нуждался ни в каких ресурсах для существования, поэтому не станет убивать людей, но начнёт избавляться от одичавших заражённых в большем количестве, при этом испытывая кайф. Но главным плюсом, который до этого казался Ли минусом, выступал человек по имени Джисон, сумевший убедить его в важности наличия чувств. Без них жизнь Минхо превратилась в существование и несла в себе исключительно военный посыл, который он презирал, считая неприемлемым. Значит, смысла она не имела.       Минхо, лёжа на полу, резко распахнул глаза, с них в то же мгновение спала чернота, а рука потянулась к стеллажу. Держась за него, Ли поднялся на ноги, сразу направился к комнате охраны, где сейчас должен был находиться Хан. Ни-ки бродил в правом крыле, так что лишних глаз и ушей там не имелось. Желание взглянуть на Джисона перекрывало собой все остальные факторы, казалось бы, мешающие этому. Например: их недавняя ссора, если её можно таковой назвать.       Дверь распахнулась, Хан сразу обернулся в её сторону и увидел перед собой Минхо. В нём явно что-то изменилось, но что — непонятно. Ответ был прост: глаза наполнились уверенностью.       — Чего тебе?       — Помнишь, как я говорил, что могу в любой момент вернуть эмоции?       — Допустим.       — А если я сейчас скажу, что больше не мог видеть твоё разочарованное табло, поэтому решил пожалеть тебя?       Джисон, приоткрыв рот, быстро захлопал глазами, наполненными непониманием.       — Ты ведь не можешь подъёбывать… И говорить не по-компьютерски.       — Я теперь вообще всё могу. Ну, где слёзы радости? Я всё вернул — начинай плясать.       Джисон подскочил со стула, встал практически вплотную к Минхо и внимательно изучил его выражение лица. Он. Тот самый взгляд, от которого Хану хотелось пищать, разговаривая с парнем во время приступов.       — Всё вернул, говоришь?..       — Даже больше, чем было.       — Как это?       — Я раньше смотрел на тебя с желанием обнять, а сейчас хочу прям засосать. Всё то, что мой мозг не пропускал эти дни, накопилось и сейчас выльется таким потоком, что ёбнуться можно.       — Мне страшно… — с улыбкой произнёс Хан. — Стой, но почему?! Какая из моих речей наконец-то подействовала?       — Они все в один момент сработали.       — Я уже отвык от такого тебя.       — Привыкай обратно, у тебя выбора нет.       Одна рука обхватила талию, а вторая оказалась на шее Джисона. Минхо притянул его к себе, чутка надавив на затылок, и коснулся губ парня, исполнив то, о чём непрерывно мечтал ни одну неделю до добровольного отказа от чувств. Но Минхо ни о чём не жалел. Опыт, полученный за эти дни, проведённые в каменной оболочке, дали понять ему, насколько важно и даже приятно переживать за кого-то, хотеть уберечь от всех ненастий и быть готовым пожертвовать всем, ради спасения этого человека.       Минхо считал себя главной угрозой для Хана, но, поняв, насколько тому было хреново без него, решил, что лучше уж будет лично оберегать его от насущных проблем, чем создавать новые своим безразличием.