Dead souls

      Ни-ки уже двадцать минут наблюдал за тем, как Юна бродила по изолятору от одной стены к другой, склонив голову вниз. Она упала в обморок несколько часов назад, но сущность не приняла. Какие-никакие принципы Юна имела и так просто становиться тварью не собиралась. Но происходящее с Минхо до лишения статуса «отторженного» пугало её. Перспектива в виде становления разлагающимся телом мало привлекала девушку.       Ни-ки спросил, как она заразилась, но в ответ получил лишь: «Не твоё дело». Но он успел узнать всё от Джисона, когда тот заходил, чтобы отдать кровь, а Юна мило беседовала с сущностью, валяясь без сознания.       — Ты так и будешь маячить?       — Тебе-то что?       — Выпей уже, — сказал Ни-ки, имея в виду кровь, к которой Юна не притронулась. — С ума ведь сходишь.       — Не буду я это пить! Это же… Блять, мне от одной мысли противно!       — Тогда жди срыва, — пожал плечами он. — Если хочешь держаться и не нападать на людей, то придётся.       Юна неохотно повернулась к нему лицом, посмотрела на баночку, которую Ни-ки держал в руках, и спустя пять секунд направилась к нему.       — Давай сюда…       Ни-ки отдал ей кровь, а сам продолжил решать в наполовину исписанной тетради примеры, которые составлял сам. Юна выдохнула, будто собираясь опрокинуть над головой стопку с алкоголем, сымитировала именно этот процесс и прикрыла рот ладонью. Поначалу было противно от самого факта, что она выпила кровь, но поняла, что вкус оказался очень даже приятным. Юна собрала языком остатки с уголков губ, отвернулась от Ни-ки и начала собирать со стенок капли длинными ногтями, в конце даже облизнула их.       — В следующий раз не отворачивайся, — сказал парень, продолжая смотреть в тетрадь. — По звукам всё понятно.       — Чья это? — перевела тему она.       — У нас только два поставщика. Сегодня Чонвон выделил.       — Чонвон, значит…       — Если собираешься сожрать его, то только через мой труп.       — Не буду я твоего Чонвона жрать. Второй кто?       — Джисон.       — А вот его бы… Бесит он меня. Слишком дохуя о себе думает.       — Там не менее, Джисон очень помогает коллективу. Много полезной информации знает, умеет обращаться с оружием и защищает остальных.       — Он только свою ручную тварь защищал, но теперь ей это не нужно. Кстати… — прокашлялась Юна, — если я не приму сущность, то такой же инвалидкой стану, да?       — Не знаю. Минхо очень долго отказывался, плюсом раком болел, поэтому у него вообще всё индивидуально. Хотя Джисон говорил, что отторжённые в итоге становились зависимыми, но, грубо говоря, начинали гнить.       — Опять этот Джисон… Выскочка ебаная. Вот он прям всё знает, да? И причину, и последствия этой хуйни, которая с нами происходит?! — Юна внезапно переключилась на крик. — Тогда какого хуя мы до сих пор сидим здесь?! Почему он не скажет, где безопасная зона?! Может, он просто не хочет говорить?! Или не может, блять, потому что как-то в этом замешан?! Приехал из Пусана, о себе ничего не рассказал, но про болячку ему все на слово поверили! Круто он устроился, нахуй! Зарежет тут всех в одну ночь, и руки у него не зачешутся!       Ни-ки хлопком закрыл тетрадь в твёрдой обложке, сумев заставить Юну заткнуться. Он поднялся с поддонов, сделал несколько шагов вперёд и остановился прямо перед девушкой, наклонил голову, чтобы смотреть ей в глаза. Юна видела своё отражение в их черноте, размыто показались бордовые вены. Она не знала, что у заражённых, принявших сущность, могли случаться приступы. Да, они случались, но не на почве голода, как происходило в период отторжения, а на фоне эмоционального потрясения.       — Меня выбесить сложно, но возможно, — Ни-ки схватил её за рукав кофты и сжал ткань в своём кулаке, чуток приподняв плечо Юны. — И если ты не прекратишь наговаривать на Джисона или кого-то другого, то я больше не буду обращать внимание на твой пол. Пора научиться следить за своим языком и говном, которое так и хлещет из твоего рта. Стала тварью — прими это, а на здоровых людей вину не перекладывай.       — Я не перекладывала…       — Что же тогда Лию во всех смертных грехах обвинила, когда без сознания валялась?       Юна знала, что привычка разговаривать во сне не приведёт её ни к чему хорошему. Разговаривая с сущностью, она затронула тему про Лию, и смогла вывести из себя даже отражение болезни. Кто тут ещё кого не принимал?       Ни-ки отпустил рукав девушки, его глаза пришли в норму, а вены заползли обратно под кожу. Юна потирала плечо, наблюдая за тем, как он листал небольшой блокнот, а затем начал писать. Этот блокнот отдал ему Чан, чтобы Ни-ки записывал отличия Минхо от обычных заражённых, но в итоге он превратил его в справочник о болезни и даже придумал ей название «Tenebris Sanguinem», что с латыни переводилось как «тёмная кровь».       «Приступы у не отторженных происходят по причинам: длительного стресса, долгого промежутка между принятием крови, резкого и мощного всплеска негативных эмоций. Проходят быстро, влекут за собой желание убить объект вызванного раздражения.»       Йеджи сняла наушники, увидев рядом с изолятором Лию, которая смотрела в окошко так, чтобы с той стороны не светилось лицо. Она зашагала в её сторону, приблизилась и постучала Лию по плечу, случайно напугав её до крика.       — Батюшки… Чего орать-то?       — Извини.       — Нихуя себе! — на этот раз крикнула она, широко распахнув глаза. — Подруга, ты говорящая, что ли?       — Удивительно, правда?       — А чего раньше молчала?       — Так ты не подходила.       — Справедливо, — кивнула Йеджи. — Я хотела спросить про вчерашнее. Почему ушли? И давай сядем.       Йеджи казалось, что плод рос на дрожжах. С каждым днём ей всё тяжелее давалось выполнение банальных вещей, что включало в себя долгое нахождение на ногах. Живот рос, а скрывать его стало гораздо труднее, чем неделю назад. Сынмин не зря сказал, что вскоре все узнают правду, как минимум заметив внешние изменения.       — Мы ушли из-за Минхо, — начала объяснять Лиа, сев на ступеньку. — Точнее, Юна так захотела. Она — тот ещё параноик, думаю, ты уже заметила. Любую тварь была готова сжечь, а теперь сама такой стала.       — Как она заразилась?       Лиа взглянула на дверь изолятора, мотнула головой и посмотрела прямиком в глаза Йеджи.       — Эта мразь толкнула меня прямо в руки твари. Я смогла отбиться ножом, а её следом цапнули. Такую истерику устроила… Короче, хотела спасти свою жопу, подставив меня, но в итоге всё по справедливости вышло.       — Вау…       — Что?       — Зря я с тобой раньше не говорила, — восхищённо произнесла Йеджи. — Я думала, ты — тряпка и хвостик Юны, а оказалось, что знаешь себе цену.       — Заебала она уже… — на выдохе произнесла Лиа. — Я всегда за ней носилась и сама не заметила, как превратилась в тень. Меня знали, как «подружку Юны», а её весь поток обожал, поэтому она даже не скрывала своё превосходство надо мной. Но перестать общаться с Юной я не могла. Она бы придумала такую историю, что меня бы весь универ возненавидел и засмеял. Я даже рада, что всё так получилось.       — Не представляешь, насколько и я рада, — усмехнулась Йеджи. — Юна всегда была тварью, но сейчас превратилась в неё окончательно. Всё-таки есть в этой жизни справедливость.       — Йеджи, можно вопрос? — внезапно перевела тему Лиа, и та кивнула. — Какой у тебя срок?       Нависло молчание. Неужели было так заметно?       — Откуда знаешь? — монотонно протянула она, отвернувшись на пару секунд.       — Ночью увидела, когда у тебя футболка задралась. Понимаю, что говорить об этом нельзя, можешь даже не озвучивать. Мой вопрос остался тем же.       — Где-то четыре месяца, если я и Сынмин не проебались с расчётами.       — Тебе ведь шестнадцать, да? — уточнила Лиа и получила ответ в виде кивка. — Кто ещё знает?       — Сынмин, Сонхун, Рюджин, Минхо, Джисон и ты, как оказалось. Главное, чтобы Хёнджин не вынюхал.       — Почему? Раз тебе насрать на него, то…       — Не в этом дело, — перебила Йеджи. — Он ведь мне прохода не даст. Скажет сидеть на месте и устроит круглосуточный контроль. Мне такое счастье нахуй не нужно.       — Правильно понимаю, что ребёнок тебе тоже нахуй не нужен?       — Правильно. Если и родится, то выброшу в окно. Или на съедение нашим домашним тварям отдам.       — Думаю, позже ты изменишь свою позицию.       Они просидели на лестнице ещё несколько минут, болтали на отдалённые темы, и Йеджи искренне удивились тому, как тщательно могла скрываться личность человека за подобной их с Юной «дружбой».

***

      — Сгоняй до торгового центра и принеси новую одежду.       Минхо очищал рюкзак от прошлых вылазок, чтобы выполнить поручение Сону. Странно, но сегодня все сидели на чилл зоне, в коридоре виднелись лишь пять различных лиц, если не считать походы до туалета, из-за которых мелькали все. Минхо целый день просидел возле камер, ближе к вечеру получил задание от Сону и стал собирать сумки, затем складывал их в большой рюкзак, чтобы унести побольше вещей.       Только Минхо взял в руки оружие — в комнату забежал Джисон. Он, запыхаясь, закрыл за собой дверь изнутри и рассеял мёртвую тишину, подойдя к парню, положил руки на его плечи, посмотрел в глаза и нервно произнёс:       — Объявили военное положение.       — Понял.       — Ничего ты не понял, дебил! — повысил голос Хан. — Против тварей воюем! Вас приказано убивать, как ебучих фашистов!       — Зачем?       — Затем, что не могут с вами бороться. Если раньше убивали из самозащиты, то сейчас велели резать всех без причин!       — Ничего не изменилось.       — Изменилось, блять, ещё как изменилось! Если тебя поймают на улице, то ёбнут без разбору.       — Меня нельзя убить.       — Но можно отвезти на опыты, как лабораторную крысу! — Джисон только сейчас опустил руки и провёл ими по волосам. — Минхо, ты хоть понимаешь, что происходит? Военные уже ходят по улицам с автоматами и убивают заражённых!       — Это их работа.       — Это твоя жизнь! — крик стал громче. — То, что ты теперь бессмертный — ещё хуже. Тебя же пытать будут до отказа, если поймают на улице.       Джисон схватился за лямку рюкзака, висящего на правом плече Ли, стянул его вниз и бросил на диван.       — Прошу, не ходи никуда. Если так нужна одежда, то я сам сгоняю, только ты не свестись. Вам, заражённым, сейчас нужно сидеть тихонько и не высовываться.       — Тебя убьют, если пойдёшь так далеко.       — Но я же как-то полстраны проехал. Всё, Минхо, ты никуда не идёшь.       — Мне дали задание, — упёрся он, схватил рюкзак и повесил его на плечо. Ли взял в руки клюшку, выдвинулся к двери, но почувствовал чужую руку на своём предплечье. — Что ты делаешь?       — Почему ты меня не слушаешь?! — окончательно взбесился Хан. — Там военные ходят! Тебя увезут, если схватят, понимаешь это или нет?!       — Понимаю.       — Тогда останься! Нахрена рисковать?! Ты — не военный, который должен выполнять все данные ему задания! Минхо, ты же обычный человек, в конце концов!       — Ты прекрасно знаешь, что я больше не человек. У людей есть чувства, а я сам отказался от них, поэтому приношу коллективу пользу своими способностями.       — Ладно, признаю: военные не такие бесчувственные, как ты…       — Поэтому я убью их, если встречу. Обыкновенная самозащита.       — Ты готов убить человека?       — Если того потребует ситуация.       Минхо столкнулся с ним плечами, только так сумев обойти преграду в виде Джисона. Он направился к двери, а Хан, едва не рыча от ярости, смотрел на него из комнаты. На что он надеялся? Что Ли испугается? У него больше не было такой функции, как и всех остальных, связанных с проявлением эмоций.       — Убить в себе человека ради живого тела… Звучит абсурдно.       — Часто случается такое, что единственный выход из ситуации целиком состоит из абсурда. Но главное, что выход всё-таки есть.       Минхо нашёл выход, но он явно привёл его не к счастью.       — Да лучше бы ты человеком сдох, чем так! — с искрящими от накативших слёз глазами крикнул Джисон. — Лучше бы не принимал ничего! Какой смысл жить, если нихуя не чувствуешь?!       Минхо остановился, а люди, сидящие на чилл зоне, переключили внимание на прозрачную дверь. Только Йеджи и Лиа, как раз возвращающиеся из левого крыла, где обе курили, видели происходящее без преград. Они спрятались за раскрытой в комнату охраны дверью, откуда доносились крики Джисона. Минхо мельком взглянул на них, но больше никакой реакции не проявил.       — Ты сам хотел этого.       — Я хотел, чтобы ты жить начал! — продолжил надрывать горло Хан. — Зачем ты согласился на этот ебучий отказ от эмоций?! Ты ведь хотел остаться человеком, но тогда почему выбрал превратиться в бесчувственную тварь?!       — Чтобы не испытывать вину за принятие.       — Помогло? — внезапно успокоился Джисон. — Нравится? Ты ведь вообще ни о ком не подумал… Считаешь, что приятно общаться с роботом? Получать программные ответы на все вопросы? Ты, блять, энциклопедия, что ли?.. — глаза заискрились сильнее, но вместе с этим появилась улыбка. — Зачем тогда было принимать сущность, если твоя жизнь превратилась в существование? Ради живого тела?       — Я говорил тебе то же самое.       — Ты не оглашал, что собираешься трансформироваться в компьютер! — он снова повысил голос. — Ты ведь не настолько слабый, чтобы не уметь держать себя под контролем! Ты просто убежал от проблем и всё! От них не убегать, а решать надо, понимаешь?!       — Мне предоставили более лёгкий способ, и я им воспользовался. Не вижу проблемы.       — Зато я вижу! Ты боялся, что будешь причинять вред другим, а сейчас делаешь это без задней мысли! Ты этого хотел?! Хотел просто спрятаться от ответственности и поэтому выбрал ничего не чувствовать?!       — Да.       Джисон замолчал. Его губы тряслись от комбинации из агрессии, отчаяния и надежды, руки — тоже. Смотря в пустые глаза Минхо, который даже не шелохнулся от смысла сказанных Ханом слов, хотелось пырнуть его ножом. Всё равно не умрёт. Он даже этого сделать не мог, что подтверждало в нём полную потерю человека. Живое тело с мёртвой душой — вот, кем теперь был Минхо.       Он собирался выйти на улицу, убедившись, что Хан закончил, но тот не планировал останавливаться на словах. Джисон схватил биту, которую хранил в комнате охраны, добежал до подоконника и сорвал с плеча Минхо свой рюкзак. Он повесил его за спину, тот молча наблюдал, затем Хан вытащил из переднего кармана ключи от мотоцикла и направился за шлемом, лежащим в подсобке. Там же хранилось масло. Джисон вернулся, зажав его под рукой, в ней же нёс биту, а в другой держал канистру, Минхо по-прежнему не реагировал на его действия. Хан остановился перед ним, поставил всё на пол, чтобы нацепить шлем, но перед этим сказал:       — Если я сдохну, то пусть у тебя глаза намокнут хотя бы ради приличия.       И перелез через окно. Хан стянул брезент с мотоцикла, заправил топливом, вывез из-за угла и, запрыгнув на него, завёл мотор. Рёв разнёсся по всей улице. Джисон будто хотел, чтобы твари услышали его и устроили погоню. Да, он хотел. До приезда в Сеул Хан жил ради драйва и эйфории от победы над заражёнными, с появлением Минхо всё изменилось. Но раз уж Джисон не был любим ни Минхо, ни остальным коллективом, о чём говорили их ночные разговоры, которые он прекрасно слышал, то следовало вернуться к прошлым ценностям. «Не могу я жить ради кого-то, но могу ради чего-то — адреналина», — эта мысль рассеялась так же быстро, как и появилась.

      Минхо внезапно освободили от работы, поэтому он вернулся в комнату охраны и скрылся за прочной дверью. Может, ему и вправду стоило умереть человеком? Сейчас он жил бесцельно, но и цели на смерть не имел. Зачем ему умирать, учитывая, что он не мог? Ли было до лампочки на смысл своего пребывания здесь, собственно, как и на всё остальное. В голове царила тишина, там больше не мелькали тревожные мысли и надежды, в мире не существовало того, что могло бы вызвать у Минхо переживания. Или существовало?       Возможно, этим «кем-то» был Джисон, который с пеной у рта доказывал Ли, что он зря отказался от эмоций. Его слова не вызвали ничего, кроме подробного анализа, который был проведён Минхо за считаные секунды. Итог: ничего. Хан рассуждал логично, но не смог убедить его в необходимости возвращения эмоций, ставших в представлении Ли помехой. Сущность хотела сделать из него «идеальный организм», который не зависел ни от каких губящих факторов, и смогла добиться своей цели. Цель Минхо — остаться человеком — с треском провалилась, но он ни о чём не жалел.

***

      Хёнджин шёл по холлу, держа в руках пустые баночки из-под крови. Сонхун посоветовал выдавать заражённым по две порции в день, чтобы уменьшить риск срывов, которые могли случаться из-за маленькой дозировки. Хёнджин посматривал на часы, ожидая возвращения Джисона, который уехал пару часов назад. Волнение присутствовало сразу по двум причинам: первая — с Ханом могло что-то случиться, вторая — возможно, он и не собирался возвращаться.       Хёнджин остановился рядом со входом на чилл зону, где ютился Чонин, держа в руках квадратный листок бумаги. Он подносил его к одному ряду портретов, отодвигал обратно, снова собирался прицепить, но вновь убирал.       — Над чем думаешь? — спросил Хёнджин, надавив на дужку очков.       Чонин доработал портрет Минхо, подрисовав вены и закрасив глаз чёрным цветом, но сделал это только с одной стороной лица.       — Не понимаю… — протянул Чонин, встав между рядами, где висели изображения здоровых и заражённых. Он взглянул на каждый, принял решение и разместил листок ровно между ними. — Вот так.       — Считаешь его здоровым?       — Частично. Ему не нужна кровь.       — Справедливо.       Они обернулись назад, услышав рёв мотоцикла. Хёнджин выдвинулся к подоконнику, вставил ручку в разъём, провернул её, затем выглянул на улицу и заметил Джисона, несущего за своей спиной переполненный рюкзак. Он держал левую руку на правом плече, сжимая его, и даже сквозь темноту на пальцах виднелась кровь. Хан снял рюкзак, перекинул его в холл, а Хёнджин еле успел увернуться от гвоздей, торчащих из биты, которую тот примотал к боковой стенке. Хёнджин хотел протянуть ему руку, чтобы помочь взобраться, но Джисон взобрался на поддоны и, схватившись левой рукой за оконный выступ, одним движением запрыгнул внутрь. Он сам захлопнул форточку и положил ручку на место.       — Что с рукой?       — Потом.       Джисон уверенно зашагал к магазину, не убирая ладонь с окровавленного плеча. Хёнджин пошёл вслед за ним, но когда распахнул дверь — Хан толкнул его, даже не посмотрев, и забежал в медпункт. В левой руке он нёс какой-то крепкий алкоголь.       Он поставил бутылку на стол, аккуратно стянул с себя куртку и швырнул её в дальний угол сымпровизированной комнаты. В руке показалась дыра. Даже не дыра, а мясистая субстанция из крови, плоти и ворсинок одежды, прилипших к ране. Скулы сводило от боли, зубы едва не стучали, но Хан не позволил себе издать даже один звук. И похуже бывало, выкарабкается. Он с грохотом распахнул ящик тумбочки, едва не перевернул его вверх дном, пытаясь найти флакон со спиртом. Помимо него на столе оказалась вата, платок и плоскогубцы, которые он нашёл в торговом центре — как знал. Джисон откупорил крышку большой бутылки, выдохнул, влил в себя около пятидесяти грамм алкоголя и поставил её на место, сморщившись. Осталось немного подождать, но чтобы не терять время зря, Хан начал отрабатывать плоскогубцы спиртом.       — Ты что..? — Сынмин застыл в проходе, увидев руку Джисона, из которой сочилась кровь. — Заразили?       — Если бы, — усмехнулся он, смахнув пот со лба. Ноги подкашивались, поэтому приходилось облокачиваться на стол. — Ты иди-иди, я сам тут…       Он едва не свалился на пол, не успев договорить. Раздался звон, возникнувший из-за вздрогнувших на столе вещей, за который держался Хан. Сынмин подбежал к нему, подхватил под левую руку и усадил на стул, придвинутый им ногой. Джисон был бледен, как при лихорадке, но с лица не сползала странная, даже жуткая улыбка.       — Не похоже на укус…       — Пуля, — ответил Хан, вдыхая через раз. — Военные — пидорасы… Без разбору стреляют, как в свиней. Ехал себе спокойно, а они привязались, спрашивали, куда я, потом… — раздался отрывистый стон. — Я… Я уехал, чтобы наших домашних тварей не вычислили, а они огонь открыли. Пулю на память оставили.       — Сейчас вытащим. Пей, — он вручил Джисону бутылку, тот опрокинул её над головой, уже не сморщившись. — Обезбол нужен.       — Похуй, так ковыряй.       — Уверен?       Вместо ответа Хан сделал ещё один глоток.       На столе лежали окровавленные куски ваты, бутылка стала пуста на треть. Хану было плевать на зрителей в лицах Сонхуна, Хёнджина, Рюджин, Чонвона и даже Минхо, пришедшего на запах крови. Он держал руку Джисона прижатой к столу, о чём его попросил Сынмин, уже закончивший вытирать кровь. У них даже пинцета не было.       — Минхо, затыкай, — велел Сынмин, рассчитав, где скорее всего засела пуля.       Он взял со стола платок и дождался, когда Хан выпьет, только после этого засунул его в рот парня, надавив пальцами на кусок ткани. Хан зажмурился, в ушах звенело от боли и осознания дальнейших действий. Железные щипцы проникли в разодранную кожу, Джисон опрокинул голову назад и вскрикнул, что распространилось протяжным мычанием. Чонвон и пришедшая Лиа отвернулись, прикрыв лица ладонями. Хан чувствовал каждое движение плоскогубцами, кромсание мышц, нервов и жировой прослойки — пуля вошла почти вплотную к кости. Процесс сопровождался звуками, похожими на те, что издавали твари, поедая жертву — склизкий, плавный, давящий на горло своей омерзительностью.       В глазах темнело. Джисон шевелил напряжённой шеей, пытаясь не упасть в обморок, всё тело пробрал жар, конечности дрожали. Напоминало картину: Минхо, этот же стол, открытая гнойная рана.       — Джисон, — Джей слабо хлопнул его по щеке. Тот пьяно улыбнулся, глаза закатились, а веки стали тяжелее. — Джисон! Сынмин, ты уберёшь эту хуйню или нет?!       — Я пытаюсь!       Стоило Сынмину схватиться за края пули — плоскогубцы соскальзывали со стенок, лишь расширяя рану. Он взглянул на Хана, кожа которого напоминала трупную — бледная, сине-зелёная, пропитанная потом. Сынмин зажмурился, приведя глаза в тонус, выдохнул и, вновь обхватив пулю, рывком потянул плоскогубцы на себя. Вытащил.       Минхо отпустил руку, она свисла параллельно к полу, кровь струёй потекла вниз по пальцам. Сынмин держал перед собой плоскогубцы и не мог нарадоваться, видя зажатую в них пулю. У него получилось.       — Джисон, смотри! — Джей вновь хлопнул его по щеке, заставив повернуть голову вправо, где стоял Сынмин со своей добычей. — Видишь?! Закончили!       — Ура… — обессилено протянул Хан, невольно откинулся назад и свалился на пол вместе со стулом.       По ощущениям прошла секунда, на деле — пять минут. Джисон по-прежнему лежал, но уже не на полу в медпункте, а на диване в комнате охраны. Его положили ногами к двери, чтобы левое плечо находилось в открытом доступе, Хан повернул голову и размыто увидел макушку Сонхуна. Он накладывал бинт.       — Я отключился из-за такой херни?.. — разочаровался в себе Джисон. — Позорище.       — А позорище в курсе, что ему чуть кость не прострелили? — выгнул одну бровь Сынмин. — Я там ковырялся, пытался ещё хуже не сделать, а ты после выхода пули вырубился. Это как вообще?       — До последнего сидел, — с улыбкой ответил Хан. Он окинул взглядом всю комнату, насчитал семь голов, но нужную себе не нашёл. — Где Минхо?       — Ты отстанешь от него когда-нибудь? — в шутку возмутилась Рюджин. — Сейчас позову. Он там твою кровь вытирает.       Оба вернулись через считанные секунды, ведь Ли услышал слова Джисона из медпункта, как раз выкинув последнюю партию кровавых кусков ваты в мусорное ведро. Рюджин пропустила его вперёд, а остальные, помимо Сонхуна, занятого перевязкой, сделали по одному шагу от дивана.       — Теперь понимаешь, почему я запрещал тебе выходить? — игнорируя жгучую боль, спокойно произнёс Хан. — Военные в каждого встречного стреляют.       — Меня бы не прострелили.       — Но могли поймать.       — Нет. Я гораздо быстрее. Ты поступил глупо, когда на эмоциях отправился на вылазку.       — Учить жизни меня будешь?       — Нет. Я не сержусь, так что отчитывать не собираюсь. Это было твоё решение, ты за него поплатился.       Минхо развернулся спиной к Хану и отправился в холл, чтобы выкинуть измазанную кровью вату на улицу — вонь распространялась очень быстро.       Он даже не сердился. Что ещё нужно было сделать Джисону, чтобы вернуть чувства этому ходячему компьютеру? Страх потерять кого-либо отсутствовал у Минхо напрочь, тогда, может, его заинтересует перспектива впустить в свою жизнь нового человека? Точнее, уже хорошо знакомого, но стоило попробовать заставить Ли посмотреть эту особу под другим углом.

***

      Ни-ки знатно напрягла просьба Юны, заключавшаяся в его временном уходе из изолятора. Она хотела поговорить с Лией наедине, намерения у неё были серьёзными, что влекло за собой опасение за здоровье и жизнь второй девушки. Дабы не рисковать, Ни-ки велел Хёнджину постоять на стрёме рядом с изолятором, откуда сам вышел, чтобы впервые за неделю принять душ. Его не боялись выпускать в холл без присмотра, зная, что Ни-ки умел контролировать себя получше здоровых людей.       Лиа вошла внутрь, убедившись, что нож находился в заднем кармане штанов. Носила его с собой на всякий случай. Юна ждала её на поддонах, куда та не торопясь направилась. Утром у Юны случился приступ, значит, шансы его повторения снизились в несколько раз.       — Привет.       — И тебе, — странно произнесла Юна, похлопала ладонью по месту рядом с собой и отодвинулась влево. Когда Лиа села, выдержав дистанцию в тридцать сантиметров, Юна продолжила: — Боишься?       — Есть немного.       — Хорошо, что у тебя хотя бы инстинкт самосохранения работает. В отличии от мозгов.       — В смысле?       — Забываешь, что у меня слух в несколько раз острее. Я слышала твой разговор с этой малолетней шлюхой.       По позвоночнику пробежался холод. Лиа боялась не за себя, а за раскрытие секрета Йеджи, что было вполне возможно из-за их с Юной взаимной «любви».       — Значит, я — самовлюблённая мразь, и я заслужила заражение? Ты ведь так считаешь?       — Да.       Юна повернулась лицом к Лие, увидела на нём уверенность и ещё сильнее взбесилась.       — Ты берега-то не путай, сука… Забыла, кто тебя в люди вывел? Кто превратил серую мышку в узнаваемое лицо универа? Ты, блять, без меня так и продолжала бы шароёбиться бесследно!       — Ты не вывела меня в люди, а наоборот — закопала. Забирала все мои идеи и выдавала их за свои, красовалась на моём фоне и делала вид, что вся такая из себя добренькая, раз подружилась с «серой мышью», как ты выразилась. Не представляешь, как у меня накипело за эти года.       — Я закопала?! — со смешком переспросила Юна. — Ты сама себе яму вырыла, когда начала общаться со мной! А ты чего ожидала, собственно? Что из нас двоих я буду страшненькой подружкой? Мечтай, нахуй, это не вредно. Или думала, что подарки от мальчиков с потока будут передавать тебе, а не мне? Ты себя в зеркало-то видела, чухня?       — А ты в себе что-то кроме отражения видела? — покачав головой, с улыбкой спросила Лиа. — Ты же гнилая. С тобой невозможно разговаривать, ведь ты озабочена только своим внешним видом и всеобщем одобрением. Снаружи ты привлекательна — это факт, но внутри тебя всегда сидела тварь. Она появилась там не из-за заражения, а из-за твоего отношения к людям.       — Вот же мне не срать на ваши морали… Кого волнует душа, если всем нужна внешняя красота? Или мы с тобой в разных мирах живём? Тогда знай, что понимающий характер тебя из могилы не вытащит. Первым делом побегут спасать то, что блестит.       — Вот и блести тут одна, — Лиа поднялась с поддонов, сделала несколько шагов и добавила: — Мымра крашенная…       Последние слова были произнесены зря. Лиа поняла это, когда чужая рука схватила её волосы в охапку и потянула назад. Она открыла глаза уже на полу, голова раскалывалась от удара и минутного помутнения, её лица касались слегка грязные локоны Юны, из-под которых виднелось что-то красное. Это были вены, тянувшиеся от чёрных, даже темнее цвета волос, глаз. Юна вдыхала так глубоко, что виднелась трахея, её челюсти были насильно сжаты, а в ушах эхом разливалось: «Убей».       Одна рука припечатала голову к бетонному полу, вторая сжимала шею Лии. Юна охватила её бедра своими ногами, лишив возможности сбежать, но обездвижить руки не получилось. Лиа пыталась сдвинуть ими пальцы Юны, длинные, крепкие ногти на которых впивались в кожу, оставляя форменные следы. Кислород не поступал больше минуты, ноги начинали трястись, но руки, по всей видимости, подчинялись от страха и желания сохранить жизнь. Лиа пробралась ими в задний карман, вынула оттуда нож и заострила внимание на выражении лица Юны — вот-вот набросится. Заражённые сначала играли с жертвой, создавая такие условия, чтобы ослабить её, а уже затем убивали: медленно, мучительно, с удовольствием.       Раздался пронзительный визг, оглушивший каждого, кто находился на этаже, затем — гробовая тишина. Чонвон выбежал в холл, увидел, как Феликс раскрыл никем не охраняемую дверь и застыл в проходе. Мимо пронеслась фигура Хёнджина, выбежавшего из медпункта, добралась до изолятора и приняла точно такую же позу, как у Феликса. Чонвон подошёл следом.       Юна лежала лицом к полу, вытянув одну руку вперёд, по рукояти ножа, торчавшего из живота, стекала кровь. Её глаза были открыты, чёрный цвет рассеялся ещё несколько секунд назад. В метре от неё лежала Лиа с такими же распахнутыми глазами, но голова была повёрнута к стене. Феликс медленно подошёл к ней, спустился на корточки и заметил лужицу тёмно-вишнёвого цвета, скопившуюся под щекой Лии. Повернув голову девушки, Феликс машинально закрыл глаза — правая сторона шеи отсутствовала. Юна вырвала плоть в момент, когда Лиа проткнула её живот ножом. Пальцы измазались тёмной жидкостью, из-под хлещущей крови виднелись разорванные подъязычные мышцы и очертания трахеи. Феликс прикрыл веки Лии своей рукой, и отвечать на ещё не заданные вопросы Хёнджина и Чонвона больше не требовалось.       Все трое обернулись назад, услышав, как ткань тёрлась об пол. Юна вытащила нож из живота, опрокинула голову вверх, примкнув спиной к холодной стене. Её взгляд сосредоточился на Лие, не подававшей признаков жизни, ведь таковых уже не было. Она убила её. Она убила человека, который терпел все её выходки, несносный характер, выполнял все просьбы и поручения, при этом ни разу не сделал ей ничего плохого в ответ. Слова Лии подтвердились: Юна всегда была тварью, а заражение лишь дало ей возможность воплотить свои мысли в реальность.       Макушка вновь оказалась прижатой к стене, челюсть заходила ходуном, губы затряслись, сложенные на животе руки сомкнулись крепче, а из чутка приоткрытых глаз покатились слёзы. Алые. Юна прикрыла ладонью нижнюю часть лица, опустила его к полу и скрыла за волосами, но разносящиеся всхлипы говорили за себя.       — Я думал, что она так не умеет, — шёпотом произнес Феликс и сразу получил от Чонвона слабый толчок в бок. — Молчу…       Хёнджин не хотел верить своим глазам, ушам и сознанию. Если бы он не пошёл в медпункт, увидев, как Хан плёлся туда, держась за бинт, под которым раскрылась рана от пули, если бы послушал его и вернулся на стрём, поверив, что парень справится сам — ничего бы не произошло. Если бы он знал, то ни за что бы не отошёл.       Тело завернули в белоснежную простынь, яму вырыли, подготовили крест из распустившихся веток дерева, заползающих на кладбище через окно. Лие было суждено умереть, показав себя хотя бы одному новому человеку — Йеджи. Та стояла возле могилы, зарытую руками Сонхуна, и не могла поверить в несправедливость этого мира. Стоило человеку открыть себя — смерть подкрадывалась в лице того, кого бы ты подозревал в последнюю очередь. Подруга, пускай и несносная, но лучшая. Дружба их заключалась не в комбинации красивой обложки и острого ума — в ней хранилось нечто более глубокое, недоступное для понимания обществу. Юна была не подарком, но ценила Лию, пускай и не показывала этого, а если показывала, то очень редко, но искренне. Лопата коснулась утрамбованной земли, Сонхун поставил её к стене, распустившиеся бутоны дерева отливали яркие лунные лучи и освещали могилы. Словно светились.       Ни-ки не спешил возвращаться в изолятор, приняв великодушное предложение Чонвона посидеть с ним в холле и обсудить случившееся. Юна услышала звон цепей, но не оторвала голову от колен и продолжила оставлять на них красноватые, мокрые следы от текущих слёз. Лёгкие шаги преодолели расстояние в два метра, Юна всё-таки взглянула на пришедшего — слёз стало только больше.       — Чего тебе?! — почти кричала она. — Что тебе нужно?!       Чонин не торопясь спустился на колени и выставил вперёд ладони, на которых лежала идеально сложенная одежда: лёгкая кофта с длинными рукавами и теннисная юбка с защитными шортами. Рана в животе уже заросла, но кровь оставила следы по всей брюшной полости и стекла до колен.       Чонин приподнял стопку, намекнув. Юна никак не отреагировала.       — Возьми, — в итоге озвучил он. — Грязную мы постираем.       — Отъебись от меня со своим шмотьём!       Юна выбила одежду из рук Чонина, он взглянул на её составляющие, уже не так идеально сложенные, а затем на девушку. Капилляры полопались от давления, лицо раскраснелось, а алые слёзы завершали красочность картины. Чонин подполз к нагло брошенной одежде, расправил кофту на полу, разгладил её и стал складывать по-новой. Юну это окончательно взбесило. Чонин не обращал своё внимание на душераздирающие крики, направленные на его уход из изолятора, ему нужно было закончить.       Положив восстановленную стопку на диванчик, Чонин вернулся на прежнее место, но сократил расстояние между собой и Юной. Она сдалась, поняв, что выгнать Чонина невозможно.       — Чего ты добиваешься?.. — дрожащим голосом спросила Юна. — Хочешь окончательно меня добить своим присутствием, да? Аутист, шуруй отсюда, пока я…       Юна не договорила, оказавшись в аккуратных объятиях Чонина. Он так же сидел на коленях, но чутка приподнял Юну, сложив руки на её спине, и не отпускал. Первая мысль: оттолкнуть. Но вместо того, чтобы надавить на грудь парня руками, Юна обхватила ими плечи Чонина и закрыла глаза, почувствовав, как к ним снова накатились слёзы. Чонин был единственным, кто захотел поддержать и утешить её, и при этом единственный не умел правильно выражать свои чувства, но сейчас смог.

***

      Йеджи шла, сложив руки в передние карманы олимпийки, в одной из которых держала сигареты. Ей было грустно от смерти Лии, но не больше. Они общались целый день, Йеджи увидела в ней интересную личность, но не успела привязаться, как и ожидалось. Единственным человеком, над чьей смертью она могла бы заплакать, была Рюджин. Даже Хёнджин не входил в этот скромный список, ведь поставленный Йеджи барьер, казалось, был сделан из пуленепробиваемого стекла.       Вспомнишь говно…       Хёнджин сидел на лестнице в правом крыле, находившейся недалеко от кладбища. Его голова была свешена к коленям, одна рука касалась затылка, а вторая переодически примыкала ко лбу. Йеджи остановилась возле подъёма, уже раскуривая сигарету, облокотилась на перила и решила сама начать диалог.       — Ты зачем моё место занял? Тебе лестниц мало?       Ответа не последовало. Йеджи, вытащив сигарету изо рта, через силу взглянула на Хёнджина, у которого глаза были на мокром месте. Даже очки не могли скрыть блеск.       — Ты-то чего паришься? Не сам же ей шею прокусил.       — Я должен был сторожить, — с трудом произнес Хёнджин. — Но ушёл, когда увидел Джисона. У него рана разошлась.       — Так забей, — прыснула она, впустив ядовитый дым в лёгкие. — Ты же не обязан следить за всеми. Слишком дохуя ответственности на себя берёшь.       — Ты не понимаешь.       — Понимаю, но отношусь проще. Мы с тобой будто в разных условиях живём. Ты должен был подготовить себя к смертям и всякой расчленёнке, когда эта хуйня началась. Не вижу смысла париться.       — Ты прямо как Минхо говоришь. Только с матами.       — Нет, он слишком душный, как и большинство наших сожителей. Вот Джисон прикольный. Мне нравится, что он на похуистическом движении.       — Влюбилась в него, что ли?       Она подавилась дымом, мысленно прокляла Хёнджина, посмевшего до такого додуматься, а затем вообще засмеялась. Своеобразный способ ответа, но вполне доступный.       — Я понял.       — Больше не высирай подобное, — успокоившись, на выдохе сказала Йеджи. — Так, ладно… Место моё больше не занимай, понял?       Она бросила наполовину выкуренный бычок в угол, сложила руки в карманы, поправила волосы и направилась в холл, но остановилась, услышав своё имя позади.       — Йеджи.       — Чего?       — Не кури много.       Хёнджин увидел натянутую улыбку и выгнутый средний палец, за ним вновь показался затылок уходящей Йеджи. Конечно, она его не послушает, Хёнджин знал это, но всё-таки сказал.

***

      План Джисона должен был перейти в фазу контрнаступления. Встретив в коридоре Сынмина, закончившего уборку в медпункте, он сказал, что подежурит ночью, чтобы проконтролировать слишком нестабильную Юну. Хан дождался выключения основного света, просидел на небольшой лестнице полчаса, заострив внимание на звуках, что исходили от тварей сверху. Раздавалось их неприлично много. Джисон уже потерял счёт времени, проведённого в одной позе, поэтому решил добавить немного разнообразия, достав сигареты из кармана штанов. Курение возле окна, пускай и завешанного тканью, успокаивало и помогало хоть на секунду забыть о происходящем в мире. По телевизору передали, что болезнь уже распространилась на другие страны Азии, задела ближние острова, так что бежать было некуда. Но Хан и не собирался. Пережив морозную зиму, охваченную незнанием, страхом и неопытностью, тёплая весна в общежитии казалась ему глотком свежего воздуха. Здесь люди другие — пока что моральные живые. Джисон проверил, все ли заснули, и направился в комнату охраны, прихватив биту с собой.       Минхо сидел перед камерами, свет от мониторов холодно освещал и без того бледное лицо, взгляд был сосредоточенным. Ли считал количество промелькнувших заражённых, без труда запоминал цифры, даже не записывая. Пока что засветились семнадцать, в основном на пятом этаже. Видимо, нашли там останки давно убитого трупа и устроили пир.       — Привет, — Хан прикрыл за собой дверь. — Что делаешь?       — Считаю.       — А мне можно поговорить с господином Компьютером? — с улыбкой спросил он, но не получил в ответ даже взгляда. — В общем… Минхо, я правда хочу поговорить.       — Ты сейчас должен спать. Все легли два часа назад.       — Сколько сейчас?       — Один час и двадцать шесть минут.       — Вот это я раскумарился… — удивился с самого себя Хан, поняв, что не спеша курил на протяжении полутора часов. — Можно я с тобой посижу?       Минхо, до сих пор не удосуживающийся взглянуть на него, указал на диван.       — Рядом с тобой можно?       Теперь рука указала на стул, спрятавшийся в углу рядом с зеркалом. Ли выучил расположение всех предметов в комнате. Наверняка смог бы высчитать её площадь по памяти и ощущениям.       Хан поставил стул возле Минхо, не отрывавшего взгляд от множества мониторов. Уже насчитал двадцать одну тварь. Он запомнил не только количество, но и лицо каждой из них.       — Ты каждую ночь так сидишь?       — Да.       — Скучно, наверное?       — Нет. Мне не может быть скучно или интересно.       — Пиздец… Как ты живёшь, вообще? Это же невыносимо — ничего не чувствовать. Каждый день одно и то же, все события сводятся к нулю, будто бы их и не было.       — Не придаю значения ни хорошему, ни плохому. Для меня все события равны.       На лице Джисона внезапно засветилась улыбка.       — Я вот помню, каким ты раньше был, — он не заметил, как ноги целиком уместились на стуле, не намеренно прижившись к груди. — Весь такой запуганный, даже чуток дёрганый. Как ты боялся заговорить кем-то и всегда в стороне сидел, чтобы не мешать. Но ты никогда не мешал, просто считал себя обузой из-за болезни. Мне так нравилось за тобой наблюдать, прямо как за мелкой обезьянкой в зоопарке, которой дали в руки палку с примотанным ножом. Помню ещё, как тебя впервые на лестнице встретил. Подумал: «Что за брошенный котёнок?» — поговорил с тобой и только убедился в своих мыслях. Ты раньше таким живым был.       Минхо слушал его, при этом не переставая считать заражённых. Улыбка практически сползла с лица Джисона. Что бы он ни сказал — его слова не отпечатаются в сознании Ли. Он запомнит их, но даже не проанализирует.       — Минхо, ты мне нравишься.       Тишина.       — Ты мне очень нравишься, — повторил Хан. — Я уже намекал, причём ни раз, но прямо не говорил. Сейчас эти слова ничего для тебя не значат, но… скажи: ты понял это, когда ещё не принял сущность?       — Да.       — Взаимности не было?       — Была.       Сердце замерло.       — Тогда почему ты..?       — Это стало одной из причин принятия, — не дослушав, начал объяснять Минхо. — Я не хотел, чтобы ты даже дружил с раковым больным, поэтому не дал тебе возможность узнать о взаимности чувств. Это было бы морально больно. Сущность и отказ от эмоций избавили меня от этого груза, скоро и ты забудешь о данной проблеме.       — Груза?.. Ты считаешь это грузом?       — Сейчас — нет, раньше — да.       — Какая же ты сволочь, Минхо…       Улыбка стала шире, но на глазах заискрились капельки слёз. Даже если позволит себе обронить их — плевать, ведь Ли будет всё равно.       — Почему ты подумал только о себе? Считаешь, что мне сейчас не больно? Я напрямую узнаю о былой взаимности, когда ты себя до заводских сбросил и отказался от всего! — голос задрожал. — У меня-то чувства не пропали! Ты избавил себя от ответственности, молодец, нахуй, а мне что делать? Смириться? Проглотить и жить дальше?! Спасибо, мне хватило этого в Пусане!       Джисон отвернулся от Минхо, склонил голову и, зажмурившись, всё же позволил слезам коснуться щёк. Уж лучше бы его чувства никогда не были взаимны, чем намеренно перенаправлены на безответность.       — Что мне сделать, чтобы вернуть тебя? — не сменив позу, спросил Хан. — Я готов всё отдать, лишь бы ты стал нормальным.       — Ничего.       — А попробовать… — он повернулся лицом к Минхо, и тот наконец-то ответил этим же. — А попробовать можно?       — Пробуй, — произнёс Ли так, будто хотел продолжить: «Всё равно не получится».       Джисон взял его за руку, подняв со стула вместе с собой, обхватил второй ладонью холодные пальцы парня и взглянул в пустые глаза. Такие он видел впервые. В них абсолютно ничего не было. Люди влюбляются во взгляд, находя в нём то, чего не видели в других — что-то особенное, манящее. Хан помнил тот взгляд Минхо, хотя не видел его уже несколько дней, вследствие этого превратившихся в серую массу, которые не имели смысла.       Джисон поцеловал Минхо, обхватив его нижнюю губу своими, такую же холодную, как пальцы, которые находились в чужих руках. Долгожданное наконец-то случилось, но принесло не радость, а надежду на малейшую обратную связь, которую Хан не получил. Минхо стоял неподвижно, позволял делать с собой что угодно, словно был игрушкой, которая не могла возразить или попросить повторить содеянное с ней.       — Ничего?       — Ничего.       Хан медленно отпустил его руки, потух, будто прогоревшая спичка.       — Можешь провести повторный эксперимент, чтобы убедиться или опровергнуть.       — Ты же не крыса подопытная, чтобы над тобой эксперименты ставить… — разочарованно произнёс Джисон. — Да и смысла нет, раз от этого только у меня ёкает. Спасибо, что разрешил попробовать.       — Кровь.       — Что?       — Кровью пахнет. Из изолятора.       Хан посчитал, что раз уж вызвался держать пост, то стоило попросить ключи у Хёнджина, и сейчас тысячу раз поблагодарил себя за это. Оба домчали до двери, Джисон снял замок с цепей и теперь уже сам почувствовал запах. Заражённая кровь пахла не только железом, как у обычных людей, также можно было учуять нечто, напоминающее примесь протухшего мяса. Хан нащупал выключатель, по комнатушке расплылся тёплый свет от старой лампы. Ни-ки отсыпал свой положенный час на диване, а вдалеке, возле поддонов, лежало тело, укутанное розовой кофтой поверх плеч. Минхо прошёл весь изолятор, остановился перед ним и перевернул с бока на спину. Глаза Юны были закрыты, опухли и покраснели от пролитых слёз, оставивших красноватые следы на щеках. Грудь была скрыта под белым топом на тонких лямках, ноги, как и всё остальное тело, побелели, правая рука залилась кровью. Она вскрыла вены тем самым ножом, которым Лиа пыталась защитить себя от нападения. Юна надавила так сильно, выразив свою вину перед убитой ею подругой, что лезвие разрезало руку на несколько слоёв, где виднелся жир, мышцы, сосуды. Люди, убивая себя таким способом, ещё некоторое время проводили в судорогах, истекали слюнями и соплями, лицо сводило, а кровь постепенно вытекала из тела, опустошая его и окрашивая в белый. Все эти процессы произошли с Юной за считанные секунды. Крови было много, даже слишком много, вонь стояла невыносимая, и ноги прилипали к полу, соприкасаясь с тёмной лужей.       Будить остальных не стали, только Ни-ки вырвался из сна, больше не в силах игнорировать запах. Его вывели из изолятора, дабы не не сойти с ума от вони, что ощущалась для него в три-четыре раза сильнее. Минхо чувствовал её так же, но даже отвращения не испытывал, поэтому самолично завернул тело в простынь.       Пока Ни-ки и Минхо выкапывали яму рядом со свежей могилой Лии, Хан занял себя уборкой. Света было недостаточно, чтобы увидеть разницу тёмных оттенков крови и пола, поэтому пришлось использовать фонарь. Джисон собирал её тряпками, недавно найденными им в подсобке, когда он заходил туда за маслом для мотоцикла. В процессе зверски заболела раненая рука, но Хан понимал, что если бросит это дело, то на утро все очистят желудки от сносящей с ног вони. Сам он привык к таким ароматам, поэтому рвотных позывов от вида или запаха трупа не наблюдал уже порядка месяца.       Минхо бросил последнюю горсть земли на могилу, а Ни-ки, соорудивший крест из веток, разместил его прямо под деревом.       — Мест больше нет. Всех до упора зарыли.       — Будем на этажи выносить.       Никто даже не заикнулся о возможном отсутствии дальнейших смертей.