Dead souls

Перед глазами стояла кромешная тьма, дыхание было нестабильным, растянутым и замедленным, в ушах эхом разносился звук, похожий на удары большого барабана. Стук сердца. Минхо не понимал, был жив или мёртв, но нарастающая боль в конечностях наталкивала его на первое. Прошло мгновение, на самом деле являющееся минутой, кости будто распиливали по кусочкам, делая по одному надрезу через каждые пять секунд в разных частях тела. Боль пронзала абсолютно всё: от ключиц до пальцев ног. Минхо до сих пор не открыл глаза, боясь, что увидит перед собой темноту, яркий свет или вообще ничего. Но сделать это всё-таки пришлось, ведь боль до сих пор нарастала. На несколько секунд его ослепила лампа, висящая прямо над диваном в комнате охраны. Потом свет сузился, собравшись в одно место, зрение перестало походить на размытый экран, а тяжёлые веки наконец распахнулись после четырёх неудачных попыток. Ли собрался с силами, спустил ноги на пол и едва сдержал вскрик. Тело покрылось холодным потом, а от резкой боли темнело в глазах. Нужно было вколоть раствор. Он доплёлся до двери, хромая, та по-прежнему была открыта. В холле никого не увидел, судя по разговорам, что казались Минхо многоголосным эхом из-за звона в ушах, все сидели на чилл зоне. Он увидел своё оружие, стоявшее возле небольшой лестницы, приковылял к нему и взял в руки, хотя необходимости в этом не появилось. Его походка была куда хуже, чем у одичавших тварей. Колени прогибались под незначительным весом, сил кое-как хватало на ходьбу, лезвие ножа скрипело по бетонному полу, ведь Ли вёз его следом за собой. На полпути он даже забыл, куда изначально шёл, но об этом ему напомнил позвоночник, в который будто выстрелили из пистолета. Минхо прогнулся вперёд, уронив клюшку, положил руку на ноющую часть спины и впервые ощутил на себе процесс регенерации в живую. Его глаза заполнились чёрным цветом, а в сосудах усилился поток крови. Это напомнило момент, когда во время постановки укола вводили лекарство, только чувствовалось в тысячу раз сильнее. Глаза пришли в норму, спина перестала болеть, но это не избавило его от остальных мучений. Кости всё так же ныли, голова гудела, кружилась и казалась ватной, в ушах звенело, а каждый шаг сопровождался ударом органов и суставов друг об друга. Минхо обернулся на топот, звучавший для него, как звон огромных колоколов. Он смог разглядеть лица Чана, Джея, Сонхуна и Сынмина, остальные вышли вслед за ними. К нему подбежали Джей и Хёнджин, подхватили под руки и утащили в медпункт. Оба что-то говорили, спрашивали, пытались докричаться до Ли, но тот не разобрал и не понял ни слова. Сейчас он походил на куклу, с которой можно было делать всё, что душе угодно. Сонхун этим и занялся. Он своей рукой спустил с худощавого плеча Минхо кофту, Сынмин в это время подготовил препарат. Игла вошла в кожу, исколотую многолетним приёмом обезболивающего, а Минхо даже не заметил этого. Он молча смотрел на Джея, пытавшегося заговорить с ним, но не имел возможности произнести даже коротенькое слово. Он понять-то ничего не мог, ведь мысленно до сих пор находился в комнате охраны. Спустя ещё пару минут пребывания в трансе, его потихоньку отпускало. Теперь Минхо слышал фразы, пускай и через раз, лица людей не расплывались перед его слипающимися глазами, дышать стало легче. — Слышишь? Ли медленно кивнул. — Слава яйцам… — выдохнул Джей, поднявшись с корточек. — Это у тебя такой отходняк? Он ответил взглядом: «Не знаю». Чтобы выдавить из себя хоть слово, ему потребовалось просидеть в таком состоянии ещё пару минут. Минхо хотел прощупать пульс на шее, дотянулся до неё трясущимися руками и случайно коснулся чего-то шершавого и тонкого. Он провёл пальцами под кадыком, нащупал там широкий пластырь и сорвал его. Некоторые отвернулись, боясь, что увидят там рану, но на её месте осталась красная полоса — не более. Вчера это выглядело куда хуже. Шею заклеили сразу же, как Сынмин сделал надрез, чтобы крови некуда было вытекать. Тогда Минхо очнулся на минуту, его держали за руки и ноги, а также придерживали голову и не давали крутить ей в разные стороны. Ли кричал так громко, что это можно было услышать несколькими этажами выше. Конечности придавило к полу, но Минхо, впав в истерику одновременно с судорогами, поднял корпус, а затем пытался вырваться, наклоняясь в разные стороны. Во время этого тело жутко трясло, распахнутые во всю силу глаза то становились нормальными, то их вновь поглощал чёрный цвет, тёмно-бордовые вены появились не только на веках, они также поползли из-под кофты по шее, рукам и голеням. Приступ прекратился, когда рана на шее затянулась, Минхо закрыл глаза, а из носа тонкой струёй потекла кровь. — Отведите его в комнату, — скомандовала Рюджин. — Хёнджин, Чонвон, идём в магазин. Нужно еды набрать. Джей и Чан подстраховывали его, подхватив под руки, а Минхо потихоньку начинал приходить в себя. Дойдя до комнаты охраны, где его усадили на диван, он заметил на столе кучу кровавых салфеток, и Феликс тут же пошёл убирать их. — Это..? — Да, из носа, — не дослушав, ответил Феликс. — Вчера тебя знатно помотало. Помнишь что-то? — Помню, как с Йеджи в коридоре встретились, а потом… — Ну? — Со мной сущность говорила. — И что сказала? — спросил Чан. Минхо опустил голову, не имея особого желания цитировать слова, произнесённые тварью внутри него. Но сделать это всё-таки пришлось. — Если я продолжу сопротивляться, то рак убьёт меня. — А если не продолжишь? — Я не хочу думать об этом. — Значит, это всё из-за рака… — задумался Чан. — Не думаю, что обычные заражённые, которые ещё не приняли сущность, так тяжело переносят стадию отрицания. — Умные слова выучил? — усмехнулся Феликс. — Но говоришь факты. — Джисон говорил, что отторженные заражённые не страдают от боли в костях, — вступил Джей. — Наверное, Чан прав: в этом виновата онкология. Но и регенерация занимает у них больше времени. Хоть какая-то польза от дуэта твоих болячек. — Отторженные заражённые? — переспросил Минхо. — Да. Джисон так называет тех, кто не принял сущность. Мы с ним вчера разговаривали, после твоей… Короче, разговаривали, когда ты не в ресурсе был. В комнату вошли Хёнджин, Чонвон и Рюджин, которые принесли с собой немного еды, но не знали, чего захочет Минхо, поэтому притащили шоколадку, кукурузные чипсы, два разных батончика и питьевой йогурт. Он выбрал последнее. — Возьми ещё, — сказал Хёнджин. — Ты же вообще никакущий. — Мне хватит, спасибо, — Минхо открутил крышку, собирался сделать глоток, но его резко накрыла паника. Йогурт полетел на пол, Чан успел спасти большую часть, что не вылилась из бутылки. — Где Джисон?! — Ты чего так подскочил?.. — испугался Чонвон. — Мы с ним в аптеку ходили! Где он?! Сколько… Сколько вообще времени?! — Тихо, успокойся, — едва слышно произнёс Хёнджин и усадил его обратно на диван. — Вы вчера вернулись, всё нормально. — Когда? — Ближе к вечеру, — ответил Чонвон. — Ты не помнишь? — Погодите… Мы ведь выходили после того, как я увидел в коридоре Йеджи, а потом упал? — У-у-у, пизда рулям, — прыснул Феликс. — У тебя сущность ещё и память сжирает? Вы сначала на вылазке были, там тебя накрыло, а потом ты вырубился. — Не понимаю… Всё ведь наоборот было. — Ему пятнадцати часового сна не хватило, походу, — вздохнула Рюджин. — Совсем потерялся. — Пятнадцати?.. — Именно, — подтвердил Чан, кивнув, и отдал ему йогурт, который всё это время держал в руках. — Возьми ещё что-нибудь из еды. Совсем уж всё плачевно. Они оставили Минхо одного, до этого Чонвон положил на столик шоколадку, и им начал завладевать страх поехавшего сознания. Теперь память не только пропадала, поверх к этому добавилась её перестановка. Ли было тяжело смириться с сущностью, и делать он этого не планировал, но понимал, что вскоре либо сойдёт с ума, либо умрёт. Второе казалось ему более привлекательным. Джисон открыл дверь с той стороны лестницы, насвистывал какую-то песню, на одном плече разместил биту, а свободной рукой прокручивал замок. На втором плече висели женские кроссовки со связанными между собой шнурками, чтобы нести было удобнее. Хан увидел Йеджи, выходящую из туалета, повернул налево и направился к ней, по пути сняв обувь с широкой лямки чёрной майки. — Как заказывали, — улыбнулся он, вручив Йеджи кроссовки. — От души, — с облегчением произнесла та, уже не в силах ходить в тряпичных кедах. Её взгляд упал на плечо Хана. — У тебя тут… — Знаю. Вся рука была залита кровью, которая до сих пор не переставала течь вниз по предплечью. Джисон встретился с заражённым, когда уже выходил из комнаты, быстро убил, нанеся три удара, два из которых пришлись на грудь, но тот не оставил его без прощального подарка в виде разодранной руки. Рана была глубокой, но не отличалась протяжённостью, а сделана была загнившими, острыми когтями твари. — Тебе вообще не больно? — Почему же? Больно, причём ебануто. — По тебе не скажешь. — А я должен кричать и биться в конвульсиях, как твари? Не настолько ощутимое ранение. — А какое было самым ощутимым? Хан тихо посмеялся, склонив голову. — Когда кожу на ноге себе срезал, чтобы заражение не пошло. — Ёб твою… — Йеджи прикрыла рот рукавом олимпийки. — Так, ладно… При мне ноги не оголяй. — Если в один прекрасный день не зайдёшь в душевую кабину, то не стану. — Фу… — Кстати, — прокашлялся Джисон, обернувшись назад. Он убедился, что рядом никого не было. — Ты как вообще? Ничего не болит? Эти витаминки пьёшь, за которыми мы ходили? — Да. Сынмин контролирует, чтобы я при нём пила. Уёбок… — За что дала ему такое звание? — Не хочу, чтобы оно рождалось. — Ну, хочешь или нет — всё равно придётся. Тебе сейчас дожить до этого нужно, а уже потом что-нибудь придумаем. Так что пей, раз Сынмин говорит. — А если не буду? Хан обернулся ещё раз. — Бери в учёт, что если плод умрёт внутри, то Сынмин вряд ли сможет его достать. У него хоть какой-то опыт в практике операций есть, но не факт, что ты выживешь. Именно от Хана, к которому у Йеджи было хотя бы минимальное уважение, эти слова прозвучали убедительно. — Поняла… — Вот и чудненько, — Джисон собирался отправиться к медпункту, но замер, сделав всего несколько шагов. — Ты не знаешь, с Минхо всё нормально? Он очухался? — И это спрашивает человек, у которого вся рука в крови. — Вопрос тот же. — Живой твой Минхо. Всех на уши поднял, когда из комнаты выходил. Это послужило мотивацией поскорее разобраться с травмой. Хан вошёл в медпункт, с этого момента стараясь лишний раз не напрягать левую руку, и полез в ящик, откуда достал широкий пластырь, бинт, спирт и вату. Рана была глубокой, но, возможно, «загрубевшая» кожа уже перестала быть особо восприимчивой к боли, понизив порог за эти несколько месяцев. На фоне прочих травм, полученных в Пусане, где Джисон и его отряд довольствовались только алкогольной обработкой ран и несчастным бинтом, здешние условия казались сказочными и ничем не уступали больничным. Он сморщился, выдав короткое, тихое «блять», когда облил плечо спиртом, потом схватил заранее распечатанный пластырь с тумбочки и замотал им руку. Работоспособность и функции не пострадали, что безумно радовало, но оставалось одно — спрятать бинт. Проблема заключалась в том, что на данный момент лёгкая куртка Хана во всю стиралась в машинке, которую кинули туда после вчерашней вылазки. Она и так была пропитана кровью, а к этому чудесному аромату поверх добавился запах заживо гниющей твари. Такое себе удовольствие. Хан отправился к прачке, где хранились чистые вещи, по дороге встретился с Джеем и пообещал ответить на все вопросы, связанные с его рукой, позже. Он взял мешок, положил его на стиральную машинку и начал искать что-то, что можно было накинуть поверх майки. Выбор пал на кожанку грязно-коричневого цвета. Она была слегка великовата Хану, но так даже лучше. Прачка находилась там же, где туалет и душевые — в крыле, находящемся напротив главного входа, куда нужно было подниматься по лестнице из нескольких ступеней, на которой любил сидеть Минхо. Джисон завернул к комнате охраны, но перед тем, как войти туда, решил покурить, чтобы не делать этого рядом с Ли. Он направился в конец крыла, где раньше постоянно видел дымящих Чана и Чанбина, достал пачку, вынул из неё одну сигарету и зажигалку. Наконец-то. Ему не удавалось покурить всё утро, потом Йеджи попросила сходить за кроссовками, ещё и руку повредил. Сказка, а не день. Минхо услышал шаги перед дверью, положил оружие, которое крутил в руках, и увидел на пороге улыбающегося Джисона. — К Вам можно? Или не в ресурсе? Вместо ответа он отодвинулся к краю дивана, освободив место рядом с собой, куда тут же приземлился радостный Хан. Обычно он подкладывал руки под голову и разваливался на нём, едва не лежа, но сейчас сидел подозрительно собранно. — Ты где был? — Что, потерял меня? — ухмыльнулся Джисон, закинув кроссовок правой ноги на другое колено. — Гулял. — В смысле? — В прямом. Ходил тут по этажу, искал что-то интересное. Без тебя скучно, надо же как-то себя развлекать. — Только врать мне не надо. Минхо взглядом указал на левое плечо Хана. — Я же чувствую. Джисон поднял брови так высоко, как только мог. Заражённые не могли учуять кровь, если она была скрыта под бинтом, а у него вообще была двойная защита в виде пластыря. — Ты прям раритет, — заулыбался Хан. — Чувства у тебя более развиты, заживаешь быстрее, во время приступов на заражённых охотишься, а не на здоровых. Я б такому… — Что? — Забей, — отмахнулся Джисон. — Ну, я правда гулял, только не по первому этажу. Йеджи попросила кроссовки принести. — Ты ведь не один ходил, да? Джисон соединил колени, положил на них руки и медленно отвернулся от Минхо, сжав губы, тем самым ответив на вопрос. Ли был готов убить его. Даже сейчас, когда Хан состоял в коллективе, он продолжал в одиночку лезть в котёл и не думал о последствиях. — Ты конченый?! Сначала Хан удивился, а потом не смог сдержать улыбку. Услышать такое от Минхо, казалось бы, можно было только во сне. Или во время приступа, но внешние признаки не появились. Точнее, Джисон так думал, но через секунду глаза Минхо стали чёрными, и от них потянулись вены. Он вскочил с дивана, а Хан прижался к нему ещё сильнее. — Нахрена лезть в огонь, если есть я?! Йеджи могла подождать и попросить об этом меня, но тебе ведь надо лишний раз рискнуть собой! Ты чем вообще думаешь?! У тебя мозги, блять, есть, или ты всё в этом ебучем Пусане оставил?! — Ого… — Что: «Ого»?! — продолжил кричать Минхо. — Ты ждёшь, когда на тебя толпа тварей налетит?! Пожалуйста, у нас в изоляторе есть один одержимый, он будет очень рад тебя видеть! — Я всё слышу! — донёсся громкий голос Хисына. — Минхо прав, кстати! В комнату охраны прибежали Чан, Сонхун, Рюджин и Джей. Минхо обернулся на них, тяжело дыша, его руки были сжаты в кулаки, а желание зарезать кое-кого можно было определить по взгляду. Хан тоже смотрел на них, но не было ясно, какая эмоция в нём преобладала: страх, восхищение, желание нервно засмеяться? — Чего вам? — более спокойно произнёс Минхо. — Слышь, раненый, ты что с ним сделал? — спросил Джей. — Почему его рядом с тобой постоянно накрывает? — Меня всё устраивает, — прыснул Джисон. — У Минхо сигнал на приступ не только в голоде, но ещё и в чувствах проявляется. Вчера, когда мы увидели на улице мёртвую девочку, то же самое произошло. — Это ненормально, — констатировал Сонхун. — У него слишком частые приступы и тяжёлые отходняки. — И что я должен сделать?! — вновь повысил голос Ли. — Это не от меня зависит! Если бы у кое-кого появились мозги, то ничего бы не случилось! Джисон, мне тебя связать, блять, чтобы ты один никуда не ходил?! — Да, давай! — Хватит! — крикнул Чан, сумев заткнуть обоих. Прождав пару секунд, которые царила тишина, он продолжил: — Объективно, ситуация с Минхо очень сложная. И не факт, что он вообще вспомнит этот момент. Если ты не можешь контролировать голод, то попробуй контролировать эмоции. — Даже смешно, — фыркнула Рюджин. — Он ведь без этой сущности очень тихий. — Она всё больше начинает его контролировать, — сказал Сонхун. — Поэтому приступы случаются чаще и теперь появляются даже на эмоциональной почве. Минхо слушал Сонхуна, понимал смысл его слов, но будто отрицал это. Сейчас разумом управляла сущность, отрицающая своё пагубное влияние на самого Ли, и пыталась внушить ему необходимость принятия. Но здоровая часть крови не давала забыть о себе. Пока заражённые вирусом клетки вытесняли раковые, те делали с ними то же самое. Внутри Минхо происходила борьба: остаться больным человеком, или стать здоровым, но превратиться в нечто иное — в существо, которое жило за счёт чужой крови. Возможно, если Минхо примет сущность, то у него пропадёт потребность в еде, но заменит себя на общепринятую, что была характерна для всех тварей. Погрузившись в эти мысли, Минхо не заметил, что стоял без какого-либо движения уже две минуты. Он опустил взгляд и успел заметить несколько тёмно-вишнёвых капель крови на полу до того, как перед глазами всё поплыло. Остальные всё это время смотрели на Ли, пытались докричаться до него и даже трясли, но ничего не помогало. Он приложил пальцы к лицу, дотронулся до кожи чуть выше губы и даже сквозь размытую картинку увидел, что те покрылись кровью. Минхо пулей рванул в сторону туалета, держа ладонь возле носа, поток крови усилился. Он терялся в пространстве, поэтому шёл, держась за стену, но делал это довольно быстро. Ли наконец добрался до нужной двери, подошёл к раковине, открыл кран и попытался смыть кровь, но она продолжала течь, смешиваясь с водой. Белая раковина превратилась в красную за считанные секунды. Минхо практически ничего не видел, в ушах звенело, ему приходилось держаться за что-то, чтобы не упасть, а кровотечение не останавливалось. Он умыл лицо, затем взглянул на отражение, которое улыбалось ему, хотя сам Минхо этого не делал. В глазах окончательно потемнело. Он рухнул на пол, голова наклонилась влево, а кровь, что до сих пор вытекала из носа, начала образовывать лужу. Минхо резко распахнул веки, дыхание участилось от страха, ведь он не видел ничего. Перед ним не было даже чёрного экрана, ведь и он чем-то являлся. Ли понял, что лежал на твёрдой поверхности, через несколько секунд смог шевелить конечностями, а затем сел, уперевшись руками в пол. Он повернул голову, напротив стояло зеркало. Там, скрестив ноги бабочкой, сидело заражённое отражение, подложившее кулак под щёку. Видно, что заскучало. — Наконец-то… — монотонно произнесло оно. — Ты бы ещё дольше провалялся. — Что тебе нужно? Это была их третья встреча. Минхо не понимал, почему сознание отправляло его в это место, единственной гранью которого являлся невидимый пол и зеркало. В прошлый раз Ли снова не дал ему разбиться, но трещины не исчезли, а лишь уменьшились в количестве. — Знаешь, мне надоело здесь сидеть, — вздохнула сущность, оставаясь в прежней позе, и повела пальцем по полу. — Пытаюсь хоть как-то на свет выходить, но ты, подонок, сопротивляешься. — Я не понимаю… — А почему, по-твоему, приступы происходят? Я внаглую пользуюсь твоими слабостями и показываю себя при первой возможности. Знаю ведь, что ты на чувства падкий. Увидел мёртвого ребёнка — хороший повод, небезразличный тебе человек рискнул собой — тоже неплохо. Минхо боялся приблизиться к зеркалу, поэтому оставался на прежнем месте. — И долго мы планируем сопротивляться? — спросила сущность, улыбнувшись ему. — Ты хоть примерно скажи, я анализ проведу, график начерчу. — Я не собираюсь становиться таким, как ты. — Дебил, я и есть ты, — улыбка стала шире. — Не замечал наше сходство во время приступов? Ты не боишься показать себя, накричать на кого-то, даже убить. А всё потому, что я помогаю тебе. Если бы не я, то пару дней назад ты бы сдох от своего рака, как миленький. — Уж лучше сдохнуть от рака, чем убивать кого-то ради своего блага. — Зря ты так. Я ведь даю тебе силы, чтобы ты жил, а в ответ получаю отказы. Не по-человечески как-то, не находишь? — Ты — не человек. — Конечно. Я лучше. Сущность поднялась на ноги и встала напротив Минхо. Тот, не зная причину, сделал так же. — Тебе не надоело мучиться от боли? Она ведь настолько сильная, что создаётся впечатление, будто тебя пилят живьём, потихоньку лишая возможности ходить, соображать, контролировать себя. Оно тебе надо? — Я уже всё сказал. — И я услышал. Тогда жди подарочек, когда очнёшься. — Что?.. — Даю последний шанс, — ответа на предыдущий вопрос не последовало. — Следующий предоставится после очередного приступа, но тебе станет гораздо хуже. Хотя… Я уверен, что встретимся очень скоро. — Почему? — Потому, что ты теряешь контроль. Ты не способен удерживать меня, — сущность ударила по зеркалу, от кулака пошла трещина. — Все эти трещины — твои шрамы. Не замечал, что они не заживают? — второй удар. — Те, кто не сделал правильный выбор, в итоге всё равно стали одержимыми, но природа перестала им помогать. Ты же видел тварь с язвами и отрубленной рукой, в которой всё сгнило, — третий удар. — Хочешь стать таким же? — Я тебе не верю. — Значит, не веришь себе. Ты спроси у Ни-ки, он всё знает. Ему-то ты доверяешь? Минхо промолчал. — Так смысл сдерживать себя, если всё ведёт к одному?! — сущность ударила по зеркалу обоими кулаками. Ли подбежал к нему, положил руки на трещины, и отражение повторило за ним. — От себя не убежишь, Минхо. Я могу долго с тобой играться, но в итоге всё равно выиграю. Ты знаешь это, просто не хочешь принимать. — Заткнись уже! — Вот, — протянуло оно, — хоть какие-то отголоски характера. Не зря стараюсь. — Хватит! — Давай-давай, сопротивляйся, чтобы не остаться в своей памяти немощным. Ты ведь хочешь избавиться от приступов. Почему отрицаешь? Минхо продолжил надавливать на стекло, а сущность всё сильнее улыбалась. В её глазах это выглядело жалко. — Скоро увидимся. Ли рухнул вниз, но не приземлился на пол. Под ним была пропасть, поглощённая во тьму, а сверху на него смотрела сущность, широко улыбалась и махала рукой, прощаясь до следующей встречи. Минхо очнулся от боли в позвоночнике. Последний момент из сна был как раз о приземлении. Ему казалось, что в спину вонзили нож, протолкнули его под рёбра и начали вырезать позвонки по одному. Минхо не мог дышать, ведь каждая попытка впустить в лёгкие кислород влекла за собой подобие выстрела. Он сжал ладони в кулаки, по шее поползли тёмные вены, а почерневшие глаза наполнились слезами. В туалет вбежал Джисон. Он увидел Минхо, лежащим на полу в луже крови, его рот был приоткрыт, а голова — опрокинута назад. Это зрелище напоминало обряд экзорцизма. Вспомнились слова Сонхуна: «Не забывай, что у тебя суставы и кости слабые, ещё и кожа очень чувствительная. Разочек упадёшь и сломаешь себе что-то. А если это будет позвоночник? Понимаешь, чем это обернётся?» Это и произошло. Минхо, рухнув на пол, приземлился ровно на спину, сломав несколько позвонков и внутренние стенки рёбер. — Твою мать, Минхо! — Джисон подлетел к нему, сел рядом и попытался заглянуть в тёмные глаза. Ли выбежал из комнаты всего две минуты назад, но для него они были равны получасу. — Да что с тобой?! Хан коснулся его плеч, вызвав этим страшный рёв, на который сбежались остальные. Глазные вены поползли в сторону лба, такие же появились на руках и ступнях, а веки раскраснелись до такой степени, что походили на свежие синяки. Минхо вновь закричал, частично перевернулся на бок — Джисон был готов молиться. Он не знал, что это было: принятие сущности, отказ от неё, очередной приступ, жажда крови или еды. Но всё оказалось довольно проще. Сущность залечивала сломанные кости. Джисон переместился левее и наконец-то посмотрел на его лицо: чернота в глазах сужалась, а затем увеличивалась ритмично с пульсом, вены на шее и руках начали заползать обратно под кофту, и глубокое, но нечастое дыхание становилось более стабильным. Вся одежда, пол, лицо и руки Минхо были измазаны кровью, лишь добавляя общей картине жути. Он перевернулся на спину, закрыл глаза, а открыл их уже нормальными — чернота спала. Ли увидел над собой Хана и обессилено выдохнул. — Ты что тут делаешь?.. — Хуею… Хан протянул ему руку, чтобы помочь подняться, но ноги Минхо подкосились, и он чудом не свалился обратно на пол. Джисон понял, что тот был не в состоянии идти, поэтому подхватил на руки, как уже сделал однажды, и потащил в комнату охраны, растолкав всех по пути. Естественно, за ними потянулись остальные — те, кто был заинтересован в самочувствии Минхо. Вслед за Ханом в комнату вошли Чан, Хёнджин, Джей, Феликс, Рюджин и Сонхун с Сынмином. Феликса отправили за влажными салфетками, а Минхо, совершив неудачную попытку сесть, аккуратно лёг на диван. Спина невыносимо ныла, но если сравнивать эту боль с той, что настигла его несколько минут назад, то можно было сказать, что она практически не ощущалась. — И что это было?! — воскликнул Чан. — Из тебя бесы выходили?! Минхо обессилено помотал головой, прижатой к дивану. — Позвоночник сломался. Нависла пауза, которую рассеяло появление Феликса, выронившего влажные салфетки из рук. — Ошалеть… — протянул он. — Как?! Это вообще..? Это вообще возможно?! Минхо судорожно кивнул два раза, и челюсть свело от боли. Хан, заметив это, подошёл поближе, своими руками перевернул его на живот и аккуратно задрал кофту к груди. Вся спина была усыпана гематомами, некоторые из которых были тёмно-фиолетового цвета, а от боков не осталось живого места — синяки охватили их полностью. Организм Минхо не только быстро заживлял тканевые повреждения, но и формировал их с соответствующей скоростью. — Ебучий случай… Минхо, ты смурфик. — Что? — Не понимаю, — озадаченно нахмурил брови Сонхун. — Если сущность восстановила целостность костей, нахуй, то почему не залечила синяки? «Тогда жди подарочек, когда очнёшься», — об этом и говорила сущность. Она избавила его от перелома, но оставила Минхо полученные гематомы, из-за которых было тяжело передвигаться, сидеть и даже лежать. Он не знал, сколько времени потребуется на заживление, но точно знал одно — в игре с сущностью начался новый этап. Она станет всё меньше помогать ему, тем самым заставляя принять себя как можно скорее, и воспользуется моментом, когда Ли окажется на грани между жизнью и смертью. В голове всплыли мысли о том, что борьба была бессмысленна. Сколько бы Минхо не сопротивлялся, сущность рано или поздно завладеет им. — Минхо, всё нормально? — спросила Рюджин, спустившись перед ним на корточки. Взгляд Ли был идентичен тому, который все лицезрели, впервые встретившись с ним: отчаяние и нежелание двигаться дальше. — Так больно, да? Он помотал головой. Не хотелось говорить. Уловив это, Рюджин демонстративно взглянула на дверь, призвав остальных к уходу. В комнате остался только Джисон, которому Феликс вручил салфетки и велел вытереть с Минхо кровь. Затем, вернувшись, он отдал ему мазь от синяков. Хан показал Ли тюбик, намекнув на то, что сейчас будет происходить, сел на краю дивана и открутил крышку. Сейчас, помня про свои ошибки в душевой, Джисон пытался наносить мазь менее резко, касаясь кожи только подушечками пальцев, а не всей их длинной, как в прошлый раз. — Ты чего такой кислый? — спросил он, размазывая липкую субстанцию по чужой спине. — Всё ведь хорошо. Почти. — Со мной опять сущность говорила. — Опа. И что вещала? — Что бороться бесполезно. Заражённый, которого ты убил возле аптеки, тоже не принял болезнь, но в итоге стал одержим. Только его раны не заживали. — Так вот, значит, почему ты смурфик… — протянул Джисон. — И что планируешь делать? — Уж лучше умереть, чем превратиться в тварь. Если я сделаю это, то появится потребность в крови. — Ну, это никому не известно, — он перешёл ко второму синяку. — Слушай, ты слишком всё драматизируешь. Почему ты свою жизнь так не ценишь? Будто вообще не видишь в ней смысла. — А в чём смысл такой жизни?  — Конкретно сейчас или в целом?  — То есть?  — Конкретно сейчас смысл заключается в том, чтобы говорить со мной. Если взять более объективную ситуацию, то в сохранении жизни. А так… В жизни вообще нет смысла. Смысла нет ни в жизни, ни в смерти, ни в нашем существовании.  — Тогда зачем вообще жить? Тем более с моим диагнозом.  — Можно жить без смысла, но с целью. Поставь себе цель, тогда и смысл появится.  Слишком часто промелькнуло слово «жизнь», а Минхо считал, что для него осталось лишь существование. Отрицая сущность, он с каждым днём чувствовал себя хуже и физически, и морально. Но цель у него было, правда, недостижимая — остаться человеком. На самом деле, её можно было поставить всем людям в мире, некоторые даже придерживались такой идеологии до начала эпидемии, но когда кругом смерть, утраты и риск, от человеческого оставалось только одно — борьба за существование.

***

Феликс уже двадцать минут сидел на невысокой лестнице, держа телефон возле уха, но по ту сторону раздавались либо бесконечные гудки, либо слова автоответчика о том, что абонент находился вне зоны действия сети. Он перезвонил всем родственникам, а самым близким набирал ни по одному разу, но ответа так и не дождался. Каждый день Феликс уделял минимум полчаса на безуспешные попытки дозвониться до семьи. Если гудки шли, значит, чьи-то телефоны были заряжены, и на их счету оставались деньги, но эти контакты принадлежали самым дальним родственникам, живущим в других городах. Феликс молился, что хоть один раз кто-то поднимет трубку и скажет ему, что мать, отец и сестра были с ними, что они успели покинуть дом и смогли спастись. За все эти дни никто не принял звонок. — Сука! — крикнул он, от ярости швырнул телефон на пол и схватился руками за волосы. Мимо проходящая Йеджи остановилась рядом с телефоном, где была открыта вкладка с контактами, а потом взглянула на Феликса. — Ну да, швыряй, мы же миллионеры. — Пиздючка, тебе что надо, а?! — Любуюсь тобой, не видно? — фыркнула та, сложила руки под грудью, но тут же опустила их, вспомнив слова Сынмина. — Там жрать собираются, велели тебя позвать. — Не буду. — Жопу подними и сам им скажи. Обвинят ещё, что я до тебя не дошла. Феликс продолжил сидеть на лестнице, сведя челюсть от злости и разочарования. Они не могли умереть. Хоть кто-то должен был остаться. — Чё, по мамке скучаешь, да? — Закрой ебало. — Я тут поговорить с ним пытаюсь, как с лучшим другом, а он меня затыкает. Как-то невежливо. — Слышь, лучшая подруга, за языком следить научись. — Обязательно, только сначала до магаза дойди, чтоб на меня Хёнджин не наехал. Феликс неохотно поднялся на ноги, сделав несколько шагов дошёл до нужной двери, где собрались все, потянул за ручку и громко крикнул: «Сучка до меня дошла, есть я не буду!» — и ушёл, с грохотом захлопнув её. Вслед за ним показалась самодовольная Йеджи, хотела пойти к Рюджин, но её остановили. — Что ты ему сказала? — спросил Хёнджин. — Блять… Ничего я ему не говорила. Больно он мне всрался. — Я серьёзно. — Просто спросила, скучает ли он по мамке, что такого? — развела руками она. — Или он тебя хрупкий, раз от такого чуть не разнылся? — Йеджи, ты… Ладно, — выдохнул Хёнджин. — Поешь что-нибудь. — Не поверишь, как раз собиралась. Беги к своему семьянину, пока не съебался. — В смысле? — Он у Джисона про мотоцикл спрашивал. Хёнджин действительно побежал, а Йеджи выдвинулась к кассе. Она открыла стеллаж с сигаретами, начала искать с вишнёвым вкусом, но затем чужая рука надавила на ручку, закрыв прозрачную дверцу. Это был Сынмин. — Э, ало! — Ты совсем? Головой хоть немного думаешь? — Айболит, по-братски прошу, съебись и не мешай. — Я понимаю, что тебе хочется, но подумай хотя бы о себе. У тебя сейчас… — он обернулся назад, рядом никого не оказалось. — Организм в постоянном стрессе. Ты осложнений хочешь? — Что ты пристал ко мне? Лучше бы ничего не рассказывала, — Йеджи сама открыла дверцу и достала пачку вишнёвых сигарет. — Поверь, я этой хуйнёй не дорожу. Пускай помирает на здоровье. — Тебе совсем ребёнка не жалко? — Вау, — наиграно удивилась она. — Врач называет плод ребёнком… Не родился — не умер, нахуя его жалеть? — Проблемы могут начаться и у тебя. — Вот именно, что у меня. Это не твоя забота, — Йеджи распаковала сигареты, достала одну штуку и зажала её в зубах. — Ариведерчи. Она ушла на склад, а Сынмин глубоко вдохнул, провожая её взглядом. Дитё малое, что с неё взять? Хёнджин нашёл Феликса в подсобке. Тот копошился в различных инструментах, пытаясь найти канистру с бензином, точно зная, что один из его знакомых хранил её здесь. Слова Йеджи подтолкнули его к осуществлению плана, который он вынашивал в голове больше недели. — Далеко собрался? — Блять! — крикнул Феликс, обернувшись. — Зачем добрых людей пугаешь?! — Почему я узнаю от Йеджи, что ты собрался выйти? У тебя совсем мозги отшибло, что ли? — Я уже дохера времени потратил на попытки дозвониться хоть до кого-то. Нужно проверить, живы ли родители и мелкая. — Допустим. А дальше что? Ты с ними останешься? — Я не думал об этом… — Феликс, ты уже давно всё прекрасно понял. Знаю, что тяжело принять, но придётся. — Не пизди мне тут, они живы! — Феликс, успокойся. Если бы они были живы, то тоже попытались бы связаться. Столько времени уже прошло. — Но… — Феликс не планировал сдаваться. — Нет, я уверен, что кто-то остался. Меня чуйка ещё никогда не подводила. — Даже если ты доберёшься до дома, то как уедешь обратно? Всех с собой не забрать, а если поймёшь, что там никого нет, или ещё хуже — увидишь трупы, то вряд ли сможешь вернуться. В крайнем случае, они могли объединиться с кем-то, и ты не знаешь, где находится их убежище. Ехать просто бессмысленно. — Какая же ты мразь… — прыснул Феликс. — Как? Как у тебя это получается?! — Что? — Отговаривать, — он сел на ящик с инструментами. — Ты же знаешь, как они мне все дороги. Я не хочу даже думать о том, что… Что они могут умереть. — Придётся привыкнуть к современным реалиям, от этого никуда не убежать. Феликс, тебе нужно понять, что люди смертны, особенно в сложившейся ситуации. — Когда мы сможем выйти отсюда? — Когда поймём, куда нужно идти. Чонвон каждый день штурмует телевизор, но половина каналов уже лагает. Надеюсь, успеем узнать до того, как связь пропадёт. — Ты ведь отпустишь меня домой, если я буду знать, где безопасная зона? — Почему ты у меня отпрашиваешься? Я не могу тебе что-то запрещать, просто говорю факты и готовлю к тому, что может ожидать на улице. — Ты же лидер. Хёнджин озадаченно вскинул бровями. — Давно? — усмехнулся он. — Ну, мы все так считаем. А Рюджин — второй лидер. Как в унике, нихуя не изменилось. — Не думаю, что сейчас так важны роли. Мы работаем на результат, а не на звания. — Вот пиздишь прям по-лидерски, — улыбнулся Феликс. — В общем, я тебя услышал. Продолжу названивать, пока связь не пропадёт. Может, узнаю что-нибудь. Феликс хотел лишь убедиться, что с его семьёй всё было в порядке. Но мысли о побеге крепко засели в голове и не собирались уходить. Возможно, он сделает это через время, но сейчас решил послушать Хёнджина и не торопить события.

***

Чонин проснулся он странных звуков, лёжа рядом со сладко сопящим Чонвоном. Он сел, взглянул на циферблат, подсвечивающийся небольшим ночником: почти четыре часа утра. Звуки доносились из холла. Чонин хотел разбудить кого-то, но в итоге взял мачете Хёнджина и отправился туда в одиночку. Хисын колотил по изолятору, уже не зная, как привлечь чьё-то внимание. Увидев через окошко Чонина, он не определился, начать ему радоваться или материться в голос. Но попробовать стоило. Хисын махнул рукой, подозвав Чонина к себе, тот неуверенно зашагал в сторону изолятора, держа мачете возле плеча. — Слышишь? — громко спросил Хисын. Парень кивнул. — Супер. Можешь позвать Хёнджина, чтобы он дверь открыл? — Зачем? — Я сейчас обосрусь. Чонин не понял. — В туалет мне надо… — на выдохе произнёс Хисын. — Хёнджина с ключом позови. Чонин зашагал обратно к чилл зоне, но в двери показался Чан, зевающий спросонья. — Ты чего тут? — Там… — Чонин указал на изолятор. — Просит выпустить. — Зачем? — В туалет. — Ясно, — тяжело вздохнул Чан, схватил Чонина за руку и завёл в помещение. Бан Чан потрепал Хёнджина по плечу, тот перевернулся на бок, но не планировал открывать глаза. Чан попросил его дать ключ, Хёнджин промычал несколько бессвязных слов себе под нос, потом услышал повторную просьбу и неохотно полез под кофту, до сих пор не размыкая веки. Он, не глядя, снял с себя подвеску, к которой был прикреплён небольшой ключик, отдал Чану и накрылся одеялом с головой. — Ложись, я сам отведу. — Точно? — Железобетонно, — улыбнулся Чан и забрал из рук Чонина мачете. — С этим мечом — гарантировано. Чан дошёл до изолятора, вставил ключ в замок и быстро размотал цепи. Хисын вышел в холл, вскинув руки зайчиком, а тот грубо произнёс: «Не выёбывайся». В ответ Хисын положил ладони на затылок и направился к туалету, пародируя заключённого в тюрьме. Ни-ки мирно спал на диване, так что закрывать изолятор на каких-то пару минут не требовалось, учитывая, что главный и единственный агрессор находился под контролем Бан Чана. Они вошли в туалет, Хисын направился к кабинке. Даже не верилось, что всё проходило так спокойно и тихо. Не зря. Хисын обернулся на Чана, стоявшего возле входа, сверкнул чёрными глазами и широкой улыбкой. Тот машинально закрыл дверь на замок, зная, что бежать было бессмысленно, а в случае своего поражения Хисын пойдёт дальше и нападёт на остальных. Чан был морально готов к такому исходу. Он замахнулся мачете, планируя лишь поранить Хисына, но у того была другая цель. Он несколько дней не мог думать ни о чём, кроме как о нападении, это желание возрастало с каждым часом. Пришлось схитрить, а не ждать, когда судьба преподнесёт ему подарок. Хисын рывком добрался до Чана, схватил за ткань майки и повалил на пол. Он оказался над ним через мгновение, прижал руки к полу и улыбнулся, едва не крича от предвкушения удовольствия, что будет доставлено медленной, мучительной расправой с жертвой. Чан пытался отбиться ногами, но Хисын, предугадав это, поступил умнее, и сжал его колени между собой, надавив на них с обеих сторон. Заражённые превосходили обычных людей по всем физическим показателям, но и Чан не был промахом. Он смог уклониться в бок, спихнув с себя Хисына, выиграл этим всего-ничего времени, которое потратил на поиски потерянного оружия. Чан заметил его возле кабинки, побежал к ней с низкого старта и схватил в правую руку, но через секунду во всё горло заорал от боли. Хисын оторвал кусок плоти от его плеча, сплюнул в сторону и заулыбался покрасневшими зубами. Чан повернулся спиной к кабинке, на мгновение увидел перед собой ладонь Хисына, ногти на которой уже давно превратились в когти, а после перестал видеть вообще. Хисын попал ровно в зрачок, прокрутил ноготь в его глазу и выдернул вместе с нервом. На этом месте осталась лишь кожа, истекающая кровью, но Чан, до последнего борясь за жизнь, не собирался сдаваться. У него не осталось сил и времени на оправление после атаки, пора было напасть в ответ. Он замахнулся мачете, хотел прицелиться в шею, но из-за шока от полученных травм промахнулся. Лезвие вонзилось в руку и остановилось, лишь уперевшись в кость. Хисын не стал кричать, тем самым вызвав у Чана ещё больший страх. Рубец стал зарастать у него на виду. Чан замахнулся ещё раз, сумел попасть в грудь — чуть левее сердца, и тут Хисын уже не смог молчать. Пока он разносил рёв по всему этажу, Чан попытался отползти в сторону, но не успел. Он почувствовал, как в голень вцепилось что-то острое, похожее на капкан, и от боли прыснули слёзы, смешанные с кровью. Хисын лишил его возможности ходить, разорвав ногу, наклонился и вновь вцепился в неё зубами, но на этот раз выше. Чан перевернулся, в процессе отведя мачете в сторону, и ранил Хисына, проведя лезвием по брюшной полости, но разозлил его ещё сильнее. На этом он решил закончить играться с жертвой и перейти к самому главному. Хисын одним движением разорвал его майку, резко наклонил голову и вцепился зубами в шею. Чан практически перестал видеть уцелевшим глазом, перед которым всё поплыло, но ему хватило сил на последний рывок. Он поднял руку, в которой держал мачете, и вбил оружие в живот Хисына. В момент, когда тот о полз назад, надрывая горло, у Чана уже остановился пульс, а из шеи, плеча, глаза и голени стекала кровь, собираясь под телом в единое целое. Минхо пытался выломать дверь уже больше минуты — она никак не поддавалась. Но когда он услышал самый громкий вскрик за прошедшее время, учуял едкий запах человеческой крови. Он мог услышать её, только если человек с ранением был очень близко, или же когда количество было несовместимо с жизнью. Минхо догадался, что скорее всего произошло, и организм внезапно окреп после несколько часовой слабости. Ли смог вышибить дверь с петель, она рухнула на пол, что окончательно разбудило остальных. Теперь все были уверены в том, что звуки издавал не только Хисын, у которого в их сонных предположениях начался приступ. Минхо смотрел на тело Чана, лежащее у дальней стены, а возле окна сидел измученный Хисын, под грудью которого торчало мачете. Ярость смешалась с горем и непреодолимым желанием добить Хисына на месте. Сущность решила поспособствовать этому. Глаза Минхо почернели, от них поползли вены, а на руке, что сжимала клюшку, появились тёмно-красные линии. Минхо подбежал к Хисыну, не зная, что за дверью собрались остальные, поднял клюшку над головой и направил прямиком в сердце. Чернота в глазах Хисына сузилась до размера зрачка, вены бесследно исчезли, а приподнятая голова рухнула на пол. Минхо, поддавшись истерике, не понял, что с Хисыном было покончено, поэтому вытащил остриё ножа из его груди и проткнул им шею. Затем он перешёл на торс, оставляя новые раны, которые образовывали тёмные пятна на одежде. Дыхание Минхо участилось, вены потянулись вверх по шее, а контроль над собой окончательно пропал. Он нанёс несколько ударов по лицу, разрезав щёки так, что были видны зубы, хотел сделать то же самое с глазами, но чьи-то руки оказались на его талии и оттащили назад. Минхо выронил клюшку, пытался освободиться, но когда Хан поставил его на ноги и уложил ладони на чужие виски, зафиксировав голову, начал приходить в себя и осознавать произошедшее. Пот, стекающий со лба, уже не так обильно выделялся, вены сошли с рук и шеи, но глаза остались прежними. Ли посмотрел на Чана, к горлу подкатил ком, но когда он повернул голову вправо и увидел клюшку, приколоченный нож к которой был измазан кровью, а рядом лежало изуродованное тело Хисына — не смог сдержаться. По щеке скатилась слеза кроваво-алого цвета. Ему не было жаль Хисына, но нагнетало другое. Минхо убил его. — Нет… — замотал головой он, натянув улыбку. — Я не мог… — Минхо, пошли, — сказала Рюджин, приблизившись к нему со спины. Тот продолжил вертеть головой из стороны в сторону, смотря то на Бан Чана, то на Хисына. Оба были мертвы, причём один из них обрёл такой статус по вине Минхо. Это не была самозащита, как в первый день эпидемии, когда ему пришлось столкнуть тварь с окна. Он сам напал на Хисына и убил его по своей воле, желая отомстить за смерть Чана. — Нет, подожди! — засмеялся Ли, а из глаз вновь потекли красные слёзы. — Хисын ведь живой. Я не мог убить его, да? Он же… Он практически не… — Минхо, хватит, — грубо произнёс Хан. — Ты убил Хисына за то, что он лишил жизни двоих людей. Ты всё правильно сделал. Ли продолжал отрицать произошедшее, улыбаясь и роняя слёзы одновременно. Рюджин и Хан повели Минхо в комнату охраны, игнорируя его крики и попытки вырваться, некоторые ушли в холл, не желая видеть эту ужасающую картину. Джей, Феликс и Хёнджин пошли за простынями, а Чонвон и Черён направились к кладбищу, чтобы начать рыть новые могилы.