Dead souls

Все посменно наблюдали за Ни-ки и Хисыном со вчерашнего вечера, чтобы выяснить, как изменилось их поведение с принятием сущности. Ни-ки не отличался активностью, но и до заражения он был спокойным, рассудительным и прямо-таки каменным — никакая ситуация не брала его на эмоции. Ни вечером, ни ночью, ни утром приступов не случалось, ведь Ни-ки без особого труда контролировал себя, а жажда крови действительно стала равна чувству голода. В районе десяти часов, когда практически все проснулись, он постучал по окошку и попросил крови, но не стал уточнять, что хотел её ещё с трёх ночи, и всё это время терпеливо ждал. А вот с Хисыном всё было труднее. Он всячески пытался переманить Ни-ки на свою сторону, предлагал ему план побега, который сводился к красочному убийству всего коллектива, но тот либо игнорировал, либо спокойно отказывал. Ни-ки вообще делал всё спокойно, что значительно помогало ему сохранять самоконтроль. Он легко отнёсся к заражению, к принятию сущности, к голоду, благодаря чему не поддавался болезни. Принял, как должное, и не собирался совершать ничего колоссального. Ему не хотелось искать себе жертву и зверски убивать кого-то, ведь Ни-ки просто-напросто не испытывал таких потребностей. Ему хватало порционной выдачи крови. У Хисына дела обстояли совершенно иначе. Как говорил Джисон, заражённые становились зависимы именно от нападений, что и произошло с ним. Он не столько жаждал сожрать свою добычу, сколько получить кайф от процесса. Убивая Джейка, Хисын испытывал неземное удовольствие от его отчаянных попыток сопротивления и криков, вызванных отрыванием плоти живьём. Он бы повозился с ним подольше, если бы чувство голода не овладело им целиком и не заставило убить жертву как можно скорее. Хисын понял, что ждать поддержки со стороны Ни-ки было бесполезным занятием, поэтому решил придумать новый план. Ему всего-то требовалось создать обстановку, в которой он останется один на один с жертвой, а дальше всё пройдёт, как завещала «новая природа». Хисын назвал её таковой, считая, что старые порядки больше не являлись нужными, и природа решила создать более сильных существ, чем людей, которые превосходили любое живое существо по своей силе, разуму и физическим способностям. Чанбин зашёл в изолятор, чтобы вручить им баночки, которые выдавались каждые шесть часов. Если верить расчётам, произведёнными Джисоном и Чонвоном, то именно этот интервал был допустим, чтобы заражённые не становились зависимы от крови, и голод не приводил к приступам. — Ни-ки, у нас тут вопрос назрел, — сказал Чанбин, сев на навал деревянных поддонов. — Почему ты сразу сущность принял? Ни-ки взглянул на Хисына, который развалился на диване, навострив уши. — Что? — Не интересует, почему тебя об этом не спрашивают? — Блять, даже я не отрицаю, что у меня силы воли нет, — со смешком произнёс Хисын. — А ты же у нас каменный. Очевидно, что такие вопросы будут адресованы исключительно твоей персоне. — Умные слова выучил? — Да. И активно практикую. — Я вам не мешаю? — прокашлялся Чанбин, сумев привлечь к себе внимание. — Ни-ки, вопрос остался тем же. — Раз я, если верить Хисыну, каменный, то это было более, чем логично. Теперь я могу контролировать приступы, а раньше таких полномочий не имел, что доказывает вчерашняя ситуация с Чонином. — Ты гений? — Просто рассудительный. — Хорошо, я передам остальным. Чанбин поднялся на ноги, косо посмотрел на Хисына, который улыбался во весь рот, и сделал это не зря. Парень на его глазах приобрёл заражённый вид, но продолжал сидеть на диване, подложив руки под голову. Чанбин выставил вперёд катану, сделал несколько шагов к выходу, но не спешил возвращаться в холл. Нужно было выяснить, почему это произошло. — Уже обоссался? — ухмыльнулся Хисын. — Стрёмно, да? — Ты угараешь?.. — Чуть-чуть. Я бы на твоём месте здесь не задерживался. Вдруг не выйдешь? — Знаешь, что бывает вдруг? — Знаю, но конкретно сейчас о другом думаю. — Ебанутый… Чанбин вышел из изолятора, намотал цепи и закрыл его на замок. С каждым днём перспектива убить Хисына казалась ему всё более привлекательной. Чанбин шёл по коридору левого крыла, чтобы покурить, достал из кармана пачку сигарет, заранее взятую в магазине, и зажал одну из них в зубах. Он подошёл к комнате охраны, вынул зажигалку, сигарета задымилась, и закурил, облокотившись на бетонную стену. Чанбин заметил в дальнем углу несколько окурков, улыбнулся, поняв, что Чан тоже превратил это место в курилку. Затем он повернул голову в другую сторону и увидел Йеджи, что шла прямиком к нему. Она встала рядом, не сказав ни слова, достала из кармана кофты свою пачку, сомкнула сигарету в зубах и потянулась к Чанбину. — Подожги. — Что? — Подожги, — более разборчиво повторила она. Чанбин поднёс зажигалку к фитилю, Йеджи впустила дым в лёгкие и отодвинулась, зажав сигарету между средним и указательным пальцами. — Братик не спалит? — И что он мне сделает? Сигареты из магазина не выкинет, вы же с Чаном курите, а другие способы тут бессильны. — Давно куришь? — С четырнадцати. — Два года, значит… Не боишься, что проблемы со здоровьем появятся? — А ты не боишься? — улыбнулась Йеджи. — Это не имеет значения. Всё равно все умрём. — Ты помирать собралась? — Как и все тут. Ой… Ты только Хёнджину не говори, а то ещё занервничает, что у его сестрёнки такой пессимистичный настрой, — наигранно попросила Йеджи, так же неправдоподобно вздохнула и вновь примкнула к сигарете. — Как такая милая на вид девочка может носить в себе столько ненависти и гнили? — Обстоятельства так сложились. И ты наверняка о них знаешь. — Знаю, — Чанбин стряхнул пепел на пол. — Ты с ним вообще мириться не собираешься? — Нет, — пожала плечами она. — У меня просто нет повода. — А вполне реальный шанс потерять друг друга — не повод? — Одним родственником больше, одним меньше… Нет, не повод. — Если честно, то никто не разделяет твою позицию, — признался Чанбин, взял тягу и продолжил: — Хёнджин же не виноват, что самолёт разбился. — Он купил билеты, а этого достаточно. — Рано или поздно ты поймешь. Главное, чтобы не было слишком поздно. Йеджи не отреагировала на его последнюю фразу, вместо этого бросила наполовину выкуренную сигарету на пол, подошла к комнате охраны, чтобы спокойно посидеть в одиночестве, но там было занято. Минхо поднялся с дивана, стоящего напротив мониторов, как только увидел её, но сделал это с помощью клюшки. Ноги тряслись, тело охватил озноб, голова кружилась — те же симптомы, что и вчера. — Господи… — цокнула Йеджи, стоя в дверном проёме. Она посмотрела на Чанбина и громко произнесла: — Эй! Тут дистрофик опять умирает! — Твою мать… Чанбин закрепил катану на клёпке, которую с утра приделал к ремню, подбежал к комнате охраны и вошёл внутрь. Он приблизился к Минхо, несильно хлопнул его по щекам и заставил посмотреть на себя. — Что с тобой? — Я сейчас… — Вырубится, — ответила за него Йеджи. — Неси его к нашим горе-врачам. Чанбин так и сделал. Он подхватил Минхо на руки, оставив его оружие здесь, и помчал к медпункту, а Йеджи вошла внутрь и села напротив мониторов. Она и не знала про существование этой комнаты. Камеры показывали весь первый этаж и коридоры общежития с обоих концов. Чанбин добежал до медпункта, где как раз сидели Сынмин и Сонхун, положил Минхо на огромный стол, и те сразу поднялись со стульев. Чанбину велели принести холодной воды, и пока Сынмин всячески отвлекал Ли, разговаривая с ним, Сонхун натирал мочки его ушей и пощипывал в разных местах, чтобы не дать ему отключиться. Чанбин принёс бутылку воды, открутил крышку и начал поить Минхо из своих рук, а потом вылил немного в ладонь и обтёр сначала его лицо, а затем шею. Сынмин схватил влажные салфетки, прошёлся ими по тем же местам, что и Чанбин. Через несколько секунд в глазах перестало рябить, темнота спала, а голова прекратила ходить ходуном. Минхо хотел подняться, но Сонхун, положив руки на его плечи, разрешил только сесть. — Нормально? — спросил Сынмин, в ответ на что Минхо кивнул. — Блять… Вот почему ты опять не пришёл?! — Не ори на него, — заступился Чанбин. — Неудобно человеку помощи просить. И он не привык. — Где ты опять был? — более спокойно продолжил Сынмин. — Там, — Минхо указал в сторону левого крыла. — Где камеры. — Там есть камеры? — Потом с ними разберёмся, — вступил Сонхун. — Минхо, мы тебя уговаривать не будем, но ты хоть на момент о своём здоровье задумайся. Обмороки — это не шутки. Не забывай, что у тебя суставы и кости слабые, ещё и кожа очень чувствительная. Разочек упадёшь и сломаешь себе что-то. А если это будет позвоночник? Понимаешь, чем это обернётся? — Понимаю, — виновато произнёс он. — Прос… — Ты не перед нами извиняйся, а перед собой. Мы же сказали, что будем помогать, но как мы, блять, это сделаем, если ты вечно убегаешь? Прекращай жертвовать собой и научись принимать помощь. Всё ясно? — Да. — Вот и чудно, — Сонхун подошёл к стене, облокотился на неё и поправил очки. — Обмороки могут появляться не только из-за рака, а ещё от голода. Ты когда в последний раз ел? Минхо задумался. — В этом и пиздец, что ты даже не помнишь. Так, прямо сейчас иди в магазин и возьми себе что-то. — Я не хочу. — А ты и не захочешь. Или ждёшь, когда нам опять придётся тебя откачивать? — Хорошо, я понял, — Минхо аккуратно спустился с теннисного стола и начал осматриваться. — А где?.. — Сейчас принесу, — сказал Чанбин, поднял навес и направился к комнате охраны. Через полминуты он вернулся с клюшкой, которую оставил там, затем отдал Минхо и проверил, устойчиво ли она держалась в его руке. Оружие не тряслось, а это означало, всё пришло в норму. — Спасибо вам, — поблагодарил Минхо всех троих, поклонившись, приблизился к навесу и вышел в холл. Он решил выполнить указание Сонхуна и впервые за несколько дней полноценно поесть. — Ты с ним не слишком жёстко? — спросил у Сонхуна Чанбин. — Видно же, что мальчик запуганный. Он в общаге один жил, сам привык со всем справляться. — С ним по-другому никак. Минхо ведь не поймёт, что принимать помощь не стыдно, а похвально. Ну, в его ситуации. Минхо вошёл в магазин, сразу почувствовав отвращение от огромного количества еды вокруг. Голода совсем не было, но и выбора — тоже. Пришлось бродить между прилавков и искать то, от чего хотя бы не тошнило. Готовой еды не осталось, но на табличке, висевшей возле входа, маркером была выведена надпись: «Брать хлеб, булки и молочку». Минхо прочёл иероглифы, тяжело вздохнул, поняв, что от любого из перечисленного хотелось блевать, но решил пересилить себя и запихнуть хоть что-то. — Неужели, — улыбнулся Джисон, вышел из-за стенда и приблизился к Минхо. — Я уж думал, что никогда тебя здесь не увижу. — Меня заставили. — И правильно сделали, — вновь натянул уголки губ он. — Ты с меню уже ознакомился? Минхо кивнул два раза подряд. — Что привлекло? — Ничего. — Не удивил. Предлагаю по какой-нибудь булке заточить, а то засохнут скоро. Они подошли к стенду с хлебом, Хан рассматривал ассортимент, а Минхо пытался внушить себе, что был голоден, глядя на это всё. Со склада донёсся какой-то звук, на который Ли тут же среагировал, выставив оружие вперёд. — Выдыхай, это Чонин. — Чонин? Что он на складе забыл? — Рисует, кажется. Если я правильно понял, то он больше не хочет никого пугать. Но я не понял, почему он так сказал. — Я вчера сюда зашёл, а Чонин вон там сидел, — Минхо указал на коридорчик между двумя стендами. — И ты чуть не тыкнул в него своим копьём? — Да. — Ты либо очень пугливый, либо ловкий. Я пока не определился, — Джисон взял в руки две упаковки, в которые были запечатаны булочки с шоколадным кремом. — Будешь такую? Минхо не хотел капризничать, поэтому молча согласился своим любимым движением. — Вижу ведь, что не любишь. Почему не говоришь? — Да я просто… — С тобой просто вообще не бывает. Всегда что-то случается, — состроил ухмылку Хан, положив упаковки на место. — Так, что тут ещё есть?.. Ты вообще с каким вкусом любишь? Минхо промолчал. — С каким раньше любил? — С дыней. — Нихуя себе, — засмеялся тот. — Необычно. Я поищу, а ты пока к Чонину сходи. — Откуда ты?.. — Я же говорил, что насквозь тебя вижу. Иди уже, я подожду. Минхо отправился на склад. Чонин сидел в самом центре, где висела лампа, но на этот раз карандаши валялись не вокруг него, а аккуратно лежали в открытой коробочке. — Привет, — сказал Ли, положил оружие и сел рядом. Чонин мельком взглянул на него и продолжил рисовать на квадратных листочках для заметок, которые нашёл как раз таки на складе. Перед ним лежали две стопки: справа — чистые, а слева — перевёрнутые стороной с рисунком вниз. — Можно посмотрю? — Можно. Минхо взял верхний из них, перевернул и увидел портрет Сону. Он был выполнен очень даже реалистично, так что проблем с признанием лица не возникло. На втором листе был нарисован Чан, на третьем — Хёнджин, на четвёртом — Лиа, а на пятом — сам Минхо. Он заметил, что на его портрете, Хёнджина и Чана сзади были поставлены еле заметные точки. — Очень красиво, — улыбнулся Минхо, перевернул листок и указал на точку. — А зачем это? — Нравятся. — Что? — Мне нравятся эти люди, — не отвлекаясь от рисования, ответил Чонин. — Они хорошие. Чонин закончил рисовать ещё один портрет, но Минхо не успел увидеть, кто был на нём изображён, ведь парень перевернул его и поставил точку в верхнем левом углу. Чонин положил перевёрнутый листок не в общую стопку, а левее от неё. Ли взял бумажку в руки, перевернул и увидел на ней Ни-ки. — Почему не ко всем положил? — Заражён. Минхо начал понимать, зачем Чонин рисовал весь коллектив, но решил ещё немного подождать, чтобы убедиться в своих догадках. Он спросил, мог ли ещё тут посидеть, на что Чонин ответил кивком. Ли сидел в уголке, чтобы не смущать и не отвлекать его, запрокинул голову вверх и наслаждался спокойствием, которое ему обеспечил Чонин, шелест листочков и звуки от штриховки простым карандашом. Чонин был одним из немногих, с кем Минхо хотел проводить время, а не был вынужден делать это. Их сближала немногословность и любовь к тишине. Рядом с ним Ли мог отдохнуть, чувствуя себя одним человеком с Чонином, будто общался со своей тенью. Через пару минут Минхо вспомнил про Джисона, который, скорее всего, ждал его в магазине. Он вышел из уголка, взял оружие и перед уходом заметил, что появилась четвёртая стопка. Ли поднял листок и увидел изображение Джейка. У Чонина не было фотографии или заготовок, но он нарисовал его так реалистично, будто Джейк прямо сейчас сидел перед ним. Он помнил даже расположение его родинок. — Мёртвый. Отдельно лежит. Чонин забрал листочек и вернул на то место, откуда Минхо его взял. Он вернулся в магазин, где не увидел ни Джисона, ни кого-либо другого. На его месте Ли бы тоже ушёл. Наверное. Нет, никуда бы Минхо не ушёл, кого он обманывает? Как бы Минхо не сопротивлялся чувству обиды, оно всё равно подкралось к нему и заставило настроение опуститься до отметки нуля, если окончательно не уйти в минус. Ли направился к выходу, забыв о своём обещании Сонхуну, коснулся двери и распространил звон колокольчиков по всему магазину. Он замер. Если Джисон действительно ушёл, то почему беззвучно? Минхо начал бродить между стеллажами, на всякий случай держа оружие наготове, и увидел вдалеке Хана, лежавшего на полу с закрытыми глазами. Он побежал туда, бросив клюшку, сел на колени перед парнем и приподнял его голову своей рукой. — Эй… Эй! — крикнул Ли, тихонько постучав его по щекам. Он осмотрелся, схватил со стенда бутылку воды, открутил крышку и вылил немного на руку, а затем намочил лицо и шею Джисона, похлопывая их пальцами. — Блять, просыпайся! — Ахуеть… Джисон поднял туловище, сев, и при этом не прекращал смеяться, а Минхо смотрел на него стеклянными глазами, не поднимаясь с колен. — Это у тебя шутки такие?.. — Я аж воскрес, когда из твоих уст вырвалась нецензурная брань, — успокоившись, сказал Хан. — Я уже начал думать, что ты матных слов не знаешь. — Вообще не смешно. Зачем так делать? — Это месть за то, что заставил долго ждать, — он обратил внимание на глаза Минхо, из которых едва не текли слёзы. — Ты чего?.. Обиделся, что ли? — Дебильные у тебя шутки. Минхо поднялся с пола, взял оружие и вышел из магазина. Он решил пойти в комнату охраны, про которую Джисон точно не знал, где сможет побыть один и успокоиться.

***

Чанбин вновь стоял возле комнаты охраны, подготавливая сигарету, и на вопрос Джисона о том, где сейчас был Минхо, молча пожал плечами. Решил не уточнять, что тот подошёл к нему, увидев в коридоре, и попросил в случае чего не говорить Хану о своём местонахождении. Чанбин не знал, что между ними произошло, но и узнавать не спешил. У него не было ни причины, ни интереса. Он увидел Чана, идущего с сигаретами в руках, и тут же заулыбался. Чан сделал то же самое. — Тоже курить чаще стал? — спросил Бан Чан. — Тут и колоться начать можно, — усмехнулся он, поджёг сигарету и впустил дым в лёгкие. — К тебе тоже этот подходил? — Джисон? — А кто же ещё? — Да. Про Минхо спрашивал. Не знаешь, где он? — Не трясись, всё с ним нормально. В охране сидит. — Почему? — Либо опять умирает, либо от Джисона прячется. Я не уточнял. — Я с Черён разговаривал, — внезапно перевёл тему Чан, примкнув к сигарете. — То есть, не совсем разговаривал… Успокаивал. — Что с ней? — Плакала сильно. Из-за тебя, между прочим. — Что я уже сделал? — Внимание на неё не обращаешь. Вы же ни разу не разговаривали за эти дни. — Как-то не до этого, понимаешь? — Я как раз понимаю, а вот Черён ни о чём другом думать не может. Чанбин и Черён были близки ещё с первого курса, когда заехали в общежитие и познакомились из-за того, что были соседями. Точнее, не совсем из-за этого. Черён надоело, что ветер приносил сигаретный запах к их комнате, её терпения хватило на два дня, и она пошла разбираться. Потом они стали здороваться в коридорах, начали общаться, приходили друг к другу по вечерам, за что получали пиздюлей от коменданта, и сами не заметили, как сдружились. Первые два года их отношения не переходили дружескую черту, но потом Черён начала понимать, что видела в Чанбине кого-то большего, чем лучшего друга. Черён набралась мужества признаться, но Чанбин мягко отверг её и предложил отставить всё так, как есть, на что она легко согласилась. Конечно, Черён было тяжело не упоминать о своих чувствах и держаться на дружеской позиции, но со временем она привыкла. Чанбин знал о её чувствах, Черён знала о том, что он знал, и таким образом они смогли сохранить очень даже хорошее общение, больше не затрагивая тему любви. — Поговори с ней, — продолжил Чан. — Тут дело не в чувствах, а в том, что ты забыл про неё. — Я не забыл. — Только ей это объясни. Она наоборот считает. Чанбин знал, к чему придёт разговор с Черён, и всеми силами показал своё недовольство. — Хватит убегать от неё. Вы же нормально общались. — Да она в последнее время опять начала… Ну, до всего этого пиздеца. — Что начала? Чувства показывать? — Да. — Значит, рассчитывает на что-то. А у тебя к ней вообще ничего? — Только дружба. — Только ты помягче с ней, ладно? Девчонка ранимая, так ещё и боевая. Сам понимаешь, чем чревато такое комбо. — Ударом по яйцам, — улыбнулся Чанбин, взял последнюю тягу и бросил окурок в угол. — Ладно, пойду. Прислушаюсь к Вашему совету, Великий. — Пиздуй уже, — толкнул его в спину Чан. Через минуту в холле промелькнула фигура Джисона, спустя секунду ещё раз, а на третий раз он подбежал к Чану. Тот молча смотрел на него, докуривая, но Хан внезапно вырвал сигарету из его рук и взял долгую тягу, потом, отдышавшись, увидел его шокированные глаза и сказал: — Спасибо. — Да не за что… — Минхо не пробегал? — Тут только ты носишься. — Есть повод, — Джисон снова забрал у него сигарету, за несколько секунд выкурил её до конца и бросил бычок на пол. — Не знаешь, где он может быть? — Что у вас случилось? — спросил Чан, достав пачку. Ему так и не дали докурить, так что пришлось приступить ко второй. — Я пошутил по-долбоёбски. Прикинулся, что сознание потерял, когда Минхо на складе с Чонином сидел. — Реально по-долбоёбски, — подтвердил Чан, не успел взять вторую тягу, как Хан снова вырвал у него сигарету. Чан забрал её обратно, а взамен протянул ему целую пачку. — Благодарностей не надо, новые в магазине возьмёшь. Минхо твой в комнате охраны сидит, она вон там. Вопросы остались? — Один. — Какой? — Как извиниться? — Я тебе энциклопедия, что ли? — прыснул он, а потом уловил на себе взмолившийся взгляд Джисона. — Господи, мне ваши интрижки… — Какие интрижки? — Забей. Просто подойди и извинись. Скажи, что ты дебил, что юмор у тебя своеобразный, и что ты так больше не будешь, чтобы не довести его до настоящего обморока. — Спасибо. Хан убежал в комнату охраны, а Чан не знал, радоваться ему или начать переживать. Вроде бы хорошо, что люди начинали привыкать к обстановке и думать не только о выживании, а вроде бы и плохо, что теперь они были озабочены другими вещами. Хан постучал перед входом, но не стал дожидаться разрешения и распахнул дверь. Минхо сидел на диване, держа клюшку, боковым зрением заметил Джисона, но поворачиваться не стал. Тот сел рядом, тоже хотел покрутить биту в руках, но вспомнил, что не взял её с собой, и просто смотрел на руки. — Где биту забыл? — Минхо, на удивление, начал разговор первым. — На хранении у Джея. — Вы подружились? — Наверное. Он меня выкупает. — Что делает? — Ну, выкупает. Рофл мой понимает, мы на похожем вайбе… Ты в тик токе вообще сидел или нет? — Нет. — Опять не удивил, — щёлкнул пальцами Хан, улыбнувшись, но не дождался никакой реакции, и улыбка бесследно исчезла. Минхо до сих пор не посмотрел на него. — Я извиниться пришёл. — Я уже понял. — Правда, прости меня. Я не знал, что ты такой восприимчивый. — Я думал, что ты заразился. Или ещё хуже. — А что может быть хуже? — Ну… Я же не просто так сознание теряю. Хан и не подумал, что тема с обмороками была настолько шаткой для восприятия Минхо. И уже тысячу раз пожалел об этом, но не знал, как донести это до него. — Помнишь, я говорил, что у тебя вечно обиженное лицо? — спросил он, пытаясь посмотреть на Минхо, который сидел к нему в профиль. — А сейчас я боюсь представить, какой Кот в сапогах на меня взглянет… После этих слов Минхо посмотрел на него, и Джисон убедился в своих догадках. Ли не выглядел жалким, он был похож на обманутого ребёнка. Глаза, которые и так будто всегда были наполнены слезами, сверкали сильнее, чем обычно, но он не собирался плакаться. У него просто был вид несчастного человека, который оставался при нём вне зависимости от ситуации. — Я щас заплачу… — пробормотал Хан и выпятил вперёд нижнюю губу. — Откуда у тебя эта сверх-способность? — Какая? — Был бы я заражённым — ни за что бы не накинулся. Как на такого вообще можно руку поднять? — Им всё равно. — Я образно. Вот ты меня вообще не выкупаешь. Минхо молча отвёл взгляд. Джисон будто приклеился к нему, не давал побыть наедине с собой и всегда пытался отшучиваться. — Зачем ты это делаешь? — Что? — Зачем ты пытаешься меня развеселить? Прямо-таки заставляешь. — Я не заставляю тебя веселиться. Я тебя жить заставляю. Минхо снова промолчал. Джисон ведь был прав, но использовал непривычные для него методы, поэтому создавал о себе двоякое впечатление. С одной стороны Хан казался добрым, понимающим и весёлым, а с другой — навязчивым, немного жестоким и даже озабоченным. Джисон уже не знал, как выразить своё сожаление словами, поэтому решил сделать это физически. Он придвинулся поближе к Минхо, сначала положил руки на оба его плеча, а потом спустил их вниз, обняв. Реакция была неожиданной, и нельзя сказать, что приятной. Минхо вздрогнул, резко отдёрнул плечи влево, устремил на Хана испуганный и непонимающий взгляд. — Прости. — Зачем? — Что «зачем»? Люди так чувства выражают, не знал? — Какие чувства? — Конкретно сейчас — сожаление. А если в целом, то желание подружиться. Минхо боялся услышать именно второе. Он потерянно осмотрелся по сторонам, поднялся на ноги, покрепче сжал клюшку в руке и подошёл к выходу, но остановился. Не мог он уйти, ничего не объяснив. — Не надо со мной дружить. — Почему? — Потому, что тебе не за чем привязываться к калеке. То же самое он хотел сказать Чану, когда тот позвал его к себе несколько дней назад, но тогда Минхо спасла ситуация, благодаря которой данная тема отошла на задний план и до сих пор не была затронута. Только Чан всё понял, даже не разговаривая об этом, а Джисону требовалось предъявить в лицо, что Ли и сделал.

***

Чанбин нашёл Черён в правом крыле, недалеко от могилы Джейка. Она сидела на той лестнице, где большую часть времени проводила Йеджи, но сейчас, увидев её слёзы, из солидарности уступила место и пошла в холл. Черён опустила голову к коленям, накрыла руками, будто спрятавшись, и резко подняла её, услышав знакомый голос. — Чего ревём? Черён посмотрела на Чанбина, который приблизился к лестнице, поправил катану, остановился рядом с первой ступенькой и положил руку на перила. — Чан сказал, да? — всхлипнув, спросила она. — Стукач ебучий… — Кто сказал, что Чан? Главное, что я здесь. Ты ведь этого хотела. — Откуда тебе знать, чего я хочу? — Чан сказал. Черён заулыбалась. Она вытерла слёзы, но остановить их не смогла, поэтому положила руки на колени и устремила взгляд в потолок. — Мне тут жалобы поступили, что я тебе внимание не уделяю. — Это ведь правда. — Я и не отрицаю, поэтому пришёл с извинениями. Черён, ты сама понимаешь, какие сейчас обстоятельства. Я и с Чаном только на перекурах общаюсь, а остальное время либо оружие стругаю, либо помогаю кому-то. — И что, мне начать курить, чтобы иметь возможность с тобой пообщаться? — Ну, не настолько же всё критично… Этот период нужно просто перетерпеть, потом станет легче. — Перетерпеть?.. — по щеке скатилась слеза, которую Черён тут же смахнула пальцами. — Кто сказал, что этот период вообще закончится? Что мы оба его переживём? Мы ведь каждый день рискуем увидеть друг друга в последний раз, а ты этого не понимаешь. — Я не только понимаю, а ещё и делаю всё, чтобы этого не произошло. Черён поняла, что сейчас её снова накроет, но ничего не могла с собой поделать. Она опустила голову, пыталась сдержать хотя бы всхлипы, но они невольно разносились по всему крылу. Чанбин поднялся по лестнице, сел рядом с ней и, вздохнув, закинул руку на хрупкое плечо, придвинув к себе. — Всё будет хорошо. Обещаю. — Откуда тебе знать? — спросила она, притеревшись к груди парня. — Раз обещал, значит, сделаю всё возможное для этого. Тебя и пальцем никто не тронет. А если тронет, то я этому челу яйца отрублю. — Девкам тоже? — с лёгким смешком спросила она. — А девкам косички. Думаю, это равносильно. — Ты прав. Черён посмотрела на Чанбина заплаканными глазами и сама не поняла, как потянулась к его губам. Безумно хотелось поцеловать своего лучшего друга, который был им для неё лишь на словах. Пускай они договорились больше не затрагивать тему чувств, Черён не могла противостоять им. Чанбин отодвинулся, убрав руку с её плеча. — Прости, но нет. — Что, совсем ничего? — Не хочу повторять. Чанбин думал, что сейчас ему прилетит пощёчина или какое-то оскорбление, но вместо этого Черён подскочила со ступеньки и направилась к выходу из крыла. Шаг перешёл на бег, а слёзы начали стекать по щекам одна за другой, лишая её возможности чётко смотреть под ноги. Сейчас Черён хотелось спрятаться от Чанбина, всех остальных, стыда, своих чувств и самой себя. Это желание было настолько сильным, что она не нашла решения лучше, чем подняться наверх. Чанбин шёл по коридору с отвратительным чувством вины, причём неоправданным. Он не должен был идти против себя, но раз за разом отвергать Черён было больно, причём обоим. Чанбин прошёл мимо чилл зоны, где все собрались за каким-то общим обсуждением, и не увидел среди них Черён, как и ожидалось. Сейчас нужно было найти её, но не трогать, а просто убедиться в том, что она была в безопасности. Чанбин услышал стук вдалеке, посмотрел на изолятор и увидел в окошке Ни-ки, который всеми возможными способами подзывал его к себе. Приблизившись, тот указал в сторону, но Чанбин ничего не понял. — Дверь! — кричал он, не переставая указывать на лестницу. — Дверь, идиот! — Не слышит он, — фыркнул Хисын. — Пизда рыжей. — Завались! Чанбин, дверь! — Дверь?.. — переспросил он, практически не слыша Ни-ки. — Да, да! Та, что к лестнице! Чанбин прочитал по губам слово «лестница», подошёл к ней и нажал на ручку. Дверь была открыта. Он забежал туда, предварительно достав катану из чехла, который бросил возле входа, и закрыл дверь изнутри, чтобы в случае чего твари не смогли сразу оказался в холле. Чанбин поднимался по ступенькам тихо, но быстро, держа оружие возле плеча. Он слышал, как заражённые визжали на верхних этажах, и стал передвигаться практически беззвучно. Чанбин добрался до третьего этажа и заметил в пролёте Черён, закрывшую рот своей ладонью. Она смотрела куда-то, выпучив глаза от страха, по руке стекали слёзы, а сама Черён забилась в угол, стараясь лишний раз не дышать. Из оружия у неё был лишь небольшой нож, который не спас бы её даже при небесной удаче. Она посмотрела вниз, заметила Чанбина, и её глаза стали наполнены не только слезами, а ещё и надеждой. Тот поднялся выше, слыша тихий рёв над собой, покрепче схватился за катану и увидел на четвёртом этаже заражённого. Он до сих пор не набросился по одной простой причине — у него не было глаз. Их выколола другая тварь, сделавшая его таким, но парень чудом смог отбиться, уже ослепнув на тот момент, и спрятался в ванной. Через несколько часов он перестал быть человеком. Чанбин приставил указательный палец к своим губам, Черён кивнула. Он подошёл ближе, протянул руку, та крепко схватилась за неё и поднялась как можно тише. Это было бесшумно для человека, но не для твари, которая обернулась на звук и начала рычать громче. Оба простояли несколько секунд без движения, затем, когда заражённый отвернулся, Черён сделала один шаг, второй, третий, уже оказалась на лестнице, а не в пролёте. Чанбин пропустил её вперёд. Черён аккуратно спускалась, не издавая шума, а Чанбин следовал за ней. У него скрипнула обувь. Через пару секунд раздался рёв, а за ним последовал топот ног заражённого. Чанбин успел развернуться до того, как тварь оказалась перед его лицом. Он замахнулся и отрубил заражённому руку до предплечья. Тот завизжал во всё горло, в ответ на что крики с верхних этажей стали громче. Через несколько секунд здесь будет не одна, а несколько тварей. — Беги! — крикнул Чанбин, вновь замахнувшись катаной. — Но… — Беги, блять! Черён попятилась назад, спустя мгновение на неё брызнула кровь, что хлынула из шеи уже убитого заражённого. Чанбин обернулся, понял, что она практически не сдвинулась с места, и начал подгонять её, слегка толкая в спину. Они успели спуститься на второй этаж до того, как прибежали ещё три твари. Чанбин вновь велел ей бежать, но Черён застыла на месте в ужасе. Парень легко справился с первым заражённым, сразу попав в сонную артерию, но взамен получил глубокую царапину на левом плече. Чанбин, стиснув зубы от боли, рывком смог провести огромным лезвием по груди второй твари, но в этот момент на него налетела третья. Это была девушка, которую Чанбин знал в лицо, но сейчас это не имело никакого значения. Чанбин спихнул её с себя ногой, потянулся за катаной, которую выбили из его рук, и заметил Черён, которая всё это время стояла на две ступени ниже. — Какого хуя ты здесь?! — крикнул он, схватил оружие, но не успел обернуться. Заражённая вцепилась в его шею и оторвала кусок плоти, задев сонную артерию. Оттуда хлынула кровь, которая моментально растеклась по полу, формируя лужу, голова Чанбина свалилась на пол, и Черён успела запомнить ужас в его глазах перед тем, как они закрылись. Она перестала что-либо слышать из-за звона в ушах, а несколько заражённых, сбежавшихся на запах, больше не волновали её. Черён не могла отвести взгляд от тела Чанбина, на котором разрывали одежду и сгрызали конечности. Она увидела руку, где из-под проеденной плоти виднелась кость, жировая прослойка, мышцы, и всё это было залито кровью. В момент, когда Чанбина перевернули на спину, и заражённые на её глазах разгрызли грудную клетку, а затем начали выламывать рёбра, чтобы добраться до сердца, Черён уже утаскивали вниз. Она не заметила этого, до последнего смотря на Чанбина, пока дверь не захлопнулась со стороны холла.

***

Через полчаса, когда звуки утихли, а твари перестали пытаться проникнуть в холл, Джисон, Чан и Рюджин поднялись на второй этаж, чтобы забрать останки тела Чанбина. Всё вокруг залилось кровью. Её было настолько много, что она стекла вниз по ступенькам, забирая с собой части кожи, ногтей и волос. Легче было перечислить, что осталось от Чанбина: порванная майка, державшаяся на внутренних стенках рёбер; незначительная часть лица, на которой не присутствовали глазные яблоки и ткани, находившиеся ниже носа; остатки мышц на ногах; не обглоданные части рук, где на костях мясо держалось на ниточках и даже не примыкало к скелету; плоть в области таза и несколько пальцев. Всё. Брюшную полость уничтожили полностью, по лестничной клетке были разбросаны органы, надкусанные в нескольких местах, где-то виднелись выпотрошенные кишки, а в груди образовалась огромная дыра. Выломанные рёбра заражённые также отбросили в сторону, а на нижних, словно на каркасе, лежали куски лёгких. От сердца не осталось и следа. Рюджин размотала простынь, Чан и Джисон переложили в неё растерзанное тело, завязали с двух концов и вынесли в холл ногами вперёд. Добравшись до кладбища, где Чонвон уже соорудил крест из веток, а Хёнджин и Сонхун выкопали могилу, тело положили в землю. Перед тем, как закопать его, Чан бросил на простынь пачку сигарет, которые курил Чанбин, спустился на корточки, сложил руки в замок и приложил их к губам. На глаза навернулись слёзы. Он вдохнул, запрокинув голову назад, просидел так несколько секунд, а потом вновь посмотрел на белую ткань, местами окрасившуюся в красный. Чан достал из кармана свою зажигалку в металлическом корпусе, провёл по колёсику, вызывав пламя, и закрыл её крышкой. — Я проспорил, — улыбнулся он сквозь слёзы, бросив зажигалку в могилу. — Ты всё-таки первым сдох. В первый день эпидемии Чанбин и Чан заключили пари, поспорив, кто из них умрёт первым. Оба сказали на себя, а в случае проигрыша другой должен был отправить в могилу свою зажигалку. Чан проиграл. Черён смотрела на то, как Хёнджин с Сонхуном засыпали тело землёй, и при этом ничего не чувствовала. Она оставила все эмоции там, на втором этаже лестницы, когда в последний раз посмотрела на ещё живого Чанбина. Глаза уже просохли от слёз, а на душе стало пусто. После того, как все разошлись, Рюджин подошла к Черён, которая до сих пор смотрела на свежую могилу. Она положила руку на её плечо, заставив обратить на себя внимание, и протянула катану, что забрала с лестничной клетки. — Держи. Он бы этого хотел, — Рюджин сама поместила её в руку Черён, а потом, когда та наконец схватила оружие, повела в холл. Чонин практически весь день провёл на складе. Он зашёл туда после захоронения Чанбина и вернулся в холл, притащив собой листочки, где были нарисованы портреты всех двадцати человек. Чонин остановился у пустой доски для объявлений, вооружился кнопками и начал цеплять их в три ряда. Большинство оказалось в левом, в центральном — Хисын и Ни-ки, а в правом — Джейк и Чанбин.