Вспомни, капитан

Мелисса ютилась у его ног, когда он запирал дверь дома на целый перечень ключей, сурово проверяя каждый замок, потянув ручку на себя. Она явно вымаливала прощения: с утра её опять стошнило, а затем она с мученическим лицом выслушивала весь его мат и смотрела весь процесс уборки. В этом году она не рожала, что было большим достижением. Элиас подхватил кошку на руки. Увесистая, но пушистая, такая пушистая, что стоило прикоснуться, как оказывалось, что шерсть создавала добрую половину её внешнего объёма. Мелисса прикрыла светлые глаза и уже собиралась сложиться клубочком на его предплечьях, но с недовольным мявом была спущена вниз. — Прости, золотце, — присаживается он на секунду на корточки, — есть дела. Мать решила переехать в город ещё до его последнего плавания, по многим причинам, ключевыми из которых стали близость к обществу и отсутствие необходимости ухаживать за домом, что не самой молодой женщине давалось с трудом. Мелисса переезжала с ней вместе, и, в её случае, отъезд прошло отвратительно. Ей явно не хватало свежего, вольного воздуха вне черты города. Ну, именно на такие случаи Кристинв Хозисон родила себе младшего сына. Полгода в море. Полгода на холодной родной земле. В эти полгода его новоприобритённое в пустовавшем доме одиночество скрашивала кошка и чувство свободы. Свободы, которая позволяла ему, в общем, творить всё, что ему захочется. Желания у него были обычно скромными, скорее заурядными. Но сегодня он должен был успеть на почтовых доехать до Северного Куинсферри, перебраться в Южный, а оттуда уже на ногах дойти до Эдинбурга. Весёлый, всегда работающий план. Мелисса на прощание потёрлась головой о сапог. Элиас много думал в последние месяцы. Слишком много, и в основном об одном и том же человеке. Насколько бы ни было странным всё, что уже между ними успело произойти, оно уже точно произошло, и сомневаться в этом причин не было. Но были причины вспоминать. Он помнил бесконечно долгий день, последовавший за завтраком. С какими-то глупыми вопросами, идиотскими взглядами и улыбками. «В тебя влюблена моя сестра. И, судя по всему, не она одна.» Фраза звучала в его голове, пульсировала как случайная мигрень. Он действительно мог нравиться… девушкам? Это было слишком волнительное открытие, чтобы просто так его проигнорировать. — Капитаны такие бесстрашные! Им ведь нипочём любые морские лишения, любые опасности, да? — сероглазая, кучерявая брюнетка подавила смешок в раскрытом веере. Он будто был в театре. Нет, в театре у тебя была хоть какая-то значимость. Элиас будто был ручной, спокойной обезьянкой, с которой было забавно поиграться и бросить назад, как и любую игрушку. — Конечно, — он натягивал улыбку на губы с такой же силой, как сову на глобус. — Капитан всегда уверен в том, что он делает. В том, что происходит на корабле. Это его владения, и в них он чувствует своё полное превосходство, — раздался тихий восхищённый шёпот. Его успокаивало только то, что рядом был Гектор. Хладнокровно, в каком-то смысле мразотно спокойный Гектор. Риах-младший представлял довольно социопатичное зрелище, пока в его крови не оказывались граммы этанола. Точнее, миллилитры. И при этом всё, он пил вино. И даже так быстро захмелевал. Это было слегка… моложаво. Элиасу всегда казалось, что в этом-то и прелесть умения пить: заливать в рот что-то безудержно крепкое и сохранять рассудок. Без изменений в характере, даже таких относительно лёгких, как у Гектора. Его утешало то, что алкоголь не добавляет ничего нового. Лишь пробуждает всё, что скрывалось в человеке внутри. Интересно, почему же условно добрую сторону себя Риах так старательно прятал. Когда они наконец остались наедине, Хозисон даже как-то благодарно выдохнул. Как волк, от которого подобревший охотник отогнал стаю собственных псов. Гектор потрепал его по плечу. — Выглядишь неважно. Понимаю, к такому сразу не привыкнешь. Элиас не хотел отвечать. Не был уверен, что надо было. — А то, что ты сказал про капитанскую жизнь, это правда? Тебе никогда не страшно? Совсем-совсем? Он столкнулся с его глазами. При тёплом весеннем свете, пробивашемся сквозь стекло окна, они казались намного менее тёмными, чем обычно. Такие два прозрачно-зелёных хрусталика, невинно смотрящих на него снизу вверх. Он ведь не знал. Элиас ему почти ничего не рассказывал о корабельной жизни. Потому что это было грязно. А ещё… — Представь, что ты плывёшь в открытом море на куске дерева, — он облокотился спиной о стену. — Ни одного островка не видно. Сплошное, кромешное аквамариновое одиночество. А небо сгущается. Тучи темнеют на горизонте, и ты ощущаешь, как такие привычные толчки волн под ногами начинают нарастать. Так начинается шторм. Элиас замолчал. Риах удивлённо поморгал глазами. — Волны высокие. Они с легкостью залезают на палубу, оставляя за собой мокрый след на твоей одежде. Становится ещё и зябко. Кто-то лезет на формарс, вы пытаетесь поправить паруса, отойти, выбрать угол, смягчить каждый удар… — И тебе страшно? — Слишком. Висит тишина. — Пожалуйста, расскажи. И он рассказывал. Да и сейчас рассказывает, правда, в слегка другом тоне. — Быть капитаном — это контролировать всё. Каждый скрежет доски. Каждого матроса. Потому что потом это делать будет поздно, — он отпил кофе. — Быть клерком у горца — это знать в лицо каждую угнанную корову по эту сторону Пеннин, — подражает Робин, и они оба заливаются тихим смехом. Робин Стюарт слегка откидывает голову назад, и вместе с ней подлетает русый хвост, сдержанный чёрной лентой. Он выглядит изящнее, он выглядит дороже — это то, к чему его обязывает профессия. Умение производить впечатление одним лишь своим внешним видом, умение договариваться с людьми на дружеский лад и умение держать в памяти бесконечный объём информации. — Неужто ты добился своего, Роб? — хмыкает Элиас. — Сам Чарли Стюарт, — кивает он. — Ты даже не представляешь, сколько всего интересного я теперь знаю. — Не очень хотелось, ты знаешь. — Да брось! Ты не можешь дуться на нынешних якобитов только за то, что когда-то давным-давно реставрация отменила твой любимый национальный Ковенант. Сейчас всё совсем по-другому, — Робин понизил голос. — Ты еще услышишь о них. Года через два. Три. Ну, в крайнем случае, четыре. О, ты даже не представляешь! Элиасу, по большему счёту, было плевать на то, какая там партия будет вертеть страну и кто будет сидеть на троне. Главное, чтоб не душили пресвитерианство. Таким милосердием якобиты похвастаться не могли, и Хозисон отвечал им встречным недолюбием. — Да, не представляю, — согласился он, и Стюарт уныло наклонил голову набок, опирая на руку. — Не занудничай, Эли. Тебе это редко идёт. Равно как и твои попытки отрастить волосы, кстати. Он плоховато помнил, как они познакомились. Тогда Робин ещё не стоял подле Чарльза Стюарта, одного из самых известных горских стряпчих, а был только студентом. В прочем, как и Элиас. Сферы были разными, проблемы одни. Тогда же они переспали. Первый раз. Потом ещё раз, и ещё раз… ну, раз десять точно. Дело было не в какой-то особой связи, дело было в слишком буйной, прорывной молодости. Они оба знали, что были друг у друга не одни. Их это не волновало. Они так и остались друзьями, просто со своими уникальными, извечными особенностями. Но сейчас кое-что изменилось. Они вышли из кофейни, когда солнце только-только закатилось за горизонт. Плохо. Скоро уедет последний паром, и через голову Хозисона шальной пулей пролетела мысль о том, что он вряд ли успеет. — Что насчёт… — Робин красноречиво развёл руками. Элиас ненавидел любые чужие недомолвки (разгадывать их всегда было слишком сложно и бессмысленно; почему нельзя просто сказать прямо!), но в их случае они были более чем оправданы. — Я не могу, — выдохнул он. — Больше не могу, я полагаю. Чужие брови нахмурились. — Я знаю врача… — Ой, слава Богу, нет! — Хозисон испуганно замахал руками. Увидеть язвы на своей коже он надеялся только в кошмарах. — Просто я так полагаю, у меня теперь есть кое-кто… постоянный. Стюарт расширил глаза. — О Боги, Элиас! Решил подыскать себе жениха? — Да тише ты! — Ты же понимаешь, что мы обязаны это обмыть? — Я не успею на паром. — Значит, успеешь на утренний. Ничего не изменилось в его квартире. Ничего не изменилось в бокалах, да даже в налитом в них бренди. И это было к лучшему. Стабильность была его голубой недосягаемой мечтой, которая успокаивала его хоть в чей-то жизни. — Ну давай, рассказывай, — откинулся Роб на кресло после того, как они чокнулись. — Да ладно тебе, что ты от меня хочешь услышать? — Как часто ты встречал кого-то из наших с кем-то постоянным? — он поставил сразу два акцента в предложении и повертел бокал в руке, разглядывая собеседника в стекле. Хозисон хмыкнул. — Он обычный человек. — Моложе? — На пять лет, — кивнул Элиас, и Стюарт присвистнул. — Да ладно тебе! — Всё с тобой понятно. — Роб! — Как зовут хоть? — Гектор Риах, — как же вкусно звучало его имя. Первые и последние буквы четко совпадали. — М, дворянская фамилия, — удивился Робин. — Его отец случайно не тканями торгует? — Именно. — Не самый приятный человек. У него глаза жгутся, — он всегда говорил что-то такое. Вычурное. Литературное. Они так очень любили делать, люди с подвешенным языком. — Не беспокойся, у его сына точно такие же, — заверил его Хозисон. — И что, неужели и волосы светло-рыжие? И низкий рост? — Да, — Робин удивлённо поднял брови. — Ого! Такие ещё существуют. — Представляешь? — Элиас язвительно пригубил бренди. Градус приятно ударил по голове и прокатился теплом по горлу. Они оба на секунду замолчали — Стюарт прикидывал, какой вопрос задать следующим, Хозисон поглощал алкоголь мелкими глотками. Он скучал по всему этому. По этим простым, откровенным диалогам. Наверное, он будет скучать по ним ещё сильнее. — А характер? — Чего? — Ну, если он ведёт себя так, как свой папка, то я начну сомневаться в твоём выборе. — Нормальный парень, — пожал Элиас плечами. — Приятный. Умный. На врача учится. — На врача? Достойно, — Робин ухмыльнулся. — Дворянский сыночек-блондинчик с будущим докторским образованием? А у тебя явно есть вкус. — Роб, — он устало вздохнул. Стюарт был неисправимо нетактичен в любых дружеских взаимодействиях. Это шло и в копилку его преимуществ, и в копилку его недостатков. — Эли, ну не обижайся ты, — он грустновато повернулся. — Ты взрослый мужик. Тебе тридцать через год. Я вполне могу тебя понять. Элиас недоуменно перевёл на него взгляд, а потом рассмеялся, и его смех был подхвачен и встречно разошёлся по квартире. Он возвращался домой уже ближе к полудню следующего дня. Под его ногами хрустели подморозившеся, полусгнившие в кашу листья. Холодало. Скоро была зима. Скоро они увидятся. Мелисса встретила его у крыльца. Мерзавку снова стошнило.