der schlechteste

      Август мог придумать железобетонное оправдание тому, почему он, хоть и не испытывал излишнего комфорта в окружении внезапно появившихся новых людей, все равно согласился на эту авантюру. Не хотелось оставаться наедине с собой слишком долго, не хотелось думать и заниматься уже надоевшей рефлексией. Ему действительно было необходимо забыться, хотя бы на время. Получить мнимое ощущение того, что все не настолько плохо, как кажется.       Навряд ли Аггу выбрал лучший вариант. Но другого просто не было.       Небольшой бар, который, как он понял, принадлежал какому-то знакомому Теуна, ничем примечательным не отличался, а потому дискомфорта внутри не создавал. Никаких неоновых вывесок, никаких громких компаний. Только тишина, нарушаемая лишь чужими разговорами и легким звоном стекла. Деревянный пол, стойка, которую явно терли тряпкой через раз, и неяркие лампы, отдающие желтизной. Августу на секунду это место показалось знакомым, потому что выглядело слишком стандартным. Даже запах здесь был какой-то общий: пахло чем-то травяным, чуть горьковатым, табаком и спиртным — но не резко, а как будто даже уютно.       Аггу держался ближе к Танту, потому что он был единственным, с кем удалось установить относительно нормальный контакт. Йост снова начал делать вид, будто Августа не существует, и это либо успокаивало, либо, напротив, только сильнее напрягало.       Парень, который в день первой встречи травил смешные истории про пьяного Йоста (и чье имя Аггу запомнил лишь смутно), был настроен позитивно, когда в его поле зрения оказалась припозднившаяся троица. Он пожал Августу руку, бросил зачем-то «А я тебя помню», а потом обратил его внимание на стоящую рядом кудрявую девушку, назвав ее Аланис. Йост сразу полез к друзьям обниматься, Теун пошел за пивом, а Аггу все думал над тем, нужно ли ему вообще это все.       Он, кажется, промахнулся со своим решением. Если бы не усталость, желание отвлечься и постоянная война с самим собой, он наверняка придумал бы причину, чтобы остаться дома. Но теперь, оказавшись в окружении людей, которые явно были ближе друг другу, чем он мог позволить кому-либо стать близким к себе, Август чувствовал себя… не на своем месте.       Хотя, когда было иначе?       Когда Теун вернулся с пивом, начались беседы, на первый взгляд лишенные смысла. Танту сел между Йостом и Аггу, заставив второго заметно успокоиться. Август осторожно обхватил пальцами кружку, которую перед ним поставили. Внутри что-то глухо клокотало — не пиво, конечно, но его собственные мысли, которые он пытался прогнать. Никакой нужды пить не было, но отказаться выглядело бы странно. В конце концов, он ведь был одним из инициаторов данного «мероприятия», поэтому идти назад уже явно не было никакого смысла.       Август чувствовал себя странно. Снова. Но сейчас почему-то отчаянно не хотелось на этом зацикливаться. Его никто не тащил сюда силой. Даже напротив — его словно вовлекали в эту атмосферу постепенно, без спешки и давления, как будто проверяли, выдержит ли.       Аггу с минуту рассматривал кружку, будто бы искал в ней ответы, пока вокруг происходило то, что он сам окрестил бы «социальной магией». Апсон снова травил какую-то историю, рассыпаясь в жестах, и его голос звучал громко, но не раздражал. Аланис тихо смеялась, прикрывая рот рукой, иногда добавляя короткие замечания, которые Апсон тут же подхватывал, будто они были единой цепью. Теун что-то сказал Йосту, и тот, кажется, лениво кивнул, а потом бросил быстрый взгляд в сторону Августа, который не остался незамеченным.       Эти взгляды сводили его с ума. Как будто Йост что-то выяснял, проверял, контролировал…       Август шумно выдохнул и все-таки сделал глоток. Пиво оказалось терпким, с легкой кислинкой — не слишком крепким, но достаточно, чтобы слегка щекотать горло. Он поймал себя на мысли, что даже этот вкус будто бы соответствовал происходящему: немного грубоватый, но, в целом, терпимый.       — …да пошел ты, — прозвучал внезапно голос Йоста, вытягивая из вороха мыслей. Аггу инстинктивно повернул голову в его сторону, увидев, как, подперев голову рукой, Йост расслабленно смотрит куда-то перед собой, будто пытаясь найти что-то важное в кружке с пивом.       — У меня на тебя целый архив. Но сегодня я его не открою, — произнес Апсон, пока Август пытался уловить смысл разговора.       — Как мило, — отозвался Йост, закатив глаза, и сделал, наконец, глоток из своей кружки.       — А чем ты вообще занимаешься, Август? — услышав свое имя, Аггу тут же перевел взгляд на обратившуюся к нему Аланис, что сидела напротив.       — Музыкой, — ответил он коротко, даже слегка неловко. — Рэп читаю.       — О, ну, тогда ты точно вольешься.       Он слышал это слово уже второй раз от двух разных людей. Это заставляло задумываться, а хочет ли он сам? С какой целью он вообще здесь находится?       — У меня творческий кризис, — усмехнулся Аггу как-то невесело. — Я даже слушать свою музыку не могу, не то что делать новую.       — О, знакомо? — посмотрев на Йоста, спросил Апсон.       Йост спрятал лицо в кружке.       — Чувак, не прибедняйся, ты крут, — в полушутливой манере подбодрил Августа Теун.       — Спасибо за рекламу.       — Я от чистого сердца.       — Йост, не боишься, что у тебя уведут продюсера? — хохотнул Апсон, и спустя пару секунд в него полетел сухарик, вызвав всеобщий смех.       — Ну, увести-то не уведет… — загадочно ответил Танту вместо Йоста, так как тот, видимо, был излишне увлечен содержимым своей кружки. — Но фит я бы спродюсировал.       — Слишком грандиозные планы ты строишь, — наконец отозвался Кляйн, почему-то смотря не на Теуна, а на самого Августа.       — А ты что думаешь?       Аггу в ответ пожал плечами, когда Танту обратился к нему, пытаясь казаться безразличным. Думать о работе сейчас хотелось в последнюю очередь.       — Посмотрим.       — Йост?       — Посмотрим.       Очень информативно.       — Они бы спелись, — прокомментировал Апсон.       Аланис заулыбалась, вроде как даже намереваясь что-то сказать, но, увидев, что Йост уже вооружился очередным сухариком, решила судьбу не испытывать и тактично промолчала.       Август, наблюдая за этими безмолвными взаимодействиями, поймал себя на мысли, что обстановка даже показалась ему милой. И это ощущение было настолько чуждым, что он даже удивился. Ни привычного раздражения, ни желания отвернуться или уйти. Все это не было наигранным: казалось органичным, естественным, не требующим каких-то усилий, которые сам Аггу прилагал при любом общении с людьми.       Наверное, именно так и выглядят те самые «друзья», о которых он читал или слышал, но никогда не понимал до конца, что это такое. Поэтому сейчас происходящее казалось непривычным. Родным для кого-то, но таким чужим и далеким для самого Августа.       Одиночество — это ведь не только про отсутствие толпы вокруг тебя. Это одиночество души. И Август знает о нем не понаслышке. Он его чувствует. Всегда.       Когда рядом нет кого-то, кто кажется по-настоящему близким. Когда все, кто окружают, внушают лишь перманентное чувство временности, поэтому за них не хочется цепляться, их не хочется держать рядом, ведь итог всегда будет один. Они не останутся. Им это не нужно.       И Августу эти люди тоже не нужны. Находясь рядом, он смотрит на них — чужих, далеких, отчужденных.       Они называют Августа другом.       Август в глубине души ненавидит каждого из них.       Он им не друг, потому что «друг» — это святое. А Аггу на святошу смахивает с большой натяжкой. Да и они, если честно, тоже. Пустые. Душевно грязные настолько, что хочется скривиться и отвернуться. Август думает, как можно быть такими? Неискренними, фальшивыми, эгоистичными? Как можно не видеть ничего вокруг себя, не замечать, утопая в собственной тоске и напрочь забыв о чужой?       А потом он смотрит на себя в зеркало.       И в голове проносятся те же самые вопросы.       Как он может быть тем, кого так горячо осуждает? Он не знает сам. Возможно, хотел бы быть другим, хотел бы показать кому-нибудь свою настоящую сторону, да вот только без толку это все. Потому что некому. Потому что никто не поймет.       Потому что Август и сам себя не понимает.       Он почувствовал, как начал мрачнеть на глазах, поэтому выпил пиво из кружки почти залпом, чтобы отвлечься и не нагнетать своим кислым лицом довольно приятную атмосферу. Аггу не хотел быть темным пятном среди того света, в котором случайным образом умудрился оказаться.       Но иначе не получалось.       Август поставил пустую кружку на стол и коротко выдохнул, чувствуя, как пиво согревает изнутри, растекаясь по телу. На секунду захотелось еще, чтобы затуманить голову окончательно, перестать думать о тех вещах, которые неизбежно всплывали в его сознании, как только вокруг становилось хоть немного теплее.       Он поднял глаза и посмотрел на Аланис. Она смеялась чему-то, что сказал Апсон, и при этом наклонялась чуть вперед, касаясь его плеча. Неловкая, легкая интимность, которую даже не пытались скрыть. Она выглядела живой, естественной. Не как те, кого Август привык встречать, — там все было стерильно и пусто, как будто их жизнь состояла только из выверенных слов и искусственных улыбок.       Он и сам стал таким. А эти люди были другими.       Внутри что-то поднималось, скручивалось тугой пружиной, но не вырывалось наружу. Нечто неуловимое, острое. Зависть, но не к ним, а к самой возможности проводить свое время так, будто ты действительно живешь.       Август наблюдал за ними, и его зацепило то, насколько легко эти люди вели себя друг с другом. Без какой-либо наигранности, без лишней суеты. В их шутках не было обид, в жестах — колкостей. Возможно, он просто слишком привык искать подвох, чтобы признать это сразу. Но здесь, среди людей, которые больше смеялись, чем говорили по делу, было… непривычно спокойно.       — Нормально?       Голос Танту избавил от фонового шума в голове. Аггу перевел на него взгляд, пока он наливал ему в кружку еще пиво.       Почему-то захотелось улыбнуться.       — Все супер.       Просто было слишком непривычно. Как-то гнетуще-болезненно, словно ты смотришь на яркий свет после долгого нахождения в темноте. Когда глаза слезятся, когда хочется зажмуриться и вернуться обратно, туда, где привычно.       Но ведь и к свету тоже можно привыкнуть.       — Они встречаются? — негромко спросил Аггу, кивнув на Апсона и Аланис.       Теун заулыбался.       — Ага.       — Прикольно.

***

      Время текло так, будто его кто-то специально растянул. Еще одна бутылка, еще одна история, еще одна шутка. Августу было странно — он поймал себя на мысли, что сейчас он чувствует себя… чуть менее чужим.       Эти люди действительно были другими. Простыми, живыми. Настоящими. Даже Йост, со своей громкой манерой поведения, со своими улыбками, которые не всегда доходили до глаз, казался настоящим. И это было одновременно странно и приятно.       Август не хотел признавать это, но ему даже нравилось наблюдать за тем, как Йост общается со своими друзьями. Казалось, он буквально светился. Уверенный, живой, полный какой-то яркой, естественной энергии. Он кидал шутки направо и налево, не боясь, что они не зайдут, перебивал, не извиняясь, но при этом не раздражая, а наоборот — создавая впечатление, будто без него разговор вообще бы не шел.       С Йостом хотелось разговаривать. Йоста хотелось слушать.       И это пугало почти до дрожи.       Йост, конечно, заметил. Он всегда все замечает. Может, у него это уже на автомате — сканировать пространство, отмечать чужие эмоции, реакции, взглядом цепляться за какие-то детали. Работа такая, что ли, или просто привычка. И он уже, кажется, начал привыкать к тому, что Август в своей голове находился где-то далеко, будто все происходящее вокруг него не заслуживало ни капли его внимания.       Но в то же время Йост не мог не думать об этом.       Чувство странной неудовлетворенности поселилось внутри. Йост привык, что он знает, о чем думают люди вокруг него. Даже если не все, то хотя бы какие-то основные вещи.       Лыжные очки Августа бросались в глаза, как всегда. Йосту хотелось думать, что это просто странная привычка, способ поддержания образа, своеобразная защита, но сегодня, глядя на отражение света в стеклах, он понял, что его это начинает раздражать. Аггу слишком тихий. Слишком отстраненный. Казалось бы, обычная черта, но Йост начинал замечать, что его это странным образом задевает. Почти как в день их первой встречи. Словно чужая холодность казалась несправедливой. Ненужной. Слишком громкой для человека, который по факту не произнес и десятка слов за вечер.       Это было смешно. Ему-то какое дело? Август не обязан быть тем, кем его хотелось видеть. Он вообще никому ничего не обязан. Йосту не хотелось вытаскивать Аггу на свет, навязывать ему разговор или пытаться «подружиться», но это молчаливое присутствие ощущалось слишком явственно.       Внутри все сжималось от какого-то странного любопытства. Хотелось что-то сказать, пошутить, хотя бы перекинуться парой слов, чтобы проверить, как Август отреагирует. Но Йост сдерживался. Не время, не место. К тому же, что он хотел выяснить? Что скрывается за этими зеркальными стеклами? Смешно. Неужели он действительно начал думать об этом? Ему не нужны были эти мысли. Ему просто нужно было расслабиться.       Йост допил пиво. Улыбнулся Аланис, которая как-то подозрительно на него смотрела. Пнул под столом Апсона, когда он в шутку решил повторить этот взгляд.       А потом послышалось уже привычное:       — Я курить.       Беспроигрышный вариант. Всегда помогало. Стопроцентный повод для того, чтобы на время уединиться с самим собой.       Йост вышел из бара, и дверь за его спиной негромко хлопнула. Прохладный воздух сразу же обнял его — он был какой-то резкий, свежий, немного сырой. Взгляд скользнул по улице: фонари лениво освещали мокрый асфальт, поблескивающий после недавнего дождя. Откуда-то пахло сырым деревом и дымом, а где-то вдали, у пересечения дороги, мерцали красные огни светофора. Йост привычным движением вытащил пачку сигарет, вынул одну и поднес к губам, одновременно шаря по карману в поисках зажигалки. Руки замерзли быстрее, чем он ожидал; пламя дрогнуло от слабого ветра, но все же послушно загорелось, высекая короткий оранжевый блик на его лице. Йост достал сигарету, прикурил, прикрывая пламя ладонью, и вдохнул глубоко, чувствуя себя привычно удовлетворенно.       Первый затяг был, как всегда, приятным. Дым обжег горло, вырвался облачком в холодный воздух, растворяясь где-то над его головой. Йост поистине ценил эти моменты, и в памяти они откладывались довольно часто; это было так привычно и обыденно, так просто, но в то же время действительно приятно. Пришлось пройти через многое, чтобы в конце концов научиться радоваться подобным мелочам, наслаждаться ими, но, казалось, это действительно стоило того.       Йост думал о завтрашнем концерте. Он знал, что должен выйти на сцену, чтобы что-то доказать. Может, себе, может, фанатам. Опять нужно будет тащить туда собственную энергию, временами излишнюю, но там — необходимую. Делать все, чтобы зал почувствовал, что он там, с ними. Чтобы они ушли домой и говорили, что это было круто, что они хотят еще. Несмотря на то, что это уже стало привычным делом, мысль все равно немного тревожила. Нет, это был не страх — Йост давно не боится сцены — скорее предвкушение, смешанное с легкой нервозностью. Как всегда. Это состояние было знакомым и в чем-то даже приятным. Оно означало, что ему не все равно, что он еще не потерял азарт. Хотя в последние месяцы все чаще возникала мысль, что он мог бы и не стараться так сильно, но каждый раз, когда Йост был на сцене, когда свет обжигал его глаза, когда музыка начинала греметь, все это снова становилось значимым. Похоже, этот круг — сцена, концерты, толпы людей — был тем, что держало его на плаву.       Йост затянулся глубже. Он любил свою работу — искренне, до полного изнеможения. Но иногда ему казалось, что в этом круговороте выступлений и перелетов что-то теряется.       Он сам. С каждым разом одна маленькая часть его будто бы всегда пропадала.       Йост боится в конце концов окончательно разрушиться. Он не хочет, чтобы было так. Пусто, тяжело, болезненно. Он хочет гореть, но не перегорать.       Йост знает, что так не бывает.       Он стоял под фонарем, свет которого сыпался мягким желтым пятном на блестящий асфальт, будто даже дождь не смог смыть эту приглушенную, тусклую теплоту. Откуда-то доносились еле слышные звуки: шум шин по мокрой дороге, капли воды, падающие с карнизов, чей-то отдаленный смех. Все это смешивалось в нестройный, почти уютный хаос.       Сигарета горела ровно, тонкий дым медленно завивался в воздухе, растворяясь в вечернем сумраке. Йост затянулся снова. На этот раз глубже. Тепло распространилось по груди, затопило легкие, на секунду отвлекая от бесконечной гонки мыслей. Пальцы, сжимавшие сигарету, были немного дрожащими — не от холода, а от странного внутреннего напряжения, которое будто бы всегда жило где-то рядом, по соседству. Небольшая, почти незаметная трещина в спокойствии, которую, несмотря на размеры, не залатать.       Ставший за годы жизни родным амстердамский дождь оставил после себя знакомый запах свежести, смешанный с влажной землей и отголосками чего-то деревянного, горьковато-пряного. Этот запах тянул за собой странные воспоминания — образы из прошлого, обрывки моментов, когда Йост еще не знал, что такое сцена, шум зала или яркие вспышки софитов.       Тогда все было проще. Обычные разговоры, обычные дни. Он думал, что таких моментов будет больше, что они станут крепче, но жизнь решила иначе. Все сложилось как сложилось, и теперь он стоял здесь, посреди мокрой улицы, с сигаретой в руке и мыслями, которые лезли в голову против его воли.       Йост уже давно вбил себе в голову весьма справедливую истину: «Как раньше не будет». Для собственного спокойствия в силу заложенного с детства оптимизма он добавлял в конце «Будет лучше». И это даже помогало. Не всегда, конечно, но по большей части эти мысли действительно становились панацеей в тяжелые моменты жизни.       Сзади послышалось, как открывается дверь. Йост поначалу не обернулся, но в итоге это сделать все же пришлось — кто-то несильно задел его плечом. Он опустил голову, чтобы увидеть рядом очевидно подвыпившую девушку, что тут же рассыпалась в извинениях. Ее, по всей видимости, парень потянул спутницу на себя, также бросив короткое «Сорян, чувак». Йост лишь слегка улыбнулся, кивнул, ответил «Норм» и продолжил свое занятие, вовсе никуда не торопясь. Он еще раз затянулся, чувствуя, как никотиновая горечь оседает на языке.       Тишина здесь была другой. Не глухой, не давящей, но все же плотной. Ее изредка разрывали приглушенные звуки машин, доносящиеся издалека, и легкий шелест ветра, цепляющегося за деревья, чьи почти оголенные ветки время от времени поскрипывали, будто на что-то жалуясь. Йост зажмурился на секунду, а потом выпустил дым, наблюдая, как он смешивается с воздухом, растворяясь в свете фонаря.       Поглощенный мыслями и не осознавая течения времени, он не сразу заметил, как снова вытянул руку, потянувшись за еще одной сигаретой.       Улица была пуста, только бесконечное шуршание шин по дождливому асфальту напоминало о жизни, которая существовала где-то, но не здесь. Не рядом с ним. В такие моменты, когда рядом никого не было, когда все казалось таким далеким, Йост часто ловил себя на мысли, что ему просто нужно передохнуть. Побыть наедине с собой, даже если это означало стоять посреди ночи в одиночестве вместе с одной лишь сигаретой.       Курить на улице было словно возвращением в привычный ритм. Но чего-то не хватало. Казалось бы — все, как всегда, но почему тогда его не отпускало это чувство пустоты, будто он оставлял часть себя где-то на полпути?       Он сжал зубы, подумав об этом.       Завтрашний концерт... Одновременно и радовал, и нет. Когда музыканты не чувствуют того пламени, что заставляет гореть, их начинают догонять сомнения. Но Йост понимал, что в нем роились не просто сомнения. Это почти физическая боль — ощущение, что он все-таки выгорает. Не хотелось думать об этом, но мысли продолжали крутиться в голове.       Йост опять вдохнул, но, чувствуя запах дыма, неожиданно подумал, что, может, не так уж и важна вся эта энергия, что он должен был отдавать людям. Это должно было принадлежать только ему — не как какой-то показ, не как демонстрация себя. Но всегда ли это удавалось?       Йост вспомнил, как в самом начале карьеры все было проще: он выходил на сцену и просто дарил свою музыку. Люди приходили, чтобы почувствовать что-то настоящее. Но с каждым годом появлялись новые обязательства. Новые ожидания. Новые... он не знал, как это назвать, но все больше начинало ощущаться, что не музыка их интересует. Публика хотела видеть яркое шоу, чувствовать, что кто-то отдает им частичку себя.       А что остается после этого?       После каждого такого концерта нужно было вставать и идти дальше, но не всегда легко снова собрать в одно целое все те части, которые ты оставляешь на сцене.       Йост почувствовал, как странная тяжесть накатывает на грудь.       Было много дней, когда он думал, что просто будет играть для себя. Но он никогда этого не делал. Внутри всегда была эта забота о том, чтобы быть достойным ожиданий тех, кто так много на него возлагает. Чтобы просто не сломаться.       Йост выдохнул, и его взгляд вновь скользнул по улице, а затем поднялся к небу, где тучи постепенно расходились, открывая мрак, который он почти чувствовал в себе. Зачем думать об этом прямо сейчас?       Вместо ответов — снова только пустота.       Небо упорно молчало.

***

      Йоста не было долго. После его ухода всеобщий центр внимания будто бы переместился прямиком на Августа: Теун бесцеремонно нахваливал его музыку, сам Аггу отнекивался и скромничал, Аланис обещала, что обязательно послушает и оценит, а Апсон поддакивал, говоря что-то о том, что «плохие рэперы с ними не тусуются».       Август не знал, как окрестить происходящее. Это казалось непривычным, но он старался выглядеть так, будто действительно «вливается».       Что-то в этих искренних, настоящих словах цепляло его. Аггу не мог бы точно объяснить, что именно, но, определенно, в том, как они обращались к нему, было что-то приятное. И он не мог не замечать, как этот момент смешивался с его собственным осознанием того, что не стоит воспринимать этих людей совсем уж поверхностно. Как будто, несмотря на сдержанность и молчаливость Августа, ему начали верить. И это было странно. Он всегда привык прятаться за этой холодностью, скрывая свою уязвимость, но теперь…       Теперь он просто ничего не понимал.       Эти люди не скрывали своих эмоций, их слова казались искренними, но по какой-то причине Август оставался настороженным, как будто скрытые мотивы этих дружеских жестов все равно должны были когда-нибудь выйти наружу.       Он все пытался принять это спокойно, как будто что-то внутри его даже не хотело сопротивляться. Вроде бы не так уж и важно, что люди говорят о тебе или как они ведут себя — все те же комплименты, разговоры о музыке, о жизни. Но внутри что-то сжималось, не давая Августу спокойно погрузиться в этот момент. Казалось, что его просто пытаются заставить быть частью чего-то, чего он не понимал до конца.       Август снова принял на себя роль молчаливого слушателя. Он не хотел показаться еще более отстраненным, не хотел разочаровывать кого-то своим отказом от общения, но и не знал, как правильно «вписаться» в эти разговоры.       Его взгляд опять куда-то ускользнул.       — Пойду подышу воздухом, — оповестил Аггу спустя минуту, решив, что еще немного, и его мозг просто взорвется от количества навязчивых мыслей.       — Поищи там Йоста, — бросил Теун. — Долго он.       Август не ответил — только коротко кивнул и поднялся, ощутив, как в груди разливается слабое, но настойчивое желание выбраться отсюда хотя бы на минуту. Слишком много людей. Слишком много разговоров, взглядов, ожиданий. Того, от чего он так упорно пытался скрыться.       На улице было свежо, а воздух казался совсем другим. Он был холодным, резанул в лицо, как только Аггу вышел наружу.       На мгновение он замер, втягивая этот прохладный запах. В носу будто защекотало: сырое дерево, резкий металлический оттенок от мокрых карнизов, и где-то вдали — легкая горечь горящего табака. Улица была почти пустой, если не считать редкие огни машин вдали.       Август увидел его сразу. Йост стоял чуть в стороне — буквально в паре метров, странно выделяясь на фоне привычной серости. Он курил — лениво, привычно, будто это был не процесс, а просто рефлекс. Сигарета в его руке тлела ровным красным огоньком, дым лениво поднимался в воздух и исчезал где-то в сумраке.       Йост выглядел... по-другому. Более реальным, что ли. Лицо расслабленное, взгляд направлен куда-то вперед, в пустоту, словно он и не замечал Августа. Или замечал, но сделал вид, что нет. Это было странно, потому что Йост казался таким энергичным, громким, живым. А сейчас он стоял тихо, почти неподвижно, и в этом молчании была какая-то необъяснимая тяжесть.       Август остался на месте, чуть дальше от Йоста, не решаясь подойти ближе. Он смотрел на него, но взгляд был прерывистым, будто он боялся быть замеченным. В какой-то момент Йост медленно затянулся, опустил руку с сигаретой вниз, а затем выдохнул дым. Его плечи чуть приподнялись, а потом опустились снова.       Август стоял, не доходя до него нескольких шагов.       Он не знал, почему задержал взгляд на Йосте. Может, из-за того, как тот выглядел в этот момент — чуть потерянным, чуть уставшим, но все же по-своему собранным. Может, из-за того, как его лицо освещалось мягким светом сигареты, подчеркивая резкие черты и что-то в голубых глазах, чего Август не мог разобрать издалека. Или, может, потому, что в этом моменте, казалось, не было ни капли показушного.       Это раздражало.       Йост выглядел слишком настоящим.       Август попытался отвести взгляд, но что-то в этом ощущении цепляло. Он чувствовал, как внутри все будто сжималось. Чужая естественность всегда напрягала его. Ему было сложно поверить в то, что такие люди, как Йост, могут быть настолько искренними — не ради выгоды, не ради игры, а просто потому, что таковы они и есть.       Аггу не знал, зачем вообще вышел. Чтобы просто подышать воздухом? Чтобы сбежать от разговоров, которые его душили? Или чтобы найти Йоста? Сам он ответа не знал.       Но сейчас Август не мог оторваться. Не мог понять, почему Йост казался таким…       Подходящего слова никак не находилось.       Уверенным? Нет. Спокойным? Тоже нет. Август и сам мог быть и уверенным, и спокойным. Иногда даже излишне.       Йост казался живым, наверное. Да, в этом что-то было. В этой расслабленности, в привычности движений. Казалось, что он был собой, таким, какой есть на самом деле, и ничего другого ему было не нужно.       Йост повернул голову — медленно, почти лениво. Их взгляды встретились на какую-то долю секунды, мимоходом, но Август тут же отвел глаза. Йост не сказал ни слова, просто чуть приподнял бровь, как бы вежливо отмечая чужое присутствие, и снова вернулся к сигарете.       Август застыл.       Тишина стала почти звенящей, хрупкой.       Но затем голос Йоста, ровный и негромкий, разорвал ее:       — Уже уходишь?       Август вздрогнул едва заметно, но быстро справился с собой.       — Нет, наверное.       Он вдруг почувствовал, что не знает, как правильно себя вести. Сказать что-то еще? Молчать? Это был тот самый момент, когда ты либо делаешь шаг вперед, либо отступаешь, но стоять на месте казалось неправильным.       — Заболтали тебя? — Йост как-то по-доброму усмехнулся.       — Немного, — Аггу лишь пожал плечами. — Но они хорошие.       Правда хорошие. Именно поэтому Август в их общество не вписывался.       Йост расслабленно улыбнулся и почувствовал себя странно спокойно. Он не мог сказать, что сильно задумывался о том, как видят его друзей посторонние. Они всегда были для него естественной частью жизни, шумной, искренней, иногда безалаберной, но всегда настоящей. Йост никогда не сомневался в их доброте, но услышать это от кого-то, кто смотрел со стороны, было странным, даже немного... приятным?       Особенно от человека, намерения которого все еще были непонятны.       — У нас с тобой как-то не заладилось, — неожиданно сказал Аггу, опуская взгляд. Это прозвучало не грубо, скорее, как попытка самому осознать, что между ними было не так.       Вообще-то, если посмотреть на ситуацию объективно, то у Августа не заладилось нормально ни с кем, кроме Теуна. Но напряжение между ним и Йостом почему-то казалось наиболее явным.       Секундное молчание было подобно вечности.       — Думаешь? — послышалось наконец.       Август пожал плечами.       — Думаю.       — Иногда нужно больше времени. Все норм.       Август поднял взгляд. Он ожидал чего угодно, но не этой спокойной, почти беззаботной реакции. Йост казался совершенно уверенным в своих словах, будто действительно верил, что все уладится само собой.       И это заражало.       Аггу привык требовать от себя слишком многого. Это всегда казалось естественным — быть лучше, чем был вчера, соответствовать каким-то вымышленным стандартам, которые он сам же для себя и придумал. Непрерывный поток задач: делай, пробуй, добивайся. Нельзя останавливаться, нельзя быть просто «нормальным».       Для него быть «нормальным» значило провалиться.       Август выстраивал эту жесткую структуру внутри себя годами. Привык раз за разом критиковать каждый шаг, каждый результат, каждое слово, как будто любое несоответствие ожиданиям — это конец света. Поэтому слова Йоста о том, что «нужно больше времени», о том, что «все норм», звучали как что-то чуждое. Непривычное. Даже неправильное.       А, может быть, правильное, но оттого еще более неуютное.       — Забей, серьезно, — продолжил Йост после очередной затяжки. — Когда что-то выходит само собой, обычно все проще. А тут... как будто ты боишься лажануть. Да и я тоже, если честно.       — Я не боюсь, — сказал Август почти автоматически, хотя понимал, что это неправда.       Йост коротко усмехнулся.       — Пожалуйста. Я ж в твою голову не залезу.       И не нужно. Навряд ли ему там понравится.       — Честно, ты странный. Но я доверяю Теуну. Поэтому ничего против тебя не имею.       И стало странно спокойно. Хоть легкий осадок напряжения внутри Йоста все равно оставался, он почувствовал, как отпустил какую-то часть себя, что упорно не давала расслабиться. Может, действительно стоило просто открыть рот и поговорить? Высказать то, что крутилось в голове, без попыток найти идеальные слова или подстроиться под чьи-то ожидания. Все оказалось проще, чем он думал.       И дышать стало легче.       Йост часто замечал за собой эту странную привычку — держать нарастающее напряжение внутри, будто боясь, что, если сказать лишнее, оно вырвется наружу, как вода из прорванной плотины. Но с Августом эта игра в молчание стала каким-то особенно утомительным процессом.       И сейчас, когда он просто сказал то, что думал, почувствовал неожиданное облегчение. Не грандиозное, но все-таки уловимое, заметное.       — Спасибо, — отозвался Август с легким смешком.       Ему почему-то тоже стало спокойнее.       Он, конечно, не преследовал цели расположить к себе всех, ведь ему это просто было не нужно, но создавать о себе отрицательные впечатления Аггу тоже не хотел. Он ведь не делал ничего плохого, ведь так? Просто… защищался.       От всех сразу, без разбора.       — Да не за что.       Тишина на мгновение стала почти осязаемой, но не тягостной. Неловкость, которая раньше будто заполняла весь воздух между ними, сейчас казалась почти незаметной. Августу вдруг захотелось еще немного постоять здесь, рядом. Не из-за чего-то конкретного, а просто потому, что сейчас было… нормально. Почти уютно.       Йост, затушив окурок, бросил его в урну.       — Придешь завтра на концерт? — вдруг спросил он, будто между делом, посмотрев прямо в упор. Его голос прозвучал ровно, будто это был самый обычный вопрос, но Август уловил в нем что-то вроде приглашения. Не официального, а... личного.       Август замер на мгновение, чтобы переварить вопрос.       — Если позовешь.       Йост усмехнулся, чуть наклонил голову.       — Позову.

***