der schlechteste

      — А больше он ничего не хочет? — в голосе, на первый взгляд, слышалось отчаянное возмущение. Но на деле оно было лишь напускным, скорее от неожиданности.       С каждым днем Танту убивал Йоста медленно, но верно.       — Пока нет. Но не волнуйся, я обязательно скажу ему, что ты спрашивал, — невозмутимо ответил Теун, будто бы не замечая, что еще пара секунд, и Йост будет готов выйти в окно.       Раньше он всегда восхищался вечным непробиваемым спокойствием Танту и даже слегка завидовал ему, потому что сам временами был взбалмошным и со своими эмоциями справлялся с трудом. Но сейчас чужое спокойствие лишь раздражало.       Когда-нибудь Йост задушит его в приступе бесконечной любви.       — Почему такие вопросы всегда решаются за моей спиной? — надежда на то, что Теуна удастся разжалобить столь обиженной интонацией, тут же развеялась, когда почти сразу в ответ прозвучало:       — Я ведь спрашиваю у тебя сейчас.       Глаз беспощадно задергался.       — Ты ему уже наобещал!       — Я сказал, что поговорю с тобой.       — О, спасибо, что оповестил Аггу о том, что мое мнение учитывается, — Йост прислонился к подоконнику, трагично вздохнув.       — Так ты против или нет? — не успокаивался Теун.       — Чтобы он пялился на меня, когда я буду записывать трек? Это же почти как секс, Танту! Только для двоих, — со знанием дела заявил Йост даже как-то воодушевленно.       Танту посмотрел с подозрением, но без удивления (это же Йост, в конце концов), вот только его выражение лица восприняли по-своему:       — О, не мечтай. Только я и музыка, — а потом, чуть подумав, Йост добавил: — Это даже лучше секса!       — Давай без подробностей, — взмолился Теун. — То есть мое постоянное присутствие рядом тебя раньше не смущало?       — Знаешь, нет. Я просто всегда представлял, что тебя не существует.       — После всего того, что я для тебя сделал?.. — Танту, кажется, уже готов был заплакать. — Это удар ножом по сердцу, чувак…       — Мне жаль.       Вовсе нет.       — Неубедительно.       — Я музыкант, а не актер.       — Да ты и музыкант на четверочку.       Йост, подняв руку, показал ему средний палец.       — Видел?       — Чаще, чем ты можешь представить, — ответил Танту, вовсе не обидевшись, а после этого снова вернулся к теме: — Ну так что?       Йост на секунду замер, задумался. В конце концов, он же профессионал! Даже если Теун так не считает… Неужели присутствие кого-то постороннего действительно что-то изменит?       Слово «посторонний», конечно, напрягало, но Йост в итоге просто махнул рукой. Будь что будет.       — Да зови уже… — все еще с сомнением бросил он. — Тяжеловато, правда, будет игнорировать существование сразу двух людей, но я постараюсь.       В моменте Йост даже на себя разозлился. Святая простота. Собственная безотказность иногда раздражала. Не то чтобы Йост был категорически против чужого присутствия, но то, что его мнение в очередной раз ставят не на первое место, когда иначе быть не должно, действительно расстраивает.       Йост задумчиво уставился в стену, хмурясь все сильнее. Слишком много всего раздражало в этой ситуации.       Во-первых, сама постановка вопроса. Танту мастерски подводил его к нужному ответу так, чтобы любой отказ выглядел одновременно нелепым и глупым. Он всегда так делал: аккуратно подталкивал, осторожно давил, но ни разу не перегибал палку, чтобы дать Йосту реальную возможность сказать «нет». Но самое обидное — не в этом дело. В конце концов, Танту всегда действовал из лучших побуждений, и Йост это прекрасно знал. Его раздражало не поведение Теуна, а то, как легко он сам сдавался. Каждый раз одно и то же: сначала сопротивление, а потом короткое «да зови уже». Как будто внутри была встроена функция соглашаться на все ради собственного спокойствия. Танту это знал. И пользовался этим без зазрения совести.       Во-вторых, тот факт, что Теун сначала что-то обещает, а потом уже консультируется, ставил в тупик. Не то чтобы Йост был сторонником жесткой иерархии, но в этот момент он чувствовал себя тем, чье мнение учитывается в самую последнюю очередь или не учитывается вовсе.       И, конечно, в-третьих — Август.       Даже имя его напрягало. Звучало, как сигнал тревоги. Слишком громко, слишком отчетливо. В последнее время оно стало проскальзывать где-то в разговорах, не часто, но достаточно для того, чтобы стать чем-то вроде фантомного раздражителя. Оно будто звучало чуждо, неуместно в привычной среде Йоста, где все было дерзко, шумно и немного безалаберно. А тут появляется этот человек с непонятными намерениями, который, кажется, даже за две короткие встречи научился выводить из равновесия.       Он перевел взгляд на Танту, который уже откинулся на спинку дивана и листал ленту на телефоне, будто все было решено, а разговор окончен. Эта его спокойная самоуверенность бесила больше всего. Танту знал, что Йост в итоге согласится. И что хуже всего — Йост сам это знал.       Внутри вспыхнуло раздражение. Снова это чувство, будто от него чего-то ждут. Не слов, не конкретных решений, а просто того, что он позволит событиям течь дальше. Без сопротивления. А он, как наивный идиот, соглашается. Потому что всегда проще согласиться. Потому что так легче избежать лишних разговоров и вопросов.       С другой стороны, был ли у него веский повод сказать «нет»? Если подумать, присутствие Августа на студии ничем ему не угрожало. Ну, будет сидеть где-то в углу, слушать, как он записывает трек. Может быть, посмотрит. Может быть, ничего не поймет. В худшем случае — сделает пару неуместных замечаний. Разве это проблема?       Но Йост не мог отделаться от чувства, что это будет именно проблема. Его раздражала сама идея того, что кто-то, помимо уже родного Теуна, будет рядом, когда он работает. Йост слишком дорожил этими моментами слияния в одно целое с музыкой, когда все шло так, как он хотел, без вмешательства, без давления. Это его пространство. Его ритуал. И тут внезапно появляется Август, который, возможно, даже не хочет навязываться, но все равно как будто вторгается.       Йост не знал, что именно его так тревожило. Не то чтобы он был против самого Аггу — они едва знали друг друга. Но как же сильно напрягало его внезапное появление в привычном течении жизни Йоста… А хуже всего было то, что Август будто существовал где-то на границе между реальностью и фантазией. Как будто его просто нельзя было воспринимать как кого-то обыденного.       Улицы Амстердама за оконным стеклом выглядели как ожившая открытка. Ветер трепал деревья, дождь застилал серую мостовую, и случайные прохожие торопились спрятаться от непогоды. Этот вид всегда успокаивал Йоста, но не сегодня. Слишком много мыслей. Все вперемешку: обрывки воспоминаний, мысли о предстоящей записи, концерте, его собственное раздражение.       И все-таки он согласился. Зачем?       Йост не знал ответа. Может, потому что где-то в глубине души его все же интересовало, что будет дальше. Или, может, потому что ему уже надоело сопротивляться.       Он снова посмотрел на улицу. И вдруг понял, что раздражало больше всего. Не Теун. Не Август. Даже не сама ситуация.       Его раздражало то, что он не понимал сам себя.       Ему не хотелось продолжать разговор. Даже смотреть на Теуна сейчас не хотелось. Йост знал, что его переживания — бред, от которого следовало бы немедленно абстрагироваться. Знал, что в итоге ничего страшного не произойдет. И все равно чувствовал себя так, будто проиграл.

***

      Все валилось из рук.       Август раздраженно бросил телефон на стол — в третий раз за последние полчаса он пытался сосредоточиться, чтобы хоть немного привести квартиру в порядок, но результат оставался нулевым. Открытый ноутбук, забытая кружка кофе, разбросанные вещи… Да, это был беспорядок, но не тот, который можно решить уборкой.       Август злился на себя. День не задался с самого начала, а его рассеянность достигла апогея. Кружка едва не полетела со стола на пол, телефон постоянно оказывался не там, где он его оставлял, а вдохновение исчезло настолько давно, что он уже даже не помнил, каким оно бывает.       Ни строчки, ни слова. Ничего.       Он медленно обошел небольшую квартиру, окинув взглядом пространство, которое за это время успело стать привычным, но так и не смогло обрести статус «домашнего». И это чувство — ни здесь, ни там — грызло Августа изнутри.       Он плюхнулся на кровать, пока мысли безостановочно возвращались к тому, что ждет впереди.       Студия. Танту. Йост.       Его губы чуть дрогнули в едва заметной ухмылке. Теун, конечно, был более чем дружелюбен. Если бы не он, Аггу, скорее всего, все еще сидел бы в квартире и продолжал сражаться с собственными демонами. Это предложение — провести время на студии — выглядело как спасательный круг.       Но вместе с этим было и другое чувство. Напряжение. Йост в их последнюю встречу явно не горел желанием находиться рядом с ним, и это заставляло Августа лишний раз сомневаться. Даже после того, как он согласился. Даже после того, как Теун еще пару часов назад написал, что поговорил с Йостом, и тот действительно не против, как и было гарантировано изначально.       Аггу провел рукой по волосам, хмыкнув. Почему-то идея провести время в студии, наблюдая за работой Йоста, вызывала смешанные эмоции. И все же, несмотря на внутреннее напряжение, он чувствовал странное облегчение. С одной стороны, это был шанс выбраться из этих бесконечных четырех стен, ощутить что-то новое, вдохновляющее. Он мог бы отказаться. Мог бы остаться в этой квартире, запереться от внешнего мира и продолжать смотреть в потолок, размышляя о собственной несостоятельности. Но он этого не сделал. Он согласился.       Все ради того, чтобы вырваться отсюда и не оставаться наедине с собой лишней минуты.       С другой стороны — Август чувствовал себя чужим, словно вмешивался туда, куда его не приглашали всем сердцем. Но, может быть, это и правда будет полезно. Возможно, чтобы просто посмотреть на процесс, послушать, как звучит музыка, как Йост и Танту спорят или шутят, и…       Может, даже на секунду почувствовать себя частью этого момента. Не чужим.       Бред.       Но пока в этих четырех стенах — без голосов, без музыки, без людей (хоть и заебавших, но все равно в глубине души необходимых, просто чтобы не свихнуться) — все равно было хуже. Поэтому, несмотря на сомнения, Август все-таки ждал этой встречи. Потому что одиночество, растянувшееся на дни, недели, месяцы, а то и годы, угнетало куда сильнее, чем перспектива столкнуться с очередной долей неприязни. Да, Август понимал, что это не совсем его место, не совсем его люди. Часть его, та, которая привыкла прятаться за вежливой улыбкой и безразличием, кричала, что ему не стоило соглашаться. Что он там будет лишним, ненужным, кем-то раздражающим. Снова. И ничего нового не произойдет.       Но другая часть, собой же заглушенная, но упорная, твердо стояла на своем: ему нужно туда. Неважно почему и ради чего.       Пускай все валится из рук.       Завтра он все равно попытается снова.       Август раздраженно ударил кулаком по кровати, словно это она была виновата в его беспомощности.       Снова встал. Снова пошел кругами по квартире, которая давила своим молчанием. С этим молчанием он справлялся по-разному — иногда включал музыку, иногда фильмы, иногда работал над чем-то своим, но все чаще в последнее время просто оставлял все так, как есть. Гулкая тишина, наполненная шумом его собственным мыслей, казалась честнее.       Он поймал себя на том, что снова думает о Йосте. Думал о том, как странно он смотрел на него в прошлую встречу, о том, как держался особняком, будто бы Август представлял для него какую-то угрозу. А, может быть, раздражение. Еще тогда ему хотелось оправдаться, объяснить, что он здесь случайно, что его присутствие ничего не значит. Что он — просто наблюдатель.       Но никакого диалога не получилось. Йост избегал разговоров, избегал взглядов. А теперь они снова окажутся в одной комнате. И в этот раз, вероятно, намного дольше. Август даже представить не мог, о чем они вообще могли бы говорить. И нужно ли это вообще.       Но что-то внутри, словно отчаянный крик, заставляло его не отступать.       Он снова взял в руки настрадавшийся телефон и на секунду задумался. Написать Танту? Спросить, точно ли все в силе?       Да что с ним вообще происходит?       Аггу убрал телефон обратно, не отправив ни слова. Такими темпами он или сойдет с ума, или случайно выбросится в окно. Оба варианта неутешительны, поэтому пора бы уже прекращать сомневаться. В конце концов, у него всегда будет возможность просто уйти. Просто оборвать в момент все связи, как он делал раньше, и забыть раз и навсегда. Эти люди ему никто. Как и он для них.       И жить становится проще, когда осознаешь, что у тебя есть почти полная свобода действий. Ты сам решаешь, как себя повести, что сказать в той или иной ситуации. Всегда есть выбор. Всегда можно принять решение, и плевать, верное оно или нет.       Всегда можно сбежать, в конце-то концов. Иронично.       Шумно выдохнув, Август взглянул на часы. До встречи оставалось достаточно времени, чтобы еще сто раз усомниться в правильности этого решения. Он знал себя — каждый шаг вперед давался через внутреннюю борьбу. Но он сделал выбор. А пока… Пока он снова посмотрел на квартиру. Этот беспорядок вдруг показался ему отражением его внутреннего состояния.       И с этим надо было что-то делать. Если совсем скоро ему снова придется столкнуться с внутренним хаосом, то хотя бы внешний должен быть под контролем.       С ленивой решимостью он потянулся за первым попавшимся свитером на кресле и все-таки начал складывать вещи. Следовало создать в этой временной квартире хотя бы какое-то подобие уюта, потому что неизвестно, насколько Август здесь задержится.       И от чего придется убегать в следующий раз.

***

      Все решено.       Остаться в Берлине еще хотя бы на день было равноценно самоубийству. Единственное, что было важно — это самолет, эта очередная попытка спастись от чего-то.       Или, может, от кого-то. От себя? Вполне вероятно.       Он не мог ждать больше. И, тем более, не мог оставаться.       — Да, я все решил.       — Август…       — Давай без всего этого, пожалуйста. Мне просто нужно время.       — Позволь хотя бы проводить тебя по-человечески. Где ты?       — Ну я же не навсегда уезжаю, мам. Да и навряд ли ты успеешь, у меня скоро самолет.       Затянувшись сигаретой, Аггу шумно выдохнул уже спустя пару секунд, оглядев через балконное стекло уже так долго знакомую, но до жути надоевшую улицу.       — Снова куришь, — догадалась мама. — Ты, вроде бы, бросал.       — Мам.       — Август, — послышался вздох. Такой привычный, родной. Август даже улыбнулся слегка, чувствуя прилив странной тоски. Это не та тоска, что преследовала, ходила по пятам вечно — другая. Из-за того, что он такой.       Мама единственная могла удержать его здесь. Могла, вот только сил не хватало. О чем уж тут говорить — у Аггу и у самого сил-то не было оставаться. Сам себя не удержит никак.       Невыносимо.       — Береги себя.       — И ты.       Пусть она себя бережет. Август не пропадет. Как бы сильно не хотел.       Исчезнуть бы. Чтоб никто больше никогда не знал его, не видел. Чтобы с чистого листа. Но так не бывает. Прошлое привязанным к шее камнем душит, тянет назад, напоминает о своем существовании, удручая. От него не избавиться. Его не забудешь.       Августу уже на протяжении нескольких лет кажется, что он и жизнь-то не свою живет. Чужую. Точнее, не живет даже — скорее, доживает. И всегда в глубине души ждет конца. Когда уже цирк этот прекратится, когда притворяться больше не нужно будет.       Когда все вокруг — то, что годами рядом было, создавая мнимое ощущение жизни — перестанет казаться таким чужим и далеким.       Мама попросила звонить чаще и рассказывать все, что бы ни случилось.       Август давно уже не обременяет ее своими излишне «взрослыми» мыслями. Она выслушает и даже поймет — он знает.       Вот только легче не станет. Пока Аггу сам в себе не разберется. Пока не поймет, как же доходчиво объяснить окружающим, что он давно забыл, как это — быть собой.       Объяснить, что слова поддержки лишь глубже врезаются в кожу, потому что он не чувствует за ними ничего, кроме пустоты. Объяснить, что с каждым разговором о будущем это самое будущее кажется еще более далеким, чем раньше.       Как объяснить то, что он сам не может уложить в слова?       Нет смысла. Ни в чем. Август уже давным-давно это понял.       И даже поменяй он свою жизнь кардинально, все опять начнется по новой.

***

      — Да, мам?       Слово, будто триггер, заставило Йоста моментально обернуться на голос стоящего позади Августа. Но, опомнившись, он не задержал взгляд слишком долго, уставившись куда-то себе под ноги. Хотелось поскорее оказаться в студии и заняться работой. Отвлечься, получить удовольствие, наконец заняться чем-то, что действительно всегда помогало.       Но вместо этого Йост невольно прислушался к чужому голосу, пока по телу табуном пробегались мурашки — почти болезненные, словно иголки.       — Все в порядке.       Поймав на себе взгляд Танту, Йост попытался улыбнуться, но, очевидно, получилось неубедительно, не по-настоящему. Внутри что-то неприятно резануло. В очередной раз. Следовало действительно уйти, чтобы случайно не взорваться.       Но Йост стоял на месте, ждал чего-то, слушал. Капли мелкого дождя, словно были кислотными, обжигали.       — Я немного занят. Перезвоню позже, ладно?       Йост за такой звонок отдал бы все.       Стало не по себе. Он закусил язык со всей силы — оставалось немного до момента, когда почувствовался бы металлический привкус крови — и, толкнув на себя дверь, поспешил уйти, чтобы больше не слышать, не думать, не вспоминать. Каждый раз, как первый. Душно. Больно. Неправильно.       Будто с тех пор не прошло почти полжизни. Будто вчера. Так же страшно и безвыходно. Так же болезненно и мрачно, темно. Будто больше не было будущего — его завесили плотной черной шторой, что свет не пропускала, ни лучика. И никого-никого рядом. Будто сейчас снова вернется в тот день.       Только бы не обратно, нет. Как бы не было трудно, он не хочет возвращаться. Страшно. Страшно настолько, что Йост рыдает по ночам после каждого кошмара, в котором все настолько ярко и живо, что кажется, будто его действительно откинуло на несколько лет назад, в тот день, когда жизнь оборвалась. Так рано. Так несправедливо.       И винить некого.       Йост не знает, что заставило его тогда не сдаться. Он не верил, что действительно смог. Не верил, что это был он.       Взрослый Йост уже никогда не станет таким же сильным, как тот маленький Йост, которого навечно пришлось запереть где-то внутри себя и больше никогда не выпускать. Он и так натерпелся. Его время прошло.       Август, сбросив вызов, вопросительно взглянул на Танту. Еще даже ничего толком не произошло, а Йост, кажется, уже был на взводе.       — Он всегда такой, или мне просто повезло?       — Не в тебе дело, — Теун покачал головой.       Август хотел спросить еще что-то, уже собираясь поспорить с тем, что дело не в нем, но Танту его опередил, словно облив холодной водой:       — У Йоста нет родителей.       Лучше бы Аггу молчал.       — Оу… — единственное, что удалось ответить. Видимо, мир действительно не крутится вокруг одного Августа, и у Йоста есть полно и других причин для нервов. Казалось бы, следовало после этого успокоиться, раз уж Аггу — не единственное, что может напрягать.       Но стало только хуже.       — Мне жаль.       Голос на секунду сорвался, и Аггу тут же поспешил прочистить горло. Кто его вообще за язык тянул?       Никому не нужна твоя жалость.       — Мне тоже, — Танту коротко кивнул, а потом, прогнав с лица излишнюю грусть, вновь принял беззаботный вид. — Пойдем. Йост быстро успокаивается. Только не спрашивай у него ничего. Сделай вид, что все нормально. Ему так проще.       Август кивнул. Теуну даже не стоило этого говорить — Аггу и так предпочел бы молчать на протяжении всего времени, лишь бы не ляпнуть лишнего. Рабочая стратегия.       Быть мудаком хотелось в последнюю очередь.       Уже в студии Август готовился к худшему. Йост, очевидно, без настроения, значит, ничего хорошего это не сулит.       И именно поэтому Аггу очень удивился, когда, оказавшись внутри, они с Теуном застали Йоста во вполне себе хорошем расположении духа.       — Что-то вы медленные, — прозвучал его голос с наигранным упреком. Август уставился на Танту, а тот лишь плечами пожал, мол, я же тебе говорил.       — Куда уж нам до тебя, — в чужой манере отозвался Теун.       Йост заулыбался.       И пусть эта улыбка была адресована далеко не Августу, он почувствовал себя намного спокойнее. Может, все будет не так уж и плохо, как он успел себе надумать?

***