Я, ты и он

      — Мистер Кроули, мистер Фелл, доброго вам дня! Располагайтесь.       Доктор Айрон, аккуратно одетый мужчина с бородкой клинышком и в черепаховой оправы очках указал рукой на два удобных кресла перед собой.       В большом светлом кабинете было безлично-приятно. Именно так, как, по представлениям, Азирафеля, и должно быть в кабинете психолога.       Пойти на терапию вместе показалось им самым лучшим решением — они с Энтони приняли его почти сразу же, без каких-либо споров. Они оба так устали. Они оба очень хотели, чтобы каким-то образом все вдруг стало хорошо.       — Расскажите мне немного про вас. С чем вы пришли и какой у вас запрос? — голос психолога был доброжелательно-ровным, настолько, что Азирафелю хотелось словно еще каких-то ноток, словно он пил кофе без кофеина.       Азирафель поймал напряженный взгляд Энтони и кивнул ему. Всё это они обсудили заранее. Если они хотят все наладить — им нужно быть полностью откровенными. Они оба знали, что психолог захочет узнать их историю, а потом — даже отрепетировали то, в какой последовательности будут ее рассказывать.       Первым начал Азирафель: рассказал о том, как познакомился с Рафаэлем, о своих эмоциях, о том, как делился с ним своими фантазиями и желаниями, как встретил Энтони. Об их ссорах и трудностях, о примирении, о книжном. О гибели Рафаэля.       Говорить было тяжело, но Азирафель был доволен собой, точнее тем, как открыто он говорил обо всем, как не стеснялся рассказывать их не типичную историю мужчине перед собой.       Энтони перехватил беседу и рассказал о себе и брате, об их жизни, о том, как они оказались в городе и о том, как каждый из них пришел к той точке, в которой встретил Азирафеля. И тоже рассказал о гибели брата, о том, что делал после неё, о том, как вернулся в Лондон, а затем и в книжный.       После этого воцарилось недолгое молчание. Доктор Айрон весь их рассказ что-то последовательно записывали в небольшой блокнот. Он поднял голову и поправил очки.       — Благодарю вас. Не могли бы вы — каждый из вас — озвучить, что для вас явилось бы положительным результатом наших встреч?       — Мне бы… нам бы хотелось, — начал осторожно Энтони, — чтобы мы смогли… ну… жить обычной жизнью. То есть… Я чувствую много сложностей внутри себя, которые никак не относятся… то есть это не вина анг… Азирафеля — то, что я так себя чувствую. Понимаете? Просто, чтобы было нормально.       Психолог кивнул и теперь посмотрел на Азирафеля.       — Да, пожалуй, что все так. Чтобы было нормально. — Он повел плечами. — Чтобы мы могли ну… — мужчина понял, что все же смутился, — быть друг с другом полностью. Чтобы все внутри было спокойно.       — Конечно, — доктор Айрон кивнул, — итак, время нашей первой сессии почти вышло…       Азирафель был к этому готов. Он читал, что первая встреча — почти всегда ознакомительная. Но всё равно испытал небольшой укол разочарования — ему все же хотелось получить уже какой-то совет, чтобы начать что-то делать, но…       — … но я уже хочу сказать, что пока что не вижу продуктивности в совместной работе.       Что? Азирафель вскинул голову и нахмурился в удивлении.       Психолог в этот момент встал, подошел к своему рабочему столу и вытащил из ящика визитку, которую протянул затем Кроули.       — Если позволите, вот моя коллега, мисс Грин. Она прекрасный специалист и работает с клиентами, которые пережили утрату близкого, и так получилось, что у нее были в работе те, кто терял одного из близнецов. Я думаю, мистер Кроули, есть смысл провести несколько сессий с ней, отдельно.       Энтони кивнул, задумчиво рассматривая имя на визитке.       — Вам же, мистер Фелл, я бы предложил продолжить терапию со мной, но индивидуально.       — Зачем? — голос Азирафеля, без его на то воли, вдруг стал напряженным, — мы ведь пришли на парную терапию.       — Безусловно, — доктор Айрон кивнул, — но я бы всё же рекомендовал для начала индивидуальную терапию. Со мной или с другим специалистом, после чего уже приступить к парной. Есть вероятность того, что в индивидуальной работе вы сможете разрешить ряд вопросов, которые влияют на вас как на пару, чтобы затем уже в семейной терапии понять, останутся ли у вас дополнительные вопросы по тому, как выстраивать общение между вами.       Азирафель громче, чем того хотел, выдохнул воздух через ноздри, а затем обернулся и посмотрел на часы на стене — светленькие, аккуратные часы, как и всё в этом кабинете. Их время вышло.       — Благодарю вас, — владелец книжного кивнул, — вы дали нам… пищу для размышлений.       И Азирафель вышел первым, быстрее, чем хотел бы. Кроули сразу же последовал за ним, и выглядел при этом весьма воодушевленным.       Сам же мужчина испытывал… разочарование? Напряжение? Странное нежелание общаться снова с этим таким милым на вид, но таким безэмоциональным специалистом. У него было столько надежд перед этой сессией, но теперь… ничего.       Энтони тем же вечером написал мисс Грин, а вот Азирафель медлил и пока что не перезванивал доктору Айрону. И наверно не перезвонил бы. На его решение повлиял Тони, который за завтраком на следующий день заявил, что ему надоело жить прошлым. Надоело просыпаться от кошмаров, подавлять эмоции и допускать не самые приятные мысли относительно близости с Азирафелем. Юноша после сеанса настроил себя на более позитивную волну, — он был готов идти дальше. Он хотел этого. И тогда Азирафель, который все еще хранил футболки и рубашки Рафаэля, который не верил в эффективность работы психолога, сдался.       Как только они покончили с завтраком, Азирафель позвонил доктору Айрону, и тот назначил встречу на следующий день. А после звонка, он присоединился к Энтони в комнате.       — Азирафель, все к лучшему. — Сказал юноша, складывая пижаму квадратиком.       По всей видимости мужчина выглядел не очень довольным. Много мыслей крутилось у него в голове. Но он был тверд в своем решении попробовать. Ради Тони. Ради них двоих. Попытаться поработать с доктором, чтобы…       По-настоящему отпустить.       Он распахнул шкаф. Взгляд скользнул по стопке вещей Рафаэля, сложенных в одном из отделении. Азирафель сначала провёл по ним рукой, потом не глядя достал свою льняную рубашку кремового цвета и коричневые брюки.       — Да, я это понимаю. Но я ему не верю…       — Может ты просто ещё не готов, но сам не понимаешь этого?       Азирафель поднял глаза на Тони. Тот выглядел спокойно. Он уже переоделся, но вставать и идти вниз не спешил. Его руки потянулись вперёд, и Азирафель, поддаваясь желанию ощутить их тепло, подошел ближе.       Он сел на пол на колени, взял руки Энтони в свои и склонил к ним голову.       — К чему, ты думаешь, я не готов?       — Отпустить его.       — Мы это уже обсуждали. Я готов. Просто это сложно.       Энтони тоже склонил голову и уткнулся в светлые кудри. Коричный запах шампуня для волос приятно щекотал нос. Юноша улыбнулся.       — Я очень жду своего сеанса. Да и встреча с Айроном мне очень помогла. Впервые ощутил такое облегчение от того, что смог все рассказать, ничего не скрывая. — Шепнул он.       Азирафель поднял голову. Они с Тони были очень близко друг к другу. Их разделяли жалкие сантиметры. В карих глазах были непонятные Азирафелю эмоции, но по расслабленным плечам и слабой улыбке было ясно, что юноше действительно стало легче.       — Я рад, правда, очень рад, что ты остался удовлетворен сессией. — Сказал Азирафель и положил руку на щеку юноши. — Я обещаю сделать все возможное, чтобы добиться того же. Иначе я бы не дал доктору второй шанс.       — Спасибо.       — За что? — Азирафель удивился.       — За то, что стараешься и даешь вторые шансы. Ради нас.       — Тони. — Мужчина покачал головой. — Ради тебя я готов на всё.       Юноша потянулся к Азирафелю и легко коснулся мягких губ. И впервые за долгое время между ними не возникло никакой заминки. Они не углубляли поцелуй, не уводили действия в сексуальный подтекст, но так они поддерживали друг друга и молча говорили о том, что всё будет хорошо.

***

      Возвращаться в кабинет психолога было Азирафелю неприятно — он чувствовал, словно проиграл сражение: то ли с самим собой, то ли со своими представлениями о себе.       Он никогда не знал за собой — лично за собой — особенных проблем. Тех, кто годами плачет в кабинетах о том, как их обидела мама, Азирафель, тихо внутри себя, презирал. Его отношения с родителями и с этим миром всегда были полны адекватных поступков и мыслей. Что именно собирался в нем раскапывать доктор Айрон, мужчина не знал — и был предубежден, и понимал это, и злился на себя за то, что испытывает эти изначально несправедливые чувства.       — Ну что же, поговорим о моих родителях? — как-то неловко и язвительно усмехнулся Азирафель, садясь в кресло напротив психолога.       — Конечно, если вы хотите, — спокойно ответил доктор Айрон, пропустив мимо ушей или сделав вид, что пропустил, колкость тона своего клиента.       — С чего-то же обычно вы начинаете ваши… занятия? — Азирафель сложил руки на груди.       Доктор пожал плечами.       — Тут нет строгих регламентов.       — Тогда с чего же нам начать? — в голосе владельца книжного все отчетливее проступало раздражение.       Психолог сохранял спокойствие.       — Мы могли бы начать с того, почему же вы все-таки решили вернуться к сессиям со мной. Обсудить ваши цели и пожелания.       Плечи Азирафеля немного расслабились.       — Да, это… эм… да, это понятно, почему. Я хочу построить здоровые отношения со своим партнером. А в этом мы испытываем сейчас определенные трудности.       Доктор кивнул.       — Хорошо. Скажите, можете ли вы определить, что для вас — здоровые отношения?       Азирафель нахмурился. Конечно он мог! Это ведь очевидно.       Он открыл рот, но затем понял, что не знает, с чего именно начинать. Все было, кажется, понятно, но не облекалось в слова.       — Как бы вы хотели чувствовать себя рядом с вашим партнером? — психолог, кажется, понял его затруднение и начал задавать наводящие вопросы.       — Свободно.       Это Азирафель выпалил сразу же, без раздумий и без анализа того, что он говорит.       — Хорошо, — доктор Айрон кивнул, — а теперь давайте разберем, что это значит. Есть ли у вас сейчас моменты, состояния, когда вы чувствуете себя с партнером несвободно?       Азирафель вздохнул. Говорить не хотелось, но ведь он пришел сюда именно за этим? Он одновременно знал, что должен быть откровенен, и при этом чувствовал, что как будто предает Энтони тем, что рассказывает.       — Я… понимаете, я очень люблю его.       Доктор кивнул.       — Но я боюсь. И от этого не чувствую себя свободным. Боюсь, что если я что-то скажу… то он… — Азирафель прерывисто вздохнул, — уйдет. Или не уйдет, но будет думать обо мне… что я хочу от него чего-то, например физических отношений, когда он еще к этому не готов.       — А что ваш партнер говорит по этому поводу? Вы спрашивали у него?       — Он… он вроде бы готов, да. Но он бы сказал это, даже если бы не был.       — Почему вы так думаете? — глаза доктора блеснули за стеклами очков.       Азирафель замялся.       — Потому что он… ну, он любящий. Он сделал бы все, чтобы я был рад.       — Насколько я помню из того, что вы рассказали, — психолог сверился со своими записями, — когда ваш партнер, мистер Кроули, нуждался в одиночестве, он оставил вас. Затем, когда он понял, что готов к коммуникации, он вернулся к вам.       Азирафель кивнул.       — Тогда отчего вы чувствуете несвободу, если ваш партнер добровольно согласился жить с вами, делить с вами постель и строить отношения?       — Я… — мужчина замялся, — это… это как будто… — он прислушался к своим чувствам, — это всё еще страх. Что я не… — внутри себя Азирафель словно гнался за каким-то шустрым зверьком: вот он понимает, что хочет сказать, а в следующий момент мысль убегает, так и не пойманная. — Что я сделал недостаточно. Что я должен был позаботиться лучше. Что это всё… недостаточно, для того, чтобы я вообще мог чего-то хотеть. — А это он быстро выпалил, а не сказал спокойно. Что же с ним было не так?       Доктор Айрон кивнул.       — Хорошо, — он что-то записал в блокнот, — тут есть несколько моментов, которые мне кажется важным обсудить. Про недостаточность, например. Почему вы в принципе считаете, что может быть достаточно, и почему именно вы должны быть тем, кто заботится так, чтобы эту достаточность достичь?       Азирафель сглотнул — в горле стало сухо. Он потянулся за стаканом с водой, который стоял тут же, на столике, и сделал резкий глоток, почти поперхнувшись.       — Я… потому что я старше. Опытнее. Потому что я больше могу дать, потому что… разве это в принципе не логично? То, что я должен быть главным, ведь он столько потерял…       Доктор Айрон смотрел внимательно, и Азирафель понял, что взгляд психолога полон теплоты.       — Вы очень много сделали, это правда. Вы отлично справлялись. Но теперь, все же, прошу прощения, нам придется поговорить о ваших родителях…       Родители Азирафеля, как ни странно, не оказались ни чудовищами, ни психопатами — просто обычными людьми, которые хорошо относились к своему ребенку. Детство мальчика было счастливым, полным заботы. И все же — прием за приемом владелец книжного доставал, по кирпичику, воспоминания и ощущения, из которых он построил крепость своей взрослой жизни.       Они встречались два раза в неделю, и спустя несколько сеансов перед внутренним взором Азирафеля вдруг начал вырастать какой-то другой он — словно более определенный, более заостренный, более… неправильный, но близкий. Как картина во время реставрации, с которой снимают более поздний лак, чтобы показать, каким полотно было при создании.       Ему было сложно, но процесс оказался увлекательным. Азирафель доверился доктору Айрону после первой сессии, и это оказалось самым верным решением. Чем больше они занимались, тем больше мужчина понимал, что тот путь, на который он вступил, будет долгим. Однако психолог мягко подсказывал ему, что в данный момент им важно снять самые острые моменты и переживая, чтобы затем работать в долгую и в более спокойном темпе. Доктор вообще оказался для Азирафеля тихой и нормализирующей гаванью: он был первым из не относящихся к кругу семьи и друзей людей, который узнал их с Тони историю до конца. И доктор не удивился ни единому слову в ней. Это оказалось крайне важным.       Азирафель знал, что терапия Тони, которая шла параллельно с его, непроста, но качественна. Кроули делился с ним лишь отдельными эпизодами, как и Азирафель с ним — эпизодами своих встреч. Они оба чувствовали, что не хотят превращать свой быт в пережевывание того, что и так прорабатывали на сессиях. При этом — что было главным — они ощущали, что что-то в их жизнях меняется.       Среди всего для Азирафеля начала выкристаллизовываться одна эмоция, которую раньше он не слышал в сонме других переживаний. Особенно четко мужчина ее осознал в одно утро перед сессией.       Они с Тони лежали рядом, еще не до конца очнувшиеся ото сна. Юноша был в одном белье, и Азирафель осознал, что лежит рядом с ним, так плотно, как давно не лежал. Теплая ото сна кожа и спутанные рыжие пряди манили. Азирафель потянулся вперед, уткнулся в макушку Кроули носом и вдохнул любимый запах.       По телу пробежало чувство сладкого предвкушения, а Тони подался назад, притираясь к нему. Слегка обернулся, сонно прищурился и мягко улыбнулся. Азирафель подумал, что Кроули дает ему время и пространство. Ему! Еще несколько недель назад мужчине бы стало от этой мысли стыдно, сейчас же он просто погрузился в задумчивый анализ, после которого и понял, что именно его совершенно точно беспокоит.       — Я не могу расстаться с его вещами. — Сказал он позже днем, садять в кресло напротив доктора Айрона.       — С вещами?..       — Рафаэля. Да. — Азирафель кивнул. — И я как будто… как будто если я что-то с ними сделаю, то это будет значить, что…       Доктор слушал.       Мужчина подумал, что Тони смог… он расквитался с вещью, которая погубила их Рафаэля. А он…       — А вы хотите с ними расставаться? — спросил психолог.       — Да. То есть нет. То есть я должен. Это ведь… Новый этап. Преодолей и иди дальше. Я не хочу превращаться в тех, кто запирает комнаты умерших людей на ключ, не желая жить дальше.       — Разумеется, — кивнул доктор Айрон, — но все же — вы хотите расставаться с его вещами? Почему вы считаете, что это важно?       Азирафель вздохнул и потер переносицу.       — Я не знаю. Нет, вероятно, это не обязательно… Богиня. Просто я хочу… Словно я что-то такое хочу сделать, чтобы сказать себе: да, он больше не придет. Его рубашки ему… — голос мужчины дрогнул, но он заставил себя договорить до конца, — ему больше не нужны его рубашки. Никогда не будут нужны… но я не хочу… Не хочу их… уничтожать совсем. Как будто бы… все равно. Это его вещи. Я хочу их держать…       Азирафель прижал руку к груди.       — Глупости, да? — он чувствовал, что его губы дрожали.       Психолог, как и всегда, был спокоен, в его глазах было тепло и сочувствие.       — Азирафель, у меня для вас будет домашнее задание. Вы должны решить, что вы хотите делать с вещами Рафаэля. То, что где-то кто-то сказал, что расставание с вещами помогает стабилизировать психологическое состояние, не значит, что это так и есть. Не будьте так категоричны. Если вы не хотите сейчас расставаться с вещами — вы это не делаете. Если вы через месяц захотите — поступите так, как захотите тогда. Если у вас есть желание что-либо с этими вещами сделать, чтобы они навсегда оставались рядом с вами — опять же: вы поступаете так, как вы хотите. Доверьтесь себе. Вы имеете право поступать так, как надо вам. Сейчас и всегда.       После сеанса Азирафель был очень задумчив. Вернувшись в книжный, он ненадолго пересекся с Тони, который заменял его, и тут же попрощался, потому что юношу ждала мисс Грин.       Покупателей в отсутствие Азирафеля было много, это он понял по выручке в кассе и по прикрепленным рядом чекам. Перехватив работу и погрузившись в неё, он ненадолго забыл о словах доктора Айрона, но стоило только последнему покупателю уйти, Азирафель решительно запер дверь на ключ и поднялся наверх.       Ему было необходимо расстаться с вещами Рафаэля. Он не очень этого хотел, но чувствовал, что после расставания станет легче. По крайней мере, должно было стать легче!       Он вынул стопку с одеждой и прижал её к груди. Она уже давно не пахла Рафаэлем, но ощущение, что юноша находился рядом — как ангел хранитель — присутствовало.       — Мальчик мой, — Азирафель сел на кровать. — Ты так нам нужен… Я очень скучаю…       Он помолчал немного, сминая в пальцах ткань одежды, а затем разворошил стопку и резко разорвал одну из рубашек.       Это ощущалось неправильным. Словно этот способ прощания ему не подходил, а треск ткани уж слишком сильно бил по ушам.       В случае с Энтони всё было верным. Кроули, сам по себе человек эмоциональный и импульсивный, желал таким образом избавиться от мотоцикла. А Азирафель не желал.       Что-то оборвалось внутри, и он с каким-то сожалением начал соединять вместе разорванные концы испорченной рубашки. Пусть эта вещь и бездушная, но она точно не заслужила такого обращения. И она уж точно не поможет Азирафелю. Всё было в его голове.       Пустой взгляд голубых глаз надолго задержался на вещах, а когда одна, гениальная по мнению Азирафеля, мысль загорелась в его голове, он улыбнулся и начал складывать одежду в свою клетчатую сумку. У него постепенно рождался план, к которому мужчина был расположен больше, чем к порче вещей.       Через полчаса приехал Кроули. Азирафель ждал его внизу.       — Голодный? — спросил он.       — Немного. — Ответил Тони и улыбнулся. Он заметил сумку на диванчике для гостей и спросил: — Что это?       — Это… акт прощания. Объясню по дороге. Давай ты отвезешь меня в ателье, а я куплю тебе хот-дог?       Устоять перед вредной уличной едой было сложно, поэтому юноша без раздумий согласился на выгодный бартер и пошел обратно к машине.       — Я подумал, что это глупо продолжать хранить вещи Рафаэля. — Начал говорить Азирафель, когда машина тронулась с места. — Как будто я не могу начать новую жизнь, пока они есть. Как будто они ещё могут пригодиться. Понимаешь?       Кроули кивнул и направился к вагончикам с едой, что располагались на соседней улице.       — Я хотел их испортить, разорвать, но понял, что давно не испытываю негативных эмоций. — Только сказав это вслух, Азирафель почувствовал, как ему легко от одной только мысли об этом. — Мне нечего выплескивать. Поэтому я почти сразу пожалел о своем решении.       — Хорошо. — Подбодрил его Тони. — И что ты придумал?       — Момент.       Они остановились и Азирафель поспешил к ярко красному вагончику, у которого толпились подростки. Они ели бургеры и смеялись. Эти ребята были полны жизни, они наслаждались моментом, и Азирафеля вдруг осенило, как это важно — жить настоящим и радоваться чему-то в моменте.       Оглянулся на Кроули. Юноша голодными глазами следил за тем, как для него готовят хот-дог. Он улыбнулся Азирафелю, когда заметил на себе его взгляд и тот улыбнулся в ответ. Через минуту он уже направлялся обратно с едой с большим стаканом газировки.       — Я решил, — продолжил мужчина, пока Тони вонзал зубы в мягкие булочки пропитанные соусом, — что нужно избавиться от вещей. Но, понимаешь, это тоже мне не подходит. Я не хочу. Они дороги мне как память. Поэтому я подумал, что было бы неплохо сделать из них одеяло.       Кроули пожевал, запил все газировкой и сказал:       — Отличная идея.       — Правда? — Азирафель улыбнулся.       — Правда. И очень подходит тебе. Ты всегда рассуждал здраво.       — А ещё, я понял это буквально только что…       — Фто? — Кроули снова куснул хот-дог, но это не мешало ему принимать участие в разговоре.       — Что придумал иной способ попрощаться.       — Какой?       Азирафель отвел от Кроули взгляд и попросил:       — Давай после ателье заедем на кладбище? Я хочу кое-что сказать ему.       Юноша вытер рот, смял использованную салфетку и убрал в сторону бумажный пакетик.       — Ладно. — Просто ответил он, после чего завёл машину и они наконец поехали дальше.       В ателье Азирафель не задержался. Он отдал одной из работниц сумку и сказал, что никаких особых пожеланий у него нет. В общих чертах описал, как представляет себе готовое изделие, и не забыл упомянуть, что одежда ранее принадлежала дорогому ему человеку. Его поняли. Взяли аванс и обещали вскоре позвонить.       А через час они оказались на кладбище.       Кроули остался в машине. Он понимал, что Азирафелю нужно побыть в надвигающихся сумерках одному. И был готов ждать его хоть целую вечность.       Мужчина присел на скамейку и вспомнил, как часто приходил сюда, чтобы позвонить Рафаэлю, чтобы послушать его голос и вновь почувствовать боль утраты. Сейчас же этого не осталось. Благодаря времени, Энтони и доктору Айрону.       — Я наконец понял, что делать дальше. — Сказал мужчина, глядя на надгробный камень. — Я решил, что хочу жить настоящим. А настоящее — это Энтони. — Он кивнул сам себе и продолжил: — Я никогда не забуду тебя, мой мальчик. Но ты не вернешься. Поэтому, прямо сейчас я оставляю свою старую жизнь. Здесь.       Все же предательская слезинка скатилась по щеке. Но она не причинила боль. Наоборот, стало проще.       — Ты навсегда останешься одним из лучших воспоминаний в моей жизни. И я всегда буду любить тебя. — Азирафель вытер щеку и улыбнулся. — Прощай, Рафаэль. Может быть, где-то в параллельной вселенной ты жив и счастлив. Может быть даже со мной…       Где-то вскрикнула птица. Зашуршал ветерок.       С души Азирафеля упал камень.       Он сделал это. Он нашел свой способ освобождения, превращая скорбь в светлую память.       Мужчина встал и, не оглядываясь, пошел к машине. Там его ждало настоящее и будущее. Непременно счастливое. И оказавшись рядом, Азирафель не сдержался и обнял Энтони. В его объятиях было тепло и уютно. Как в самом лучшем месте во всей Вселенной.       — Я люблю тебя. — Прошептал на ухо юноше. — Поехали домой.