Я, ты и он

      Энтони так и не появился в университете. Азирафель первые сорок минут занятия пытался быть участливым: начал новую тему, перекинулся со студентами парой-тройкой фраз, вступил в недолгий разговор с Хастуром, который в отсутствии рыжего друга решил блеснуть умом, а потом… Потом профессор Фелл сдался своим переживаниям по поводу отсутствия Энтони, выдал группе самостоятельное задание и закрылся в кабинете.       Его сообщение, которое он отправил в их общий чат перед тем, как начать разбирать новую тему, оставалось непрочитанным. Поэтому Азирафель решил набрать мальчикам и выяснить, что с ними случилось.       До Энтони было невозможно дозвониться. Автоответчик таким родным голосом просил оставить сообщение, но сам Тони не спешил снять трубку. Первые всполохи паники отозвались в груди Азирафеля. Он нервно потянул за клетчатую бабочку на шее и набрал Рафаэлю.       То же самое.       Мужчина облокотился бёдрами о стол и тяжело вздохнул. Никогда ранее близнецы не ставили его в такое волнительное положение. Они всегда были на связи и часто писали ему сами. А теперь… Теперь они заставляли Азирафеля теряться в догадках и нервно вышагивать из угла в угол, потому что сидеть и ждать ответа было невозможно.       Когда прозвенел звонок, профессору все же пришлось покинуть кабинет. Он не задал никакой домашней работы, чему все открыто обрадовались, и начал собирать со стола листки с выполненным самостоятельным заданием, которые студенты небрежно клали на самый край перед уходом. Все то и дело улыбались ему и желали хорошего дня, а Азирафель лишь кивал и рассеянно провожал учащихся взглядом.       Вскоре аудитория опустела и профессор беспомощно откинулся на спинку кресла. Разные мысли лезли ему в голову. И от них становилось неприятно. А вдруг… Вдруг мальчики решили его бросить? Вдруг их отношения были для них своеобразной игрой, интересным экспериментом? Они ведь ещё такие молодые!       Внутри начал разрастаться холод, стоило лишь подумать о подобном. Азирафелю вдруг стало противно от самого себя. Как он мог начать сомневаться в братьях, не узнав наверняка причину пропажи? Попахивало неуверенностью в себе, а безмолвный телефон не способствовал тому, чтобы начать мыслить в здравом русле.       За десять минут до следующего занятия с выпускной группой профессор вдруг вспомнил, что ему нужно зайти в ректорскую и взять журнал посещаемости. Что бы ни произошло, у него все еще были обязанности до конца семестра. Он закрыл аудиторию на ключ и пошел по широкому коридору, огибая шумные группки студентов. Кто-то врезался в него, а Азирафель и бровью не повел. Его внимание было приковано к чату в телефоне, где его сообщение было все также отмечено серыми галочками.       Ну не могли телефоны близнецов одновременно разрядиться или потеряться…       — Эй, Азирафель, с тобой всё нормально?       Голос Габриэля вывел мужчину из оцепенения. Он и сам не понял, как преодолел несколько этажей и дошел до ректорской, чтобы застыть там в дверном проёме с потерянным выражением лица. Переключив внимание на коллегу, Азирафель отметил, что и тот был не весел. Как и секретарь — Мэгги, которая с поникшим выражением лица нервно стучала по столу ногтями.       — Нет… — ответил Азирафель наконец и спрятал телефон в карман брюк. — Не думаю…       — А-а, это из-за того парнишки, да? — Габриэль качнул головой, словно читал мысли профессора. — Кроули. Твой же студент? Как быстро у нас новости разносятся…       Ледяная волна страха окатила Азирафеля. Он не ослышался? Габриэль сказал Кроули? За секунду мужчина испытал шок, стресс и потерю координации. Он слегка покачнулся и ударился плечом о дверной косяк. На ум не приходило ничего, кроме зудящей мысли о том, что их заметили, а самого Энтони отчислили без разбирательств.       — О… о чем ты? Что там с Кроули? — спросил Азирафель, стараясь говорить твёрдо. Краска схлынула с его лица, но он был готов к осуждающим взглядам и последствиям.       — Нам позвонили из больницы. — Начал Габриэль и налил себе воды из графина. Странная эмоция вперемешку с удивлением на лице Азирафеля осталась им не замечена. — В аварию попал Кроули. Да не один, а с братом. Брат его погиб на месте, а этого определили в реанимацию. Искали родственников… видимо у парня с собой были только документы из университета…       Каждое сказанное Габриэлем слово пробивало Азирафеля насквозь, выжигая последние остатки разума. Звонили из больницы? Рафаэль умер, а Энтони в реанимации? Бред… сумасшедший бред, в который Азирафель отказывался верить. Не могли они… Не могли!       — …мы передали им всю информацию, но похоже, что парни были сиротам…       Азирафеля порвало на куски от всего услышанного. Ноги подкосились, в ушах зашумело, а в легких вдруг стало пусто. Каждый новый вдох ощущался глотком ледяной воды, который не спасал, а душил. Горло сдавливало так, что становилось трудно дышать. А перед глазами пелена: всё размылось, закружилось с невероятной силой.       — … ужасная трагедия…       Все то, чего Азирафель хотел, о чем мечтал — вдруг превратилось в пепел. Их трио, такое крепкое и сплоченное, вдруг распалось, как карточный домик.       Авария…       Звучит ужасно и совсем не похоже на правду. А больно-то как внутри, если представить…       — Ну-ну, Мэгги, тише… — Азирафель различил сквозь шум в ушах участливый голос Габриэля, обращенный к секретарю. Профессор моргнул несколько раз и посмотрел на девушку. Та рыдала взахлеб и прижимала ко рту красный платок. — К сожалению, мы не можем повлиять на ход событий. Богиня дала жизнь, Богиня забрала…       Да к черту Богиню, если она обрывает жизнь лучшим из лучших!       Дыхание Азирафеля всё ещё было частым и сдавленным, но он пытался, изо всех сил пытался принять реальность и подумать обо всем трезво. Нельзя было сгибаться пополам от боли в груди, что становилась только острее с каждой секундой. Нужно было… Что?       — Что за больница? — спросил он задыхаясь.       — Э-э, — Габриэль поднял взгляд на коллегу и выровнялся. — Больница Святой Мэри… Ты плохо выглядишь, Азирафель. Может воды?       — Я пойду… не могу тут сейчас…       — Куда!..       Что-то ещё бросив напоследок, Азирафель уже пробирался сквозь поток студентов к кабинету, чтобы взять свои вещи, а затем и к выходу. Перед глазами стояли близнецы, их утренние прощания, улыбки, тёплые взгляды. Рафаэль, сидящий на коленях у кровати, и Тони, касающийся его руки…       Азирафель держался за стену и упорно шел вперёд, отрицая в голове все то, что сказал Габриэль. Ему не верилось ни единому слову. Ему не хотелось верить. Но на периферии сознания мужчина понимал, что врать бы о таком никто не стал.       На улице пронзительный холод забрался за шиворот, а Азирафель его даже не почувствовал. Он вообще ничего не чувствовал, кроме жгучей боли по всей грудной клетке. Не помня себя, мужчина всхлипывал, пока вызывал такси, и оглядывался кругом. Он так хотел увидеть родные лица, идущие ему навстречу! Глаза бегали от столба к столбу, от широких каменных дорожек у кампуса до лавочек и фонтанов. Пусто… Тревожное ощущение все нарастало и нарастало, устраивая внутри самую настоящую борьбу принятия и отрицания.       Когда машина наконец подъехала, Азирафель кинулся на заднее сидение и хлопнул дверью громче, чем ему бы хотелось. Водитель кинул на него недобрый взгляд, но промолчал, заметив, в каком состоянии был его пассажир. Азирафель выглядел так, словно в любую минуту мог лишиться чувств: лицо бледное, глаза влажно поблескивали и копили в самых уголках кристаллики слез. Ладони, то и дело дергающие светлые волосы, подрагивали.       Во время поездки Азирафель смотрел в окно, но дома, машины и люди превратились в неясные пятна. Жизнь вокруг бурлила и продолжалась, для одного лишь Азирафеля она остановилась и потеряла смысл. Ничего сейчас для него не было важно, кроме достоверных и подробных известиях о его мальчиках, которых он с нетерпением ждал, но также и боялся.       Через двадцать минут поторапливаний со стороны Фелла водитель плавно остановился у главного входа в больницу Святой Мэри. За терпеливость и спокойствие ему перепало несколько лишних купюр, и благодаря им очередное хлопанье дверью сошло с рук нервному пассажиру.       В больничном холле была какая-то невообразимая суета. Посетители переговаривались с врачами, шли мимо, подписывали бумаги или ждали среднего качества кофе у автомата. Не обращая ни на кого внимания, Азирафель подлетел к стойке регистрации и нетерпеливо хлопнул по ней.       — Кроули… к вам доставили сегодня! Здравствуйте! Пожалуйста скажите, что с ними!       — Добрый день мистер… — женщина за стойкой выглядела уставшей. Она явно не обрадовалась тону Азирафеля, который чуть ли не кричал. — Кроули… — её пальцы запорхали над клавиатурой. — Вы родственник?       — Нет, почти. — Поймав на себе странный взгляд, Азирафель опустился до лжи: — Это мой жених. Один из…       — Жених? Чей именно?       Азирафель растерялся. Не мог же он ответить «обоих»! Пожал плечами и выпалил первое, что пришло в голову:       — Энтони.       — Одну минуту…       Женщина оторвалась от компьютера и взялась за телефон. Спустя какое-то время ей ответили.       — Доктор Уилсон, спуститесь пожалуйста в приемную… прибыл жених Энтони Кроули. Хорошо… да, конечно. — Опустив трубку на рычаг, женщина снова обернулась к компьютеру и обратилась к Азирафелю. — Как я могу к вам обращаться?       — Азирафель Фелл, — не замедлил мужчина с ответом.       — Мистер Фелл, у вас есть какие-то данные о ближайших родственниках Кроули?       — Нет. У них никого кроме меня нет.       — Очень жаль. Подождите пожалуйста доктора Уилсона, он с вами поговорит.       Азирафель кивнул и отвернулся. Зажмурился на мгновение, после чего посмотрел по сторонам. Больничная нагнетающая атмосфера давила со всех сторон. Азирафель вообще не любил больницы, а проверять здоровье раз в несколько лет предпочитал в частных клиниках, где нет такого шума и давки.       Кажется, он простоял у стойки достаточно долго, прежде чем кто-то коснулся его локтя. Доктор, что материализовался перед Азирафелем, позвал его за собой и тот, впиваясь ногтями в ладони, пошел следом.       Ноги не слушались и время от времени подкашивались. Всё тело ощущалось ватным, не поддающимся контролю. Сознание Фелла уплывало, что не осталось незамеченным для доктора Уилсона.       Тот пригласил Азирафеля в кабинет, налил ему воды и указал на стул.       — Добрый день, мистер Фелл. — Начал доктор басовитым тоном. Очевидно, женщина из регистратуры передала ему имя посетителя. — Я собираюсь сообщить вам тяжелую новость, касающуюся вашего жениха, Энтони Кроули, и его брата Рафаэля…       Азирафель закивал в нетерпении и стиснул пальцами стакан с водой. Несколько глотков помогли ему унять легкую дрожь в руках.       — … сегодня на Бонд-стрит произошла авария. Её причиной стал инфаркт у водителя встречного автобуса, который столкнулся с мотоциклом. Рафаэль… мне очень жаль, мистер Фелл, но Рафаэль скончался на месте из-за перелома позвонка в шейном отделе.       Азирафеля пробрал озноб. Его затрясло. Даже из уст Габриэля слова о смерти звучали не так страшно и реально, как из уст доктора Уилсона. У Фелла было богатое воображение, он мгновенно представил себе трагедию, разворачивающуюся на главной улице Мейфера, и дал волю слезам.       Он, несмотря на свой возраст и глубокий жизненный опыт, оказался не готов к такому…Никто в его окружении не умирал. И как не сойти с ума в таком случае, он не имел понятия.       — С вашим женихом дела обстоят лучше. — Голос доктора доносился до Азирафеля как сквозь толщу воды, но мужчина всеми силами пытался держаться на плаву. — Его поместили в отделение реанимации с небольшой травмой головы. Сейчас он без сознания, но стабилен. Слышите?       Азирафель кивнул и разрыдался пуще прежнего. Ему так сильно хотелось отмотать время назад… Так сильно хотелось вернуться во вчерашний день, где они втроем были счастливы. Но… реальность оказалась беспощадна к его чувствам. Она, не щадя, терзала его, сжигая все внутри.       — Я… — мужчина всхлипнул и принял протянутую ему бумажную салфетку. — Я могу их увидеть?       Доктор Уилсон поджал пухлые губы.       — Мистер Фелл, к сожалению в отделение и морг допускаются только родственники. Вы можете быть допущены только после согласия пациента или предоставлении соответствующих документов…       — Пожалуйста! У них никого нет кроме меня. Я… я могу спонсировать вашу больницу! Я могу… мне нужно всего лишь увидеть их…       Доктор был непреклонен.       — Мне очень жаль…       Азирафель прижал салфетку к лицу и согнулся пополам. Какая несправедливость постигла его мальчиков! За что эта кара? За что эти мучения? А Рафаэль?..       Его жизнь оборвалась тогда, когда парень смог стать счастливым. Такой молодой, такой красивый и теперь уже мертвый. Навсегда…       — Я хотел бы знать, когда Энтони очнётся, — из последних сил вытолкнул из себя слова Азирафель.       — Конечно. Вам непременно сообщат. Мистер Фелл, как вы себя чувствуете? Мы можем оказать вам психологическую помощь…       — Нет. Я справлюсь. — Азирафель встал, и тут же к горлу подступил комок тошноты. — Пожалуйста, сообщите мне сразу. Я оставлю номер…       — Конечно. Я провожу вас.       Женщина у стойки регистрации взяла у Азирафеля данные и попрощалась с ним, выразив свои соболезнования.       Слёзы безостановочно текли из глаз, а на улице Азирафеля стошнило в урну. Частые спазмы скручивали живот, и в этот момент он ничего не мог с собой поделать. Его тело так реагировало на жуткую правду о Рафаэле. О светлом юноше, которого хотелось любить и возносить. Но сделать это Азирафель сможет теперь только в своих снах и воспоминаниях.       Теперь у него остался только Энтони.       Энтони, которому придётся пережить все то же, через что прошел Азирафель. После этой мысли мужчина содрогнулся от новой волны неприятных ощущений. Как бы ему хотелось оградить юношу от всего плохого. Хотелось обнять, укрыть собой, чтобы тот не испытывал боли и сожалений. Но он понимал, что это невозможно.       И все же вместе они справятся. Однажды они научатся жить без Рафаэля, а пока… пока Азирафель испытывал желание отключить эмоции и забыть об этом дне, как о самом страшном сне. Потерянный, обессиленный и опустошенный, Азирафель направился домой. Туда, где ещё витал дух Рафаэля.

***

      Может ли быть так, что месяц тянется, одновременно, словно год и словно один день?       Раньше Азирафель сказал бы, что это просто игры подсознания, помноженные на теорию относительности, но теперь… теперь он сам знал, какого это.       Вот он в книжном — сколько времени прошло с тех пор, как Энтони очнулся? Достаточно много… Когда Азирафель пришел к нему, после того, как из больницы сообщили, что его перевели из реанимации, то юноша уже все знал. И видеть горечь на лице любимого человека было очень тяжело.       А что было потом? Азирафель силился вспомнить, и не мог. Как будто разум милостиво захлопнул перед ним дверь дома, в котором жило теперь самое страшное воспоминание его жизни — только в окошки и можно было разглядеть отрывочные картины.       Нет, не стоило туда смотреть. Вынести это, пережить — невозможно.       Сколько же он тут?       Судя по скопившимся счетам — да, именно месяц и прошел. Он так и не открыл книжный, конечно же. Никаких сил на это не было и желания тоже. И он ушел из университета — резко, бессовестно, оставляя коллег с прорехой в расписании. Но ничего, они точно справятся — про себя Азирафель был не уверен.       Энтони пришел в себя достаточно быстро. Его травма была незначительной. Однако все поменялось между ними — после того дня, который Азирафель не хотел бы помнить и хотел, потому что это был последний день, когда он видел Рафаэля — таким, каким не хотел бы видеть никогда, но все же видел. Его дорогого, нежного мальчика… в последний раз.       От этих воспоминаний руки начинали трястись, словно Азирафеля захватил тремор. Видение стояло перед глазами, но весь остальной день в его памяти был спасительной тьмой.       Энтони не приходил к нему, кроме одного единственного раза тем холодным, декабрьским вечером. Его вещи так и остались у Азирафеля, полураспакованной грудой жизни, которая у них почти была. Все это время он жил у друзей. Азирафель искал его, звонил — и трубку брал то мрачный Хастур, то язвительный Лигур, то крайне деловитая Анафема. Энтони не хотел говорить с ним, не мог пока — но позволял друзьям сообщать Азирафелю, что с ним все в порядке.       И когда он все же решился заявиться к нему на порог, то был настолько мертвецки пьян, что не мог сказать ни слова. Азирафель подхватил его на пороге, уложил в постель — и обнаружил ее на следующее же утро пустой, словно не было его ночного гостя. А ведь и не должен был Кроули быть гостем в книжном — это должен был быть его дом.       Время шло, но лучше не становилось. Жизнь набегала волнами, лишая возможности горевать в пустоте.       Счета приходили, но теперь на них стали появляться угрожающие отметки. А в какой-то момент вдруг пропали. Когда Азирафель позвонил в банк, чтобы узнать, что случилось — оказалось, что его родители внесли всю оплату по его долгам.       Это стало для мужчины нужной пощечиной. Он был взрослым человеком, принявшим рисковое решение. Его счастье было разрушено и никогда уже он не сможет улыбаться так, как раньше. Но у него не было права заставлять расплачиваться за его же поступки тех немногих близких, что у него были.       Он начал потихоньку, понемногу, продавать книги. Каждое действие давалось ему с тройной долей усилий, но Азирафель заставлял себя это усилие делать. Не потому что хотел — потому что это было единственным действием, которое он понимал как делать и, у которого видел результат, пускай к этому результату был равнодушен.       Он продолжал звонить Энтони каждый день — и каждый день получал ответ, но не от него.       И вот спустя три недели после его незапланированной ночевки, Кроули снова пришел.       Это был обычный будний день. Азирафель разбирал коробку со свежей поставкой, занося данные в журнал поступлений, как вдруг прозвенел звонок. Сердце мужчины пропустило несколько тактов и тут же заболело так, что захотелось схватиться за грудную клетку.       — Тони! — Азирафель бросился к юноше, который сделал несколько шагов внутрь помещения. Как же он скучал… по его присутствию, запаху, шумному дыханию. Скучал по всему его существу, рыжим вихрам, изящным рукам, необычайным глазам и скулам, которые за последнее время стали выделяться намного четче, указывая на небольшую потерю веса.       Одет он был по обыкновению в черное — черная кожаная куртка, подбитая утеплителем, черные джинсы и очки. На первый взгляд в нем ничего не изменилось, но от чуткого взгляда Азирафеля не укрылись рваные движения, которые выдавали сложные эмоции.       — Привет, — тихо сказал Кроули, не снимая очки. — Как я рад!.. — начал мужчина и осекся на слове «рад». Могло ли это слово хоть когда-нибудь снова начать значить то же, что значило раньше?       — Азирафель, — Энтони покачал головой. — Я пришел попрощаться.       Мужчина замер, опустив руки.       — Энтони, пожалуйста. Ты… нам надо быть рядом. Чтобы пройти это… я бы мог… — он ринулся с места в карьер уговаривать, не ища никаких умных слов, просто содрогаясь от ужаса того, что его хочет оставить и Тони.       — Нет. — Отрезал юноша таким тоном, что лучше бы он ударил Азирафеля в живот ножом. — Мне надо уехать. Я не могу… — тут его голос сорвался. — Я не могу больше жить тут. Мне надо…       Руки Азирафеля задрожали.       — Мой дорогой, ты не можешь…       Он бросился вперед и схватил Тони за рукав. Тот выдрал ткань и отступил на шаг, опуская голову так, словно не хотел, чтобы Азирафель имел хоть какую-то возможность увидеть его глаза.       — Нет. Я могу. И я сделаю… я не… — юноша скривился, — не волнуйся, ты не получишь никаких вестей о моем уходе из жизни, которые тебя расстроят.       Да, лучше несколько ударов настоящим оружием, чем эта боль от обиды и несправедливости. Азирафель был взрослым мужчиной, но не смог ничего поделать — слезы покатились из глаз, а руки сжались в кулаки. За что Энтони с ним так?       — Мне надо уехать. Пожить. Понять. Что вообще представляет моя жизнь. — Вымученно сказал Кроули.       — Но мы!..       — Нет «нас», Азирафель! — шикнул Кроули. — Нет нас, теперь и никогда больше не будет. И если ты думаешь, что я останусь тут, только чтобы мы оба жили вместе и лелеяли память о том, что у нас было… Чтобы ты был со мной только потому, что я — все, что осталось!.. Нет. Ты очень добр, но я не собираюсь давать тебе возможность проявить твою ангельскую доброту.       — Энтони… — Азирафель чувствовал себя жалким, потеряным и только и мог, что лепетать, — скажи мне только, что…       — Что? — недобро скривился Кроули.       — Что ты…       — Я буду вести себя разумно, — сдавленный смешок вырвался из груди Тони, — просто дай мне…       И тут он, наперекор всей своей грубости, шагнул вперед и быстро провел рукой по лицу Азирафеля, стирая слезы.       — …дай мне… жить. Я…       — Я увижу тебя снова? — шепнул Азирафель, поднимая на него свои глаза.       — Я не знаю. — Сказал Кроули. — Но я обещаю, что буду в порядке. Для тебя.       Он наклонился и оставил на лбу Азирафеля легкий, летящий поцелуй, кивнул и вышел, хлопнув за собой.       Мужчина бросился за ним, но Кроули был быстрым: только черный силуэт мелькнул в конце улицы, чтобы тут же раствориться, словно юноша не ушел — провалился сквозь землю.       Азирафель вернулся в книжный. Вот теперь его жизнь точно закончилась.       Следовало подумать, надо ли начинать другую.