Вальдер

      Тэхён старается не смотреть на Чонгука в те редкие моменты, когда представляется возможность. Это просто ни к чему. Изначально это была плохая идея. Он до сих пор не может объяснить, для чего разрешил чужому проблемному омеге околачиваться у себя. Минги, кажется, только в радость болтать с Чонгуком, обсуждая то ремесло, то Вальдер, то своего омегу.       Чонгук повадился приносить стряпню, но Тэхён ни разу её не пробовал. К счастью, всегда есть Минги, который ест за них двоих. Тэхёну давно никто не готовил, с тех пор как его муж сбежал.       Запах свежей выпечки напоминает Тэхёну те дни, когда он ещё наивно полагал, что всё может наладиться. Он старался изо всех сил. Просил совета у друзей. Но всегда думал лишь о том, что просто недостаточно хорош. Что муж недоволен потому, что он плохой альфа.       Сейчас уже отболело, и он смотрит на прошлое с более лёгким сердцем. Его муж случайно на окраинах Вальдера встретил свою истинную пару. Тэхён всегда считал это какой-то условностью. Сказкой, которую рассказывала мама на ночь. Истинность и невиданное притяжение казались ему выдумкой, он считал, что достаточно просто следовать правилам, что достаточно проявлять заботу, стараться. Оказалось, что это совсем не так. Его самого оказалось мало, и муж никогда ему на самом деле не принадлежал. Поэтому он в какой-то степени понимает Чонгука. По этой же причине старается держаться подальше. Просто чтобы не привыкать к обществу того.       Тэхён долго копался в себе и скрепя сердце признал: даже если бы муж остался с ним, их жизнь не была бы такой, какой она является, например, у Намджуна и Банчана. Его друг-вожак со своим омегой кажутся ему идеальной семьёй и сейчас. У него же никогда ничего отдалённо похожего не было. В один прекрасный день просто признался сам себе: он и сам мужа не любил.       Это был долг. Это было служение Вальдеру и обычаям. Всё, что угодно, но точно не любовь.       — Я накрыл обед, — с улыбкой сообщает Чонгук, когда Тэхён выходит из кузницы, снимая защитные очки.       — Здорово, поедим, — Минги со всей готовностью садится за небольшой стол, который, вообще-то, для этого не предназначен, но Чонгук всё устроил.       — Ты не должен готовить, это не твоя обязанность, — замечает Тэхён, и улыбка медленно исчезает с миловидного лица Чонгука, который, словно заботливый хозяин дома, стоит в переднике и вытирает руки полотенцем.       — Вот мой Хёнджин вечно возмущается, когда я прошу приготовить, и говорит: «Готовь сам». Говорит, рождён для красоты и веселья. Я с ним согласен, он красив и весел, только вот этим сыт не будешь… Однажды он постарался приготовить для меня что-то, занялся пожар на кухне, хорошо, что Ёнбок был рядом. В общем, он поджёг себе волосы… А во второй раз я имел неосторожность посмеяться над его супом. Тарелка с супом была надета мне на голову, с тех пор он вообще даже перестал пытаться что-то делать, — грустно рассказывает Минги. — Но я готовлю сам. Мне, на самом деле, не сложно. Просто хочется иногда, чтобы он обо мне заботился тоже… Но, кажется, я вообще ему не очень нравлюсь.       Тэхён качает головой, усмехаясь. Минги и Хёнджин — та ещё парочка, но он готов поспорить, когда один из них наберётся житейской мудрости, а второй укротит свой характер, они заживут душа в душу.       — Мне нужно кое-что закончить, — произносит Тэхён, глядя, как Минги за обе щёки уплетает мясной пирог.       Он замечает, что Чонгук словно мрачнеет. Возможно, ему кажется, что тот задался целью его накормить и завязать дружеское общение, но Тэхён для себя этот вопрос решил: это им обоим ни к чему. Какой смысл дружить с тем, кто скоро сбежит?

***

      — Хватит есть пироги, ты вечно ничего не оставляешь для Тэхёна, — возмущается Чонгук, когда Тэхён уходит.       — Что я могу поделать, если они вкусные? — с набитыми щеками говорит Минги.       — Попроси своего омегу приготовить, — почти шипит Чонгук.       — Я же тебе говорил, он не будет готовить. Он каждый раз находит разные причины, но я думаю, что он просто считает меня никудышным альфой… К тому же, когда я оставляю пироги, Тэхён их всё равно не ест. Чего добру пропадать? — невозмутимо говорит Минги.       Чонгук замирает. Получается, он Тэхёну противен? Или тот просто не любит пироги, а хочет что-то другое? С тех пор как он ходит в кузницу, Тэхён едва десятком слов с ним обмолвился. Будто Чонгука и нет вовсе. Ведёт себя примерно как Сан. Хотя порою и от Сана больше внимания.       Чонгук останавливает сам себя. Зачем ему хоть чьё-то внимание? Он просто своей стряпнёй хотел отблагодарить альфу, не более. А уж съест Тэхён то, что он приготовил, или нет, вообще не имеет значения. Хотя внутри отчего-то неприятно. Чонгук точно знает, что готовит он хорошо, Минги тому подтверждение, но оценка этого альфы его почему-то совсем не волнует. Ровно как и оценка Сана. Он смилостивился и Сану собрал пирог, чтобы тот на охоте вкусно пообедал. Конечно, тот удивился и смотрел очень странно, но пирог принял.       — Скажи, а альфа может отказаться от омеги? — вдруг спрашивает с интересом Чонгук.       — Ты что, малахольный? Кто же по своей воле отказывается от омеги? — Минги хмурится.       — Ты вечно жалуешься на Хёнджина, разве ты не можешь отказаться от того, и пусть идёт своей дорогой?       — Во-первых, я от Хёнджина никогда в жизни бы не отказался.       — Но он ведь, по твоим словам, считает тебя никудышным…       — Я буду стараться, чтобы он меня признал и полюбил. Ты просто не видел Хёнджина ни разу, — внезапно глаза у Минги загораются. — Он невероятно красивый, а оборачивается в белого волка. Хёнджин очень гордый, сильный и обязательно родит мне самых красивых волчат, — мечтательно заявляет альфа.       — Ага, и молись, чтобы умом они были не в тебя, — усмехается Чонгук, за что Минги шлёпает его легонько по лбу деревянной ложкой, но это всё равно Чонгука не останавливает от смеха.       Но на самом деле, он даже чувствует некий укол зависти. По-честному, Чонгук был бы не против влюбиться, чтобы у него появилась опора, но ему достался Сан. Неплохой по всем фронтам альфа, только вот между ними будто невидимая стена.       Ни запах, ни статная фигура Сана его не привлекают.       — Ты сказал «во-первых», а во-вторых, что?       — А во-вторых, я не хочу остаться навсегда один. Без собственной семьи, как… — осекается Минги.       — Как Тэхён? — догадывается Чонгук.       Минги лишь кивает.       — И неужели он ни при каких обстоятельствах не может быть с омегой?       — Возможно, ему разрешили бы взять вдову или вдовца, но, как ты знаешь, обычно они в почтенном возрасте, — Минги озадаченно чешет затылок. — Так что… В общем, да, Тэхён останется один.       Чонгук закусывает нижнюю губу, останавливая себя от очередного возмущения. Почему-то его заботит это. Заботит, что Тэхён остался один не по своей воле и почему-то наказан. Наказан из-за того, над чем не имеет власти.       А потом он вспоминает: та же участь ждёт и Сана, когда он сбежит. Наверное, только теперь, чуть получше узнав здешних людей, ему становится действительно жаль.

***

      Чонгук повадился каждый день ходить за ним хвостом. В основном спрашивая «Что это?» и «А это что?». Тэхён всегда терпеливо отвечает на эти вопросы, с него не убудет, хотя и не ясно, зачем тому знать, что такое горн или наковальня и для чего они.       Он видит попытки любопытного омеги завязать хоть какой-то разговор, и это вовсе не раздражает его, нет. Его это забавляет. Чонгук сообразительный, а ещё очень красивый. Тэхён ловит себя на мысли, что любуется иногда. Например, когда Чонгук в очередной раз накрывает на стол или смеётся с Минги, а ещё он иногда видит того из окна своего дома по утрам, когда Чонгук идёт к кузнице с очередным узелком еды. Тэхён всё ещё не ест то, что омега готовит.       Минги он отпускает сегодня пораньше, решая, что они и так достаточно хорошо потрудились. Крупные заказы он закончил, остались более приятные, которые сам Тэхён любит больше всего. Те, где нужно проявить вольность фантазии, художественную мысль. Чанбин просил сделать для Чимина перстень, а Сонхва хотел пару новых подсвечников.       Конечно, то, что Тэхён делает изо дня в день, больше касается хозяйственных вещей, но что-то, что требует не просто физического труда и навыков, а творчества, удаётся ему действительно на славу, и он правда гордится этим.       Он выходит из кузницы, когда небо подсвечивается алым, вдыхает полной грудью свежий вечерний воздух, такой прохладный после жара горна. А ещё в этой свежести Тэхён тут же чувствует знакомые сладкие нотки. Так пахнет Чонгук.       — Почему ты отказываешься от моей еды? — омега явно его ждал.       — Почему ты сидишь здесь? Зачем поджидаешь на улице? — спрашивает Тэхён, надеясь, что Чонгук стушуется и уйдёт.       — Потому что хотел задать этот вопрос, — хмурится тот. — Прошло две недели, а ты ни разу ничего так и не попробовал.       — И тебя это обижает? — он смотрит на омегу внимательно.       У Чонгука красивые длинные волосы, которые омега то убирает в косу, то носит распущенными, приятно смотреть. Он мало обращает внимание на то, во что омега одевается, но вот волосы часто привлекают его взор. Сегодня локоны не струятся по плечам.       — Ответь, почему ты не ешь, — Чонгук складывает руки на груди, смотрит строго, хотя от этого взгляда больше становится смешно.       Такой решительный и уверенный в себе. Тэхён усмехается и замечает, что во взгляде Чонгука появляется растерянность.       — Преломить с кем-то хлеб — это знак дружбы. Мы с тобой не станем друзьями, Чонгук, ты даже не хочешь здесь находиться. Для чего мне принимать эту еду?       — Я всего лишь хотел поблагодарить тебя в знак того, что ты не выдал меня! — вспыхивает Чонгук. — Глупый альфа, я больше не буду вас угощать!       — Это к лучшему, — кивает Тэхён. — Ведь, помимо дружеских чувств, так выражают симпатию. Сан может начать ревновать, потому что ты готовишь для чужого альфы, — не удерживаясь от улыбки, говорит он.       — Что? Да я… Я готовлю ему тоже, ясно? Что Сан, что Минги, едят как кабаны. А ты даже ни разу не попробовал! Никакая не симпатия, ясно тебе?       — Ясно, — кивает Тэхён.       — Я готовлю, потому что не хочу, чтобы Сан что-то заподозрил, а для тебя, как я и говорил, приготовил пироги в знак благодарности. И всё. Раз ты такой дурак, больше не буду так делать! Понятно?       — Понятно, — он еле держится, чтобы не рассмеяться, настолько его веселит реакция Чонгука.       Кажется, омега смутился не на шутку, а ещё даже в сумерках заметно пунцовые щёки.       — Ну вот… И всё, — кивает Чонгук, а после разворачивается так, что длинная коса рассекает воздух.       Омега чеканным шагом удаляется прочь, оставляя шлейф сладкого аромата. Тэхён не без удовольствия глубоко вдыхает, а затем цепенеет. Кажется, он слишком наслаждался этим разговором.       А после до него доходит то, что он крутил на днях неосознанно в голове: Чонгук пахнет его любимыми ароматами. Спелой грушей и ирисом. Фигура Чонгука в белом всё удаляется до тех пор, пока не скрывается за другими домами. Но даже после того, как омега оказывается вне поля его зрения, замешательство не отпускает Тэхёна.       Разве ему может понравиться чужой омега?

***

      Чонгук долго ворочается в постели, коря себя за глупость и нелогичность. Вместо того чтобы сосредоточиться на том, как сбежать из Вальдера, он только и думал про здешнего кузнеца.       — Великая Луна… Чонгук, ты идиот, — шепчет он сам себе, закрывая лицо руками.       «Ведь помимо дружеских чувств, так выражают симпатию…»       Ему не нравится Тэхён. Что в этом альфе может нравиться? Беспрекословное служение Вальдеру, который обрёк того на одиночество? Перед глазами тут же возникает образ кузнеца.       Да, Тэхён высокий, статный, как большинство здесь. Несомненно красивый. Он признает это не только, когда дело касается Тэхёна. Нет ничего такого в том, чтобы отметить чужую красоту. Ему нравится лицо альфы, особенно когда тот редко улыбается, обычно Тэхён очень серьёзен или сосредоточен, но стоит улыбке тронуть лицо, как у него у самого появляется желание улыбаться. Правда, сегодня ему было не до улыбок.       Почему-то он ощутил странное смущение. Ему никогда никто особенно и не нравился в Эйргасе. Ни один альфа, который проявлял внимание, и ему не интересен никто в Вальдере, хотя должен был понравиться Сан по задумке вожака.       Нет, всё не то. Чонгук вспоминает лоснящуюся загорелую кожу Тэхёна, покрытую хитросплетением рисунков, длинные чёрные волосы, заплетённые в косы, густые брови вразлёт, пухлые губы, а самое главное — глаза. Карие глаза, которыми тот смотрит так, будто видит Чонгука насквозь. Низкий спокойный голос, в котором иногда скрывается улыбка.       Будто Чонгук его забавляет.       В его голове проскальзывает мысль, которой он пугается: а если бы его распределили Тэхёну, он бы тоже упорствовал и желал сбежать?       «Великая Луна, не дай мне наделать глупостей. Мне нужно домой» — последнее, что приходит ему в голову, прежде чем уснуть.

***

      Тэхён чувствует настойчивое прикосновение к своей руке, дёргается от неожиданности. Луна заливает его спальню. Омега в белом с распущенными волосами сидит на краю его кровати, смотрит прямо ему в глаза, улыбается.       — Чонгук? — Тэхён садится на кровати, пытаясь сообразить, что омега может делать здесь поздно ночью. — Что ты здесь делаешь?       Чонгук лишь прикладывает палец к губам, произнося тихое «тс-с».       — Тебе нельзя…       Он не успевает договорить, потому что тот приставляет палец к его губам. Тэхён замирает, всматриваясь в лицо Чонгука. Тот смотрит с нежностью. Смотрит так, как никогда не смотрел на него муж. С обожанием.       Тэхён хватает Чонгука за запястья, притягивая к себе, и омега совсем не противится, тот забирается на него сверху, и он с готовностью подхватывает Чонгука под бедра. Сладкий живой запах тут же забивается в ноздри, дразня, стекая нектаром по глотке. Он ощущает на своих губах чужие мягкие неумелые губы, и его словно совершенно срывает.       Это правильно. Чонгук с ним — это правильно.       Тэхён зарывается пальцами в густые длинные волосы, неистово целуя омегу, сминая губы нетерпеливо, ощущая, как тот старается отвечать на поцелуй, держится за его плечи, тяжело дышит, трётся пахом о его живот. Кажется, скоро у него кончится воздух, Тэхён забывает дышать от восторга и своего бездумного, глупого, но желанного поступка.       Чонгука трогать нельзя, но тем сильнее это хочется делать. И он делает.       Чонгук с трудом отпрянывает, и Тэхён хочет спросить, что не так, но тот его опережает.       — Ты знаешь, что ты мне обещан Луной?       — Что? — не понимает Тэхён.       Он смотрит в чёрные красивые глаза Чонгука, и вдруг всё становится будто нечётким, расплывается. Тэхён пытается держать Чонгука за руку, чтобы не ускользнул, но тот тоже словно растворяется, он больше не ощущает чужую руку в своей.       Тэхён открывает глаза, ощущая жар во всём теле. Луна и правда заливает всю его комнату, только вот никакого Чонгука в ней нет.       Он откидывается на кровати, тяжело дыша, ощущая, что и грудь, и шея влажные, сердце бьётся так быстро, будто Чонгук и правда здесь был. Будто он правда того целовал и не собирался останавливаться. Ощущение ото сна такое яркое, что это даже пугает.       А потом до него доходит: пришёл гон.       Это проблема. Но ещё большая проблема в том, кого привели ему сновидения.       Чонгук. Тэхёна особенно сбивает с толку собственная полная уверенность во сне, что это правильно, и после пробуждения чувствуется горечь разочарования. Хочется вернуть это чувство, а ещё хочется, чтобы Чонгук и правда был здесь.