шикана

Мы здесь ненадолго, но это очень хорошее время.

Колин МакРэй

      Чонгуку было семь лет, когда он впервые попробовал халву. Кажется, что ему достаточно просто закрыть глаза, чтобы вспомнить тот день во всех красках — улыбающаяся мама, недоверчиво косящийся в сторону неопознанного объекта Хосок и с интересом заглядывающая через плечо хозяйки Мари, их домработница. В их просторной гостиной пахло лесной свежестью из приоткрытого окна, цветочными духами матери, мятными конфетами и, как позже Чонгук узнает, халвой. Мама тогда светилась от счастья. Она всегда любила приносить домой что-то новое и необычное, а в тот солнечный день халва была чем-то по-настоящему сверхъестественным. Хотя бы для детей и наивной Мари, едва перешагнувшей своё двадцатилетие. Подобной сладости из семечек никто из них никогда даже не видел, и Амалия, побывавшая, кажется, в каждом уголке мира, словно стремилась поделиться своими знаниями и впечатлениями со всеми, кто её окружал.       Чонгук даже спустя пятнадцать лет помнит тот вкус, будто он въелся ему в язык, оставшись там на всю жизнь сладостью. И он прекрасно помнит, что тогда в первую же минуту смог понять, что ему это нравится. Так легко и просто, без лишних слов. Хосок пытался распробовать, корчил рожицу и хмурил тёмные брови, причмокивая губами, а Мари лишь коротко улыбнулась, запив сладость водой. Чонгуку же не нужно было пробовать ещё раз — тогда он замычал от удовольствия и посмотрел на маму широко распахнутыми глазами, вызвав у Амалии счастливую улыбку.       Он всегда понимал с первой минуты, что ему нравится. И поцелуи с Тэхёном не были исключением. Они тоже оставляли после себя приятное послевкусие — кажется, что-то до невозможности сладкое, но настолько едва ощутимое, что хотелось потянуться за добавкой. Тэхён был снисходителен к нему даже в этом вопросе, без лишних слов подставляясь под внезапные поцелуи, с помощью которых Чонгук, кажется, пытался распробовать новый для него вкус. Он ему понравился сразу же, как и привезённая пятнадцать лет назад мамой халва, но он всё ещё пытался раскрыть для себя каждую нотку. Чонгук сделал для себя внезапное открытие — ему нравится, когда Тэхён улыбается в поцелуй, когда немного ворчит, стоит только Чонгуку отвлечь его от чего-то, прижавшись сперва к щеке, а только потом — к губам. Нравится, когда Тэхён договаривает за него, не требуя озвучить всё то, что проносилось настоящим десятибалльным торнадо внутри его тела.       А внутри Чонгука действительно бушевала страшная стихия.       Заслуженный отдых они решили провести в том же доме, не покидая Германию. Вся остальная команда улетела через два дня после гонки, оставив их вдвоём. Чонгук знал, что после их возвращения на них посыпятся сотни вопросов о том, чем же они занимались наедине в другой стране. Точно же не обкатывали новые машины. Это немного нервировало, самую малость, но всё же. Тэхён тактично делал вид, что не замечает, как Чонгук порой уходит в себя — он уверен, что на самом деле мужчина всё замечал, но словно старался не давить на размышляющего над сложившейся ситуацией Чонгука. Не то чтобы самого Чонгука это сильно волновало — он не первый спортсмен, у которого чувства к своему тренеру. На самом деле, это даже порой было своеобразной закономерностью — в переполненном любовью к спорту сердце всегда зарождались неоднозначные чувства к человеку, который прикладывал все силы для того, чтобы довести своего подопечного до пьедестала. Порой их легко спутать с уважением и благодарностью.       Но Чонгук уверен, что его сердце колотилось точно не из-за этого. Он был по-настоящему влюблён в своего тренера. И его это не пугало, просто вгоняло в то состояние, когда он понимал, что ему предстоит выйти из своей зоны комфорта, чтобы не заставлять Тэхёна продолжать играть на публике свои старые роли. Он и сам этого не хотел, потому что за ту неделю, что они провели наедине вдали от остального человечества, он осознал, что ему нравится сама мысль являться объектом обожания такого человека, как Ким Тэхён. Нет ничего ужасного в том, что об этом будет знать всё человечество.       Чонгук переворачивается на правый бок и взглядом натыкается на спящего Тэхёна. Вчера они допоздна смотрели фильм, из-за чего, кажется, уснули в одной постели, не удосужившись даже накрыться одеялом. На лицо лезет дурацкая улыбка, которую Чонгук даже не старается спрятать, протягивая руку и убирая тёмные прядки завивающихся на кончиках волос с чужого лба. Тэхён морщится во сне, наверняка почувствовав лёгкое прикосновение.       Чонгук пододвигается ближе и укладывается щекой на чужое плечо, на этот раз всё же закрывая глаза и вдыхая уже знакомый и полюбившийся за столь короткий промежуток времени запах. Тэхён, тихо промычав что-то несвязное, закидывает на него свою руку и притягивает ближе, и Чонгук ощущает, как тот носом зарывается в копну его русых волос, втягивая носом смесь шампуня и ароматических свеч, запахом которых Чонгук, кажется, успел пропахнуть с ног до головы.       Тэхён сжимает его сильнее в своих объятиях, прижимая к своей груди и вынуждая Чонгука тихо засмеяться.       — Ты меня сейчас раздавишь, — сопит он, делая незначительные попытки выбраться из чужих рук.       Тэхён, кажется, воспринимает это как поощрение собственных действий, а потому только перекатывается на другой бок и закидывает на Чонгука ногу, вновь вжимая его в себя и заставляя прохрипеть что-то едва разборчивое в тёплую кожу.       — Да? Тогда ты сам в этом виноват, — Тэхён лениво растягивает слова, его голос хрипит из-за недавнего пробуждения и кажется ещё привлекательнее. — Мне казалось, что мы не спим в одной постели, потому что это тот уровень, до которого мы ещё не дошли.       Чонгук повержено вздыхает, закатывая глаза. Да, это были его слова, потому что его сердце не выдержало бы такого испытания. Они и без этого засиживались вместе допоздна, пока кто-то всё же не уходил в свою комнату. Для Чонгука это было неким барьером, который помогал ему сохранить рассудок. В голове всё ещё царил беспорядок, а находящийся рядом с ним Тэхён совсем не помогал с тем, чтобы разобраться с ним. Наверное, он просто не понимал, из-за чего Чонгук порой беспокоился. Жизнь никогда не казалась ему лёгкой штукой, но в последнее время испытаний было достаточно для того, чтобы ему хотелось уехать жить в горы.       — Тэхён, что теперь будет?       Он начинает издалека, осторожно ступая на тонкий лёд и всё ещё продолжая говорить в чужую грудь. Чонгук слышит ровное сердцебиение, и это его успокаивает. Тэхён вопросительно мычит на его вопрос, пуская вибрацию этим звуком.       — Я о команде. Мы просто будем делать вид, что между нами ничего нет?       — Зачем? Я думаю, все уже поняли, что между нами точно что-то есть, — он поглаживает его по спине, не отпуская от себя ни на сантиметр, и это вызывает внутри Чонгука поистине непередаваемое ощущение. — Думаю, будет намного лучше, если мы не будем скрывать свои отношения. Они никак не повлияют на тренировки или на моё отношение к тебе. Не жди поблажек.       — Ты невыносим, — бурчит Чонгук, щипая Тэхёна за бок. — Я не ждал их, просто беспокоился о том, как все отреагируют. Я бы не хотел, чтобы все говорили у тебя за спиной, будто бы ты закрываешь глаза на все мои ошибки только из-за того, что состоишь со мной в отношениях, понимаешь?       Тэхён отстраняется от Чонгука и, положив ладонь ему на щёку, мягко улыбается.       — Так ты переживаешь за меня?       Чонгук на мгновение даже теряет дар речи, смотря широко распахнутыми глазами на довольного Тэхёна. Ему казалось, что это было понятно и без объяснений. Чонгук слишком давно крутился в мире, где за его спиной постоянно распускались слухи.       Он имеет всё только благодаря своему отцу. Он ни на что не способен без денег своего отца. Его протолкнули только связи отца. Отец, отец, отец…       В круговороте сплетен Чонгук даже перестал различать правду и ложь. Может, без отца его действительно здесь не было бы? Может, он не лежал бы сейчас в объятиях самого красивого на свете мужчины, если однажды его отец не воспользовался своими деньгами и связями, чтобы сделать из него гонщика?       — Ты думал, что я из-за себя так… Боже, — он краснеет, когда Тэхён подаётся ближе, практически касаясь своим носом кончика его.       Такие проявления нежности всё ещё заставляли бабочек внутри обеспокоенно взмахивать крыльями, невесомо касаясь внутренностей. Для Тэхёна это не было чем-то тяжёлым, уже на следующий день после их первого поцелуя он прилип к нему на кухне, когда Чонгук заваривал чай. Он тогда опешил, едва не выронив кружку, но мужчина позади только довольно сопел, будто нашёл что-то драгоценное в своём доме и не желал отныне выпускать. Он перепрыгнул через этап с неловкими прикосновениями, потому что, конечно же, ему давно не пятнадцать лет.       Тэхён просовывает руку под свободную футболку и касается пальцами спины Чонгука, умиротворённо урча. Чонгуку хочется сфотографировать это выражение его лица и хранить этот снимок до конца своих дней, но он только расслабляется, вырисовывая на плече Тэхёна незамысловатые узоры своими касаниями.       — Не беспокойся обо мне, золотце, я могу позаботиться о себе. Тем более, меня уже давно не волнует то, что обо мне говорят другие люди.       Да, конечно, Чонгук и забыл, что Тэхён — чёртова непробиваемая стена.       — Отлично, тогда я могу поцеловать тебя даже перед камерами? — выпаливает он, встречаясь с глазами напротив, в которых прыгают искорки веселья после его слов.       — Если ты хочешь, то я не буду против.       Чонгук закрывает глаза и утыкается носом в чужую шею, стараясь скрыть лезущую на лицо улыбку. Просто невыносимо. Тэхён мягко смеётся над ним, поглаживая спину и целуя в макушку.       — У нас самолёт через четыре часа, пора бы начинать собираться, — напоминает он ненавязчиво, словно ему и самому не хочется выбираться из постели.       — Давай пообнимаемся ещё чуть-чуть, — шепчет Чонгук.       — Я заметил, что ты любишь обниматься.       — С тобой — да.       Тэхён прижимает его к себе ближе, желая, кажется, стать с Чонгуком одним целым.       Возможно, Чонгук может и привыкнуть к такому утру. Ему бы понравилось просыпаться в чужих объятиях и не думать ни о чём другом.       Потому что ему нравится всё, что связано с Тэхёном, — долгие тренировки, совместные завтраки, разговоры до позднего вечера и просмотр фильмов; ему нравится разделять свои будни с кем-то, хотя он никогда раньше и не задумывался о том, что действительно в этом нуждается. В человеке, который будет рядом с ним постоянно, разбавляя будни своим присутствием. Чонгук никогда не относил себя к тем людям, которым нужен кто-то другой для существования, он не гнался за тем, за чем гнались другие, разыскивая в лицах прохожих того самого. Чонгук просто плыл по своему течению, пока не наткнулся на Тэхёна. Может, ему хватало настоящих гонок, а потому Тэхён сам пришёл к нему? Медленно, осторожно, но всё же пришёл.       — Разрешишь мне иногда приходить к тебе, когда вернёмся в Сеул? — нарушает комфортную тишину Чонгук.       — Я дам тебе ключи от своей квартиры, можешь приходить в любое время.       И этот мужчина действительно его?       — Ты сражаешься за звание самого идеального бойфренда в мире или типа того?       — Мне нравится, когда ты называешь меня своим бойфрендом, твой английский просто сводит с ума, знаешь?       Чонгуку кажется, что его шея начинает покрываться красными пятнами от столь откровенных комплиментов, но он старается не выдавать себя, немного отстраняясь от Тэхёна и вынуждая того убрать руку из-под его футболки. В глазах напротив — веселье и нежность, которой Чонгук раньше не замечал, но сейчас та окутывает его чем-то мягким и тёплым, похожим на пушистый плед.       Он прокашливается и перекатывается на край кровати, наконец опуская босые ноги на пол.       — «Мой парень» тебе нравится меньше? — спрашивает, потягиваясь, из-за чего футболка задирается, оголяя живот и поясницу.       — Почему же? Мне бы понравился любой вариант, — Тэхён приподнимается на локтях, следя за ним. — «Мой мужчина», «мой возлюбленный»…       — О, я понял, прекрати.       Чонгук смеётся и ерошит свои кудри, ловля отражение в зеркале. Он давно не видел себя настолько счастливым. И его счастье, вопреки всеобщему ожиданию, тихое. Он ощущает умиротворение и не хочет, чтобы этот момент заканчивался. Ему не хочется возвращаться в Сеул, не хочется покидать этот дом и эту постель. Ему правда хочется остаться в этом моменте, но Тэхён, проскользнувший к нему за спину и обнявший за талию, возвращает его в реальность. Чонгук прикрывает глаза, когда на его плече поверх футболки оставляют невесомый поцелуй.       — Я приготовлю завтрак, а ты пока иди в душ, договорились?       Чонгуку хватает сил только на то, чтобы согласно промычать.

***

      — Я бы и сам мог всё это довезти до квартиры.       Чонгук наблюдает за тем, как Хосок затаскивает в квартиру его спортивную сумку. Единственный его багаж, который он, без сомнений, мог мы запросто и сам донести до дома. Но Хосок начал упрямиться ещё в аэропорту, едва ли не вырвав сумку из рук Чонгука, потому что он, вероятно, чувствовал вину из-за того, что не смог прилететь в Германию. Чонгук его, вопреки этому, совершенно не винил. Хосок и без того являлся частым гостем на его гонках, с ним не мог соревноваться ни один из членов их небольшой семьи. Небольшой — это сраное преувеличение, потому что уже несколько лет членов семейства Чонов было всего трое. Так что, конечно, у Хосока было не так много соперников, но он всё равно был первым. Для Чонгука он всегда был первым.       — Ты устал, так что позволь старшему брату позаботиться о тебе, — Хосок проходит глубже в квартиру, оставляя сумку возле дивана и садясь на него. — Если хочешь, я свожу тебя в какой-нибудь ресторан перекусить, ты наверняка голодный после перелёта.       Чонгук на мгновение задумывается — на самом деле, сейчас он был бы не против домашней еды. Кажется, Тэхён за короткий срок успел приучить его не только к своим прикосновениям, но и к готовке дома.       — Может, приготовим что-нибудь сами?       Хосок поднимает на него взгляд и мягко улыбается, кивая:       — Конечно, давай выберем блюдо, чтобы я мог заказать продукты.       Чонгук не может сдержать себя от ответной улыбки. С Хосоком всегда легко, он относится к тому типу людей, которые подхватывают чужое настроение и умело подстраиваются под него, меняя что-то до тех пор, пока то не станет хорошим. Если оно и до того было неплохим, то они стараются сделать его лучше. Человек-солнце, не иначе.       Они вместе выбирают какую-то пасту, и Чонгук после этого удаляется в душ, чтобы смыть с себя последствия долгого перелёта и переодеться в чистую одежду. Несмотря на то, что ему не хотелось возвращаться в Корею, он рад оказаться дома. Наверное, дело было в том, что Чонгук являлся настоящим домоседом, любящим каждый уголок своей съёмной квартиры. Здесь всё было так, как хотелось только ему — мягкая мебель, маленькие декорации, статуэтки героев из его любимых фильмов и сериалов, ароматические палочки и гирлянда над кроватью. Со стороны он казался подростком, но на самом деле просто создавал для себя комфортное место. Место, куда хотелось возвращаться после тяжёлого дня.       Он переодевается в домашние штаны и футболку и возвращается к брату с полотенцем, накинутым на голову, с лёгким удивлением замечая, что Хосок уже разбирал продукты.       — Можешь заняться беконом, — говорит ему брат, указывая на нож и разделочную доску.       — Как скажете, шеф.       — Так… Не хочешь рассказать мне, почему ты задержался в Германии? Ты был не слишком разговорчив, когда я спрашивал тебя об этом по телефону.       Чонгук вздыхает, вытирая волосы, а после оставляет полотенце на своих плечах, берясь за нож.       — Просто о таком не рассказывают по телефону, знаешь ли.       Хосок поворачивается к нему, заинтересованно вскинув тёмные брови. У них никогда не было секретов друг от друга. Признаться честно, Чонгук всегда считал Хосока своей второй половиной, недостающей частью, без которой было бы гораздо сложнее жить. Они всю жизнь делили абсолютно всё, будь то шоколадка или разбитая ваза. Просто это казалось правильным. У Чонгука не было никого ближе Хосока, поэтому он всегда выделял особое место в своей жизни старшему брату.       Сейчас он был бы не против рассказать о своих отношениях с Тэхёном Хосоку. Он бы хотел рассказать ему самому первому.       — Я остался там со своим тренером, — начинает он, выкладывая бекон на разделочную доску. Хосок рядом заинтересованно мычит, таким образом подталкивая его к тому, чтобы он продолжил. — Ты помнишь его, да? Ким Тэхён.       — Я помню, кто твой тренер, Чонгук.       — Да, конечно. Так вот, я остался в Германии с ним, мы провели всё это время вместе у него дома. Мы вроде как вместе? Я о том, что мы в отношениях друг с другом.       — Вы встречаетесь, — он не спрашивает, он утверждает.       Да, они встречаются. Из чужих уст это звучит иначе. По телу разливается приятное тепло, из-за которого Чонгук улыбается и согласно кивает. Оказывается, говорить вслух о том, что они с Тэхёном теперь вместе, гораздо приятнее, чем он ожидал. И о чём он только думал? Он бы ни за что не смог молчать об их отношениях, когда ему хочется кричать об этом на каждом шагу.       — У тебя сейчас лицо треснет, — весело хохочет Хосок, положив руку ему на плечо и подтянув ближе к себе. — Что, настолько нравится?       — Может, ты дашь мне хотя бы парочку минут на то, чтобы собраться с мыслями?       — Нет, говори всё, что у тебя на уме. Так нравится или как?       — Нравится, — сдаётся Чонгук, возвращая своё внимание к бекону.       Хосок пристально смотрит на него, и Чонгук прилагает огромные усилия для того, чтобы не спрятаться от этого взгляда где-нибудь в соседней комнате. Признаваться старшему брату в своих чувствах к другому мужчине — то ещё испытание, для которого нужно нереальных размеров мужество. Не из-за того, что Чонгук боится осуждения или чего-то похожего, просто… Это всегда нелегко. Любой человек, у которого есть старший брат или сестра, согласился бы с ним.       Хосок знает о том, что Чонгук неровно дышит к мужчинам, примерно лет шесть. С того самого дня, когда застукал его за чтением гейской книги. Спойлер: у Чонгука ужасно покраснели щёки ещё до того, как он понял, что за его спиной стоит старший брат и вместе с ним читает очень горячую сцену секса двух футболистов в душевой. Впрочем, это был спонтанный каминг-аут, хотя Чонгук и мог тогда сказать, что чтение подобных книг ничего не значит и никак не связано с его ориентацией. Вновь же, очередной спойлер: оно было связано напрямую.       И вот теперь Хосок стоял рядом и улыбался, потому что Чонгук рассказал ему о своих отношениях.       — Он хорошо к тебе относится? Во время первой нашей встречи он показался мне немного заносчивым, — Хосок делает шаг в сторону, покидая личное пространство Чонгука.       — Он хороший, правда. Он бывает немного вредным, но он делает это как-то по-доброму, наверное. Понимаешь?       — Пытаюсь.       Чонгук закатывает глаза:       — Он заботится обо мне, постоянно выслушивает и даёт советы. Ты же знаешь, я обычно не люблю делиться тем, о чём думаю, но с ним это делать настолько легко, что я порой даже не замечаю, как слова слетают с моего языка.       — Тогда он и в самом деле хорош.       Чонгук утвердительно мычит, потому что да, хорош. Не то чтобы у Чонгука был богатый опыт, ему мало с чем можно сравнивать, но он достаточно здравомыслящий человек для того, что понять, что с Тэхёном можно строить здоровые отношения. Тэхён словно олицетворяет здоровые отношения. Разве готовящий завтрак мужчина не является огромным зелёным флагом? Или тот мужчина, который без лишних вопросов просто помолчит с вами, не расспрашивая о том, что случилось? Чонгук будто выиграл в лотерее и отхватил самый лакомый приз — люди десятилетиями гоняются за теми, с кем могут построить нормальные отношения, а ему было достаточно просто пару раз свалиться на землю, чтобы однажды его ухватил тот самый.       Возможно, он слишком рано думает об этом. Может, через месяц или два Тэхён вдруг поймёт, что ему нужен партнёр его возраста — кто-то такой же зрелый и со своим собственным багажом. У Чонгука подобного багажа не было, он много раз наступал на различные грабли, но вряд ли они делали из него зрелого человека. Это нормально, ему всё же всего двадцать два, в этом возрасте всё ещё нормально ошибаться и учиться, но внутри него зарождаются мысли о том, хватит ли у Тэхёна терпения учиться заново вместе с ним.       Неважно.       Чонгуку почему-то хочется взять всё, что ему предлагает Вселенная на этот раз. Если ему суждено оказаться после этого с разбитым сердцем, то пускай так и будет. Он всё же сможет до этого хорошенько оторваться и искупаться в лучах чужой нежности, верно? От жизни нужно брать всё, а если она предлагает Ким Тэхёна, то следует жадничать.       — Окей, а что насчёт гонки?       Хосок мастерски меняет тему, перемещаясь по кухне так, будто бы это его квартира и он знает здесь каждый уголок.       — Нормально. Я бы даже сказал, что хорошо. Я немного нервничал перед стартом, но, как показала гонка, у меня очень хорошая команда, так что, — он растягивает последнее слово, подхватывая со стола апельсиновый сок и делая несколько глотков прямо из бутылки, на что Хосок цокает языком и закатывает глаза. — Всё прошло отлично, я даже рад, что сменил команду.       — Это хорошо. Главное, чтобы ты чувствовал себя комфортно с этими людьми. Они показались мне славными, но первое впечатление порой бывает обманчивым, ты же знаешь.       Да, Чонгук прекрасно это понимает.       — Ладно, давай-ка ты лучше расскажешь мне, как обстоят дела у тебя на работе.       — Зря ты спросил, — хохотнув, протягивает Хосок.       Его старший брат — офисная акула, человек с вечно затянутым галстуком и безупречно выглаженной рубашкой. Так что, конечно же, его всё до чёртиков раздражает на работе. Чонгук думает, что выговариваться кому-то — это неплохая терапия. Во всяком случае, это поможет избежать нервного срыва, а учитывая то, сколько у Хосока претензий к своим же работникам, его нервный срыв может быть не за горами.       Чонгуку нравится быть полезным, так что он рад, что может помочь своему брату хотя бы с этим. Просто выслушать, просто позволить вывалить всё, что до этого момента теснилось где-то внутри.

***

      Визг шин вырывает Чонгука из своих мыслей. Он наблюдает за тем, как Минхо тормозит у бокса, позволяя своему второму пилоту помочь с ремнями.       Вот они и вернулись к тренировкам. Что удивительно — никто даже не подал виду, что всем известно об их с Тэхёном отношениях. Получается, он вновь себя накрутил. Ничего нового. Он бы запросто мог забрать медаль за самого накручивающего себя человека. И кубок за того, кто переживает о чём-то раньше времени и делает поспешные выводы. Он был бы чёртовым чемпионом. Тэхён не делал ему поблажек, он действительно раздавал указания и делал замечания так же, как делал это раньше. Чонгуку это нравилось, потому что ему не хотелось бы, чтобы что-то в процессе тренировок изменилось из-за того, что его теперь могли зажать в тренерской у стола и поцеловать. Это был приятный бонус, но независимые тренировки всё же стояли на первом месте.       Юнги похлопывает его по плечу, привлекая к себе внимание, и кивает в сторону вышедшего из бокса Тэхёна. Все они выглядят немного уставшими — это заметно по тому, как Юнги еле переставляет ноги, будто его заставили бежать несколько сотен километров без остановок. Даже Субин, который обычно никак не показывал своей усталости, сейчас заламывал брови, потягиваясь и разминая спину. Тэхён их совсем не жалел, гонял по несколько раз, пока круги не становились хотя бы близки к идеальным. Ничего нового, он и раньше так проводил тренировки, но сегодня это переходило все границы. Не то чтобы кто-то решился сказать ему об этом вслух, но, вероятно, по лицам собравшихся это было понятно и без слов.       Чонгук кряхтит, поднимаясь с земли и даже не отряхивая белые штаны. Если честно, то грязная задница — это последнее, что сейчас его волнует, когда он вместе с Юнги присоединяется к остальным пилотам, готовящимся выслушивать замечания тренера. Тэхён хмурит тёмные брови и скрещивает руки на груди, из-за чего в глаза сразу же бросаются выступающие вены. Он окидывает всех тяжёлым взглядом, и Чонгук понимает, что сейчас их ждёт очередной разнос. Их отчитают поминутно, как и час назад. В груди всё ещё теплилась надежда, что хотя бы ошибки не останутся прежними.       — Я уже и забыл, чем мы тут занимаемся, — Тэхён переводит взгляд с одного на другого. — Напомните?       — Тренируемся, — отвечает Минхо, сразу же опуская взгляд, потому что отвечать на подобные вопросы Тэхёна — копать общую могилу.       — Значит, всё же тренируемся. А я уже было подумал, что вы тут стараетесь отточить вождение по городу, дамы. У вас под задницей ракета, а вы строите из себя недотрогу. Субин, ты пьян или что? Почему постоянно выезжаешь за линию и зарабатываешь штрафы? Держи руль ровнее, что с вами со всеми сегодня? Чонгук? — он наконец смотрит на Чонгука, из-за чего у того мгновенно сводит живот. — Я думал, что твоя проблема с поворотом решена, но ты опять потерял на нём время.       Чонгуку остаётся только молча всё это проглотить. Если честно, то у него уже попросту нет сил препираться, ему хочется в душ, хочется перекусить и завалиться спать. Он не думает, что он плохо прошёл последний поворот, у них хорошее время, чуть ли не идеальный показатель, но Тэхён сегодня весь будто бы на иголках, из-за чего всё, что они делают, автоматически становится недостаточно хорошим. Если выражаться словами главного инженера — ниже плинтуса.       Чонгук молча кивает и уже было переключает своё внимание на развалившегося под солнцем кота, как его вдруг припечатывает к земле следующая фраза:       — Это может стоить нам победы, так что возьми себя в руки, чёрт возьми.       Чонгук плотнее смыкает челюсти и переводит взгляд на Тэхёна, уже начавшего отчитывать Юнги. Он набирает в лёгкие побольше воздуха и выдыхает тот перед тем, как ровно сказать:       — Это был неплохой круг, тренер Ким, не понимаю, почему он Вам не понравился, но мой экипаж прошёл его достойно. С таким показателем мы можем претендовать на первое место.       Слова вылетают из него легко, потому что сейчас он остро ощущает необходимость защитить не только себя, но и Юнги и Чана, являющихся членами его экипажа. Он никогда в своей жизни не отстаивал честь своей команды перед тренером, никогда не перечил и не пытался доказать тому обратное, но сейчас внутри него с каждой секундой всё стремительнее растёт недовольство, которое не исчезает даже тогда, когда Тэхён переводит на него практически убийственный взгляд, произнося лишь короткое:       — Первый экипаж, шестьдесят отжиманий. Благодарить можете своего первого пилота.       Чонгук закатывает глаза, потому что он думал, что они уже забыли про это своеобразное наказание. Тэхён ввёл его в оборот на одной из первых тренировок, когда Чонгук на его замечание ответил что-то вроде: «Я и без Вас знаю, как водить машину». Отжимался тогда не только он, но и весь его экипаж, чтобы воспитать в них командный дух. И вот снова. Юнги вымучено стонет, но всё же отдаёт свой шлем Субину и опускается на землю. Отжиматься в их форме — то ещё испытание, и Тэхён прекрасно это знает, но только выжидающе смотрит на Чонгука.       Мышцы и без того горели ярким пламенем, а сейчас, когда Чонгук отрывал своё тело от земли, они и вовсе были готовы сгореть.       — И кто тебя за язык тянул? — пыхтит Юнги, пристроившись рядом. — Мы уже давно не получали штрафные отжимания.       — Видно же, что он сегодня без настроения, — поддакивает с другой стороны Чан.       Чонгуку хочется выплюнуть что-то вроде того, что ему глубоко плевать, какое сегодня настроение у их тренера и что это совершенно не должно сказываться на тренировках, но он вовремя ловит себя на том, что на самом деле ему не плевать. Ему интересно узнать, из-за чего Тэхён сегодня такой взвинченный, однако подойти сейчас и задать этот вопрос он не может. И он делает себе пометку в голове, что стоит сделать это после тренировки, когда вокруг не будет такого количества людей.       — А я что, должен молчать? — возмущённо шипит Чонгук, пользуясь тем, что Тэхён переключился на второй экипаж. — Могли бы и поблагодарить меня, я вас защищал.       — Мы, конечно, благодарны, — тянет Юнги, останавливаясь для того, чтобы тихо выдохнуть какое-то ругательство. — Но не мог ли ты в следующий раз делать это где-нибудь за закрытой дверью, чтобы отжиматься тебе пришлось одному?       Чонгук поворачивает голову в его сторону и награждает своим самым недовольным взглядом. Даже если сейчас они отшучиваются, чтобы переключать своё внимание с ноющих конечностей, то после этого наказания станут ещё дружнее, чем до этого. Проверено временем — после двух тренировок подряд с отжиманиями Юнги и Чан едва ли не держали рот Чонгука закрытым насильно, лишь бы не отхватить очередное наказание, чем явно смешили Тэхёна.       Однако сейчас тот не выглядел так, будто его это смешит. Он хмурил тёмные брови, низким голосом делал замечания и указывал даже на незначительные ошибки. Что-то явно было не так, но Чонгук не мог понять, что именно.       Чёртова головоломка.       Он делает последнее отжимание и валится на землю спиной, не заботясь о своём костюме и расплываясь в улыбке, когда Юнги делает то же самое. Чан садится рядом, вытирая пот со лба, и Тэхён смиряет их троицу внимательным взглядом. Где-то в его глубине Чонгук всё же отыскивает знакомую искорку перед тем, как до ушей доносится более добродушное:       — Молодцы. Идите в душ и по домам, на сегодня достаточно.       — Слава Богу, — выдыхает Юнги, когда Тэхён уходит, оставляя их одних.       — Не знал, что ты верующий, — Чан слегка склоняет голову, чтобы посмотреть на Юнги, и тот кривит губы в усмешке, вскидывая руки.       — А как тут не стать верующим, когда только вера в Бога и помогает мне не расплакаться прямо перед Кимом?       Чонгук смеётся, пока Чан бормочет что-то про, что их тренер не такой плохой, каким кажется.       Да, Тэхён в сотню раз лучше, но сегодня у него явно не было настроения, и Чонгук собирается выяснить, из-за чего.

***

      Чонгук наспех вытирает волосы и, оставив те сушиться естественным способом, закидывает полотенце на плечи. Душ помогал смыть с себя пот и пыль, которая каким-то невообразимым способом умудрялась забираться под одежду. Все остальные уже давно разъехались по домам — Юнги едва ли не сверкал пятками, когда выбегал из раздевалки с влажными волосами и накинутой поверх голого тела толстовкой. Чонгук умолял самого себя не думать о том, куда так сильно мог спешить его второй пилот, но сейчас это было не так важно. Куда важнее — дверь перед его лицом, в которую он стучится и, не дождавшись ответа, открывает.       Тэхён сидит за своим рабочим столом, являющимся олицетворением порядка — всё разложено по своим местам, нет даже намёка на визуальный шум, который Тэхёну явно не нравился. Чонгук заметил это давно — мужчина стремился убрать лишние вещи, оставляя пространство вокруг себя полузаполненным. Так и в этом кабинете, который все называли тренерской, хотя тот являлся обычным помещением, которое было добродушно отведено Тэхёну Сокджином, была приятная атмосфера порядка. Ничего лишнего, только самое важное.       Тэхён поднимает свои глаза от ноутбука и смотрит на Чонгука поверх очков, одаривая его изучающим взглядом. Чонгук под ним неуверенно переступает с ноги на ногу, ощущая себя в чём-то провинившимся, хотя он точно уверен, что ничего плохого сегодня не сделал. Если не считать препирательств, но Тэхён уже давно не отчитывает его за это.       Чонгук подходит ближе к столу и краем глаза замечает знакомую трассу на экране чужого ноутбука. Значит, Тэхён просматривает гонки. Он работает даже после того, как распускает всех по домам.       — Ты всегда заходишь через секунду после того, как стучишься? — Тэхён откидывается назад, снимая очки и потирая двумя пальцами переносицу.       — Нет, просто я знал, что ты здесь, — Чонгук жмёт плечами и встаёт рядом, опираясь бёдрами о стол и смотря на Тэхёна из-под спадающих на глаза влажных завитков волос.       Тэхён улыбается едва заметно, но всё же достаточно для того, чтобы Чонгук эту улыбку рефлекторно отразил.       — А если бы я был здесь голый?       — Почему ты должен был быть голым?       — Ну а вдруг?       — Всё ещё не понимаю, почему я должен был подумать о том, что ты можешь расхаживать по своему кабинету без одежды.       Тэхён мягко смеётся, приподнимая руки в жесте капитуляции. Он оглядывает Чонгука с ног до головы и, склонив голову к плечу, протягивает ему руку. Чонгук за неё охотно цепляется, позволяя притянуть себя ближе и останавливаясь между разведённых ног Тэхёна. От него пахнет кофе и сигаретами, а ещё — дорогим парфюмом с древесными нотками. Чонгук порой даже удивляется тому, как Тэхёну удаётся всегда пахнуть настолько хорошо, что у окружающих его людей голова идёт кругом. Чонгук был бы не против дышать одним только Тэхёном вместо воздуха, если бы только это было возможно.       Тэхён обнимает его за талию и задирает голову, чтобы встретиться взглядами. Чонгук опускает руку, касаясь пальцами тёмных волос на макушке и путая те неловкими прикосновениями. Тэхён практически мурчит из-за этого, словно он самый большой в мире кот, которого наконец соизволили погладить.       — Ты просто так решил ко мне заглянуть или что-то случилось? — тихо спрашивает он, надавливая подбородком Чонгуку на живот, из-за чего тот тихо выдыхает, опираясь второй рукой на чужое плечо.       — Помимо того, что ты сегодня вёл себя так, словно тебя за задницу покусала чихуахуа?       — Это преувеличение.       — Мы только что отжимались всем первым экипажем, а до этого ты умудрился найти любые мелочи, к которым можно придраться, и сделал это без угрызений совести.       Тэхён тихо вздыхает и заламывает брови, на что Чонгук только покачивает головой и продолжает:       — Я бы заглянул к тебе в любом случае, но всё же я хотел спросить, всё ли у тебя в порядке, потому что мне показалось, что это не так.       Тэхён вопросительно выгибает бровь. Он кажется удивлённым подобным вопросом, но выжидающе смотрит на Чонгука, подталкивая того к тому, чтобы он продолжил.       — Это видно по тебе, Тэхён, у тебя над головой словно летает туча, что-то типа этого.       Он коротко смеётся, пуская по телу Чонгука целый табун мурашек. Это не заставляет обиженно надуться и топнуть ногой, начав доказывать то, что он, вообще-то, волнуется, потому что смех Тэхёна добродушный. Чонгук только больше увлекается его волосами, путая в них пальцы, и смотрит на расслабившегося Тэхёна из-под опущенных тёмных ресниц, думая о том, что сейчас мужчина выглядел куда лучше. Если бы Чонгука сегодня не было на тренировке, то он ни за что не подумал бы, что с Тэхёном что-то не так. Хотя, возможно, это громко сказано, и дело было в обычном плохом настроении, но Чонгуку хотелось бы знать, из-за чего у Тэхёна такое настроение. Ему, на самом деле, хотелось бы знать о Тэхёне всё, даже если какие-то вещи кажутся незначительными на первый взгляд, в системе координат Чонгука они точно занимают одно из важных мест.              — Просто такой день.       Настала очередь Чонгука хмуриться. Тэхён на это только протягивает руку и разглаживает складку между его бровями.       — А мне показалось, что это ты сегодня слишком резкий, нет?       — Не понимаю, о чём ты.       — То есть, ты отжимался просто так? Тебе просто захотелось?       Чонгук закатывает глаза, выдыхая какое-то ругательство.       — Может, дело в том, что ты опять ткнул меня лицом в ошибку, о которой я и без того знаю?       — Я делал замечания всем, если ты не слышал, — напоминает Тэхён, слегка прокручиваясь на кресле, из-за чего Чонгуку приходится сделать шаг в сторону и прижаться к столу. Тэхён подталкивает его, и Чонгук, отодвинув ноутбук, запрыгивает на столешницу. — Но только ты получил наказание.       — С Мином ты себя так не ведешь.       — Юнги, — выделяет он. — Не выпускает свои когти каждый раз, когда я указываю ему на ошибки.       — Я не ошибаюсь.       Это вылетает из него до того, как он успевает хотя бы обдумать слова. Чонгук поджимает губы и смотрит на Тэхёна, готовясь к словесной атаке, но тот лишь жмёт широкими плечами, обтянутыми одной из его любимых рубашек, и протягивает лениво:       — Конечно.       Тэхён пальцами пересчитывает рёбра, смотрит с осторожностью и мягко приручает. Чонгуку больше не хочется выпускать когти, он расслабляется и позволяет себя успокаивать, раскачиваясь на воображаемых волнах.       — Может, ты расскажешь мне, что тебя сегодня так расстроило?       Тэхён цокает языком, отводя взгляд в сторону, и Чонгук убеждается, что ему любыми способами нужно вытащить из него хотя бы какую-то информацию. Потому что ему кажется несправедливым то, что Тэхён готов в любой момент подставить ему своё плечо, но редко просит об этом самого Чонгука.       Он было открывает рот, но Чонгук перебивает его, потому что знает, что сейчас Тэхён начнёт искать любой возможный путь отступления:       — Ты всегда говоришь мне, что я могу положиться на тебя, почему ты сам не хочешь сделать то же самое?       — Я и не подозревал, что ты можешь быть таким настойчивым.       — Могу, если дело касается тех, кто мне важен.       Тэхён улыбается и двигается ближе, вновь обнимая Чонгука. Его руки осторожными прикосновениями скользят по спине, вырисовывая какие-то узоры.       — Просто у нас скоро Сильверстоун, — говорит он так, будто ему тяжело даже произносить само название этой трассы, что заставляет Чонгука податься ближе. — Я… Моя последняя гонка была там.       Удар.       За ним ещё один.       Чонгук запоздало осознаёт, что его рот приоткрыт. Он не находит нужных слов, чтобы что-то сказать, потому что до этого Тэхён никогда не касался темы своего ухода из автоспорта. И сейчас Чонгук заставил его поднять эту тему. Он не чувствует себя победителем, ему из-за этого до чёртиков неловко, из-за чего хочется с позором спрятаться где-нибудь подальше от внимательных раскосых глаз, что сейчас смотрят с молчаливым ожиданием. Тэхён прощупывает почву, надавливает на более уязвимые места, и Чонгук не до конца понимает, чьи именно.       Может, на свои.       А может, принадлежащие самому Чонгуку.       — Прости, если ты не хотел говорить об этом, я не думал, что…       — Всё в порядке, рано или поздно мне всё равно пришлось бы об этом заговорить, нельзя всю жизнь молчать, так что я рад, что расскажу именно тебе, — он улыбается, вновь мягко, заставляя Чонгука почувствовать себя чертовски особенным. — Это была борьба за один из тех кубков, которые сперва кажутся невероятно важными, а потом ты теряешь к ним интерес. Мой лучший друг был в другой команде, но мы пообещали друг другу, что встретимся на финише в тройке лидеров. До сих пор помню, как Майкл смеялся перед тем, как сесть за руль. Он тогда пообещал, что я буду целовать его задницу перед финишной прямой. Майкл был замечательны другом, первоклассным пилотом и великолепным человеком. Ему было двадцать семь.       Ему было двадцать семь.       Чонгук поджимает губы и осторожно касается Тэхёна. Тот выглядит как обычно, и это пугает куда сильнее.       — Он выходил на первое место, выжимал из своей машины всё, на что та была способна. Я знаю, что он улыбался тогда. Он улыбался всегда, я не помню, чтобы его лицо когда-либо не озаряла улыбка. Нам оставалось несколько поворотов, мы почти сравнялись, мне почему-то тогда казалось, что мы только показательно посоревнуемся, а потом кто-нибудь из нас уступит последний поворот. Это было… Ожидаемо? Но поворот был всё ближе, а мы всё ещё шли рядом, практически прижимаясь друг к другу. Мой тренер орал мне в ухо, чтобы я сделал что-нибудь, но тогда я не знал, как мне лучше поступить — уступить место лучшему другу или сражаться до последнего. Майкл тоже не мог решить.       Чонгуку это чувство неизвестно. Он никогда в своей жизни даже не задумывался над тем, чтобы уступить кому-либо место. Он всегда сражался до последнего, бился до тех пор, пока силы его не покидали, но что-то в словах Тэхёна отзывается в нём, заставляя посмотреть на ситуацию другими глазами. И запоздало Чонгук всё же понимает, что именно проскальзывает в ровном тоне Тэхёна.       Всепоглощающая, ноющая боль.       — Я слишком поздно решил ударить по тормозам. Он слишком резко дёрнул руль. Наши машины столкнулись. Я сперва наблюдал за тем, как его автомобиль повернулся ко мне боком, а потом начал переворачиваться. Много раз, я уже и не помню, сколько именно, потому что меня тоже несколько раз перевернуло. Но я помню взгляд Майкла. И он до сих пор снится мне, Чонгук.       Чонгук задушено выдыхает и рывком притягивает Тэхёна к себе, практически вжимая его в своё тело. Он ощущает его боль как собственную, та острыми шипами царапает внутренности, оставляет после себя шрамы. Чонгук кусает щёку изнутри, когда Тэхён плотнее обворачивает руки вокруг его тела, стискивая в своих объятиях вместо слов. Они сейчас были бы излишни — Чонгук это прекрасно понимает. Нет слов, которые могли бы в полной мере описать то, что сейчас творилось внутри Тэхёна. Чонгук впервые ощущает острую потребность спрятать человека от остального мира, но ему это кажется нормальным. Если это Тэхён, то всё в порядке.       Он касается губами мягких волос, прикрывает глаза и сохраняет молчание. Чонгук не из тех, кто умеет поддерживать словами, он совершенно не знает, что говорить в таких ситуациях, ему гораздо легче взять за руку, обнять, погладить по спине. И он благодарен Тэхёну за то, что он это прекрасно понимает и не требует ничего другого. Он просто обнимает его в ответ и дышит ровно, повторяя за Чонгуком.       Они сидят так долго. Чонгук не знает, сколько именно, потому что в какой-то момент он полностью растворился в моменте, заставляя себя сосредоточиться только на Тэхёне. Он слушал его дыхание, ощущал его сердцебиение, грелся в его руках.       Наверное, Чонгуку хотелось бы забрать всю боль Тэхёна, которую тот прятал внутри себя. Хотелось пробраться ему под кожу и выскрести из-под неё все остатки того, что до сих пор душит его. Хотелось заполнить все пустоты собой. Хотелось просто стать для Тэхёна самым безопасным на этом свете местом, чтобы он знал, что он может в любой момент вернуться к нему для того, чтобы выплеснуть скопившуюся боль.       Тэхён, словно чувствуя его метания, осторожно отстраняется и поднимается на ноги, чтобы на этот раз смотреть Чонгуку точно в глаза. Он растягивает пухлые губы в нежной улыбке и скользит большими пальцами по его щекам, считая рассыпавшиеся там веснушки.       — Я ревную тебя к солнцу, — вместо всех благодарностей. — Оно оставило так много поцелуев на твоих щеках. Интересно, смогу ли я когда-нибудь опередить его?       Чонгук задерживает дыхание перед тем, как прошептать в пространство между ними:       — Если начнёшь прямо сейчас, то у тебя будет шанс.       Он прикрывает глаза, когда Тэхён приближается к нему и мягко касается его щеки губами. Один раз, за ним другой. И ещё, ещё, ещё. Чонгук улыбается и сжимает пальцами крепкие плечи, позволяя Тэхёну осыпать его лицо беспорядочными поцелуями. Это ощущается теплом где-то за рёбрами, миллионами вспышек самых ярких звёзд в груди. Тэхён держит его в своих объятиях и целует так, словно Чонгук — самое дорогое, что у него есть. И Чонгук теряет себя в его руках, пока глупо хихикает, подставляясь под тёплые губы. Его никогда так не любили. Никогда не касались с таким обожанием. Никогда не хотели оставить свой след на каждом участке его тела.       И Чонгук не станет врать — ему это нравится.       Потому что он готов стать для Тэхёна тем, кто будет делать для него всё то же самое.       Он старается заглушить в себе ноющее чувство. У него по-настоящему болит сердце за Тэхёна. Потому что Тэхён сильный, он умеет справляться со своей болью, а Чонгук легко ломается. Чонгуку рядом постоянно нужен человек, готовый поймать его. И ему впервые в жизни необходимо самому стать таким человеком для кого-то другого. Чонгук боится не справиться, боится, что у него ничего не получится.       Больше всего в жизни с недавних пор он боится увидеть в глазах Тэхёна разочарование.       — Я хочу поблагодарить тебя, — начинает Тэхён, касаясь губами кончика носа.       — За что?       — За этот разговор. Мне стало легче, когда я поделился этим с тобой.       — Я рад, что смог помочь, — Чонгук улыбается и аккуратно убирает волосы с лица Тэхёна. — Мы можем взять это за привычку, что думаешь? Что-то вроде того, чтобы не молчать, а разговаривать друг с другом, как тебе идея?       Тэхён смеётся:       — Отличная, но не забывай, что это работает в обе стороны, потому что ты тоже любитель помолчать.       Чонгук жмёт плечами, на что Тэхён слабо щипает его за бедро.       — Хорошо-хорошо, как скажешь.       В глазах напротив — бесконечная нежность. Чонгук в неё уходит с головой, когда его подбородок осторожно подхватывают двумя пальцами, вынуждая приподнять голову. Тэхён находит его губы своими и легко захватывает их. Чонгук прикрывает глаза и прижимается к нему ближе, зажимая бёдрами и охотно отвечая.       Ему нравится целоваться с Тэхёном. Больше, чем что-либо другое. Поцелуи с Тэхёном — на вершине его списка. И вряд ли что-то способно их сместить.       Тэхён смеётся ему в поцелуй и сдавливает талию в своих ладонях, скользя по уголку губ и утыкаясь носом Чонгуку в щёку.       — Если мы не остановимся…       — Да, — соглашается Чонгук, кивая.       Они останавливаются, потому что Чонгук ещё не готов. И Тэхён на все сто процентов джентльмен, готовый ждать.       Господь, чем же он его заслужил?       Тэхён помогает ему спуститься со стола и ласково поправляет копну завивающихся волос, в очередной раз словно бы фотографируя Чонгука своими глазами, чтобы запомнить каждый момент и оставить его в памяти именно таким, каким он был на самом деле.       — Ты, наверное, устал, отправляйся домой, — он целует его в лоб, пуская мурашки по коже. — Мне ещё нужно решить несколько вопросов с Сокджином.

***

      Чонгук кидает сумку на диван и морщится, когда голос лучшего друга заполняет собой всё пространство вокруг даже через наушники.       — Ты, чёрт возьми, начал встречаться со своим тренером, но ничего не сказал об этом мне? Своему лучшему другу? Я чувствую предательство.       Не то чтобы это являлось им, но Чимину, скорее всего, всё равно. Он позвонил ему буквально пару минут назад и всё это время возмущался, ударяя по перепонкам своим высоким голосом и заставляя Чонгука захотеть разбить себе голову о ближайшую поверхность. Это точно не то, что он должен сделать после вполне себе хорошего завершения вечера. Никаких мыслей о причинении себе вреда.       — Ты же не говорил мне о том, что вы с Юнги встречаетесь.       — Мы не встречаемся, мы просто спим, — поправляет его Чимин. — И не переводи тему, Чонгук.       Он даже не пытался.       Чонгук ставит чайник греться и надеется на то, что внутри Чимина осталось не так много возмущения, потому что ещё несколько минут выноса мозга он точно не сможет вынести. Он винит в этом тяжёлый день, а не то, что он давно не слышал того, чтобы Чимин так яростно возмущался тем, что он что-то от него утаил.       Может, виной было то, что у Чонгука было не так много серьёзных отношений, и сейчас, когда те действительно появились, Чимин ожидал узнать об этом одним из первых. Чонгук, принимая позицию защиты, готов начать доказывать, что он никому и не рассказывал о них с Тэхёном. Только Хосоку, но семья вне правил, на это не обижаются.       — Хорошо, мне жаль, что я забыл тебе сообщить о своих отношениях с Тэхёном.       — Забыл?       — Это были насыщенные дни.       — Те, которые ты провёл наедине со своим парнем, или те, которые ты проводишь в Корее под боком у своего парня? Он отбирает у тебя телефон или что?       Чонгук закатывает глаза, доставая кружку:       — Нет, просто мне всё ещё немного неловко обзванивать всех и говорить о том, что я теперь вроде как больше не одиночка.       — Можно было позвонить только мне, — обрывает его Чимин, звуча при этом так, словно его действительно предали.       Господи Боже.       — Откуда ты вообще узнал об этом?       — У меня свои источники, — бубнит Чимин.       — Твой «партнёр по сексу» проболтался?       — Боже, не называй его так!       — А как мне его называть? Ты же сказал, что вы не встречаетесь, —напомнил ему Чонгук, опуская в кружку чайный пакет и заливая его кипятком.       — По имени? Не знаю, он же не Волан-де-Морт, чтобы бояться называть его имя вслух.       Чонгук смеётся, отмахиваясь от возмущённого голоса лучшего друга. Он не лезет в их с Юнги отношения, всё же они большие парни, поэтому разберутся сами, что происходит между ними, даже если их своеобразные отношения сейчас казались Чонгуку чем-то странным. Не из-за того, что он не понимал самой концепции подобных отношений, а скорее по той причине, что Чимин никогда не искал себе постоянных партнёров для секса. Он вроде был из тех людей, которые гнались за новыми ощущениями и старались на зацикливаться на одном человеке.       Серьёзные отношения для Чимина были похожи на кандалы, тянущие его ко дну.       Однако для Чонгука оставалось тайной то, почему именно с Юнги он решил изменить самому себе. И почему такой вариант отношений устраивал самого Юнги?       Чонгук качает головой и обещает самому себе больше не забивать этим голову, чтобы не стать третьим участником всего этого дерьма. Серьёзно, у него достаточно дел. Чимин может сам решать, что ему делать со своими увлечениями, а Юнги достаточно уважает себя для того, чтобы не позволить кому-либо пользоваться собой.       — Хорошо, как скажешь.       — Ты всё ещё не рассказал мне все подробности.       — Какие подробности?       Чонгук делает несколько шагов в сторону кухонного стола и хмурит брови, когда замечает на нём папку с бумагами.       — Любые. Я буду рад даже тем, где ты хотя бы расскажешь мне, кто первый признался в своих чувствах.       Он подходит ближе и замечает сверху стикер со знакомым почерком. Его челюсти плотно смыкаются, когда он срывает тот с папки и подносит ближе к лицу, глазами пробегаясь по тексту.       Чимин, кажется, зовёт его, но Чонгук не слышит.       Сердце в его груди практически замирает.       «На тот случай, если тебе захочется покинуть эту дыру. Здесь достаточно бумаг, чтобы ты без проблем разорвал свой контракт с людьми, которые смеют называть тебя своей командой. Мне больно наблюдать за тем, как тобой пользуются, сын. Я забочусь о тебе и желаю только лучшего. Прими взвешенное решение».