шикана

Гонки — это жизнь. Всё, что происходит до или после них — всего лишь ожидание.

Стив МакКуин

        — Ты сегодня какой-то тихий, — Минхо заталкивает в себя целую ложку чизкейка, выглядя при этом так, словно он чёртов сахарный маньяк.       Они решили собраться вместе в кафе, и под «вместе» Чонгук имел в виду себя, Минхо, Юнги и Сону. Оставшаяся часть их коллектива отвалилась на этапе формирования идеи затусить, как предложил Сону. К слову, сейчас он, откинувшись на спинку стула, с интересом следил за официанткой. Чонгук начинал думать, что они просто являлись его прикрытием.       Он не горел желанием присоединяться, но что-то внутри него буквально кричало о том, что ему был необходим этот повод немного расслабиться. Особенно после того, как он изучил все бумаги, которые подготовил его отец. И на которых, чёрт возьми, не хватало только его подписи. Стопки бумажек было достаточно, чтобы разрушить только недавно сформировавшуюся команду и, очевидно, покрыть репутацию Ким Сокджина чёрными пятнами. Это не выходило у него из головы, когда он вчитывался в текст. Он был наивен, когда полагал, что отец оставит всё так, как есть. Он, возможно, смог бы заставить всех нужных ему людей выбраться из могил для того, чтобы добиться желаемого.       Юнги стучит пальцами по столешнице, привлекая его внимание, и Чонгук выпускает скопившийся в лёгких воздух.       — Всё в порядке, просто не выспался.       — Неудобная кровать? — спрашивает Сону, хотя его внимание точно сейчас не за столиком.       — Удобная, обычная бессонница, не стоит так переживать.       — Ну, ты часть команды и наш друг, поэтому нам стоит переживать.       Чонгук согласно мычит, давая понять, что ценит это. Нельзя сказать, что одна гонка сблизила их и сделала из незнакомых людей самую крепкую на свете семью, но они явно двигались в нужном направлении. У них даже появился общий чат. А это огромный шаг к сближению.       Даже если так думал только Чан, создавший этот чат.       Но, опять же, нужно же им хотя бы где-то ворчать из-за тренировок, верно? Даже если Сону иногда выкидывает что-то вроде: «Надеюсь, что со своим парнем он не такой вредный», и десятки смайликов.        Чонгук обхватывает пальцами чашку, благодаря остальных, что они не зацикливаются на этом и ловко переводят разговор к другой теме. Стоит поблагодарить Минхо за находчивость, а Юнги — за проницательность, потому что это буквально единственные люди, которые без проблем считывают нежелание Чонгука долго находиться под прицелом их любопытных глаз. Минхо, пользуясь полным отсутствием Сону, отламывает внушительный кусок от его десерта, название которого Чонгук даже не попытался запомнить во время заказа, и отправляет себе в рот, удовлетворённо промычав.       У этого человека точно когда-нибудь случится сахарная кома.       — И сколько кругов вокруг дома тебе придётся сделать, чтобы сжечь это убийственное количество сахара? — Юнги отпивает свой кофе и ухмыляется уголками губ.       — Два? Один? Не знаю, у меня быстрый метаболизм, — он произносит это с такой гордостью, что внутри невольно зарождается желание треснуть чем-нибудь по его самодовольному лицу, но, словно спасая себя от этой участи, Минхо поворачивает голову в сторону Сону и говорит достаточно громко для того, чтобы тот наконец обратил на них хотя бы какое-то внимание: — Ты притащил нас сюда для того, чтобы пялиться на задницу официантки?       Он моментально дёргается, закрывая рот Минхо своей ладонью.       — Говори потише.       — Зачем?       — Фу, ты испачкал мне руку своими слюнями, — ворчит Сону и берёт со стола салфетку.       — Может, просто не надо закрывать мне рот с помощью своих рук? Тогда я и не буду пачкать их слюнями.       — Какой же ты…       Сону морщится, поворачиваясь всем телом к их столику и окидывая остальных явно недовольным взглядом. Не то чтобы кто-то из них начал чувствовать вину за то, что они отвлекли его от того, что в обычном народе зовут проявлением наклонностей сталкера.       Чонгук прячет улыбку за чашкой.       — Так кто она? — Юнги подпирает щёку кулаком, с интересом прослеживая путь девушки от одного столика к другому.       — Просто симпатичная официантка, — отмахивается Сону.       — Значит, ты будешь не против, если я приглашу её на свидание?       Чонгук едва не пускает чай через нос, поднимая глаза к спокойному Юнги.       — Ты этого не сделаешь.       — Почему? Она симпатичная, как ты сказал, так что я мог бы повеселиться с ней, раз тебе она не так сильно интересна.       — Мин, — предупреждающе тянет Сону. — Держи руки подальше от неё.       Минхо откидывается назад, растягивая губы в широкой улыбке:       — Если ты готов отгонять от неё каждого встречного, то почему бы тебе самому не подойти к ней?       — Пока это не сделал кто-нибудь ещё.       — Оставьте его в покое, — обрывает Чонгук, замечая благодарность в глазах Сону.       Не то чтобы он поддерживал его выжидательную тактику, но внутри него всё ещё теплилось то противоречие, которое закинул в него Чимин во время их недавнего телефонного разговора. Неужели между ним и Юнги совсем ничего не было? Просто сексуальные партнёры и всё? И оба, по всей видимости, были вполне довольны подобным раскладом дел.       Чонгуку не стоило лезть в чужие отношения, даже если тех и не было, но внутренние переживания за лучшего друга было не так легко засунуть в дальний уголок. Поэтому сейчас он наблюдал за Юнги, которого не беспокоило совсем ничего. Даже то, что он едва не довёл своего товарища до нервного срыва одной только брошенной фразой. Юнги был уверенным в себе молодым человеком, поэтому в его словах нельзя было сомневаться, даже если он шутил. А шутил он большую часть времени, однако делал это с самым непроницаемым в мире выражением лица.       — Как думаете, Ким разрешит завтра нам закончить пораньше?       Минхо задаёт этот вопрос всем, но почему-то Чонгук ощущает взгляд каждого на себе. Он вскидывает бровь, из-за чего та исчезает под его вьющейся чёлкой, словно ожидая чего-то, но все молчат, явно ожидая, что он ответит. Чонгук тяжело вздыхает и ведёт плечом в сторону:       — Я без понятия, почему я должен это знать?       — Вы же вроде как встречаетесь? Ты должен знать, разрешит он или пошлёт нас в долгое плавание, — Минхо укладывает подбородок на сложенные вместе руки, опираясь локтями о стол.       — Мы встречаемся, но я не живу у него в голове, так что без понятия, разрешит ли он тебе пораньше свалить с тренировки.       — Так вы всё же реально встречаетесь, ребята, — Сону, хохотнув, копирует позу Минхо.       Так это была ловушка. Они не были уверены на все сто процентов в том, что Чонгук встречается с Тэхёном. Он сам только что всё подтвердил.       — И как тебе? — Юнги отодвигает от себя тарелку с недоеденным кексом.       — Как мне что?       — Встречаться с Ким Тэхёном.       — Нормально.       — Нормально? Просто нормально?       — Вы ждёте от меня подробностей? Спешу заранее вас разочаровать, но сегодня без них.       Они практически одновременно стонут, отворачиваясь от него. Чонгук чувствует себя победителем, которому удалось выдержать одновременную атаку трёх своих противником, даже если сидящая за столом троица ими не являлась. Просто Чонгуку не хотелось делиться с ними чем-то настолько личным. Точно не сейчас.       — Во мне жила надежда, что с помощью Чонгука мы сможем договариваться с тренером, — Минхо возвращает своё внимание к чизкейку, выглядя так, словно у него отобрали любимую игрушку.       — Так и знал, что мной собирались нагло пользоваться, — Чонгук улыбается ему. — Но я против такого, так что вы в пролёте.       — Дерьмово.       Дальнейшая их беседа проходит нормально. Да, именно это слово Чонгук выбрал бы для описания своего времяпровождения в компании этой троицы. Во всяком случае, ему повезло, что разговоры больше не вращались вокруг его отношений с Тэхёном, потому что это всё ещё было чем-то личным для него. Плевать, что ему хотелось бы, чтобы о них знал весь мир, потому что в ту же секунду Чонгуку хотелось спрятать это нечто ценное в своих ладонях и не показывать другим, бросаясь детскими оправданиями, что это только его.       Они вываливаются на улицу всей толпой, Минхо обнимает Юнги за шею и бросает в сторону Сону насмешливые взгляды, потому что тот так и не сделал ни одного шага в сторону официанкти. Не то чтобы это волновало Чонгука, но наблюдать за разворачивающимися прямо под носом драмами вроде как всегда интересно. Сону достаёт ключи от машины и крутит их в своих пальцах, хмурясь и взглядом испепеляя веселящийся дуэт.       — Надеюсь, что вы, ребята, съели сегодня что-то не то, — цедит он сквозь зубы, но Чонгук готов поклясться, что видел улыбку на его лице, когда он повернулся к своей машине.       Чонгук только тихо вздыхает и, попрощавшись, отходит к своему автомобилю, потому что его социальная батарейка почти на нуле и ему бы не помешал марафон фильмов про супергероев или что-то в этом роде. Можно было бы даже пригласить Чимина, чтобы скрасить вечер, потому что они уже давно не проводили вечера вместе. Примерно с того самого момента, как его лучший друг вступил в неоднозначные отношения. Чонгук всячески пытается отогнать от себя мысли об этом, когда открывает дверь и практически проскальзывает в салон, но его останавливает знакомый голос.       Юнги оказывается рядом и кладёт руку на крышу, прокашливаясь.       Чонгук вскидывает бровь в немом вопросе.       — Всё в порядке?       — В каком смысле?       — У нас, — уточняет Юнги, но Чонгуку от этого не становится понятнее. — Мне показалось, что ты сегодня отвечал мне как-то… Сухо, не пойми меня неправильно. На тренировке ты тоже был неразговорчив, поэтому я подумал, что…       Чонгук перебивает его до того, как сможет услышать возможные причины своего настроения:       — Это с тобой не связано, Юнги. Это мои личные проблемы, так что не бери в голову.       Он улыбается своему второму пилоту и всё же садится за руль, сразу же выруливая с парковки и сжимая губы в тонкую линию. Это его проблемы, касающиеся возможности разрушить карьеру каждого, кто считает его своим другом и напарником.       Ему нужно бы сжечь чёртовы бумаги.  

***

        Всё его внимание приковано к выбирающемуся из машины Чану, пока идущий рядом Намджун рассказывает ему о том, что изменилось во внутренностях автомобиля после того, как они ворковали над ним всей своей командой. Обычно Чонгука интересуют все эти подробности и тонкости, потому что они напрямую касаются его машины, но сейчас его мозги забиты абсолютно другим. Начиная с того, что он не уничтожил бумаги. Чонгуку даже приходится оправдываться перед самим собой, потому что чересчур логичная сторона его личности уверена в том, что это принесет ему проблемы в перспективе, но другая отказывается что-то делать, никак не подкрепляя своё желание. В итоге папка лежала в его спальне, куда обычно не заходят посторонние, а потому это в какой-то степени успокаивает его тревогу. А он уже давно так сильно не тревожился.       Просто он чувствовал себя предателем абсолютно каждый раз, когда его взгляд случайно падал на бумаги, принесённые его гребанным отцом. Чонгук не знает, почему он оставил их, хотя ему следовало избавиться от них и сделать вид, что это оружие массового поражения никогда не попадало в его руки. К сожалению, всё уже было сделано, так что ему оставалось только плыть по течению и играть роль человека, которым он был до того, как его отец вновь решил перетасовать все карты в свою пользу. Если бы Чонгук не прожил два десятка лет в роли его сына, то предположил бы, что он настоящий социопат или что-то вроде того.        Чонгук ерошит свои волосы, влажными прядками спадающие ему на лоб, и наконец обращает своё внимание на Намджуна, стараясь делать более широкие шаги, чтобы успевать за главным механиком. Он всё ещё в своей рабочей форме, от него пахнет машинным маслом и потом. Он улыбается чему-то своему, рассказывая Чонгуку абсолютно непонятные ему вещи, но тот справляется со своей задачей на все сто процентов, иногда кивая головой, как какой-то болванчик на приборной панели.        Вроде как поддерживает диалог.        — К слову, я подлатал бок малышки, поэтому на ней больше нет никаких следов твоего недавнего столкновения с бортиками, — делает своё заключение Намджун, убирая руки в глубокие карманы комбинезона.       Чонгук болезненно морщится.       Окей, тогда он был немного не в себе. Из рук всё падало, он чертовски не выспался, а потому на первом же узком повороте, где они обычно оттачивали движение по чётко заданной траектории, он зацепился за каждое ограждение. И говоря «каждое», он имеет в виду, чёрт возьми, абсолютно каждое. Даже Тэхён был в шоке до такой степени, что его рот впервые за всё время не открылся для того, чтобы сделать ему замечание.       — Спасибо, Намджун, не знаю даже, что мы бы делали без тебя, — наконец улыбается Чонгук, прекрасно зная, что Намджун является вторым после него человеком, которому важно, чтобы его работу оценивали.       Как и ожидалось, он расплывается в одной из своих очаровательных улыбок и кивает в знак благодарности.       Они вместе проходят ближе к боксам, и Чонгук наконец замечает сидящего на запасных шинах Тэхёна. Кажется, его совсем не смущает то, что его дорогие дизайнерские брюки, скорее всего, будут испачканы, потому что он чересчур увлечённо пялится в свой телефон, широко расставив ноги и оперевшись локтями о колени.       Чонгук вздыхает и, поправив белую куртку тренировочного костюма, делает ещё несколько шагов в его сторону, перед этим оглянувшись на машину.       — Я хочу её проверить.       — Чан уже провёл тестовый заезд, — Тэхён даже не поднимает на него свой взгляд, продолжая что-то печатать в телефоне. — Он сказал, что…       Слова вылетают из Чонгука до того, как он успевает их обдумать, когда он перебивает Тэхёна, скрестив руки на груди в защитном жесте и смотря на него сверху вниз только для того, чтобы казаться более внушительным, доказывая свою точку зрения.       Потому что это единственный способ не отступить под натиском железной логики и нерушимых аргументов.       — Я хочу сам её проверить.       На мгновение вокруг повисает молчание. Даже Намджун неловко прокашливается, а Чонгук старается понять, откуда именно в нём появилось огромных размеров желание кому-нибудь нагрубить. Вероятно, он очень сильно ошибся с выбором человека, на которого сорвался, но вряд ли в его силах отмотать время назад и заткнуть себе рот.       И сейчас они имеют то, что имеют.       А именно — внимательный взгляд Тэхёна, окидывающий Чонгука с ног до головы, будто он ищет что-то чужеродное в нём. Или, во всяком случае, что-то понимает. А это, по скромному мнению Чонгука, хуже всего остального. Если Тэхён поймёт, что что-то не так, то начнёт копать глубже. Не то чтобы он не делал это после того случая, когда Чонгук снёс все преграды на тренировке и поцарапал бок машины, но тогда ему удалось прикинуться слишком взволнованным предстоящей гонкой. Сейчас же у него не было защитных барьеров от его проницательного взгляда.       Чонгук вполне мог классифицировать эту ситуацию как «Ты в грёбанном дерьме, Чон Чонгук», и это было бы правдой.        Он пару раз моргает, собираясь было сказать что-то в своё оправдание, но Тэхён поднимается на ноги и кивает ему.       — Валяй.       Валяй?       Чонгук смотрит на то, как он уходит, оставляя их с Намджуном, и почему-то ощущает себя так, словно выбросил на улицу дюжину котят. У него непроизвольно сжимается сердце, и это так болезненно, что Чонгуку приходится сжать руки в кулаки до боли в ладонях из-за впивающихся в них ногтей.       Намджун вырывает его из этого состояния, похлопав рукой по плечу, и мягко улыбается:       — Ты полегче с ним, Чонгук, он та ещё злопамятная задница.       — Да, спасибо.       Он знает, но это сейчас не самая плохая новость.       Ему почему-то кажется, что он сам роет себе яму. Просто он ещё не понимает, какую именно и насколько глубокую.       Чонгук всё же проводит свой пробный заезд, потому что его тревожная задница не справилась бы с давлением, не проверь он всё сам. Не то чтобы это дало ему хотя бы фантомное ощущение спокойствия, потому что это натолкнуло его на новую порцию мыслей о том, что недавно произошло. Чонгук боялся не гнева Тэхёна из-за своей грубости, а его привычки вытаскивать из него всю информацию до последней капли. Но дело было в том, что он не хотел делиться с кем-либо тем, что его отец проворачивал всё это время за их спинами. Никто бы не понял, а Чонгук в итоге с вероятностью в сто процентов занял звание самого ненадежного члена команды. Ему не нужно было такое внимание, даже если это значило, что пару дней ему нужно воевать со своей тревожностью и желанием поделиться хотя бы с кем-то.       Хорошо, не пару дней.       Но всё равно.

***

        После своей внеплановой тренировки и долгого душа он оказывается в кабинете Тэхёна. В последнее время Чонгук стал посещать его чересчур часто, что стало своеобразным поводом для шуток в групповом чате, но он старательно это игнорирует. Для справки, он поставил этих придурков на беззвучный режим.       Чонгук натягивает рукава толстовки до самых кончиков пальцев и смотрит на Тэхёна из-под ресниц, наблюдая за полным отсутствием эмоций на его лице. Он позволил ему войти, но с тех пор не разговаривал с ним, обложившись документами, которых у него прибавилось после того, как Сокджин улетел куда-то по своей основной работе. Чонгук всё ещё не мог поверить, что эта команда была его хобби. Очень дорогим хобби, которому он уделял всё своё свободное время и в которое вкладывал целое состояние.       Чонгук ёрзает на диване, смотря в окно, пока Тэхён шелестит бумагой, иногда поправляя очки или постукивая ручкой по поверхности стола. Потом он откладывает их и откидывает голову назад, прикрывая глаза. Чонгуку это кажется своеобразным зелёным светом, потому что он моментально подбирается на своём месте и тихо протягивает:       — Тэхён?       — М?       — Ты не занят?       Он даже не представляет, насколько его вопрос вообще уместен, но Тэхён открывает глаза и склоняет голову к плечу, наконец обращая свой взгляд в его сторону.       Это ощущается как чёртова победа.       — Нет.       — Я хотел извиниться.       — За что?       — За то, как я ответил тебе… Я не должен был грубить.       Оказывается, это не так сложно. Гораздо легче, чем он себе представлял.       — Хорошо.       — Ты прощаешь меня?       — Я и не обижался.       — И даже не злился?       — Чонгук, — он звучит мягко, протягивая его имя, и Чонгук сразу же сжимается внутри из-за странного ощущения разливающего тепла. — Иди ко мне.       И он, конечно же, подчиняется. Первые шаги неловкие, но потом Тэхён тянет его к себе, обхватив пальцами запястье поверх рукава толстовки, и Чонгук оказывается рядом за считанные секунду, едва ли не падая на него. Тэхён улыбается мягко, и его улыбка находит отражение в его тёмных глазах, из-за чего дурацкое сердце Чонгука практически вырывается из сердца, потому что это несправедливо. Абсолютно каждый раз что-то происходит в этом кабинете, после чего они уже не могут вернуться к тому, что было до этого.       — Я не злился, потому что я прекрасно понимаю, насколько для тебя важно самому всё проверить и убедиться в том, что всё в порядке и ты в безопасности. Ты страхуешь самого себя, но, пожалуйста, золотце, позволь и нам страховать тебя. Все эти люди — твоя команда. Позволь им это делать.       Чонгук ощущает, как внутри него что-то трескается. Настолько громко, что у него закладывает уши. Мир словно погружается под толщу воды, когда он кладёт свои руки на его плечи и старается не показывать, что все его внутренности скручивает так, что к горлу с каждой секундой подступает тошнота. Он даже не мог представить, что Тэхён увидит другую сторону ситуации — ту, где он не доверяет даже собственному отражению, когда дело касается его безопасности. Он увидел это, а не то, что Чонгук в последнее время не находил себе места из-за собственного отца.       И Чонгук вновь думает о том, что он не заслужил такого человека, как Тэхён.       Но он, вероятно, эгоист, поэтому всё его существо тянется к нему в ответ, окутывая своими щупальцами и отказываясь отпускать. Чонгук улыбается Тэхёну и кивает, на что он мягко поглаживает его бока, пальцами проскальзывая под толстовку и обжигая кожу прикосновениями. Чонгуку нравится это, и с каждым разом его желание ощущать на себе руки Тэхёна возрастает с невозможной силой. Ему бы хотелось, чтобы он совсем не покидал его, потому что только рядом с ним Чонгуку удаётся забыть о том, что происходит вокруг. Он похож на купол, накрывающий его и защищающий от любых невзгод.       Чонгук чувствовал что-то похожее, находясь рядом с Хосоком. Брат с самого раннего детства взял на себя обязанность оберегать его. С каждым годом это проявлялось только заметнее, словно его увеличивающийся возраст значил для Хосока только возрастающую вероятность возникновения новых трудностей, с которыми ему придётся справляться вместе с ним.       Чонгук чувствовал эту защиту, когда была жива мама. Она всегда целовала его в лоб, читала на ночь, оборачивала вокруг его шеи тёплый шарф и оставляла отпечаток своей помады на кончике носа. Она взяла на себя ответственность являться их с Хосоком щитом, что после её смерти стало слишком заметно. Мир стал другим. Серым, тихим, лишённым тех красок, которыми она любила рисовать. Всегда жёлтый и голубой. Всегда оранжевый и зелёный. Вспышки красного.       Чонгук наклоняется и, обхватив лицо Тэхёна ладонями, мягко целует его в уголок глаза, наполняя лёгкие его дорогим ароматом.       Тэхён только крепче сжимает его в своих руках и тянет ещё ближе, словно бы желая стать с ним одним целом, поместить себе в грудь, пустить по венам. Чонгук бы сделал то же самое, если у него была такая возможность.       — Сходишь со мной на свидание?       Тэхён обжигает своим дыханием его бледную кожу, когда задаёт этот вопрос, и Чонгук на мгновение задерживает дыхание, наслаждаясь моментом.       Он не хочет, чтобы это когда-то заканчивалось.       — Угу.       — Угу? — тихо смеётся Тэхён, но Чонгук только кивает и ловит его взгляд своим.       Чонгуку просто кажется, что порой слова излишни. В глазах Тэхёна всегда можно найти ответ, если постараться и если он не делает всё возможное для того, чтобы сделать это невозможным. Сейчас он находит в его глазах самую настоящую нежность, в которой он готов утонуть, лишь бы вся она предназначалась только ему одному. Эгоистично, но рядом с Тэхёном Чонгук не может быть кем-либо другим. Ему хочется заполучить каждую его минуту, каждую улыбку, каждый поцелуй.       И ему хочется, чтобы Тэхён разделял это желание с ним.  

***

        Чонгук практически скатывается по лестнице, ощущая, как его грудная клетка ходит ходуном из-за усиленно работающих лёгких. Он преодолел все эти лестничные пролёты на своих ногах, потому что чёртов лифт застрял на семнадцатом этаже и даже не планировал сдвигаться с места. Чонгука посетила мысль, что в тот загружалась огромная многодетная семья, стремящаяся отправиться всей своей дружной компанией в какой-нибудь кинотеатр, потому что впервые за долгое время у всех совпали графики, а сегодня, какое чудо, выходной.        Тэхён тоже решил воспользоваться этим выходным, хотя Чонгук предпочел бы провести его за телевизором. Заказал бы какой-нибудь ужасно вредной еды, включил приставку и играл в игры до самой поздней ночи. Или до утра — на всё воля случая. Но Тэхён перечеркнул все планы одним сообщением, сказав, что у него есть ровно два часа на сборы, а потом он за ним заедет и они отправятся на свидание. Чонгуку, до этого бесцельно листающему ленту в социальных сетях, понадобилось бы куда больше времени, потому что он точно не планировал никуда выходить этим вечером. Но отказать Тэхёну он не смог бы даже под дулом пистолета, потому что сам согласился на это свидание. Все проблемы у него были из-за его неспособности сказать Тэхёну «нет».        Конец осени опустился на Сеул кусающейся прохладой и опавшей листвой. Чонгук ещё ни разу в своей жизни не видел это буйство красок под ногами возле своего дома, обычно он встречал это время года в Италии, потому что там находился главный автодром. За последние несколько лет Чонгук достаточно много времени проводил в Италии и, признаться честно, не испытывал к этой стране тёплых чувств. Возможно, виной тому являлись возникшие с недавнего времени противоречивые эмоции, распирающее его тело изнутри. Он был благодарен прошлой команде за всё, что та ему дала, но вряд ли мог простить предательство.        Чонгук вовремя запахивает куртку на своей груди, когда замечает выбравшегося из дорогого автомобиля Тэхёна. Мужчина кривит пухлые губы в мягкой улыбке, опираясь локтем о крышу машины, и слегка вскидывает бровь, явно намекая на то, что Чонгук даже не удосужился застегнуться. Впрочем, одно оправдание у него всё же крутилось на языке — он ведь знал, что ему в любом случае предстоит сесть в тёплый салон, так зачем укутываться?        Чонгук оглядывается, с явным облегчением отмечая то, что в это время суток двор был пуст. Даже нет собачников.        — Привет, — наконец говорит он, подходя ближе к знакомой машине.        — Привет, — Тэхён в ответ внимательно изучает его, словно делает какие-то выводы в своей голове, а после кивает самому себе. — Готов к свиданию?       — Ты не уточнил, каким оно будет, поэтому я не совсем уверен, — Чонгук тихо смеётся, чтобы скрыть нервозность. — Если это дорогой ресторан, то меня не пустят, я в джинсах и толстовке.        Он тянет себя за выглядывающий из-под куртки капюшон толстовки, словно доказывая Тэхёну, что говорит правду. Не то чтобы он сделал это специально, но ему не хотелось бы выглядеть глупо в дорогом костюме и пальто, если местом свидания стал бы кинотеатр. Он решил идти напролом и выбрать то, в чем ему будет комфортно.        Тэхён не выглядит расстроенным этим, он улыбается и кивает, хотя на нем сейчас пальто, под которым, Чонгук практически в этом уверен, что-то до безобразия классическое и подходящее под дресс-код любого ресторана в центре города.        — Не беспокойся об этом.        И больше ничего.        Тэхён усаживается за руль, и Чонгук, пряча открытые части тела от холодного воздуха, следом забирается в автомобиль, сразу же пристегиваясь скорее из-за привычки, чем из-за мер безопасности. Мышечная память или что-то вроде того.       Чонгук практически стонет, когда ощущает, как нагревается под ним сиденье, стоит только Тэхёну заботливо включить обогрев. Маленькие детали, цепляющие сердце, душу и всё, что работало с ними в команде.       Чонгук уже давно заметил, что Тэхён внимателен к мелочам — он покупал батончики, о которых Чонгук говорил только один раз, и всегда оставлял в своём кабинете; чаще писал, чем звонил, потому что знал о том, что Чонгуку не нравились телефонные разговоры; всегда оставлял в тренировочном зале воду с лимоном, помня о поздних тренировках, к которым был склонен Чонгук. И всё это не могло не нравиться. Любое сердце бы сошло с ума из-за подобного. Знать, что человек относится с особым вниманием ко всему, что связано с тобой… Чонгук ощущал себя так, словно парил в невесомости.       Реальность ещё никогда не казалась ему настолько привлекательной.       — Значит, это не ресторан, — наконец говорит он, растягиваясь на своём месте, когда машина выезжает с парковки.       — Не ресторан, — соглашается Тэхён, но не отвлекается от дороги. — Но если ты хочешь в ресторан, то мы можем сходить в следующий раз.       Чонгук поджимает губы, чтобы те не растянулись в дурацкой улыбке, и пожимает плечами, спрашивая достаточно очевидное:       — Тебя не беспокоит, что могут появиться разного вида слухи, если тебя заметят в ресторане со мной? Никто не поверит в то, что ты обсуждал со мной нюансы тренировок в свободное от работы время, — и, подумав, он со смешком добавляет: — Так ещё и при свечах в ресторане.       — Не беспокоит. Почему меня должно это беспокоить?       — Потому что все будут обсуждать тебя из-за меня.       Тэхён заметно хмурит брови и всё же кидает на Чонгука быстрый взгляд:       — Не из-за тебя. И, чего таить, обсуждать будут не только меня, а нас. И только из-за нас же самих. Но мы взрослые люди, Чонгук, мы имеем право выбирать своё счастье и не зацикливаться на том, что от нас ожидают другие, потому что их ожидания — это только их проблемы.       — Всё это заставляет меня чувствовать себя особенным, знаешь ли, так что будь аккуратнее со всем, что говоришь.       Чонгук коротко смеётся, склоняя голову в сторону Тэхёна, который тоже улыбается, кивая и включая поворотник одним ловким и едва заметным движением.       — Может, так оно и есть, — говорит он, заставляя Чонгука вопросительно промычать. — Я о том, что, может быть, для меня ты действительно особенный.       Оу.       Это чувство Чонгуку было незнакомо.       Оно внезапно заполнило собой всё пространство, вытеснив всё остальное и вынудив наполнять собой лёгкие при каждом вдохе. Чонгук беспомощно хлопает ресницами, ногтями цепляя рукава куртки и позволяя своему мозгу обработать ситуацию.       Последовательно, медленно, хотя он к этому не привык. Чонгук — отточенная до автоматизма машина, он способен принимать решения и анализировать любые ситуации за считанные секунды, но почему-то сейчас у него это не получается. Рядом с Тэхёном ему постоянно хочется быть просто Чонгуком, не пилотом гоночного автомобиля, не сыном состоятельного человека, не гордостью и воспитанником «Driving-F», а Чонгуком.       Порой даже такое желание казалось роскошью, но Тэхён, вероятно, был бессовестно богат, раз мог ему это позволить.       — Я думал, что особенных людей не существует, — Чонгук говорит тише, чем следовало бы, но он знает, что Тэхён в любом случае его услышит. — Как и незаменимых. Ты сам говорил об этом.       — Говорил, — он соглашается, постукивая пальцами по обивке руля. — Но для меня ты незаменим, золотце.       На инстинктивном уровне тянет спрятаться — Чонгук неосознанно ловит себя на этом и вовремя успевает среагировать, не позволяя задушенному вдоху сорваться с губ. Вряд ли Тэхён оценит подобную его реакцию на своё откровение.        На секунду Чонгуку это даже кажется чем-то несправедливым. Некоторые люди могут позволить себе воздвигать других на свои пьедесталы, говорить прямо о чужой значимости, называть кого-то особенным. Другие же — такие как Чонгук — никогда в своей жизни собственную значимость не ощущали. Долг, неизбежность, обязанности — да. Но значимость…       Чонгуку это кажется привилегий.       А привилегии, как известно, — собственность особых людей.       Чонгук старается звучать не так потеряно, как себя ощущает, когда говорит:       — Так, куда мы всё же едем?       — На набережную, — Тэхён, даже если и замечает что-то, то не акцентирует на этом своё внимание. Или просто не хочет добивать Чонгука. Во всяком случае, Чонгук ему за это благодарен. — Просто прогуляемся.       Чонгук кивает и вновь возвращается к окну. Ему всё ещё некомфортно занимать место пассажира, сказывалась та самая пресловутая деформация, напрямую связанная с его профессиональной деятельностью. А вы попробуйте просто сидеть и смотреть в окошко, когда привыкли рулить и контролировать абсолютно всё.       Контроль, контроль, контроль.       Чимин бы непременно сказал, что с подобной хренью следовало бы обратиться к психологу, чтобы тот разобрался в завалах в голове Чонгука, расставил всё по полочкам и навёл порядок. Сама идея замечательная, но перспектива открыться незнакомому человеку казалась Чонгуку настолько отвратительной и отталкивающей, что он скорее бы самостоятельно начал уборку в своей черепушке, чем всё же записался хотя бы на консультацию.       Машина вскоре останавливается на парковке, и Чонгук сразу же выбирается на улицу, позволяя холодному воздуху ударить в лицо. Он ежится — вечерняя прохлада мгновенно кусает открытые участки кожи, будь то руки или щёки. Его уже было потянуло на страдальческий вздох, но в следующее мгновение он ощущает тяжесть и мягкость.       Тэхён, улыбаясь одним только взглядом — Боже, как ему это только удавалось — и автоматически заполняя своим присутствием всё пространство, обматывает шарф вокруг его шеи, выглядя в этот момент таким сосредоточенным, словно занимался делом государственной важности.       — Не хочу, чтобы ты слёг с простудой, — говорит он, поправляя капюшон толстовки.       — Да, с простудой будет неудобно тренироваться.       — Дело не в тренировках, — Тэхён произносит это с той интонацией, которую обычно использует для того, чтобы указать на ошибки. Чонгук мгновенно тушуется. Ему не нравятся такие разговоры. Он просил Тэхёна говорить с ним, но он не готов говорить о себе. — Ты будешь сопливиться, вредничать и хандрить. Из-за этого мне придётся тоже вредничать, а я это не люблю.       Чонгук просто благодарен всем богам за то, что Тэхён перевёл это в своеобразную шутку, благодаря чему он сейчас может улыбнуться и даже тихо похихикать, когда его поцелуем клюют в нос, после закрывая тот шарфом.        — Окей, я оделся не по погоде, — наконец выдавливает он из себя, когда Тэхён берёт его руку и засовывает ту вместе со своей в карман своего пальто.       — Ты редко одеваешься по погоде, — и звучит это как констатация факта голосом ведущего. — Но я знал, что так будет. Просто ты обычно за рулём, тебе не нужно таскаться по улице в такой холод.       — Но всё же сейчас надо.       — Это моя ошибка, я должен был предупредить.       — Но тогда я бы не был так удивлён, — возражает Чонгук, подстраиваясь под спокойный, но широкий шаг Тэхёна. — Мне всё нравится.       Они действительно просто гуляют и разговаривают. Чонгуку нравится сама мысль о том, что, кажется, вся Вселенная может перевернуться с ног на голову, но у них всегда будут темы для разговоров. Тэхён мастерски подбирает ответы на его вопросы, развивая диалог, и с тем же успехом в ответ подбирает подходящие вопросы, чтобы Чонгук не чувствовал себя обделённым. Хотя с этим сам Чонгук поспорил бы, потому что просто невозможно чувствовать себя обделённым рядом с Тэхёном. Его любовь ощущается на физическом уровне — она греет мягкостью шарфа, и Чонгуку нравится сравнивать чувства Тэхёна к нему с этой тёплой вещицей, обмотанной вокруг его шеи заботливыми руками.       В это время дня они не встречают ни одного прохожего, и Чонгук думает, что дело в погоде, однако Тэхён говорит, что эта набережная и в другое время не пользуется популярностью.        — Тогда мы будем приезжать сюда почаще? — предлагает он, прижимаясь к боку Тэхёна.        И Тэхён, конечно же, соглашается.       Они покупают горячий шоколад в какой-то одинокой палатке, затерянной среди вечерней тишины, и Чонгук ощущает себя ребёнком, с наслаждением вдыхающим запах шоколада. Он греет руки о стаканчик, но всё же жалеет о том, что для этого ему пришлось вытащить одну из них из кармана чужого пальто.       Ужасная потеря.       К концу их своеобразного свидания Чонгук делает логическое умозаключение — ему нравится такое времяпровождение. Возможно, если Тэхён будет не против, то они смогут сделать из этого что-то настолько же обыденное, как и их совместные прогулки до озера в Германии.       Ему нравилась сама идея иметь с Тэхёном что-то общее. Что-то только для них двоих.       — Отвезти тебя домой? — Тэхён выбрасывает свой стаканчик в мусорку.       — Мне не хочется домой, — он признаётся честно и на удивление не чувствует никаких угрызений совести. Да, иногда можно сказать что-то прямо.       — Могу пригласить тебя к себе.       Чонгук какое-то время молчит, допивает свой шоколад и обдумывает чужое предложение. Он гонится за остатками тепла, пальцами обводит уже остывшие стенки стаканчика, и говорит то, что срывается с языка легче, чем ожидалось:       — Тэхён, — и, завладев чужим вниманием, переводит свой взгляд на лицо Тэхёна. — Я думаю, что я готов.       И, конечно же, Тэхён понимает его сразу.       Потому что Чонгук готов гнаться и за тем теплом, которое ему дарует Тэхён.

***

 

      Чонгук склоняется над раковиной, вглядываясь в своё отражение в зеркале и поджимая губы. Он мог поклясться, что впервые за свою жизнь ощущал волнение и предвкушение одновременно. Это было странно — ему хотелось поскорее приблизиться к Тэхёну, стать с ним ближе, слиться в то самое целое, но в то же время внутри всё переворачивалось от одной мысли о том, какой шаг им предстояло сейчас сделать. Не то чтобы Чонгук девственник, но почему-то секс с Тэхёном пугал и завораживал одновременно. Чонгук не сомневался в том, что Тэхён сделает всё для того, чтобы он чувствовал себя комфортно в процессе, но его пугала вероятность того, что сам он не сможет дать столько же, сколько возьмёт.        Он поправляет на себе футболку, которую ему добродушно предложил Тэхён, и в очередной раз окидывает себя оценивающим взглядом, сжимая светлую ткань в ладонях. Чонгук думал, что ему хватит времени успокоить самого себя, когда с улыбкой уходил в душ, но только накрутил себя ещё сильнее, из-за чего теперь ему вообще не хотелось выходить, хотя он слышал, как Тэхён порой проходил мимо ванной комнаты в стороны своей спальни и обратно.       — Боже, — шепчет он самому себе, тяжело вздыхая. — Успокойся, тревожная задница, это же не конец света.       Чонгук выходит из ванной и на мгновение замирает, прислушиваясь к тишине в квартире, чтобы определить, где на этот раз осел Тэхён, и находит его в гостиной.        Он едва слышно шагает в его сторону, стараясь особо не шуметь, и оказывается за спиной у Тэхёна, подавляя улыбку в тот момент, когда его руки закрывают глаза мужчины. Тэхён шумно втягивает воздух и было тянется ладонью к лицу, но останавливает себя, и Чонгук ощущает, как трепещут его ресницы, касаясь его кожи.        — Я думал, ты сегодня не выйдешь, — мягко тянет он, откидывая голову на спинку дивана, из-за чего Чонгуку приходится переместить руки ему на плечи, склонившись и поймав его взгляд своим.       — Такая мысль посещала меня, — Чонгук признаётся честно, замечая проскользнувшие в тёмных глазах искорки. — Но я героически выстоял против неё.       — О, правда? Я так горжусь тобой.       Чонгук не сдерживается, позволяя смеху сорваться с его губ, и Тэхён сразу же подхватывает его.       — Прости, просто я немного нервничаю.       — Мы можем просто посмотреть фильм, — предлагает он, и Чонгук практически растекается лужей из-за того, что ожидал от него чего-то подобного. — Или просто поговорим. Ты же знаешь, что я поддержу любое твоё желание?       — Да, я знаю, — он наклоняется и целует Тэхёна в лоб. — Но я хочу, просто… Ну, знаешь, ты наверняка очень опытный и всё такое, а у меня не так много…       — Эй, — Тэхён мягко перебивает его, поворачиваясь боком и хватая Чонгука за запястье, чтобы потянуть на себя и заставить обойти диван. — Просто расслабься, для меня не играет никакой роли то, насколько у тебя богатый опыт, хорошо? Я готов взять всю работу на себя.       — Я так не хочу, — Чонгук садится рядом и опускает глаза к их сцепленным рукам, начиная поглаживать тыльную сторону ладони Тэхёна большим пальцем. — Я хочу отдавать тебе столько же, сколько ты даёшь мне.       Губы Тэхёна растягиваются в широкой улыбке, когда он поддевает пальцами подбородок Чонгука, призывая того поднять голову. Он смотрит со всепоглощающей нежностью, из-за которой у Чонгука внутри всё переворачивается, а сердце сходит с ума. Тэхён целует его в уголок губ и оглаживает щёку, и Чонгук чувствует себя дома. В чужой квартире, но в родных объятиях.        — Я понимаю, золотце, и со временем ты обязательно наберешься достаточно опыта, но мне всегда будет достаточно того, что ты готов отдать мне, даже если тебе кажется, что этого мало.       — Ты просто гонишься за званием самого настоящего зелёного флага, да? — Чонгук смеётся, наконец расслабляясь и отпуская все сомнения, что до этого крутились в его голове.       — Думаешь, мне стоит побороться за это звание?       — У тебя вряд ли будут достойные соперники.       — Это обнадёживает.        Какое-то время они сидят в комфортной тишине, которую никто из них не спешит нарушить. Чонгук обдумывает всю нелепость ситуации, в которую сам себя и загнал, а Тэхён просто любуется им, иногда наклоняясь ближе для того, чтобы оставить едва ощутимый поцелуй поверх спутавшихся завитков волос на лбу.        Всю свою осознанную жизнь Чонгук ловил себя на том, что в той или иной степени ему постоянно приходилось подстраиваться под чьи-то ожидания — занимать первые места, улыбаться на камеру, говорить только правильные вещи, не попадать в скандалы, не позорить своего отца и команду. Со временем подобный стиль поведения настолько сильно внедряется в мозг, что, кажется, умудряется зацепиться за каждый нейрон. И именно поэтому каждый раз, когда Чонгук стоял перед каким-либо выбором, он в голове прокручивал все возможные исходы и последствия и выбирал тот вариант, который бы кого-то устроил — отца, журналиста, тренера или другого человека, являющегося в представлении Чонгука кем-то авторитетным; кем-то, с чьим мнением необходимо считаться при выборе решения.       Может, что именно по этой причине его всегда удивляло то, что Тэхён так легко говорил ему о своей готовности поддержать любой его выбор. Это затрагивало самые дальние места его сознания, где ещё сохранилось тепло материнских объятий, в которых никогда не было места осуждению.        Чонгук не успевает отследить тот момент, когда его собственные руки цепляют ткань чужой футболки, стягивая ту в кулаках, но в его сознание проскальзывает ощущение мягких губ на его собственных — Тэхён целует медленно, он словно вытягивает из Чонгука способность здраво мыслить через этот поцелуй, и Чонгук был бы не против полностью отдать контроль этому человеку.       Даже если Чонгук любит держать эту зверушку в своих руках.       Даже если он до трясущихся конечностей ненавидит терять контроль.       Тэхён тянет его за собой, заставляя подняться с дивана, и толкает в сторону спальни, придерживая за талию и не позволяя собрать все возможные углу, потому что сам Чонгук не может заставить себя оторвать от чужих губ. Он сжимает пальцами крепкие плечи, делает осторожные шаги и выпускает в ничтожно малое пространство между ними дрожащие выдохи, ощущая себя стоящим на краю обрыва человеком.       Словно всего один шаг нужен для того, чтобы он с головой погрузился во что-то совершенно незнакомое.       Во что-то настолько же пугающее, насколько и привлекающее.       Чонгуку никогда не нравились противоречия, они вносят в жизнь сомнения, они не дают точного определения, а Чонгуку всегда были нужны точности. Он жил определённостями. У него всегда было всё с пометкой вероятности в сто процентов. Но сейчас он добровольно погружался во что-то незнакомое, однако ему это нравилось. Ему нравилось, что только в руках Тэхёна он мог ощутить себя в безопасности. Мог ощутить себя дома, хотя потерял его достаточно давно. И речь шла не о месте. Рядом с Тэхёном это никогда не было просто местом.        Он падает спиной на мягкую постель и позволяет стянуть с себя одежду. Вещь за вещью, обнажённая кожа к обнажённой коже. И Чонгук благодарен Тэхёна за то, что тот ничего не говорит, словно им совсем не нужны эти слова, чтобы чувствовать момент.        Тэхён касается его бережно, скользит руками по телу, собирает пальцами дрожь и словно забирает её, заменяя на что-то другое. Чонгуку нравятся ощущения, которые ему даруют чужие касания, ему нравится мягкость губ, исследующих его шею, нравится тяжесть тела сверху, нравится практически заполняющая все его органы нежность.       Тэхён бережен с ним настолько, что где-то в груди зарождается внезапное желание уверить его в том, что Чонгук никогда не был чем-то хрупким, но всё разбивается на тысячи осколков, когда Тэхён касается губами его переносицы.       И он вновь собирает разбросанные по лицу веснушки.       И Чонгук распадается на части, которые вряд ли когда-то сможет собрать обратно в единое целое.       — Пообещай сказать мне, если захочешь остановиться, — шепчет Тэхён ему в кожу, и Чонгука хватает только на то, чтобы кивнуть.       Он, наверное, ни за что в жизни не попросил бы Тэхёна остановиться.       Чонгук слабо морщится и сжимает предплечье Тэхёна, когда он начинает его растягивать. Холод смазки и тепло чужого тела создают контраст, от которого в голове происходит короткое замыкание. Чонгук бы предпочёл не думать ни о чём. Он бы хотел просто наслаждаться моментом. На каждый вопрос он просит не останавливаться, на каждый невесомый поцелуй — тянется за добавкой.       Это знакомые, но забытые ощущения. Чонгук позволяет своему телу вспомнить их, когда растекается и начинает выдыхать тихие стоны под Тэхёном, ловя его одобрение, вырывающееся из него частым дыханием и учащённым сердцебиением. Чонгук практически теряет себя, когда Тэхён хвалит его, добавляя пальцы.       Молодец.       Ты так хорошо справляешься.       Вот так, золотце.       И Чонгук готов стараться снова и снова, лишь бы услышать этот низкий голос, этот хриплый шёпот, почувствовать горячее дыхание на своей коже. Он жмурится до взорвавшихся под веками звёзд, до самых ярких вспышек, а потом цепляется на плечи нависшего над ним Тэхёна изо всех сил, потому что этих ощущений всегда будет слишком много. Потому что, кажется, рядом с Тэхёном все его нервы оголены настолько сильно, что улавливают абсолютно всё, реагирует чрезмерно сильно.       Он подмахивает бёдрами, самостоятельно насаживается на пальцы и замирает, когда его ухо обжигает низкий стон. Тэхён не давит, не перетягивает контроль, он позволяет Чонгуку брать ситуацию в свои руки даже в таком виде. Этого достаточно.       Достаточно для того, чтобы Чонгук прикусил щёку изнутри, концентрируясь только на пальцах, оглаживающих стенки изнутри. И это настолько хорошо, что он позволяет звукам наслаждения срываться с его губ снова и снова.       Снова и снова.       В какой-то момент Чонгук понимает, что ему этого недостаточно. Он ногтями впивается в смуглую кожу и тянет Тэхёна ближе к себе, разрываясь между желанием смотреть ему в глаза и стать с ним одним целым, поместить себе под рёбра. Словно простых прикосновений недостаточно, словно ему необходимо дышать Тэхёном, чтобы всё встало на свои места.       Он не узнаёт свой голос, когда тот вырывается из него практически умоляющим шёпотом:       — Тэхён… Тэхён, я больше не могу, пожалуйста…       Через мгновение — глубокий поцелуй, ощущение всепоглощающего доверия и разливающееся по телу тепло. Чонгуку нравится погружаться в человека с головой. Нравится отдаваться полностью и всецело, нравится ощущать себя центром чужой Вселенной, нравится быть кем-то особенным и значимым. Ему нравится быть всем для кого-то, если этот кто-то — Тэхён.       Тэхён входит в него одним медленным движением, не переставая целовать его даже на секунду.       Чонгук знает, что запомнит этот день на всю свою жизнь. Запомнит всё в мельчайших деталях — дыхание Тэхёна, ощущение правильности, свои собственные стоны, заполнившие спальню, крепкие объятия и тихие слова, которые навсегда останутся в этом моменте. Слишком интимном, чтобы выносить его за пределы спальни.       Чонгук откидывает голову назад, оголяя шею и позволяя губам Тэхёна исследовать ту, пока сам он сосредотачивается на реакции своего тела на всё происходящее. Он впивается ногтями в широкие плечи, когда Тэхён ускоряет движения бёдрами, из-за чего с каждым движением его член задевает внутри Чонгука все чувствительные места. Он стонет и притягивает Тэхёна ближе, растворяясь в его объятиях и расплавляясь под его поцелуями.       Чонгук сохранит эти образы в своей памяти.