шикана

Мне неинтересно выигрывать с разницей в одну секунду. Я хочу побеждать с разницей в десять минут.

Вальтер Рерль

      Утро наполнялось телефонными звонками.       Чонгук кутался в тяжёлое одеяло и прятался от пробивающихся сквозь плотно задвинутые шторы солнечных лучей.       Тэхён на кухне гремел посудой.       Оказалось, жить с главным инженером под одной крышей — сплошное удовольствие. Тэхён не нарушал установленных собой же границ и большую часть времени проводил на веранде, читая книги и разговаривая с крутящимся возле его ног Лешим. Он готовил завтраки, обеды и ужины, иногда осуждающе смотрел на Чонгука, если тот не заправлял постель, но ничего не говорил. Только заставлял бегать по утрам и вечерам, объясняя это тем, что важно поддерживать физическую форму, иначе Чонгук не влезет в свою машину. Вряд ли это было правдой, но спорить с Тэхёном — плохая идея. Поэтому приходилось натягивать на себя толстовку и спортивные штаны, шнуровать кроссовки, доставать из рюкзака наушники и отправляться покорять прилегающую к участку Тэхёна территорию.       Компанию ему все эти три дня составлял Леший, у которого от перспективы побегать по лесу едва ли не отваливался хвост из-за того, как суматошно тот им вилял. Тэхён тоже бегал — всего однажды, только для того, чтобы показать тропинку.       В доме Тэхёна всегда царила уютная тишина, порой разбавляемая бытовыми звуками — шелестом страниц, шагами, лаем Лешего и телефонными звонками.       От них у Чонгука неизменно болела голова. Тэхёну звонил Сокджин и Намджун, они много говорили о предстоящей гонке и уточняли всякие организационные моменты. У Тэхёна тоже порой развивалась мигрень из-за этого — он потирал пальцами переносицу, хмурил густые брови и прикладывал ко лбу холодную банку томатной пасты. Чонгуку звонил Хосок, обещал, что будет смотреть прямой эфир; звонил Чимин, который должен был приехать за день до гонки. И звонил отец.       На его звонки Чонгук не отвечал. Как и на кучу сообщений — смахивал уведомления, стараясь не цепляться взглядом за их содержание.       Тэхён по этому поводу ничего не говорил. Вряд ли он вообще знал, хотя Чонгуку и хотелось поделиться.       С Тэхёном легко говорить — он не перебивает, внимательно слушает и отвечает всегда честно. Тэхёну хочется довериться, рассказать все секреты и терпеливо ждать, как же он на них отреагирует. Просто Ким Тэхён — необычный человек для Чонгука. Он ничего от него не ждёт и не требует, он просто рядом.       Таких людей в жизни Чонгука всегда было мало. Хосок, Чимин, в прошлом — мама. А сейчас, осторожно подступая ближе, к ним присоединялся главный инженер.       В Тэхёна хотелось укутаться. Завернуться, как в это самое одеяло, и спрятаться от всего мира в надежде на то, что Тэхён зароется пальцами в кудрявые волосы, погладит, едва заметно приподнимет уголки пухлых губ и защитит от всего, что может на Чонгука обрушиться. Потому что Тэхён — тихая гавань, а у Чонгука, привыкшего к постоянству, больше не было сил выживать в начавшемся шторме.       Он всё же открывает глаза и жмёт мягкое одеяло ближе к груди, хмуря брови из-за телефонного звонка. За ним — очередь сообщений. Чонгук переводит телефон в беззвучный режим и перекатывается на другой бок, взглядом натыкаясь на стоявшего в дверном проёме Тэхёна.       Мужчина, оперевшись плечом о косяк, держит руки сложенными на груди, смотря на Чонгука из-под влажных после душа волос. В растянутой футболке и пижамных штанах Тэхён выглядит по-домашнему уютно. Чонгуку на какое-то мгновение становится интересно, как давно он смотрит на него вот так. С одной стороны — странно до ужаса, а с другой… Чонгук, по крайней мере, пытается делать вид, что его сердце не заходится в эпилептическом припадке от одной только мысли о том, что Тэхён мог просто наблюдать за ним.       — Кто-то звонил тебе всё утро, — озвучивает очевидное.       — Тебя разбудили эти звонки?       — Нет, не беспокойся об этом, — Тэхён окидывает взглядом комнату, пока Чонгук садится на постели, потирая пальцами глаза. — Я приготовил завтрак…       — Мне звонит отец.       Тэхён удивлённо замирает, когда его перебивают. Сканирует лицо Чонгука долго и внимательно, словно что-то для себя решает, а после хмыкает. У Чонгука дрожат руки, он обхватывает самого себя за тонкое запястье и слабо щипает, возвращая в ту реальность, где он только что сделал шаг в чужую сторону.       Тэхён выдыхает и кивает ему, отлипая от дверного косяка и убирая руки в карманы. Делает неторопливые шаги к нему, шурша ногами по мягкому ковру, и садится на самый край кровати, улыбаясь едва заметно из-за того, как Чонгук сонно анализирует мир вокруг — в своей любимой футболке он чувствовал себя гораздо комфортнее, когда засыпал в чужом доме. Дело было в футболке. Вовсе не в том, что рядом с Тэхёном неизменно чувствовалось перманентное спокойствие.       — Хочет, чтобы ты вернулся в прошлую команду?       Чонгук даже удивлённо вздыхает, потому что глаза всё ещё будто бы налиты свинцом из-за недавнего пробуждения.       — Откуда ты знаешь?       — Он звонил Сокджину, — поясняет и ведёт плечом, таким образом словно говоря, что это не так и важно. — Не знаю, на что надеялся твой отец, Чонгук, у тебя подписан контракт с нашей командой.       — Я знаю, — спешит уверить, слегка подаваясь ближе и перехватывая чужой спокойный и умиротворенней взгляд. Тэхён когда-нибудь теряет контроль над ситуацией? — Я не думал над возвращением обратно, просто хочу, чтобы ты это знал.       Тэхён кивает и ладонью накрывает его колено поверх одеяла. Незамысловатое действие, но у Чонгука из-за него перехватывает дыхание.       — А я хочу, чтобы ты знал, что мне это тоже известно, — на его лице совершенно не меняются эмоции, он выглядит расслабленным, будто ничего его сейчас не заботит. — Но я рад, что ты сам хочешь остаться в команде.       Ведь в этом есть разница.       Остаться в команде из-за контракта и желать остаться — это не одно и то же. Между этими состояниями целая пропасть. И Чонгук это понимает.       Он поджимает губы, опуская глаза к покоящейся на его колене руке. На самом деле, дольше положенного, но у него не хватает смелости и абсолютно нет желания говорить об этом Тэхёну. По большей части из-за того, что ему не хотелось бы, чтобы Тэхён подумал, будто ему это неприятно, ведь это совершенно не так. Чонгуку нравится ощущение тяжести чужой ладони, нравится то, как невозмутимо при этом выглядит сам Тэхён, словно подобное между ними — норма. В голову молниеносно заползают мысли о том, каково это — разделять с Тэхёном все эти нормы каждый день. Ощущать прикосновения, ловить взгляды, касаться в ответ.       Чонгука вырывает из мыслей забежавший в комнату Леший. Пёс громко дышит, высунув язык, и ловко закидывает морду на колени Чонгука, спихивая ладонь главного инженера и совершенно не жалея об этом, если судить по суматошно виляющему хвосту. Чонгуку на лицо лезет очередная улыбка, потому что этот пёс ему действительно нравится, даже если тот и любит нарушать моменты, которые сам Чонгук относит к тем самым.       Тэхён легко похлопывает себя по бёдрам и поднимается на ноги, привлекая внимание разнежившегося от поглаживаний Лешего.       — Завтрак, — напоминает он, кивая самому себе. — Я буду ждать на кухне. Потом хочу сводить тебя кое-куда.       — А пробежка?       Тэхён едва заметно приподнимает уголки губ в улыбке, касаясь пальцами спутавшихся после сна волос и заставляя Чонгука на секунду замереть. Такие касания — слабые, едва ощутимые, по-облачному невесомые — каждый раз выбивают из-под ног почву. Даже если для кого-то любые прикосновения не означали ничего важного, то для Чонгука это было далеко не так. Однако ему, привыкшему выражать свои эмоции через касания, было тяжело классифицировать поглаживающие его кудри руки. Это забота? Поддержка? Или что-то большее?       Чужой низкий голос возвращает его в реальность:       — А пробежка после. Не думай, что я позволю тебе отлынивать.       Чонгук тихо цокает языком, провожая взглядом Тэхёна и устремившегося следом за ним пса.       Он даже и не надеялся.       Не то чтобы Тэхён был самым жестоким и требовательным на свете тренером, но соскочить с тренировки он никогда не позволял, даже если сейчас, в условиях его дома, те ограничивались пробежками по прилегающей территории и лёгкой физической нагрузкой, план которой Чонгук всегда составлял себе сам. Не из-за лени Тэхёна, конечно же, а из-за нежелания Чонгука тащиться в город, чтобы там позаниматься в спортзале. Он ведь мог с таким же успехом сделать всё сам, а ехать в место, где будет полно незнакомых ему людей, совсем не хотелось.

***

      После завтрака Тэхён ожидаемо вытаскивает его из дома. Чонгук, который оббегал всю территорию уже раз десять, сперва с сомнением поглядывает на обтянутую тканью чёрной толстовки спину, потому что ему кажется, что здесь он успел посмотреть уже на каждое дерево. Но Тэхён, невозмутимо шагая по тропинке и изредка кидая палку Лешему, только загадочно улыбается, ничего не отвечая на все вырывающиеся из чонгукова рта предположения. Это самую малость раздражает, но Чонгук старается не быть слишком очевидным, а потому только тяжело вздыхает и идёт следом, пряча руки в глубоких карманах и переключая внимание на окружающую их красоту.       Он всю свою жизнь провёл в городе. Громкий, суетливый и чересчур болтливый каменный мир не шёл ни в какое сравнение с этим местом, где единственным громким звуком являлось пение птиц. На какое-то мгновение он ловит себя на мыслях о том, что был бы не против жить здесь — гулять по лесу, дышать свежим воздухом, наслаждаться комфортным одиночеством и не беспокоиться о десятках соседей, окружающих его со всех сторон. Возможно, когда он закончит свою карьеру, он всё же задумается о покупке своего дома в похожем месте.       — Далеко нам ещё идти?       — Нет, — Тэхён немногословен, но явно сейчас улыбается, Чонгук это слышит по его голосу.       За эти пару дней, что они провели друг с другом, Чонгук научился подмечать детали. Даже если внешне Тэхён оставался невозмутимым, то где-то в глубине его глаз можно было отыскать характерные искорки, выдающие его настоящие эмоции. Но, конечно же, возможно это было только в том случае, если очень внимательно вглядываться. Порой главного инженера выдавал язык тела — стучащие по поверхности стола пальцы, скрещенные на груди руки, плотно сжатые губы или нахмуренные брови. Чонгук, который до этого момента не считал себя самым внимательным на свете человеком, думал, что он делает своеобразные успехи, потому что ему нравилось уметь читать Тэхёна, даже если это и было до безобразия трудно в некоторых случаях.       Его всегда окружали люди, на чьих лицах сразу же было написано абсолютно всё, что они сейчас испытывают. Исключением, наверное, всё же являлся Чимин, который каждую минуту своей жизни выглядел так, словно выиграл в лотерею и знает, как ему это удалось.       Чонгук же относился к людям, которых сравнивают с книгой — открой любую страницу и сразу же получишь кучу информации. Со временем он научился что-то скрывать, щетинился и отворачивался. В какой-то мере это действительно помогало, Чонгуку удавалось не показывать человеку, что он ощущает на самом деле, и хранить все эмоции глубоко внутри себя. Но люди, умеющие читать между строк, всегда находили лазейки. И что-то подсказывало Чонгуку, что Тэхён как раз относился к таким людям.       — Не любишь гулять? — Тэхён нарушает тишину, наклоняясь, чтобы забрать палку из пасти вернувшегося к ним пса и кинуть её обратно.       — Я никогда раньше не гулял в таких местах.       Тэхён удивлённо вскидывает бровь, оборачиваясь к Чонгуку и позволяя тому сравняться с ним.       — Вот как, — он задумчиво хмыкает, отряхивая руки. — Это полезно, так что возьми себе на заметку.       — Как скажешь, — Чонгук соглашается, наблюдая за тем, как Леший скрывается в зарослях кустов. Вечером опять придётся вычёсывать иголки из его шерсти.       — Я покажу тебе парочку мест, когда вернёмся в Корею, — обещает Тэхён, мягко улыбаясь. — Как ты себя чувствуешь?       Чонгук вопросительно вскидывает бровь, поворачиваясь к Тэхёну, и тот спешит пояснить:       — Завтра гонка, поэтому мне интересно, что ты чувствуешь и думаешь по этому поводу.       Чонгук в очередной раз задумывается. Признаться честно, с Тэхёном это занятие вошло в привычку, что-то вроде ежедневных тренировок, но только не для тела, а для мозга. Это во многом помогает — Чонгук научился обдумывать слова до того, как они из него вылетают. Возможно, в будущем это сыграет ему на руку — в разговорах с журналистами всегда нужно следить за тем, что говоришь, иначе за тобой закрепится один из тех ужасных ярлыков.       Чувствовал ли что-то Чонгук, когда думал о завтрашнем дне? Волнение, нервозность, страх. Он ощущал внутри себя целый букет эмоций, но не мог дать ему правильное название. Боялся ли он или просто испытывал едва ощутимые нотки приятного волнения перед гонкой? На этот вопрос он не мог ответить даже самому себе, а сейчас в ответе на него нуждался идущий рядом с ним Тэхён, который, без каких-либо сомнений, профессионально умел сортировать эмоции по полочкам и приклеивать названия. Чонгук так не умел.       Он жмёт плечами — его уже давно пора бить по затылку за эту дурацкую привычку — и опускает взгляд к своим ногам.       — Не знаю, — признаётся честно, пока рядом раздаётся тихий вздох. — Немного нервозно, но вряд ли это что-то необычное, это же моя первая гонка после аварии, так что… Да, нервозность и лёгкое волнение. Мне кажется, что это даже забавно.       — Что именно?       — Что из всех возможных трасс мне попался именно Нюрбургринг.       Тэхён по-доброму усмехается, пряча руки за спиной.       — Да, похоже на то.       Чонгук ахает, растягивая губы в улыбке и оголяя зубы. Он слегка тормозит, из-за чего Тэхён, сделавший несколько шагов вперёд, вынужденно останавливается, оборачиваясь к нему и вопросительно вскидывая густую бровь, пока в его глазах пляшут озорные огоньки.       — Разве ты не должен сейчас сказать что-то поддерживающее? Например: «Ты справишься, Чонгук, все преграды только у тебя в голове, Нюрбургринг — это обычная трасса»? Ты совсем не умеешь поддерживать людей.       — Отчего же? Кажется, что я неплохо поддерживал тебя на одной из тренировок.       — О, ты о той, где первыми словами поддержки была просьба выбраться из чёртовой машины?       Тэхён ожидаемо закатывает глаза, бросая тихое «засранец», и продолжает свой путь, широкими шагами отдаляя себя от смеющегося Чонгука. Ему нравилось прощупывать новые грани главного инженера — тот не был лишённым эмоций камнем, и это только сильнее раззадоривало и подталкивало всё к новым действиям.       Чонгуку хотелось ощутить всё, на что был способен Тэхён. Ему, подобно губке, хотелось впитывать каждую эмоцию и изучать её. Хотелось изучать Тэхёна.       Он нагоняет его достаточно быстро, вновь вставая по правую руку от Тэхёна и не скрывая лезущую на лицо улыбку.       Вскоре они выходят на тихий берег — Чонгук замирает, уставившись на тихую гладь озера. Внутри всё замирает, а из груди вырывается тихое «вау». Странно, он побывал во многих странах, но ещё ни разу все его внутренности не скручивало от осознания того, что сейчас он смотрит на что-то реальное, а не созданное рукой художника. Чонгук не станет врать, если скажет, что это одно из самых прекрасных мест, которые ему только удавалось видеть своими глазами. Озеро располагалось в самом центре лишённого зарослей высоких деревьев участка земли, оно было тихим, отражало безоблачное небо и верхушки елей, примостившихся рядом. Весь мир будто бы затихал в этом месте, позволяя услышать переговоры спрятавшихся в траве насекомых и пение птицы.       Чонгуку никогда не было так спокойно. Это озеро, спрятанное от людских глаз глубоко в лесу, казалось ему чем-то сказочным, наполненным магией. Нереальным. Он сделал несколько неуверенных шагов вперёд, будто прощупывая почву и таким образом стараясь убедить самого себя в том, что это место реально.       Весь мир сужается до размеров озера, становится таким маленьким, что Чонгук на какое-то мгновение и вовсе забывает, что есть что-то за его пределами. Время замирает, проблемы отходят на задний план, оставляя только шелест ветра и мелкие волны. Он оборачивается к Тэхёну, замечая в чужом взгляде то, что раньше пряталось где-то в самой его глубине — такой же тихий восторг, от которого слова теряются, а руки пробирает неконтролируемая дрожь. Чонгуку кажется, что именно в этот момент что-то между ними меняется — словно ключ поворачивается в замочной скважине, позволяя тяжелому замку упасть на пол с громким звуком. Сердце заходится в быстром темпе.       — Здесь красиво, — тихо признаётся Чонгук, обхватывая собственное запястье.       — Да, очень.       Об озере ли говорил Тэхён?       Чонгук пытается совладать с собственным сердцем, потому что ему кажется, что ещё немного — и у него произойдет остановка. Это не так и просто, когда за твоей спиной стоит человек, из-за которого внутри тебя всё дрожит и стягивается узлами. Но он всё же отворачивается, шагает ближе к озеру и опускается на землю, поджимая колени к груди — излюбленная поза, позволяющая ему думать, что хотя бы так он себя защищает. Чимин говорит, что это означает желание закрыться от остального мира. Чонгук, на самом деле, был бы не против закрыться от этого мира. Не в эту минуту, а в остальное время. Сейчас ему хотелось спрятаться от изучающего взгляда Тэхёна.       Мужчина, подобно самому искусному хищнику, тихо подбирается ближе, садясь рядом и вновь касаясь свои плечом — иногда казалось, что Тэхёну были необходимы прикосновения. Возможно, таким образом он что-то говорил. Чонгук не относил себя к людям, умеющим читать намерения по одним только прикосновениям. Сейчас, ощущая исходящее от Тэхёна тепло, он пытался не думать о том, что может принять всё это не совсем так, как задумывалось самим Тэхёном.       Он вновь закрывался — колени у груди, поджатые губы, натянутые по самые пальцы рукава толстовки. Тэхён его мастерски открывал, без проблем подбирая ключи. Это не пугало. Впервые в жизни Чонгуку хотелось, чтобы человек забрался ему под кожу, узнал все секреты, прочувствовал все страхи.       — Чонгук, — Тэхён зовёт тихо, вынуждая повернуть в свою сторону голову, и протягивает ладонь. Внутри всё теряет работоспособность. — У тебя ресничка выпала.       А Чонгук не дышит. Прикосновения Тэхёна едва ощутимые, нежные и осторожные. Он легко пальцем касается щеки, наверняка замечая, как густо краснеет Чонгук. Это невинное и безобидное действие, но из-за него у Чонгука кружится голова.       Хотелось на каком-то рефлексе потянуться ближе, вслед за чужой рукой, когда Тэхён всё же отвёл ту в сторону, показывая Чонгуку ресницу.       — Ты можешь загадать желание, — подсказывает.       Желание.       Чонгук задумывается на пару секунд — любое желание. Это ведь детская глупость, что-то вроде приметы, что человек не вырастет, если переступить через него, но сейчас Чонгуку хотелось бы, чтобы его желание исполнилось, каким бы оно в итоге не оказалось. Глупо, но он всегда был тем, кто верил во всё, что выходило за рамки рационального. И долго обижался, когда Хосок, перешагнувший его, отказывался вновь делать это. Даже если это именно Чонгук лежал в самом центре комнаты. Даже если это глупая примета.       Так какое же желание он хочет загадать сейчас?       Чонгук хочет победить.       Именно об этом он думает, когда сдувает ресничку с чужого пальца, следом вновь прижимаясь к собственным коленям и устремляв взгляда куда-то в сторону озера.       — Я нашёл это место спустя месяц после того, как купил здесь дом, — Тэхён говорит это тихо, из-за чего его голос кажется ещё более низким. — Наткнулся совершенно случайно, но совсем об этом не пожалел. Решил, что это будет моим тайным местом. Теперь, конечно, ещё твоим.       — Обещаю никому не рассказывать о нём.       — Честно?       — Честно.       У Чонгука недостаточно опыта для того, чтобы считывать чужие намерения по лёгким прикосновениям, мягким улыбкам и проскользнувшим где-то в середине разговора секретам. Он куда более прост и, наверное, наивен в этом плане — его познания ограничиваются желанием удерживаться рядом с человеком из-за первобытного желания ощущать хотя бы какое-то тепло. Остальным со временем это надоедает, потому что Чонгук по природе своей — загнанный долгой охотой зверь, у которого совершенно нет сил на что-то ещё. Он сторонился серьезных отношений, не давал даже малейшего повода для того, чтобы кто-то о них задумался. Может, именно поэтому ему и не предлагали.       Чонгук — одиночка. Ему не так страшно признавать, что к своим двадцати двум годам он так и ни разу не состоял в отношениях, а его опыт в сексе был скуден и мало чем впечатлял. Но сейчас ему из-за этого впервые страшно.       Потому что Тэхён — взрослый, уверенный в себе мужчина, который точно знает, что ему нужно. У него был явно был опыт, и он может сравнивать. Чонгуку же сравнивать не с чем — всё, что сделал бы Тэхён, автоматически становилось лучшим за неимением конкурентов.       — Почему ты выбрал автоспорт? — Чонгук говорит тише положенного, но ему простительно — не хочет нарушать то, что только начинало зарождаться.       — Мой дед был профессиональным пилотом, легенда, если верить всем заголовкам, — Тэхён усмехается, скорее как-то грустно, что непременно цепляет внимание повернувшегося к нему Чонгука. — Я помню, как все мои одноклассники верещали, когда на урок семьи я приводил именно его. А он никогда не был скромным, трещал направо и налево о том, какие апексы ему удалось покорить. Так что, наверное, у меня попросту не было выбора, я с самого раннего детства восхищался им, так что никто не удивился, когда я заявил, что хочу связать свою жизнь с гонками. Мама долго пыталась меня отговорить, но разве у неё были шансы? Я пошёл по стопам своего дедушки, многие думали, что он проталкивал меня во все щели и знакомил с нужными людьми, но первое, что он сказал мне, когда узнал: «Ты должен добиваться всего сам, я не стану подтирать твою задницу, в этом спорте выживают только сильные люди».       Чонгук с этим согласен. Те, кто не выдерживают, отсеиваются сразу же, буквально в самом начале. Автоспорт — это тяжелые нагрузки, и далеко не только физические. Справиться с осознанием того, что ты сидишь в машине, способной разгоняться до трёх сотен километров в час всего за несколько секунд, порой бывают трудно. Только на первых этапах эта мысль завораживает. Потом же — по-настоящему пугает. В руках оказывается куда больше ответственности, чем предполагалось. Конкуренция показывает себя с новой стороны — она жестока, бескомпромиссна и не терпит ошибок.       — Я заметил, что ты не очень хорошо подкован в плане истории, — подмечает Тэхён, поглаживая подошедшего к нему пса.       — Меня это мало интересует.       — И что же тогда тебя в этом спорте интересует?       Вопрос, скорее, риторический, но Чонгук всё же на него отвечает, сильнее натягивая рукава толстовки на свои пальцы:       — Машины.       Тэхён довольно хмыкает. Да, это хороший ответ. Был бы Чонгук куда более образован и зазубри он всю историю автоспорта от начала и конца, то он бы, вероятно, знал и деда Тэхёна, и самого Тэхёна. Хотя бы по именам и краткой информации. Но на самом деле Чонгук не знает о них ровным счётом ничего. В его голове есть сведения о марках машин, их производителях, преимуществах и прочем; он знает, с какой силой нужно давить на педаль и в какой момент дёргать руль, чтобы войти в поворот и не потерять драгоценное время при выходе из него. Остальное казалось ему ненужным — вряд ли перечень имён пилотов, когда-то рассекающих те же дороги, что и он сейчас, как-то мог помочь ему во время гонки.       Всё это только помогало поддерживать беседы, казаться более образованным и осведомлённым. Чонгук к этому не стремился, хотя на первых порах отец настаивал. Но если бы Чонгук делал абсолютно всё, что от него требовал отец, то давно уже сошёл бы с ума.       Тэхён вот, конечно же, знал многих своих предшественников. Чонгук в этом почему-то не сомневался. Порой казалось, что Тэхён может поддержать абсолютно любую тему, что он осведомлен во многих вопросах и умело этим пользуется. Это играло на руку. Во всяком случае, его не относили к тем, кто не уважает своё прошлое. Чонгук же был вынужден жить с ярлыком, следующим за ним по пятам и говорящим всем окружающим о том, что этот парень, хоть и подающий надежды пилот, но воспитанием не блещет. Будто бы по желанию зазубрить сотни имён можно было определять уровень воспитанности.       Тэхён, потягиваясь, вновь привычно басит, позволяя Лешему улечься рядом и уместить морду на своих коленях:       — Похвально.       Чонгук на это только коротко усмехается, дёргая уголки губ вверх:       — Многие считают это невежеством. Не знать корней спорта, которым живешь. Не знать даже имён тех, кто до тебя покорял гоночные трассы.       — Звучит действительно невежественно, — он, конечно же, опять издевается, чтобы уже следом услышать тихий выдох Чонгука. — А ты? Как оказался здесь?       — Отец обожает автоспорт, он меня едва ли не с пелёнок таскал по гонкам. Всем мальчикам нравятся быстрые тачки, так ведь? Вот и мне понравились, — Чонгук упирается подбородком в сложенные на коленях руки. — Отец был рад, поэтому я сразу же получил всё, что могло помочь мне пробиться выше, — хороший тренер, машина, выгодный контракт с «Driving-F». Не знаю, сколько отец заплатил, чтобы они взяли ещё совсем новичка к себе, но это и им сыграло на руку. Меня прозвали ребёнком «Driving-F», их творением. Думаю, что это далеко не так, но журналистам понравилось, как и руководству. Мне же нравились машины, скорость и гонки.       — Думаю, что любая сумма была бы оправдана, — на эти слова получается только скривить губы. — Ты прекрасный пилот.

***

      — Отлично, всё очень даже неплохо, — голос Тэхёна серьёзный, но в то же время поддерживающий. Самое то для Чонгука, у которого слабо дрожат руки. Не из-за страха, а из-за ударившего в голову адреналина, что само по себе было не самой лучшей новостью. — На пит-стопе сменишь Юнги, твоя тактика будет заключаться либо в защите позиции, либо в атаке. Если почувствуешь, что не дотягиваешь, то не рискуй, иначе мы потеряем своё третье место.       Чонгук кивает, хотя и не согласен со словами Тэхёна. Безусловно, их третья позиция уже была успехом, они шли хорошо и не теряли секунды, устанавливая достаточно неплохое время прохождения круга, но Чонгуку, как и остальным, нужно было большее. По результатам квалификации они стартовали седьмыми — не самый худший из вариантов, но всё же с добавлением шести преград, которые следовало преодолеть за определённое количество кругов и одновременно с этим не позволить появиться новым.       Намджун раздаёт указания, не стоит на месте и сверяется с внимательно следящим за происходящим на трассе Тэхёном. Мимо со свистом проносятся автомобили, вызывая восторженные крики публики. Чонгук крутит в руках шлем, готовясь заменить Юнги. Они хорошо держатся, пока что всё идёт отлично. Уже во время первой смены пилота Чонгук понял, что ему повезло с напарником — они с Юнги чувствовали друг друга на каком-то особенном уровне, ощущали машину одинаково, без слов понимали, как нужно себя вести и какая тактика предпочтительнее.       От соседнего бокса с громким рычанием мотора срывается автомобиль — Чонгук без понятия, кто сидит за рулём, хотя Тэхён, кажется, говорил ему. Вряд ли сам Чонгук в тот момент внимательно его слушал, его голова была забита абсолютно другими вещами.       Чонгук дёргается, когда на его плечо опускается чужая рука. Тэхён оказывается рядом практически бесшумно, вырывая своего подопечного из мыслей и заставляя вернуться обратно, на гоночную трассу.       — Осталось совсем немного, — мужчина говорит спокойно, взглядом изучая чужой профиль. — Из-за чего ты так волнуешься?       — Я не волнуюсь.       Чонгук отвечает резче, чем требовалось, из-за чего Тэхён кривит пухлые губы в ухмылке, вскидывая бровь.       — Правда?       В ответ хочется огрызнуться, но он только тяжело вздыхает, потому что прекрасно понимает, что сейчас такие фокусы не сработают. Тэхён был удивительным в своём таланте читать Чонгука, будто тот являлся открытой книгой, на страницах которой самым доступным языком в мире была изложена абсолютно вся нужная информация.       — Просто обычное волнение, ничего удивительного, — Чонгук не понимает, кого в первую очередь пытается убедить, говоря это, но Тэхён рядом на его слова только заинтересованно хмыкает. — Это наша первая гонка этим составом.       — Мне показалось, что вы с Юнги хорошо сработались.       — Да, это так, — соглашается, взглядом провожая очередной гоночный автомобиль. — Но до начала гонки я всё же немного переживал.       — Это нормально, тренировки не идут ни в какое сравнение с настоящей гонкой.       Чонгук кивает, ощущая зарождающуюся внутри благодарность. Тэхён ведь вовсе не обязан успокаивать его и говорить по душам, но он делает это абсолютно каждый раз, когда замечает, что что-то не так. Из-за этого сердце сходит с ума.       За спиной кричит Намджун, просит свою команду подготовиться, и Чонгук поднимает шлем, но его запястье резко перехватывают, вынуждая посмотреть на Тэхёна с вопросом во взгляде.       Тэхён же продолжает держать его руку, пальцами легко сдавливая обтянутую тканью кожу, и глазами сталкивается с чужими.       — Чонгук, ты же помнишь, что я рядом, да? — тихо, но достаточно для того, чтобы Чонгук услышал. — Забудь обо всём, что было до этой гонки, ты прекрасный пилот, ты знаешь, как управлять этой машиной. Вырывай победу зубами, если тебе захочется, но держи ситуацию под контролем. Я буду ждать тебя здесь, на финише.       Чонгук на него, наверное, смотрит с самым тупым выражением лица, которое только имелось у него в запасе, потому что эти слова громче всякого признания для него, они заставляют стоять с открытым ртом и пальцами давить на гладкую поверхность шлема, пока перед ним стоит всё тот же Ким Тэхён, в котором что-то изменилось — может, дело в форме, которую его заставили на себя надеть, или в волосах, тёмными завитками спадающих на широкий лоб. О своей причёске главный инженер сегодня тоже почему-то не позаботился, но зато сейчас цеплялся за тонкое запястье, пробираясь Чонгуку если и не в душу, то точно под самую кожу, перед этим успев методично и аккуратно сделать несколько разрезов на той, чтобы наверняка и без преград пробраться глубже.       Тэхён, пользуясь заминкой, легко щёлкает его по носу, делая шаг назад и наконец отпуская руку — Чонгук было рефлекторно тянется за чужим прикосновением, но вовремя себя тормозит, обращая свой взгляд в сторону приготовившихся механиков. На языке крутятся сотни разных вопросов, но Чонгук заталкивает их куда подальше и надевает шлем, когда знакомая «BMW» останавливается возле бокса.       Он срывается с места вместе с остальными и спешит к водительской двери — открывает ту и помогает Юнги отстегнуть все ремни. Они множество раз делали это на тренировках, но в условиях реальной гонки всё кажется сложнее, потому что любой выпавший из руки ремень прибавляет несколько секунд к пит-стопу. Непозволительная ошибка, которая может стоить им победы. Юнги легко выбирается из автомобиля, и Чонгук сразу же занимает его место, позволяя на этот раз своему напарнику помочь ему — ремни щёлкают, обтягивают тело, плотно соприкасаются с гоночной формой. Чонгук пальцами сдавливает руль, когда Юнги закрывает дверь, а Намджун легко хлопает рукой по капоту. Флаг поднимается. Чонгук давит на педаль газа.       Машина покидает пит-лейн и сразу же начинает набирать скорость. За время пит-стопа они потеряли пару позиций, но это не так страшно, Чонгук знает, что ему удастся их вернуть.       Их появление вызвало всеобщий интерес — журналисты едва ли не облепили Чонгука, когда он шёл в сторону бокса их команды. От множества вопросов, посыпавшихся на него, кружилась голова, но его вовремя спас подоспевший Намджун, ухватив за рукав и потянув в толпу механиков. Он долго ворчал и злился на того, кто подпустил этих «стервятников» настолько близко к его рабочей зоне, пока сам Чонгук сидел в стороне и наблюдал за кружащим возле машины Сокджином. Даже этот всегда собранный мужчина немного нервничал, сотню раз переспрашивая у Намджуна один и тот же вопрос.       Всё будет хорошо?       Однозначного ответа на этот вопрос не было. Как можно давать гарантии, когда малейшая неровность трассы или едва ощутимое соприкосновение двух несущихся на высокой скорости автомобилей может стать точкой невозврата? Может, именно поэтому Намджун только мягко улыбался, являя миру ямочки на своих щеках, и просил Сокджина не переживать раньше времени. У них всё ещё были первоклассные пилоты, хорошие автомобили и команда профессионалов, знающих своё дело. Это не успокаивало разве что отсиживающегося в стороне Чонгука — прошлая его команда была такой же по своей комплектации: профессионализм, собранность, отточенные до идеала и автоматизма действия. Так что, к огромному разочарованию пытающегося поддержать расслабленную обстановку Намджуна, его слова совершенно никак не действовали на Чонгука. Впрочем, они на него и не были направлены, а Сокджину вроде как помогали.       Чонгук замечает в зеркале заднего вида чёрную машину, которую видел сотни раз на тренировках, и едва заметно даже для самого себя выдыхает. Выглядит та действительно устрашающе — жёлтые фары подстёгивают ускориться, пока Чонгук сдавливает пальцами обивку руля, нагоняя очередной автомобиль и резко дёргая руль в сторону для обгона. Минхо подстраивается под него и, пользуясь слипстримом, следует точно за Чонгуком, обгоняя соперника.       — Поднажми, иначе он скоро поцелует тебя в зад, — низкий голос главного инженера вновь заполняет собой всё пространство, из-за чего Чонгук действительно сильнее надавливает на педаль. — Не хочу, чтобы люди подумали, будто бы вы поддаётесь друг другу.       Да, хорошая тактика. Здесь, на трассе, они не были экипажами одной команды, они соревновались за первое место. И сейчас Чонгук понимал, что он готов сражаться за эту победу до последнего. Белая «BMW» вырывается на пару метров вперёд и уходит немного в сторону, лишая идущую позади неё машину слипстрима. Он знает — Тэхён сейчас давал такие же указания и Минхо. Улыбка непроизвольно лезет на лицо, когда Чонгук нагоняет очередных соперников, обходя их.       «Бегверк» встречает его практически пустой прямой и идущим перед ним жёлтым автомобилем. Рёв двигателя заглушает все мысли, цифры на спидометре растут. Он сейчас второй. И ему осталось только обойти последнего соперника и добраться до финиша. Чонгук выдавливает из своей машины всё, шепчет что-то подбадривающее, до треска перчаток сжимает руль, смотрит на поворот и умоляет самого себя не сорваться. Только не сейчас.       Это совсем другая трасса.       Он плавно сбавляет скорость, выстраивает апекс и проскальзывает по левую сторону от чужого гоночного автомобиля, оставляя «Mercedes» позади. И Чонгук было начинает радоваться, но до него доходит знакомое ощущение, из-за которого в груди всё замирает, а уши закладывает. Его заднее колесо задевает траву, выскользнув за пределы асфальтированного покрытия, из-за чего заднюю часть «BMW» начинает заносить. Знакомая паника накрывает с головой, но Чонгук действует быстрее, чем происходящее в полной мере доходит до него. Быстрее, чем до него доносится громкое:       — Чёрт! Чёрт! Выравнивай! Выравнивай её!       Голос Тэхёна наполнен незнакомой ему ранее паникой, он трещит с помехами, наполняется гулом всеобщего волнения, но вряд ли сейчас Чонгук обращает на это своё внимание. На дороге необходимо оставаться собранным — только ты и твоя машина. Он резко дёргает руль, продолжая удерживать педаль газа, и возвращает автомобиль на трассу. «BMW» с рёвом вновь начинает набирать потерянную за эти жалкие секунды скорость.       Он спас её. И он не потерял позицию.       Чонгук смеётся. Впервые за всё то время, что он участвовал в гонках, он ярко смеётся, пока несётся к финишу. Кажется, через наушник он слышит радостные возгласы всей команды, собравшейся вокруг притихшего Тэхёна. У Чонгука больше не дрожат руки, у Чонгука в груди до невозможности легко.       Чимин бы назвал это адреналиновым ударом.       Хосок бы сказал, что всё дело в резко сменивших друг друга эмоциях.       Тэхён же говорит:       — Умница. Бог мой, какой же ты умница, золотце.       И Чонгук не посмеет переубедить его в этом. Он финиширует первым. И, чёрт возьми, он действительно вырывает эту победу зубами.

***

      После торжественной части с награждением следовало не менее торжественное продолжение в арендованном Сокджином доме. Думать о том, сколько денег было спущено на всё это мероприятие, жутко не хотелось — да и вряд ли Чонгука это вообще сильно волновало, у него не было привычки считать чужие деньги. Вот Чимин любил. Он порой возмущенно вздыхал, вскидывал руки и спрашивал скорее у сидящего где-то высоко Бога, нежели у своего лучшего друга или рядом находящихся людей, откуда же некоторые личности достают такие огромные суммы денег. Чонгука иногда одолевало желание сказать что-нибудь про работу, но он умело держал язык за зубами. Развивать тему финансового состояния незнакомых ему людей тоже не очень-то хотелось. А вот Чимин, конечно же, от перспективы перемыть кому-нибудь косточки едва ли не пищал от восторга. Чёрт его, этого уроженца Пусана, знает — может, всё дело было в его замашках самого дотошного журналюги, готового в любую задницу забраться без мыла, а может, виной всему было проведенное в компании бабули-сплетницы лето где-то во времена старшей школы.       Впрочем, вспомни про солнышко…       — И чего ты тут один сидишь? — как сразу же появится его лучик.       Юнги выглядел хорошо. Не в том плане, что всё остальное время он выглядит паршиво, наоборот — вкус у этого парня отменный, а потому слово «паршиво» к нему вообще не клеилось даже на самый разрекламированный клей-момент. Просто сейчас, созерцая здоровый блеск этого породнившегося за короткий срок лица, Чонгук как-то удрученно вспоминает своё собственное отражение, на которое наткнулся час назад.       Он возвращался к своему случайному открытию каждый раз, когда сталкивался с Юнги в неформальной обстановке. К тому самому открытию, где Юнги добродушно пригласил Чимина посмотреть на своего кота. Чонгуку не хотелось лезть в чужую личную жизнь, он всячески пытался не показывать своему второму пилоту, что он прекрасно знает о его развлечениях с одним рыжим журналистом, которого сейчас среди них не было только из-за того, что Чимин не смог отказаться от предложения своих коллег провести вечер в каком-то баре. Если читать между строк, то он с вероятностью в сто процентов отправился туда собирать сплетни. Чонгук кривится — чёрт возьми, он слишком много думает о своём лучшем друге.       — Так я не один, я в компании Колы, — он покачивает в руке стакан, наблюдая за тем, как газировка омывает его стенки.       — Ты, должно быть, шутишь, — Юнги закидывает ноги на журнальный столик, губами припадая к горлышку бутылки. Побывать в Германии и не попробовать местное пиво — кощунство. Так, кажется, он сказал, когда они болтали после квалификации — Сокджин буквально организовал здесь целый бар. И нет, это не какая-то шутка, детка, тут реально целый бар.       Чонгук кривится ещё раз. Это «детка» всплывало в речи Юнги каждый раз, когда он напивался. Не то чтобы Чонгук был частым свидетелем чужих попоек, но за последнее время раза два или три присутствовал и становился тем самым объектом, на который сыпалась целая куча «деток». Чонгуку бы следовало удостовериться, что Юнги и раньше так себя вёл, иначе складывается ощущение, что виноват в этом длинный язык Чимина.       — Я не очень люблю алкоголь.       — Что-то вроде «Я быстро пьянею и начинаю творить всякую дичь»? — Юнги весело усмехается, салютуя бутылкой проходящему мимо Намджуну.       — Что-то вроде «Я быстро пьянею и засыпаю».       — О, тогда не очень весело, — он скрещивает ноги на всё том же журнальном столике, чем вызывает у Чонгука первобытное желание закатить глаза. Чимин тоже постоянно так делает. — Лучше дружи и дальше со своей Колой, она-то тебя в постель не утащит.       Чонгук согласно кивает и улыбается, давая Юнги знак, что шутку он оценил. Этот похожий на отъевшегося самым дорогим кормом британского кота парень открывался для Чонгука каждый день с совершенно новых и неожиданных сторон.       — Не слишком ли самонадеянно было арендовывать целый дом с баром? — вдруг спрашивает Чонгук просто для того, чтобы поддержать разговор. Юнги вопросительно мычит, явно прося его пояснить. — Я о том, что мы могли и проиграть.       — Ну, — он чешет подбородок, сдув упавшую прямо на глаза прядку волос. — Он арендовал все это либо для того, чтобы веселиться из-за победы, либо для того, чтобы грустить из-за поражения. Бар в любом случае пригодился бы. Алкоголь — универсальная штука.       И ведь не поспоришь.       Чонгук окидывает просторную гостиную взглядом — Сокджин не пожалел денег, а потому по размерам та вполне себе могла конкурировать с квартирой Чонгука. Здесь было шумно, Чан весь вечер не отходил от огромной аппаратуры, играя роль диджея. К слову, это была самая ужасная идея — доверять этому парнишке выбор музыки, потому что сейчас по ушам долбила какая-то попса, от которой у Чонгука начинала болеть голова.       Холодная Кола должна была сделать ситуацию получше, но не делает, и мозги Чонгука дребезжат после каждого баса. Ему кажется, что те сейчас похожи на желе — то самое, которое он ел на прошлой неделе за просмотром очередного фильма из вкладки «Популярное».       — Секретничаете? — на плечо опускается чужая рука, вес которой настолько знаком, что Чонгука это осознание даже пугает.       Тэхён обходит диван и садится по другую сторону от Чонгука.       — Обсуждаем нашего тренера, — Юнги тянет губы в улыбке, пока Тэхён тихо смеётся.       — Ну и что успели обсудить?       — Его первоклассные навыки.       — И богатый словарный запас, — добавляет Чонгук.       — Да, и богатый словарный запас.       Тэхён улыбается. Он вообще неплохой человек — это заключения делает трезвый Чонгук — но это только в том случае, если опустить слегка скверный характер, проявляющий себя в основном на тренировках. Чимин сказал бы: «Все мы не без греха!», но Чимину не приходилось оставаться наедине с требовательностью и непреклонностью тренера Кима. Может, тогда бы он сказал что-нибудь другое, например: «Все мы не без греха, но некоторые из нас точно с целым вагончиком!».       Чонгук готов был терпеть весь этот вагончик.       Его прошлая команда праздновала победу совершенно иначе. Это всегда были натянутые и фальшивые улыбки, звон дорогой посуды, наигранный смех и десятки незнакомых людей, каждый из которых настолько важен, что ему готовы подтирать задницу. Бюджет «Driving-F» складывался в основном из карманов щедрых спонсоров — эти старики, едва сумевшие заправить животы в брюки и затянуть те ремнём, играли важную роль и знали об этом. Нет ничего хуже человека, осознающего свою значимость, когда дело касается финансового вопроса. Это развязывает руки. И язык. И чёрт знает, что из этого хуже.       — А я уже было хотел сказать, что вы хорошо справились сегодня, — Тэхён по-доброму усмехается. — Но если тут такие разговоры за моей спиной…       — Это самое безобидное, — вбивает последний гвоздь Юнги, а после хлопает себя по бедру свободной рукой и ловко поднимается на ноги. — Болтайте дальше без меня, там мешают коктейли, так что пока-пока!       И он действительно оставляет их вдвоем, направляясь точно в сторону бара.       За последние дни Чонгук уже привык оставаться наедине с Тэхёном, его это даже не пугало больше. Возможно, огромную роль в преодолении так и не успевшего зародиться страха сыграло их временное сожительство, ведь, хочешь или не хочешь, а жизнь под одной крышей всё же сближает.       — Значит, обсуждали меня? — с насмешкой в голосе напоминает Тэхён, по-хозяйски разваливаясь на диване.       Чонгук закатывает глаза и, оставляя свой напиток на столике, следует примеру Тэхёна, откидываясь назад и теперь наблюдая за происходящим из-под вьющейся чёлки. После душа ему никто не дал нормально уложить волосы, а потому теперь они торчали в разные стороны русыми кудряшками.       Взрыв на макаронной фабрике, не иначе.       — Если честно, то нет, — Чонгуку кажется, что он слышит чужое цоканье языком. — Просто болтали.       — Теперь даже и не знаю, радоваться мне, что мои кости не стали перемывать сразу после гонки, или же огорчаться из-за того, что обо мне тут даже не вспоминают.       — Тебе не угодишь, — подмечает Чонгук и, вероятнее всего, попадает точно в яблочко.       Тэхён неопределённо жмёт плечами, оставляя эту реплику дрейфовать где-то в окружающем их пространстве. Чонгук же решает переключить своё внимание на скользящие по все поверхностям цветные пятна, отбрасываемые диско-шаром. По мозгам ударяет очередной бит, и внутри Чонгука поселяется желание выкинуть всю аппаратуру к чертям собачьим подальше от Чана и этого дома.       Словно за секунду просканировав всего Чонгука и успев сделать все необходимые заключения, Тэхён участливо подаётся вперёд, заглядывая в его глаза и с нескрываемой заботой спрашивая:       — Всё в порядке?       О каком порядке может идти речь, когда Чонгук находится на грани нервного срыва из-за слишком часто бьющегося сердца? Кажется, что он даже на трассе настолько сильно не волновался, хотя там-то это было бы к стати — чего стоил один только занос. Но всё это кажется второстепенным и маловажным, когда главный инженер оказывается слишком близко, ненавязчиво и словно бы играючи забирается в его личное пространство.       Чонгук, запоздало осознавая, что слишком долго молчал, прокашливается, отодвигаясь немного назад.       — Всё хорошо, просто я немного устал, — уголки его губ дёргаются в лёгкой улыбке.       Тэхён кивает словно самому себе, а после поднимается на ноги и протягивает руку — Чонгук на неё смотрит так, будто перед ним не человеческая рука, а инопланетный объект. Эта заминка забавляет Тэхёна, потому что уже спустя мгновение тот весело усмехается и слегка встряхивает свою ладонь, наконец предлагая:       — Поехали домой? Тебе действительно не помешал бы отдых.       Чонгук кивает. Забота Тэхёна ненавязчивая, правильная и окутывающая со всех сторон мягким пледом. Если бы Чонгука попросили сравнить её с чем-нибудь, то он выбрал бы горячий чай, разливающийся по внутренностям и согревающий изнутри. Тэхён обязательно спросит, не замёрз ли он после пробежки, поинтересуется самочувствием и обратит внимание на те детали, которые останутся незамеченными для других. Тэхён внимателен к мелочам. Тэхён запоминает брошенные вскользь слова. Тэхён его слушает.       Чонгук вкладывает свою руку в чужую ладонь и позволяет мужчине потянуть его на себя.       — Кто за рулём? — вдруг интересуется Тэхён, когда лицо Чонгука оказывается в опасной близости к его собственному.       — Это твоя машина…       — Я тебе полностью доверяю.       — Но ты же не пил сегодня!       — Как и ты.       — Но…       — «Камень-ножницы-бумага»?       — Тебе сколько лет?       — Ты что, боишься проиграть? — Тэхён кривит пухлые губы в усмешке, чем выводит Чонгука из себя.       Он плотно смыкает губы и сжимает руку в кулак. Тэхён считает до трёх — Чонгук, не колеблясь, выкидывает камень, и всего спустя секунду победно вскрикивает, слабо ударив тем по сложенным ножницами пальцам Тэхёна.       — Ты явно жульничал, — чуть позже качает головой Тэхён, забирая своё пальто и открывая дверь перед Чонгуком.       — А ты докажи.

***

      Тэхён и Чонгук сидят на диване, едва ощутимо соприкасаясь плечами при каждом вздохе. Если покопаться в воспоминаниях, то можно запросто найти то, в котором Чонгук багровел и покрывался испариной от любого случайного прикосновения к Тэхёну, но сейчас такого не было, единственным чувством, заполняющим его грудную клетку, было спокойствие. Вполне ощутимое и даже осязаемое — Чонгуку казалось, что оно было похоже на облако сахарной ваты. Может, в этом сравнении было куда больше смысла, чем казалось ему на первый взгляд.       — Я думал, что ты сразу завалишься спать, — говорит Тэхён, переключая каналы в поисках чего-то достойного на вечер.       Чонгук, если честно, планировал — его веки тяжелели с каждой секундой всё сильнее, а тело словно наполнялось неизвестной ему субстанцией, которая так и тянула в сторону спальни, даже когда они ещё только ехали домой. Но ему стоило просто переступить порог и кинуть взгляд на Тэхёна, решившего посмотреть фильм перед сном, чтобы в то же мгновение изменить свои планы и завалиться на диван, укрывшись пледом.       На полу, умиротворённо похрапывая, лежал Леший, уместив свою массивную голову на вытянутых вперёд лапах. Чонгук отговаривает себя от желания зарыться пальцами в густую шерсть и переводит взгляд на Тэхёна.       — Я не мог отказаться от какао, — оправдывается он, показательно поднимая руки с кружкой, о которую грелся несколько минут назад.       — Вот оно как, — Тэхён мягко улыбается.       Порой его улыбки можно было распознать только по едва заметно дёрнувшимся уголкам пухлых губ. Чонгук выучил — Тэхён вовсе не скуп на эмоции, он скорее осторожен с ними. Он смеялся только в кругу друзей, улыбался близким, показывал свои слабые стороны самым родным. Наверное, это было здоровое отношение к самому себе, позволяющее не растрачиваться на тех, кто этого не стоил.       Чонгук подносит кружку к лицу и делает несколько глотков, наблюдая за тем, как меняются каналы на экране телевизора.       — Какой твой любимый фильм?       — Думаю, что «Заклятие».       — О, — Чонгук удивлённо вздыхает, удобнее устраиваясь на своём месте. — Любишь ужасы?       Тэхён весело хмыкает, но не отрывается от своего занятия:       — Не ожидал?       — Если честно, то нет, — соглашается Чонгук, потому что смысла врать не было. — Ты не выглядишь как фанат ужастиков, я думал, что тебе нравятся какие-нибудь нудные фильмы с мрачной атмосферой и глубоким смыслом.       — В некоторых фильмах ужасов тоже имеются мрачная атмосфера и глубокий смысл.       — Ну ты же меня понял, — он цокает языком, подтягивая колени к груди.       На этот раз очередь Тэхёна сдаваться — он поднимает руки в жесте капитуляции и слабо смеётся, когда Чонгук на это выразительно закатывает глаза.       — А у тебя? — вопрос повисает в воздухе, пока Чонгук наклоняется к кружке с какао. — Какой твой любимый фильм?       У Чонгука всегда были проблемы со всеми вопросами, которые так или иначе касались темы любимого. Ему было сложно определиться с тем, какой у него любимый цвет или какое время года ему нравится больше; он никогда не мог сразу ответить на вопрос о том, какой супергерой у него любимый, или что ему нравится больше: сладкое или солёное. Порой ему казалось, что от таких вопросов и ответов на них зависела вся его жизнь и что поменять своё мнение он уже никогда не сможет.       Он задумчиво кусает губы, щуря глаза. Леший, заворчав, поднимает голову и с интересом оглядывает погрузившуюся в темноту комнату.       — Не знаю, если честно, это сложный вопрос, но мне нравятся фильмы про супергероев, так что, наверное, какой-то из них.       — Хорошо, количество вариантов уменьшилось.       — Но это правда сложный выбор!       — Я не спорю, в мире достаточно много хороших вещей, так что порой бывает трудно сделать выбор в пользу чего-то одного.       — Порой меня раздражает то, что ты такой понимающий, — Чонгук не может сдержать улыбки, вряд ли говоря это серьёзно.       — Чего таить, тебе очень повезло с тренером, — жмёт плечами Тэхён, наконец останавливая свой выбор на каком-то старом фильме.       Чонгуку с этим утверждением спорить сложно, ведь с Тэхёном ему действительно повезло. Не то чтобы прошлый его тренер был ужасным или не дотягивал до звания хорошего, вовсе нет. Хэнк был отличным тренером и вполне себе хорошим человеком, он ясно видел перед собой цель и делал всё для того, чтобы её достичь. Он не был суров на тренировках, не заставлял трудиться больше положенного, но вбивал в голову установку, которая гласила, что любые твои достижения зависят только от тебя и от того, сколько сил ты готов вложить в это дело. Это помогало осознать тот факт, что на трассе ты один. Не лучшая мысль, которая может крутиться в голове, но ничего с этим поделать было нельзя.       Во всяком случае, Хэнк был моделью тренера для Чонгука — первой и устоявшейся за долгие годы тренировок в «Driving-F». Он рос под присмотром этого мужчины, никогда не выпускавшего из рук пачку сигарет. Хэнк во многом помог ему с адаптацией в этом мире. Ловко впихнул в незнакомые круги, показал, какими гонки являются внутри, за тем фасадом, который выставлялся для зрителей.       Тэхён от него отличался. Чонгук впервые видел команду и выстраивал общую тактику. Тэхёну удалось показать, что он не один. А подниматься с колен после падения гораздо легче, когда тебе помогают.       — Знаешь, я хотел поблагодарить тебя, — Чонгук ставит кружку на тумбу и натягивает плед до подбородка, слыша рядом вопросительное мычание. — Я думал, что у меня ничего не получится сегодня. Сперва я боялся давить на газ, потому что трасса передо мной казалась какой-то… Чушь, конечно, но я был уверен, что любой поворот может стать для меня последним сегодня. Наверное, это последствия аварии и всё такое, но твой голос, он… Действительно помогал мне не утонуть в этих страхах, понимаешь?       — Понимаю, золотце, я понимаю это куда лучше, чем ты можешь себе представить.       Чонгук выдыхает — на мгновение ему кажется, будто он неосознанно задержал дыхание, слушая ответ Тэхёна, и сейчас ему наконец удалось вздохнуть полной грудью. Он поворачивает голову и натыкается взглядом на чужой — внимательный, родной, забирающийся под самую кожу, запускающий свои корни в душу.       — Мне правда повезло с тренером, так ведь?       — Да, это так.       Сердце предательски пропускает удар. А за ним ещё один. И так, наверное, по кругу, пока не случится полная остановка. Чонгук не отрывается, внимательно изучает лицо напротив и ловит себя на внезапном желании ещё сильнее приблизиться. Он сжимает руками мягкую ткань одеяла и было собирается сказать что-нибудь ещё, чтобы разрядить повисшую между ними тишину, но слова так и застревают у него в горле, потому что в одно мгновение Тэхён оказывается настолько близко, что Чонгук чувствует его дыхание на своих губах.       От Тэхёна пахнет знакомо, настолько привычно, что даже страшно. У Чонгука стойкое ощущение, что он этого порой грубоватого мужчину знает всю жизнь. Знает то, как хрипит его голос по утрам, как он тихо напевает что-то себе под нос, когда готовит ужин, как он ругается матом на трёх языках, меняя тот в зависимости от того, с кем именно разговаривает по телефону. Такое пугает, но одновременно с этим и успокаивает, позволяя взгляду опуститься на чужие губы и таким образом дать зелёный свет.       Целует Тэхён мягко, аккуратно сминая губы и оглаживая большим пальцем усыпанную веснушками щёку. Чонгук жмурится до миллиарда звёзд перед глазами и позволяет пледу упасть с плеч, чтобы уже спустя мгновение пальцами вцепиться в футболку Тэхёна и сжать ту на груди. У них поцелуй без единой нотки страсти, он осторожный, ненавязчивый, слишком интимный в совершенно ином смысле. Чонгука укачивает на мягких волнах, он подаётся ближе и словно желает стать с Тэхёном одним целым, чтобы тот обнял его крепко и спрятал от всего мира в своих руках.       Тэхён отстраняется первым и прижимается свои лбом к чужому — дышит размеренно, руками гладит, гладит, гладит…       Чонгуку бы просидеть так самую долгую вечность и никогда из этого момента не выбираться. Он держит глаза закрытыми, потому что так иллюзия возможности остановить время растягивается.       — Знаешь, — тихо начинает Тэхён, спускаясь до шёпота. — Ты мне нравишься, Чонгук, и я не привык молчать о своих чувствах.       Чонгук сжимает ткань футболки сильнее и облизывает хранившие на себе чужой поцелуй губы. Его сердце бьётся с сумасшедшей скоростью, грозит переломать все рёбра и вырваться из грудной клетки только для того, чтобы оказать у Тэхёна в руках.       Но Чонгук не привык говорить о том, что он чувствует. Его слова — прикосновения, действия, взгляды, поступки. И сейчас, открывая глаза и заглядывая в чужие, наполненные смиренным ожиданием, он впервые в своей жизни ощущает себя по-настоящему на своём месте рядом с другим человеком. Он руками обхватывает лицо Тэхёна и улыбается едва заметно, но вкладывая в эту улыбку все свои чувства.       Тэхён его, конечно же, понимает — кривит губы в мягкой улыбке и наклоняется ближе, позволяя на этот раз Чонгуку самому сказать о том, что он чувствует.       Даже если далеко не словами, а нежным касанием губ.