Проксемика

      Чонгук впервые видит его через толстые прутья тюремной решетки.       В самой камере какой-то даже слегка романтичный полумрак, под боком матерится Вонхо, Чимин шумно дышит сквозь стиснутые зубы, а Чонгук же лишь приоткрывает рот, когда из коридора, окружённый мягким светом старых пыльных ламп, словно ореолом, к ним приближается господин Мин.       Он выглядит заспанным и от этого куда более молодым, чем на снимках, которые уже успел в своё время изучить на его сайте Чонгук. Видно, что собирался наспех: рубашка помята (хотя глажку в целом пора бы отменить в двадцать первом веке), брюки чуть сползают на бёдра без забытого ремня, а волосы причесаны явно лишь ладонью, и то уже, наверное, в машине.       От чего-то по коже Чонгука пробегают мурашки. Нет, это не промозглость тюремной камеры и не налипший на сердце страх за свою репутацию. Он не моргает, глазами цепляясь за каждый мускул на светлом лице подходящего к ним мужчины. У Мин Юнги очень тёплый взгляд, словно окутывающий собой моментально, и Гук перестаёт дышать, впитывая эти искорки, надеясь избавиться от чёртовых мурашек. Нет, тело точно играет с ним дурацкую шутку: становится только хуже.       Найдя в себе силы и мотнув головой из стороны в сторону, он прикрывает глаза на мгновение. Вежливо было бы поздороваться, как делают остальные, но слова застревают даже не в горле – они замирают где-то на уровне сознания.       — Всё, всё, — в голосе Мин Юнги нет осуждения, усталости или злости. А ведь они вытащили его из кровати посреди ночи! Чонгук на его месте был бы как минимум в ярости. — Отблагодарите потом.       Он отходит в сторону, позволяя сотруднику дрожащими (от страха перед начальством) руками открыть дверь камеры. Чимин практически выскакивает, Вонхо вылетает на крыльях родившейся в этот вечер безнаказанности, а Чонгук глупо застывает на месте, исподлобья смотря на их спасителя.       — Ты планируешь остаться? — господин Мин приподнимает одну бровь, смотря на него испытывающе. — Конечно, если хочешь…       — Нет! — слишком резко чеканит Чонгук, направляя все силы организма в кажущиеся онемевшими ноги.       Он выходит неконтролируемо медленно, погружаясь в свои странные ощущения. Что-то внутри него кричит изо всех сил, но в то же время хочет замолчать навечно. Это противоречие мучает Чонгука. Он замирает, поравнявшись с Мин Юнги, и бегло смотрит на него ещё раз. Вблизи становятся видны морщинки, украшающие его лицо, однако глаза кажутся на их фоне лишь ещё более живыми. Не молодыми, нет, Чонгук чётко ощущает их разницу в возрасте. В то же время годы точно не лишили Мин Юнги шарма. Наверное, всё-таки есть те, кому они к лицу.       Чонгук ускоряется, чувствуя спиной чужой взгляд. Он не оглядывается, интуитивно двигаясь в сторону спасительного выхода из участка, но на самом деле покидает его не с чувством освобождения, а с новой ношей на крепких плечах.       Свежий ночной воздух оживляет. Друзья шумно окружают троицу бывших арестованных, заваливая их вопросами и эмоциями. Слава всем богам, что Вонхо берёт роль рассказчика на себя. Чимину с Чонгуком не до этого: оба они, удивительно, в мыслях о Мин Юнги. Друг, к слову, уже успел переодеть штаны — видно, кто-то из компании подсуетился.       Без театральных историй про тюремных крыс, произвола полицейских и тяжёлые условия содержания всех заключенных не обходится. Вонхо создаёт из их полуторачасового нахождения за решёткой целую эпопею, которой Чонгук даже в какой-то мере восхищается. Так рассказывать — это, безусловно, талант.       Потихоньку начинают подъезжать любезно заказанные такси — вся компания пьяна, и ни один из них, конечно, не планирует садиться за руль. На сегодня нарушений закона хватит. Чимин оставляет ребят, когда первая машина уезжает, а сам подходит к уставшему Мин Юнги, что опирается на капот своей чёрной «тойоты».       Чонгук не может не наблюдать за их разговором. Очевидно, что Чимин глубоко извиняется за произошедшее перед отцом своей невесты: об этом кричат его опущенные плечи, его выражение лица, его непрекращающиеся поклоны. Господин же Мин покачивает головой из стороны в сторону, а, когда уезжает уже второе такси, резко притягивает Чимина к себе, обнимая, заставляя прекратить извиняться и успокоиться. Чонгук поджимает губы. Он видит, как сначала друг замирает в шоке, а потом всё же обнимает мужчину в ответ, погружаясь в окутывающее его тепло и понимание.       Мин Юнги замечает взгляд Чонгука, и почему-то ему становится стыдно за это не имеющее никакого смысла подглядывание. Но глаз Гук не отводит. Мин в ответ приподнимает уголки губ. Должно быть, он думает, что Чонгуку тоже до безумия стыдно за произошедшее, и таким образом хочет подбодрить.       Чимин возвращается уже куда более спокойный, а Мин Юнги начинает медленно обходить свой автомобиль спереди.       — Он не скажет ничего Соён, — счастливо сообщает Пак, — чёрт подери, как мне повезло с тестем!       — Даже если бы он рассказал, это не умалило бы нашей благодарности за спасение, — замечает Чонгук, с трудом делая шаг в сторону такси.       — Да, пожалуй, — хмыкает Чимин. — Без его участия не видать мне никакой свадьбы.       — Заодно окончательно проверили его расположение к тебе. Хотел бы — не вызволял.       — Соён бы сама тогда всех на уши поставила, — подмечает Пак. — Ты её знаешь.       — Ой, она бы пришла сюда с пилой и лично разделалась бы с прутьями, чтоб достать тебя, — Чонгук ярко представляет девушку в пышном белом платье, решительно направляющуюся к участку с какой-нибудь жуткой машиной для резки наперевес.       — Или, по крайней мере, мой безымянный палец, — произносит Чимин, добавляя в фантазии Чонгука налёт кровавого ужастика.       С оставшимися друзьями они начинают загружаться в автомобиль. Чимин размещается на заднем сиденье в своей излюбленной середине. Чонгук должен сесть последним, он смотрит в сторону ещё не отъехавшей «тойоты» и шумно выдыхает, отмечая, что уже совсем не чувствует даже намёка на опьянение. Наверное, весь градус выветрился в патрульной машине.       — Эй, вы что, я пятерых не повезу! — водитель такси оборачивается назад, понимая, что пассажиры двигаются ближе, чтобы уместить последнего.       — В чём проблема? — возмущается Чимин, хмуря брови. — Какая разница?       — Мне как раз эти проблемы не нужны. Если он сядет, я никуда не поеду.       — Да не остановят вас за это, не оштрафуют! — Чимин начинает разгоняться сильнее. Вонхо крепко сжимает его локоть.       — Дружок, мы сейчас у полицейского участка находимся, это, знаешь, немного нагнетает, — не сдаётся таксист. — Вызывайте другую машину, я не стану рисковать.       — Что происходит? — Чонгук, так и застывший у открытой двери, слышит этот уже знакомый голос слишком близко к себе. Он боится обернуться — кажется, в таком случае будет не избежать неловкой близости. Мин Юнги вышел из своего авто, явно заметив, что посадка успехом не пахнет.       — Ещё и шестого? — уже на грани крика произносит таксист. — Вы с ума сошли! Вон!       Чонгук, наконец, поворачивает голову в сторону. Мин Юнги находится в полуметре он него, чуть наклонившись, чтобы видеть то, что происходит в салоне. Руки у него сложены на груди, а губы плотно сомкнуты. Уже позже Чонгук узнает, что Юнги всегда поджимает их, когда о чём-то задумывается. Так есть возможность не дать мыслям ускользнуть: через рот им, необработанным, проще всего сбежать.       — Так, — произносит, наконец, Мин, — вы поезжайте, а тебя, — он пересекается с Гуком взглядом, кивая ему, — я отвезу сам.       Наверное, он мог бы предложить это Чимину, но тот где-то глубоко в салоне, и смысла делать рокировку особо нет. Так себе это объясняет Чонгук, всё ещё не до конца понимая услышанное.       — Спасибо, — едва слышно произносит Гук.       — Спасибо, господин Мин! Снова! Чонгук, отпишись из дома!       Кажется, у всех гора с плеч упала, когда решение ситуации само подошло к ним из своей «тойоты». Слишком много сегодня делает для них этот мужчина, а ведь день ещё даже не успел начаться. Чонгук взглядом провожает машину со своими друзьями, а потом уже полностью поворачивается, подставляясь под изучающий взгляд.       — Ты Чон Чонгук, верно? — собственное имя, произнесенное этим голосом, почему-то кажется ему чужим.       — Да, господин Мин, — даже кивает, словно одних слов не хватает для подтверждения.       — Я вообще-то сразу так подумал, — чуть наклоняет голову, — ты очень похож на свою мать. Ну, пойдём.       Чонгук идет быстро, даже обгоняя мужчину. Мельком он замечает, как тот снова подтягивает свои чуть спадающие штаны. В салоне приятно пахнет — Чонгук не может распознать аромат, но делает глубокий вдох, наслаждаясь. Господин Мин проверяет приборную панель, пока Гук пристёгивает ремень безопасности, надеясь, что этот жест не сочтут за неуважение. Его мать постоянно обижается, считая, что таким образом её водительское мастерство ставят под сомнение.       Но Мин Юнги пристёгивается и сам, поправляя зеркало заднего вида. Он смотрится в него и чуть морщится.       — Прошу прощения за свой внешний вид, — как-то неожиданно эти слова достигают ушей Чонгука. — Обычно я не похож на растрёпанного воробья.       — Вы только из постели. Никто не ждал смокинга и идеальной укладки. И кто мы все такие, чтобы вообще Вас как-то судить?       — Да уж, судей мне в жизни хватает, — смеётся Юнги, и Чонгук понимает, что это в адрес адвоката действительно звучало немного странно. Хотя, кажется, он оценил. — В каком районе ты живёшь? С кем-то из родителей или...?       — Каннам. Остановился там.       — Я мог бы догадаться, — усмехается господин Мин, заводя машину и трогаясь с места.       Чонгук вводит нужный адрес в навигатор. Фраза кажется обидной. Неужели он такой очевидный? Или у Мин Юнги уже есть его образ, составленный на основе суждений родителей и Чимина с Соён?       — Я не из тех, кто будет лезть не в своё дело, — начинает Мин, пока Чонгук не отказывает себе в удовольствии следить за его крепко сжимающими руль пальцами, — но, может, хотя бы ты расскажешь мне, что именно произошло? Чимин кроме извинений и заверений, что такого больше не будет, не смог ничего произнести. Я его не виню, — словно сам себя убеждая, — но в этот раз моё любопытство одерживает верх над тактичностью. За что вас арестовали?       Чонгук задумывается на секунду, а потом всё же воспроизводит в памяти всё, что было до момента, когда он сел в «тойоту» на пассажирское сиденье.       Этого он Мину не сообщает за кажущейся ненадобностью, но прилетел Чонгук из Англии две недели назад. Решение было долгим и сложным. В конце концов Чонгук точно понял, что это лето при любом раскладе проведёт в Сеуле.       И спасибо Чимину за его свадьбу, которая стала заключительным словом в резолюции Чон Чонгука самому себе.       Как бы его ни уговаривали в агентстве, он остался непреклонным. Но руководство всё равно придумало, как это использовать, практически заставив подписать несколько «абсолютно лёгких» контрактов уже с корейскими клиентами. Своей подписью в них он отмахнулся от ещё больших обязательств.       Время в Сеуле идёт совсем иначе, медленнее и приятнее, чем в надоевшем Лондоне. Чонгук наслаждается каждой его крупицей. И вчера, слишком быстро для успевшего замедлиться Чона, запустился проект «Мальчишник Пак Чимина». Он организовал его спешно, как позволяла ситуация, но с должным шиком. Собрались все старые друзья, каждого из которых Чонгук был до безумия рад видеть (кроме, пожалуй, Сонхва, но это история, которой сейчас в мыслях нет места).       Такой вечеринки давно в его жизни не было. Может, даже никогда, а он так-то посетил несметное количество модельных тусовок. Ни одна, даже та, после которой у него в итоге случился первый секс втроём, не сравнится с потрясающей живой атмосферой вчерашнего вечера. Чонгук даже не знал, что так скучал по подобному сумасшествию!       Залитые соджу с головы до пят, они, конечно, покинули снятый для празднества домик. Как они оказались у зоопарка? Это Чон Чонгук узнает только, пожалуй, у кого-то, кто был потрезвее. Но зато он чётко помнит, как один из кольев на заборе больно впился ему в бедро (надо будет проверить на наличие травм).       В общем-то, пока часть компании отчаянно пыталась поймать шокированных фламинго, охранники ловили их самих. Кто-то из ребят так и не смог переползти забор и наблюдал через решетку, кто-то прятался в клетках, но в итоге с наручниками на запястьях оказались трое: Чимин, Чонгук и Вонхо. Гук, в общем-то, мог сбежать, но помогал Чимину, застрявшему в…кхм, интересного происхождения ещё тёплой грязи уже в загоне зверей побольше (хорошо, что их самих там никто не задавил, а шансы были).       Чонгук лишь набирает популярность в роли модели, но первая мысль, что возникла тогда в голове по пути в участок: когда об этом узнает агентство, его отчитают за неподобающее поведение и с позором выгонят. Никаких скандалов им, конечно, не нужно.       Чимин казался на удивление спокойным и словно бы протрезвевшим. По прибытии он тут же потребовал свой положенный законом звонок, а уже потом присоединился к ним в камере, блаженно улыбаясь (а ещё ужасно воняя, но это мелочи).       Для Чонгука оказалось шоком, что у Мин Юнги есть такие друзья. Он же адвокат по семейному праву! Но Чимин напомнил, что первые несколько лет своей карьеры отец его невесты посвятил уголовным делам, где знатно преуспел. Чонгук, кажется, расплывчато видел эту информацию на личном сайте Мин Юнги. Однако иметь в близких друзьях главу полиции Сеула всё равно кажется чем-то невероятно крутым даже для Гука, давно привыкшего к тому, что связи решают всё.       — Хорошо, что вы вздумали поохотиться не на людей, — посмеивается Юнги, услышав достаточно подробное описание истории с зоопарком. — Надеюсь, было весело.       — В моменте, конечно, да. Ну, пожалуй, Вы сами помните, что происходит на юношеских пьянках.       — Такого у меня не было, — лицо слегка тускнеет, и от Гука эта перемена не ускользает. — В школе, конечно, мы тусили, но в рамках квартиры или чьего-то дома. В университете я сначала старался учиться, а затем появилась Соён, и я на долгие годы вообще вычеркнул из лексикона слово «вечеринка».       Чонгук чувствует себя глупо. Он ведь знает, что Мин Юнги очень рано стал отцом, но всё равно сейчас неосторожно добавляет грусти в их разговор.       — Я не подумал. Извините, — они останавливаются на светофоре, и Гук снова смотрит на расслабленного даже за рулём господина Мина.       — Почему ты решил, что меня это расстроило? — мужчина поворачивается в его сторону, заставляя собственные волосы забавно подпрыгнуть от резкого движения. Гуку нравится.       — Разве нет? — он подмечает про себя, что, как всегда, успевает додумывать всё за другого человека.       — Нет, — Мин даже пожимает плечами. — Я люблю Соён и не поменял бы её на другую молодость. К тому же, наши старческие посиделки, надо сказать, тоже хороши.       — До старости Вам далеко, — улыбается Чонгук, ещё раз практически незаметно пробегая взглядом по чужому телу. Видно, что отец Соён тщательно следит за собой. — Если не ошибаюсь, Вам ещё нет сорока пяти, а выглядите Вы и вовсе на тридцать, — Гук лукавит, потому что Мин Юнги все дают тридцать пять и больше. Холодный взгляд и сомкнутые губы добавляют несколько лет.       — За комплимент спасибо, но мне мои сорок два очень даже нравятся. Конечно, я занимаюсь своим внешним видом и здоровьем, но с ума от новых морщинок не схожу. Люблю каждую.       Для Чонгука такое восприятие старения ново. Возможно, потому что всю сознательную жизнь он крутится в модельной среде, где пропагандируется молодость и существует её мощный культ. Его родители, оба, весьма приличные деньги вкладывают в косметологов и пластических хирургов, и явно преуспевают в этой погоне за вечной красотой. Мин Юнги всё равно выглядит хорошо. Должно быть, ему добрую службу сыграла и генетика. Чонгук чётко понимает, что по поводу принятия себя тот не врёт: будь оно иначе, все мимические морщины были бы успешно разглажены ботексом, как, например, у его отца, который старше Мина на пять лет.       — О, МакАвто, — машина замедляется, — хочешь чего-то?       Вообще-то, у Чонгука диета. Все свои читмиллы он планирует потратить на свадьбе (а ещё прилично наел вчера, хотя и старался не закусывать). За прибавку в весе его в агентстве точно не погладят по голове, и он не готов рисковать.       — Конечно, хочу! — слова вылетают прежде, чем Чонгук начнёт придумывать себе ещё миллион отговорок.       Мин Юнги довольно кивает, явно и не ожидая другого ответа. Есть ли в целом мире человек, который после пьянки откажется от еды из «Макдоналдса» в три часа ночи? Если есть, ему пора в специализированное учреждение для таких же больных.       Чонгук чувствует себя слишком хорошо для того, кто недавно вышел из тюремной камеры. Он наклоняется и вытягивается вперёд, рассматривая меню на стенде, так что почти задевает ткань рубашки Мина своим плечом. Эта близость не должна вызывать никаких эмоций, однако, в противовес логичности, сердце Гука бьётся чуть быстрее. Чёрт. Тебя. Дери.       — Хей, полегче, — Мин отклоняется в сторону окна, избегая случайного касания, — молодой человек, я понимаю, что мы достаточно близки, я всё-таки развожу ваших родителей, но, ради всего, уважайте законы проксемики! — он посмеивается, явно даже не думая как-то обидеть Чонгука.       Они видятся впервые и, пожалуй, Гук действительно сейчас непозволительно близко. Но ему нужно рассмотреть меню! Плевать, что он и без него знает, что хочет.       — Проксемика? — Чонгук возвращается на своё место, и дышать становится легче. — Что это?       — Закажем, и я объясню.       Они ждут свою еду у окошка выдачи.       — Так-то я пошутил, но если говорить серьёзно, то очень трепетно отношусь к личному пространству. Проксемика — наука, она изучает то, как близко люди подпускают других к себе. Ну, есть условно публичное пространство, социальное, личное и интимное. По названиям, думаю, можешь понять суть.       В водительское окно стучат, и крафтовый пакет с их заказом быстро проникает в салон. Чонгук обхватывает пальцами коробочку с наггетсами. На удивление, они пышут теплом. Гук привык их есть почти холодными и даже не ждал другого.       Они отъезжают на парковку. Юнги включает свет в салоне, слегка ослепляя обоих. Чонгук с наслаждением откусывает горячий наггетс. Он и забыл, как это чертовски вкусно. Запивая сие великолепие шоколадным молочным коктейлем, Гук наблюдает, с каким упоением Мин Юнги ест свой сочный бургер.       — А за нарушение проксемики существует наказание? — у Чонгука новая информация не выходит из головы.       Мин Юнги тщательно прожёвывает перед ответом.       — Конечно, — максимально серьёзно, — в первый раз обходятся штрафом. Рецидивистов же казнят, — он с аппетитом делает ещё один крупный укус.       Чонгук понимает, что это шутки, но из-за свой скованности не может засмеяться. Вся эта ситуация кажется ужасно сюрреалистичной. Он недалеко от рандомного «Макдоналдса» сидит в машине мужчины, который мало того что старше его на девятнадцать лет, так ещё и является отцом невесты его лучшего друга и адвокатом, помогающим матери в разводе. Наверное, у них не было и шанса не пообщаться. Слишком тесно их судьбы сейчас переплетаются.       — Я вчера почти ничего не ел, — будто оправдывается Юнги, — обычно не употребляю фастфуд, но если накатывает, то заезжаю в Мак. Надо сказать, ночью у них почти всегда всё свежее и вкусное, ибо готовят под заказ, а не впрок.       — Как раз успел удивиться горячим наггетсам, — усмехается Гук, — а это, оказывается, проверенный лайфхак.       — Передаю из поколение в поколение, — в тон ему отвечает Мин. — Я рад, что мы увиделись до свадьбы, пусть и при таких обстоятельствах, — резко переключает тему. От этой фразы у Гука снова ускоряется сердце.       — Почему? — не может не спросить.       — Слишком много слышал о тебе из разных источников. Хотелось самому понять, кто будет человеком, свидетельствующим во время свадьбы моей дочери. С её подружкой я знаком очень давно, а Чимин долго меня этой возможности лишал.       — Надо сказать, его вины в этом нет. Лондон стал моим домом.       — Ты не скучаешь по семье? — вопрос заставляет Чонгука поперхнуться, но он быстро приходит в себя.       — Скучаю, — говорит честно. — Но выбираю свободную жизнь. Скучать по ним проще, чем по себе.       Юнги кивает, словно действительно всё понял, и принимается доедать бургер. Чонгук не может даже предположить, о чём этот мужчина сейчас думает. Осуждает ли его? Согласен ли с позицией? А что он вообще о нём знает? Какие подробности близкие люди считают достойными упоминания?       — А что Вы обо мне слышали, мистер Мин? — Чонгук озвучивает вопрос, вытирая пальцы салфеткой после уничтожения последнего наггетса.       — Не против, если я закурю? — Юнги смотрит в его лицо, ожидая отмашки.       — Я буду даже не против, если Вы поделитесь сигареткой.       Юнги хмыкает, но достаёт из пачки две сигареты, одну любезно протягивая Гуку. Они снова едва избегают касания, и Чонгуку это уже кажется нагнетающим. Мина ничего не смущает. Должно быть, для него он сейчас просто на уровне маленького мальчика, коим, собственно, и является. Разница у них с Соён небольшая.       Выключается свет в салоне. Трепещущее от их дыхания пламя зажигалки приближается к лицу Чонгука. Огонёк Юнги осторожно прикрывает свободной ладонью от не существующего в автомобиле ветра — по привычке. Глубоко затягиваясь, Чонгук снова изучает его лицо. Красив, да. Соён взяла от этого мужчины всё самое лучшее, но сам Юнги — словно на порядок выше. Его нельзя назвать конвенционально красивым, внешность не самая стандартная. Но в совокупности все его черты складываются в нечто уникально прекрасное, то, что на фото не передаётся и словами не описывается. Должно быть, его кожа источает какие-то особые феромоны, блокирующие в голове смотрящих на него логическое мышление. Он пленит мысли без особых усилий. Кажется, это называют манкостью?       Юнги чересчур быстро зажигает свою сигарету, и Чонгук оказывается лишённым возможности полюбоваться им в свете оранжевого огня.       — Такое ощущение, что я знаю всё и ничего сразу. Вы с Чимином дружите с младших классов, вместе улетели учиться в Англию. Ещё с подросткового возраста ты вовлёкся в модельный бизнес. Кажется, тебе нравится, — ждёт подтверждения или опровержения, однако Гук лишь слушает, не комментируя. — Собственно, как понимаю, учиться ты стал только по воле матери. Это она грезила передачей тебе отцовского бизнеса. Но ты бросил университет и полностью погрузился в работу, где, по слухам, преуспеваешь. Я не очень-то разбираюсь в нынешней моде.       Чонгук открывает своё окно на полную и выпускает терпкий дым на улицу. Это бессмысленно, потому что они оба курят, окутывая друг друга и салон никотиновой аурой. Сигареты лёгкие, и поэтому Чонгуку кажется, что господин Мин хочет распрощаться со своей зависимостью.       — Университет я не бросил, брал академический отпуск, — очередная глубокая затяжка, — в прошлом году, пусть и с опозданием, получил свою степень бакалавра. Странно, что мама не кричала об этом на весь белый свет.       — Должно быть, я забыл, — Юнги не стесняется признавать ошибки, — если честно, совершеннолетние дети клиентов меня не сильно волнуют.       — Конечно, их ведь не нужно делить при разводе, — «не сильно волнуют» как-то больно режет сердце, словно это относится лично к нему.       — Не обижайся, Чонгук.       — Мне не на что обижаться, господин Мин, — вкус шоколадного коктейля интересно переплетается с никотиновым. — Сейчас я в целом особо не хочу думать, что Вы защищаете мою мать в бракоразводном процессе. Там столько грязи. Я просто жду, пока это всё закончится, — замирает с поднесенной к губам сигаретой, внезапно осознавая, что больше не хочет сейчас курить. — Вы — отец девушки, которую мой лучший друг хочет сделать самой счастливой. Думаю, нам стоит остановиться на этом.       — Мне нравится твой настрой, — одобрительно кивает, — как раз хотел обсудить. Давай договоримся, что ты не будешь пытаться узнать у меня подробности этого дела. Когда Чимин год назад попросил помочь твоей маме, я в целом долго думал. Брать в клиенты знакомых людей — это всегда плохое решение. Но он был, конечно, неумолим, — улыбается, туша сигарету почти одновременно с Гуком. — У Чимина напористости не отнять.       — Это, наверное, причина, по которой мы стали лучшими друзьями, — допивает коктейль, сетуя мысленно на то, что они так быстро поели. Скоро придётся ехать домой. — Обещаю, что не буду у Вас ничего выпытывать. Мама держит меня в курсе. Единственное, за что я действительно переживаю, так это судьба Туёна. Папа, вроде как, не уступает.       — Да, это щепетильная тема, Туёну всего восемь лет, его мнение пока что официально не учитывается.       — Очевидно, он должен быть с мамой, а не с этим изменником! — праведный гнев просачивается сквозь завесу спокойствия.       — Я не вправе это комментировать, — Мин даже качает головой из стороны в сторону. — Скажу лишь, что мне очень жаль.       Чего конкретно ему жаль, Юнги, конечно, не озвучивает, но Чонгук понимает эту фразу так, как ему удобно. Чуть больше года назад мама узнала, что отец ей изменяет. После двадцати шести лет брака! Конечно, Чон Хэин не перестаёт это отрицать, но Гук видел доказательства лично: фото, переписки. С того момента он не обмолвился с отцом ни единым словом, наплевав на все его попытки связаться. Для него отца больше не существует, а ведь всегда именно с ним он был бесконечно близок. Оказалось, разбитые розовые очки — это очень больно. И непростительно. Чонгук не может поверить, что человек, который казался ему всегда понятным и открытым, таил в себе такие серьёзные тайны. Это и его самого делает худшим в мире дураком.       — Мне тоже, — кивает Чонгук, — жаль.       Юнги без слов снова заводит машину, выезжая с показавшейся весьма уютной парковки. Чонгук хочет перехватить руль, остановить, вернуться обратно на то место, но лишь отводит взгляд в сторону, смотря на заспанный Сеул сквозь приоткрытое окно.       Тихо играет радио. Лирическая песня известной мужской группы ожидаемо откликается теплом в сердце Чонгука, и он грустно улыбается сам себе. Помимо мелодичных голосов он слышит и глубокое дыхание Мин Юнги, и это сочетается в нечто, идеально оттеняющее его сбивчивые мысли.       Определенно, господин Мин весьма привлекателен, и это отрицать нельзя. Чувство, искрой пронзившее сознание и тело Чонгука, однако, нужно как можно скорее погасить. Он почти ничего не знает о нём, эмоции больше похожи на влечение. Кроме того, между ними — пропасть неизмеримая, бесконечная. Нет, у Чонгука были мужчины постарше, но обычно они в итоге оказывались женатыми, экспериментаторами или два в одном. Гук никогда не был человеком, которого пугали обстоятельства, но в этот раз словно всё кричит: не лезь, убьёт.       Он поворачивает голову влево медленно, словно боится встретиться с тем, что может увидеть. А он и боится, да, что уж тут скрывать. Мин Юнги бесшумно открывает рот, подпевая новой играющей по радио композиции, а ещё умудряется даже сидя пританцовывать. Ему сорок два? Он точно проснулся два часа назад от звонка из полицейского участка?       Диссонанс с официальным фото с сайта или тем, что описывала мама, конечно, колоссальный. Ну а кто из нас в полной мере соответствует тому, что говорят окружающие? Должно быть, с каждым мы раскрываемся по-разному, даря всё новые и новые описания в копилочку.       — Спокойной ночи, Чон Чонгук, — Юнги поворачивается к нему, когда навигатор радостно сообщает и прибытии на место. — Приятно было познакомиться.       — Спасибо, что подвезли, господин Мин, — Чонгук расстёгивает ремень безопасности, выходя из машины, и замирает, не решаясь закрыть дверь. — До скорой встречи.       Юнги улыбается ему усталой улыбкой, но в ней нет фальши. Чонгук провожает «тойоту» взглядом до ближайшего поворота. Только сейчас он понимает, что в действительности толком ничего и не слышал о Мине от Соён и Чимина. Всегда как будто бы хватало определения «адвокат», лаконичного «они с мамой давно в разводе» и восторженного «он безумно крут!».       Кажется, Чонгуку предстоит составить собственное мнение. Узнать всё самому.       Даже если для этого понадобится нарушить законы проксемики.