I / Idol / Doll

Юнги находит мальчишку вусмерть пьяного, обкуренного, но, кажется, не обколотого. Он сразу же проверяет сгибатели, смотрит на перепонки между пальцев, за ушами, на загривке. Ноги вот разве что не осматривает, но там колются совсем отчаянные. Значит, мальчишка чист. Может быть, попал сюда случайно? Забрёл не в тот район и… Он тяжело вздыхает, осматривая клуб. Пять часов утра, все примерно в том же состоянии, что и этот малец. Нет даже трахающихся парочек — все просто отсыпаются после бурной ночки. Ему бы тоже вернуться домой, упасть в постель и отоспаться как следует, но менеджер настойчиво шлёт сообщения, что его потеряли. От постоянных смс и звонков вибрирует телефон, доводя до нервного тика. — Да ебать тебя раком, уймись, — Юнги от злости вырубает телефон и морщится. Действие получается резким, вызывающим головную боль. Невыносимо раздражающим. Таким же, как и валяющийся на полу мальчишка. По-хорошему Юнги бы оставить его здесь, среди других таких же пьяных тел. Всё-таки от хорошей жизни так не напиваются. А решать чужие проблемы, спасать поломанные судьбы… Нет, это не про него. Его бы кто спас. Но в то же время мальчишка выглядит домашним. Таким ухоженным и правильным, просто попавшим не в ту компанию. И, наверное, именно это Юнги трогает. То, что когда-то кто-то прошёл мимо него, лежащего в луже дерьма. Не протянул руку. — Блядство, — по крайней мере ещё очень долгое время Юнги будет оправдывать себя именно этой мыслью. Он закрывает гештальт. Закинув мальчишку на плечо, Юнги недовольно кряхтит — не пылинку тащит — и идёт в свою вторую квартиру. Не самую чистую, не самую ухоженную, не самую нормальную. Но такую, какую ожидают увидеть у парня, выступающего на андеграундной сцене. Чуть потрёпанную, с пылью и грязью по углам, но при этом с добротной кроватью, маленькой кухонькой и рабочим холодильником. Скрывая личность среди не самого честного народа, да и не самого чистого, если быть совсем откровенным, следует придерживаться правил безопасности. Юнги рисует себе шрам, носит линзы, маску или прикрывает нижнюю часть лица шарфом. Свободная одежда, несильный акцент. И вуаля — никто не узнает в нём Мин Юнги, айдола среднего звена с довольно чистой репутацией. Юнги удобней перехватывает мальчишку, когда ближе подходит к дому, где располагается квартира. Её он купил на подставное имя, с третьих рук, переведя кругленькую сумму через офшоры. Официально она до сих пор в ипотеке, с регулярными выплатами в нужный карман. Он не планирует раскрывать широкой общественности эту свою не самую замечательную сторону. Да, Юнги играет с огнём. И нет, он не остановится. Это уже становится зависимостью: выкраивать время, чтобы регулярно появляться в обоих мирах. В одном он улыбающийся, показывающий эгьё айдол, а в другом — хрипящий, жёсткий, неприличный, местами даже вульгарный рэпер. Только благодаря тому, что на андеграундной сцене Юнги может быть собой, он ещё не свихнулся. Замок пищит, показывая, что дверь открыта. Противный звук, но даже он не будит мальца на плече. Скинув его как тряпичную куклу на диван и стряхнув волосы, чтобы те не лезли в глаза, Юнги осматривает спасёныша внимательней. Хорошенький. Реально очень хорошенький. С той самой кукольной внешностью, что идеально подходит для сцены. Пухлые губки, аккуратный носик, овальное личико. Волосы мягкие и ещё не испорченные краской. Юнги зарывается в них, чтобы убедиться. Убрав ладонь, он достаёт и включает раздражающий телефон только для того, чтобы сделать фотку. Наводит камеру сначала на мордашку, а потом фотографирует и всего остального. Тело тоже под стать. На мальчишке облегающие джинсы, подчёркивающие тренированные плотные бёдра, и такая же сетчатая майка, открывающая вид на рельефный пресс. И талия — тонкая, как у девчонки. Диво хорош малец. И как его только занесло в тот клуб? Юнги знает, что там дерьмо продаётся на каждом углу, а в коктейли подсыпают… лучше не знать, что подсыпают. Будить мальчишку жалко, но и оставаться слишком долго Юнги не может. Для начала он помоется, переоденется, уберёт надоевший грим, а уже потом решит, что делать. Может, к тому моменту спасёныш очнётся и будет верещать, что его похитили. Такое в практике Юнги было не один раз. Вот только, когда он заканчивает, мальчишка переворачивается на бок, трепетно подкладывая ладошку под щёку, и спит. Сопит так громко и заразительно, что Юнги готов забить на всё на свете и упасть рядом. Тихо выругавшись под нос, он чиркает записку и сваливает. Замок у него автоматический, так что выйти и захлопнуть дверь малец сможет. То, что он останется и будет аки девица у окна дожидаться своего спасителя, Юнги не верит. Да и не надо оно ему, если говорить уж совсем честно.

***

Пропажу вещей Юнги замечает не сразу. Он в целом в этой квартире обычно отсыпается, отмывается и переодевается, натягивая одну из своих личин. Просто в какой-то момент, спустя три или четыре дня, он потерялся — пустая полочка неожиданно цепляет взгляд. А где бронзовая статуэтка, которую ему подарил Намджун? Фигня фигнёй, но Ким обожает такие подарки. Носится с каждой, как с чем-то особенным и ценным, тем, что скрепляет их пронесённую через года дружбу. И он единственный из айдольского мира, кто имеет доступ в эту халупу. — Минуточку… Юнги дёргается, нервно пробегаясь взглядом по открытым поверхностям. Несколько дисков, пепельница, бутылка виски… Он бросается к шкафу, где хранит шкатулку с украшениями. Пусто. Ни одного даже завалявшегося камушка. Не сказать, что там были особенно дорогие или ценные цацки. Так, бижутерия вперемешку с несколькими дорогими штучками. Но была одна действительно особенная. — Сучёныш, — Юнги зло сжимает ладонь в кулак, но ничего не бьёт. Нельзя, чтобы костяшки были сбитые. Глубоко вдохнув и так же выдохнув, он восстанавливает душевное равновесие. Сопоставить пропажу спасёныша и вещей не так уж и сложно. Хорошо, что он сделал фото. Как знал, что настолько подозрительно хорошим мальчикам нельзя доверять. Подобрав наиболее удачно сделанный ракурс, Юнги скидывает файл нескольким знакомым с сообщением: «кто видел этого мальчишку?» Зная о его ориентации, многие тут же предполагают, что он хочет выебать парнишку. Юнги не опровергает. Пусть додумывают, что хотят, ему лишь бы воришка нашёлся. Пальцы не обломает, зубы не выбьет, но хорошенько так подправит контур тела. Чтобы научить благодарности. Он, значит, уносит его с воняющего гнилью места, а вместо спасибо — воровство? Быстрее обычного закончив с гримом, Юнги пулей вылетает из своего дома. Он уже знает имя — Пак Чимин. Мечта любого ебыря в клубе, вот только сладкий мальчик не даёт и не берёт. Напаивает своего ухажёра, а потом обворовывает до нитки. Хитрый, но дурной. С таким подходом ему бы менять места, чтобы не попасться. Уже в клубе Юнги притаивается в тёмном уголке бара и выжидает момента. Ему докладывают, когда Чимин заходит внутрь, когда делает первый заказ, выбирает новую жертву и, самое главное, когда идёт в сторону туалетов. Юнги не зверь и не изверг. Пусть малец вернёт принадлежащую ему вещь и всё. Он даже готов избежать конфликта и выкупить её. Заметив смазанный, но хорошо отпечатавшийся в памяти силуэт, ждёт ровно три секунды, прежде чем начать. — Попался, — Юнги ловит Чимина за руку, впечатывает его в стену и прижимает локтем шею, — Пак Чимин, верно? — Ты же и так это знаешь, — Чимин отвечает дерзко и смело. Совсем не так, как должны вести себя запуганные детки. — А ты кто? — Тот, с кем ты не был благодарным, — Юнги давит сильнее, порыкивая. Он намеренно делает голос ниже и опасней, чтобы этот паразит не узнал его айдольское звучание. Кто знает, что Пак Чимин любит слушать ночами. — Отдавай жетон. — Ах, так это в твоей квартире я проснулся, — мальчишка совсем не боится. В его глазах плещется вызов, а свободные ладони моментально скользят вдоль корпуса Юнги. Чтобы не дать ему украсть что-нибудь ещё, приходится поменять положение: теперь руки Чимина заведены над головой и зажаты за запястья. А между полных бёдер втиснуто колено. — О, играем по-взрослому? — По-борзому, — Юнги хищно ухмыляется, приподнимая ногу и надавливая на пах, — скажи, что мне мешает тебя избить, отобрать свой жетон и просто уйти? — Если бы ты хотел так сделать, то уже сделал бы, — Чимин криво улыбается, открывая вид на зубки. Один из передних у него забавно кривой. — Более того, если бы ты хотел меня избить, то не притащил бы меня к себе домой, а оставил подыхать в той куче. — Используешь мою же доброту против меня? — Не то чтобы у меня был выбор, — Чимин хрипло смеётся, заходясь в не самом здоровом кашле, — ещё немного, и ты отдавишь мне яйца. Юнги с хмыком отстраняется. В чём-то этот малец прав. Избивать его совершенно нет смысла. Но и выкупить свою же вещь моментально он не может: не носит налички, расплачиваясь в основном телефоном. Бумажник украдут, а телефон после использования неверного пин-кода блокируется. Хоть и мнимая, но безопасность. — Жетон ещё не пропил? — Этот? — Чимин достаёт из-за пазухи армейский жетон Юнги. Серебряный метал поблёскивает в неоновом свете ночного клуба, маня просто забрать себя. Юнги делает резкий выпад рукой, и ему почти удаётся схватить его, но мальчишка отступает пару шагов вбок. — Ну нет, просто так не отдам. — Наглый ребёнок, тц, — Юнги закатывает глаза и убирает руки в карманы джинсов, — чего ты хочешь? Бухла, наркотиков, курева? Что угодно, Чимин, честное слово. — Еды. От тихой просьбы у Юнги вдоль позвоночника проскальзывают мурашки. Нарики обычно не просят о еде, они просят о дозе. Он окидывает внимательным взглядом Чимина: та же одежда, немного сальные уже волосы, уставший взгляд. Под глазами нет синяков, но это ничего не значит. У некоторых они проявляются не сразу. — Идём, — Юнги кивает в сторону выхода, — тут нам точно есть нечего. — А тебе не надо выступать? — Нет, — он резко качает головой, отмечая, что Чимин следит за его деятельностью в этом клубе, — сегодня я пришёл ловить одного наглого воришку, а не топтать сцену. Чимин звонко смеётся, не продолжая диалог. Не в самом напряжённом молчании они добираются до приемлемой забегаловки, где делают заказ. Юнги вообще только завтракал и заливался в течение дня литрами кофе, так что тоже берёт не самую жирную пищу, нехотя выбирая приличный на вид салат. — Удивлён, — Чимин оценивает его выбор, делая себе такой же, — думал, что ты питаешься хуже. — Думал, что ты питаешься, — Юнги подкалывает намеренно, остро и больно, получая желаемую реакцию — Чимин дёргается, но его улыбка не гаснет. Разве что становится более кривой и неприятной. — Гони жетон. — Да боже, — он сдёргивает с шеи цепочку и протягивает её Юнги, — и зачем тебе эта побрякушка. Такие продаются в каждой второй сувенирной лавке. — Если бы это был сувенир, то я бы за ним так не гнался, — прежде чем надеть на шею жетон, он поднимает его повыше и показывает выбитый номер, — видишь это? Этих цифр достаточно, чтобы меня вычислить, если знать, куда обратиться. И это не та информация, которой я хочу делиться с широкой общественностью. Они забирают свой заказ и усаживаются за самый крайний столик. В это время, после часу ночи, в помещении не так уж и много людей. Кто-то, как они, впервые за день ест, кто-то уже давно спит, скрутившись в калачик и надеясь, что официант не выгонит на улицу. Юнги вгрызается в кусок мяса, думая о том, что журналисты с радостью бы засняли его в подобном месте. — Есть что скрывать? — Чимин жуёт торопливо. С тем самым аппетитом, с которым едят голодающие несколько дней люди. Юнги силится вспомнить, пропала ли у него из холодильника еда, но не может. Туда он заглядывает в последнюю очередь. — У любого человека есть свои тайны, — он пожимает плечами, в противовес чужой поспешности жуя неторопливо. — Какие, например, у тебя? Чимин на мгновение замирает, каменея всем телом. Значит, тайны и правда есть. Впрочем, глупый вопрос. Те, у кого всё хорошо, не обворовывают людей. Те, кому нечего скрывать, не заваливаются спать в малознакомом клубе, будучи не в самом трезвом состоянии. Юнги оценивающе скользит взглядом по лицу Чимина. Сейчас, не спящего и не скрытого темнотой коридора, его можно осмотреть внимательней. Разрез глаз, который в индустрии любят называть «лунным», полные губы, не нуждающиеся в подколах и увеличениях. Впалые щёки, конечно, забраковали бы: последнее время идёт тенденция на пухлощёких, чтобы можно было представить, как их тискают. Но скулы всё равно не выпирающие. Средней ширины лоб, волосы, которые можно уложить как угодно и любая причёска будет к лицу — Юнги научился высекать такое вмиг. Чёрт. Да за такого мальчика не одна компания могла бы подраться. Он вспоминает сильное и крепкое тело. Или тренируется, или танцор. Что уже несомненный плюс, потому что поставить голос можно, в крайнем случае фанера спасёт ситуацию на первых порах, а вот научиться танцевать так, чтобы фанатки текли, тяжелее. Уж Юнги-то знает, его до сих пор попрекают в деревянности. — Ну так? — он подталкивает к ответу, пихая в ногу под столом. — Почему я должен рассказывать? — Чимин отмирает, вгрызаясь в еду и демонстративно отодвигаясь вбок. Зыркает словно дикий зверёк. Вот с манерами да, надо бы поработать. Юнги обрывает себя. Смазливые мордашки всегда действовали на него провокационно. — Ты украл мой жетон, ешь купленную на мои деньги еду, — Юнги с усмешкой склоняет голову набок, следя за реакцией, — это как минимум будет честно. — Будет честно не лезть не в своё дело, — Чимин отвечает резко, рассекая ребром ладони воздух. Какой пылкий! — Ты позаботился обо мне всего один раз- — Второй. — Да хоть третий, — Чимин резко опускает кулак на стол, стуча так, что посуда подпрыгивает на месте, а на них все оборачиваются. И куда делось напускное благодушие? Маленький неуравновешенный говнюк. — Какое твоё дело? Юнги действительно нет дела. Всё, что он мог, он сделал: забрал мальчишку, когда тот не смог даже подняться, и вот сейчас — накормил. Глядя на то, как Чимин уплетает полную тарелку еды, он думает, что ему стоит просто вычеркнуть этот инцидент из своей жизни и жить так, как жилось. Так что он бросает равнодушное: — Никакое. Доедает свой салат и, помедлив, идёт к кассиру попросить обналичить немного денег. Лучше бы конечно пойти к банкомату, снять несколько соток вон, но это займёт время, за которое этот Чимин от него свалит. Искать потом Юнги его точно не будет. Сейчас-то помогает только потому, что сытость добавляет несколько очков доброты в вечно мерзкое настроение. Да и жетон вернулся без особых проблем… можно и подсобить. Гештальт, ничего больше. — На, — Юнги бросает помятые купюры на стол и встречает ахуевший взгляд Чимина, — поспи, блять, не в этом гадюшнике. И пропади на несколько недель. Те, кого ты обворовываешь, могут собраться, зажать тебя в уголке и выебать. Нет, если это твоя цель, ты не слушай меня, но… — Нахуя ты мне помогаешь? — перебивает Чимин, но деньги берёт. Торопливо сминает и засовывает в передний карман джинс. — Добрый сильно? — Наверное, — он хмыкает. Ему почти тридцать лет, а перед ним сидит фактически ребёнок. Намджун бы сказал, что это проснулся отцовский инстинкт. Юнги закатил бы глаза и промолчал, но про себя ответил: зацепила просьба о еде. — Но это последний акт милосердия от святого меня. Скажи «спасибо», и мы попрощаемся навсегда. Чимин хмурится, кривится, но нехотя благодарит. Юнги благосклонно кивает и с чувством выполненного долга двигается на выход. Он справился настолько быстро, что, кажется, у него будет время даже поспать. Лучшего и нельзя желать.