Legends never die / Легенды бессмертны

      Ему тепло и небольно.       И почти даже комфортно, хотя ощущает, что лежит на чем-то достаточно твердом.              Но стоит только приоткрыть глаза, как голова тут же начинает разрываться от боли, как только Ван Ибо видит свет. На его стон на лоб опускается что-то теплое и нежное:              — Тшшш, сейчас станет легче.              И правда становится.       Боль, что еще мгновение назад сдавливала его как тиски, словно растворяется под этими бережными касаниями — и теперь можно попытаться открыть глаза еще раз.              Видеть взволнованного Кощея — странно и непривычно, потому что тот обычно закрывается от него маской злой иронии, но эти темные глаза все еще не лгут в своем беспокойстве, поэтому Ибо криво улыбается:              — Я живой.              Тот сразу знакомо насмешливо фыркает, но руку не убирает:              — Я не дам тебе умереть сейчас, не переживай.              — А когда дашь?              Сяо Чжань тут же теряет свой привычный образ, который рассыпается растерянной пылью, обнажая тревожность и неуверенность:              — Что?..              Он лишь улыбается в ответ и прикрывает глаза, подставляясь под бережную ладонь:              — Я вообще планирую состариться вместе и умереть в один день. Как ты на такое смотришь?              Пальцы зарываются в его волосы, еле ощутимо массируя (можно, пока глаза закрыты, да, Сяо Чжань? никто же не видит):              — Ты знаешь, да?              — Что именно? — Ибо приоткрывает один глаз и тут же второй, потому что лицо колдуна какое-то обреченно грустное.              — Что мы не переживем смерть друг друга, так как связаны. Поэтому да: насчет состариться я не обещаю, но в один день — точно.              Это звучит странно сладко и горько одновременно, но горечи все же больше, поэтому он старательно уверенно улыбается:              — Мы найдем способ разорвать связь, так что можешь не беспокоиться об этом: если кто-то из любимых родственников захочет меня прикончить, чтобы я не претендовал на престол, тебя это никак не затронет. Я обещаю. А до этого времени я буду всячески стараться выжить.              Сяо Чжань мрачный-мрачный, и губы сжаты в тонкую линию, но руку все еще не убирает:              — Уж выживи, будь так добр. Теперь мне есть, что терять.              — И что же?              Тот неожиданно еле заметно краснеет и все-таки отдергивает ладонь:              — Свою силу, конечно! От такого добровольно не отказываются.              — Конечно, силу, — Ван Ибо кряхтит, пытаясь осторожно подняться, но плечо вообще не болит. И если бы не слабость, то ни за что бы не подумал, что вообще был ранен.              На его удивленный взгляд Кощей кивает:              — И ты это уже тоже оценил. Я не врачеватель, но кое-что все-таки могу. Но в ближайшие дни никуда не лезь, а то сложновато людей почти что с того света доставать.              Холод неприятно струится по позвоночнику, ведь умирать не хочется — особенно сейчас, когда они в финальной точке миссии и начальной — чего-то большего.       Гораздо большего.              — Я умирал?              Сяо Чжань мрачнеет еще сильнее:              — Скажем так: был на грани. Все-таки быть проводником для такой силы — это не каждому человеку под силу.              Его губы невольно растягиваются в довольной улыбке:              — Но я справился!              — Справился, — тот еле слышно бурчит под нос, словно недоволен этим. — Полежишь еще или поедем?              Он прислушивается к себе, но в итоге все-таки кивает:              — Поедем, если валяться, то с удобствами.              И удивленно смотрит на руку, которую ему протянули, но прячет хитрую улыбку, когда хватается и с кряхтением поднимается, чтобы шатнуться прямо в распахнутые объятия и озадаченно вздохнуть:              — Ох, что-то силушки совсем мало! Придется за тебя держаться, чтобы не свалиться с Яблочка в обморок.              Кощей взволнованно оглядывает его и водит ладонями по телу, почти лаская, чтобы почти сразу скривиться и отвесить легкий подзатыльник:              — Не шути так! Напугал!              — Но мне и правда плохо! — Ибо ноет, но уже не изображает смертельно больного, который не может стоять на ногах. — Неужели ты меня не пожалеешь, не приголубишь?              — Не прикидывайся, голубок, — Сяо Чжань несмотря на обман все-таки придерживает, помогая забраться на коня, а потом залезает и сам перед ним.              Царевич пару раз пытается уложить голову на костлявое плечо, но получает несколько тычков острым локтем в бок и смиряется с тем, какой ершистый ему достался колдун. Поэтому весь путь до того же селения они проделывают в полушутливой перепалке: Ван Ибо пытается обнять, а Сяо Чжань сердито фырчит, но позволяет.              Если хозяин постоялого двора и косится на них, поменявшихся местами, то ничего не говорит, пока Сяо Чжань тащит отключающегося Ибо наверх в ту же комнату:              — Ужин на двоих. И не беспокоить.              Он невольно улыбается сквозь дрему: если колдун и раньше показывал зубы, даже когда был совершенно обессилен, то вернувшая уверенность все расставила по местам. Этому властному голосу невозможно возразить.              Вот и Ибо не пытается, когда его бережно укладывают на постель:              — Тебе нужно хорошо поесть, потому что одной магией сыт не будешь. Кровь нужно восстановить, иначе будешь слабым еще долго.              — И поспать.              — И поспать, — рука вновь касается его лба. — Жара нет, но отдохнуть не помешает.              — А ты? — он даже не открывает глаза, наслаждаясь комфортном и этой щемящей нежностью между ними.              — В пещере я отоспался на годы вперед.              За самоиронией — горечь сожалений, поэтому Ибо находит в себе силы схватить ускользающую ладонь:              — Но ты потратил силы, пока спасал меня. Отдохни тоже.              Сяо Чжань совершенно привычно бурчит о том, что наотдыхался уже, но руку не забирает.       И укладывается рядом, обещая, наверное, в первую очередь самому себе:              — Пока не принесут ужин.              А вот с этим уже можно работать.       Например, чуть повернуться на бок, чтобы уткнуться в собственного уставшего злодея, переждать его возмущенное фырканье, а потом и вовсе закинуть на него руку, простонав, что рана еще болит — предплечью нужна фиксация.       И ногу, когда претензии по первому пункту иссякнут.              Хорошо бы всем телом навалиться сверху, чтобы придавить, чтобы не сбежал, но за такое может получить не только локтем или коленом в пах, а чем посильнее вроде молнии — кто этих колдунов знает?              Поэтому царевич удовлетворяется малым: мерно вздымающейся под его щекой грудью, теплом наконец согревшегося тела и относительной безопасностью, пока они оба инкогнито в этом городке. А это значит, что никто не будет пытаться убить Кощея или снова заточить его — хотя бы сегодня.              А завтра…       А завтра у него будет достаточно сил, чтобы защитить своего ершистого злодея — в первую очередь от него самого.              — Что такое? — его сонное тревожное копошение разбудило жуткого и страшного колдуна.              Ибо еще сильнее обхватывает его рукой, мотая головой, а на самом деле потираясь лицом о грудь:              — Все нормально, спи.              — Только до ужина!              — Конечно.              И никто из них не замечает ладонь, что опускается на его голову в защитном жесте.