Available on Patreon

Дома тихо и спокойно — сестра уже ушла на работу, а Рюноске, что-то увлеченно печатающий на своем нетбуке, при всем желании не смог бы считаться полноценным источником шума. Быстрый перебор пальцев по клавишам усыпляет подобно стуку дождевых капель в окно. Колыбельная XXI века, никак не мотивирующая собрать себя с кровати и отправиться собираться к третьей паре. — Не засыпай, — просит Акутагава, не отрывая сосредоточенного взгляда от экрана: должно быть очередное эссе. — Я пришел не для того, чтобы ты снова пропускал пары. Возненавидишь ведь себя к концу семестра. — А у тебя сегодня разве окно? — Чуя нехотя отрывает голову от подушки, чтобы тут же уложить ее обратно. Противная медикаментозная тошнота от вновь повышенной дозы нормотимика¹ вновь запускает свои пальцы в его внутренности, судя по ощущениям, собираясь вывернуть все существо наизнанку. — Окно, — Рю отрывается от монитора, чтобы оценить состояние товарища. — Сколько тебя еще так выламывать будет? Знать бы самому до конца. — К концу первой недели пройдет. В прошлый раз прошло. — И потом тебе их снова прибавили, — каждый раз, когда они говорят про таблетки, его ровный голос звучит осуждающе. — Так и должно было быть, дозу постоянно наращивают до оптимума, корректируя курс при необходимости. — Накахара все-таки поднимается с постели, понимая, что еще чуть-чуть и он действительно не успеет собраться. С его многочисленными ритуалами по приведению в себя в антропоморфное состояние можно хоть до второго пришествия провозиться, если не поторопишься. Акутагава ничего не отвечает, но Чуя чувствует, что недостаточно хорошо оправдал своего психотерапевта в глазах друга. Ему кажется, что это — единственный способ сделаться немного менее… асоциальным. Прописанные лекарства, несмотря на некоторые побочные эффекты, понемногу гасят его агрессию и вспышки гнева, которые с недавних пор парень перестал контролировать, позволив им (он думал, что управляет этим процессом) перерасти в патологию. Рюноске это видит. И все равно не одобряет, придирчиво прочитав инструкцию к последнему прописанному нормотимику раз пять. — Честно, это пока что самые беспроблемные таблетки. Тошнота — малая плата. — Накахара стягивает с себя ночную футболку и нижнее белье, без всякого стеснения оставаясь совсем голым перед лучшим другом. Куда уж стыдиться, когда тот — фотограф, снимавший его обнаженным бесчисленное количество раз? Чего и говорить про аккаунт с их фотосессиями на патреоне, на который подписано больше четырех тысяч человек. Чуя кидает одежду прямо на ковер, уходя в душ. Он уберет ее потом: сегодня вечером, например. Рюноске — перфекционист там, где не надо — поднимается с кресла, в котором до того удобно устроился с ногами, словно в гнезде, чтобы подобрать чужие шмотки и аккуратно сложить их на место в шкаф. Действие из принципа «потому что мне так нравится, когда твоя одежда не валяется у тебя дома на полу, пока я в гостях». Накахара относится к любым его причудам максимально лояльно, щедро нагружая в ответ собственными. Это нисколько не мешает их тесному симбиозу, партнерским и дружеским отношениям, зародившимся на почве их любви к эстетике. Когда-то Чуя — всего лишь парень, бесспорно победивший в генетической лотерее по части внешности, зато знатно проебавшийся по части характера. В инстаграме у него сплошные уличные кошки и пара десятков подписчиков. Рю — начинающий фотограф-энтузиаст, не знающий, что взять за основу своего портфолио. Все случилось само собой: вечер в парке, невыразимо красивый закат, встреча. Золотое солнце, запутавшееся в непослушных рыжих кудрях, и Акутагава, сделавший свою первую лучшую фотографию случайного прохожего. Чудо, что у не слишком экстравертивного Рюноске хватило мотивации, чтобы познакомиться. Потому что потом поступление в университет, море подписчиков у обоих и занятие, в котором каждый нашел что-то для себя. — Поставь что-нибудь! — требует из ванной Чуя, прежде чем включить воду в душе. Без фона в квартире все еще слишком спокойно, снова тянет завернуться в одеяло и заснуть на пару столетий. Акутагава откапывает в беспорядке на его столе портативную колонку и подключается к ней со своего телефона: даже однояйцевые близнецы не так сильно похожи на друг друга, как их плейлисты. Разве что у Накахары порой водились действительно раздражающие песни. Рюноске останавливает выбор на ни к чему не обязывающем глэм-роке, прежде чем уползает в кухню готовить себе кофе. Себе — ибо Чуе не светит. Ему зеленый чай и общественное порицание, за вчерашнее прелюбодеяние с энергетиком. Если ты пытаешься привести свою нервную систему в норму, то какого черта ты дестабилизируешь ее конским количеством кофеина, сволочь? Вчера на вполне справедливое обвинение Накахара раздраженно фыркнул и закатил глаза. Ничего, посмотрим, как он запоет, когда Акутагава в свойственной себе манере будет монотонно напоминать об этом до конца недели. В то время, как Чуя вплывает на кухню в облаке ароматного пара, Рю успевает выпить свой переслащенный кофе и сжевать парочку сочиненных на скорую руку бутербродов. Для Накахары остается последний, но он морщится, смотря на еду, и обделяет его вниманием, прикладываясь сразу к чаю. — Сенча? — он капризничает, понимая, что быстрой бодрости ему не видать. Теин, конечно, все еще тонизирует, но не идет ни в какое сравнение с кофеином. — Тебе нельзя психостимуляторы, а уж тем более после того, как вчера… — Я тебя поня-ял, — Чуя быстро отступает обратно в ванную, прихватив с собой кружку. Он уже раскаялся, но только за ту часть, где про энергетик становится известно другу. Там шумит феном, занимаясь усмирением строптивых кудрей. Время уже начинает поджимать, но Акутагава, безразлично глянув на часы, утыкается в телефон. В твиттере на закрытом профиле Накахары уже красуется первый утренний твит: «Ну пиздец». С этого начинается около восьмидесяти процентов его будних дней, поэтому ничего особенного. Стабильность — хороший признак. Еще с полчаса парень приводит себя в порядок, чтобы выглядеть, как он сам говорит, прилично. Рюноске искренне полагает, что в словаре среднестатического человека подобное характеризовалось бы словом «сногсшибательно», но не комментирует, украдкой фотографируя Чую без рубашки. Чтобы потом выложить его в своем профиле с емким комментарием: «Опять опаздывает». Накахара оглядывается на него через плечо, выуживая из глубин шкафа черную оверсайз толстовку. — Скрытая камера? — он хитро усмехается, одеваясь. В сочетании с темными джинсами, обнимающими его по фигуре, получается достаточно контрастно. В жизни он предпочитает выглядеть на порядок проще, чем на фотографиях, но у него не слишком-то получается: все равно любая одежда сидит на нем слишком хорошо, чтобы он смотрелся непритязательно. Вот если бы ему еще не приходилось укорачивать штаны каждый чертов раз после покупки. — Эксплуатирую твою внешность в личных целях, — кивает Акутагава, проставляя хештеги. Можно сказать, они оба эксплуатируют. Чуя за счет патреона оплачивает обучение в университете и ни на что не жалуется, привыкнув воспринимать свой внешний вид за инструмент. Неважно, как много тараканов у тебя в голове, если ты приятно выглядишь. Почти. Накахара пользуется парфюмом и богохульно цепляет на ухо сережку в виде серебряного крестика. — Там холодно, — говорит Рюноске уже в коридоре, заворачиваясь в пальто. — Нормально, — Чуя отмахивается, натягивая свою недавнюю любовь — вишневые мартинсы. В последнее время он наталкивался на такое количество классных фотографий с этой обувью в интернете, что просто не мог пройти мимо. Обращает внимание на то, как Акутагава с сомнением оглядывает себя в зеркале, и смеется. — Отлично выглядишь, — и в ответ на вопросительный взгляд поясняет, — в тебе тамблеровского тега урбан готик больше, чем на самом тамблере. Уважаю. Рю фыркает, укомплектовываясь сумкой со своим нетбуком. Накахара закидывает на плечо рюкзак и считает себя готовым покорять внешний мир. Ну или как минимум явиться на пары, никого не убив по дороге в переполненном общественном транспорте. И самому не умерев от мерзопакостного самоощущения (но это неточно). В наушниках что-то ненавязчивое и попсовое, отвлекающее от толкотни в метро; Акутагава упархивает по своим делам, стоит им выйти на улицу из подъезда, из-за чего становится иррационально неуютно. У Рюноске все стабильно, и сам он стабильный до того, что зимой и летом одним цветом (честно, общая цветовая гамма никак не меняется), поэтому рядом с ним спокойнее. Эдакая константа. Чуя думает о том, что неплохо бы забежать по дороге в кофейню около университета: неприятные ощущения в животе непрозрачно намекают о том, что, если Накахара в срочном порядке не получит порцию утренних калорий, то будет страдать. Как бы их еще получить, чтобы хуже не стало, распроклятый организм не интересует. И, пока Чуя послушно трясется в вагоне, с усилием дотягиваясь до поручня (он ненавидит это), умудряется просматривать ленту сразу в нескольких соцсетях попеременно. Натыкается на утреннее фото перед зеркалом и недовольно думает, что выглядит как взъерошенный рыжий воробей. Подписчики Акутагавы это мнение не разделяют, и под фотографией красуется приличное количество сердечек. У него самого куча уведомлений в директе, которые он до поры до времени игнорирует, обещая себе потом почистить личку, процентов на девяносто состоящую из мусора. Вот бы только люди уяснили, что, если настойчиво спамить в дм всякую хрень, ничего кроме бана тебе не светит, тогда мир бесспорно превратился бы в лучшее место. Последний выложенный им пост в инстаграме — превью фотосессии. Из них состоит примерно одна треть его профиля, в остальном наполненного фотографиями из жизни. На снимке только его обнаженная спина, обтянутая ремнями портупеи, да рыжие волосы, ниспадающие на лопатки. И привычная подпись: «доступно на патреоне». Относительно «приличный» фотосет по его меркам: как минимум он всю фотосессию щеголяет в брюках, не считая, опять же, портупеи и массивного кожаного ошейника. В паре с ним снимается Йосано — девушка сестры. Она в потрясающем кожаном боди, и Чуя искренне не понимает, как при виде нее прочие девушки мгновенно не теряют натуральность. Накахара с колокольни своей бисексуальности в принципе плохо осознает, зачем ограничивать себя воздыханием только по одному полу, когда вокруг так много красивых людей. С другой стороны, говорят, что ориентация — врожденное. Но даже так Чуя все равно не догоняет. На одном из кадров Акико тянет его за поводок, и Накахара думает, что если бы не таблетки, что давят его либидо (еще одна злоебучая побочка), то он бы прям там вымер. Впрочем, ему ничто не мешало вымирать от ее эстетики. У многих из нас есть время, покуда мы свято уверены в собственной гетеросексуальности. Вот у сестры Чуи это убеждение разбилось с приходом в ее жизнь Йосано. До этого она встречалась с Мори Огаем — ординатором, с которым познакомилась на практике. А потом влюбилась в его же интерна Акико. Впрочем, отношения с ней никак не помешали ей продолжить отношения с Мори, поэтому из их трио получилась в итоге потрясающая полиаморная лавстори. В будущем Чуя непременно затащит на фотосессию всех троих, и тогда, он уверен, у его подписчиков произойдет отвал всего от такой концентрации красоты в одном кадре. Просто потому, что у него лучшая в мире сестра и людей она себе выбирает соответствующих. Когда он пытается выйти из метро и его несколько раз толкают локтем под ребра, на дне сознания колышется вялая злость, искусственно притушенная и будто являющаяся чем-то отдельным от сознания Накахары. Его вполне устраивает отсутствие желания сиюсекундно заехать раздражителю кулаком в лицо, и он в очередной раз думает, что готов на подобный бартер со своим ментальным состоянием. В кофейне вместо знакомого бариста встречает незнакомую девушку, видимо, принятую на работу недавно. Тем лучше — с Тачихары станется не дать ему кофе, подсунув травяной чай. С чистой (бесстыжей) душой заказывает себе американо, пытаясь придумать, чего бы ему такого съесть, чтобы потом не умереть. В итоге остается на завтрак и смиряется с тем, что в очередной раз опоздал. … И вновь Дазай думает, что отношения, даже их видимость, его утомляют. Проводить вечера с красивыми девушками, несомненно, не так уж плохо, но иногда в их обществе, несмотря на красоту и приятный голос, он банально устает. — Почему ты нигде не сидишь? — Акеми, его нынешняя, листает ленту новенького телефона, накануне подаренного самим Осаму. Перед ней стоит бокал шампанского, она щебечет, что Дазай непременно должен где-нибудь зарегистрироваться и познать все прелести соцсетей. — Что я там забыл, если я уже заполучил себе самое очаровательное существо на земле? — он наигранно улыбается, очевидно отыгрывая не слишком подходящую себе роль. Точнее, подходящую, но нисколько не соответствующую его сути. Девушки — как предметы роскоши: достаточно хрупкие, чтобы быть с ними осторожным. И намного более мягким, чем Дазай является на самом деле, даже если он не предает отношениям с ними большого значения. Его собеседница хихикает, но не отстает. — А давай, я тебя хотя бы в инстаграме зарегистрирую? Осаму не видит причин сопротивляться, позволяя загрузить себе приложение и создать профиль. При этом он почти не принимает участия в процессе, оставаясь совершенно не заинтересованным. Акеми хочет сделать его фотографию, но Дазай замечает, что его лицо слишком приметное. Как итог: у него есть бесполезная пустая страница и бесконечная лента благодаря тому, что девушка его подписала чуть ли не на всех, за кем сама следила. Надо будет не забыть потом снести это добро. Ожидаемо, Дазай забывает. Чтобы вспомнить через несколько дней, бесцельно копаясь в телефоне. Даже у него бывают времена, когда нужно просто отвлечься. На глаза попадается незнакомая иконка, и, вспомнив, вместо того, чтобы удалять, он открывает приложение. Люди, другие страны, дорогие вещи — ничего особенного; неясно, кому захочется тратить много времени только на то, чтобы смотреть, как хорошо живут другие. Может быть, тем, кто живет не в пример хуже? Через пять минут становится откровенно неинтересно, и Осаму уже хочет отложить телефон в сторону, как ему на глаза попадается одно фото. На ней бесстыже красивый юноша, быстро сфотографированный на телефон: куда-то собирается, не замечая фотографа. Его образ цепляет почти сразу, и Дазай, поддавшись любопытству, переходит в его профиль. Там много снимков, как профессиональных, так и не очень. На каких-то он с другими людьми, где-то заснято его окружение, университетские конспекты и все в этом духе. Осаму задерживает взгляд на фото, где его лицо разрисовывает красками светловолосая девчушка: юноша очень светло улыбается, становясь похожим на рыжее солнце. Зато следующая фотография бьет под дых: парень сидит, опершись спиной на зеркало, полностью обнаженный. «Приличным» снимок оставляет только драпировка, накинутая на его бедра. Ясно, что фотография сделана эстетики ради, но Дазай непроизвольно ощущает горячую волну, поднимающуюся по позвоночнику. Внизу указано многообещающее: «Больше доступно на патреоне». Осаму, не раздумывая, кликает по ссылке. … Чуя лежит поперек Гин и отдавливает ей своими ребрами живот, пока та невозмутимо копается у себя в телефоне. Ее брат почтить своим присутствием вечернее сборище у себя же в квартире не захотел, отмазавшись какими-то срочными делами. Около занятого дивана устроились на полу Тачихара на пару с Танизаки, превышая максимально допустимую концентрацию рыжести в помещении. Оба залипают в приставку, по очереди пытаясь пройти один и тот же уровень. — Я заебался, — мученически возвещает Накахара, снимая наушники. — Кто вообще может разобрать этот бред? Чуя уже полчаса как пытается выполнить одно несчастное упражнение по аудированию, где на слух нужно перевести слова говорящего с английского на свой язык. Все бы ничего, если бы не ужасная дикция и исковерканная речь, щедро приправленная диалектизмами. — Ты когда на переводчика шел, о чем думал? — вяло отзывается Мичизу, снова продув. — Еще и синхронный выбрал, как будто весь мир говорит строго на литературном английском. — Не об этом, — Накахара раздраженно выдирает штекер наушников из своего телефона, откладывая их в сторону. — Ну нахуй. — Почему бы тебе просто не уйти в модельный бизнес? — Джуничиро, устав ломать глаза о пиксели, заваливается на диван, подглядывая в телефон Акутагавы. — Тебе же вроде поступали предложения? Чуя недовольно морщится. — Поступали, что дальше? Скоропортящаяся и ненадежная перспектива. Стоит получить увечье или, например, шрам — проебешь карьеру. Оно мне надо? Он успел уже много раз поразмыслить на эту тему с момента появления у него реального заработка с его фотографий. Иметь деньги за то, как ты хорошо смотришься в одежде и без нее, конечно, удобно и в какой-то мере лестно, но прочно связывать свою жизнь с этим… ну как-то нет. — В любом случае лучше с высшим образованием, чем без него, — соглашается Тачихара. — Ты сам со своим геймдизайном носишься как с писаной торбой.  — Ну я-то по специальности работать буду, — Танизаки безразлично пожимает плечами, быстро переключаясь на другую тему. — Как насчет золота? Никто не понимает этого резкого перехода, пока Гин не демонстрирует экран своего телефона: на фотографии девушка, чье тело покрыто золотым шиммером², который с разным освещением каждый раз создает разный эффект, превращая модель в неземное эфемерное существо. Акценты, расставленные глиттером на ее коже, кажутся крохотными чешуйками, делая образ еще интереснее. — Что-то в этом есть, — тянет Мичизу, — кинем Чую в кучу блесток — будет нам счастье. И быстренько уползает в сторону, избегая тычка под ребра. — Я тебя сейчас в окно кину, умник. Акутагава смотрит с осуждением на обоих. Она, кстати, их персональный гример и визажист в одном флаконе, поэтому за ту часть, где Накахару кидают в кучу блесток, ответственна непосредственно она. Разве что в итоге закончится все кучей баночек и искренним недоумением окружающих, чем шиммер отличается от сатина, слюды или призматика. Гин сохраняет фотографию и откладывает в отдельную папку, чтобы потом использовать как пример. Полным копированием никто, конечно, не занимается, но неплохо иметь под рукой парочку-другую референсов. Когда Накахара от них отключается, занявшись своими делами, они еще что-то обсуждают по части света и студии, за все время их знакомства превратившись в нехилую команду поддержки. Большую часть сюжетов для фотосессий они сочинили вот этим вот подобием коллективного разума, которому не хватает сейчас только их готического принца, умотавшего куда-то на ночь глядя. На почте висит несколько непрочитанных писем, и Чуя наконец-таки решает ими заняться, чтобы над иконкой приложения перестали висеть надоедливые уведомления. Парочку отправителей сразу закидывает в черный список, помечает флажками присланные преподавателем презентации с последних лекций и отвечает нескольким знакомым. На одном из посланий Накахара невольно подвисает: приглашение на встречу от незнакомого отправителя лично Чуе с четко указанным временем, местом и просьбой дать ответ заранее. Все ничего, если бы это не пришло именно на его личную почту — ее парень нигде не указывал как средство связи, и даже для регистрации в соцсетях ни разу не использовал. Все, кто мог ее знать, это лично знакомые ему люди, вроде одногруппников или знакомых. В крайнем случае — те, с которыми он когда-либо сотрудничал. — Что это тут у тебя? — к нему в телефон беспардонно подглядывает Тачихара. — На свидание зовут, что ль? — Да черт его разберет, — Чуя с сомнением разглядывает текст. — Может, какой-то особенный сорт спама? Из праздного любопытства решают проверить. Почтовый ящик отправителя оказывается закреплен за какой-то крупной организацией, в деятельности которой никто из квартета разбираться не лезет. На рекламную рассылку не похоже, на чью-то шутку вроде как тоже не тянет. Остается понять, куда вообще зовут. — Это ресторан, — Танизаки пользуется всемогущей силой гугла, — и, судя по всему, дышать там дороже, чем мое годовое обучение. — Ну и прекрасно, ну и пошел он к черту, — пожимает плечами Накахара и собирается уже отправить послание в корзину. Телефон у него отбирают. — Эй, какого хрена?! — Не бухти, вдруг это что-нибудь важное? — Мичизу вчитывается в текст. — Тем более что в пятницу вечером ты свободен… Чуя узнает этот тон. — Только не начинай. — Свободен с тех пор, как перестал посещать сеансы психотерапевта, — безжалостно продолжает друг, — не вижу ни единой причины отказываться. — Ты охренел? — Накахара пытается подняться и отобрать свой мобильник, но его удерживает предательница Гин. — Причина как минимум в том, что это отправлено непонятно кем, непонятно на кой хер, а главное — ни разу мне не сдалось. — Боишься, что такую красоту украсть могут? — Джуничиро тоже переходит на сторону врага, перенимая у Тачихары даже его издевательский тон. Два сапога пара, оба левые. — Никто ведь не знает, что эта красота на самом деле бешеная, — Мичизу с гаденькой улыбочкой что-то печатает. — Ты сдохнешь, — констатирует Накахара. — Ты просто труп. — Мы все когда-нибудь, — философски замечает неустрашимый Тачихара, отдавая телефон своему законному владельцу: шалость удалась. — Ну ты и мудила. Ответ на письмо оказывается благополучно отправлен и, разумеется, ублюдский Мичизу от лица Чуи согласился на это донельзя сомнительное мероприятие. И несмотря на то, что Накахара волен забить и не явиться в указанный час на «свидание», подобный вариант не рассматривается: потому что Тачихару он прибьет вот прямо сейчас, а спросить неизвестного отправителя, что, собственно, за херня, сможет уже только лично. — Ты еще мне спасибо скажешь! — возмущается убиваемый, пытаясь увернуться от диванной подушки и уползти от расправы в другую комнату. — Вот дождемся гребанной пятницы, тогда и посмотрим, — Накахара убеждается, что ни Джуничиро, ни Гин спасать товарища не торопятся, прежде чем пускается в погоню. — Но ты, падла, до нее не доживешь. Гребанная пятница, однако, наступает довольно скоро: морально подготовиться Чуя не успевает, если честно, уже и забыв о назначенной встрече. Ему о ней, вот спасибо (нет), напоминает снова сычующий у него Акутагава. И ты, Брут. В результате Накахара стоит перед шкафом в одном нижнем белье с потрясающе кислым выражением на лице, пытаясь решить, в чем ему идти в этот, судя по описанию, охренительно пафосный ресторан. Вещи у него хорошие, но, так или иначе, не дотягивающие до уровня места, в которое его пригласили. Вот весело окажется, если это все-таки чья-нибудь охуительная шутка. Рюноске эти метания безразличны: он смотрит на его фигуру и что-то прикидывает в уме. — Интересно, если я выложу тебя на сей раз без штанов, будет ли эта фотография популярнее предыдущей? Чуя оборачивается на Акутагаву, пытаясь понять, шутит тот или говорит серьезно. — Неужели та фотка всем так зашла? — это заставляет его задуматься. Зачем ему тогда вообще запариваться на счет внешнего вида? — Ну да, — Рю пожимает плечами, — ты нравишься моим подписчикам больше, чем пейзажи или предметная съемка. Но это ожидаемо. Накахара закапывается в шкаф, доставая из них свои привычные темные джинсы. Потому что ему вот настолько плевать, усекли? — И ты собираешься пойти в этом? Акутагава с сомнением смотрит, как Чуя натягивает свою повседневную одежду, разве что на сей раз поддевая под толстовку тонкую водолазку — в прошлый раз он все-таки замерз. Без толстовки водолазка смотрится на нем откровенно грешно: ткань идеально облегает и очерчивает его тело. Но в толстовке — подросток vulgaris, получите и распишитесь. Накахара в любом виде красивый, но одно дело, когда видишь его на фотографиях, где он кажется драгоценным камнем в изысканной оправе (или без оправы, если считать фотосессии ню), а другое — вот так. — Я прямо вижу, как ты заинтересован в сегодняшнем вечере. — Ага, — Чуя придирчиво оценивает свой образ, думая, чем бы его дополнить. — О! Он шарится по ящикам своего письменного стола, подвинув Рюноске, угнездившегося и на сей раз в его компьютерном кресле. — Нашел! — он достает розовую резинку с мордочкой хеллоу китти, которую у него забыла Элис, недавно приходившая к его сестре в гости вместе с Мори. Акутагава отказывается это комментировать. А Накахара завязывает волосы, над укладкой которых он снова как следует запарился, в низкий хвост. И на сей раз остается доволен результатом, поправляя высокий ворот водолазки. Если кому-нибудь из художников в интернете захочется нарисовать хуманизацию пренебрежения, они смело могут брать Чую в качестве референса. — Вот теперь мне действительно интересно, что из этого получится, — он довольно посмеивается, больше не испытывая злости по поводу сговора своих друзей.