Available on Patreon

Все самоощущение Накахары сейчас можно засунуть в одно емкое слово «стремненько». Как жаль, что вместе с привычной одеждой нельзя вот настолько же просто взять и надеть на себя обычную самоуверенность. Даже выглядя непринужденно, внутри Чуя вот-вот начнет чувствовать нервозное электрическое покалывание. Не покидает гадливое ощущение, что он повелся на что-то весьма сомнительное. Конечно, не по своей воле, но ведь прямо сейчас никто его за руки в этот чертов ресторан не тащит. Да и для того, чтобы тащить Накахару куда-то силком, нужно обладать недюжинной силой и достаточной мерой смелости: про бешеную красоту Мичизу не шутил вообще-то. Даже если Чуя медикаментозно купирует вспышки ярости, ничто не дает гарантии, что окружающие в полной безопасности. Если у бомбы отключен таймер, это не значит, что ее взрывчатое вещество перестало представлять из себя опасность. Ладно, Накахара признается, что, насколько бы его друзья ни были дурными, он тоже тот еще дурень. Хорошо хоть он способен за себя постоять не только делом, но и словом в конце концов. Разносить ресторан — плохая идея. Поездка на метро успокаивает, пусть даже большую ее часть Чуя бестолково листает плейлист, так и не сумев до конца сосредоточиться ни на одной из песен. И этого достаточно, чтобы в ресторане перед хостес предстал расслабленный довольный юноша, выглядящий случайным студентом, по какому-то причудливому стечению обстоятельств решившим заглянуть в подобное место после вечерних пар. По нему не видно внутреннего напряжения после стандартного «у вас зарезервировано?». Знать бы самому наверняка, ждут ли его здесь на самом деле. И подспудно хочется, чтобы его вот прям сейчас развернули, сказав, что о нем тут слыхом не слыхивали, и отправили домой, сидеть в интернете и ругаться на бестолковую компашку за впустую потраченное время. Но чертов «Чуя Накахара» быстро находится в списке, и его, твою ж мать, вежливо провожают до дальнего столика. И, пока они идут сквозь зал, наполненный людьми и разговорами, парень остро ощущает, насколько дороже него все те, кто здесь собрался. Нельзя сказать, что у Чуи имеются нелепые комплексы по этому поводу, но собственную чужеродность не ощутить просто невозможно. Он вопиюще контрастный и неподходящий этому месту. И даже не старается соответствовать, ясно? Это его выбор. Накахара намеренно не пытается выцепить среди незнакомых лиц то самое, выдернувшее его из уютной повседневности. Вместо этого показательно отвлекается на смартфон (здешняя атмосфера заставляет Чую думать, что разбитый экран все-таки лучше сменить), кидая в общую беседу сообщение о том, как он всех ненавидит. Рыжий дуэт, будто только этого и ожидая, сию же секунду отвечает кучей глумливых эмодзи, очевидно, нисколько не раскаиваясь. Но все-таки приходится оторваться, когда он останавливается у нужного столика, поднимая взгляд на незнакомца, пожелавшего с ним встретиться. Ну, он ожидал иного. Первыми в глаза бросаются бинты, затем — мягкая приветственная улыбка, потом урывками выстраивается целый образ, будто на секунду до этого Накахара теряет возможность воспринимать картину целиком. — Здравствуй, Чуя. Парень оглядывает мужчину, словно пытаясь понять, ядовита ли та змея, что пригрелась перед ним на солнышке. — Добрый вечер, — Накахара наконец-то садится на свое место напротив, упустив момент, когда учтивая хостес их покинула. Его суховатый тон похож на тот, каким обычно приветствуют университетского преподавателя, случайно столкнувшись с ним в коридоре. — Чем обязан? — едва дождавшись ответа, тут же интересуется он, проглотив не слишком вежливое «что вам от меня нужно?». Его собеседник спокойно воспринимает такой резкий переход к делу, но все-таки предлагает повременить. — Зачем так торопиться? Ты же не на деловой встрече. Не хочешь заказать себе чего-нибудь для начала? — незнакомец хитро прищуривается. — У этого ресторана совершенно дивная винная карта. Чуя демонстративно берет в руки меню в кожаной обложке, открывая его на неопределенной странице, при этом даже не взглянув на нее. — И все же? Вино — очень хорошая попытка расположить к себе Накахару, если бы он не был так насторожен: слишком уж экстравагантный способ был выбран для знакомства. Более того, к Чуе сразу обращаются на «ты», сходу устанавливая короткую эмоциональную дистанцию. А с какой-такой радости-то? Мужчина вздыхает с красноречивым выражением «будь по-твоему». — Я большой поклонник твоего творчества, — отвечает он со смешком, лукаво поглядывая на юношу, нахохлившегося напротив. — М-м, — задумчиво тянет Накахара в ответ, изображая задумчивость. — Это которого? Того, где я все еще в одежде или того, где уже без? — В его голосе слышен скептицизм, в который парень оборачивает собственное иррациональное смущение. Забавно, что к слову пришлось то, как он иронично назвал себя в инстаграме деятелем искусства. Ну, а что, художникам эпохи возрождения можно, а Чуе нельзя? Когда выкладываешь свои фотографии в интернет, так или иначе отдаешь себе отчет в том, что их может увидеть кто угодно. Но это никак не подготавливает тебя к встрече с этим кем-угодно в донельзя пафосном ресторане. — А разве его формы существуют отдельно друг от друга? — незнакомца его реакция, кажется, откровенно забавляет. Еще бы, он-то определенно ощущает себя в своей тарелке: выглядит, пусть и необычно с этими своими бинтами, но все так же дорого, полностью соответствуя окружающей обстановке. Чуя — угольные разводы на светлой шелковой ткани. Неаккуратный росчерк темной краской по золотой потали. — Допустим, нет. И что же, просто захотелось со мною встретиться? — парень скрещивает руки на груди, в какой-то мере предполагая, что он сейчас услышит. — В том числе. Приятно провести время в твоей компании, — усмехается, — стать немного ближе. Ах вот как теперь это называется. Накахара, недовольно поджав губы, понимает, что с ним банально играются. И, вот блядство, с таким мужчиной Чуя однозначно был бы не против «приятно провести время»: его внешность — попадание на десять из десяти в типаж Накахары. Вот только лисье выражение на красивом лице подсказывает, что скрывающаяся за притягательной внешностью личность не сулит ничего хорошего. И кроме того… С самого начала курса его нормотимика с приятным времяпровождением не к Чуе — на месте либидо у него мемориальный камень с подписью «помним, любим, скорбим». Так что прелестей секса ему скорее всего не светит: Накахара не знает, что должно произойти, чтобы ему на физическом уровне кого-то захотелось. — За ручки подержаться? — Чуя пытается подключиться к игре, не желая чувствовать себя мышкой напротив кошки. — На экспонаты смотреть, руками не трогать, и все такое. — А что на счет личной коллекции? — тип напротив обезоруживающе улыбается. Накахара адресует ему вопросительный взгляд, оказываясь неподготовленным к дальнейшему. — Позволишь тебя купить? — он с заговорщицким выражением подается чуть ближе, понижая голос. — Обещаю обращаться осторожно. Чуя не находит слов. Ему хочется выпалить: «Ты, блять, серьезно?», хочется сделать что-нибудь очень стихийное и, возможно, хочется дать от ворот поворот в крайне грубой форме. В первую секунду. Уже в следующую парень приходит к выводу, что он — не благородная девица из хорошей семьи, которой надлежит отказать негодяю, театрально припечатав: «Да как вы могли мне такое предложить!», и что, на самом-то деле, предложение в какой-то мере ожидаемо. Накахара — просто очередная красивая безделушка, которую можно легко приобрести, если смотреть с точки зрения состоятельного человека. Потому что все можно купить, вопрос лишь в цене. Поэтому Чуя молча отводит взгляд и прикусывает губу, получив вместе с предложением охуительную моральную дилемму. Засранец чертовски красив, но Накахаре не слишком нравится чувствовать себя товаром на витрине (сказал парень, у которого платная подписка на обнаженные фото, ага): самоуважение твердит, что стоит послать этого типа в квартал красных фонарей и там выбирать себе шлюху. Здравый смысл говорит, что Чуе на самом деле нечего предложить: заниматься сексом без сексуального влечения он не собирается в любом случае, будь перед ним хоть сам Апполон. А жадность, присущая, пожалуй, каждому человеку…понятное дело, на что она подталкивает. Накахара вцепляется в здравый смысл. — Я знаю, какое ощущение создают мои фотографии, но, — он разводит руками, демонстрируя себя, — легко можно оценить, насколько они соответствуют реальности. — и на всякий случай уточняет, — не очень. Поэтому подыщите себе в коллекцию кого-нибудь еще. — Во-от как? — мужчина не выглядит опечаленным столь быстрым отказом, скорее больше задумчивым, — Есть какие-то особенные условия? — ах да, он просто не считается с чужим несогласием. — Ты ведь даже не обдумал мое предложение. Чего ты хочешь, Чуя? Я готов пойти на многое. Накахару последняя фраза напрягает, но он пока не собирается защищаться. — А как насчет того, что я сразу откажусь от секса с тобой? Тебе ведь это от меня нужно? — он решает говорить прямо, — Весь смысл в «личной коллекции» сразу отпадает, я прав? — Ну почему же? — собеседник выдерживает паузу. — Неужто я совсем не в твоем вкусе? Чуя сразу понимает: по нему видно, что это не так, и врать бесполезно. — Потому что мне не захочется, — парень не желает вдаваться в подробности перед первым встречным. — А трахаться за деньги ко мне не по адресу. Я не намеревался искать себе…как это называется? — Накахара сочиняет издевательское выражение, — папочку. Даже таким тоном это звучит грязно, Чуе не нравится. И, если честно, неловко от того, что он сказал это вслух. — Я сам тебя нашел, — легкомысленно пожимает плечами этот невозможный тип, невольно вгоняя Накахару в краску: то ли от смущения, то ли от злости, что его слова вывернули подобным образом. Чуя стоит на перепутье, не находя в себе сил выбрать верную дорогу. Хочется согласиться с внутренним голосом, твердящим: «дело дрянь, разворачивайся», но, к сожалению, назад в прошлое ему не грозит, а значит, придется расхлебывать кашу, которые заварили три придурка, по недоразумению зовущиеся его друзьями. Ну, то есть, Накахара малодушно надеется, что, проигнорируй он то письмо, на нем бы все и окончилось. В любом случае хорошо, что ему есть, на чью голову призывать небесную кару, ведь это — чуть меньше причин называть идиотом себя самого. Как вообще на такое соглашаться? И как отказывать, не выходя за рамки приличий, когда тебя мягко, но настойчиво подталкивают к «верному» решению? На ум приходит только: «Спасибо, Марио, но твоя принцесса в другом замке, » — и Чуя думает, что с мемами и играми пора завязывать. В итоге отвечает более ли менее честно, оставшись без опций «помощь зала» или «звонок другу» при выборе правильного варианта. — Не жди, что я буду с тобой милым по твоей указке, словно дрессированная собачонка. Красивая картинка из интернета существует только в интернете, ясно? Вы угадали, Чуя не умеет писать резюме или рекламировать себя правильно, да и в целом кажется окружающим куда более притягательной личностью, пока не откроет рот: кактусы со своими колючками оказываются посрамлены и отправлены на профессиональную переподготовку. — Я и не надеялся, — чужое спокойствие кажется Накахаре раздражающим, — никогда не любил собак: слишком много подобострастия. Непокорность куда занятнее. От подобранного эпитета по коже ползут едва ощутимые мурашки. Этот мужчина не просто не воспринимает Чую или любого другого всерьез, у него однозначно есть основания относится к чужому несогласию с пренебрежением: не важно, из чего ты сделан, всегда найдется сила, способная переломить твой стержень. А Накахара как раз из тех, кто скорее сломается, чем согнется. — Мне не нравится, как это звучит, — Чуя больше не выглядит расслабленным, нехорошо сощурившись. — Но тебе ведь интересно? — подлавливает его мужчина, не теряя своей доброжелательной маски. Видит насквозь, зараза. Парень закатывает глаза, не признавая то, что его поймали. — Хорошо, даже если и так. Но ты выглядишь как большие проблемы, — Накахара старается не отводить взгляд, когда говорит надвигающейся катастрофе, какая она катастрофичная, — и как я могу быть уверенным, что мои слова будут иметь вес для тебя? — Я готов заключить договор, — с выражением «какие мелочи» чертов незнакомец снова ломает чужие аргументы, — не на словах, естественно, заверенный юридически. Если тебе что-то не понравится, ты будешь волен расторгнуть наше соглашение. — Он медленно, но верно склоняет чаши весов в свою сторону, — я приму к сведению любые твои условия. *** Чуя все-таки сдался. Была ли этому виной чертова притягательная внешность Осаму Дазая или его безукоризненная стратегия блицкрига, но Накахаре оказалось просто нечего ему противопоставить. У парня никакой острой необходимости в отношениях ну, знаете, подобного толка, но… Какие «но»? У него нет оправданий, кроме того, что не он все это начал. Ну, а впрочем, какая в конечном счете разница, если от него в любом случае наверняка довольно быстро откажутся? Нужно обладать определенным запасом терпения, чтобы уживаться с Накахарой, а Дазай наверняка не станет мириться с дискомфортом. Как минимум потому, что ему подобное не нужно. Но блядь. В телефонной книге Чуи появился новый контакт, которому Накахара даже не дал никакого ироничного наименования, пребывая в состоянии аффекта от того, какие сюжетные повороты, оказывается, умеет учинять его жизнь. Что теперь от него будет требоваться в конце-то концов? Просто быть рядом, будто Накахара живой аксессуар, вроде любимой болонки у избалованной блондинки? Угх. А еще ведь нужно будет заключить договор. Ага, на куплю-продажу твоей, Чуя, душонки, падкой на красивых мудаков. И, как оказалось, на их деньги. Как многого ты о себе не знал. В метро Накахара сидит, сверля тяжелым взглядом рекламную вывеску перед собой. Общую беседу их гоп-компании, около которой уже висит приличное количество уведомлений о новых сообщениях, он пока игнорирует. Вот же бестолковые. Все они, включая самого Чую. У него почетное первое место в рейтинге идиотов вселенского масштаба, и это не та ачивка, о которой он мечтал. В конечном счете у него сдают нервы от беспрестанной вибрации телефона в кармане. «Сколько можно спамить?» Накахара не утруждает себя чтением предыдущих сообщений, решив с порога укусить кого-нибудь за задницу. «Явление Христа народу!» — тут же откликается Мичизу, засыпав кучей недовольных смайликов. «Мы уж было подумали, что тебя там съели», — вносит драмы Танизаки. «Ты намеренно нам нервы решил потрепать?» Чуя закатывает глаза на недовольного Акутагаву, прямо-таки видя, как он складывает руки на груди и взглядом требует объяснений. Готический нянь номер один на районе, ага. «Хочу немного посидеть в тишине. А потом расскажу вам всем, какие вы космические придурки.» И снова убирает телефон, не горя желанием, чтобы его требующие подробностей друзья из него душу вытрясли. И, если честно, не представляет, что можно сочинить в собственное оправдание. И если не перед своими друзьями, то хотя бы перед самим собой. Переживать — довольно вредная штука, знаете, стресс, все дела. А еще злость, которую Чуя так старается избегать. «Ну вот, опять», — безнадежно думает парень, силясь погасить внутри желание сорвать на ком-нибудь свой гнев. Пытаясь отрегулировать его и отделить негативные чувства от себя, проваливается в не менее мерзкое чувство деперсонализации. — Да блядь, — в голос ругается Накахара, пряча лицо в ладонях. Весь мир резко предстает чем-то вроде компьютерной игрушки от третьего лица, где ты — не ты вовсе, а какая-то нелепая картонная декорация на фоне глобального небытия. Ему что, самого себя мало? И без того внутренние распри двадцать четыре на семь, а тут еще и Дазай на его и без того больную голову. «Может быть, записаться уже к терапевту?», — на секунду думает Чуя, тут же отвергая собственное предложение, стоит ему только представить, как он сидит на приеме и пытается обтекаемо описать причину своей диссоциации. Нужно отвлечься и расслабиться. Например, прикинуть, что там завтра по парам, чтобы не проспать половину учебного дня, как это за ним водится. Снова попросить Акутагаву оказать ему милость и бесплатно поработать будильником? Его хотя бы нельзя будет выключить в полусне: однажды Рюноске в буквальном смысле вылил на Чую тазик холодной воды. Так быстро и качественно Накахара еще в жизни не будился. Проснулся, правда, от чего-то в плохом настроении: ему не понравилось. Вообще-то Чуя прекрасно осознает важность высшего образования, особенно при том, что его основное стремление — независимость. Но довольно сложно учиться, когда любая мелочь может вывести из себя. Пытаться грызть гранит науки в медикаментозном мареве тоже такое себе, но чем богаты, как говорится. Тем смешнее, что он весь такой сам из себя независимый, согласился на весьма и весьма зависимое положение. Хотя, все не так уж плохо — Накахара в любом случае прекрасно существует как целостная человеческая единица. Главное не нафантазировать себя в роли Золушки, но с этим не к Чуе и его злобному кусачему реализму. Ну что ж. Парень выходит из метро и выуживает из кармана мятую упаковку сигарет: он всегда был падким до ароматизаторов и вкусов, так что сегодня — вишня и шоколад. «Посмотрим, насколько быстро ты сдашься, Дазай», — ухмыляется своим мыслям Накахара, затягиваясь. *** — Ты ЧТО сделал? — Тачихара не иначе как пародирует сову: удивление на его лице смотрится до того забавно, что Чуя, не удержавшись, хихикает. Это уже вторая по счету банка какого-то алкогольного коктейля за пару сотен йен из ближайшего супермаркета. Пить такое — себя не уважать, но сейчас Накахаре удивительно поебать. Акутагава, который Рюноске, смотрит на Накахару, словно на клинического долбоеба (это недалеко от правды), а Гин изображает на своем лице столь ироничное понимание, что вот только оно имеет на Чую воздействие: он начинает оправдываться. — Не смотрите на меня так, — на него глядят еще выразительнее, и Накахаре думается, что его окружают сплошь враги и предатели, — Вы сами меня в это втянули! А еще вы видели его? Я думал, что сестра собрала под своим крылом самых красивых людей на планете, но нет же! Он залпом опрокидывает в себя остатки дешевого алкоголя и тянется за следующей банкой. — Может, тебе уже хватит? — вносит предложение Танизаки. — Что это? — вступается за Чую Мичизу. — Мне кажется, или это уже четвертая бутылка стаута у тебя в руках? — Я за лучшего друга тут вообще-то переживаю, мне можно! Ах да, вернемся к основной теме нашего разговора. — Это очень безрассудно, — Рюноске похож на беспристрастного судью, который разбирает грехи подсудимого по полочкам, чтобы отправить его в ад, — ты свою голову дома оставил? Когда я уходил, она все еще была на твоих плечах. — Она у него просто не работает, — продолжает моральную порку Тачихара под аккомпанемент шипения алкогольной газировки, которую открывает себе Накахара. — Вы душнилы, — ставит диагноз Чуя, отпивая дешевую дрянь со вкусом смородины. А ведь в ресторане ему предлагали потрясающую винную карту. Но пустой желудок и тошнота плохо сочетаются с дорогим вином. Он в тот раз в принципе отказался что-либо заказывать, но тогда ему было далеко не до этикета, знаете ли (как будто он в него по жизни может, право слово). — Я тебя сейчас в окно выкину — посвежеет, — недобро обещает все тот же неуемный товарищ, решив, видимо, примерить на себя амплуа кары божьей. — Имей совесть, угрозы — моя прерогатива, — Накахара в священный трепет не приходит. Гин, смотря на учиненный цирк, тяжко вздыхает и молча отпивает из кружки апельсиновый сок с мартини, Рюноске следует ее примеру, но у него в чашке скорее мартини с апельсиновым соком — заразу почти не берет алкоголь, несмотря на тщедушное телосложение (не Чуе о том судить). — Теперь понятно, почему ты нам сразу не рассказал, как все прошло: надо же было на следующий вечер смотаться к этому типу в офис и договор подписать до того, как мы тебя закопаем, — Танизаки нежно улыбается, переняв эту нехорошую привычку у своей сестры: улыбаться в дрянном настроении. — Так вышло, я сам еще не был уверен, что не пошлю его к черту, — Накахара пожимает плечами, — моя преждевременная смерть испортила бы чистоту эксперимента. Да, он уже успел реально заключить договор. Если честно, он так нервничал, что картинка того дня в его сознании смазалась, будто он был пьян. Плюсы бытия моделью — как бы твое существо не выворачивало наизнанку, ты все еще в состоянии себя контролировать. В своей жизни Чуя работал не только с Рюноске, но и с парочкой журналов, и однажды даже с мелким брендом одежды, так что хорошо овладел навыком изображать из себя то, чем он не является. Дазай — чертов насмешливый засранец — выглядел тогда до чертиков довольным, и, еще не успев как следует с ним познакомиться, Накахара на манер диванного Нострадамуса предрек себе немало испорченных нервов. Он же как сухая трава — вспыхнет от единой искры. Ему, конечно, милостиво разобрали каждый пункт договора — для этого даже был приглашен адвокат, запонки на манжетах которого выглядели дороже, чем квартира Чуи. Он, пресыщенный наблюдением чужого богатства и ханжества, даже не особо запомнил офис, в который его позвали. Запомнил только лицо Дазая, когда тот бросил взгляд на разбитый экран телефона Накахары. Последнему резко захотелось разбить экран (не телефона, что характерно) этого засранца, но вместо этого пришлось считать в уме до десяти, и напоминать, что пацифизм — это хорошо и правильно в его случае. Особенно Чую повеселил пункт про встречи в любое время: вроде как к нему могут прислушаться, если он не будет иметь возможности бросить все дела и заявиться к Осаму, но если этому типу припрет — Накахара не имеет никакого права отвертеться. Ну кроме как расторгнуть договор, чтобы на будущее такого не случалось. Как бы удобно, но вообще-то нет. Парень еще не сложил окончательного мнения по поводу жижи, в которую влез. Но, поняв, что там достаточно глубоко, нырнул в нее с головой. Иллюзия права свободного выбора, вот как это называется. Это определение он подобрал позже, сидя в машине — Дазай настоял, что до дома Чую подбросит его водитель. В этом его эксперимент, в общем-то, и заключался. И чему он поддался в большей степени: мелочной жадности или желанию из интереса сунуться в логово ядовитых змей — не ясно. Понятно только то, что мудрым его выбор ни разу не назовешь. — Говоришь, он пообещал не тащить тебя в постель? — со смешком фыркает Акутагава, подливая мартини себе в кружку в очаровательный цветочек: последняя героиня какого-то сервиза, давно канувшего в лету, любимица Рюноске. — Ну да, — Чуя фыркает, — я бы сам с ним с радостью переспал, если бы мог, честное слово. Танизаки посмеивается, немного перестав злиться на Накахару, покуда тот рассказал о ситуации подробнее, чем издевательское «народ, я нашел себе папочку». Самому Чуе было не слишком приятно обзывать свои новые отношения подобным образом (с другой стороны, а каким еще), но позлить друзей-товарищей ему хотелось сильнее. — Вот обломинго бедному: присмотрел себе красивого голого мальчика в интернете, а он асексуальное чудовище. — Не путай понятия, асексуальность — врожденная черта, — поправляет его Чуя. — А ему почто знать, какая это у тебя черта? — Джуничиро пожимает плечами, и он, в общем-то прав. Никто в тонкости душевной организации Накахары Дазая посвящать не собирается. — Думаю, твоя задница достаточно хороша, чтобы скрасить его печаль, — подначивает Мичизу, толкаясь острым локтем в бок. — Хороша, но негостеприимна, — Чую везет от алкоголя, и он думает, что его проблемы — не его на этот вечер. Гоп-компания не съела — и на том спасибо. Когда настает черед музыки и пьяной игры в мафию (ха-ха), Накахара включает Бритни Спирс и мелочно радуется, что друзья не полезли разбирать личность Осаму Дазая по камешкам, и не докопались до рода его занятий. «Mama I'm in love with a criminal», — драматично признается Бритни из динамиков, и Чуя снова пьяно хихикает, поймав вопросительный взгляд Рюноске. Накахара на самом деле удивительно индифферентно отнесся к тому, что Осаму мафиози. Дазай довольно скупо поделился этим фактом, обозначив только общую причастность, но и этого было достаточно, чтобы проникнуться. Чуя ограничился ехидным замечанием у себя в голове: «Не рептилоид с планеты Нибиру — и ладно». Ну, а что? Просто охуенно тонкий лед, по которому гуляет Накахара, оказался гораздо тоньше, чем изначально показалось. А под ним ждет не безобидная глубина, а плотоядные твари. Занятно. И, кроме того, ужасно иронично, не так ли?