17

      — Извините за опоздание. Можно войти?       Руслан заходит на историю после звонка. Проспал. Да и просто не хотел приходить.       — Енисейский. Я уж думала, ты решил меня бойкотировать, — Камалия Мухаммадовна вскидывает бровь, однако в класс всё-таки впускает.       Руслан садится рядом с Кару, быстро достаёт из сумки тетрадь, ручку… Блять, забыл учебник. Белоярский молча пододвигает свой на середину, и Енисейский коротко кивает ему.       — Так, — преподавательница ведёт пальцем по журналу. — Начнём с домашки. Какой я вам там параграф задавала?..       — А вы нам не задавали ничего в прошлый раз, — Гоша с третьей парты лыбится своей идиотской улыбочкой. Руслан всегда думал, что тот слегка с дуба рухнувший. И шутки у него тупые.       — Хорошая попытка, Бештау, — видимо, Мухаммадовна разделяет мнение Руслана по поводу юмористических способностей Гоши. — Думаешь, если ты будешь говорить это каждый урок, я рано или поздно поверю?       — Попытаться стоило, — их классный клоун пожимает плечами и снова по-идиотски улыбается. Как же бесит.       — Вот в следующий раз тебя и вызову, — обещает историчка. — Сегодня у нас домашнее задание будет отвечать… Енисейский, а вот ты и будешь.       Блять.       Руслан поджимает губы. И лишний раз убеждается, что сегодня вообще зря в школу попёрся. Он совсем забыл про этот сраный параграф.       — Я не готов, — честно признаётся он, от чего в классе сразу раздаются шепотки. Да, представьте себе, Руслан Енисейский не сделал домашку. Такое тоже, блять, бывает! Теперь что, и это сделают главным инфоповодом?       Можно было бы попытаться выехать на том, что он и так знает, сымпровизировать и как-то договориться с Камалией Мухаммадовной. Но, честно говоря, на это нет ни сил, ни желания.       — Вот как, — преподавательница, кажется, тоже удивлена таким поворотом. — Ну, что ж, очень печально. Тогда, Гоша, твой звёздный час всё же настанет сегодня.       Следующие пятнадцать минут Бештау устраивает цирк с конями и шоу «Импровизация» в одном флаконе, а Енисейский сидит, кусая щёку изнутри и борясь с желанием просто встать и нахрен выйти. Он ловит на себе взгляд Белоярского, но тот ничего ему не говорит. А, заметив на себе хмурый взгляд Руслана, тут же отворачивается. Они теперь не разговаривают? Это из-за того, что было на вписке? Или из-за вчерашнего? Класс. Просто космос.       Но это не самая главная проблема. Самая главная проблема стоит в дверях класса после урока, пялится на Руслана в упор своими желтыми глазищами и явно хочет обсудить вчерашнее представление у себя дома. Только этого сейчас не хватало.       Енисейский поджимает губы, разворачивается и идёт прямиком к учительнице истории.       — Камалия Мухаммадовна, — он останавливается у стола.       — Я тебя внимательно слушаю, — преподавательница выглядит так, будто знала, что он к ней подойдёт. Не отвлекаясь от заполнения журнала, спокойно интересуется: — Ты что-то хотел, Руслан?       — Да. Я… — Енисейский бросает короткий взгляд на дверь. Дугар всё ещё там? Да блядский ты боже. — Я бы хотел узнать, как я могу исправить сегодняшнюю оценку.       Женщина внимательно смотрит на него несколько секунд прежде, чем спросить.       — Ты передумал сдавать историю?       — Нет, почему Вы так решили? — он удивлённо вскидывает брови.       — Твоё отношение к предмету, Руслан, — учительница всё же поворачивается к нему, заправляя за ухо прядь длинных шелковистых волос. — Пришёл не готовый, начал пропускать уроки и факультативы… Это на тебя совсем не похоже.       Енисейский опускает взгляд в пол. В своё оправдание сказать ему решительно нечего.       — Я тебя не узнаю, если честно. Ладно эти… — она неопределённо машет рукой. — раздолбаи. Но ты-то всегда был в числе лучших. Я была уверена, что ты мне весь учебник от зубов перескажешь. Да мы же проходили эту тему с тобой, в конце концов!       — Этого больше не повторится, — Руслан поджимает губы. Стыдно пиздец. Не за то, что перед всем классом облажался. Что там эти придурки думают - глубоко насрать. Стыдно, что облажался перед Камалией Мухаммадовной. С историчкой им повезло, она реально классная. Даже сейчас не орёт на него, хотя стоило бы.       — У тебя что-то случилось?       — С чего Вы взяли? — Енисейский тут же вскидывается, рефлекторно хватаясь за ворот свитера и натягивая горловину чуть ли не к подбородку. Но тут же отвешивает себе хорошего мысленного леща. — В смысле… нет, я в норме.       — Тогда соберись, — учительница кивает ему. — Тебе нужно больше времени уделять подготовке. Сегодняшнюю оценку надо исправлять. Раз ты завалил параграф про Великую Отечественную, то на следующий урок жду от тебя презентацию по временам ВОВ в… скажем, Красноярске. Там есть, что рассказать про труд в тылу.       — Понял, принял, приступил, — он заставляет себя выдать подобие улыбки.       — На дополнительные тебя сегодня жду? — уточняет Камалия Мухаммадовна.       — Да, конечно, — Руслан решительно кивает и косится на дверь. В проёме пусто. Отлично. — Я тогда пойду?       — Да, ступай. И журнал захвати.       Енисейский сам чувствует себя, как партизан в Великую Отечественную — выходит из класса, как на минное поле, готовый в случае нападения с тыла отбиваться журналом. Осматривается по сторонам. Никого нет. Что ж, прекрасно. Хорошо, что дальше у него иностранный, а Дугар в другой группе.       Однако в его группе всё ещё есть Татищев. И он явно намерен сделать и без того хреновое утро Руслана ещё хуже. Потому, как только Енисейский появляется в классе, тот самодовольно ухмыляется и встаёт, явно собираясь направиться в его сторону. Руслан смотрит на него прожигающим взглядом. В любое другое время он был бы рад высечь из этого латентного педика пару искр, но сегодня он совершенно не настроен на задушевные беседы.       Однако происходит то, чего Енисейский никак не ожидал: на плечо Татищева опускается рука Томина. Тот что-то коротко шепчет на ухо Юрцу. На что он вполне громко и ни разу не шепотом отвечает «схуяли?». Однако Илья чуть ли не силой усаживает его обратно за парту и что-то начинает втолковывать, телефон свой под нос суёт. Судя по напряжённому лицу Татищева, информация усваивается как всегда туго.        Руслану нет никакого дела до того, о чём там эти две подружки-пердушки решили пошушукаться, так что он молча проходит к своему месту и садится рядом с Белоярским. Тот всё ещё выглядит дохуя странно и прячет от Енисейского глаза. Да что за хрень тут вообще происходит?! Какого чёрта Кару, которого обычно хрен заткнёшь, молчит, как будто воды в жопу набрал?!       Именно это Енисейский и собирается выяснить, но звенит звонок.       Учитель немецкого Вильгельм по-батюшке-не-обозвали что-то толкует им про неопределённые местоимения, однако Руслан его совершенно не слушает. У него голова раскалывается и глаза слипаются, хоть по коробкý спичек в каждый вставляй. Ему чудом башку удаётся ровно держать — не то, что усиленно вникать в материал. Видимо, он всё же вырубается ненадолго, так как подбородок соскальзывает с ладони, и Енисейский просыпается по пути навстречу парте. Вздрагивает. Садится прямо. Старательно пялится в учебник, пытаясь собрать расплывающиеся перед глазами буквы в кучу. Но вместо книги снова фига. Камалия права. Такими темпами Руслану даже ПТУ не светит. Если он планирует поступить в нормальный вуз и наконец-то съебать куда подальше от всего этого кошмара, то нужно немедленно взять себя в руки.       Енисейского из раздумий вырывает резко и прямо с корнем. Он ощущает на себе чужой взгляд, поворачивается к Белоярскому. А у того лицо белое, как мел. Глаза распахнуты настолько широко, что, кажется, сейчас вывалятся. На физиономии Кару отпечатался такой первобытный ужас, будто он увидел целую сотню плотоядных тарантулов прямо у Руслана на лице. Нет. Он смотрит не на лицо. Он смотрит ниже.       Только тут до Енисейского доходит — видимо, пока он клевал носом в парту, горловина свитера дала осечку. Съехала вниз, оголяя шею. Сердце ударяется о рёбра с такой силой, что Руслан вздрагивает. И быстро натягивает ворот обратно, отворачиваясь. Спать больше не хочется.       После урока парень быстро собирает свои вещи и вылетает из класса на третьей звуковой. Он не хочет ни о чём ни с кем говорить. Почему все просто не могут оставить его в покое?!       Видимо, не в этой жизни. Потому что все сегодня будто сговорились проявлять к персоне Енисейского какое-то прямо-таки нездоровое внимание. Кажется, будто в коридорах школы нет ни одного человека, кто не считает своим долгом проводить его взглядом. И взгляды эти были вообще не самыми доброжелательными. Но Руслан слишком устал и заебался, чтобы хоть немного обращать на это внимание. Единственное, о чём он реально беспокоится, так это о том, что сдохнет, если немедленно не выкурит хотя бы одну сигарету.       Одной сигаретой дело не ограничивается. Енисейский сидит на подоконнике и выдыхает вверх едкий дым, по вертикали изучая стену туалета. Что ж. Он был прав. Сочинения были сданы в срок. Ну что за послушные ребятки! Да чтоб они с таким же рвением пробники писали. Их школа тогда по-любому попала бы в книгу рекордов Гиннесса за стопроцентную успеваемость. Руслан уверен — если бы не ограниченное пространство стен, надписей было бы куда больше.       Он заходит в неофициальный телеграмм-канал школы. Видос со вписки висит там ещё с позавчера — какой-то умелый сам себе режиссёр во всех красках запечатлел самые яркие моменты той ночи. В главной роли, конечно же, Руслан Енисейский. Хоть бы Оскар кто дал.       В отличие от ограниченного холста в туалете, в комментариях ограничений не было. Занятное чтиво. Забавно, как ещё совсем недавно на этом же канале обсуждали триумфальную победу Руслана в рэп-баттле с Татищевым, а уже сегодня смешивают его с дерьмом. Но Енисейскому на это рубиново поебать. По сравнению с остальным пиздецом в его жизни, школьные сплетни ощущаются как укус полудохлого комара.       От созерцания цирка уродов отвлекает звук открывающейся двери. Да блядство. Кого там принесло? Надо тушить сигарету и валить подобру-поздорову, но Руслан просто не находит в себе сил на то, чтобы двигаться. Да и это оказывается не обязательным.       — Угостишь? — Белоярский присаживается на другой конец подоконника. О, так значит, они всё-таки разговаривают! Вот это да!       Енисейский протягивает пачку. Тот кивает и берёт одну сигарету. Прикуривает.       — Тебя Ангарский по всей школе ищет, — после короткого молчания сообщает Кару.       — Знаю, — Руслан пожимает плечами. — У нас ролевые игры такие.       Белоярский даже не пытается улыбнуться. Ничего не отвечает и только сильнее затягивается. Да что с ним, блять, такое, в конце концов?! Когда вчера Руслан, наконец, включил телефон, ему казалось, Кару определённо есть, что ему сказать. Как ещё объяснить под сотню пропущенных? Судя по журналу вызовов, он звонил Енисейскому с четырёх часов дня субботы до самого утра воскресенья с небольшим перерывом на сон. В личке тоже творился полный хаос. Столько сообщений «Ответь!!!» Руслан в жизни не видел. Но, когда Енисейский решил перезвонить — «абонент занят или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позже». Ущемился, что ли?       Но обиженным Кару не выглядел. Только курил нервно и молчал, упорно не глядя на Руслана.       — Белоярский, заканчивай меня бесить, — наконец, Енисейский не выдерживает. Раздражённо закатывает глаза и цыкает. — Ты мне все выходные на телефон наяривал, чтобы сейчас молчать, как будто тебе сто хуёв в рот напихали?       Кару вздрагивает, как от пощёчины. Поднимает глаза на Енисейского. И Руслан сначала даже думает, что ему поглючилось. Но… нет. Не поглючилось. В карих глазах друга взаправду стоят слёзы. И тут Енисейский охуевает окончательно и бесповоротно. Да он даже вспомнить не может, когда Кару вообще в последний раз при нём плакал! Классе в восьмом, вроде? И то потому что об диван мизинчиком уебался. Что происходит?!       — Чувак, ты чего?.. — Руслан растерянно глядит на него во все глаза.       — Прости… — кое-как сипит Белоярский. Голос у него дрожит и ломается.       — Что? — Енисейский непонимающе вскидывает бровь. — За что?       — Прости, — Кару всхлипывает. А затем по его щекам начинают градом катится слёзы. А изо рта — таким же градом: — Прости. Прости меня, блять, пожалуйста. Прости. Умоляю, Руслан. Я идиот. Я такой еблан. Я не знал. Прости меня, пожалуйста…       Он обхватывает себя руками за плечи, рыдает, как ребёнок, снова и снова просит прощения.       Так, ладно. Это реально пугает.       — Кару, эй! — Руслан быстро тушит уже и так дотлевшую до фильтра сигарету и спрыгивает с подоконника. Он подлетает к другу и хватает его за плечи. — Белоярский, приём! На меня смотри!       Он с силой встряхивает парня, чтобы привести его в чувства.       — Кару, дыши, ты чё, бля?! Ну-ка давай, вдох-выдох!       Но вместо вдоха-выдоха Белоярский резко подаётся вперёд и обнимает, утыкаясь уже окончательно охуевшему Енисейскому в шею. Несмотря на то, в каком состоянии находится Кару, его объятия почти не ощущаются. Он делает это аккуратно, будто боясь лишний раз сжать Руслана в руках. Еле касаясь. И тараторит быстро-быстро:       — Ты не вышел в сеть утром после вписона. И днём не вышел. И вечером. Я не хотел. Я испугался. Я думал, он тебя… Я так пересрал, господи! У меня башка не варила. Я же не знал… Прости, Руслан, прости меня, блять, пожалуйста! Это всё из-за меня!       У Руслана внутри всё каменеет. Он замирает, широко распахнув глаза. А в голове проносятся слова отца: «какого хуя, пока ты по членам скачешь, ко мне твои ёбыри заваливаются и права качают?!»       — Так это был ты… — шепчет Енисейский. Кару часто кивает и снова заходится рыданиями.       — Так, — Руслан отстраняет его от себя и напряжённо смотрит в зарёванное лицо. — Белоярский, на меня смотри. Слышишь меня? Давай дыши. Вот так. Молодец.       Кару колотит, он крупно вздрагивает на каждом новом всхлипе, но смотрит уже более осознанно.       — Значит так, — проговаривает Енисейский, внимательно глядя на друга. — Ты сейчас умываешься, приходишь в себя. А потом спокойно рассказываешь, что случилось. Спокойно, Кару, без истерики. Договор? Всё, пошли к раковине, королева драмы.       Холодная вода творит чудеса. Одну водную процедуру спустя, всё ещё нервный, дёрганый и опухший от слёз, но уже более-менее вменяемый Белоярский курит новую сигарету на подоконнике и, наконец, вносит ясность в происходящее.       — В общем… Я сначала думал, ты просто отмокаешь после попойки. Старался не накручивать. Но, когда ты не появился в сети даже после трёх часов дня, я набрал. А абонент не абонент. Тут у меня очко-то и сжалось. Я к тебе сорвался. А там этот… Ну, в общем, я наорал на него, как конченный. Клянусь, я там чуть голос нахуй не сорвал. Угрожал, что весь подъезд на уши подниму и ментов вызову, если он не даст мне пройти и поговорить с тобой. Потому что его словам про то, что вы не пересеклись, я не поверил. Я, бля, всю хату вверх дном перевернул. Извини, что у тебя в комнате такой пиздос. Это тоже я. Потом он меня вышвырнул. А я понял, что объебался дважды.       Кару судорожно выдыхает и глубоко затягивается дрожащей в руках сигаретой прежде, чем продолжить.       — Караулил тебя в подъезде до самого вечера, чтоб перехватить. Пять часов там просидел. Потом Кирилл пришёл и чуть ли не силой домой утащил. Сказал, мол, если ты до воскресенья не объявишься — пойдём в полицию. Я на такой измене был, у меня башка вообще не соображала нихуя. Я только ночью додумался Дугару написать. Но он тоже уже не онлайн был. А утром меня мать с бабушкой припрягли и утащили дачу убирать. И я там до самой ночи без связи проторчал. Когда вернулся, увидел, что Дугар ответил, мол, с утра тебя батя забрал со скандалом. И пропущенный от тебя… Я сразу перезвонил, но ты снова был вне зоны доступа. Я чуть не ёбнулся. Кирилл кое-как валерьянкой меня накачал и сказал до утра подождать. Если в школу не придёшь — идём писать заявление. Ты пришёл, но…       Кару замолкает, чтобы перевести дух после этой тирады. Он смотрит на Енисейского во все глаза и уже тише добавляет:       — Я так боялся, что больше никогда тебя не увижу. Я такой дебил. Прости меня, Руслан. Это я виноват, что он тебя так…       Руслан молчит. Молчит и смотрит на Белоярского. Спустя несколько секунд тишины, он прочищает горло и уточняет:       — И чё, ты прям реально на него наорал?       — Как быдло последнее, — признаётся Кару. — Я так, блять, вообще никогда в жизни не орал.       Енисейский издаёт короткий смешок. А потом заходится таким смехом, что становится понятно: настала его очередь истерить, а Кару — пугаться.       — И реально прям хату разгромил? Типа… «ты замочил моего друга, у, сука, я все твои бутылки с алкашкой перебью! На, получай! Щас ещё и люстру тебе разъебашу! Только за стремянкой сбегаю!»       — Блять, Руслан! Это не смешно! — Кару возмущённо таращится на него. Даже вздрагивать и всхлипывать забывает.       — А, по-моему, очень, — Енисейский натурально уссывается с одной только картинки в голове, как вот этот метр с кепкой угрожает его отцу посадить того на его же бутылку.       — Ты хренов псих, Руслан!       — И это я-то псих?! Это не я тут чуть второй библейский потоп своими слезами не учинил! И вообще, если тебе станет легче: вчера никто меня не пиздил. Мы когда зашли в квартиру, он сказал, что ему даже смотреть на меня противно, не то, что трогать. Сумку в рожу швырнул, мол, раз так нравится шляться хрен пойми где и по чужим койкам скакать, то я могу пиздовать на все четыре стороны.       — И ты ушёл?       — А были альтернативы? Ушёл, конечно.       — И куда?       — На железнодорожный вокзал. Сидел, матан на коленке делал, дрался с голубями за хлеб, в телефон тупил. Правда, эта падла потом опять разрядилась — зарядку-то я впопыхах оставил. Как и учебник истории.       — И что потом?       — Суп с котом, — Енисейский пожимает плечами. — Дождался ночи и вернулся домой. Этого уёбка и след простыл. Поспал немного и в школу пошёл. А синяк у меня на шее ещё с субботы. Он меня придушить пытался, походу, но я ему сдачи дал и съебался. Кстати, с таким котом классным познакомился, ща расскажу…       Руслан пересказывает Кару всё с самого начала: как Дугар к нему завалился с утра, как они потом гулять попёрлись, как Ринчина в развивашке забыли и какие штрафные санкции потом учинила Ирина за это. Про лифт… решает промолчать. Как и про сон.       У Кару чем дальше, тем варежка шире. Он постепенно приходит в себя и становится похож на того Кару Белоярского, которого Руслан знает. К концу рассказа уже шутит и подкалывает. Да и сам Руслан действительно чувствует себя гораздо лучше. Подумать только. Кару так сильно за него переживал, что был готов хоть грудью на амбразуру кинуться. Всё-таки, какие бы между ними разногласия порой ни возникали, Белоярский — отличный парень и настоящий друг.       — Ты, кстати, извини меня тоже, — говорит Енисейский. — Ну, за то, что на вписоне было. Хуйню полнейшую выкинул. Признаю, был не прав.       — Да забей, — Кару отмахивается. — Проехали. К тому же, в чём-то ты всё же прав. Я и сам не знаю, чего я так доебался до тебя с этим Дугаром.       — Кстати, о Дугаре… — Енисейский склоняет голову набок. — Показывай переписку вашу.       — Чего?       — Что слышал.       — Решил в ревнивую женушку поиграть? — хмыкает Белоярский.       — Ага, и в ФСБшника. Мне надо знать, что конкретно ты ему там распиздел.       — Практически ничего, — друг пожимает плечами. — Только спросил, не знает ли он, где ты. Он ответил, что тебя батя забрал. И всё.       — Оке-е-ей, — Руслан трёт переносицу.       Естественно, после утреннего концерта Ангарский ему тоже принялся обрывать телефон. Чем очень мешал драться с голубями на вокзале, кстати! На звонки Енисейский, понятное дело, отвечать не стал. После той унизительной сцены разговаривать вообще ни с кем и никак не хотелось. Но, чтобы Дугар оставил его телефон в покое и ненароком не надумал сунуться следом на шестнадцатый этаж, пришлось ответить в переписке. Мол, всё со мной хорошо, никто меня не убил, успокойся и кушай свои оладушки.       — Но это всё равно косяк, Белоярский, — подмечает Енисейский. — А, так как ты теперь мой должник, вот тебе шанс вымолить моё прощение — сегодня отвлекаешь Дугара.       — Что? Нахуя, а главное зачем? — Кару непонимающе вскидывает бровь.       — А затем, что второй разбор полётов за день я не потяну, — Руслан закатывает глаза, недовольный тем, что ему приходится объяснять какие-то совсем уж очевидные вещи. — Я хочу отсидеть оставшиеся уроки, спокойно свалить домой и проспать часов двадцать. А придумывать новую охуительную историю о том, почему на голову пришибленный мужик орал у них в квартире с утра — не хочу.       — Так, может, и не надо?.. Скажи, как есть.       — Есть — ртом, — Руслан на эту блестящую идею только фыркает. — А ещё этим ртом ты отвлечёшь Дугара.       — Чё, прям ртом, что ли? — Кару поигрывает бровями. — А ревновать не будешь?       — Я-то не буду, — заверяет Енисейский с коварной ухмылкой. — А вот Кирилл, если ему кто-нибудь на ушко об этом шепнёт, вполне может…       — Да? И кто же ему шепнёт? — интересуется Белоярский, возвращая ухмылку.       — А ты позволь Ангарскому до меня сегодня доебаться — и узнаешь, — Руслан хитро прищуривается и многообещающе улыбается.       Конечно же, урок они благополучно пропустили — звонок давным-давно прозвенел. Благо, у них третьим уроком стояло никому нахуй не нужное ОБЖ, так что не смертельно. Они благополучно досиживают остаток занятия в туалете и выходят, как ни в чём ни бывало сливаясь с общим потоком школоты.       Хоть разговор местами и вышел непростым, Руслану и правда стало значительно легче. Будто камень с души скинул. Хотя бы один из камней.       Они заходят в класс как раз вовремя — звенит звонок, и весь следующий урок проходит относительно спокойно. Если, конечно, не брать в расчёт буравящий спину чужой взгляд. Но Енисейский усиленно делает вид, что ничего не замечает. Всё равно, как только начинается перемена, Руслан с ухмылкой бросает Кару «Белоярский, фас» и быстренько съёбывает.       За этими «Большими гонками» проходит одна перемена, потом вторая… А потом наступает алгебра. И тут бежать уже становится некуда.       Руслан приходит снова к самому звонку и кидает сумку на парту рядом с Ангарским. Хер знает, что ему там Кару наплёл, но тот сидит на удивление молча. Только зыркает исподлобья. Обиделся? Ну, может, оно и к лучшему. Пообижается и перестанет.       Однако уже на уроке Дугар пишет что-то на отдельном тетрадном листе и пододвигает к Руслану. Тот нехотя бросает взгляд на клочок бумаги.       «Надо поговорить»       Енисейский закатывает глаза. Но всё же пишет ответ:       «Кому надо?»       «Долго бегать собираешься?»       «Не понимаю, о чём ты»       — Енисейский! Ты чем там занят? — Михаил Юрьевич прищуривается.       Руслан поднимает глаза на преподавателя. И мельком отмечает, что Романов с первой парты куда-то испарился, хотя точно был на всех уроках до алгебры. Так вот почему в классе так дышится свободно — душнить просто некому.       — Я всё сделал, — парень флегматично пожимает плечами. — Показать?       — Я тебя разве об этом спросил? — математик вскидывает бровь.       Руслан чудом сдерживается, чтобы не закатить глаза.       — У моего одноклассника ручка не пишет, вот он и попросил у меня запасную. Разве взаимовыручка карается, как особо тяжкое? — он показательно комкает лист с перепиской и убирает в карман брюк. И так же показательно достаёт из сумки ещё одну ручку и кладёт прямо её перед Ангарским. — Конечно, бери, Дугар. Всегда пожалуйста, Дугар.       А сам Ангарского одаривает особо убийственным взглядом. Михаил Юрьевич сегодня лютует даже сильнее обычного. А этот переписку затеял, нашёл время! У Дугара, как обычно, ни одна мышца на лице не дёргается даже. Он кивает, спокойно выдерживая недовольный взгляд Енисейского, и берёт ручку.       После урока Руслан шустро сметает свои вещи в сумку, встаёт и сразу направляется на выход. По пути не забывая подхватить под руку кое-как успевшего собрать свои пожитки Кару.       — Ты куда летишь-то так? — Белоярский чудом поспевает за быстро шагающим по коридору другом.       — На дополнительные по истории, — отвечает Енисейский, глядя прямо. — И ты, кстати, тоже.       — А, бля… — Кару озадаченно почёсывает затылок свободной рукой. — Я забыл совсем. Блин. Меня Кирилл у ворот ждёт.       — Значит, подождёт! — шикает Руслан. — Забыл уже, что ты обещал оберегать мой покой?       — Да ну Енисейский, с ума не сходи! — он закатывает глаза. — Уроки закончились! Думаешь, Ангарский тебя будет под дверью караулить? Отпусти меня, старче!       — Отпущу. После того, как факультатив отсидим. Тебе на него, между прочим, тоже надо ходить.       — Да ну блин, — тянет Белоярский. — Ну ты зачем такой душный-то? Сам не ебёшься и другим на даёшь… Да не лети ты так, дай я хоть напишу человеку, что задерживаюсь!       Конечно же, Ангарский уже стоит возле кабинета истории. И когда только успел.       — Кару, погуляй где-нибудь. Нам с Русланом надо поговорить, — с места в карьер. Как обычно.       — А давай ты не будешь указывать моему другу, что ему делать? — едко интересуется Енисейский. — Кару, стой на месте.       — Кару, иди в класс.       — Кару, стой.       — Да как же вы заебали… — Белоярский устало вздыхает и отходит, возмущённо фыркая. — Я вам что, ванька-встанька?! Сами разбирайтесь, заколебали меня оба два!       И реально сердито топает в кабинет. Вот предатель! Ну ничего, Руслан ему устроит потом…       А сейчас Дугар делает один уверенный шаг в его сторону, заставляя Енисейского отступить назад и упереться лопатками в стену. Похоже, Ангарский слишком дословно воспринимает фразу «припереть к стенке». Он смотрит внимательно и даже как будто бы раздражённо.       — Может, хватит?       — Хватит что? — Руслан хмыкает. Он чувствует себя загнанным в угол. И ощущение очень так себе. А лучшая защита, как водится — нападение.       — Долго бегать от меня собираешься? — Ангарский хмурится. — Весь день где-то нычешься, игнорируешь меня. Даже Кару к этому подключил!       — А не слишком ли ты много о себе думаешь, Ангарский? — Енисейский прищуривается, ехидно ухмыляясь. — Никого ни к чему я не подключал. И никто от тебя не бегал. Много чести!       Рука, которой Дугар упирается в стену возле лица Руслана, сжимается в кулак. На скулах ходят желваки. О, так значит, эту спокойную физиономию всё же можно вывести из состояния «похуй+похуй»? Что ж, достижение «выбесить Дугара Ангарского» получено!       Енисейский ощущает какой-то неясный внутренний азарт. Хотя чему тут радоваться, на самом деле — хер пойми. Он же буквально как ребёнок, который палкой улей с дикими пчёлами пиздит с целью понять: ебанёт или не должно? Однако поделать с сочащимся ядом ничего не может.       — Ты схуяли суку-то включил? — голос становится ниже. Бесится. Точно бесится. Но держится из последних сил.       — Может, потому что я и есть сука? — Руслан вскидывает бровь. — Я никогда тебя в обратном и не уверял. Это ты у нас любитель ночью на ушко пошептать, что я не сука. Перекладывать на других людей ответственность за то, что они не соответствуют твоим ожиданиям — это как-то эгоистичненько, не находишь?       — Енисейский, блять, прекрати! — от низкого рыка, который издаёт Ангарский, от загривка к копчику прокатывается табун мурашек и волосы на затылке шевелиться начинают. И совсем не из-за того, что Руслану страшно. Страх тут совершенно не при чём. Взбешённый Дугар похож на пожар. Опасный и завораживающий одновременно.       Однако он быстро берёт себя в руки и увеличивает расстояние между ними. Уже спокойнее добавляет:       — Я просто хочу с тобой поговорить.       — Ну а я — не хочу! — Руслан упрямо хмурится.       — Енисейский! — их милую беседу прерывает оклик Камалии Мухаммадовной. Услышав голос исторички, Ангарский отлипает от стены и делает шаг назад. Но голову на звук не поворачивает. Смотрит только на Руслана.       А вот Енисейский спокойно поворачивается и смотрит на стоящую в дверях класса преподавательницу.       — Ты чего ждёшь, письменного приглашения? — она складывает руки на груди.       — Мне. Пора, — чеканит Руслан, глядя Ангарскому в глаза и лукаво улыбаясь. — Был рад поболтать.       И действительно направляется к кабинету истории, оставляя Дугара наедине с его вопросами. В конце концов, раз они его так беспокоят — может засунуть их себе куда поглубже.

***

      — Ты мне должен, как бог черепахе, Белоярский, — говорит Енисейский, когда они выходят с факультатива.       — Да нет, это ты мне должен, — фыркает Кару. — Думаешь, кто Камалию Мухаммадовну сподвиг на твои поиски?       — Что ж, неплохо-неплохо, — за такое приходится сменить гнев на милость и одобрительно ухмыльнуться. — Так и быть, зачту тебе это в карму.       Они выходят из здания школы. И, о чудо, никто больше не пытается подкараулить Енисейского на поговорить. Или почти никто…       — Руслан!       Они успевают дойти до ворот, когда его кто-то окликает. Что радует — голос Ангарскому явно не принадлежит. Но Руслан всё равно закатывает глаза.       — Господи ты, блять, боже… Ну что ещё?       Кару оборачивается первым и присвистывает.       — Вдруг, откуда ни возьмись, появился в рот ебись… М-да уж, Енисейский. Тебя сегодня и правда все хотят.       Руслан оборачивается следом и видит… блять, как его там?!       — Мне уйти или остаться?.. — негромко интересуется Белоярский, не отводя взгляд от стоящего неподалёку девятиклассника с осветлёнными передними прядями и глазами насравшей на ковёр собаки.       — Не, Добби, ты свободен. Вали уже к своему принцу, пока карета в тыкву не превратилась, — хмыкает Енисейский. — Мне даже интересно, чё он хочет.       — Ну, что ж, тогда развлекайся. Жду потом пересказ во всех подробностях, — Кару заговорчески подмигивает и хлопает Руслана по плечу, а затем летящей походкой удаляется к стоящей неподалёку машине.       — Ну, Толя? Чего тебе? — Енисейский вскидывает бровь, смеряя мальчишку пренебрежительным взглядом. — Сигаретку стрельнуть захотелось?       — Я Коля, — поправляет его девятиклассник, подходя немного ближе.       — Ты это мне сказать хотел? — Руслан закатывает глаза.       — Нет.       — Ну тогда давай резче, чего ты стоишь сиськи мнёшь?       — Я, в общем… — Коля чешет свою крашенную репу. Но потом весь как-то собирается, выпрямляется и, наконец, смотрит Руслану прямо в глаза. Ну что за мальчик-зайчик! Хоть сейчас в пионерию принимай! — Я хотел принести извинения за своё поведение. С моей стороны это было…       — По-ублюдски? — подсказывает ему Енисейский.       — Да, — Коля поджимает губы. — Я поддался эмоциям. И под их влиянием совершил недопустимый поступок по отношению к человеку, который этого не заслуживал. Ещё раз приношу свои искренние извинения за случившееся.       — Долго репетировал?       — Что? — мальчишка хлопает глазами.       — Говорю, речь долго репетировал? — Руслан насмешливо фыркает. Тут же потеряв всякий интерес и к разговору, и к Коле, он выходит за школьные ворота и направляется в сторону дома. Но этот малолетний придурок за каким-то хером продолжает плестись за ним следом.       — Тебе совсем делать нехуй? — спустя несколько минут, Енисейский раздражённо закатывает глаза и нехотя поворачивается. — Извинился? Молодец. Возьми с полки пирожок и отъебись от меня.       — Это не всё, что я хотел сказать.       — Ну и что же ещё ты хотел сказать? Если у тебя там подготовлена презентация на сто восемьдесят слайдов о том, как ты сожалеешь о содеянном, то давай пропустим этот пункт и сразу перейдём к тому, где я шлю тебя нахуй?       — Ты злишься, и это нормально, — кивает Коля. — Гнев — одна из базовых эмоций человеческой психики, и тебе нет необходимости его подавлять, так как это может сказаться на…       — Ты пёрся за мной, чтобы прочитать мне лекцию про эмоции? — Руслан смеётся. — Спасибо, Коля, что разрешил мне злиться, что бы я без тебя делал! Какого хрена ты вообще тут забыл после седьмого урока? С каких это пор у малышни столько занятий?       — Я ждал тебя, чтобы поговорить, — отвечает мальчишка, потупив взгляд.       — Вау! То есть, ты изучил не только моё расписание, но ещё и график факультативов! — Енисейский присвистывает. — А ты прям основательно к делу подошёл. Спасибо, я не нуждаюсь в услугах сталкера.       — Я просто хотел сказать, что рассказал правду! — выпаливает, наконец, это ходячее недоразумение. — Меня и без того совесть мучала, но, когда я увидел, что кто-то опубликовал на канале то видео, я не выдержал и написал твоему однокласснику. Тому, чья квартира была. Рассказал правду о том, что тогда случилось.       — И? — пока Коля там распинался, Руслан успел достать пачку, вытащить зубами сигарету и подкурить. Ещё немного, и он бы прямо тут спать лёг.       — В каком смысле «и»? — парнишка удивлённо хлопает своими голубыми глазками. Он явно ожидал другой реакции. Вот только — сюрприз-сюрприз! — Руслан, походу, просто создан, чтобы обламывать ожидания!       — В прямом, — Енисейский выдыхает едкий дым и косится на девятиклассника. — Что меняет твоё чистосердечное признание?       — Ну… Я же рассказал, как всё было на самом деле.       — И как? Полегчало?       — Не особо… Я думал, что, если поговорю с тобой, то станет легче.       — Дохуя думаешь. Но, я смотрю, ты любитель этого дела. Так что подумай вот о чём… — Руслан загибает пальцы. — Во-первых, кому нахуй нужно твоё признание, спустя столько времени? Ну, рассказал ты всё Томину. Что он сделает: стену помоет, хакнет и удалит канал? Или, может, листовки с вашей перепиской распечатает и каждому обитателю школы лично в руки выдаст? Во-вторых, с чего ты взял, что мне не насрать?       — Как на такое может быть насрать? — Коля непонимающе хмурится.       — А вот так, представь себе! — Енисейский разводит руками. — Если ты не в курсе, стенка в туалете давно запачкана, как и моя репутация. Так что ты просто сказал то, что люди хотели услышать. Меня шлюхой не вчера начали величать. И даже не неделю назад. А ты бы прослыл… как там Татищев-то сказанул? «Педик или импотент»? — он затягивается и выпускает ещё одно ядовитое облако дыма. — Так что не парься, Коля. Будь я на твоём месте — может, поступил бы так же. Своя-то жопа всегда дороже.       — Но это же неправда… Ты же не такой, — как-то беспомощно выдаёт парнишка.       — А кому твоя правда нужна? — губы складываются в ироничную улыбку. — Думаешь, если бы я бегал по школе с транспарантом «у меня было меньше сотни половых партнёров за эту неделю», то люди бы реально прекратили говорить хуйню за спиной? Это так не работает.       — А как тогда это работает?       — Бесполезно из кожи вон лезть, чтобы люди тебя полюбили, — Енисейский делает последнюю затяжку, бросает бычок на землю и тушит кедом. А затем легко ухмыляется и говорит, глядя Коле в глаза: — Просто подожди, пока им надоест тебя ненавидеть.       Девятиклассник стоит, растерянно хлопая глазами, настолько шокированный этим откровением, что не находит слов для ответа. Ну вот и славненько. Не дожидаясь, пока юный процессор обработает такой массив данных, Руслан разворачивается и идёт домой. На этот раз, наконец-то, один.       Про себя подмечает: так вот, что значило странное поведение Томина перед английским. Он реально поверил, что ли? Удивительно. А, может, и не поверил. Просто решил подмазаться, чтобы и дальше домашку клянчить.       Занятый мыслями, Енисейский и сам не замечает, как добирается до своего этажа. Он хочет одного: пожрать (по возможности) и завалиться спать. Желательно на недельку-другую, пока не наступят каникулы. Этот день его выебал и высушил. Но мечтам о заслуженном отдыхе абсолютно бессовестно мешает тихий гудящий звук сзади. Будто кто-то тянет подик. До носа доносится хвойный аромат. Да твою же мать…       — Ну и что ты тут делаешь? — устало интересуется Руслан, не оборачиваясь и держа ладонь на дверной ручке.       Сверху доносятся шаги — Дугар медленно спускается по лестнице с пролёта между этажами и опирается плечом на дверь Енисейского.       — Ручку забыл вернуть, — в подтверждение своих слов, он демонстрирует ту-самую злоебучую ручку, которую Енисейский насильно одолжил ему на матане.       С губ Руслана срывается нервный смешок.       — Ты ебанутый или да? — и больше тут сказать нечего.       — Если так ты называешь обычное желание обсудить произошедшее, то... да. Пожалуй, я ебанутый, — Дугар пожимает плечами. Видно, что подостыл с момента их стычки в коридоре и больше не планирует терять самообладание. Зато вот Енисейский находится в шаге от того, чтобы его потерять.       — А что произошло? — хмыкает Руслан.       — То есть, для тебя в норме вещей, что твой отец с бодуна заваливается к соседям и орёт матом на женщину, а потом чуть ли не за волосы тащит тебя насильно из квартиры?       — Во-первых, я уже извинился перед Ириной и перед всей твоей семьёй, — цедит Енисейский через зубы, крепко сжимая пальцы на ручке двери. — Во-вторых, никто никуда меня не тащил. Я сам ушёл.       — Ну конечно, — Дугар фыркает.       Тут-то у Руслана резьбу и срывает.       — Да чё ты до меня доебался, Ангарский?! — он резко поворачивается к нему и буквально выплёвывает в лицо. — Ты что, реально десять раз на второй год оставался? Почему до тебя никак не дойдёт: если дверь не открывается — значит она что? Заперта! Так нахуя ты туда продолжаешь ломиться?!              — Руслан, успокойся, — Дугар пытается коснуться его плеча, но Енисейский уворачивается и делает предупредительный выстрел взглядом. Не влезай — убьёт.       — Я был спокоен, пока ты не начал пытаться залезть ко мне в жопу без мыла, — шипит он. — Я ещё вчера тебе ответил: со мной всё нор-маль-но. Если тебя этот ответ не устраивает — это не мои проблемы.       — Ты меня совсем за идиота держишь? — интересуется Ангарский всё так же невозмутимо.       — До недавнего времени — не держал, — Енисейский ядовито ухмыляется в ответ. — Но ты явно задался целью меня переубедить. Поздравляю, у тебя получилось!       — Тебе нужна помощь?       Руслан теряется, поджимает губы. Он ожидал чего угодно, но не этого вопроса. Не сейчас. Это застаёт врасплох и заставляет резко заткнуться. Дугар, очевидно, воспринимает его молчание как согласие.       — Если что-то происходит — просто скажи мне. Это… ненормально. Твой отец точно был на смене, а не в запое?       — А, то есть, я теперь ещё и лгун?! — Енисейский быстро приходит в себя и ощетинивается всеми иголками, которые у него только есть. Сердце бьётся в горле, синяк на шее печёт, как клеймо. Голос звенит от обиды и злости, резонируя от обшарпанных стен. — Да ещё и ненормальный?! Вот спасибо! Прям низкий тебе человеческий поклон!       — Да я не это имел в виду, блять… — Ангарский прикрывает глаза, трёт виски. — Ну почему с тобой так сложно?       — Ну так сделай всё просто! Отойди нахуй от двери и дай мне пройти! — фыркает Руслан.       — Почему ты постоянно ходишь в свитерах и водолазках?       Вопрос снова бьёт, как пощёчина. Снова резко, неожиданно. Чёртов Ангарский наотрез отказывается вестись на провокации и попытки Руслана его задеть. И Енисейский снова молчит. Молчит и глядит на него с плохо скрываемым отчаянием. Чёрт возьми.       — Ты что-то прячешь под ними, — это уже не вопрос. И от этого только страшнее.       — Да! — Руслан кричит, как никогда не кричал. — Да, блять, прячу! Засосы я там прячу! А знаешь, где я сегодня весь день был?! Хуи по туалетам отсасывал! Потому что я — шлюха, если ты ещё не забыл! Так что держись от меня подальше, а то ненароком сифилис подхватишь воздушно-капельным путём!       Наступает тишина, в которой Енисейский слышит только оглушительный стук собственного сердца и звон в ушах.       — Ты хочешь, чтобы я держался от тебя подальше? — сипло уточняет Дугар.       Он смотрит таким взглядом, что становится просто невыносимо. Руслан резко отворачивается, упрямо буравит дверную обивку глазами и часто дышит через нос. Он не уверен, что голос его не подведёт, поэтому выдавливает через зубы только одно-единственное слово:              — Да.       Больше его ни о чём не спрашивают. Дугар молча смотрит на него. У Енисейского не хватает смелости повернуться. Всё, что он может - отчаянно пялиться перед собой и судорожно сжимать дверную ручку в вспотевшей ладони.       Спустя несколько мучительно долгих секунд, Ангарский всё так же молча кивает. Отходит. И Руслан тут же залетает в квартиру, громко хлопая дверью вместо прощания.