А Кот пришёл, мой Кот пришёл назад

Она ступает мягко по татами, её шагов не слышно, но Куай Лян точно знает — это она. Изящество и опасность во плоти, тонкие лодыжки, такие хрупкие, бесшумно передвигающиеся стопы — ни скрипа. Она превосходна, если бы только не дышала с таким усилием, выдавая своё едва контролируемое возбуждение. Их ночи всегда начинались с этой небольшой игры, прелюдии двух воинов, долг которых заключался в неустанном контроле и бдительности. Она — кошка, находящая его в любом потайном уголке, хищница, что выслеживает его по запаху, чтобы внезапно сократить расстояние и мягкими тёплыми губами припасть к своей жертве. Эта дикая ласка всегда вызывала в Куае желание облегчённо рассмеяться, шутливо и дурашливо повести плечом, будто отмахиваясь от её посягательств на его самое уязвимое место на загривке, от которого тягучим сладким чувством его пробуждало необузданное желание. Веки, отяжелевшие от внезапной ласки, сладко прикрывались, горло сводило рокочущим из глубин стоном удовольствия. Поймала! Харуми. Нежность лепестка сливы, упавшего в мозолистую ладонь, упоение лёгкого ветерка в удручающий полуденный зной, капля сакэ, спускающаяся по горлу вниз, вызывающая манкое призрачное тепло и тугую, тягучую жажду прикосновения к мгновенно восставшей плоти. Она — его кошмар полного подчинения обстоятельствам быть скованным с кем-то столь сильными узами, что нерушимее всего сущего — любовью. Она и есть сама любовь, кровь, что пульсирует сильными барабанными толчками в уязвимое мягкое сердце. Будь это проклятье, а не благословение, Куай Лян мучился бы, сгорая от жажды обладания, тлел бы истончающимся пергаментом, впадая в забытье дурмана под названием любовь. Но чувства оказались принятыми, взаимными, и оттого второй сын династии Драконов был готов отдать плоть и кровь, да даже душу, за томный взгляд, за лёгкое прикосновение к руке, за ласковый, очерченный тушью великолепных ресниц взгляд. Она могла остановить его гнев, запереть вулкан бушующих внутри страстей всего лишь одной мягкой улыбкой. Женщина, укротившая огненный шторм, что легко и бездумно мог унести столько жизней, невзирая на благородные мотивы и воинскую честь. В гневе Куай Лян был неуправляем… ведом его стихией, что мечтала всё опалить дотла, сожрать, поглотить, обращая сущее в пепел. Харуми могла прикасаться к его пламенной душе, нивелируя и управляя его сердцем, унимая ярость до размеров свечного огонька… — Харуми! — в опостылевшей комнате, облаченной в ночную тьму, шептали его губы. — Харуми! Первое, что он почувствовал, — это запах её духов, тонкий, едва различимый аромат смеси сандалового масла с цветочными нотками. Окно подёрнулось рябью танцующих занавесок, впуская холод и ночной туман. Она спустилась к нему словно богиня, вышедшая из моря — Афродита, сошедшая с полотна великого художника, чтобы снова покорить его сердце, сделав покорным слугой её красоты и величия. Женщина спустилась из проёма окна и кокетливо разместилась на поверхности его рабочего стола, медленно перекинув одну ножку на другую, скрещивая, выставляя на обозрение оголившееся из-под платья с высоким разрезом гладкое бедро. — Вот мы и снова встретились, — прошептали алые губы, складываясь в игривую полуулыбку. Куай Лян прикусил губу, пытаясь скрыть охватившую его волну эмоций — надежда, отчаяние, искреннее счастье. В её присутствии ему становилось трудно дышать, как будто в один миг воздух стал тяжёлым и насыщенным её ядовитой эссенцией. Слишком долго он звал её, слишком часто обращался к её образу как к святыне. Самому становилось нестерпимо отвратительно признавать, что дело было не только в её клане, её ресурсах и желании помочь своему давнему другу детства — Куай Лян был захвачен ею, увлечён и погибал от откровенных чувств к этой женщине. Она влекла его, маня пальцем, подзывая как пса, которому обещалось что-то большее за послушание и исполнительность. Пиромант медленно подошёл, вцепился в край стола, словно искал опору в этом смятении чувств между радостью лицезреть ЕЁ и страхом, что ему всё это только снится. После тяжёлой битвы с Томашем, которую он позорно проиграл, после наведения порядка в клане, попыток отговорить старейшин проводить смотр бойцов в дневное время суток Куай Лян ощущал, что сильно устал. Он едва залечил раны от схватки с названым братом, кое-как смирился с тем фактом, что теперь кровь Би-Хана стала единственным источником, поддерживающим в его постепенно омертвевающем теле жизнь. Если бы не доброта и забота умницы Сайракса, то новый Глава лично бы издал указ о заключении Смоука под стражу — кровь названого брата была наверняка столь же приятна на вкус… И вот он, ведомый нехарактерным для себя новым безумием, воцарившимся в его венах и мыслях, наконец-то встретил ЕЁ. Харуми… В ночной тишине, в пределах своего разорённого потасовкой кабинета, Скорпион пытался собраться с мыслями, прийти в себя, и поначалу это стало получаться. Осмысленность, рассудок — всё это возвращалось оторванными ломтями прозрения только после заката ненавистного солнца. Во рту всё ещё оставалось мерзкое послевкусие, жалящее дёсны — нет, не мерзкое, но унизительно приторное, манящее и желанное… Кровь! Кровь наследного принца! Кровь последнего из Драконов! «Би… Хан», — рваным колючим ветром пронеслось в голове мятежной мыслью. Брат, предавший и искалечивший; родная кровь, что теперь дарила ему упоение и жизнь. Будь бы он, Би-Хан, рядом, Куай бы незамедлительно связал бы его тело самыми крепкими верёвками и кончиком острого когтя разрывал бы его мягкую кожу, добиваясь проступающих по поверхности карминовых капель. О! С каким жадным упоением он бы проходился языком по этим ранам, слушая сбивчивое дыхание перед страхом мгновенной расправы! Могучее тело, обнажённое, на белых простынях, в его, Куая, власти! И эти глаза, подёрнутые поволокой забытья, отвращения к позорным хищным ласкам, что заставили бы его признаться, что он ничтожество, распятое в своей грешной пагубной потребности ласкать мужчин. Гордая, высокомерная мразь Би-Хан, чьи глаза, утопая в отчаянии, приняли бы всякую муку и издевательство в обмен на временную ласку — то, чего криомант был лишён всю свою жизнь во благо служения клану. Скорпион ощутил прилив сил на волне мыслей о триумфальной победе над слабостью вечно идеального старшего брата. О, как бы он отдавался ему, насаживаясь до упора на твёрдую крепкую плоть, как терял бы рассудок от каждого укуса в шею, понимая, что умрёт отъявленным грешником-мужеложцем, оскорблённым собственной родной кровью. Лучшей мести не придумать! А рядом стояла бы утончённая, властная Харуми, одобряя каждое его действие едва уловимой улыбкой… Два образа слились в одну алчную волну невыносимой похоти — Би-Хан и Харуми. Одного он бы медленно истязал, отнимая жизнь капля за каплей, а вторую медленно подчинял себе, заставляя принять своё лидерство, власть, силу. Представились закатившиеся под веки карие очи брата, его томный стон боли, мольба, доселе никем не слышанная, оттого и наполненная глубоким отчаянием. Великий Грандмастер — его марионетка, его пакет с соком, который можно протыкать сотни раз, давая время подзажить ранам, и снова протыкать, пока он не заплачет как испуганное, затравленное пытками дитя! Пусть познает страх, пусть горит в предсмертной агонии, покидая этот мир униженным и растоптанным, а не гордым ублюдком, стремящимся даже свою кончину обратить в подвиг. «Сдохни, брат! Я сильнее! Ты всегда губил мой потенциал!» — метались грязные мыслишки в голове Скорпиона, застывшего в некоем экстазе перед своей ночной гостьей, пока та немигающим взглядом рассматривала его, как какую-то невиданную для себя зверушку. — Испил-таки, — цинично проговорила она, поддевая подбородок Куай Ляна указательным пальцем. — Испил, и хочешь ещё. Я знаю, что это такое. Представься тебе такой случай, ты бы его и грубо обесчестил, верно? Да, кровь таких людей тем и ценна, а тут двойной соблазн. Мой славный воин, мой самый преданный пёс. Устал? — Харуми… — словно в бреду повторял Скорпион, вытягиваясь навстречу грубой ласке её пальца, удерживающего помутневшее от желания лицо. Скорпион жадно сглотнул, пытаясь осознать, как Харуми миновала все посты, прошла через неизвестные ей тропы коридоров, чтобы добраться до сердца Лин Куэй у главного поместья южной башни. Словно она точно знала, где ей положено было оказаться. В клыках предательски заныло. Харуми! Наверняка её кровь так же вкусна и так же пьянит разум, как кровь брата. Какой чудесный алый сок проходит по этим венам, завораживающе устремляясь к сердцу, которое… Не билось? Куай Лян тревожно осмотрел возлюбленную, боясь даже дышать в её сторону. Зрение вампира подсказывало ему, что перед ним существо более высокого ранга и пробы, что его стоило бы опасаться, благоразумно выдерживая дистанцию. Тело инстинктивно пробивало тонкой дрожью, крича, что нужно склонить голову, пока она не отлетела к этим прекрасным нежным лодыжкам. Но такова и была его невеста — опасная, резкая, жгучая, как его собственное пламя. — Встретились, — тихо пробормотал Куай Лян, не решаясь прикоснуться к той, кого звал с таким отчаянием вторую ночь подряд. Харуми была одновременно его падением и спасением, и каждый раз он снова и снова попадался в её ловкую паутину обаяния, когда она смотрела на него с лёгкой улыбкой. — Ты не знаешь, как тяжело было здесь без тебя, — тихо произнёс он, ища утешения и сочувствия в её глазах. Голос дрожал от желания прикоснуться к своей женщине. А Харуми, словно нарочно, наклонилась ближе, её глаза, полные таинственности, блестели, как бесконечное тёмное море. — Я знала, что ты будешь скучать, — её упрёк был сладким, как коньячная вишня, играющая на языке пряным оттенком. — Хотя я думала, что мои слуги развлекут тебя своими театральными представлениями. Похоже, что ты принял меня за… впрочем, неважно. Мне нравится, что ты смотришь на меня именно так. Какое чудо, что в нашем войске наконец-то появилась особь, самостоятельно освоившая пребывание на солнечном свету. Тобой придётся дорожить — ты принесёшь нам всем сильное потомство. Жаль, что высшим тебе не стать, мой дорогой. Ты словно потерянное звено, которого нам не хватало, чтобы поставить окончательную жирную точку в нашем противостоянии. Твой брат сильно оскорбил меня, и как хорошо, что теперь плата за это оскорбление унесёт весь ваш род в могилу, Драконы. Она подняла руку и коснулась его щеки лёгким, едва заметным касанием, заставляя его сердце забиться чаще. Куай Лян закрыл глаза, погружаясь в её прикосновение, позволяя сладости момента затмить все тревоги, принести долгожданный покой после того ужаса, который он пережил в битве с Томашем. Её слова тонули в вязкой паутине, он не улавливал их смысла и сути, плавая в иллюзиях того, что ему действительно хотелось услышать. — Давай забудем обо всём на этот миг. Я долго ждала, прежде чем показаться здесь. Не думала, что Ашка так искусно выполнит свою миссию, и как хорошо, что я успела выпить её до того, как прийти сюда. Теперь родной брат моего врага — моя маленькая милая зверушка, — она присела ближе, и её голос стал почти шёпотом, обволакивающим, как тонкий изящный шёлк. — Теперь будем только ты и я. Ах, как чудесно, что ревенантов стало так легко делать после смешения крови эденийского происхождения с мутантом ватарианца. Ты будешь охотиться для меня, мой милый, я уверена, что ты принесёшь славу моему народу. Как жаль, что мой главный обидчик пропал, из него вышел бы весьма сносный раб. Куай Лян замер, не в силах отвести взгляд от грациозной женской фигуры, освещённой мягким светом луны. Каждое её движение, каждое слово были наполнены невидимой завораживающей силой, способной сломать любое сопротивление. В висках стучал пульс, проваливаясь вглубь и затихая — кровь, кровь, кровь! Это нельзя было назвать просто игрой, Куай Лян был на коротком поводке любимого образа. — Вот видишь, что могут делать с пиромантами древние вампиры, такие, как я? Ты видишь кого-то, кто дорог твоему сердцу, ты готов проливать кровь за меня — стоит мне только указать пальцем на жертву. И ты АБСОЛЮТНО не понимаешь, что я говорю тебе, Скорпион. Будь ты хотя бы вполовину сильнее своего брата, мне бы пришлось нелегко. Но доверчивый, глупый, амбициозный мальчишка испил из чаши, которую пришлось выкрасть, и превратился в какое-то теплокровное животное. А ты, мой дорогой носитель, как только исчерпаешь свою полезность, станешь простым вместилищем для моего потомства. Харуми потянулась к жёлтой форме, провела когтистыми пальцами по области живота, облизнулась на манер кошки, и Скорпиона обдало жаром, отзываясь по всему телу дрожью предвкушения. — Хотя… ты хорош собой. Можно было бы и повременить с нашими детьми. Иди же ко мне! Куай Лян легко поддавался на вампирский зов, припадая губами к нежным тонким лодыжкам, выцеловывая каждый дюйм открытой кожи. — О моя Харуми… — с тоской молвил пиромант, щекой ластясь к её коленям, словно потерянный щенок. — Ты пришла ко мне, мой вишнёвый цветок… Она приподняла бровь, и в её глазах мелькнула игривость, как у хищника, готового к нападению. В этой игре ОНА была охотницей, и в подтверждение своих слов Харуми чуть наклонилась, позволяя ему лучше разглядеть её белоснежную кожу, что словно светилась в темноте. — В постель. Живо, — скомандовала она; её голос был мягким, но властным, как шёлковая плеть, что не ранила, но задевала все самые потайные уголки души. Куай Лян сжал челюсти, удерживая в себе первобытный порыв подчиниться. Сколько раз он пытался сопротивляться ей, запирать свои чувства в тайнике сердца, но каждый раз его собственное желание разрушало эти надежды, словно песочный замок волнами. — Но я должен закончить дела…— произнёс он, всё ещё пытаясь сохранить хладнокровие. — В клане небезопасно, милая. Я рад, что ты здесь, но я сам… небезопасен для тебя. Прошу, не искушай меня, мой прекрасный сон! Уйди, пока я не накинулся на тебя… Она ответила на его слова смехом, звук которого был как музыка, обволакивающая его, заглушая остатки человеческого разума. В этот момент он понял, что все его усилия были тщетны. Он был в её власти, и ни один защитный механизм не поможет ему избавиться от этого чувства. — Накинулся? Ты? Ох, какой-то средней руки носферату не сможет причинить вред старшей ватерианской крови, Скорпион. Ашка была едва ли мне ровней, но видимо, ты получил нечто более интересное, чем бессмертие плоти. Твоя магия — я чую — она не угасла, как и твоё сердце, что всё ещё бьётся вопреки всем ожиданиям. Вампир-пиромант, это даже пикантно. На четверть эдениец, теперь же мутант, обречённый служить мне. Интересно было бы проверить все твои новые свойства, — молвила она, и в её голосе прозвучала нотка вызова, кардинально отличавшаяся от обычной игривости. —Ты выследишь их всех! Всех до одного — Кейджа, Лао, Рейдена, всех, кто только посмел примкнуть к сопротивлению неизбежному. Я давно поняла, что ваш мир нужно захватывать не извне, а изнутри. Из самой вашей гнилой человеческой сути. — Милая, о чём ты говоришь? Это наши союзники, как они могут быть нам врагами. Лорд Лю Кан никогда бы не… — начал он, но её усмешка остановила его. Она медленно соскользнула на пол с рабочего стола, обошла Скорпиона по кругу, как будто осмысливая всё то, что происходило сейчас между ними. — Ты ведь понимаешь, что именно они первые предали Лю Кана? Они пошли против него и своих обязанностей. Да-да, так же, как твой мятежный брат — они отравлены его речами о свободе. Посмотри, до чего довёл твой клан Саб-Зиро, сделал их изгоями, сделал из вашего фамильного древа посмешище. Ты ведь не простишь эту обиду брату? — Не прощу, — в неистовом гневе сжал кулаки Куай Лян, и комната наполнилась едва заметными всполохами искр, словно кто-то разворошил в камине угольки. Теперь он слышал её речь чисто, без потустороннего шума в голове, что закрывал тугим барабаном чуткий вампирский слух. В висках до сих пор тяжким колоколом разносился до странности чужой пульс, настолько редкий, что каждый гулкий удар отзывался холодным потом, прокатываясь под рёбрами. — Так покарай их всех, мой милый, выпотроши их! — с ликованием и упоением собственными словами взвизгнула женщина, обхватывая лицо Скорпиона холодными ладонями. Глаза Харуми сияли алыми плодами вишни, словно хищница нашла свою добычу и пирует. — Убей предателей, защити Земное цартво от инакомыслия! — Я… убью всех, всех, моя душа, кто будет пытаться нарушить порядок, созданный Лордом Лю Каном, — хрипяще выдавил из себя пиромант, притягивая Харуми за пояс к себе, увлекая её туда, где он мог наконец-то сладострастно заняться с ней любовью. — Всех, — шептала она, притягиваясь ближе к нему; её блестящие волосы касались его плеча, глаза сверкали безумием и жаждой крови.

***

— Это значит, что ты не знаешь, как это с тобой происходит? — Рейден с недоверием смотрел на Би-Хана, который стоял опершись о стену спиной, скрестив руки на груди. С Главой Лин Куэй вообще было трудно говорить: по большей части он либо молчал, либо презрительно хмыкал. В какой-то момент Рейден понял, что Би-Хан не привык общаться с людьми вне клана: его голос был ровным, интонация — надменной, но иногда проскальзывали нотки, которые можно было счесть едва ли не за любопытство. Чемпион пытался представить, каково это — жить в окружении роскоши, но постоянно испытывать нехватку общения со сверстниками или не иметь друзей. Неудивительно, что он сошёл с ума и пошёл против Лорда Лю Кана. Слишком много о себе возомнил, слишком сильно закрылся от простого люда, поставив себя самого на незримый пьедестал. — Может, лучше спросить у тех, кто привёз эту чёртову чашу, о чём они думали, когда решились на идиотскую аферу? — буркнул наконец Саб-Зиро, выискивая взглядом самых главных зачинщиков. — О том, чтобы не убивать тебя, к примеру? — развёл руками Рейден, пытаясь дать нелюдимому новому члену команды хотя бы какую-то позитивную пищу для размышлений. — Хотя многие советовали нам самый простой вариант — нет человека, нет проблем. — О, прими мою искреннюю благодарность за то, что мне пришлось больше месяца учиться воровать еду, уживаясь в теле помойного кота, вместо того чтобы мирно почивать на глубине четырёх метров под землёй, — злобно прошипел Би-Хан, немигающим взглядом вперившись в простодушное лицо крестьянина. Рейден только нахмурился, но за оскорбление подобный выпад не принял. Ему хватило нескольких встреч с Саб-Зиро, чтобы понимать, что у того были куда более опасные и неприятные задачи, когда речь заходила о защите Земного царства любой ценой. И в отличие от них всех, он был готов пожертвовать своей жизнью, потому что у него ничего не было, кроме этого внушённого с малолетства долга. И это никакое не благородство — это смирение… Все планы обойти вампирскую ловушку теперь упирались только в конкретику расчётов каждого последующего шага. И несмотря на то что Грандмастер очень неплохо разбирался в том, как потрошить обнаглевшую вкрай нечисть, без его криомантии и с неизвестно когда меняющейся формой его тела было трудно предугадать, станет ли участие Би-Хана в его же операции полезной для всех. Спасать опального предателя, рискуя своей жизнью, никто бы не вызвался, даже если бы Саб-Зиро публично раскаялся. Рисковать они не могли, а время как песок утекало сквозь пальцы. — Вот Кейджа и спрашивай, как и когда это происходит, — хмуро произнёс Би-Хан. — В конце концов, это была не моя идея — превращать меня в тупое животное. В любом случае у меня есть несколько полезных свойств даже в таком неприглядном образе. Рейден был готов сдаться: наладить контакт с Би-Ханом было так же сложно, как просить Кунг Лао не съедать лишнюю порцию лапши. — Томаш, может, ты заметил какие-то особенности? — мягко поинтересовался чемпион у Мастера Дыма, который спокойно сидел за столом и пил чай. Смоук, привыкший к своей роли невидимки в присуствии царственного брата, а теперь уже и любовника, чуть не подавился глотком. Что он мог рассказать? Что был первым и единственным, кто мог понять кошачью речь, что видел, как происходит перевоплощение в человека, на которое смотреть без ужаса невозможно? Давать комментарии по поводу их статуса любовников, хотя даже сам Смоук не сильно в это пока верил, боясь, что у изобретательного и коварного криоманта всегда есть запасной план, как говорится, оправдывающий все средства. Европеец с тревогой покосился на Саб-Зиро, заметив привычно брезгливое выражение любимого лица, после которого неминуемо последует отповедь, если он скажет что-то лишнее. Томаш быстро отметил про себя: «Хан злится, ненавидит своё беспомощное положение, не верит, что я смогу быть полезен… в том состоянии, которое не менее непредсказуемо, чем его превращения. Что мне делать? Что сказать? Как себя повести? Я так боюсь разочаровать его, словно мы снова чужие друг для друга, а я всё тот же мальчик, потерявший родителей и уповающий на чужую милость». — Что ж, — мягко начал воин Ширай рю, — изначально Би-Хан перевоплощался в человека только после заката и мог удерживать свою привычную форму до рассвета. Я не могу сказать точно, как часто это случалось, так как… мы всего недели две с ним живём в одной комнате. Но насколько я понял, пока мы не стали разговаривать, он не мог стать прежним. Если я правильно помню, то заклинание имело условие о налаживании контакта между теми, кто был обижен объектом проклятья. Что ж, я простил Би-Хана давно, просто очень хотел, чтобы он был жив, несмотря на печальные известия, что нам принесли после его исчезновения. Когда же мы наладили общение, он стал превращаться в себя на небольшой срок. Вероятно, то, что все мы пытаемся решать общими силами проблемы с нападением ватерианцев, тоже имеет какую-то взаимосвязь. Осмелюсь предположить, что это помогло частично и постепенно избавляться от прочих кошачьих атрибутов. — Кроме хвоста! — вставил реплику Лао, подняв вверх указательный палец. — Кармический хвост, видимо, задачка куда сложнее. — Может быть, — совсем тихо отозвался Томаш, потеряв инициативу рассказчика из-за того, что Кунг Лао его перебил. Би-Хан строго воззрился на Смоука, но в его глазах не было заученной неприязни, скорее сдержанная благодарность и одобрение изложенной истории. — У-у-у! Как мило! — тут же отозвался Кейдж, вошедший после тренировочной сессии с монахами в скромный совещательный зал. — Надеюсь, он не храпел по ночам? Принцессса днём, в ночи — урод. Би-Хан не нашёл ничего лучше, как молча вытянуть в ответ Кейджу средний палец, отчего актёр был приятно удивлён, понимающим кивком головы оценив, как быстро средневековый воин учится всему новому, особенно плохому. — А я думал, ты смотрел «Шрека», ладно, проехали. За фак мерси, умный кот, — не смог удержаться от комментариев американец. — Том, ты его наглаживать по шёрстке не пробовал? А то он какой-то злобный. Томаш вспыхнул от смущения, будучи полностью застигнутым врасплох — он прекрасно знал, какие слова вырвутся из Би-Хана, если он начнёт публично давать комментарии об их так нелегко зародившихся отношениях, которые должны были быть для всех большой и бесконечной тайной. Что же до Би-Хана, то он на удивление сохранял хладнокровие, иногда гадко ухмыляясь, словно уже отомстил Джонни заочно. Вот только не хватало, чтобы он начудил в его комнате или сделал что-то такое, за что люди не очень любят котов… — Джонни! — укоризненно отозвался Рейден, приходя на помощь потерявшему дар речи Томашу. — Что? Да только слепой будет отрицать, что между ними нет химии! — всплеснул руками Джонни, веселея с каждый разом, как экс-криомант вонзал в него уничтожающие взгляды. — Это ж как надо было обидеть своего названого брата, чтобы он был первым, кто понял его речь! Тут же всё чёрным по белому написано. — Боюсь, что это никак не решит насущный вопрос, Джонни. Мы правда виноваты перед ним. Но только слегка, — смешком отозвался мечник клана якудза. — Тем не менее урок был весьма полезный, не так ли? Кенши внезапно вошёл внутрь общего зала, скинул с себя промокший плащ, с которого щедро капало на пол. За окнами шёл первый снег, пока ещё мокрый, но ложился на землю пышными хлопьями, мягко прикрывая удручающий серый пейзаж скинувших листву деревьев. В Академии Ву Ши всегда было очень красиво, но между сезонами даже пышное убранство храмового комплекса наполнялось обыденной серостью ноябрьского неба. — Дорогой! — завопил актёр, беззастенчиво бросаясь любовнику на шею, что ошеломило присуствующих. — Чёрт дери, твоя реплика была лучшей! Как добрался? — Наощупь, — злобно процедил Би-Хан за Кенши, и японец скорчил лицо, выражающее осуждение. Кажется, между двумя бойцами неофициально началось словесное фехтование, что никак не цепляло представителя клана Тайра — Кейджа с его цепкими подколками Саб-Зиро никогда не переплюнет. — Трудно. Нам пришлось идти со стороны гор. И у меня не очень хорошие новости, — ответил мечник, мягко обнимая и притягивая к себе Кейджа для короткого приветственного поцелуя. Би-Хан в этот момент отвернулся, плотно сжимая губы, не перенося чужого слишком явного проявления привязанности. Если бы не условности, если бы не долгие годы стыда за свою природу и предпочтения, возможно, он бы научился хотя бы брать Томаша за руку, переплетая пальцы. До жути хотелось как-нибудь попробовать такое, продемонстрировать, что он не одинок, что его любят и что он не такой уж и отмороженный на все чувства. Пронёсшиеся со скоростью света в голове Би-Хана мысли его ошеломили, заставили неуверенно бегать глазами по предметам обстановки в совещательной комнате, но слегка подёргивающийся чёрный хвост частично выдал его смятение. Томаш только грустно улыбнулся, мечтая — вот бы и Би-Хан так же легко и просто принимал обычные ласки, а не пытался всякий раз вырваться из его рук, обшипев непонятно за что. Их первая ночь была настолько сумбурной и неловкой, что хотелось отмотать время назад, показать Би-Хану, что нет ничего плохого в том, чтобы ощущать чужое тепло и любовь. — Давай, выкладывай, хуже уже некуда. Мы окружены, похищения не прекращаются, люди ушли в катакомбы на юг, а монахам приходится усиливать патруль в тёмное время суток, — жаловался Кунг Лао, которому именно этой ночью и надлежало быть в одной из частей патруля вокруг долины. — Порталы закрыты. Их кто-то запечатывает. Похоже, что у тварей есть либо свои собственные портальные камни, либо колдун, который им активно помогает зажать нас в кольцо. И от Лорда Лю Кана известий нет никаких, — в голове Кенши звучало отрешение, за которым стояло нечто, что вполне могло сойти за сомнения в успешном исходе. — Да брось! Вызовем вертолёт! — простодушно ответил Джонни, беря руку мечника в свою. — Я займусь этим. — Глупая затея. Если вампиры могут эволюционировать и отращивать крылья, то воздух — это их стихия, преимущество. Эвакуация может быть только днём, чем и следовало бы заняться, — Би-Хан отлип от стены и зашагал в сторону сладкой парочки, которая совершенно никого не стеснялась. — Учитывайте так же и то, что ночь сейчас длиннее дня. — Что ты предлагаешь, кот в сапогах? — недоумённо развёл руками звезда Голливуда. — Я всё ещё предлагаю использовать моё чутьё, чтобы понять, откуда твари лезут. Однако я могу использовать его только в том случае, если нахожусь в облике кота. Почему-то на человеческую форму это не распространяется, — задумчиво изрёк Саб-Зиро. — Кенши и его способности нам как раз на руку, насколько я понимаю, Сенто компенсирует тебе зрение. Ни один тепловизор не сможет определить нахождение вампиров, так как они по сути живые мертвецы. Я предлагаю использовать эти преимущества, чтобы выяснить, сколько их. — Я же говорил, что это плохой план, — встрял Кунг Лао, — В прошлый раз мы рубили им головы, протыкали сердца, и ничего из этого не сработало! Как ты будешь убивать тех, кого убить нельзя?! — Кто сказал, что нельзя? — ехидно улыбнулся Би-Хан. — Новообращённые не обладают интеллектом, но их сильная сторона — быстрая регенерация. Чем больше у вампиров пищи, чем больше крови, тем быстрее восстанавливаются их тела. Но есть одна уловка, применимая в таких условиях. — Давай, не томи! — вытянулся всем телом навстречу экс-криоманту шаолинец, крепко сжимая кулаки. Би-Хан будто наслаждался их беспомощным положением и отсутствием элементарных знаний иномирской природы. — Греческий огонь. Нам нужно сжечь тварей дотла, а пока они полыхают, отрубать головы. В последней нашей битве в Лин Куэй такая тактика неплохо работала. Правда, есть и очень опасная сторона подобной стратегии — вампиры становятся злее, и если их число будет очень большим, то они просто задавят нас. Так что мой изначальный план — отловить хотя бы одну тварь — это первый этап основного плана. В комнате стало тихо, люди обдумывали сказанное, понимая, что никто из них не был так сильно искушён в знаниях всего населявшего разные миры бестиария, как воин, которого растили для того, чтобы сражаться с подобными существами. Рейден решил нарушить молчание первым. — Значит, мы поступим именно так — поймаем одного, чтобы понять их природу. За это время Би-Хан разберётся, как работают его… превращения, и когда у нас будет на руках конкретика, мы сможем что-то противопоставить. А сейчас, я думаю, всем нужно помочь усилить патрули. Кроме тебя, Би-Хан. — С какой это стати? — нахмурился воин, и кошачий хвост недовольно хлестнул его по бокам. — Прошу, не сочти за оскорбление, но тебе с Томашем лучше понять, как работает твоё проклятье. Это сэкономит нам кучу времени, прошу, это важно. — Сам знаю, что важно! — клацнул зубами Би-Хан. — Смоук, за мной. Томаш пожал плечами и под понимающий взгляд Джонни и одобрительный едва заметный кивок Кенши пошёл за своим нелюдимым Грандмастером. — Би-Хан правда втюрился в него? — шёпотом на ушко спросил у японца Кейдж, включая в свой голос коварную интригу. — Правда. Я вижу, что заклинание связывает их нижними чакрами, — спокойно ответил полушёпотом Такахаши. — Но это не гарантия истинных чувств. Снять проклятие может только тот, кто истинно любит. А их отношения пока стоят на желании обладания друг другом. — О! Нижние чакры! — хихикнул Джонни, подмигивая Лао и Рейдену. — Ну, значит, не будем им больше мешать.

***

— Надеюсь, ты его не разбил, — строгим привычным выговором в голосе начал Би-Хан, и Томаш выученно дёрнулся исполнять его приказ, даже не понимая, в чём заключался вопрос. А после, замерев, одёрнул себя. — Стоп, Хан, давай кое-что проясним, — голос Томаша стал сильным и в кои-то веки уверенным. — Что ещё? — недовольно фыркнул экс-криомант, пересекая комнату по диагонали и доставая из кармана джинсов пачку сигарет. Миг, щелчок зажигалки — и он уже с наслаждением вдыхал ядовитый дым. Смоук только руками развёл — откуда вороватый котище уже успел раздобыть для себя курево. — Мне не нравится, когда ты ко мне так относишься. Я твой партнёр, а не прислуга. Мы можем хотя бы наедине вести себя как пара, если уж тебе так претит мысль о публичном проявлении чувств? — спокойно произнёс Томаш, подходя к Саб-Зиро на дистанцию вытянутой руки. Томаш впервые говорил с ним ТАК. Впервые в жизни озвучивал свои претензии без желания отступать и давать заднюю. Это удивило его самого, напугав и заставив сделать над собой недюжинное усилие, чтобы выдержать уверенный тон в голосе. Колючие глаза Би-Хана наполнились язвительностью и иронией. — А как ведут себя пары? Милуются без стыда и совести у всех на глазах? Меня тошнит от всего этого! — насупился Гранмдастер, затягиваясь сигаретой. — Некоторые люди не приспособлены держать личное при себе. И ты туда же? — Как тебя может от этого тошнить, если ты никогда этого не пробовал, — лукаво улыбнулся Смоук, приближаясь ещё на шаг. Сигаретный дым вился вокруг него, как ручной пёс, вплетался в платиновые волосы, заметно отросшие за последние несколько дней. Би-Хан стоял к возлюбленному спиной, но по напряжённым плечам Томаш понял, что уязвлённая интимность их союза сильно раздражена чужим похабным вниманием. — Все эти поцелуйчики, телячьи нежности… противно. Воины себя так не ведут, — бормотал Би-Хан, глазами выискивая, куда Томаш положил их главное сокровище — всю библиотеку Лин Куэй, то есть ноутбук. — Воины, может, и не ведут, но для любящих людей это вполне нормально и естественно. Может, хоть раз попробуешь успокоиться? Почему ты всегда отталкиваешь то, чего так на самом деле страстно желаешь? Я тебе не враг и меньше всего на свете хотел бы им казаться. Ты таишься, молчишь, отлично убегаешь от разговоров и тем, которые тебе неприятны или которые вызывают смущение. А я хочу, чтобы ты открыл мне своё сердце. Понимаешь? Почему ты так поступаешь? Почему ты всякий раз делаешь всё, чтобы тебя ненавидели или боялись? Вопрос застиг Би-Хана врасплох, и он от удивления нелепо раскрыл рот, пытаясь подобрать вразумительное и логичное оправдание. После снова затянулся, медленно поворачиваясь к Смоуку лицом. — Хочешь, чтобы я пояснил, почему, по вашему мнению, предал идеалы Лин Куэй? Заставил в себе разочароваться, лишил вас обоих — тебя и Куая — иллюзий сказочки о великих воинах, что приходят на помощь по указке Бога? Всю мою жизнь мне внушали, что я ни для чего больше не годен, кроме как защищать свой клан, своих людей, блюсти интересы в первую очередь Лин Куэй. Ты пытаешься за пару дней вырвать из меня то, что вбивалось стальным сапогом отца десятилетиями? Ненавидели и боялись… Это единственное, что заставляло клан выживать как до меня, так и после. Люди, жертвующие своими жизнями, должны понимать, как опасны иллюзии любви, когда в будущем нас ничего не ждёт, кроме смерти во имя высших целей. ВЫСШИХ ЦЕЛЕЙ! — почти прокричал Би-Хан. — Я себе места не могу найти, понимая, кому и в каком виде перешло моё наследие, а вы здесь умудряетесь обжиматься и хихикать, в то время как все мы в большой унылой заднице! Как думаешь, какими приоритетами будет забита моя голова, ум, сердце, если я понимаю, насколько опасно заражение моего клана изнутри? Гнев Би-Хана был похож на лесной пожар, а его страх за то, что он не оправдал высоких возложенных на него надежд, заставляла его душу корчиться в муках. И ему было ни до чего, даже если он пытался почувствовать что-то, кроме похоти. Его алчность до власти была рождена из гиперответственности и страха полной потери контроля, вот почему он не мог впустить Томаша в своё сердце глубоко. И только сейчас Томаш стал это понимать, когда у него самого была в руках лишь призрачная надежда на взаимность. И Би-Хан был прав — чудес не бывает. Глупо брошенные на ветер слова о любви не могли дать любимому человеку уверенности и гарантии той безопасности, в которой тот так отчаянно нуждался. Томаш смотрел тяжёлым болезненным взглядом, улавливая старые, ничем не отличающиеся интонации, будто с ним говорили из большого одолжения, разжёвывая прописные истины. Но в этом метании очередных жёстких истин Би-Хан будто проговаривал для себя реальность, которую так сильно пытался схватить за усы и привести к рациональности. Он не чувствовал — он думал, логически, расчётливо, чётко. — Сейчас ты ничего не можешь исправить, кот, только то, что есть перед тобой. Я понимаю, что жизнь обошлась с тобой жестоко, несправедливо, возможно, твоя ноша была тебе непосильна, но… Я не хочу, чтобы ты думал, будто я что-то замыслил против тебя, будто выжидаю, пока ты отпустишь контроль, доверишься мне. Дело ведь не в кланах, не в том, что у тебя другое представление о будущем, а в том, что в твоих словах нет тебя самого. Ты ни раза не сказал за себя самого — что чувствуешь, что ощущаешь, словно это совершенно для тебя не важно. — Не лезь глубоко, — с оттенком затаившейся угрозы ответил ему Саб-Зиро, некрасиво затушив сигарету о каменный подоконник. Тяжко пропустив вздох, Томаш осторожно взял партнёра за руку, переплетая его пальцы со своими. — Пока ты не пускаешь — не полезу. Но, Хан, почему тебе так сложно принять, что я правда люблю тебя? — тихим шёпотом произнёс Томаш, осторожно подтягивая к себе упрямца. — Потому… — глаза Би-Хана беспомощно забегали, выискивая ответ где-то за пределами образа милого лица Врбады. — Потому что ты ушёл С НИМ! С моим братом. Что я мог думать? Да, я знал, что вы близки, но в какой степени? Что, если ты всё так же преследуешь интерес своего нового клана, а я буду как глупец кувыркаться с тобой в койке, веря, что всё, что ты говоришь, — правда? — Ты хочешь гарантий? — Смоук мягко свободной рукой обвил талию Би-Хана, притягивая его к себе ещё ближе. И от интимности этого момента у оборотня даже на несколько секунд пропал дар речи. — Жизнь не даёт гарантий, я в курсе, — пробубнил азиат, инстинктивно пытаясь слабо опротестовать сжавшие его приятные тёплые объятия. — Ты так… чертовски красив, Би-Хан, — Томаша увлекала эта строптивость, это небольшое и уже не такое очевидное противостояние. Нюх охотника подсказывал ему, что его возлюбленный просто нервничает, может быть, слегка набивает себе цену и… «Возьми его силой!» — зазвучал грязный зов в голове, словно под толщей воды гулко бился чей-то скрипучий голос. «Посмотри, как он слаб. Он уже почти твой. Так возьми его, покажи ему, кто здесь главный. Поверь, он будет умолять тебя трахать себя. Он ведь только этого и ждёт». — А ты меня за красоту полюбил? — фыркнул Би-Хан, откидывая назад шею, по которой уже изучающе приятно скользили тёплые губы Мастера Дыма. Томаш тихо рассмеялся в его кожу, мягко прикусив губами. — Не только. Ты для меня всегда был совершенством. Я хотел тебя так сильно… У Саб-Зиро помутилось в голове, когда Томаш прикусил губами трепещущую жилку у ключицы. Что-что, а Смоук умел ласкать так, что подкашивались колени, а внизу сладко и призывно тянуло, несмотря на высшую степень контроля животных начал криоманта. «Усыпи его сладкими речами, притупи его инстинкты, бдительность, а затем…» Томаш остановился, с силой зажмурив глаза. Ткнулся лбом в сильную грудь Би-Хана, боясь продолжать дальше. — Я… не могу… он снова… Я не хочу поранить тебя… Хан, оно снова пришло. Эта тварь, этот… дух! Би-Хан быстро проморгался, вырываясь из приятного плена ласк Томаша, мгновенно отбрасывая расцветающее вожделение на задворки бессознательного. — Ты слышишь его? Снова? — тревожно схватил за плечи Смоука Грандмастер. — Он… он хочет, чтобы я… чтобы я надругался над тобой, унизил тебя, я… я опасен. Боги… я правда опасен для тебя! — вскрикнул Мастер Дыма, неверяще уставившись в лицо, которое вглядывалось в него без осуждения и страха. — Томаш… — голос Би-Хан звучал напористо, отдавая силой. — Как часто это происходит? Ты способен это контролировать? — Я… я не знаю, пока что это просто голос. Би-Хан… отпусти, я должен уйти. — И куда ты пойдёшь? Куда? Ну и парочка мы с тобой… — беззлобно выдохнул экс-криомант, внезапно крепко прижимая голову Томаша к своей груди. — Соблазнитель хренов. Опасен ты или нет, я… никогда ещё так легко не заводился от чужих прикосновений. Ты словно меня на тонком поводке держишь. Аж бесит. Но я должен тебе кое-что рассказать. Теперь нет смысла держать это в тайне от тебя. Тревога поселилась в сердце пепельноволосого парня, и он, впервые получив в свою сторону ласку от Би-Хана, крепко обхватил его пояс, пряча своё лицо у него на груди и ожидая чего-то страшного, неотвратимого из уст любимого человека. — Я всю свою жизнь провёл в аду, не имея возможности рассказать, какие отвратительные вещи скрывались в нашем клане всё это время. Убийство твоих родителей — это не очередная нелепая случайность, к сожалению, нет. Это самое гнусное и отвратное враньё! Враньё, которое я покрывал, пока был бледной тенью своего отца. Потенциал Лин Куэй всегда был выше, но мы были лишены воли, лишены свободы выбирать свой путь и курс. Вместо того, чтобы хоть раз поступить правильно и нанести упреждающий удар нашим врагам, завоевать для своего царства статус опасного, с которым придётся считаться, мы сидели на заднице в глухой обороне. Мне были доверены тайны, от которых я мучался кошмарами и о которых не имел права распространяться. Думаешь, мне было легко смотреть в глаза невинному ребёнку, который стал жертвой интриги божка и нашего старика-отца? Ты ничего о себе не знаешь! А я не мог тебе рассказать, мне приходилось быть с тобой отстранённым и злым только ради того, чтобы однажды… Он замер, захлебнулся своей правдой, увидев застывшие слёзы в глазах Смоука. Европеец был отличным и сдержанным воином, но с того момента, как он отнял две жизни у своего любимого кота, в нём что-то надломилось и стало совершенно невыносимо хрупким. Он был исполосован горем утраты в прошлом и держался только за счёт защитных барьеров, поставленных некогда магами Лин Куэй; теперь же всё это таяло, как тонкий вешний лёд под первыми лучами солнца. Сердце Саб-Зиро впервые защемило от горечи. Кому нужна вся эта правда, если она уже ничего не исправит, не сможет вернуть назад прежние отношения и доверие. Провоцировать демона внутри своего возлюбленного Би-Хан боялся больше всего — одного раза увидеть безжизненные глаза одержимого было достаточно, чтобы вести себя осторожно в его присутствии. Он сдался, тяжко пропуская выдох. — Прости… прости, что не успел всё это рассказать. Мне казалось, что к той ненависти, которую внушил тебе Куай, добавится новая. И я потеряю тебя окончательно. Я не тот человек, которого легко любить, и я понимаю, что ты не обязан играть свою привычную роль послушного брата. Я привык к тому, что ты… удобный. Я не привык к иному, и сейчас, когда ты… так близко, мне жутко оттого, что я могу снова увидеть отвращение к себе в твоих глазах. Томаш, я никого не предавал. Я шёл к цели, которая для меня была важнее моей жизни — я хотел стать свободным. Понимаешь? Свободным, чтобы быть с тобой… Смоук мягко взял азиата за руку, поднёс его пальцы к своим рубам и начал медленно целовать, тихонько продвигаясь к запястью. Би-Хан даже забыл, как дышать от столь нежной и необычной для его тела ласки. Тело, не знавшее подобных прикосновений, реагировало бурно, взрываясь каскадами удовольствия на подкорке. Больше всего волнение Би-Хана выдавал чёрный кошачий хвост, который замер, а затем сильно напрягся, отворачиваясь куда-то вбок. Когда тёплые губы любовника с чувством коснулись запястья ещё раз, оборотень нервно сглотнул комок в горле. — Томаш… — пытался протестовать он, нехотя вырывая свою руку из ласкающих прикосновений. — Всё это в прошлом. Мне неважно, какие тайны скрываются в грязных секретах Лин Куэй, мне важно, что, несмотря на всё это, ты рядом со мной. Пускай ты всё ещё дикий, ужасно невоспитанный кот, но как бы ты ни ярился, твоё тело честнее, чем ты, Би-Хан. Ты… дрожишь, когда я касаюсь тебя, когда целую, когда пытаюсь обнять. Ты боишься своей уязвимости и не хочешь мне доверять, ожидая, что я ударю тебя, предам, ты не веришь мне. Разве это не очевидно? Жить и страдать, молчать и подчиняться, чтобы тело впитало только боль и отвращение к своим потребностям… Я видел, в чём и как ты жил, я пытался тебя утешить, но ты, как, впрочем, и сейчас, отталкивал меня так долго и упорно. Ты трусишка и лгун, — журил его наблюдательный и мудрый Смоук. — А сейчас мне страшно, что из-за демона внутри меня я могу причинить тебе вред и ту боль, которой ты так избегал. Би-Хан, я не дурак и не слепой… Скажи честно, ты любишь меня? Хотя бы немного? Сердце криоманта пропустило удар, а в горле застыл неловкий болезненный ком. Любит ли он? Боится ли его? Хочет ли бы быть ближе и без задней мысли в голове обнимать и отдаваться Томашу? — … да, — прозвучало тихо в пространстве, и от этого у Смоука помутилось в голове. Тяжёлое дыхание Би-Хана выдавало его мысли больше, чем он мог бы об этом сказать. — Мне кажется, теперь я знаю, почему ты так долго держишь человеческую форму, — тихо прошевелил губами Томаш, подхватывая Би-Хана под плечи и замыкая вокруг его пояса кольцо рук. — Неужели? — нервно облизнул губы Би-Хан... пока вдруг его не обняли, притягивая за затылок к себе, укладывая его подбородок на сильное плечо. В ухо заструился мягкий, интимный шёпот. — Да. Когда ты… кончил подо мной, когда ощутил, что мы связаны, проклятье стало спадать. Что, если мы можем снять его прямо сейчас? Страх отошёл на задний план, шёпот в голове потонул в чём-то, что было куда сильнее всяких заклинаний. Томаш был готов поклясться, что ничто сейчас не имело для него большего значения, чем тепло тела человека напротив. Теперь все маски были сняты и не было смысла прятаться и гадать, правдиво происходящее или нет. Они оба шли на риск, прекрасно понимая, что их необузданное притяжение быть вместе сильнее их страхов. Врбада больше из них двоих понимал, как опасно их сближение сейчас, когда барьеры рухнули, а в его теле раскалённым жалом витало желание сделать Би-Хана своим и больше никогда его не отпускать. Они потерялись в моменте, когда их губы с первобытным голодом начали впиваться друг в друга, а сильные пальцы рваными движениями блуждали по телам, в яростном желании сорвать покров одежд. И в тот самый момент, когда Томаш был готов опуститься перед Саб-Зиро на колени, чтобы вновь искусить его темперамент и чувственность, в воздухе раздался небольшой хлопок, оставивший перед глазами европейца вместо сильных бёдер завесу фиолетового дыма. Томаш закашлялся и с тихим вздохом осознал, что вместо человека держит в руках чёрного кота. — Даже не думай комментировать это! — зашипело животное, нелепо повиснув в руках возлюбленного.