А Кот пришёл, мой Кот пришёл назад

Би-Хан знал, что доверять Томашу на все сто процентов он не мог, но использовать этого наивного парня в своих целях, чтобы снять проклятье, было бы весьма удобным и разумным решением. Непростительно уповать на преданность некогда послушного названого брата после того, как тот почувствовал свободу от его, Би-Хана — Главы Лин Куэй — влияния. Даже если бы криомант нашёл в себе мужество признаться и встать на путь уязвимости своих непростительно нежных, сильных чувств в отношении Врбады — это не могло являться гарантией личной безопасности. В мире шиноби чувства в большей степени были всего лишь рычагом воздействия на чужую психику и поступки, чем чем-то искренним и правдивым. Искусство иллюзий и обманчивости человеческих эмоций Би-Хан в своё время познал в совершенстве, и именно это отравляло его рассудок фрустрацией в представлениях о себе самом. Он не знал, какой он как человек, привыкнув говорить то, что надлежит или то, что может быть выгодно и безопасно пред строгими очами отца. Может ли утративший себя любить? Может ли сопереживать и сочувствовать другим? Эмпатией криомант пользовался только тогда, когда нужно было раскрыть заговор, вкупе с интуицией всё это работало на его личную безопасность и умение предугадывать события, оберегая себя от ошибок. Отец долго лишал первенца чувства защищённости, чтобы вложить в его совершенствование параноидальное желание анализировать и угадывать события вместо того, чтобы ощущать и проживать их. И всё же самой сильной эмоцией и двигателем воли Би-Хана был страх. Липкий, скользкий, забирающийся под кожу куда проворнее привычной стихии льда. Страха в жизни молчаливого, замкнутого в себе юноши было предостаточно. Это мучило его, заставляя быть вечно недовольным собой, стремиться к полнейшему совершенству. За страхом шли вина и стыд. Страх за то, что по его вине и недальновидности могут пострадать самые близкие люди; страх за то, что он не оправдывает высокого звания самого сильного воина, лидера, идеала, на который обязаны равняться все люди клана. Помимо того, титул «Саб-Зиро» налагал на криоманта настолько непростые обязательства, что иногда даже самому Би-Хану казалось, что у него началось раздвоение личности. Он не смел нарушать заповеди и каноны, в рамках которых действовал как Саб-Зиро, но как Би-Хан он часто сопротивлялся и оспаривал прописанные для титула нормы и приличия. Воину Саб-Зиро не позволялось проявлять эмоций, слабостей, ему не прощались ошибки или несовершенство. Отдав титул старшему сыну, старый Грандмастер словно скинул со своих плеч огромный груз ответственности, который моментально лёг на первенца клана Ледяных Драконов. Именно в тот момент у отца появилось тепло для Куай Ляна и Томаша, но никогда — для Би-Хана, участь которого диктовал регламент его нового титула. Может, где-то глубоко в душе, задавленной чужими ожиданиями, Би-Хану хотелось немного тепла и заботы, но он не мог представить и осознать, в чём они заключались для него. В редких играх своих братьев, с завистью наблюдая за их беспечностью и дурачеством, он мечтал получить хотя бы один день в своей жизни, который позволил бы ему забыть о том, что он Саб-Зиро. Однако холод, ползущий по рукам, несущим только смерть и разрушения, было сложно унять. Ранить Куая или Томаша по неосмотрительности, упустить контроль в пылу азарта было равносильно поражению. Би-Хан сдержанно вздыхал, выпуская из лёгких морозное облачко сожаления о невозможности быть причастным к искреннему выражению человеческих эмоций, а после принимался за учёбу с ещё большим усердием. Воин холода был прекрасен во всём, что делал, с точки зрения воинского искусства и долга, но с точки зрения эмоций он был абсолютно невежественен, закрыт, отстранён. Ему не приходило в голову думать о себе как о живом существе, нуждающемся в заботе: скорее он воспринимал заботу о себе как что-то вроде услужливости, раболепия, опаски перед его ледяной силой и высокомерно-заносчивым поведением. А уж если кто-то пытался слишком сильно вторгнуться в его личное пространство, то просто принимал оборонительную позицию, делая всё, чтобы его оставили в покое. Он привык заботиться о себе сам, чётко и дотошно следить за порядком выполняемых им действий, и каждое его движение, будь то заправление кровати или надевание формы клана, имело строгий ритуал. Его интровертированность объяснялась легко — он рассчитывал всегда только на себя и не хотел быть вовлёченным в подавляющие свободу узы. Он слишком рано понял, что зависеть от кого-то — значит подчиняться. Даже если это были «добрые намерения» или наставления «сыновьей почтительности» согласно конфуцианскому трактату, ничего, кроме рабства и подавления воли, они не давали. И Би-Хан, бунтарь по натуре, с малых лет мечтал вырваться из-под неустанного надзора, чтобы никогда больше не знать жёстких оков чужой воли. Точно так же он думал и о любви, когда наблюдал неловкие взгляды между слугами, нежное томление служанок, сидящих тайком на балконе во время просушки белья и наблюдающих за тренировками молодых воинов. Би-Хана злило, что все эти люди не имели никакого представления о приличиях, о сдержанности и скромности, которые так безжалостно вбивались в его тело отцом. Особенно злило именно то, что отец, в отличие от простолюдинов, никогда не был нежен со своей супругой. Их разговоры были настолько формальными, что могли бы уместиться в одном письме с печатью клана. Би-Хану было неловко видеть, что у людей, низших по званию и происхождению, было любви и искренности куда больше, чем во всей его семье. То же самое касалось и названого брата, который унаследовал не только опасную силу своего клана, но и потрясающее умение нравиться всем. Томаш был открыт и прост, в его поступках не было двойного дна, ему нравилось быть в центре внимания, и для многих людей клана он был милым третьим сыном. Это раздражало! Казалось, каждый мог получить любовь, стоит ему немного улыбнуться, даже Куай Лян, который вечно пытался пародировать своего старшего брата, получал это признание и право на эмоции! Когда улыбался Би-Хан, людям вокруг становилось не по себе. Это была не искренняя или хотя бы дежурно-вежливая улыбка, это был оскал превосходства над простыми смертными. И людям было не объяснить, что на контроль дыхания холода уходило столько сил, что лицевой нерв не успевал передавать информацию мышцам уголков рта… По этой же причине голос старшего сына Шуан Лонга был вечно низким и сиплым, будто скрипучий зимний ветер дул за окном. Люди сторонились наследника Лин Куэй, потворствовали ему и старались предвосхитить его желания в той мере, которая была позволена его отцом. Но истинного тепла Би-Хан получить не мог. Разве что от брата, который был до ужаса тактилен и липуч. А ещё… от Томаша, который каждый раз пытался выйти с ним на аналогичный контакт. Но прикосновения парнишки с волосами цвета звезды обжигали кожу криоманта нестерпимой похотью, которую он остервенело гнал от себя, с ядовитым раздражением дёргаясь от Томаша в сторону, словно от прокажённого. Мастер Льда боролся со своей истинной ипостасью как с болезнью, что надлежало искоренить — так его учили, так было правильно. Было настолько стыдно и мерзко за себя самого, что Би-Хан с каким-то мазохистским рвением принимал телесные наказания и остращение плоти, только бы не ощущать сердце, подбивающееся стуком к самому горлу, стоит лишь Томашу произнести «старший брат». Ужасно хотелось целовать нежные пухлые губы, зарыться носом в серебристую макушку, едва весомо прикасаться к рукам, плечам, оставлять собственнические отметины на бледной белой коже названого брата. И ещё, больше всего, хотелось стонать под ним, вышёптывая его имя как самую отчаянную молитву, звать его в ночной темноте и просить быть рядом… Кот сверкнул глазами, оборачиваясь себе за спину, затем недовольно хлестнул себя по бокам хвостом. «Я раскрыл ему тайну его семьи, я видел его голым… Я признался, что мне нравятся мужчины… И он не сделал ничего с этой информацией! Ничего! Он мог бы… мог бы… Значит, не нравлюсь. Не судьба. Что ж…» В груди тревожно затрепыхалось, когда он, деловито семеня мягкими розовыми лапками по балкам деревянных перекрытий крыши, ловил себя на мысли, что Томаш для него стал кем-то особенным. Ещё не близким, но уже претендующим на некоторую степень уважения и доверия. Подозревать молодого воина в происках коварства и искусно выверенной игры было бы неправильно — у Томаша и так все его помыслы на лице написаны, даже когда он думает, что это не так. Опыта ему всё же ещё недоставало, чтобы интриговать или продумывать свои действия с такой же поразительной тщательностью, как стратег Би-Хан, но и пороков гневливости и самоуправства он был, к счастью, лишён. Спокойный, милый, душевный, трепетный парень с тёплыми руками, открытым большим сердцем. Что бы там ни делали с ним жрецы клана, но задушить эти вещи в Томаше им не удалось. Они смогли смутить его душу, смогли приравнять жажду убийств и битвы к охотничьим инстинктам, но не сломили его поразительно стойкий дух справедливости и чести. Укол зависти вонзился ядовитым жаром в эго криоманта. Сам Би-Хан легко отринул и благородство, и преданность, как только выпал удобный случай развязаться с вечно сдерживающим его силу Лю Каном. Быть запасным вариантом за и так короткую жизнь воина не хотелось. Хотелось опьяняющей свободы и реализации своих способностей и потенциала! Хотелось имени, вписанного в историю великих воинов! Би-Хан познал этот сладостный вкус непослушания в цивилизованном мире, за месяц скитаний по самым крупным городам Китая. Он мечтал о бóльшем! О поездке в США, о красивых улочках старушки-Европы, может быть, даже об участии в боях без правил, в которых, вне всяких сомнений, ему легко удалось бы победить. На эти мысли его натолкнула схватка с Кейджем в его особняке — любопытство изучить его движения и снова сойтись в спарринге, надрав нахалу задницу без вмешательства вездесущего божка. «Да к черту! О чём я только думаю? Смоук тоже видел меня голым. Видел — и даже ухом не повёл, в какой уязвимой ситуации я находился! Извращенец гладил мой хвост… уши… целует, тискает, гладит! Возмутительно! Ужасно… тепло… когда он так делает. И его запах такой приятный, так спокойно рядом с ним просто лежать и ощущать тепло его тела. А ещё он бормочет во сне. И хмурится так смешно. Наверное, я всё же трус. Мог бы просто сказать, что он мне нравится, что… И попасть в ловушку зависимости от его присутствия? Чёрт! Да я уже в этой ловушке! Что я могу один намяукать? Какая пытка… Чёртов Лю Кан, пожри тебя Тьма!» Испытывать привязанность к человеку, который пожалел его, пригрел и даже имел неосторожность позволять ему находиться так близко: не прогонять ночью из постели, слушать его гневную болтовню и не требовать никах объяснений. «Какой позор… Какая… некомпетентность! Чтобы меня целовали в макушку, как какого-нибудь питомца? Но… может быть, это потому, что я хорошенький? Если подумать, то кот из меня вышел хоть куда! Стать, грация и… пушистость, как-никак. Что ж, я даже как низшее животное великолепен, ха-ха!» — самодовольно раздумывал Би-Хан, покручивая мохнатым задом, словно шёл по подиуму, а не по тонкому деревянному перекрытию. Уму непостижимо, но отчасти он даже был рад своему проклятью. Если хорошо подумать, то столько тактильного контакта он ещё ни от кого ни разу не получал. Забытое тепло и близость как принятие его таким, каким он был на самом деле — без осуждения, без дрессировки, без манипуляций. Томаш позволял себя даже кусать, не отвечая насилием или бранным словом. Как это понимать? Всё ещё боится и уважает как старшего брата? Или просто тешится, осознавая неравенство сил мелкого зверька и человека? С тех пор, как сердце забилось от сладкой истомы в присутствии сироты из чужой династии, прошло уже очень много лет. Ту робкую попытку привязаться к Томашу быстро исправили жестокие тренировки и экзамен на право иметь титул «Саб-Зиро» в далёких краях северной заставы клана. Сейчас же у Би-Хана было столько свободы, чтобы проявить свои чувства и наконец, может быть, получить взаимность, что он был чертовски напуган внезапно выпавшим шансом. Что он скажет Томашу? Что на самом деле давно в него втюрился, что спит и видит, чтобы он его трогал во всех запретных местах и целовал везде, где только сможет дотянуться? Что всего два дня назад, когда демон эненра прорвал защитный барьер в ментальной защите Смоука, ему было приятно заботиться об этом возмужавшем теле, прикасаться к нему, обтирая мокрым полотенцем, вдыхать аромат его волос и бесконечно мечтать о первом настоящем поцелуе? Его губы в ту ночь горели огнём — настолько сильно ему хотелось припечатать голое бледное плечо со шрамом нежными устами. А ведь он выдал себя этим глупым урчанием. Выдал! И Томаш весьма деликатно пропустил это мимо ушей. А на следующий день? Заботливые руки держали его во время превращения в человека, тонкие пальцы прикасались к его кошачьим ушкам и скользили по щеке. Столько нежности… от этого тепла было больно в груди. «Я не заслужил этого. Я недостоин… Как он может? Да почему? Я гнал его от себя, я прогонял его так долго…» Маленькое кошачье сердце сжалось от смеси чувств: ему было больно осознавать, что всего этого он не может получить, пока не убедится окончательно, что у пепельноволосого воина нет других планов, что он не ведёт двойную игру и не пытается разыграть с ним злую шутку. Би-Хан знал, как коварна любовь, как легко она ослепляет и как больно бьёт слишком расслабленного и одурманенного чувствами противника. «Вздор! — в очередной раз высокомерно фыркнул кот. — Глупая блажь! Он ведь не дурак, чтобы не понимать, что я… что я в ту ночь к нему прикасался, грел его своим телом и был так близко. Чертовски близко! Я ведь знаю, какой он с другими — наслушался рассказов об его ненасытном нраве в постели. А я? Я для него лёгкая добыча — ни опыта, ни представлений о мужской любви. Мерзко даже думать об этом! Чтобы я и он?! В следующий раз, когда попытается меня погладить или что-то там такое провернуть — оттяпаю ему палец! Я не позволю ему так легко себя обмануть…» Би-Хан заставлял себя думать, что при данных обстоятельствах лучше использовать доверчивость названого брата, чем взаправду пытаться сблизиться с ним. Было больно признавать, что он отчаянно боялся чужого опыта и своей полнейшей беспомощности перед другим видом отношений. Да и захочет ли Врбада его таким несовершенным? А вдруг шерсть не туда попадёт? А вдруг ему с ним не понравится… а вдруг… он его разочарует в постели? Хотя чего греха таить, в этом виде искусств Би-Хан не смыслил ничего от слова совсем. По чёрной кошачьей шубке от мыслей о возможных интимных моментах между ним и сиротой прошлись искры, а шерсть встала дыбом. Кот замер в исступлении, помотал головой, отгоняя от себя греховные мысли. «А что, если Томаш любит другого? Что, если у него уже сложилась своя жизнь? Тогда какой толк и выгода помогать оборотню, по его словам, предавшему клан и отца? Если только из страха за Куай Ляна. И всё же интересно, есть ли у Смоука любовник? Что, если есть? Не думаю, что он красивее меня». Кот снова замер, его лопатки опустились вниз, словно до сознания дошла неутешная мысль о том, что не было в их сотрудничестве ничего, кроме выгоды, так что его бессмысленные мечты только тяготят да отвлекают от дел. Нечего мечтать о любви. Не заслужил… Зверь продолжил свой путь, попутно раздражённо фыркая и ругая самого себя под нос. «Мечтатель хренов! Идиотина влюблённая! Нашёл время!» Саб-Зиро помотал мохнатой головой, пытаясь отогнать глупость всех этих моментов в его кошачьей жизни. Но факт оставался фактом — Томаш заботился о нём, берёг, защитил от Сектора, когда тот чуть его не убил, не сдал Куаю. Или, может, сдал, но не признался? В любом случае ему очень повезло, что Смоук понимает его слова и предвосхищает кошачьи потребности; по наитию или собственным мотивам — этого Би-Хан пока понять не мог. Списав всё на свою необычайную кошачью красоту и стать, кот гордо зашагал в сторону Южной башни. Там ему пришлось пару раз перелететь с крыши на крышу, после чего сменить направление и устремиться по водостоку вниз, а там уж перейти в самый забытый закуток, где давным-давно поставил свою незаметную для чужих глаз лабораторию начальник технической службы, лидер клана Южной Звезды — Сектор. «Надо выяснить, что этот котофоб задумал. Если он хочет сделать из моего непутёвого братца первого текунина, то я просто обязан ему помешать. Это же каким идиотом надо быть, чтобы сделать киборга из отступника! Он же заверял меня, что только самые преданные смогут пользоваться технологиями и что это не будет полная кибернетизация! Только частичная! Мы обговаривали варианты доспехов, но никак не окончательного уничтожения индивидуальности воинов. Я не полный идиот, чтобы делать из своего клана тупые болванки, готовые пойти за всяким, кто держит мастер-ключ от системы!» Через лаз в стене кот забился в старую вентиляционную шахту, прополз, вплотную прижимаясь брюхом, по трубе вниз, добираясь до решётки вентиляционной системы. Надо было проникнуть в лабораторию, чтобы узнать, что планирует Сектор и его ближайшее окружение. Пусть хотя бы обрывки фраз, но этого было бы достаточно, чтобы понимать, сколько времени есть у него и Смоука, чтобы вернуть власть в законные руки. — Что за шум был в покоях Грандмастера? Сектор всегда обращался к Сайрексу как к своему подручному, никогда как к равному. Это закрепилось у них давно, ещё когда династия Южной Звезды объявила о том, что будет заниматься поиском одарённых людей по всему миру. Естественно, не без препирательств со стороны Совета, который не очень лестно отзывался о расовой разнице между темнокожими воинами и азиатами. Сайрекс был талантлив, терпелив и немногословен — он принимал всё, что ему дают, с той долей покорности и благодарности, которую от него ожидали видеть как от не имевшего в своей крови ни единого гена эденийца. Он был простым воином из филиала клана, ни больше ни меньше, и его жизнь ценилась по такой же отпускной цене. — Обращение в вампира, Мастер. Я проверил — всё идёт согласно твоему плану. Ты уверен, что другого пути нет? — в голосе темнокожего врача сквозила неуверенность. — Откуда такой скептицизм, Сайрекс? Мы же это уже обговаривали. Чтобы устранять помехи на пути, нам нужно соблюсти условия, которые нам были предложены. Мы не сможем отбивать атаки сразу всех чудовищ, не сможем держать оборону, если ко всем прочим присоединится ещё и клан Ширай рю. На нашу удачу, Би-Хан пропал, а Куай Лян сам подставился под ватерианский укус. Помимо этого, у нас есть одиннадцать попыток соединить технологии с не-мёртвыми, что тоже неплохо. Натравить этих лишённых воли существ на наших же врагов будет разумным решением. К тому же, кто знает лучше, как пронзать тела ватерианцев и хаоситов, как не они сами? Наши жертвы рано или поздно окупятся. И не смей мне говорить, что Би-Хан этого не одобрил бы. — Я бы не посмел. Но… мне казалось, он был против того, чтобы лишать людей свободы воли, — робко сказал Сайрекс. — У чудовищ нет воли, Сай, — едко отметил Сектор. — И как раз именно иллюзия свободы воли привела к тому, что Скорпион пожелал передать наши секреты другому клану. А также показать некоторым скудоумным адептам, что Лин Куэй — это как офисная работа, от которой легко можно отказаться в силу её несолидности. Клан — это кровь. Без преданности клана быть не может. Скорпион даже не понял, что, прося убежища у клана-союзника, позволил нам объявить Ширай рю войну за отказ в сотрудничестве по выдаче предателя. Кровь — это всё! Мы обязаны следовать традициям и наказать отступника. — Если эту кровь будут пить неупокоенные, то у нас настанет эпидемия ватерианского масштаба. Куай Лян совершил необдуманный поступок, но если бы он вернулся в клан, то его точно так же лишили бы головы за то, что он ослушался прямого приказа. — Эпидемии не будет, уверяю тебя, — Сектор нажал несколько клавиш на приборах силовой панели, и из дальнего угла в свете неоновых ламп высветился первый серо-чёрный костюм-прототип брони киборга. — Я озаботился тем, чтобы в каждом доспехе был искусственный заменитель крови. Плазма, основанная на ДНК их ближайших родственников, чтобы было чем кормить эту прорву. Для первого этапа испытаний нам хватит и дюжины воинов, но мы с тобой понимаем, что вампир с силой пироманта — это не просто полевой командир, это лучший кандидат на истребление Ватернуса. А когда мы принесём пользу нашему славному Богу Огня, то он сменит гнев на милость, может быть, просто переназначит меня на место Би-Хана, и тогда всё будет как прежде и даже лучше. Ватернус, Царство Хаоса и особенно генерал Шао горько пожалеют, что не уступили воле Лин Куэй и отвергли наш союз. Все они враги Лю Кана, так что выгода очевидна — богу придётся признать наши технологии и перестать сдерживать клан, в обмен на старые условия, несомненно. Би-Хан слишком сильно хватался за ниточки союзников и мало полагался на то, что может Лин Куэй. Я докажу, что он был неправ, Сайрекс, и тогда ты увидишь, что Южная Звезда мыслит куда дальновиднее отпрысков Ледяных Драконов. — Ты затеял всё это только исходя из давней внутриклановой вражды? — Сайрекс в исступлении смотрел, как на лицо Сектора ложатся алые отблески от мерцания панели управления киборгом. — Моя династия даже и в мечтах себе не могла представить, что этот день настанет. Не для того мы устроили несколько филиалов в Южной Корее, чтобы скрыть свои помыслы от глаз прежних владык. Теперь же, уравновесив аппетиты Лю Кана и усмирив его врагов, мы никому не позволим помешать нам нарастить столько мощи, сколько нужно для свержения бога. Да и убивать своих врагов необязательно, если можно использовать их тела в качестве протоформы для текунин. Пиромант-вампир — всего лишь начальный эксперимент. Но вот хаосит или колдун, заключённый в кибернетическое тело, — это совсем другое, друг мой. Кот отпрянул от решётки вентиляции, сердце его бешено колотилось. Так вот что задумал его некогда самый преданный друг — он выбрал путь ещё большего предательства и вероломства! Отдать на съедение нескольких членов клана, воровать тела его подчинённых только ради того, чтобы в будущем заполучить власть. Значит, Куай Лян был ему нужен только для того, чтобы отвести глаза Лю Кана подальше от клана и его делишек! Следовало предположить изначально, что инициатива заманить оставшихся детей династии Драконов исходила именно от него. Би-Хан оттолкнулся лапами изо всех сил; он пробирался по вентиляционной шахте с такой прытью, что совершенно не беспокоился о том, как будет выглядеть потом. Куай в опасности! Если его сделают зависимым от ношения кибернетического костюма, то он не сможет стать собой никогда! Скорее! Скорее встретить Томаша и рассказать ему, какая жуткая опасность грозит всем им, если они ничего не предпримут! Смоук тем временем стремглав нёсся по коридору Южного крыла, расталкивая перед собой недоумевающих слуг и воинов. Люди переглядывались между собой, но выяснить, в чём причина, не осмеливались. Как знать, по каким делам спешит заместитель Главы? Вот только его дымная аура заставляла пригибаться, присаживаться на корточки, чтобы не задохнуться ядовитыми парами угарного газа. Кто-то из слуг потревожил заместителя карательного отряда Ониро докладом о том, что командир Смоук потерял контроль над своими способностями и что нужно немедленно доложить об этом в отдел магических искусств и лично Грандмастеру. Ониро только обрадовался возможности подставить своего непосредственного начальника под плаху: взяв с собой небольшой отряд, он с небывалой прытью направился по дымному следу за источником беспокойства всего Лин Куэй. Смоук не мог думать о других, пока в его голове гудело и кричало чужеродное опасное существо, что раскидывало свои дымные когти наугад, царапая то колонны, то стены. Тело ощущалось огромным и неповоротливым, пару раз оно словно отрывалось от земли, усиливая концентрацию «ци» в точках на стопах юн-цюань. Серые вихревые возмущения прорывались по бокам как истерзанные крылья летучей мыши. Томаш задыхался от бега и страха за свою неожиданную трансформацию, которая чуть не погубила Куай Ляна. «Тебе некуда бежать, Томаш. От себя не убежишь. Они убили твою семью, они вырвали из тебя память об этом дне. И кто сказал тебе об этом? Твой самый злейший враг, который всю твою сознательную жизнь гнобил и унижал тебя, насмехаясь над твоим горем!» — хрипло рокотал злой дух. «Нет… он был добр ко мне. Как бы то ни было, он столько раз прикрывал меня!» «Ложь! Он хотел избавиться от тебя! Стыдил тебя твоим происхождением, твоим несовершенством по крови, а сам тайно желал тебя в свои покои. Я чувствовал запах от его тела, знал, как он хочет тебя, как зовёт ночами, когда одиночество разъедало его гнилую душу. Он прикасался к себе, шепча твоё имя. Ты знал об этом?». «Он… звал меня? Он правда звал меня?!». Лестницы и пролёты, снующие люди, скромные пятачки мини-садов, что вплетались архитектурным ансамблем между несколькими корпусами замка. Томаш бежал так быстро, как только мог, и его лёгкие работали на полную, заставляя сердце подступать к самом горлу в безумном ритме. В желудке всё переворачивалось от голода — он опрометчиво пропустил завтрак, отказываясь даже перекусить что-то на ходу. Пепельноволосый задыхался собственными парами: от смеси смога и угарного газа катились слёзы, а белки глаз покраснели. Собственная стихия душила его, отравляла и заставляла сожалеть о своём появлении на свет. Он то и дело кашлял, хватался за горло, отчаянно норовя сделать глубокий вдох, но горло схватывало новым приступом удушья и рези. Томаш уже плохо разбирал дорогу от навернувшихся на глаза слёз — слизистая никак не могла привыкнуть к такому объёму выделений дыма, это заставляло хаотично смаргивать влагу, рискуя врезаться в кого-то на пути. — Томаш! Томаш! Они хотят… хотят убить нас всех!!! — чёрное небольшое взлохмаченное пятно летело ему навстречу со всех лап и мяукало так громко, что невольным соглядатаям могло показаться, что животное очень соскучилось по своему хозяину. «Он зовёт тебя только тогда, когда ему нужно использовать тебя. Смотри, он снова недоволен, снова будет подчинять тебя своей воле! Манипулировать и помыкать тобой!» — мерзким придушенным голосом порыкивало существо в голове Смоука. «Твоя мать, твоя сестра, твой отец — все мертвы, чтобы Би-Хан правил. Чтобы он жил и контролировал тебя! Ты словно пёс для него — приставлен, чтобы служить и лизать ему ноги! И ты служишь до сих пор! Ты давно должен был убить его, пока он слаб, пока он так ничтожен. Представь себе, как возликуют убиенные! Они будут отомщены! Убей! Убей! Убе-е-е-е-е-е-ей!» И воин Дыма поддался этому мерзкому голосу, сложив в одно мгновение каждый день горечи обиды за несправедливое и пренебрежительное отношение к себе. В самый последний момент он вдруг вспомнил окровавленные, изуродованные тела близких и тихий последний вздох сестры, которую отчаянно пыталась защитить мама. Томаш помнил только тупую боль в груди да кровь, что залила голову, когда один из воинов нарочно ударил его вполсилы, чтобы позабавиться подольше. Он вспомнил, как ощерился, схватив материнский нож, как пытался защитить позади себя уже давно бездыханные тела. Синяя форма криомантов, холод, снег, расписанный алой кровью, будто кто-то разлил вычурными каплями вино… Крики в голове слились воедино, когда тело Врбады затрясло от всплывших в мозгу воспоминаний самого страшного дня в его жизни… В голове что-то лопнуло, разлилось багрянцем, заливая лицо серым, чуждым для живого человека оттенком. Уши заострились, рот приоткрылся от невозможности захлопнуть наполненную острыми животными клыками пасть. Би-Хан не успел даже сменить траекторию своего движения, узрев за миг до атаки яркий всполох неестественно алых глаз. На него смотрела тварь, которую боялся даже сам досточтимый отец. Эненра!!! Взмах дымных когтей был настолько сильным и быстрым, что лёгкое чёрное тельце подбросило под самое небо, несколько раз перекрутило в воздухе и ударило плашмя о землю. У Би-Хана всё поплыло перед глазами, он успел только ощутить вкус собственной крови во рту да услышать, как громко хрустнул хребет. Лежа в дорожной пыли, на последнем издыхании он едва приподнял кровоточащую голову, чтобы снова встретиться взглядом с чудовищем, заключённым в тело человека, которого он так отчаянно хотел видеть своим. — То… маш… — сипло прохрипел кот, безвольно уронив голову на землю. «Так мне и надо… наверное. Это я заслужил…» — с горечью подумал перед смертью Би-Хан. Кошачьи губы испустили последний жалобный стон, и зверь затих. «Дело сделано! Ты отмщён! Твоя семья отомщена!!! Убей! Убей их всех! Они все причастны! Все! Все! Смеялись над тобой! Помыкали тобой, делали вид, что благодетельствуют! Убей их, сын Северной Звезды!» — заливисто верещало чудовище, разрывая голову воина Дыма сквозной испепеляющей болью. Томаш измученно застонал, замер, силясь перехватить контроль над своим телом. И ему не хватило смекалки ни на что другое, как с силой ударить себя кулаком в лоб, задерживая дыхание и сконцентрировавшись на образе клетки, куда за шиворот он тащил из своего «меридиана изначальной ци» барахтающегося серого демона. Существо рвало его когтями, атаковало ментально, пыталось вырваться, но воля Врбады была подкреплена жутким образом лежащего поодаль от него неподвижного мохнатого тельца. «Прочь из моей головы!!!» Его тело прошило волной боли, клыки втянулись, а клубы дыма рассеялись, давая наконец-то сделать жадный, глубокий глоток свежего воздуха. Мастер Дыма упал на колени, практически обессилев: по коже проступил холодный липкий пот, а руки тряслись. Томаш на четвереньках рывком подобрался к лежащему бездыханному телу названого брата, склонившись над ним. — Мао… Ему не ответили. Пушистый животик не шелохнулся, показывая, что животное уже не дышит. — Би-Хан… — дрогнувшим, чужим и скрипучим от горя голосом стал звать своего названого брата Мастер Дыма. Слёзы брызнули из глаз в осознании, чтó только что произошло. — Би-Хан, прости меня… я не хотел! Би-Хан, очнись! — губы Мастера Дыма кривились и дрожали от горечи и страха. Он сделал то, в чём так глупо и задиристо клялся Куай Ляну в Японии, но совершив… оказался не готов к последствиям. Убить того, кого так отчаянно любил! Лишить жизни того, кого так безуспешно и долго пытался приручить! Он мог бы дать Би-Хану шанс измениться, быть может, просто помочь ему осознать ошибки, но… — Би-Хан… это неправда… Ты не можешь вот так умереть! Нет! Нет! Би-Хан! — Смоук провел пальцем по острому чёрному уху, всё ещё надеясь, что животное просто оглушено, что вот сейчас ворчливый голос отчитает его и кот встанет, отряхнётся и будет журить его всю дорогу. — Би… Хан… пожалуйста… Потерял контроль, получил силу, о которой так долго мечтал, и не справился с ней! Навредил своему старшему брату, чуть не убил Куай Ляна! Томаш взвыл, сильно ударяя тыльными сторонами кулаков по песку снова и снова, пока они не стали кровоточить, оставляя в пыли алые следы. Сердце разрывалось на куски от горя, разлеталось вдребезги, разбиваясь о ненависть к себе, к своему бессилию что-либо исправить! Смерть невозможно победить! Она не отдаёт никому то, что забрала. Так какой толк продолжать противиться ей, если она всё равно приберёт к рукам самое дорогое? За спиной послышались звуки бегущих ног, лязганье доспехов — кто-то видел его перевоплощение, вероятно, с Грандмастером Скорпионом тоже не всё в порядке, а это означало, что за ним пришёл карательный отряд. Да, без сомнения, запах лучших и самых преданных псов Лин Куэй. Он не может сейчас сдаться! Не может опустить руки и покорно последовать за карательным отрядом, пока не убедится, что мадам Бо изобрела лекарство. Ему придётся бежать… С позором отступать в Фенцзянь, просить помощи у монахов, у кого угодно, только бы спасти хотя бы одну жизнь! Кот по-прежнему не шевелился, не подавал никаких признаков жизни, распластавшись в неестественной для себя позе. Руки Томаша снова затряслись. Он осторожными движениями сгрёб животное и нежно прижал к своей часто вздымающейся от пережитого ужаса груди. Приложил к своему сердцу и мягко поместил еще пока тёплое тельце под отворот формы. — Би-Хан… прости… прости, я… я не хотел! Прости, умоляю! — горячие слёзы потекли вниз по скулам, орошая бездыханную чёрную мордочку, капая на ушки и нос. — Прости меня, Би-Хан… я похороню тебя чуть позже… Воин Дыма прикрыл глаза, из которых продолжали течь тонкие солёные дорожки. Горечь скопилась на корне языка, застряла удушливым воротничком у горла, срывая дыхание на сиплый свист, но Мастеру Дыма пришлось отринуть собственные переживания и сконцентрироваться. Ничто сейчас не должно помешать ему оказаться в Фенцзяне — там его единственный шанс спасти названого брата и весь клан. Пепельноволосый мастер боевых искусств вышел за грань видимости, прямо на глазах у растерянных соклановцев растаял как утренний туман, оставляя Ониро и его воинов глупо пялиться по сторонам в поисках его следа. В этот момент со стороны конюшен выбежал любимый скакун прежнего Главы. Он брыкался, отплясывая задними ногами так лихо, что легко смог бы размозжить несущимся за ним следом слугам головы. Тайфун то разгонялся и несся на людей, то с ненавистью посматривал в сторону сгруппировавшегося Ониро и его личного отряда. — Да что здесь, чёрт возьми, происходит?! — взорвался гневом заместитель карательного корпуса, отдавая молчаливые жесты в сторону новой напасти. Тайфун был не просто обычным жеребцом, а настоящим выученным боевым скакуном, который знал, как сражаться, будучи окружённым. Но что на него нашло? Он спокойно стоял у себя в стойле, как вдруг его словно ошпарили. Он носился по двору, потом ударил копытами в тщательно припрятанную трансформаторную будку, затем схватил зубами ведро с водой и запустил туда же, вызвав во всей Северной башне серию коротких замыканий. Сектор не преминул разразиться проклятиями по внутренней связи: в наушнике Ониро и его непосредственного командира Ян Шеня уже звучала отборная китайская брань. — В него никак демоны вселились! — пробормотал Ониро, дотрагиваясь до правой стороны формы, на которой висел значок Лин Куэй. — Пост три, мы упустили Врбаду, закройте ворота, пока не поздно! Он невидим, так что пустите ток по стенам. Чёрт дери! Подключите дополнительные генераторы!!! Что значит — перекушен провод?! Кем?!

***

Голова раскалывалась, но Томаш даже и не думал останавливаться на полпути. Он был прилично измотан усмирением демона внутри себя, бегом, отсуствием пищи за утро, но даже это всё меркло перед ощущением тяжести от натянутой формы, где лежал Мао. Теперь, к великому сожалению, не получится получить хотя бы какую-то подсказку от Би-Хана, который знал каждый уголок своего замка и окрестностей после реновации. А Томаш не сомневался, что именно этим и был занят весь его клан, стоило вспомнить хотя бы один только кабинет Главы! Повинуясь чистым инстинктам, Мастер Дыма опрометью направился в сторону Северных башен, туда, где за пределами клана виднелись снежные вершины. Теперь у него не было другого выбора, кроме как идти пешком и надеяться, что его не обнаружат по следам на горной тропе. Благоволила только погода, которая дарила всё ещё теплые золотые осенние деньки. Подходя к Северным воротам и первой заставе, Томаш отпрянул от стены прочь, как только услышал странное угрожающее стрекотание, разносящееся от тверди вытесанного грубого камня. — Молнии? — воин втянул своим обострённым обонянием воздух вокруг — тот был разрежен и насыщен электричеством, словно перед снежной бурей или грозой. Значит, прикасаться к стенам было нельзя… Приобняв одной рукой выступающий из формы холмик, где лежало мохнатое тельце кота, Мастер Дыма треснувшим от вины голосом проговорил: — Мне так жаль, Би-Хан. Твой совет сейчас бы очень пригодился. Я не смогу покинуть Лин Куэй. Я не знаю, что там, за его пределами, какие ловушки и опасности ты расставил, чтобы оградиться от всего мира. И я не могу так сильно рисковать, но… К чёрту! Будь что будет! Смоук дошёл до ворот и занёс ногу, чтобы переступить через порог. На первый взгляд, ворота не предвещали ничего необычного, были широко распахнуты, словно ждали гостей с той стороны, однако чувство тревоги и опасности резало нервную систему, вспарывая мысли ножами предположений, что здесь не всё так просто. — Не… надо… погибнешь… придурок, — донеслось из-за пазухи, и лёгкое шевеление под формой ощутилось радостным биением сердца. — Би-Хан! — закричал Томаш, осторожно приподнимая одним пальцем чёрную мордочку кота.— Ты жив?! — Не… ори… боже… как болит голова… Ворота… слева от тебя ровно по столбу не будет напряжения, — зверь говорил с паузами, сквозь боль, превозмогая слабость, из его пасти капала кровь. — Слушай… вверх… вниз направо… по… крайнему выступу. Спустись. Найди камень, похожий на… птицу… там… сто шагов в пасть Снежного… тигра… мг-х… Кот прикрыл глаза и тихо засопел, впадая в беспамятство; он так сипло и жутко дышал, что становилось не по себе. Томаш благодарно вздохнул и подушечкой указательного пальца погладил его между ушек, радуясь, что злющий котодемон всё ещё жив, просто очень сильно пострадал и ослаб. Выбрав нужную стену, Томаш подтянулся на руках и пополз вверх. Конечно, он мог бы вызвать вихрь, поднять себя через неё при помощи магии, но если за ним объявили охоту, то не стоит привлекать на себя излишнее внимание призывом стихии. Да и возвращения шипящей твари никто предугадать не мог. Возмущение «ци» в этой части замка могло легко спровоцировать магов стихий погнаться за ним, отрезая путь за стенами при помощи барьера или чего похуже, о чём Томаш мог и не догадываться. Ухнув и покрепче вцепившись в каменную кладку окровавленными пальцами, Томаш перемахнул через стену и, осторожно спустившись, оглянулся по сторонам в ожидании засады. Никто не удосужился встречать его за периметром стены — что ж, время всё ещё было, чтобы скрыться из виду как можно быстрее. Порыскав рассеянным взглядом по местности в поисках нужного камня, воин Дыма отсчитал от него ровно сто шагов и оглянулся по сторонам. Что имел в виду Би-Хан, когда говорил о снежной голове тигра? Очередной камень или… Он прищурился, всматриваясь в горные хребты, после чего заметил скалу, весьма напоминающую по очертаниям ощеренную тигриную пасть — именно в этом направлении он и отправился, будучи укрыт широким лапником густых сосновых деревьев. По мере приближения к этой скале вокруг раздавался жуткий гул и скрежет, разносившийся на всю горную долину. Смоуку пришлось озираться по сторонам в поисках источника, пока он не наткнулся на широкую длинную трубу, ведущую куда-то в глубь скал. Остановившись у неё, он потрогал трубу ладонью, приложился к ней ухом — гудение раздавалось оттуда. Но помимо этого был слышен плеск воды. — Мы почти у цели, Мао, я нашёл вот это и … Кот тихо сопел под его формой, мерно вздымая грудную клетку. Он казался таким беззащитным и безмятежным, что у Томаша от переживаний по скулам забегали желваки. Он столько раз лишал жизни мелких зверушек, но ещё никогда тех, к кому успел так привязаться. Чёрный кот был не просто зверем, он был его братом, его тайной мечтой, его истинной, горькой и такой желанной любовью, до которой он боялся достучаться. Сердце ломило в груди, губы предательски дрожали, уродливо складываясь в гримасу отвращения к самому себе. Без Би-Хана он так и не узнает, что стало с кланом, как помочь Куай Ляну и что такое цивилизованный мир. Он не познает вкус родных губ и тепло этих грубых ладоней. Никогда уже не увидит пусть и извращённого проклятьем, но всё же любимого лица. Томаш не был уверен, что Би-Хан в его состоянии сможет пережить пешее путешествие до скрытого за лесными массивами храма Белого Лотоса. Вероятнее всего, что придётся делать привалы, может быть, даже разыскать одинокую пещеру поодаль от владений Лин Куэй. Но Томаш и сам неплохо знал местность в округе, чтобы понимать, что поисковый отряд не будет мешкать и давать ему шанс перевести дух, и уж тем более — оказать помощь своему пушистому товарищу. Не было времени на сожаление и самобичевание. Нужно было идти к цели и подниматься вверх, туда, куда шла проклятая труба. Томаш помнил эти тропы, ненавидел их с юношества, ибо именно здесь пролегала дорога, по которой приходилось бегать каждое утро ему и братьям. В гору, с препятствиями, а там, за хребтом, куда уводила тонкая лента белого снега, находилось чёрное озеро, где вода в любой сезон была настолько холодной, что купаться в ней мог разве что только Би-Хан да остальные криоманты. Томаш пошёл вдоль трубы, проведя в бодром шаге целый час, как внезапно над его макушкой раздалось тонкое противное стрекотание. Пригнувшись и спрятавшись за куст можжевельника, Смоук наблюдал, как огромная уродливая механическая птица покрутилась в том месте, где проходила труба, затем зависла на несколько секунд и, тревожно шелестя крыльями, резко взмыла в небо. Отсидевшись ещё немного, Томаш осторожно высунулся из своей импровизированной засады. Кот внезапно и весьма бодро вдруг зашевелился под полами формы, осторожно высовывая мордочку наружу. — Почти дошли. Ух, я думал, ты не догадаешься спрятаться, — облегчённо пробормотал зверь, зевая. — Ужасный выдался денёк. Голова моя, голова… — Би-Хан, как ты? — Томаш мягко одним пальцем провел по чёрной макушке. — Я думал, что потерял тебя… — Как полуживой, Томаш. Я тебе не кошелёк, чтобы меня терять, а твоё личное проклятье, а от меня, как видишь, не так легко избавиться. Жаль, что их осталось всего лишь пять… — озадаченно пробормотал экс-криомант. — За один удар ты забрал сразу две… да чтоб тебя за это… — Чего пять и две? — тихо спросил Томаш, мягко оттирая мордочку кота от крови краешком своей формы. Он был так счастлив, что Би-Хан жив, что мог бы стерпеть самые жуткие и обидные ругательства в свою сторону. Слёзы в глазах до сих пор стояли, и было не понять, от радости ли они или от чувства вины. — Жизней, — свесил одну лапку вниз через прорезь униформы кот, поболтав ею в воздухе, словно проверяя, всё ли с ней в порядке. — У кошек девять жизней. Две я потратил, когда отбивался от предыдущих нападений и… своих же людей. Ещё две забрал ты. Би-Хан замолчал, поднимая взгляд наверх и видя перед собой зарёванное лицо названого брата. — Ты меня уже похоронил, что ли? Рано… радуешься… узурпатор. Ну что за рожа? Отставить! — Е-есть, — Томаш быстро растёр предплечьем влагу, скопившуюся в уголках глаз. Он был ужасно рад видеть, что его кот жив. — Ты правда в порядке? — Бывало и хуже. Спасибо, что не на две половины порвал, — саркастично хмыкнул кот. — Всё, хорош реветь, дурень. Я жив. — Прости… я сам не знаю, что это такое. Я так испугался, что убил сперва Куая, потом тебя! Кто я? Почему ты скрывал моё прошлое и то, кем я являюсь на самом деле? — Томаш сыпал вопросами, излучая в интонации своего голоса столько непонимания и боли, что Би-Хану пришлось только глубоко вздохнуть. — Когда-то я сказал тебе, что ты не Лин Куэй. И я каждый раз напоминал тебе об этом, пусть и не в самой… правильной форме. Однако всё дело в твоём истинном происхождении, Томаш. Я… знал нашего отца немного с другой стороны, чем ты и Куай. Твоя семья была убита по приказу Лю Кана, и когда тебя привели в наш клан, я увидел истину, за которой скрывалась вся эта отвратительная правда. Но я не мог ничего с этим поделать, пока находился в тени своего отца! Я ждал, когда сам стану Грандмастером и смогу всё изменить. Мне… нужно было сказать тебе о том, кто ты и как с тобой поступили. Но я видел, как росла твоя ненависть ко мне, как я сам заложил между нами стены, чтобы просто не поддаться искушению быть рядом с тобой, защищать тебя открыто. Все должны были видеть, что я холоден и строг с последним наследником клана Северной Звезды, наследником и претендентом на трон Эдении. Твоя кровь не Лин Куэй только лишь потому, что она выше по статусу. Ты был опасен псам, грызущимся за власть, но в то же время твой клан отступил от правил, по которым жили все мы. Ошеломлённый подобным признанием и тем, с какой долей откровенности Би-Хан поделился своими знаниями, Томаш присел на огромный валун и скрестил пальцы на руках в замок. Вот так новости! Он оказывался не простым заложником клана, а самым ценным, настолько ценным, что, вероятнее всего, именно по этой причине Лю Кан не позволял воинам Лин Куэй участвовать в турнире, которым бредил сам Би-Хан. Но почему тогда Бог Огня так легко поступился его семьёй и родными? Почему позволил жить в клане, зная, что его место во Внешнем мире? — Всю мою жизнь я думал, что ты ненавидишь меня. Презираешь и отталкиваешь. Что ты издевался надо мной, понукал, делал из меня просто посмешище. Мне было так больно от твоей грубости и отстранённости, что я не знал, как мне вынести жизнь с тобой под одной крышей. Я несколько раз думал сбежать! И оказывается, я был неправ? Ты заступился за меня, когда меня почти застукали с Ван Линем — это тоже было по этой причине? — Я старался сохранить твою жизнь даже когда мы пошли в замок Инь. Давая тебе незначительные поручения и задания, я просто хотел оградить тебя от случайной и нелепой смерти. У меня не сразу нашлись слова, чтобы объяснить тебе всё. Я думал, как сделать это, чтобы мои люди и Старейшины не заподозрили меня в том, что я… Томаш пригладил ушко кота, всматриваясь в его мордочку с особым вниманием и терпеливо выжидая, когда названый брат закончит фразу. — Вообще они думали, что я в тебя втюрился. Идиотское предположение на самом деле, потому что у меня на тот момент было очень много женщин. Каких я только мог пожелать! — гордо фыркнул зверь, прикрывая веки. — Ты? В меня? Я бы очень этому удивился, — ощущая некоторую неловкость и смущение, тихо хмыкнул Врбада. — Такой гордый человек не смог бы влюбиться в такого, как я, как бы мне самому ни хотелось этого. Я знаю, что ты присматривал за мной, пусть и в таком специфическом стиле, но я чувствовал, что ты небезразличен ко мне. — Но-но! Не думай, что я оказывал тебе какие-то особые знаки внимания. Просто мне очень было важно урегулировать историческую справедливость и вывести Лю Кана и моего отца на чистую воду. Теперь ты видишь, что божку нельзя доверять? — Женщины, Би-Хан? — Томаш снова удивился, пропуская мимо ушей всё сказанное, выцепив для себя что-то, что резануло его слух куда больше. — Ты же говорил мне совсем другое. Когда ты понял, что ты не такой? Би-Хан прикусил кончик язык, совсем позабыв, что свой торжественный каминг-аут он давным-давно совершил под натиском боязни оказаться запертым в ванной, где было так много проклятой воды. — Когда? Ну, когда понял, что у меня есть определённые потребности и… да какая разница? Ты что, книгу обо мне писать будешь? Просто я понял, что с женщинами я не получаю столько удовольствия. Словно их тела просто созданы, чтобы ими только пользовались. Но это наскучивает, — кот медленно выполз из-под плена отогретой его телом формы и скользнул на землю, невинно поигрывая лапкой с камешками. Животное выглядело вполне бодрым, хотя и излишне помятым. — Мне сказали, что ты звал меня, когда тебе было очень одиноко, — решил подтрунить над строптивостью криоманта Томаш, мягко улыбаясь. Би-Хан снова пытался привычно увернуться, избежать откровенного разговора и не досказать того, что он держал в себе. — Кто бы ни был твой осведомитель, ему было бы неплохо укоротить язык, а ещё лучше — глаза выколоть, — фыркнул пушистый обормот, придавая себе самый независимый вид. — Так, значит, было? — Отвали! — Ты дрочил на меня? — встал с места Томаш, прищуриваясь, сложив руки на груди, чтобы показать всем видом, что он не верит ни единому кошачьему мяву. Кот в ответ на это только нервно подёрнул хвостом и слегка прижал уши. — Вот же привязался… — пробормотал Би-Хан. — Что за жаргон? Дрочил… даже звучит мерзко. Мне что, дрочить больше не на кого, что ли? — Мерзко или нет, но ты хотел, чтобы я был рядом. Верно? Би-Хан, хватит отталкивать меня. Я хочу получить ответы… — Прямо сейчас, когда за нами гонятся Ян Шень и его подручные? — раздражённо огрызнулся кот, притопнув от негодования лапой. — Да. Прямо сейчас. Я настаиваю, — не отступал Томаш. — Боги, дайте мне силы не вцепиться ему в рожу ещё раз! — взмолился кошак, поднимая глаза к небесам. — Ладно, один раз было! Но это ничего не значит! — Би-Хан, перестань, ты ведь понимаешь, что значит. Ты мог выбрать любого воина из клана, чтобы удовлетворить себя — никто бы не посмел тебе отказать. Только не говори мне, что ты ждал, когда я сам приду к тебе. Я с подросткового возраста понял, что эта задачка — со звёздочкой, так что мне моя жизнь была как-то дороже одной ночи с тобой. — Не сомневаюсь. Кстати, я и не навязывался, — кот засеменил по дороге в сторону скал, деловито виляя попой и прихрамывая на одну лапу. — У тебя и так каждую ночь было слишком много утешителей. Я заколебался караульных менять, подлый ловелас! Уж и не знаю, какими словами мне приходилось объясняться с отцом из-за твоих проделок. Заметь, я уважал твой выбор и не вмешивался! — Я не мог ими утешиться, кот. Ни с одним из моих мужчин у меня не было ничего, кроме секса. Если тебя это утешит, то я представлял тебя, когда трахал их, — простодушно признался Томаш, следуя за своим пушистым проводником по тропе вверх. — Бедняжка! Принцу не хватало любовников! Главную игрушку для утешения не доставили прямо в покои! Что, нельзя было просто подойти ко мне и сказать ртом? — злобно ёрничал Би-Хан, начиная злиться, что его вообще раскрутили на такую тему. — И как бы ты отнесся к тому, что я пришёл бы к тебе и сказал, что люблю тебя, что хочу быть с тобой вечность и что никто никогда не заменит мне такого, как ты? — Томашу было нечего терять: на фоне того, что он уже пережил за сегодняшний день, этот разговор становился для него последней чертой. Он мог потерять Би-Хана навсегда, остаться неутешным и снова пуститься в побег в обьятия вина и случайных связей. Он почти убил свою любовь в буквальном смысле. На глаза снова предательски наворачивались слёзы, но будучи обученным брать под контроль свои эмоции, Смоук сделал глубокий вдох. По кошачьей спине словно прошлось электричество и шерсть внезапно встала дыбом. Би-Хану только что признались в любви, громко, несвязанно, неуклюже, но откровенно. Так значит, чувства настоящие и всё же взаимны? Кот замер, не решаясь ступить дальше и шага. Он слышал, как дрожат плечи Томаша, как все его тело словно дёргает от неуверенности и страха быть в очередной раз отвергнутым. Только в этот раз это далеко не братские чувства, а те, что лежат куда глубже. — Я люблю тебя, Би-Хан. И я сойду с ума, если потеряю тебя ещё раз. Я очень испугался, когда увидел, что сделал с тобой… своими же руками… Я подумал, что мне нет смысла больше скрывать от тебя это. Это сильнее меня. Я-люблю-тебя! Каждое слово отдалось в кошачьей голове как колокол, разнеслось по телу, проникнув в каждую клеточку. Би-Хану даже показалось, что заклятье должно было спасть после такого громкого признания, а над небесами прорезаться раскатами грома или, может быть, даже смехом самого Лю Кана. Но ничего такого не произошло, он всё так же находился в своем глупом маленьком теле. — Ты… любишь меня? — тихо и недоуменно пробормотал экс-криомант. — После всего, что я делал? Вздор! Смоук подбежал к коту, подхватил его мягко под животик и уложил себе на грудь, стараясь смотреть ему в глаза. — Не вздор. Я правда люблю тебя. Ты… чувствуешь что-нибудь ко мне? Ведь так? — заискивающе всматривался в голубые бездонные очи зверя воин Дыма. — Ну… может, чуть-чуть, — недовольно проворчал Би-Хан, крутя головой и не желая поддаваться на очарование Смоука, как какой-нибудь простак. Но маленькое сердце билось так часто, что практически выдавало его с головой и ушками. Кот тяжко вздохнул: — Я ещё не понял. Да и как в этом теле я вообще могу что-то понять? Ты же не зоофил, надеюсь? — Ничего, я дождусь ночи, чтобы увидеть тебя самим собой. И я не дам тебе сомневаться в том, что я люблю тебя. Я докажу тебе это на деле, — сверкнул глазами Врбада, чмокнув кота в носик. Зверь фыркнул, но на его выразительной мордочке Томаш смог считать настоящее, неподдельное смущение. — Дурак… — тихо пробормотал чёрный кот. — Нашёл в кого втюриться! Я не заслуживаю этого… Он отвернул мордочку, крепко стискивая челюсти. Было понятно, что он всё ещё не верил в то, что его такого хотя бы кто-то мог полюбить. Тем более Би-Хан слабо верил в счастье, что именно Томаш выбрал его в качестве объекта своей любви. — Давай лучше о насущном, — перевёл тему экс-криомант. — Портал через сто шагов, усами чую. Но нам придётся уничтожить его, чтобы Ян Шень не смог последовать за нами. У тебя есть что-то из твоего привычного арсенала? — Да, конечно. Я поставлю растяжку. Не переживай, — губы Томаша были так близко, Би-Хан ощущал тёплое дыхание. — Так, стоп! — кошачья лапа закрыла рот Смоука, и тот озадаченно скосил свой взгляд на неё. — Давай не так быстро? Я старомоден, знаешь ли, за мной ещё поухаживать надо бы приличия ради. Это тебе не клан! Я привык, чтобы меня добивались, — гордо фыркнул чёрный зверь. — Шоглашен, — пробубнил через закрытые сильной лапой губы Томаш. Мастер Дыма быстро поставил растяжку, приделав часть металлической струны к своему ботинку. Бомба сработает не сразу, у него будет пять-шесть секунд, чтобы развернуться и выпасть в портал. Перехватив кота под попу, воин кивнул сам себе для бодрости и решительным прыжком залетел в спираль портала. Отдалённо он слышал, как разрывает пространство громкий хлопок, как вибрирует по жёлобу магической спирали ряд разрушенных цепей заклинания. — Не успеем! — в панике вскрикнул Смоук. — Успеем, — заверил его кот, бесстрашно всматриваясь в раскрывшиеся лепестки выхода, где уже виднелись знакомые ему пейзажи. Смоука выпихнуло из портала жёстким толчком в спину, кот машинально вылетел из его рук и приземлился на все четыре лапы, плюхнувшись в мягкую жёлтую листву, собранную в большую плетёную корзину. Сам же воин Дыма упал лицом вниз в песок — кажется, портал вынес их в сад камней храма Белого Лотоса. Спасибо и на том, что не в пруд или куда-то, где было бы не очень хорошо оказаться после такого славного побега. — Томаш?! Этот голос было невозможно не узнать. Рейден! Всё такой же заботливый и добрый. — Клан в осаде. На нас напали вампиры, Куая укусили, потом я… потом они… — воин Дыма уже едва ворочал языком от усталости: кажется, портал высосал у него последние силы. — Ты ранен? Твои руки! О боги! Лао! Лао! — окликнул своего брата по оружию чемпион. — Смоук ранен! — Всё в… порядке. Я просто немного устал. А где Мао? — Томаш обеспокоенно стал рассматривать каждый уголок. — Да здесь я, — проворчал Би-Хан, выплёвывая из пасти жёлтый листик. — Жив. Цел. — Это твой питомец? — Рейден подошёл к корзине и выудил незатейливого котейку из груды листьев. — Кажется, он тоже ранен. У него кровь на шерсти. — У-ти, какие мы догадливые! — издевательски ёрничал Би-Хан. — Шляпа мозги не жмёт случайно? Рейден бережно опустил кота на землю, не понимая, с чего животное вдруг стало угрожающе мяукать. — Кажется, я его не очень осторожно взял и сделал больно. Прости, котик. Может, тебя покормить? — Да не мешало бы, электрод ходячий, — ворчал кот, на что Смоук только тихо улыбнулся. — Рейден, нам срочно нужно увидеть Лорда Лю Кана и доложить ему о том, что происходит в клане, — торопливо проговорил Смоук, медленно вставая и отряхиваясь. — Боюсь, что Лорд Лю Кан не сможет вас принять, — прозвучало откуда-то сбоку. Кун Лао вышел из-за деревьев, где ему надлежало собирать опавшую листву. Но, по своему обыкновению, хитроватый мастер метания шляпы заснул, пока его не разбудил громкий окрик друга. — Рад тебя видеть, Томаш. Что стряслось? Все трое мужчин стали жать руки друг другу, на что кот только фыркнул. — Шляпники… Глаза Кунг Лао расширились, он стал искать источник звука, но не обнаружил ничего, кроме большого чёрного кота, который невинно вылизывал свою лапку. — Это чучело с тобой, что ли? — ткнул пальцем в сторону зверя Лао. — Сам ты чучело! — взвился кот. — На себя посмотри, сельская шавка! Рейден услышал только очередное недовольное раздражённое мяуканье, в то время как Лао понял каждое сказанное котом слово. — Знаешь, Рейден, у меня, кажется, солнечный удар, — мужчина с силой стал растирать глаза основаниями ладоней. — Давайте пройдём в дом и выпьем чаю. — Я бы с радостью съел что-нибудь, — смущённо пробормотал Смоук. — О! Тебе повезло, мы налепили баоцзы сегодня утром. А что будет есть твой пушистый друг? Может, налить ему молока? — любезно спросил чемпион. От кота не ускользнул тот момент, что Рейден старается не просто быть ближе к Смоуку, невзначай касаться его, а куда больше! Глаза юноши горели таким огнём обожания, что Би-Хан мог бы поклясться, что в груди Томаша он бы с большим успехом смог прожечь сердечки. — Себе налей молока, шляпа, — процедил сквозь зубы кот, чем вызвал снова странное поведение у Кунг Лао. Тот как ошпаренный отпрыгнул от кота на метр, зачем-то его перекрестил и прошептал какое-то старое заклинание от нападения демонов. Би-Хан решил, что это весьма странно, если Лао его расслышал. Не может быть так, чтобы этот насмешливый парень испытывал к великому Саб-Зиро какие-либо трепетные чувства. И тем не менее не стоило думать, что поведение Лао было продиктовано только лишь одной неприязнью к котам. Здесь было что-то ещё…