А Кот пришёл, мой Кот пришёл назад

Би-Хан слишком хорошо помнил прошлый день, первое обращение в человека — когда, с чего и как это началось. В тот раз перевоплощение вытянуло из него практически все силы, заставляя, как обожжённого со всех сторон пламенем горемыку, кататься по полу и выть, едва борясь с желанием содрать с лица зудящую кожу, по которой волнами прокатывалась судорога от втягивающейся под эпидермис чёрной шерсти. Каждая клетка его тела менялась, преобразовывалась и обжигала болью, словно карма настигла его и не пускала до тех пор, пока агония вращающегося в теле увенчанного копьями колеса сансары не заставляла сожалеть о содеянном в пылу мести и эгоистических порывов. От мук тела, слабого и уязвимого в момент перехода из меньшей формы в большую, Би-Хан успел вспомнить все свои грехи и сто раз пожалеть о них. Но выдать себя криками, подобными тем, что исторгают из себя подверженные жутким пыткам пленники, воин Льда не мог. Безумие агонии, прошивающей всё тело миллионами иголок, заставило с отчаянием искусать зубами мягкий угол дивана, оставляя на нём глубокие вмятины, в попытке заглушить собственный крик и завывания. Он думал о чём угодно, о том, что жизнь его была скупа на радости, что нежные ласкающие руки в его жизни были только небольшую часть детства, когда мать обнимала его, прижимала к себе, а он, неутешный от долгой разлуки с самым родным человеком, целовал её пальцы и всё умолял, чтобы она сказала отцу остановиться… «Мама… мама!» — он думал о ней, её тонком худощавом лице, белой, как мрамор, коже, серо-зелёных глазах, что обрамляли тёмным опахалом ресницы. Она была красивая, утончённая женщина, которая слыла опытным воином и очень сильным криомантом по линии рода своей матери. Но это не спасло её от неизведанной болезни, которой были подвержены все представители династии Драконов — она растаяла с первым вешним снегом, в марте. Ушла с последним вздохом, просочившимся в комнату тёплым весенним ветерком, пением вздорных, пригретых солнечными лучами пташек. Измученная и смирившаяся, она так и застыла, отвернув голову в сторону широкого окна, за которым было слышно, как отчаянно и злобно тренируется её первенец, Би-Хан, в надежде, что она позовёт его в случае неотвратимой беды. Старший сын был очень привязан к матери, она в шутку называла его «мой хвостик» и трепала по макушке, взъерошивая тёмные, как у неё, волосы. Он боготворил мать, вечно боялся потерять связь с ней, и когда она, благосклонная даже к чужому ребёнку, пришлому из фракции некогда союзной династии, пригрела и его, стал жутко ревновать. Его ревность доходила до абсурда, до строгих порицаний со стороны наставников и отца, но Би-Хан продолжал сбегать к ней, укрывая в родные ладони лицо, пряча свою хрупкую суть от мира, который требовал от него неукоснительного повиновения и соответствия небывалым ожиданиям. Она жалела его искренне, понимая как никто другой, что власть и политика этому ребёнку были не нужны, что он наделён душой авантюриста, для которого были не чужды понятия справедливости и милосердия. Пока она была жива, Би-Хан был далёк от лицемерия и политики клана — мать брала это на себя, пока её сопротивление не стало неудобным. Нет. Ни одна боль в мире не сравнится с опустевшим вмиг сердцем, когда холодные руки смерти вырывают последнее святое воспоминание об ушедшем человеке, а слёзы, что горячим потоком делят лицо на две части, никогда не смогут быть горче, чем осознание, что последние невысказанные слова разобьются о равнодушный до чужих излияний могильный камень. Би-Хан горел, то припадая к кушетке в комнате Смоука, то скатываясь на пол, вытанцовывая каждым мускулом безумную пляску лихорадки перевоплощения. Когда же кости криоманта увеличились в размерах и распрямились, вытянулись согласно его телесной конституции и привычному облику, Би-Хан ещё долго не мог прийти в себя — лежал на полу, будто выброшенная на берег рыба, и судорожно хватал прерывистыми глотками огромные порции воздуха, раздувая ноздри так широко, словно бык на корриде. Сердце заходилось и стучало у самого горла, с лица градом тёк пот. Превращение завершилось… Вспотевший и обессилевший, мужчина искал глазами хотя бы что-то, что смогло бы принести ему временное облегчение, отвлечь от ощущения собственной никчёмности и беспомощности в ситуации, которую он никак не мог контролировать. Он кое-как протянул руку к бедру, неосознанно понимая, что что-то всё же пошло не так, и нащупал проклятущий кошачий хвост. С яростью ударив тыльной стороной кулака по полу от негодования и злости, он прижал ладони к лицу в попытке, как ребёнок, спрятаться от кошмара, что преследовал его бесконечными испытаниями. Первая трансформация не получилась должным образом — значит, мало он сделал за этот период, чтобы получить полноценный человеческий облик. Лю Кан, чёртов божок, говорил, что поможет, но, как этого и стоило ожидать, снова только глумился да потешался над ним. Однако посредством логических измышлений Би-Хан где-то догадывался, что причиной его несчастий, вероятно, стал не Лорд Огня, а тот, кто был заинтересован в усилении Лин Куэй даже больше, чем сам Грандмастер клана. Но кто? Кошачье зрение, которое так и не покинуло его даже после трансформации, зорко вцепилось в царапины на стене возле старинного платяного шкафа — там было слишком мало пыли и много подсказок к тому, что мебель не единожды сдвигали, перемещали с какой-то целью. Характерные повреждения на полу, пускай и незаметные для слуг, указывали на скрытый от глаз тайник, которым, вероятно, пользовался третий сын, как и любой человек, имевший свои маленькие секреты. Кто бы мог подумать, что это были сигареты! Тонко и пронзительно-терпко пахло жёсткими нотками крепкого табака — знакомый запах, которым были пропитаны некогда одежды мадам Бо, что частенько тренировала Би-Хана, сидя под раскидистыми ветвями персикового дерева. Сильная и несгибаемая наставница, смело покрикивающая на старшего наследника, всегда улыбчивая, с задранным вверх уголоком левой стороны губы, в котором вечно торчал сигаретный окурок. Изначально Би-Хан относился к ней с презрением и не испытывал ровно никакого трепета и почтения. Чему его могла научить женщина? Но со временем он проникся к её наставлениям и спешил с неменьшей охотой оказаться на скрытом от чужих глаз заднем дворе её скромного жилища в поселении клана. Би-Хан очень хорошо помнил, как однажды отчаянно выкрал у наставницы целую пачку сигарет, а потом самостоятельно учился курить, находя в этом что-то взрослое и недоступное для остальных подростков. Ему хотелось непослушания, бунта и признания своих прав на то, чтобы успокаивать себя хотя бы такой мелочью. Конечно же, этой краже и протесту поспособствовало одно обстоятельство, которого Би-Хан при всём своём желании избежать никак не мог, — посвящение в воины. Об этом ритуале умалчивал даже досточтимый отец: отмалчивался до последнего, пока Би-Хана не привели в зал пред грозные очи всего Совета Старейшин, где его осматривали, словно породистого щенка, изучая мускулы, сухожилия и кости, задавая странные и неоднозначные вопросы о качестве его тренировок на манекенах. Юный криомант отвечал строго по протоколу, но душа его металась от предчувствия беды, способной пошатнуть его сознание. С одной стороны, он радовался великому дню инициации, посвящения в воины клана, и в его наивных представлениях это был всего лишь экзамен на скорость, ловкость и умение руководить небольшими отрядами. Но истина оказалась куда более жалящей в глубину его юношеских мечтаний о приключениях и героизме. Лицемерное заявление о том, что Лин Куэй — это такая героическая организация, имеющая священную миссию очищать Земное царство от скверны других миров, было абсолютным враньём. Криомант, чьи тренировки и обучение строились на строгих правилах в угоду служению Лю Кану, внезапно осознал это, когда в его руки лёг свиток с именами людей, предавших идеалы клана и позволивших себе роскошь самостоятельного и независимого существования за пределами Лин Куэй. Воины, чья сила превышала человеческий потенциал, были обязаны по исполнении шестнадцати лет доказать свою пригодность — пройти обряд инициации, суть которого скрывалась до самой даты воплощения этого древнего ритуала. И вот сейчас, когда в руках юного криоманта лежал свиток с именами предателей, а отец с воодушевлением смотрел на своего отпрыска, в груди Би-Хана похолодело. Ликвидация. Убийство. То, чего он ждал, питая слабые надежды, что процесс инициации будет связан со славным походом на земли Внешнего мира, где он сразит чудовищ, угрожавших Земному царству, но на самом деле… убивать ему придётся неугодных клану бывших членов Совета. Он не мог ослушаться, возразить или отказаться от этой миссии, его мозг был отравлен желанием получить одобрение отца и Старейшин; в конце концов, он должен был стать примером для братьев и сверстников, что шли за ним и равнялись на него. Горечь разочарования и несправедливости больно укололи его пока что детское представление о гордости и чести воина Лин Куэй. Би-Хан в то время слишком сильно верил в свою неуязвимость и не знал, что вспарывать тупой кромкой льда живую плоть, в отличие от манекена, — куда более грязная и весьма трудная задача. Ледяной кинжал вонзился в тело отступника клана, на которого молодого ниндзя вывели заранее, будто он был шальным охотничьим псом, не так, как себе представлял Би-Хан. Лёд не способен убить, если он не вгрызается в тело с небольшого расстояния при прикосновении к шее или если не обрушивается на противника с высоты более четырёх метров. Юный Саб-Зиро никогда не забудет своё разочарование, когда вместо распарывающего эффекта идеально созданным ледяным кинжалом добился только небольшого тычка, который не прошёл даже сквозь неплотную одежду цели. Это удивило и обескуражило криоманта, заставив пропустить несколько болезненных ударов по корпусу, после — по голове и лицу, и когда он догадался, что для его ледяного кинжала самой уязвимой частью будут являться глазные яблоки, бывший член клана уже занёс над ним огромный нож. Мгновение отделяло наследника Лин Куэй от смерти; он ошалело и разъярённо закричал, выкинув перед собой руку с вырвавшимися из ладони острыми шипами льда, и противник — старик, чья жизнь и так висела на волоске времени, — рухнул прямо на него, пачкая вязкой алой жидкостью, шепча предсмертные проклятья. Би-Хан не так представлял себе процесс отъёма жизни, он не понимал, почему его стало мутить, а в конечном итоге просто вырвало желчью от сильнейшего стресса. Не было в этом убийстве ничего героического и красивого — скорее циничное, ничем не отличающееся от обычного нападения на безответного старика действо, что лишило душу её целостности, забирая невинность и веру в себя. Неоправданная жестокость, не описанная ни в одном романе, где герой побеждал зло — и оно будто отступало от мира. Глупые, навязанные литературой мечты вмиг сгорели в агонии стыда, ожидания наказания свыше за впустую отнятую жизнь. Старейшины не позволили этой токсично-праведной мысли проникнуть в пока ещё страдавшее муками совести нутро — после инициации Би-Хану было разрешено сопровождать отца на подобные миссии, где кровь лилась рекой, застилая глаза разума в противоестественном желании отработать свои навыки на живых мишенях. Мадам Бо не наказала его за хищение сигарет — она помнила, чем для ученика обернулось посвящение в воины. Неудивительно, что он искал способ утешить себя после того, как отнял ни в чём не повинную жизнь своей первой жертвы. Сигареты стали тайной связью понимания между учителем и учеником, пускай и не доставались Би-Хану очень часто. Шифу Бо Рай Чо стала для наследника клана второй матерью, которая пыталась дать подростку не хватавшего внимания, но Би-Хан был слишком замкнут, и ещё больше он стал таковым, когда осознал, что ничто из того, что он бы хотел изменить, ему не доступно. За спиной стоял строгий отец, а рядом с ним братья, смотрящие в рот Главе клана. Прошлая жизнь — в запахе табака, в разодранных грубым древком копья кровавых мозолях на руках и внезапно подбадривающих тёплых ладонях мадам Бо на спине. Наставница покрывала маленькую пагубную привычку криоманта, а он докуривал до фильтра, потом с невозмутимым видом зажёвывал листком тимьяна или мяты и, благодарно кивнув головой на прощание, уходил прочь. Уходил, содрогаясь от мысли, что всё ещё не достоин быть во главе клана. Изъяны Би-Хана пугали его самого — он совершенно не хотел понимать и принимать тот факт, что, несмотря на свою уникальную силу и статус, он всего лишь человек. Мадам Бо пыталась вразумить его, но ничего, кроме презрительного смешка, не смогла толком добиться от душевно израненного ученика. Жизнь воина, который не мог поменять свою судьбу, принимая за единственный глоток свободы пару затяжек перед тем, как окунуться с головой в новый гнущий к земле груз чужих ожиданий и ответственности за жизни и даже смерти. Бо Рай Чо не смела винить этого молодого человека в излишней нелюдимости и жестокости — его таким сделали, чтобы он решал свои задачи и приносил пользу Лин Куэй. И сейчас, когда он переборол припадки жуткой боли от перевоплощения, этот терпкий запах сводил судорогой зубы — настолько сильно хотелось затянуться, успокоив затяжкой тревогу и танцующие мелкой дрожью руки. Нюх подсказывал Саб-Зиро, что где-то за шкафом, в небольшом углублении, лежит уже початая пачка сигарет, которую он тут же жадными трясущимися пальцами выудил из схрона, раздербанил, нервно чиркая немного отсыревшими спичками, и долго раскуривал, жадно всасывая через сигарету воздух. Дым проник в лёгкие, обнял запахом прошлого изнутри, заставляя плечи опуститься, а писк в ушах — поумерить свой настоятельный гул. Больше всего в этот момент Би-Хана удивил тот факт, что его ладони и пальцы были такими тёплыми, словно он лишился сил. В мозгах закралось тревожное подозрение, что его сила его покинула, теперь уже необратимо и навсегда. Он пару раз на пробу щёлкнул пальцами, как делал это обычно, желая вызвать ползущий по стене иней, но ничего сверхъестественного не произошло. Это напугало… Взъерошенный и голый, он ходил по комнате, отчаянно хлеща себя длинным гибким хвостом, пытаясь понять, по какой схеме ему теперь жить дальше. Он больше не может призывать свою стихию, выглядит до ужаса неприлично, а из всех обитателей Лин Куэй понимать мог его только строптивый и своевольный Смоук, для которого он так и не нашёл никакого полезного применения. К тому же мотивов, из-за которых Смоук не выдал его Куай Ляну, Би-Хан до конца не знал. Теплилась хрупкая надежда, что Врбада не глуп, хотя и не станет выступать парламентёром какого-то там волшебного кота, но точно не будет сталкивать братьев между собой, хотя бы из соображения нелепости такой битвы. Проходя мимо зеркала и завидев в нём своё отражение, до глупости нелепое и унизительное, криомант разъярился настолько, что в ровную отражающую гладь стекла полетела ни в чём не повинная чайная пиала. Чуть не изранив нежные стопы осколками, он ходил взад-вперёд, скуривая сигареты одну за одной, пока не осознал, что жутко устал, что не знает, что ему делать дальше. Он сел на кровать, накинул на голову одеяло и закрыл лицо руками, прячась от себя, окружающего мира, своих мыслей, которые никак не желали вязаться с новым обликом. — Как японская школьница, вашу мать! — сквозь отчаянный рык воскликнул он, закрывая чёрные ушки одеялом и превращаясь в неподвижный холмик. Руководить кланом в таком виде он не мог, связаться с надёжными и преданными людьми тоже — их просто не осталось за год идеологических чисток и проверок на лояльность. Деспотичная власть рано или поздно из дисциплинарных решений превратилась в диктатуру без права защититься или оспорить. После предательства братьев Би-Хан предпринял все возможные действия, чтобы предупредить влияние вольнодумства и карательными мерами добиться полного подчинения. А сейчас многие будут сильно обрадованы неполноценности Саб-Зиро и его унизительному внешнему виду, который никак иначе и не назовёшь. Кто он теперь? Кошко-мужик? Котодемон? Оборотень Бакэ-Нэко? Отдел магической защиты входил в состав Технического отдела, которым руководил Сектор, но кто даст гарантию, что бывший союзник не является пособником сложившихся обстоятельств? А может быть, просто именно сейчас проклятья обиженных им людей достигли ушей богов, и Би-Хан вынужден платить по счетам. Так он думал, пока не заслышал голоса на тренировочной площадке — Смоук вернулся, разговаривал с братом. Значит, первым, кто увидит его в таком нелепом образе, будет Смоук. Какое унижение… И всё же это только малая плата за то, что он сотворил с кланом за этот год. Сам — своими руками, породив цепочку ненависти и презрения. После дезертирства родного брата некоторые адепты клана бежали, разделив такую же участь быть беженцами и предателями, остальные же предпочли опасаться бесноватых приказов, не имея возможности переправить с собой свои семьи и близких. Саб-Зиро мог быть в таком расположении духа, когда карательные отряды не смотрели ни на статус, ни на заслуги даже самых приближённых воинов — здесь традиционное почитание Грандмастера сыграло с людьми плохую шутку. В конечном итоге паранойя и ожидание череды предсказуемых предательств сделали из клана подобие государства с деспотичной диктатурой, и Би-Хану пришлось как можно быстрее внедрять свой план по реорганизации и усовершенствованию, как о том его давно просил Сектор. Новые горизонты и возможности, полное взаимодействие с цивилизованным миром и изучение его как основа для развития! Вот о чём мечтали бунтари-одногодки. И они пришли к успеху, как только пережитки старого клана убежали вместе с тем, кто их так тщательно пытался сберечь. Куай Лян стал символом упадка, дикости и возвращения к рабскому положению по отношению к каким-то там убогим шаолиням культа Лорда Огня. Началась огромная и трудоёмкая реорганизация всех людей клана. Их пришлось обучать с нуля: объяснять им модели современной жизни, даже выпускать под присмотром в современные города, где они набирались честной и неподдельной мотивации, чтобы сидеть в новом учебном центре Лин Куэй и постигать современный быт и блага. Магия на какое-то время отошла на второй план, уступая место простой и незатейливой технике, настолько комфортной и упрощающей жизнь, что воины и их семьи удивлялись, как долго могли обходиться без всего этого. После значительных и весьма быстрых нововведений адепты и их семьи не только успокоились, но и приняли новшества с оттенком нескрываемой благодарности. Производительность клана выросла, людям стало куда проще получать знания и отдаваться делам клана, не тратя время на обустройство быта, стирку, заготовки на зиму и прочую ерунду. Грандмастер был настолько щедр, что позволял под подписку посещать цивилизацию с целью получить больше знаний о родном Китае. А некоторым особо рисковым воинам Лин Куэй удалось за год даже наладить собственный бизнес или войти в составы огромных корпораций, чтобы заполучить власть ещё и там. Лин Куэй раскручивал щупальца как гигантский спрут и проникал туда, где раньше ему было сложно достать новые для себя горизонты. Би-Хана не сильно волновали возможные исчезновения предателей теперь — Сектор озаботился тем, чтобы каждого члена клана чипировали, так что любое желание покинуть Лин Куэй автоматически означало уничтожение для всей его семьи. Один нёс ответственность за всех…

***

До своего первого перевоплощения, сразу после разговора с Лю Каном на крыше восточной башни, пока Томаш был в Фенцзяне, Би-Хан вернулся в комнату, осознавая, насколько сильно устал и как важно для него было получить доступ к месту, где достаточно безопасно, чтобы выспаться. Злости экс-Грандмастера не было предела — божок посмел хвалить его за проделанную работу, подсчитал количество хороших дел и, выводя в воздухе над кошачьей головой золотой кистью, ставил непонятные символы и глифы. Лю Кан заверял, что это снимет с него часть проклятья, но гарантировать полный успех не мог. Золотая кисть Бодхидхармы могла только немного помешать действиям чар, дать время, чтобы те не захватили власть над проклятым, но от самого недуга не избавляли. Самая первая их встреча с Лю Каном после превращения Би-Хана в кота была весьма нелепой и унизительной — Грандмастер лежал под дождём на холодном могильном камне в фамильном святилище и дрожал от страха, как дрожат все испуганные существа подобных размеров. Переживший переход в малую телесную форму, поверженный, ничего не понимающий и измождённый, он тихо плакал, обнимая чёрными когтистыми лапками монумент над могилой матери — единственным пристанищем, где он часто искал утешения и понимания. Лю Кан приблизился к Би-Хану со стороны фамильной усыпальницы, как обычно, укутанный в тёмный широкий плащ, скрывающий его истинный лик, и назидательно уставился на несчастное животное. — Би-Хан… — Уйди… — Я предупреждал тебя, Би-Хан. — Я сказал, ПОШЁЛ ПРОЧЬ!!! — сила голоса кота перекрыла даже шум завывающего пронизанного дождём ветра. — Я всё знаю. Ты отказался от его предложения и выгнал прочь. Его месть была бы куда хуже, если бы он решился убить тебя. Больше в содеянном подозревать некого. — Ты любую хрень хочешь объяснить проделками личного врага, Лю Кан. А я вот уверен, что это твоих рук дело! У тебя всегда была замена мне. Иди теперь к своему Скорпиону, давай, сделай так, чтобы мой брат получил повод насмехаться и глумиться надо мной! Думаешь, я не знаю, что вы устроили на меня охоту? Что преследовали, ходили по пятам, питая только жажду мести. Это твоё справедливое царство, Бог Огня? Я хотел всего лишь свободы и справедливости для своей семьи! Ты никогда не вдавался в подробности, что такое Лин Куэй, ты не понимаешь, какое сборище змей мне приходилось дрессировать, чтобы привести свой клан в будущее, которое они заслужили! Или тебе правда нравилось держать дикарей на тонком поводке подле себя? — Ты мог обсудить это со мной, — вкрадчиво произнёс бог, подходя совсем близко, чем заставил чёрного кота резко подобраться и выгнуть от ярости и страха спину дугой. — С тобой?! С тем, кто мог пропасть на пятьдесят лет, а потом вернуться словно ни в чём не бывало? С тобой, кто столетиями отравлял умы моих предшественников, заверяя их в том, что их жизни понадобятся для ратных походов против чудовищ из чужого мира? Мой отец слепо шёл за тобой, лишая всех нас права жить как все нормальные люди! А я стал всего лишь очередным вышколенным тираном, которому так и не удалось донести даже до родного брата причину своих поступков. Ты правда считаешь, что я предал Земное царство? Я оставил всех вас в покое, даже закрыл глаза на непосредственную близость твоего Храма и Академии Ву Ши, запечатав порталы. Или ты правда думаешь, что успел бы защитить всех в одно и то же время, вышли я к Кейджу, якудзе и фермерам своих боевых магов высшего уровня? Скажи мне, лицемерный бог, хотя бы один твой чемпион пострадал от моей руки и действий? — Занимаясь подготовкой плана мести, которая продиктована ужасным чувством стыда за себя… думаю, рано или поздно это бы случилось. Ты настолько потерял контроль, Би-Хан, что тебя было не остановить. Но поверь, моей причастности в том, что с тобой произошло, нет, — прервал обвинительный тон разговора Лю Кан, по-отечески всматриваясь в голубые горящие гневом глаза зверя. — Ты как глупый подросток, взбунтовался именно тогда, когда нам так была необходима твоя помощь. Но… Я рад, что тебе хватило ума не присоединяться к финальной битве — ты отсиделся в четырёх стенах, выжидая, кто же из нас победит. Как видишь, победили мы. И твои попытки переломить этот исход не увенчались успехом. — Ты скрыл от всех песочные часы времени! Ты притворялся и лгал всем нам! Почему я обязан тебе верить? Почему ты не позволил мне вернуть братьев?! Ты отнял у меня всё! Мою жизнь, близких мне людей… — Ты сам сделал для этого всё, чтобы с тобой не желали иметь никаких дел. А часы и их потенциал никогда не должны попасть в плохие руки, и ты понимаешь это так же хорошо, как и я. Я устал спасать твою душу от Тьмы, Би-Хан, я верил в тебя больше, чем в остальных, но сейчас ты предоставлен себе сам, и я не властен помочь тебе. Если только… — Если только что? — кот отряхнул намокшую шубку и нарочно брызнул каплями воды, чтобы они разлетелись и попали на бога, но тот только едва сдержал улыбку, видя перед собой беззащитное, мокрое и трясущееся от холода животное. — Если только ты не изменишься достаточно, чтобы твоя душа освободилась от проклятья. Я постараюсь достать золотую кисть, чтобы частично сковать проклятье и хотя бы на время дать тебе человеческий облик, чтобы у тебя был шанс найти того, через кого ты смог бы измениться. Сам ты, увы, не справишься — слишком долго ты был одинок, а сердце твоё настолько покрылось льдом, что будет нелегко найти человека, способного помочь тебе измениться.

***

Разговор Би-Хан помнил ещё долго после почти месяца скитаний вблизи собственного храма в поисках того самого человека, который мог бы принять его в новом образе. Однако приближённые воины гнали его со двора, слуги швыряли в него утварью, прогоняя из комнат, а ближайшие друзья с гримасами отвращения и презрения приказывали затравить несчастного кота собаками. Его мяуканья никто не мог разобрать, как и призывов дать ему скудную еду, чтобы не помереть с голоду. Он был не просто проклят — мёртв для всех, кого он так старательно оберегал на свой лад. Слоняясь в ночной тьме, со временем он научился воровать, не попадаясь патрулям. Проказы, которыми он пытался привлечь к себе внимание как к разумному и понимающему человеческую речь существу, не увенчались ничем, кроме очередных попыток поймать прыткого наглого кошака. Всего пару раз его совершенно безвозмездно накормили рыбой дети. Взрослых не трогали ни его грациозный вид, ни великолепные выразительные голубые глаза, ни жалобное мяуканье — для них он был ничем, пустым местом, которого по закону и быть-то на территории клана не должно. И он понял, что нужно попытаться войти в доверие людей, каким-то образом обогнуть декрет о запрете котов и… выжить. Однажды, когда клан был поглощён привычной рутиной и суетой бытовых вопросов, Би-Хан шерстью ощутил, как за пределами стены раскручиваются ядовитые зелёные щупальца созданного неизвестным вторженцем портала. Он увидел это в своей голове так чётко и ясно, что тут же опрометью бросился на самый высокий конёк крыши, где застыл неподвижно между статуй богов-покровителей, коими традиционно украшались китайские дома. Визуально ещё ничего не успело проявиться, но Би-Хан видел сквозь пелену кошачьего тонкого зоркого глаза, как вокруг будущей высадки интервентов всполохами перемешивались зелёные завитки чужеродной «ци». В мудром мозгу моментально прокручивались варианты, кто мог быть настолько опрометчив, чтобы позволить себе роскошь нападения на Лин Куэй подобным образом? Внешний мир? Ватернус? Сейдо? Кто? Со всеми ними он был не в ладах и как Грандмастер занял очень шаткую политическую позицию: с одной стороны, никто не стал бы вторгаться в обход Лю Кана, с другой — после его перехода на служение только себе самому он стал считаться нейтральной стороной, преследующей только свои цели. Внешний мир в данном случае был представлен только сбежавшим гневливым генералом Шао, который был не в лучшем положении и предусмотрительно копил силы на удар по Сундо. Ватернус, как и Сейдо, были сами по себе, но тем не менее были приближёнными союзниками Шан Тсунга, того самого, от предложения которого Би-Хан неосторожно посмел отказаться. Кто? Кто из них? Дозорные не могли заприметить того, что видел в сером спектре зоркого зрения демонический кот — выученно шагая вдоль крепостной стены, воины не видели ничего подозрительного, рискуя быть первыми павшими от руки неизвестных нападающих. Би-Хана охватил дикий ужас, когда он понял, что защитный магический купол над крепостью Лин Куэй прогнулся, завибрировал и медленно, будто сахар в чашке чая, растворился под напором чужой магии. До вторжения оставались считанные минуты… Кот бросился к балкону, с трудом упёрся передними лапами в огромный горшок с широколапым цветком в нём и, тужась изо всех своих кошачьих силёнок, сбросил его прямиком перед ногами одного из патрульных. — Чёртов ко-о-о-о-о-от! — заорал в ярости воин, грозя нахальному животному кулаком. Би-Хан рисковал своей жизнью, но, знатно разозлив с десяток воинов и вынудив их снова гоняться за ним по всей территории клана, вывел их к месту, где уже проступали первые признаки вторжения. Би-Хан не мог понять, что это были за существа: шагали они с трудом, нелепо вытягивая перед собой посеревшие конечности, завывая на все лады, словно живые мертвецы, прихрамывая, медленно продвигались к стене. Их было много, очень много! Глаза их светились недобрым нефритовым блеском под стать тому, что источал из себя сам портал. В тот день нападение удалось отбить, живых мертвецов сожгли, а люди клана крепко задумались о слишком странном и необъяснимом поведении чёрного кота, которого чаще всего можно было разглядеть где-нибудь среди крыш, тенью прогуливающегося по самому краю. Старейшинам было доложено об этом случае, но те списали это на случайность, отмахнувшись от очевидцев как от чумы. Би-Хан не думал о том, чтобы заслуживать и выгадывать для себя прощение, нет, он боялся, что всё, что происходило с его кланом в его отсутствие, было только его виной. Высокомерная взбалмошная суть аристократа наконец-то узрела истину, за черту которой его никогда не пускали. Он вдруг понял, что не знал о людях клана ничего, кроме их имён, что был к ним слишком суров и жесток не из желания сохранить дисциплину и единство, а из страха быть низвергнутым и вычеркнутым из мыслей и сердец. Ребёнок, родившийся с серебряной ложкой во рту, вдруг с высоты кошачьего роста узрел истину будней своих людей. Когда они гнали его или когда проявляли милосердие даже в обход строжайших запретов. Люди — вот что было важно в Лин Куэй, а не его положение и статус в мире. Но понял он это уже слишком поздно, когда нападения приняли частый характер, а число убитых перевалило за тридцать человек. Чёрный кот приходил к домам, в которые внезапно постучалось тяжкое горе, и с ужасом слышал и видел то, какими словами разговаривали с семьями его высшие чины. Не было там ни сочувствия, ни сожаления, только циничная плата за потерю кормильца да пара личных вещей, чтоб семья продолжала трудиться и благоговейно служить интересам клана. Би-Хан оплакивал каждого павшего, ведь эти потери и жертвы не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось в его душе от осознания раскаяния, с которым было так нелегко примириться. Люди умирали, продолжая славить место, что даже после модернизации никак, кроме как тюрьмой, было назвать нельзя. Чёрный кот часто приходил на свежие могилы и плакал, прося прощения у молчаливых холмов, принося соболезнования и скорбя от чистого сердца. Как не видел он за своими амбициями горя, что окружало его плотным кольцом всё это время? Особенно Би-Хан не смог сдержать себя над убитым старым конюхом Суйро, что всегда был добр к нему, несмотря на риск быть уличённым в недозволительном потакании наследнику клана. Он терял тех, чьи интересы поклялся защищать, и его маленькая империя распадалась без него на ошмётки, отрывая куски веры в свои силы и в правильность принятых решений. Проклятье было даже не в том, чтобы существовать как обычный никому не нужный кот, а в том, чтобы видеть всё это и не иметь шанса что-либо исправить. Клан продолжали общипывать, будто плодородное дерево обклёвывали взбунтовавшиеся голодные птицы, что стаей садились на ветки войлочной вишни, чтобы собрать всё до последнего красного пятнышка в прорези густой кроны. Хуже всего было наблюдать похороны и закрытые гробы, за которыми шли процессии из нескольких семей. Клан был закрытым обществом, внутрь крепости было дозволено пускать только воинов, но жилые кварталы всё так же были населены семьями — жёнами и детьми, чья кровь вела своё начало от великих династий, покинувших некогда славные райские земли Эдении. Би-Хану предоставилась возможность слышать и видеть на том уровне, на который он с высоты своего статуса и власти редко опускался. И там, куда ему запрещено было ступать с малолетства, где простые дети его слуг и воинов играли в мяч, была совсем другая, невообразимо яркая жизнь. Чёрный кот слушал, что говорят о нём старики, сидящие в вечерней прохладе под низкими деревьями, о чём сплетничают вдовы и их невестки. Он понимал, что доверие этих людей и вера в него вот-вот пошатнётся, что многие, у кого старшие сыновья отправились в новый клан мятежного брата, на самом деле сделали из своих близких и родных заложников Лин Куэй. Один человек мог позволить себе побег и предательство, но вся семья была обречена на судилище и казнь в уплату не оправданного ожидания смирения. Вот к чему пришла его империя. И нет ему прощения даже после смерти. Что скажут над его могилой, когда земля поглотит крепкое, сильное тело? Кто пойдёт в траурной череде за его гробом? Скорее всего даже в этом ему откажут — скинут в яму, плюнут и кое-как засыплют, удушив насыпной холм типичным могильным камнем, к которому просто некому будет приходить. Тревожные мысли разрастались всё больше и больше, когда Би-Хан узнал, что после первого нападения и смертей родным погибших было запрещено прощаться с ушедшими. Более того, тела не отдавали несколько дней, пока в дом не входил карательный отряд, поставив к поминальным алтарям под тягучий приторный запах благовоний практически пустой закрытый гроб. То, что последнее пристанище убитого было пустым, понимали только могильщики, что с удивлением взваливали на плечи до холодящего спину ужаса лёгкий ящик. Сектор присутствовал на всех похоронах, раздавал указания, выражал соболезнования и выписывал пособия согласно старому уставу. Но от Би-Хана не ускользнул тот факт, что самодовольство некогда преданного и внимательного друга можно было ощутить даже через фальшивую маску озабоченности и печали. О нет, не было там ни сожаления, ни скорби, скорее лёгкое ликование и плохо скрываемый интерес в горящих пламенем вишнёво-карих глазах. Сектор всегда следовал за Би-Ханом, был подле него по наставлению своих родителей — вечно молчаливая тень, снующая за наследником след в след. Клан Южной Звезды славился своей бульдожьей хваткой в вопросах власти, так что единственному сыну и отпрыску было велено наладить контакт с угрюмым и нелюдимым криомантом. И Сектор нашёл к наследнику Лин Куэй особый подход, сделав его заложником мечтаний убежать хотя бы один раз туда, за стену, где кипела совсем другая жизнь, где детям вроде него не нужно было учиться день и ночь, через боль и наказания постигая древние науки чужого мира. Сектор вложил в голову Би-Хана, что всегда есть альтернатива развития, что наука Земного царства ничем не уступает по своей мудрости и силе магии Внешнего мира, в котором они и не были никогда. И зёрна сомнений в своём предназначении проросли в душе Би-Хана с такой скоростью, на которую представители Южной Звезды даже и не мечтали надеяться. Будущий Грандмастер удивлялся, с какой стати они так много времени тратили на изучение потенциальной угрозы, в то время как о своём родном мире, который продолжал жить параллельно и независимо от клана, они не знали практически ничего. Сектор приносил Би-Хану книги с яркими диковинными картинками, называемыми фотографиями, показывал и рассказывал, что на самом деле там, за цепочкой гор, где сосны не кланяются, как подданные, снежным вершинам, простираются кипучей жизнью ярких неоновых ламп города и деревни. Там люди знать не знают о том, что есть какая-то там угроза, они не верят в магию, и такие, как Би-Хан и его братья, считаются супергероями или даже богами. Словив мысль о своей исключительности и силе, первый сын Грандмастера удивился, что жизнь, которую они поклялись защищать, куда более хрупка и зависима от мира сильных, таких, как он, чем ему представлялось. И хотелось с головой нырнуть в чужеродную запретную круговерть, попробовать и выпить то, о чём понятия не имел, своими глазами увидеть бегущие сами по себе автомобили, мотоциклы, посидеть в чарующих кафе или на шумных заправках. Каждая встреча с Сектором для Би-Хана была как глоток воздуха — неудивительно, что впоследствии скромный сын Южной Звезды стал фаворитом среди одногодок Би-Хана. Воин Льда жил и дышал рассказами о свободе, о силе и власти, о небывалых приключениях громадных ящериц и роботов, что сходили на зрителя с огромного белого экрана. И когда Би-Хан с трепещущим сердцем требовал от Сектора объяснений, откуда он всё это знает, тот в отрицании качал головой, умоляя не просить раскрыть тайну, которая может стоить жизни всему его клану. За рассказами о мире чудес прогресса и техники проходили часы, дни, годы, и ненависть ко всему традиционному укреплялась с каждым поднятым и опущенным на тело будущего Грандмастера хлыстом. Как и все подростки, он пытался бунтовать, даже предпринял попытку сбежать до ближайшей деревни, где удивительным образом люди зажигали свет не от свечек, а имели роскошь электричества. Стыд за дикость, в которой жил величайший, по словам отца, клан, не покидала сердце юного криоманта, и он мысленно поклялся, что будет поддерживать идею Сектора о модернизации и полной реорганизации Лин Куэй, как только представится подобная возможность. И возможность представилась так же быстро, как сезоны сменялись один на другой. Вот только став Грандмастером и получив в своё распоряжение все знания и тайны их маленького закрытого мирка, Би-Хан пришёл в отчаянный ужас. Не успело тело его отца остыть, а душа отлететь в мир духов, как к нему один за другим стали стекаться просители и сочувствующие горю утраты Старейшины клана. Как и предполагалось, родители Сектора тоже предприняли слабую попытку заинтересовать нового Главу своими услугами, положив на его стол документы о своих навыках в области, о которой Би-Хан мало что слышал, ведь прежний глава не рассчитывал оставить свой пост настолько скоропостижно. — Укротители демонов? Впервые слышу, — жёстко ответил Саб-Зиро, закрывая папку с родовым гербом семьи Сектора — звезда, падающая вниз, с завитком, смотрящим направо тремя чертами в написании. — Неудивительно, ведь у нас всё объясняется магией, которая берётся из ниоткуда и уходит в никуда. Би-Хан, не будь дураком. Это очевидно, что нет в Земном царстве никого, кто мог бы метать огонь, лёд, заживлять раны или превращаться в зверей. И ты прекрасно понимаешь, что те техники, которыми пользуются криоманты или кто-либо другой в Лин Куэй, — это всего лишь заклинания, заставляющие наших демонов повиноваться и делать то, что нужно нам. Мой клан веками занимался приручением и удержанием этих существ в телах смертных, так неужели ты вправду думаешь, что магия всё объясняет? Здесь вопросы крови, Би-Хан, способности, передающиеся только по праву наследования. — Я не верю в демонов, Сектор. Отец бы наверняка рассказал бы мне об этом, — настаивал старший сын, теряя всякое терпение к развернувшейся беседе. — Одержимые — люди, способные овладевать способностями своего демона, вот кто мы такие. И ты не сможешь отрицать это, если я скажу, что жалкий сирота Врбада на самом деле — опасная мразь, которую моя семья пыталась искоренить и подчинить несколько сотен лет назад. Однако твой досточтимый отец был настолько благосклонен к нему, что привёл эту заразу сюда, прямо в самое сердце Лин Куэй. Знаешь ли ты, откуда у твоего названого брата такие способности? Холод сковал ноги Би-Хана, он не был готов к рапорту, который внезапно зачитывал его скромный и немногословный друг. Сейчас же он был будто пиромант, охваченный нетерпением собственной стихии, копившимся всё это время. Сектор старался как можно быстрее вылить на нового Главу всю правду, в которую у Би-Хана не было посвящения, хотя уже и не оставалось никаких сомнений. Иллюзия устройства такого сложного общества, как Лин Куэй, рассыпалась с каждым произнесённым словом. И самым страшным было именно то, что Томаша он всё это время пытался спасти от несправедливости и жестокости, лицемерного обращения со стороны отца и Лю Кана. Кровь — вот что их интересовало. Одержимые имеют предрасположенность управлять своими демонами по договору крови… — Твой младший брат одержим эненрой — духом, который может перебить всех нас. Клан Северной Звезды не вызывал у нас никаких опасений, пока однажды не вскрылось, что они вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности охотников на демонов, вдруг отчего-то решили, что могут и способны делать нашу работу. Их дети разделили одного духа на двоих, так как были близнецами, и в отчётах моей семьи упоминается, какие культы и практики прошла их мать, чтобы наделить своё потомство подобной силой. Лорд Лю Кан — ты ведь помнишь, это он настоятельно втолкнул эту тварь под наши ворота. Мой отец, в отличие от твоего, Би-Хан, никогда и ничего не скрывал от меня. А у лжи, как говорит старинная мудрость, короткие ноги. Мой долг как твоего соратника и друга предупредить тебя, что твой родной брат, в которого не удалось вселить демона льда, получил огненного духа мести «мейкай-но фукусю», и они близкородственные духи, которые были пойманы очень давно на Японских островах. Клан Северной Звезды не зря удалился в конце восемнадцатого века, переехав в Европу — с приходом цивилизации им стало очень проблематично устраивать охоту на демонов, чтобы скрыть свою бесполезность, они заявили об утрате сил своей линии крови. Как удобно, не так ли? Кстати, их работа территориально проходила по Корейскому и Японскому архипелагу, где всегда была большая концентрация духов и демонов, ведь там больше непреодолимых для людей мест вроде лесов и гор. После смены правительства и начала эпохи Мэйдзи охотников на демонов заклеймили бы дикарями, проведи они хоть один обряд по поимке. Вот почему Лин Куэй живет объединением кланов — демонов больше не ловят и не приручают, они передают свою силу по линии крови. Но как странно, что не будучи Лин Куэй, Томаш, семья которого заявила о своей некомпетентности два столетия назад, вдруг отчего-то имеет эти силы. Не так ли?

***

Память перемешивалась в голове кусками, путалась, рвалась, как шёлк, что не выдерживал нагрузки. И Би-Хан даже позабыл о том, что второе его превращение происходило на глазах перепуганного Смоука, который не знал, что ему делать, кроме как дождаться окончания агонии. Беспамятство или полузабытьё, но сил у кота оставалось так мало, что он уже не осознавал, кого так отчаянно звал под накатывающими волнами дикой боли. Как только лапки-фасолинки стали преобразовываться в пальцы, Саб-Зиро с силой зажал свой рот рукой, чтобы не издавать ни звука и не дарить радость своих мучительных стенаний «врагу». Но враг, или всё же временный союзник, оказался куда более чутким и милостивым. Он не без труда взвалил трепещущее тело оборотня на руки, бережно отнёс на кровать и стал обтирать мокрым полотенцем, пока полукот, получеловек не перестал метаться и крутиться на постели, комкая всё под собой. Би-Хану становилось куда легче — пришли долгожданная прохлада и расслабленность, что заполнили новообразованную зудящую кожу успокоением, позволяя не так остро реагировать на боль в трансформированных конечностях и груди. Однако кровать третьего сына была вся мокрой от обильного потоотделения старшего брата, который хоть и слабо, но старался прийти в себя. — Боги, как это жестоко! — воскликнул Врбада, продолжая обтирать тело Би-Хана полотенцем, прикладывать компресс к его лбу в желании хоть как-то облегчить его участь. Он много раз представлял, как сами Небеса наказывают старшего брата за предательство, как он терпит муки совести и долго просит прощения за свои поступки и выбор, но Томаш никогда бы не пожелал ему даже в мыслях ничего подобного! Тело криоманта ломало и колошматило судорогой с такой силой, будто незримый убийца наносил удары ножом по каждой мелкой косточке. Превращение заняло долгих три минуты, пока конечности Би-Хана окончательно не вытянулись до естественной длины, переходя в пальцы. Проклятье вернуло на свои места даже полученные ещё в детстве шрамы, их было так много, что Томаш невольно вздохнул — они все были искалечены своей судьбой, но Би-Хану всегда доставалось больше, чем он мог бы вынести. А он выносил — обязуясь следить за всеми, предотвращать катастрофы вроде потерь близких ему людей. Сколько раз он заступался и покрывал их с Куаем шалости? И неужели одного раза хватило, чтобы порвать эти золотые нити родства и общего детства навсегда? Вспотевшего и отрешённого мужчину отчаянно хотелось обнять и пожалеть — Врбада всегда был таким тактильным, не стесняющимся проявления своих эмоций, за что его часто ругали, вбивая кулаками истинное предназначение воина. Отказаться от этой части себя он так и не смог, хотя и научился контролировать это, давая волю чувствам и желанию проявлять их только в особой безопасной обстановке. Вот и сейчас всплеск милосердия и какой-то неподдельной нежности к старшему брату толкали его на то, чтобы обнять это измождённое трансформацией тело, тихо уложить голову, увенчанную кошачьими ушками, себе на колени и не отпускать, пока Би-Хан не станет по привычке оказывать отчаянное сопротивление всем этим «телячьим нежностям». Но памятуя, что это только унизит гордость такого человека, как Би-Хан, Томаш отделался лишь роскошью взять его за руку, на удивление тёплую, слегка влажную, но такую пышущую жизнью. — Всё прошло? — тревога в голосе Смоука заставила оборотня скосить в его сторону глаза — единственное, чем он мог пошевелить после трансформации. — Наверно. Да, — экс-криомант вымученно прикрыл веки, облизывая пересохшие губы. Он был так слаб, что даже не был смущён своей наготой. Смоук нежно сжал сильные пальцы соклановца, показывая своё присутствие. — Эй, — нахмурился Би-Хан, тут же принимая свой привычный вид недовольного всем Грандмастера, — я же не умираю. Просто дай мне воды. — Сейчас! — заметался по комнате Томаш, с трудом отнимая свою ладонь от мягкой и тёплой чужой. Саб-Зиро всегда был холодным, прикоснуться к нему было равнозначно прикосновению к трупу, а если ещё и в момент призыва стихии — обморожению до некроза. У оборотня Би-Хана тело не источало холода, скорее оно было обычным, где-то даже более грациозным, чем прежде. Холод отступил, и черты на лице воина Льда тоже будто изменились, сгладились, стали куда более мягкими. Стихия и магия льда всегда причиняли криомантам много затейливых неудобств, с которыми приходилось мириться, и тем не менее именно у сильнейшего мага Холода не было никаких шансов обуздать свою силу настолько, чтобы у него появилась возможность сблизиться с кем-то в пределах клана. Томаш это понимал, за что всегда жалел брата, полагая, что именно этот факт сделал из Би-Хана нелюдимого и отстранённого человека. Его нельзя было касаться как по статусу, так и в силу факта его сверхразвитых способностей. Теперь же он мог позволить себе роскошь прикосновений и ответного тепла. Понял ли это сам Би-Хан? — Вот, — воин Дыма принёс сразу целый графин с водой, понимая, что потребность в воде у всех криомантов огромна. За годы жизни среди них он провёл много интересных наблюдений, связанных с их привычками и потребностями. — Потихоньку. — Не переживай, бабуля, — грубо отшутился экс-криомант, удобно усевшись на постели и выпивая залпом весь графин. Как только с водой было покончено, Би-Хан, будто опомнившись, стыдливо прикрыл свой хвост и наготу скомканным одеялом. — Закурить есть? — А-а-а, эм-м-мн, — Смоук уже ничему не удивлялся, он быстро похлопал себя по карманам, потом заглянул в нычку за шкафом — пусто. — Кажется, нет. Но я могу принести. Би-Хан недовольно цокнул языком, уселся на постели и покрутил головой, словно разминал шею. Его ушки описали забавный «фырь», когда он помотал головой слишком резко. Смоук смотрел на своего брата во все глаза и не мог оторваться — у него на постели сидел гроза клана, его самый жуткий ночной кошмар, а он, видя его кошачьи прелести, сидел и умилялся. — Господи, ну что за выражение лица, Смоук? Аж мне невыносимо стало! Давай сразу уясним, я — не твой питомец. Ты — мой временный союзник. Не надо мне «кыскать» или придумывать милые прозвища. И вот с таким умилительным выражением лица тоже сидеть не надо, я хоть маленький, но всё ещё хищник! Окей? — в голосе Би-Хана было столько привычного классического для него раздражения, что смутило только неизвестно откуда взявшееся «окей». — Как скажешь, брат. А можно? — Смоук потянул руки к хвосту в желании его потрогать. — Блядь, — грязно выругался Би-Хан, понимая, что если не дать Смоуку такую возможность сейчас, то потом он его просто заколебёт упрашиваниями. — Валяй. Только сильно не увлекайся. Мужчина с волосами цвета звезды очень осторожно коснулся пушистого хвоста, подержал его в ладошке, пока тот не стал внезапно шевелиться, выдавая раздражение своего ворчливого владельца. Смоук улыбнулся. — Всё? Наигрался? — прикосновение к хвосту для Би-Хана отозвалось чем-то непривычным, чем-то средним между болью и удовольствием. Если бы Смоук знал, что у корня хвоста самое чувствительное к прикосновениям место, то заставил бы строгого экс-криоманта несолидно урчать и мяукать, выпрашивая дополнительную ласку. Это смутило, заставив щёки налиться легким флёром румянца. — А ушки? — как ребёнок, с надеждой в голосе отозвался Смоук, медленно протягивая тёплые ладони к голове соклановца. Би-Хан вымученно закатил глаза к потолку — мол, как же ты достал меня, исследователь хренов! Но после терпеливо повернул и наклонил голову вбок, ближе к тянущейся руке Томаша. Нежность кошачьих ушей, да ещё и таких больших, поразила третьего сына — он невольно, по привычке, почесал за кошачьим ушным хрящом, чем заставил владельца с наслаждением прикрыть веки, пропуская сквозь мягкие губы умиротворенный «фырк». По мере прикосновений нутро снова стало издавать странный мягкий, рокочущий звук кошачьего мурчания: всё же после трёх минут боли и агонии ласка была как нельзя кстати. — Ко-о-отик, — нараспев с улыбкой мягко произнёс Смоук, погладив по волосам, по щеке, наслаждаясь видом тянущегося за ласкающей рукой Би-Хана. Он ещё никогда не видел его таким трогательным и уязвимым, словно ему и правда не хватало этого в его нелёгкой жизни. Томаш мог бы поклясться, что видел названого брата таким спокойным впервые. Было бы интересно увидеть, как он трепещет от поцелуя, как ломаются под напором нежности эти строгие черты, как губы в оргазмической истоме шепчут имя или просто пропускают вздох удовольствия с мольбами не останавливаться… Смоук невольно сглотнул — никто не должен видеть его кота таким! Он сделает всё, чтобы эта исстрадавшаяся душа получила столько любви и ласки, сколько нужно, чтобы раскрасить любимое лицо улыбкой. То, что Томаш бесповоротно влюбился в своего строгого брата, было уже слишком очевидным для него самого. До этого предвестником послужило смелое признание Рейдену, а сейчас, когда он вот так мог касаться тёплой щеки Саб-Зиро, ушка, заправляя злосчастную выбивающуюся тёмную прядку обратно, ничто уже не имело большого значения. Даже если всё это очередной коварный план Би-Хана, даже если он постарается воспользоваться данным ему доверием и хорошим отношением — Томаш готов на всё, чтобы затащить в силки любви эту прекрасную дичь. — Так, блядь! Всё, хватит! — опомнился Би-Хан, слегка покраснев от стыда за то, что позволил себе столь невыразимую и неуместную кошачью блажь быть пригретым и обласканным потенциальным врагом. Пусть даже и таким, запах которого ему было приятно вдыхать его обострившимся кошачьим обонянием. Саб-Зиро раздражал даже не факт того, что к нему прикасались, а борьба внутри него самого за то, что он находил это до неприличия приятным для себя. Котодемон перехватил эти длинные красивые пальцы, что доставляли ему столько мук от переживания за попранную гордость. Мурчание резко оборвалось. — Дай мне прийти в себя и принять ванну. Я грязный и вонючий — это унизительно и мерзко для человека моего статуса. К тому же у нас не так много времени, чтобы я смог объяснить тебе принципы пользования ноутбуком, да и вообще ввести тебя в курс дела. Мне придётся раскрыть перед тобой значительные карты преимущества над моим неугомонным братцем, чтобы выжить. Не смей думать, Смоук, что я наивно упущу момент, чтобы убить тебя при удачном стечении обстоятельств. К тому же стоит тебе принести что-нибудь подозрительно-технологичное Куай Ляну, как Сектор вырежет и тебя, и его даже в обход вездесущего божка Лю Кана. Твоё молчание будет стоить двух жизней — моей и Ляна. — Я буду осторожен, — Томаш всмотрелся в расширенные зрачки Би-Хана, в которых ещё оставался лёгкий оттенок голубого. — Ну, а ты? Ты не боишься довериться предателю, который будет искать выход и выгоду для себя самого? — бойко с вызовом прозвучало ему в ответ. Би-Хан замер, понимая, что за год очень многое между ними изменилось и как прежде уже не будет. Смоук перестал играть роль собачки Куай Ляна и обзавёлся собственным мнением, раз действия идут вразрез и втихомолку от его Грандмастера. Юноша «пародия на отца» внезапно окреп, возмужал и понял, что в этом мире не так много шансов обрести собственную свободу. Что же с ним будет, как только последние сдерживающие заклинания спадут? Эненра — дух, которым был одержим Врбада, его память, его сила и право первородства как принца клана Северной Звезды. Первый приступ потери сознания уже был, сколько их будет ещё, прежде чем последняя цепочка заклинания дрогнет? Би-Хан прищурился, наморщив нос в гримасе презрения: — Твоя выгода только в том, чтобы не откинуть копыта, Смоук. Как бы тебя это ни отвращало, но теперь мы связаны, и придётся действовать заодно. Как думаешь, сколько осталось времени у Куая, прежде чем он задумает с голодухи порешить нас всех? — Я смогу защитить и тебя, и Куая, — спокойно и уверенно ответили ему, и этот ответ качнул что-то живое внутри Би-Хана. Его никто и никогда не защищал, кроме матери, никто не предлагал ему этого, разве что брат… Но то были кровные узы, весьма объяснимые и понятные. Смотреть на этого молодого мужчину, который заверял более опытного и сильного воина в безопасности, было сродни чему-то неловкому и необычному для Саб-Зиро. Впервые это чувство задело его, когда он позволил себе спать подле Смоука в образе кота, греясь теплом его тела. Как странно… Нарастающая неловкость в разговоре заставила хозяина покоев засуетиться, сменить вектор их беседы копошением в округе в поисках табака. Томаш внезапно вспомнил о том, что в старом платяном шкафу, где-то в секретном ящике, некогда хранилась ещё одна пачка сигарет. Широко раскрыв дверцы, третий сын немного пошарил в углублениях и подцепил пальцами крохотный выдвижной ящик, в котором под слоем пыли обнаружилось искомое. У Би-Хана даже взгляд осмыслился и просиял. Но пепельноволосый не спешил делиться находкой: он надменно окинул взглядом сидящего перед ним Би-Хана, поместил сигарету в уголок губы и, чиркнув спичкой, сладко затянулся. — Сволочь, — жадно уставился на соклановца экс-криомант. — Учусь у лучших, — хохотнул Томаш, наконец предлагая сигарету и ему. Би-Хан потянулся вперёд, просительно выставив ладонь. Смоук усмехнулся и положил в неё ровно одну сигарету со словами: — По одной. Иначе мне снова придётся ехать за ними в Фенцзянь. — Угу, — буркнуло всклокоченное чудовище, некогда звавшее себя грозным Мастером Льда. Они сидели и курили молча, медленно впуская в лёгкие дым, из которого Томаш то и дело складывал забавные летающие фигурки, манипулируя своей родной стихией. Би-Хан думал… Если он выдаст в распоряжение Томаша всё, что у него есть, то не факт, что он останется после этого нужен и жив — только идиот может полагаться на особое расположение младшего сердобольного братца, который что на охоте, что в бою слыл беспощадным. Как бы поступил всякий стратег в желании получить преимущество над врагом с минимальными потерями для себя? И что, если Смоук умудрится переиграть его, а он, Саб-Зиро, снова будет отвергнут или уличён в двойной игре? Ему и в старые времена мало кто верил, наделяя чертами невообразимого коварства, а теперь и подавно… «Мальчик с волосами цвета звезды, почему ты так добр ко мне?» — Я рискну всё же, — внезапно отстранённо сквозь сигаретный дым процедил Би-Хан, понимая, что иных обстоятельств ему не видать, а цепляться за иллюзии, что всё само собой наладится, он не умел. — Других вариантов у меня не остаётся. Так ты со мной? — При одном условии, — возразил Томаш, важно сцепив руки на груди. Би-Хан нахмурился, ожидая очередной подвох от уже вполне себе непредсказуемого воина Дыма. — Каком ещё условии? — в голосе экс-криоманта проскользнула присущая ему раздражительность. — Ты позволишь мне о себе заботиться, какой бы навязчивой эта забота ни была. — Да ты!.. — экс-криомант скрипнул челюстью, крепко стиснув зубы, аж желваки забегали. После гневно подпрыгнул на постели, отбрасывая в сторону одеяло уже без всякого стеснения. — Да ты в своём уме?! Какая забота?! Забота о ком? О своём так себе союзнике? — О тебе как о коте, — беззастенчиво рассматривал великолепно сложённое тело экс-криоманта Томаш, понимая, что был бы Би-Хан в него хотя бы чуточку влюблён, то его бы сейчас не остановили ни кошачьи заморочки, ни грозный нрав старшего брата. Прикасаться, целовать, гладить, крепко держать его в своих руках и греть это дикое недоступное холодное сердце, заставляя поверить, что он этого достоин, что не нужно больше никуда бежать и скрываться от всепоглощающего нежного чувства. Сам Би-Хан никогда в такое не поверит… как не верил и раньше. — Фырк! Да ты спятил. Какая забота может быть о котах? Приноси поесть, воду ставь, всё, — щёки Би-Хана стали полыхать, когда на миг он представил себя снова мирно сидящим в кольце тёплых рук, обнимающих его, стук чужого сердца за грудной клеткой и безмятежность от осознания, что он в безопасности под защитой кого-то большого и сильного. Это было до пронизывающего ужаса приятно! Но, отринув бесплотные мечтания, грозно стуча пятками по полу, бывший Мастер Льда переместился в ванную, включив там воду на максимальный напор. — А что, если заклинание снимается простым поцелуем? — ни с того ни с сего прокричал ему вслед Томаш, что заставило Би-Хана высунуть в проём двери ушастую косматую голову. — В смысле? Да с какой стати-то?! — возмутился он, морща нос. — Как в сказке про принца-лягушку. Ты ведь помнишь? Мама читала. Я вот запомнил. А что, если твоё проклятье снимается подобным образом. М? — Чушь! — голова спряталась назад, и было слышно, как крупное тело ложится в едва набравшуюся в ванну воду. Смоук вздохнул, рассеянно улыбнулся, качая головой, и взял из платяного шкафа два полотенца. От его прозорливых глаз не укрылся тот факт, что Саб-Зиро до ужаса боялся хотя бы минимального сближения: даже после своего признания в нетрадиционной ориентации он гнал от себя любую возможность завязать хотя бы дружеские связи. Непростая дичь ему попалась, здесь нельзя кривить душой и отыгрывать по привычному сценарию. Покорить гордую душу, подобную Би-Хану, было ох как непросто! На всякий случай из шкафа был взят ещё и прекрасный шёлковый сиреневый халат, в котором Смоук любил сидеть на деревянном парапете балкона и наблюдать за звёздами перед сном. Тяжёлый атлас напомнил ему о том, как прекрасно и приятно он скользит по коже, ниспадая вниз, как мягкостью ощущается скольжение ткани по плечам и спине. Вот бы Би-Хан смог ощутить это! Каким бы тогда выглядело его лицо? Вспыхнул бы на нём этот нежный оттенок румянца, которым довелось сегодня столько раз любоваться? Мать говорила, что румянец — это нежность души, что ищет заботливые руки… Зайдя в ванную и нарушив таким образом приятное уединение котодемона, Томаш добился только реакции резкого вздрагивания и прикрывания своих интимных мест. После заявления о поцелуе Би-Хан начинал что-то такое подозревать. — Ой, да брось. Чего я там не видел? — Смоук присел на бортик и, пригладив спутавшиеся волосы криоманта, мягко стал поливать их из сомкнутой на манер ковша ладони водичкой. — Почему ты так боишься, чтобы к тебе хорошо относились? Если бы у меня была мечта отомстить тебе за лицо Куая, то это было бы первое, что бы я сделал с тобой — в мешок и на стол. — Ты так и пытался сделать изначально. Забыл? — Би-Хан повернулся и резким движением содрал с лица Томаша один из пластырей, под которым виднелись едва затянувшиеся царапины от кошачьих когтей. — Ауч! Я же не знал, что это ты! — моментально прихватил себя за щёку воин Дыма, жалобно морщась. — Я же до сих пор этого не сделал. — И на том спасибо, — фыркнул экс-Грандмастер, высокомерно вздёрнув подбородок. — Их поменять вообще-то давно надо, они засорились — ещё заразу занесёшь, воспаление получишь. — Буду знать, бабуля, — вернул ему шутку третий сын, плеснув в брата тёплой водой. — Я на самом деле искал способ примирить вас с Куай Ляном. Без шуток. Я не могу без вас обоих. — Но выбрал ты всё же Куай Ляна, ага, как же, — Би-Хан принялся доливать в воду шампуня, устраивая себе побольше ароматной пены, с наслаждением вдыхая запахи цветов сливы. — Потому что он был ранен. К тому же ты разбил его сердце. Если бы я не знал о том, что ты мне рассказал, то так и не понял бы твоей идеи о реорганизации клана. Я вообще не понимаю, что это такое, но увидев твой кабинет, склоняюсь к мысли, что в технологиях нет ничего плохого. — Вот именно! — подчёркнуто кивнул головой Би-Хан. — Удобство, комфорт, информация любого уровня в мгновение ока! И как ни прискорбно признавать, но много развлечений. Принеси ноутбук, я кое-что тебе покажу. Впервые Смоук видел, как стоило ему немного поддержать Би-Хана, и тот становился очень словоохотливым, расположение духа переходило на бодрое, а в голосе звучали нотки интригующей тайны. Взяв ноутбук и расположившись на тумбочке напротив плескающегося Би-Хана, Томаш стал внимать командам брата. — Открой его. — Как? Это же коробочка! — Как книгу. Да, вот так. Да переверни ты! Вот, молодец, поставь на колени, нажми круглую кнопку рядом с отражающей поверхностью экрана. — Чего? — Экрана, неуч! Чёрное зеркало — это куда смотреть надо, а под ним единственная круглая кнопка. Жми. Так. Теперь жди. И не пугайся, сейчас будет странный звук. Компьютер издал мелодичную трель, обозначая свою готовность к работе, а Томаш не мог поверить, что книга, которую нужно было держать каким-то совсем странным способом, вдруг стала здороваться с ним исчезающими символами. Дальше Би-Хан не сильно надеялся на то, что Томаш поймёт, как вводить пароль, так что Смоуку пришлось поднести к пальцам брата плоскость с кнопочками, где тот быстрым выученным жестом ввёл данные. — Отлично. Теперь самое сложное, в правом нижнем углу есть палочки такие, видишь? — Угу. Только их там две. — Мало, надо, чтобы было четыре, походи по комнате, пока не будет четыре, как сделаешь — скажи. Томаш вышел из ванной и ходил с ноутбуком в руках, пока не обнаружил, что палочки меняются в зависимости от того, настолько далеко или высоко он поднимал чудную книгу. Большой удачей оказалось словить целых пять палочек на кушетке, где обычно любил гнездиться чёрный кот. За время тщательных поисков связи Би-Хан успел добротно вымыться и выйти с полотенцами на голове и на бёдрах. — Я тебе халат там оставил, — Смоук сидел на диване и ждал последующих указаний. Глаза воина Дыма снова скользнули по точёному стану Саб-Зиро, мысленно Томаш уже дотрагивался до всех этих идеальных изгибов, целуя каждый, восхваляя словами в череде томных прерывистых стенаний партнёра. Не хотеть Би-Хана мог только полный импотент… — Как мило… — Би-Хан вернулся в ванную и вышел уже в сиреневом халате, что идеально смотрелся на нём, будто экс-криомант укутался в соцветие нежного цветка. — У тебя холодно в крыле, ты в курсе? Смоука это высказывание немного удивило — Саб-Зиро, насколько он помнил, совершенно обыденно мог обходиться без лишнего подогрева при температуре минус двенадцать, в помещении было всего-то градусов десять, но видимо, новая кожа оборотня после трансформации была весьма чувствительна к перепадам температур. Чуднó! Молодой мастер Дыма не растерялся и, взяв с кровати одеяло, накинул на сильные плечи экс-криоманта, не сильно ожидая от капризного кота какой-либо благодарности в ответ. Укутавшись, Би-Хан подсел к названому брату, который уже с манерой крайней предусмотрительности вернулся на место, чтобы внимать мудрым речам. — Что ж, вот смотри, всю библиотеку я загнал сюда. Вот так открываются папки, видишь? Двойное нажатие по вот этому квадратику. Дальше, в папках картинки, вот подводишь курсор — стрелочка, которая бегает по экрану — вот сюда, двойное нажатие, и мы можем прочитать любой свиток. Нам с тобой нужно про Ватернус — как можно больше и детальнее. — Да, пожалуйста, курсор! Покажи нам правду! — внезапно заговорил с ноутбуком Томаш, обращаясь к нему как к живому существу. Би-Хан удивленно мигнул, после пропустил тяжкий вздох. — Боги, с кем я связался… Предстоит о-о-очень много работы, Смоук. Просто очень много. Итак, вот мы видим, открылся свиток по вампирам. Теперь запускаем процедуру по расшифровке, ты не в курсе, но все знания в свитках имеют специальную шифровальную связь. Зная ключ, мы можем увидеть, сталкивался ли кто-то из наших предков с подобной угрозой. — Такеда! — ткнул пальцем в монитор Томаш, быстро убирая его, так как на экране тут же отпечатался радужный след от пальца. — Аккуратнее. Это очень деликатная вещь, — строго предупредил его Би-Хан, не заметив, что Смоук так плотно сидел рядом с ним, что можно было ощутить тепло его тела. Воин Льда медленно сглотнул, прогоняя от себя блажь придвинуться ближе, чтобы согреться этим манящим теплом. — Брат, что значит вот этот значок? Он стал мигать. — Плохо. У нас не так много времени — батарейка садится. А всё моя дурацкая привычка таскать с собой ноут по всему кабинету! Ладно. Давай быстро прочитаем, и тебе придётся нести его обратно на зарядку, не знаю уж куда. Сектор теперь будет коршуном виться возле моего кабинета и даже видеонаблюдение туда поставит — я его знаю. — Видео что? — Не отвлекайся. Ватернус… так. Девятый век, отравление крови, чума, исход… Десять дней до полного обращения. Жажда крови на третий день, трупы… ожившие трупы… Плохо, очень плохо, — бормотал Би-Хан, пока Томаш не перехватил управление ноубуком себе: всё это время он следил за тем, как ловкие пальцы старшего брата перемещают стрелочку по полю иероглифов, так что ему не терпелось попробовать и самому научиться делать так же. — Тут сказано, что лекарства нет. Что нужно «нетленное». А ещё «плотью ненасытные, ищущие во тьме родную кровь». Би-Хан, если Куай укушен, то первым, на кого он устроит охоту, будешь… ты. Экс-криомант встал с дивана и начал ходить по комнате взад-вперёд, продумывая план действий. — Да, и не только это. Если Сектор поймает кого-то из новообращённых, то сможет сделать из них лучших кандидатов на кибернетизацию. Вампир-пиромант… Плохо, очень плохо. Нет никаких гарантий, что мой компьютер всё ещё имеет главный доступ к серверам запуска всех протоколов, но если я активирую их сейчас, то Сектор поймёт, что я жив. А мы не можем дать ему подобное преимущество! Но и рисковать своими людьми я не могу. Нападений было всего четыре, в основном это были ходячие мертвецы — то, что остаётся от людей, если их не сделали вампирами. Упыри, конечно, нежить, но без мозгов. Последние атакующие обладали примитивным разумом, хотя и не способны были принимать самостоятельные решения в бою. Регенерация — единственная полезная способность нежити. — Я сейчас ни слова не понял, Би-Хан, — обиделся Томаш, поставив ноутбук на чайный столик. — Когда ты только понабирался всего этого? — Потом как-нибудь расскажу. А сейчас закрой ноутбук, и давай думать, как… спасти Куай Ляна, — последнюю фразу Би-Хан произнёс с большой неохотой и натяжкой в голосе, так как всё ещё жутко злился на брата. Но отдать кровного родственника в руки такого маньяка, как Сектор, он хотел меньше всего.