А Кот пришёл, мой Кот пришёл назад

Смоук изголодался по близости, и это было для него чертовски опасно сейчас, когда тёплые, мозолистые от тяжёлых полевых работ ладони Рейдена вновь изучали его крепкое, статное тело, покрытое сетью разнообразных шрамов. Избранный был таким же темпераментным, как и его неприручённая стихия — молния не умела выбирать правильный момент и куда ударить, но она точно знала, где самая большая точка напряжения. Томаш никогда не делился с назваными братьями тем, насколько тонким и искусным любовником он успел стать в закрытой от чужих глаз среде, где таких необычных партнёров, как он, сразу замечали, наделяя их определённым рангом. Смоук мог завоевать кого угодно — среди почитателей мужских ласк он был первым принцем и вельможей, которому прощалось всё, от непостоянства до холодности. Даже несколько воинов из его личного вверенного отряда пытались заполучить его расположение, но, кроме нескольких упоительных случайных ночей, на взаимность им рассчитывать не приходилось. Смоук объяснял это безопасностью личного состава, они же, обескураженные тем, что их так легко позабыли, — страхом командира перед любого рода отношениями. И конечно же, от их завистливых ревнивых глаз не ускользнул момент, с какой пылкостью и вызовом смотрит Смоук на Главу клана. Замахнуться на такое мог себе позволить только отчаянный безумец и глупец, тем паче рядовым воинам было странно наблюдать, с какой лёгкостью командир Смоук позволяет Би-Хану унижать себя, терпит злые насмешки и постоянное покусывание за мелкие огрехи. Это напряжение было между ними с момента появления нового члена клана с серебристыми волосами. Многие вовлечённые в тайные игры подозревали Би-Хана в желании обладать Томашем, что жутко злило поклонников третьего сына. Это было трудно понять. С одной стороны, пепельноволосый охотник мог подавить собой любого — темперамент и харизма у Томаша были хоть с моста прыгай, стоило ему всего лишь повести бровью. Будто дурманящий дым, он был способен туманить разум не хуже марихуаны, выдавая желаемое за действительное, опутывая и разрушая умение мыслить трезво. В любовных делах от прежнего робкого и неуверенного в себе мужчины давно не оставалось ни следа — в сексе Врбада был истинным охотником, ему нравилось постепенно преследовать свою жертву, загоняя её в ловушку неотвратимой встречи, а после долго и томительно терзать в своих умелых руках, заставляя кончать снова и снова. Вот и сейчас в его силках трепыхало молодое тёплое сердце, которое было готово отдать всё, что у него есть, всего только за ещё одну сладостную встречу. Смоук прекрасно знал, что более искушённого любовника у скромного и добродушного Рейдена просто не было и не могло быть — Лю Кан никому не отдаст своих протеже. Однако почему-то именно Томаш легко стал личным сортом наркотика, за который чемпион Смертельной Битвы был готов отдать всё, что угодно, включая собственную гордость. Чего бы никогда в своей жизни не сделал Би-Хан, внезапно мелькнула мысль в голове мастера Дыма. Смоук вспомнил, как они делали это впервые и как Рейден скрёб по голой земле ногтями, завывая на всю округу от блаженства; приходилось зажимать ему рот рукой и трахать жёстче, чтобы он понимал, что это не игры, не очередное соревнование Избранных, это секс, где он был снизу и получал то, что так откровенно выпросил у спокойного на вид и неприметного воина Лин Куэй. И Томаш щедро толкался в горячий зад под тяжёлое сбивчивое дыхание своих лёгких, иронично ухмыляясь, что победивший всех внешнемирцев чемпион не мог победить своё греховное желание заполучить внутрь себя жёсткий член воина-тени. Наверняка Лю Кана сильно оскорбит тот факт, что у Смоука достоинство было далеко не азиатских размеров, да и пользоваться он им умел как виртуоз, точно понимавший, какие звуки следует высекать из блаженных глоток своих любовников. В тот день, когда он слился в жарком томлении с Рейденом, Томаш пытался унять мстительные помыслы, вбившиеся в его память из-за ответа на мучивший годами вопрос о судьбе родителей. Божественное «так было надо» звучало в ушах, ядом вплеталось в артерии, пульсировавшие в безумном отчаянии, когда воин Лин Куэй остервенело долбил зад Рейдена. Мастер Молний выл и извивался, теряя разум и контроль над своей силой жилистыми мелкими всполохами, то и дело угрожая обозначить место их присутствия за пологим склоном серых грязных скал среди редкого леса. Но это было всего один раз, когда оба защитника Земного царства перед рассветом не думали, что выживут после прохождения через ад ступеней пирамиды, сплошь усеянных двойниками, до самого верха — Лорд Огня предупреждал их об этом заранее, так что они приблизительно понимали опасность комбинированных версий самих себя из других вселенных. Отчаянный секс до финального боя скорее был чем-то вроде прощания с короткой и несправедливой для воинов их уровня жизнью, чем продиктованным взаимной любовью. Лю Кан слишком редко появлялся в Фенцзяне, а Смоук по счастливой случайности часто ошивался вокруг таверны мадам Бо. Первая встреча не выходила из головы Рейдена, и то грандиозное наслаждение хотелось повторить, а ещё лучше — остаться с Томашем на всю жизнь, чтобы любить его… У самого Смоука в голове творилось разное: он помнил, с какой ядовитой ухмылкой Харуми пыталась подложить под друга Скорпиона своих воинов, чтобы потом при удобном случае сказать жениху, что его друг далеко не совершенство и что у него есть один очень важный изъян — он, вероятнее всего, и на твой зад посматривает. Согласись Смоук хотя бы один раз удовлетворить свою похоть, потакая весьма пылкому темпераменту, то весь клан Ширай рю об этом бы узнал — в сложившихся обстоятельствах он бы не знал, куда ему пойти. В современном мире ему не было места, а в Лин Куэй дорога была закрыта навек. Накалённое состояние, бессонные ночи, а также недавняя битва растерзали нервную систему в клочья. И тут в этот злосчастный момент отчаяния на пороге судьбы появляется удобный и милый во всём Рейден. Как бальзам, что притупляет боль, как вечерняя прохлада, спадающая на плечи после полуденного зноя. Вот и теперь он здесь… Суетливые пальцы фермера принялись жестоко расправляться со шнурками на поясе с истеричным нетерпением в боязни упустить момент, и пока Томаш решал задачку, идти ему на поводу своих желаний и снова овладеть Избранным в этой душной подсобке или же не гневить Лю Кана и просто отстраниться, ловкий Мастер Молний почти спустил с воина Лин Куэй штаны. Рейдена не проняли ни жуткие пластыри на лице Смоука, ни то, что он весь был взмокший, пах лошадиным потом после трёхчасовой езды верхом: кажется, кто-то сильно долго не посещал Фенцзянь, раз довёл своего любимого адепта до такого явного отчаяния. И тут сердце пепельноволосого пропустило удар, когда в сознании всплыл образ печальных голубых кошачьих глаз, застывшие в них слёзы и взгляд, полный отчаяния. Что, если это судьба, а он разменивается на минутное удовольствие? Конечно, Би-Хан никогда не был с ним приветлив, но и открытого презрения не высказывал, скорее просто поддевал его, чтобы он не заигрывался в эту многоходовку под именем «семья». Они были как-то связаны даже этим странным проклятьем — одним на двоих: один был котом и не хотел никого любить, второй не умел любить, а умел только пользоваться, чтобы выжить. Но если быть предельно честным, то старший брат всегда был для Томаша чем-то вроде недостижимого идеала, и что бы про него ни твердили, он был безупречен, красив, имел отличные манеры и осанку гордого человека. Ни один подложивший себя под искусные чары воин не смог бы стоять в одном ряду с кристально чистым Би-Ханом. Жестоким снежным принцем, не знающим пощады к врагам клана, не ведающим плотских утех во имя высшей цели… Воин Дыма внезапно перехватил пальцы чемпиона, медленно поднёс их к своим губам, едва виновато улыбаясь уголками, словно извинялся за то, что внушил болезненные глупые ожидания от их встречи. — Прости, Рей, я не могу, — прошептали чувственные губы. — П-почему?! — в голосе Избранного прозвучали отчаяние, страх, разбитая надежда. — Я люблю другого. Люблю глупо и очень сильно. Я мог бы сейчас оторваться на тебе, но… Это будет очень подло с моей стороны. Я не хочу оскорблять ни тебя, ни того, кому давно отдал своё сердце, — для самого Смоука эти слова звучали более чем странно и непривычно, но он чувствовал всем телом, что будь на месте Рейдена Би-Хан, он не смог бы остановиться ни за что на свете. Саб-Зиро был так далеко, вечно избегал и отталкивал его, заключая сердце в колючую холодную тьму, из которой не следовало ничего, кроме боли. Между ними была непробиваемая стена из долга и обязанностей, рангов и чужих пытливых наблюдательных глаз. Но теперь, когда он знал о Би-Хане его болезненную правду, растрачивать себя на разовые случки было просто нелепо. Его главная добыча сидит сейчас в его покоях, возможно, предаваясь аналогичным раздумьям по поводу того, почему именно Смоуку выпала такая странная честь понимать кошачий язык. Сейчас Би-Хан находится в очень уязвимом положении и полностью зависит от Томаша, полагаясь на чистоту помыслов и хотя бы какое-то братское уважение. Даже после того дня, когда их пути навсегда разошлись. Приручить этого гордого зверя нельзя, его можно только принять и дать ему время, чтобы он успокаивался присутствием и наличием в своей жизни другого человека. И этим «другим» из всех воинов Лин Куэй оказался именно он, Томаш Врбада — сирота, названый брат, потерянное дитя, не помнящее своей истории. Би-Хана можно разговорить, как показала это практика, можно потихоньку приблизиться к нему, даря тепло и покой; быть может, будучи котом, он наконец-то заслужит столько любви, сколько ему способен дать только любящий хозяин. Пусть Саб-Зиро слишком горд, чтобы принять помощь, но такой приз заслуживает того, чтобы ради него разбивались в кровь. Даже если подумать о том, что признайся Би-Хан всем вокруг, что он предпочитает мужчин, то сколько желающих бросилось бы согревать его постель? Миллионы! Можно было бы называть Би-Хана каким угодно злодеем, ненавидеть его и бояться, но оставаться равнодушным к его изысканной красоте, воинскому духу и сильному, несгибаемому характеру было невозможно. Он притягивал как магнит, гипнотизировал узорами своей таинственной души и заставлял томиться в ожидании приоткрытой завесы своего истинного «я». И теперь только у Томаша была абсолютная власть узнать криоманта настоящим, пускай пока что и в теле кота. Саб-Зиро был очень красив, настолько хорош собой, что любые дамы из Совета готовы были поставить свою честь на кон, только бы иметь возможность остаться с ним наедине. Он не улыбался, но был обходителен, он не давал никаких надежд, но мог одним жестом показать намёк заинтересованности. Он был многогранен, как снежинка с её неповторимым узором, и даже следы от тяжело перенесённой в юношестве оспы не делали его образ хуже, высекая резким обрамлением скул продолговатое, по-звериному хищное лицо. — Томаш, это правда? — Мастер Молний, пристыженный своей страстностью, медленно убрал руки от ремешков, поник головой, опуская плечи и тяжко вздыхая. Его нежный взгляд плавил, а робкое подрагивание губ заставляло видеть, насколько ему жаль себя самого от услышанного. — Хоть скажи, кто этот счастливец? — Скажем так, он очень породистый, красив собой, у него полно достоинств, хотя иногда он может вести себя очень непредсказуемо. Иногда он меня бесит до ужаса, а чаще всего вызывает улыбку и желание его задушить в объятиях, — в голосе Томаша зазвучало лукавство и те лёгкие нотки слепого обожания, которые присущи всем влюблённым. Сам же пепельноволосый представил, с каким испытующим укором на него смотрят глаза Мао, как они пытаются понять, как на самом деле Смоук относится к нему. А после за пеленой кошачьего зрачка в голове вспыл давно потерянный образ названого брата: колкий карий взгляд, плотно стиснутые губы, почти обескровленные, словно их обладатель пытается сдержаться, чтобы не высказать всё, что думает о собеседнике. Впалые щёки — следствие тяжко перенесенной болезни, коей Томаш был невольным свидетелем, шрамы от оспы на бронзовой коже и до ужаса некрасивые синие пятна под нижними веками — вблизи сильно заметные, если только Би-Хан не надевал маску. Смоук отдал бы всё на свете, чтобы хоть раз ощутить, как эти колючие глаза смотрят на него с восхищением или хотя бы с благодарностью, но каждый раз, утопая в грёзах о принятии со стороны старшего брата, младший натыкался только на отчуждение и раздражение. Это было больно, но не смертельно — в отличие от искалеченного алым росчерком шрама лица Куая. Би-Хан не поднял на Смоука руку в намеренном гневе ни одного раза за всю их жизнь. У Рейдена даже лицо вытянулось, настолько Томаш был не похож на обычного себя — спокойного, задумчивого и чуть печального, а затем уголки губ Избранного сложились в понимающую улыбку: — У меня такое ощущение, что ты говоришь не о человеке, а о домашнем питомце, Томаш. — О, поверь, если бы он только это услышал, то его ревнивые пальцы уже от всей щедрости вонзились бы куда-нибудь сюда, — Томаш тихо рассмеялся, показывая на неровно прилепленный пластырь на щеках. — Он человек. Тот, кого я очень долго ждал, метаясь между вот такими связями, как наша с тобой. Я очень хочу, чтобы в этот раз мне повезло с… ним. Прости, Рей… От этого внезапного признания пришлось прикусить кончик языка. И зачем он так разоткровенничался перед Рейденом? Хочет сбить с него пыл и спесь? Нет. Скорее хочет впервые озвучить те не вяжущиеся в общий контекст мысли, которые на самом деле тревожным веретеном крутились у него в голове с того самого дня, как он мастурбировал на старшего брата, изнывая от стыда и недоумения в одном флаконе. Красота и недоступность Би-Хана заставляла грешное сердце страдать от невысказанных чувств, понимая, что такой человек, награждавший названого брата очередной остротой или колкостью в его адрес, даже не посмотрит на него. Вокруг Би-Хана всегда крутилось много прелестнейших обожательниц: доходило даже до нелепого преследования будущего Грандмастера, со скандалами, интригами, попытками разжалобить или шантажировать. Саб-Зиро был непреклонен, иногда входя в контакт с такими дамами от скуки, иногда нарочно, чтобы поставить какую-нибудь ветвь из высоко стоящих династий в неловкое положение, но каждый его шаг в основном продиктовывался только выгодой. Отец распоряжался поведением сына не меньше, постоянно диктуя ему, с кем, как и когда разговаривать: это тоже входило в учение «сыновьего почитания». И Би-Хан не мог этому противиться, ломая себя и своё видение личной жизни под выгоду и требуемые от него ожидания. Смоуку всегда было неловко от того, как молодой криомант чопорно раскланивался, сдержанно улыбался на приёмах, держался гордо и обособленно, при этом не переставая отбиваться от поклонниц, а может быть, и от поклонников… Томаш мог только молиться, чтобы однажды боги услышали его надоевшие пространству одинокой комнаты молитвы и сделали так, чтобы старший брат обратил свой прекрасный аристократичный взор на младшего брата, отвёл от него беду саморазрушения в чужих койках, укрыл в кольце своих сильных рук и хотя бы один раз произнёс такое простое и понятное «ты нужен мне». Смоук бы влачился за ним всю жизнь, пропуская мимо ушей и колкости, и придирки, и даже тот факт, что он не родная кровь и не может претендовать на что-то большее в силу предпочтений криоманта женскому полу. Но на тот момент он не мог получить ни одной подсказки по этому поводу, так что все его влажные мечты сбывались в знойных ночах чужих покоев, всегда разных, дабы не быть замеченным и обличённым в недозволительных непристойностях. Мастер Дыма будто готовился к тому, чтобы стать в постели лучшим, и со временем к нему стали приходить именно за этим, чтобы получить «личные наставления» на конкретном примере. Но сколько бы волнующих практик он ни проходил — душу и тело Томаша не мог насытить даже самый бойкий и искусный любовник. Однажды, до случившейся катастрофы, пепельноволосый подсмотрел за тренировками брата на плацу. Би-Хану надлежало тренироваться только в предписанной ему до перехода на новую должность компании его сверстников, конечно же, идеально подобранных из самых именитых династий. Яростный тигр метался по площадке, играючи разбрасывая своих оппонентов, насмехался над ними, одаривая нелестными словечками, которые так часто повторял отец, тренируя старшего отпрыска. И как только бой был окончен, Томаш разглядел, как с опаской и непониманием криомант смотрел на миролюбиво протянутые к себе руки товарищей, признавших поражение — простое рукопожатие заставило Би-Хана впасть в ступор, незримо ощетиниться, неуверенно озираясь на наблюдавшего наставника. Он занервничал, несколько раз безуспешно пытаясь отогнать от предплечий, покрытых льдом, коварную стихию холода, но та будто и не думала уступать и подчиняться, льнула по коже, цеплялась инеем за одежду и рвалась откусить до некротической черноты чужие конечности. Паника в метнувшемся взоре отразилась на строгом лице наставника, который только осуждающе покачал головой да указал на зажатый в центре упругого живота «танден». Би-Хан виновато выставил перед собой синие от корки льда ладони, примирительно отступая назад, будто извинялся за невозможность пожать щедро протянутые руки товарищей, а те только недоуменно вращали шеями, косясь то на наставника, то друг на друга. В их понимании Саб-Зиро бахвалился своим превосходством, нисходя до них только этим чопорным жестом, будто сам себя возвысил до уровня богов. Но в карих глазах Смоук научился считывать тревогу, вызванную отвержением людей, гнев и панику, стихающую под блеском всполохов заволакивающегося синим зрачка. У Би-Хана не могло быть долгосрочных связей. Многие криоманты слишком поздно приходили к степени высокого мастерства в магии льда, это искажало их характер, делая более чёрствыми и непробиваемыми к человеческому теплу и проявлению эмоций, и чем больше росло мастерство, тем больше возникало с ним проблем. Би-Хану не повезло родиться тем самым гением, который постиг все основы уже в четырнадцать, а к тридцати мог сам менторствовать над любым сильным мастером криокинеза, забавляясь, как много усилий требовалось кому-то для создания простейшей комбинации ледяного щита и острых пик вкупе с мертвенной аурой холода. Смоук считывал эту информацию по часто опущенным уголкам губ старшего брата, по его в момент сгорбившейся спине, пока никто не видит, будто он сам понимал, насколько непохож на других, как далёк от пределов человеческого, не вхож в обыденность, доступную простым смертным. Его вычёркивали из круга общения не только боясь его положения в клане и статуса, а ещё и потому, что к криоманту его уровня было невозможно применять никакие жесты сближения, что инстинктивно вызывало у людей настороженность и подозрительность. И как только это наблюдение закрепилось в сознании младшего брата, он научился замечать, что Би-Хана никогда и никто не касался и не обнимал, кроме его матушки. Она будто воровала старшего сына из мира, где от него требовалось только полное подчинение традиции, гладила его по голове, спине и плечам, целовала в висок, но всегда украдкой, вскользь, за пологом непрозрачных штор. И даже Томашу становилось тепло на душе, когда узкая полоска губ Би-Хана будто наполнялась жизнью и силой, а сдержанность трещала, как разлом айсберга в прибрежных водах тёплого течения, и лицо озаряла милая скромная улыбка. Би-Хан был очень сильно привязан к матери, единственной женщине, прощавшей ему смятение его духа, неуверенность и страхи. Никто в мире не смог бы дать настолько безусловную любовь, как она. Может, по этой причине с её кончиной Би-Хана вывернуло наружу всем тем злобным дерьмом, которое копилось годами строгости, дисциплины и рутины жесточайших тренировок. Первенцу не прощались проступки, его тело подвергалось наказаниям чуть ли не чаще простого храмового служки. Отец хотел, чтобы его идеальный сын, алмаз в дорогой оправе, был над всеми, повелевал и вызывал зависть у других, а Би-Хан… оказался другим. В сердце больно кольнуло. Как же он раньше не вспоминал об этом? Почему так слепо доверился словам Куая о том, что Би-Хан их предал? Предал — или просто сошёл с ума от унижения за свою упущенную и растоптанную аскезами и правилами храма жизнь? Старший отпрыск слишком отчаянно стремился доказать отцу, каким отличным воином и защитником он станет, что не посрамит клан и выступит на турнире, защищая Земное царство. Он грезил книгами о героях, запоем увлекался чтением о великих битвах, славе и почёте, прощая наставникам шрамы на бёдрах и торсе, отплёвываясь от крови после нечеловеческих побоев более старших воинов. Он положил детство, юношество и молодость, служа только одной-единственной цели — стать Избранным и представлять Земное царство на турнире! А взамен получил только жалкие задания по сбору кучки радостных крестьян, актёра и якудзы, чтобы узнать, что его жертвы всё это время были напрасны и ИЗНАЧАЛЬНО никому не нужны. Карающий меч Лин Куэй доставали из чехла, чтобы полюбоваться, а после снова поставить на полку, памятуя, что он просто есть, будто хвастовство недалёкого хозяина, бахвалившегося, что опасный зверь не дёрнется без команды перегрызть глотку, пока он не щёлкнет пальцами. Почему-то к горлу предательски подступила горечь, и Смоук, набрав в грудь побольше воздуха, откровенно и честно произнёс: — Я впервые хочу счастья для себя, а не для кого-то, кто высоко оценит мои навыки как воина. А ещё я очень хочу сделать своего любимого человека счастливым, чего бы мне это ни стоило. Так что я сделал свой выбор, Рейден, и готов за него ответить. Прости, — воин Лин Куэй нежно поцеловал Мастера Молний в уголок губы и быстро вернул все свои ремешки и завязки в их исходное положение. — Что вы здесь забыли, молодые люди? — дверь подсобки резко распахнулась, впуская в непроглядную темень лучи света, так остро врезающегося в привыкшие к мраку глаза. Внезапный, до боли в ушах узнаваемый голос старушки разрушил уединение, заставляя взметнуться тягучую взвесь страха от низа живота к желудку застигнутого врасплох сознания. — Я был должен денег Смоуку, — Рейден сощурился от резко забившего в тьму подсобки света, невинно улыбнулся, будто бы не он пять минут назад был готов на коленях долго и влажно высекать жестокую страсть из одного из лучших воинов Лин Куэй. — Ага, лучше б вы подрались, — лукаво прищурилась мадам Бо, толкнув Смоука в зад щёткой для подметания пола. — А ну-ка, отойди от мальчика, повеса! Или, думаешь, я не знаю твой грязный изворотливый умишко? Словно всяких наивных простачков Фоцзяня тебе уже мало! — Я… — Томаш хотел начать оправдываться, что было бы очень некстати, учитывая, что мадам Бо всегда видела его насквозь. — Прошу прощения, но мне правда нужно было поговорить с Рейденом об очень важных вещах. — Ага, а сковородки у вас в свидетелях? Вылезайте оттуда немедленно! Конечно же, от прозорливости мадам Бо — их общей наставницы — не скрыть ничего. Рейден не умел хранить тайны, так как был слишком прост и открыт, а Смоук просто не любил врать своему любимому Мастеру. С тех давних пор, как она поучала его и Куая, прошло немало времени, но уроки он запомнил очень хорошо. Уже тогда мастер Бо знала, по кому тоскует мятежное пылкое сердце сироты, который не мог найти общего языка с чопорным старшим братом. Помочь этой беде было невозможно — разные части социальной лестницы, и даже вошедший в клан Ледяных Драконов отпрыск некогда господ из Северной Звезды больше походил на заложника для усмирения других династий, чем на истинно принятого равноправного члена семьи. Мадам Бо видела куда дальше и больше, чем и заслужила своё положение в Лин Куэй. После того как Смоук в общих чертах обрисовал причину своего прихода, старушка медленно кивнула головой, приглашая обоих мужчин расположиться за столом. Они сидели и в тягостном молчании некоторое время рассматривали глаз Ашки, по очереди вертя футляр в пальцах. — Не к добру это. В деревне тоже стали пропадать люди. Я думала обратиться к нашим ближайшим защитничкам, да вот слышала, что от них теперь нет никакого проку, раз у Би-Хана совсем кукуха улетела, — разворчалась управляющая рестораном, медленно потягивая длинный китайский мундштук и выпуская краем губы сизые дымные кольца. — Так трудно быть первым сыном и так легко стать первым предателем. Но, к его чести, стоит добавить, что он был куда менее коварен, чем его отец. Шуан Лонг никогда не делал ничего просто так, везде видел только выгоду для своей династии, так что рождение второго сына здорово испортило ему карты. Было и так понятно, что яблочко от яблоньки упадёт недалеко, но Би-Хан перешёл всяческие границы. Даже не знаю, почему Лорд Лю Кан спустил ему всё это с рук. — Может, и не спустил, раз я здесь, — загадочно отпустил многозначительную реплику Смоук. — Би-Хан исчез месяц назад, мадам Бо. Лорд Лю Кан вернул нас со Скорпионом в клан, чтобы мы вновь занялись нашей непосредственной работой по охране Земного царства, теперь он новый Грандмастер, а я его заместитель. Вчера на нас напали вампиры Ватернуса, немного, но мы понесли тяжкие потери, и наш Глава слегка пострадал. Один храбрец успел вынуть этот мерзкий артефакт, чтобы в случае чего сделать антидот, но… Я не очень верю, что после нашего возвращения в клан кто-либо захочет сделать лекарство должным образом. Даже сейчас я очень переживаю за Куая, он остался там один, и он ранен. Прошу, помогите! — Смоук низко поклонился своему мастеру, выражая глубокую степень уважения. Мадам Бо наклонилась к столу, достала крохотные круглые очки на длинной цепочке и, посмотрев на глаз вампирши внимательнее, проговорила: — Кто бы ни был этот воин, раздобывший такое, но белок вырванного органа был прокушен несколько раз с разных боков. Зубы небольшие, а пасть, судя по отступам от резцов, совсем маленькая. Не знала, что теперь на вампирш нападают боевые еноты. Давно не припомню, чтобы в клане был столь редкий дар оборотня, да ещё и способного ужимать магией своё тело до подобных размеров. Стоит похвалить этого отчаянного храбреца — он знал, что делал, и уроки по Ватернусу не прогуливал явно. Если бы вы отрубили только руку или любую другую конечность, то мёртвая кровь при первых же лучах рассветного солнца рассыпалась бы в прах. А глаз — совсем другое дело. Что ж, у меня остались кое-какие записи, как сделать выжимку из органов не-мёртвых, но ты должен понимать, что если Куай Лян заражён, то ему повезло чуть больше, чем остальным — благодаря пиромантии клеткам-паразитам будет куда труднее завладеть кровотоком, чего не скажешь об остальных обитателях клана. На такое количество воинов сыворотку приготовить я не в состоянии, придется обращаться в Медицинский отдел клана, а там вам будут ой как не рады, дети мои. Всё время молчавший до этого Рейден вдруг ожил, стукнул тыльной стороной кулака по столу и воскликнул: — Но ведь и в деревнях пропадают люди! Если Лин Куэй не выйдут на подмогу и будут заражены внутри своего храма, то мы будем следующими. Это нужно остановить! Мадам Бо, я должен рассказать обо всём Лорду Лю Кану, а братьев из Белого Лотоса попросить, чтобы они позволили сделать сыворотку на основе того, что создадите вы. — Уймись, Рейден, после предательства Би-Хана Лин Куэй не вышли бы нам на помощь без своей на то выгоды. Ты же понимаешь, что обратить человека в вампира может только женская особь, значит, у кого-то есть чёткое указание совершить диверсию. Вопрос, для чего? Если слухи подтверждаются и обезумевший Глава совершил сделку с колдунами, а потом задним числом от неё отказался, то считай, что Лин Куэй попал в немилость и воспринимается бывшими союзниками как угроза. Без поддержки Лю Кана задавить все клановые династии и раздербанить их на воюющие группировки — проще простого. Очевидный почерк придворного колдуна! Если вампирша покусала рядовых членов Лин Куэй, то нам надо каким-то образом сделать так, чтобы из храма никто не выходил. Это, думаю, осилит и наш юный заместитель. А вот что касается сыворотки, то и правда, лучше работать сообща с монахами — мы приготовим её через двое суток, а ты, Томаш, следи, чтобы Куай Лян пока что пил посеребрённую воду, чтобы замедлить превращение. Всех заражённых заприте в подвалах, но если будет совсем худо… Придётся рубить головы. Перспектива чинить расправы внутри клана над теми, кто и так не очень-то любил новых верховных Мастеров, была самым безрассудным предложением, которое Смоук отмёл в голове сразу. Нужно убедить Лин Куэй, что они им не враги, что на него и Куая можно полагаться в равной степени, как и на занявших крепкие позиции Сектора и Сайракса. А ещё лучше — посоветоваться с Би-Ханом, пока тот ещё соглашается сотрудничать на взаимовыгодных условиях. Есть вероятность, что рано или поздно своевольный кот решит сменить милость на гнев — вопрос времени, но в теле кота ему не совершить и шагу, чтобы не быть раскрытым. В довесок ко всему, как бы он ни хотел верить старшему брату, попавшему в щекотливое положение, но Мастер Дыма ещё не до конца был убеждён в чистоте мотивов Би-Хана. Что, если кто-то из своих заколдовал криоманта ради того, чтобы тут же перенять власть? Саб-Зиро будет преследовать свои собственные мотивы, манипулировать Смоуком, только бы вернуть всё на круги своя, а уж младший брат не позволит более собой понукать. По крайней мере — безвозмездно. Это ли не шанс заполучить Би-Хана себе целиком? Так много вопросов… — Я буду очень признателен, мадам Бо, если вы окажете мне содействие. Напрямую обращться к Лю Кану я бы не осмелился, — почтительно поклонился пожилой даме Смоук, вставая из-за стола, чем вызвал у Рейдена печальную усмешку. — Рейден, твоя помощь в этом будет незаменима, я осмелюсь просить тебя о том, чтобы по возвращении Лорда Лю Кана он был в курсе всех текущих дел. Я расчитываю на тебя, Избранный! — воин Дыма отвесил вежливый поклон и ему, что вызвало в Повелителе Молний долю смущения, заставляя мило покраснеть. — Почту за честь, — тихо ответил он, видя, как за год изменился пепельноволосый мужчина, приняв на себя новые обязательства, вверенные ему высокой должностью. Смоук изменился, стал уверенным и спокойным воином, куда более целенаправленным и полагающимся на собственный опыт и смекалку, нежели ранее.

***

Сектор выслушивал нравоучения старейшин вполуха, потом с не меньшей скукой проанализировал кипы отчётов по потерям, зачем-то пару раз пересылая Сайрексу документы со своего планшета. Чернокожий глава Медицинского отдела только хмурился, поджимал губы да перечёркивал пометки по одиннадцати погибшим — слишком много, чтобы в это поверить, так недолго и честь клана потерять за пересудами прислуги о благонадёжности храма. — Сколько ещё продлится этот средневековый цирк? — наконец подал голос отпрыск династии Южной Звезды. — Мы разыгрываем эту комедию почти пять суток, а у меня стоит работа по проекту «Текунин»! Я что, должен и дальше поддерживать иллюзию, что клан работает по заветам Шуан Лонга? Старейшины строго воззрились на Сектора, укрощая поток его недовольств. Да, клан за год проделал гигантскую работу по роботизации и автоматизации всех процессов, и возвращаться к упрощённой системе коммуникации, быта и всего, что считалось традиционным, было унизительно и глупо, но Лорд Огня мог в любой момент появиться в храме снова, проверить соблюдение договоренностей, а ещё хуже — дать Куай Ляну повод навести здесь не меньшие архаичные порядки, чем тот пытался сделать на своей новой территории в Ширай рю. Спасибо, что флаги свои позорные на главной башне не вывесил. — Стоит всего только подождать, когда его обращение войдёт в стабильную фазу, мы просто умоем руки — мы ни при чём, сам нарвался, сам прыгнул в гущу событий, а мы не успели оказать посильную помощь. К тому же все прекрасно знают, что без части тела или крови доминантного вампира вывести сыворотку невозможно. Да, мы некоторое время снова будем «обезглавлены», но это только на первое время. Когда вампирша доберется и до заместителя, то проблема будет решена сама собой. У Сайрекса дрогнули поджилки, когда он услышал столь циничные речи старейшин — никто из них не рассматривал второго сына бывшего Грандмастера в качестве истинного преемника, но большинство ратовали за то, чтобы ветвь Шуан Лонга сдала свои позиции и уступила власть клану Южной Звезды, чтобы наконец-то адекватно и молча сменить весь политический уклад нескольких династий. — И как вы будете объясняться перед богом? Заверите его в ложных гарантиях защиты Земного царства? Я предлагаю простой вариант — обьявим себя торговой гильдией и будем поставлять наши игрушки тому, кто больше заплатит. Хватит этой идиотской эпохи воинов — вы сами прекрасно видите, до чего это довело, — мудро изрёк Сектор. — Честь, традиции, гонка за эфемерными почестями от какого-то самодура-божка… Би-Хан видел куда дальше всех этих помыслов, стоит и нам не забывать, ради чего мы корпели над переустройством клана и зачем заключили столько сделок с Кано и Дейганом. Эта новая эра Лин Куэй должна возвысить нас ненасильственным путём, хотя я и понимаю, что самый короткий путь к успеху — прямой. Но такой постоянный надзор за нашей деятельностью со стороны Лорда Огня сделает невозможной автоматизацию Лин Куэй, а ведь я уже почти запустил процесс инициации нескольких цехов! — Ваши ходатайства и рассуждения не беспочвенны, Мастер Сектор, но мы не можем полагаться сейчас только на вашу продуктивность. Войдите и в наше положение — уходит слишком много средств на поддержание иллюзии, как вы метко выразились, средневекового общества. Давайте наберёмся терпения и просто не будем отступать от предложенного нам плана. — Так тому и быть, — сипло прошептал Сектор, вставая из-за совещательного стола.

***

Куай спал тревожно — в голове гудело, а под кожу будто налили расплавленного свинца, прожигающего мышцы до костей. Пот выделялся настолько обильно, что бессознательно в полудрёме Куай стянул с себя всю лишнюю одежду, оставаясь полностью обнажённым, но даже это временное облегчение не особо помогло сбить приливы нарастающей температуры. В горле начинало клокотать от сухости, а язык, будто пиромант перебрал с саке, то и дело прилипал опухшим мерзким слизнем к верхнему нёбу. Тревожно и не к месту в памяти всплыла стычка с Хавиком: изуродованное лицо вторженца из Царства Хаоса — и, тем не менее, мужество продолжать битву, несмотря на боль в полностью растворившихся кусках лицевых мышц и кожи. Ветер заунывно дул за окном, было настолько душно, что пришлось усилием воли заставлять себя вставать, чтобы немного проветрить покои, попутно осушив графин с водой, выставленный для него прислугой. По телу прокатился сильный озноб, будто его напряжённые мышцы были струнами на арфе, и до того мерзкий, словно кто-то бил по макушке гигантским молотом, вколачивая тело в пол, заставляя его дрожать и вибрировать. Скорпион доплёлся до кровати и снова упал в плен её мягких объятий, тревожно прислушиваясь, как ветер трепал занавески, пока звуки не провалились вместе с ним в пустоту забытья. Сквозь сон он слышал, как кто-то едва уловимо крался по комнате лёгким стелющимся шагом, как стащил со стола кипу бумаг, уронил на пол, шуршал ими, пока они не разлетелись повсюду, прыгал по ним, бесновался, потом устало плюхнулся, затих. Куаю было всё равно, ему было настолько плохо, что он вяло отмахнулся от забравшегося в его покои зверя слабым движением распятой тремором мышц руки. Пусть. Если это снова тот самый противный кот, то он поймает его позже, когда будет в состоянии это сделать, но не сейчас, когда его всего колотило и размазывало по постели, заставляя простыни влажным коконом оборачиваться вокруг торса. Внезапно в ухо нахально ткнулись чем-то мокрым и очень щекотно-ворсистым: зверь пытался разбудить Грандмастера, бушкаясь головой ему в ухо, мягко, но настойчиво, что-то урчал, после чего, видимо, не добившись никакого результата, от души укусил за мочку. — А-а-ай-й-йя-я-я! — Скорпион подпрыгнул на постели, потирая пострадавшее ухо, и с перекошенным от гнева лицом схватился за кунай, который по привычке прятал под подушкой. На него весьма спокойно, с лёгким оттенком укоризны, взирали два голубых глаза в оправе чёрной короткой шёрстки. Кот не двигался с места, даже когда Куай Лян замахнулся на него кунаем. Это заставило повременить с расправой, всматриваясь в наглое упрямое животное. — Так это ты?! Ты тот гад, который подставил меня перед Старейшинами, испортивший мои сапоги? Вот я тебя! — как бы ни ярился Скорпион, но ударить беззащитное животное, пускай и настолько нахальное, он не смог. В кота полетела подушка, от которой тот весьма ловко увернулся, зашипев на бросающего. — Не нравится? Будешь знать, как шкодить! Чего уставился? Кот спрыгнул на пол, подобрал что-то в зубах и снова запрыгнул на постель, выплёвывая в руки пироманта серебряную серьгу. Подбил её мягкой лапкой, пристально уставившись на подношение, а потом снова на Скорпиона. — Ты играть сюда пришёл, что ли? — возмутился Грандмастер, привставая со своего места в желании взять вторую подушку и прогнать кота как можно быстрее прочь. — Мяу! Мя-я-яу-мяу-ум! Мя! Мя-ма-а-а-а-ая-я-яу! — странно выдавал мелкий хищник заливистую витиеватую тираду, словно ругался на непонятливого человека. — Дебила кусок! Тебя укусили, и никто не будет тебя тут лечить! Тебе нужно положить серебро в воду и выпить! Идиот! Некомпетентный имбецил! — ярился Би-Хан, на все тона ругая брата в своей фирменной манере. — Псих какой-то. Вали отсюда! — крикнул на яростно размяукавшегося кошака Куяй Лян, на этот раз удачно запустив в него подушкой. Кот улетел вместе с ней с кровати вниз, кувыркнулся в воздухе и зашипел, уничтожая снаряд врага в клочья. По комнате пушистыми снежинками разлетелись перья… — Всё! Достал! — спрыгнул с кровати пиромант, уже не желая никому давать поблажек, ни зверю, ни человеку. Он с отчаянием пса погнался за котом, который моментально прыгнул на шторы и, словно дрессированная обезьяна, взлетел по ним высоко на карниз. Куаю показалось, что демоническая тварь из присущей ей зловредности даже показала ему розовый язык, так как высота карниза никак не позволяла пироманту добраться даже до кошачьего хвоста. — Срам какой! Голый мужик гоняется за котиком! Ни стыда ни совести. Ну и подохнешь оттого, что прилёг поспать! Тебе нужно пережечь вирус температурой, дебил! Давай! Злись! Давай же! Голая обезьяна, прыгай, скачи! — кричал на нового Грандмастера Би-Хан, ловко спрыгнув Куаю на спину, как только тот отвернулся, чтобы запустить в кота сапогом. Когти отлично впились в сочные сильные трапеции мышц воина Огня, и, расчертив ими по спине десять красных полос, кот акробатом взлетел на шкаф, где стал скидывать на голову Скорпиона всякий сезонный хлам. Самый тяжёлый снаряд в виде традиционных японских гета приземлился прямо на голые ноги Скорпиона, от души ударившись о мизинец. Куай Лян выдал такой пронзительный цунами витиеватой брани и крика, что был бы Би-Хан человеком — покраснел бы до корней волос. Пламя охватило тело пироманта, тонкими завитками будто облизывало его кожу, заставляя сбавить обороты и на минуту перестать яростно прыгать на одной ноге в попытке растереть пострадавший мизинец. В довершение всего новый Грандмастер поскользнулся на кипе сброшенных бумаг и приземлился на голую задницу, аккурат рядом с своими новыми сапогами. Памятуя прошлый раз, он остервенело запустил туда сразу обе руки — сухо. Выдохнув с облегчением и выпустив изо рта языки яростного пламени, будто дракон, он гневливо посматривал на шкаф, где манерно вылизывал лапку чёрный бесноватый котище. — Сука. Я же тебя всё равно достану! — ворчал Куай, грозя из своего голожопого сидячего положения кулаком мерзкой пушистой твари. Би-Хан мстительно уставился на него, отнимая пыльную лапку ото рта, презрительно чихнул, придумывая, за что бы в этот раз от души тяпнуть брата, и наконец, заметив самое уязвимое в его поле зрения достоинство голого пироманта, брезгливо завернул верхнюю губу. — Фу, нет. Это я кусать не стану, — муркнул он себе в усы. — Вставай, позорище! Вставай! Пока Куай гонялся за вредоносной тварью, пока получил несколько карательных ударов слетающими сверху предметами, его тело пропотело настолько сильно, что можно было подумать, что Скорпион вышел из финской сауны. Но тем не менее с выпотом ушла и первичная интоксикация, доставляя желанное облегчение в скованных мышцах. Скорпион сидел на заднице и едва переводил дух, ловя ветерок из окна носом и губами, пока вдруг не почувствовал, что к его ягодице прилипло что-то острое и неприятно колючее. Он медленно встал, отлипая впечатавшуюся в кожу чуть подплавленную серебряную серьгу, потом с интересом посмотрел на кота, который почему-то отчаянно ему кивал и всячески подмигивал, будто его кто-то дергал за ниточку на нижней челюсти. — Серебро? Ты принёс мне серебро? — брови пироманта вычурно взметнулись вверх. — Так ты и есть тот самый Мао, о котором тут слухи распустили? — Великий Мао! — высокомерно отметил кот, свесив лапку со шкафа. — Давай же, тупица, положи её в воду и выпей. — Ватернус… — Куай Лян поднялся, опираясь о кровать, добрёл до стола, где стоял графин с водой, и медленно опустил серьгу в воду, не сводя взгляда с кота на шкафу. Зверь подобрался весь, вытянулся продолговатой мордой, будто показывал всем своим телом, что именно этого он и добивался всё это время от глупого человека. — Доволен? — хмуро пробормотал Куай. — Ур-р-р! Ур-р-р! — кивнул кот с чувством выполненного долга, а после с разбегу прыгнул на штору, покачался на ней, скорее просто потехи ради, чем из необходимости, затем ловко, как Тарзан, спрыгнул на подоконник, находясь на достаточно безопасной дистанции от своего оппонента. Облегчение пришло сразу, когда Куай Лян залпом осушил весь графин, и пока его кадык судорожно бегал вверх-вниз, словно ополоумевший лифт, кот исчез. Поставив пустую тару на стол, пиромант стал озираться и настойчиво «кыскать». Но кыс-кыс уже чопорно прогуливался между коньков крыш, фыркая на манер оскорблённого вельможи. — Боги милостивые! Да хоть закыскайся там, тупица малолетний. Буду я тебе ещё помогать, как же! Рассказать кому — не поверят. Голожопый Скорпион гонялся за маленьким котиком! Бесстыдник! Японофил хренов. Би-Хан спокойно добрался до безопасной ему территории третьего сына, мягко спустился по карнизу, минуя водосток, манерно крутя мохнатой попкой, семенящими шажками вылез к окну, откуда вытек чёрной каплей внутрь покоев Смоука, и уже там, совершенно обессилев от ратных дел, а также от чар, наложенных на себя, уснул прямо на низком чайном столике.