Повесть временных лет эдишн.

Александра Романова называют безумцем. Он и сам в это верит. Но продолжает приходить сюда снова и снова. — Саша! Я поступил, поступил! — Ему навстречу бежит радостный юноша. Он бежит в расстегнутом сером пальто и без шапки. Саша уверен, парень этого даже не заметил. — Сашенька, я поступил, представляешь! Я был уверен, что не смогу, а они меня взяли, представляешь! — Костя, это прекрасно, но застегни пальто и надень шапку, холодно на улице. — Конечно, родной. — Костя наспех застегивается и натягивает шапку. — Саш, но я, я просто безумно рад, что я — актёр оперы и балета! — Костенька, ты очень много ради этого трудился, и я был уверен, что тебя возьмут. Ты огромный молодец. Саша мягко улыбается и берёт покрасневшие от холода ладони в свои. Он осторожно касается губами указательного пальца. Это их проявление любви. — Саш, завтра первые занятия, я так рад, так рад! — Костя, хоть и смущённый действиями «друга», продолжает по-детски радоваться. — Костенька, я всё понимаю, но время близится к восьми вечера, вас неплохо задержали, пойдём домой? — Конечно, Саш… *** Прошло пару месяцев. Костя занимался усердно и получил главную роль в постановке. В тот вечер в советской квартирке, где они вдвоём жили, стояло ощущение нескончаемого счастья. Костя, обычно молчаливый, всё говорил, говорил, говорил, а Саша слушал, держа Уралова за руки, поглаживая ладонь большим пальцем. Легли они ближе к полуночи, а на утро Костя продолжал говорить: восхищался педагогами, замыслом спектакля, тем, что будет дальше. *** А дальше был спектакль. Костя ушёл в театр на репетицию в семь утра, не разбудив Сашу и не попрощавшись. Была зима, и самое время балета «Щелкунчик», где Костя и играл Щелкунчика. Саша им восхищался. Однажды ему довелось побывать на одной из репетиций любимого, и он был в неописуемом восторге от того, насколько всё было идеально. Точно выверенные движения, точность в каждом. Абсолютная аккуратность и грация. И вот наконец день спектакля. Саша сидит в зале и ожидает начала. Наконец открывается занавес, и начинается представление. Проходит пара минут, и наконец на сцене появляется Костя. Он закруживается в танце, и вдруг откуда-то сверху падает тяжёлая бетонная плита, которая падает Уралову на голову. Костя падает вслед за ней на холодную деревянную сцену. Под ним расплывается алое пятно. На сцену тут же выбегают несколько человек, пытаясь нащупать пульс, но ничего. И у Саши в голове тоже ничего. Вокруг него кричат зрители, просят вызвать скорую и милицию, но он этого не слышит. Он слышит лишь собственное сердце, которое разбивается на миллион осколков. Он вспоминает тёплые руки, мягкие волосы, нежную улыбку, расстёгнутое пальто… *** Проходит несколько дней, может неделя, Саша не особо считал. Прошли похороны. И Новый год через два часа. Саша сидит за столом и смотрит на часы. Вспоминается нежный смех Кости. И Саша вдруг выбегает из кухни, наспех натягивает сапоги и пальто, вылетает из квартиры. Он несется в сторону закрытого театра. Там забегает через незаколоченный досками вход для персонала, пробегает по лестницам и оказывается в зале, на том самом месте. Он слышит тиканье часов. Оно разносится справа, у боковой сцены. Там висят старенькие часы, и бьют одиннадцать часов ночи. Саша подходит к ним и внимательно их разглядывает. Вдруг его плеча касается чья-то рука. Он со страхом оборачивается и видит его, Костю, совершенно живого. В тёплом свитере, серых брюках и серых пуантах. — Здравствуй, Саша… — Мягкая улыбка. Она кажется Саше самой прекрасной в его жизни, она будто озарила тёмное помещение сцены. — Костенька… — Саша шепчет, не веря своим глазам. — Да, мой родной? — Это правда ты? Я не в бреду? — Сашенька, это я правда. Поедем со мной, до боя курантов всего 15 минут! — Саша, словно в бреду, идёт вслед за Костей. Они поднимаются на сцену, и вдруг раздаётся вальс. — Саша, вальс, ты слышишь? Помнишь, как мы танцевали его по вечерам под радио? Ты заводил… — Ты хочешь сейчас станцевать вальс? — Саша смотрит на Костю непонимающим взглядом. — Почему бы и нет… Саша подходит ближе, он вытягивает руку Косте, а вторую кладёт ему на талию. Костя крепче ухватывает вытянутую ладонь и кладёт одну руку ему на плечо. — Раз, два, три, раз, два, три, — Костя шепчет такт, а Саша боится отпустить. Он вновь его потеряет... — Саша! Сашенька! Саша! — Костя вдруг начинает его звать, кулисы беспорядочно развеваются, будто от сквозняка. И дверь в зал громко хлопает, перекрывая музыку. — Саша! Саша чувствует влагу на лице и холод. Он проводит пальцами по щекам. Вода, причём очень холодная. Взгляд наконец фокусируется: над ним стоит обеспокоенный Костя с пустым стаканом в руке. — Саша, что случилось? Ты в порядке? А Романов без слов притягивает парня ближе, касается губами виска, проводит кончиками пальцев по позвоночнику. Ему кажется, будто Костя вот-вот исчезнет, но он здесь. Он обнимает в ответ, шепча что-то успокаивающее. — Костенька… Костя! Какое сейчас число и час? — Саш, тридцать первое декабря, одиннадцатый час, но если тебе нужно конкретно — десять часов вечера, сорок пять минут. Что за любовь к числам такая резкая? — Костя, я тебя очень сильно люблю. — Я знаю, я тебя тоже, но можешь объяснить, что случилось? — Просто кошмар, глупый детский кошмар. Сколько я спал? — Пару часов. Пойдём, всё на столе, скоро праздничная речь начнётся.