Nisshoku

Это тёплый солнечный день и очередное поселение на пути к Амэ, когда Наруто исчезает. Когда Саске понимает, что именно произошло, то не находит в себе сил испугаться так, как могли бы Какаши или Сакура. На самом деле, в глубины души он знал, что однажды что-то пойдёт не так, ждал этого, всегда оставаясь отчасти настороже, поэтому нет удивления, непонимания или каких-то других подобных чувств. Вместо этого Саске мгновенно принимается за расследование. И лишь когда оно не даёт никаких результатов - никто ничего не видел, не слышал и не знает, хотя они успели примелькаться за три дня постоя - он позволяет себе подобраться и мысленно ощериться в пока безымянной угрозе тем, кто посмел. Что Наруто исчез не по своей воле, становится ясно сразу. Все его вещи остались в комнате, которую они сняли на постоялом дворе, а ещё, когда Саске настраивается на следы его чакры, то улавливает в их остатках удивление, раздражение и чувство преданности. Кто бы ни пришёл за Наруто, он знал этого человека и, более того, в какой-то степени доверял ему. Сама степень этого доверия Саске неизвестна, но, судя по всему, Наруто не ждал от этого человека удара в спину. Точнее, он явно относился к этому человеку с глубоко укоренившимся подозрением, но по какой-то причине рассчитывал на то, что проблем со стороны этого человека не будет. Это напоминает Саске отношение Наруто к нему: беглому другу детства, нукенину, предателю и братоубийце. Наруто верит ему - верит в него - и доверяет ему, однако в некоторые моменты - слишком часто, чтобы на это можно было не обращать внимания - он выглядит так, будто едва сдерживается от отслеживания каждого вдоха Саске. Как пошутил однажды Какаши: «Доверяй, но проверяй», и именно так Наруто порой ведёт себя - будто хочет подарить Саске всю свободу мира, но в то же время иметь возможность контролировать каждый его шаг, укрепляя свою - несмотря ни на что, шаткую - веру в то, что Саске больше не уйдёт, не оставит их всех - не оставит Наруто - за спиной. «Итак, это был кто-то знакомый», - мысленно перечисляет Саске, собирая свои и чужие вещи и запечатывая их в свитки, которые после прячет в походную сумку, с какими обычно ходят гражданские торговцы и которые не привлекают лишнего внимания в отличие от рюкзаков шиноби. - «Тот, кого Наруто хорошо знал. Подозрительная личность. Склонный к махинациям или же якобы исправившийся после совершения ошибок в прошлом. Достаточно сильный, чтобы схватить Наруто без боя. Или же достаточно манипулятивный, чтобы заставить его пойти добровольно». А ещё этот человек может представлять угрозу для Саске или же заставил Наруто поверить в это и именно так заставил его уйти с ним. Не исключено, что сам Наруто с его комплексом самопровозглашённого спасителя всех - на тот момент выживших - Учих был тем, кто желал держать этого человека подальше от Саске. С другой стороны, если бы так, Наруто оставил бы ему какой-то знак, указание, записку. Уходя по своей воле, он озаботился бы тем, чтобы успокоить паранойю Саске и дать ему знать, что всё в порядке, и он скоро вернётся. Ничего подобного Саске не нашёл, а это значит, ему следует следовать протоколу шиноби: три дня ожидания возвращения товарища и последующие поиски или же уход с точки встречи, если товарищ не вернулся. Вот только Саске не из тех, кто следует правилам. В поселении остаётся его клон, а сам он, как только вещи оказываются собраны, исчезает в вихре из листьев.

***

Что ж, будет ложью сказать, что Наруто ожидал этого. Наверное, где-то там Саске раздражённо кривит лицо, закатывает глаза и называет его пустоголовым идиотом, и... Что ж, возможно, на этот раз Наруто это заслужил. С другой стороны, даже если война привила ему паранойю, это не означает, что Наруто постоянно с кунаем в руке. К тому же, он был не один, он был с Саске, и какой смысл в постоянной оглядке через плечо, если он верил - знал - что Саске всегда его прикроет? То, что Саске не оказалось рядом, когда появился его похититель... Что ж, это не идеальная вселенная, и Наруто и Саске не сиамские близнецы, чтобы не иметь личного пространства и времени. Так просто получилось, как и многие другие вещи просто случаются, просто происходят, и Наруто не повезло. Не то чтобы в первый раз, так к чему сетовать на судьбу. - Выглядишь вполне комфортно там, Наруто-кун. Как твои руки? Не слишком затекли? Наруто настолько далёк от комфорта, насколько это возможно. В его голове сотни мыслей проносятся с такой скоростью, что это почти физически больно. Связанные и несвязанные между собой, они в любом случае запускают цепные реакции, и становится только хуже, когда у него появляется возможность смотреть своему похитителю в лицо. Вот уж кто не изменился за пролетевшие годы, так это Орочимару. Это настолько же жутко, насколько успокаивает, потому что приятно видеть посреди дикости последних лет какую-то константу. Орочимару мог быть злодеем и мог стать после хорошим парнем - ну, или что-то якобы близкое к этому - но его суть нисколько не изменилась. Каким он был подлым скользким ублюдком, таким и остался, и Наруто был удивлён фактом своего похищения, но не был и каплю удивлён личностью своего похитителя. - Мне было бы куда комфортнее без кандалов, - бросает он, отслеживая исподлобья каждый чужой шаг. - Верно, - кивает Орочимару, продолжая возиться с чем-то на заставленном самым разным оборудованием и наполненными цветными жидкостями колбами столе. - Но ты известен как дикая необузданная карта, которая сначала делает и только потом думает, твоё второе главное слово после «Саске» - «рассенган», а я только закончил обустраивать это место. Так что подавители чакры пока останутся. Какой чай ты предпочитаешь? - Что? - не может сдержать удивления в тоне Наруто. Потому что он удивлён. Орочимару похитил его и заковал, заблокировав связь с Курамой, но при всём при этом ведёт себя на удивление... Мирно, если так можно сказать. Наруто не знает, сколько времени провёл без сознания - усталость в теле даёт понять, что вряд ли это был один жалкий час - но этого наверняка хватило бы, чтобы уложить его на лабораторный стол и воткнуть в него десяток иголок. Вместо этого Орочимару ведёт с ним вежливый разговор, в его руках и в самом деле откуда-то появляется чайник, и разве это не дико? Все встречи до этого Орочимару только и делал, что нападал, запугивал или лишал Наруто чего-то, а тут вдруг вся эта вежливость. Волоски на загривке встают дыбом: жутко. - Тебя так легко сбить с толку, - усмехается Орочимару, разворачиваясь к нему с двумя жестяными коробочками чая в руках. - Это простой вопрос, хотя мои запасы здесь пока невелики. Однако месторасположение этой базы не самое плохое, так что я подумываю организовать здесь один из главных пунктов контроля. А пока: зелёный чай или чёрный? - На твой вкус, - поразмыслив с секунду, отвечает Наруто; и впивается в спину отвернувшегося Орочимару таким взглядом, что при другом раскладе уже расплавил бы плоть и кости. Не то чтобы он по-настоящему боится Орочимару. Война во главе с Мадарой, Зецу, Обито и Кагуей почти отучила Наруто бояться, потому что, ну, что может быть страшнее всего того кошмара, который он и остальные пережили? Однако проблема Орочимару в том, что у него нет верности, совести, сострадания и он абсолютно сумасброден. Нарушивший все границы этики в своих экспериментах, бежавший из деревни, заклеймённый предателем, одержимый бессмертием убийца, который вернулся однажды лишь для того, чтобы втереть в лицо своего учителя факт удачи своего главного эксперимента. Пусть Наруто больше не идеализирует старика Третьего, никто не заслуживает такой смерти - от руки собственного злорадствующего и откровенно наслаждающегося чужим угасанием ученика. А каково было ещё раньше Цунаде и Джирайе? Они ведь были командой, все трое, и пусть Орочимару отличался от них, особенно жестоким и часто безжалостным прагматизмом, они выросли вместе, воевали вместе, прикрывали спины друг друга, и не просто так всех троих обозначили Великими Саннинами. Орочимару был другом и приятелем, был частью команды и частью семьи, и каково было остальным членам этой семьи, когда всё рухнуло? - Он всегда был сложным человеком, - признался как-то Джирайя, находясь в том редком пасмурном настроении, когда долгие странствия без отвлечений не позволяли сбежать от тяготящих с давних пор тяжёлых мыслей и сожалений. - Не такой, как мы. Гений и абсолютный практик. Может, дело в потерянной семье. Может, это наследие крови его клана, но он всегда был таким спокойным; хладнокровным и тихим, выжидающим, будто змея. Ему было сложно понять, что хорошо, а что плохо, потому что все мы росли шиноби и росли в смутное время. Нам с Цунаде приходилось постоянно присматривать за ним, направлять его, потому что он руководствовался логикой и холодным расчётом, ничем больше. - Бабулька Цунаде говорила, для него нет ничего святого. Что однажды он даже чуть не убил тебя, - ответил Наруто, задумчиво жуя сладости из своего маленького запаса на случай длинных дорог без населённых пунктов на пути. - Так и было, - со странно мягкой улыбкой, что совсем не вязалась с темой разговора, подтвердил Джирайя. - Мы попали в засаду, и я был серьёзно ранен, не мог идти дальше. Измотанная погоней, Цунаде не справлялась с моим лечением так эффективно, как могла бы. Враги были у нас на хвосте. Орочимару сказал, что нужно добить меня, чтобы не терять время, уничтожить тело и бежать. Цунаде поклялась переломать ему кости, если он сделает ко мне хоть шаг. - Жестокий ублюдок, - сплюнул тогда Наруто, возмущённо взмахивая руками и чуть не роняя из-за этого свои сладости. - Какой ниндзя предложит убить своего товарища по команде? Только подлец и трус! - Может быть, - не стал спорить Джирайя. - Но Орочимару не был тогда ни подлецом, ни уж тем более трусом. Он не знал, что к нам вот-вот присоединится подмога, и действовал в соответствии с ситуацией и стандартным инструктажем наших шиноби на случай подобной ситуации. Он не желал мне смерти, и его слова не были проявлением жестокости. Это просто то, кем он всегда был - голосом разума, а разум плохо сочетается с эмоциями, чувствами и сердцем. Тогда Наруто так и не смог понять, что пытался донести до него Джирайя. В настоящем он думает, что понимает, потому что его мир давно перестал делиться на чёрное и белое. Орочимару всё ещё скользкий злорадный ублюдок и совершил много плохих поступков, но Наруто не может отрицать, что понимает, хотя бы часть из них. Возможно, поэтому Джирайя и отпустил его тогда, в прошлом, не стал преследовать и пытаться вернуть домой. Орочимару не нашёл бы покоя в Конохе, не со своими взглядами на жизнь, не со своими устремлениями. С учётом того, что старик Третий откровенно лицемерил в отношении Орочимару, при этом подозревая, если не зная наверняка, о происках Данзо, возможно, не став удерживать Орочимару, Джирайя тем самым спас его, спас ему жизнь. К тому же, не зря ведь говорят, что иногда, чтобы спасти, лучше отпустить. В памяти всплывают обсидиановые глаза и такого же цвета волосы. По коже бежит неприятная дрожь. Нет. Ни за что. Никогда. И всё же Наруто не может смотреть на Орочимару без желания разбить его холёное, слишком молодое для его возраста лицо. Потому что Орочимару гонялся за Саске, испортил его печатью, задурил ему голову и манипулировал им, заставив покинуть деревню. И даже если жизнь с ним закалила Саске и подняла его умения и навыки до небес, отчасти это ничего не значит. Что, если бы Саске не смог побороть его? Что, если бы личность Саске была уничтожена, и осталась только оболочка, которую Орочимару нацепил бы на себя, как какой-то диковинный сезонный костюм? Наруто содрогается каждый раз, когда по каким-то причинам вспоминает, думает об этом. Если бы это произошло, как бы он смог жить дальше? Зная, что это он виноват, что он дал пустое обещание, что он не уберёг Саске? - Есть какая-то конкретная причина, по которой ты похитил меня? Или ты решил вернуться на путь зла? - спрашивает Наруто негромко, невольно нервничая от звенящей тишины. - Путь зла, - передразнивает Орочимару, сверкая на него золотом глаз через плечо. - Серьёзно, Наруто-кун? Я не думал, что драматизм Учих заразен, но, видимо, ошибался. И о каком похищении ты говоришь? Разве ты не пошёл со мной добровольно? Наруто скалит клыки и тихо рычит, даже если отвернувшийся Орочимару больше не обращает на него внимания. Добровольно? Чёрта с два. Наруто пошёл мирно, потому что не хотел жертв среди гражданских. Помимо этого он не хотел, чтобы Орочимару столкнулся с Саске, потому что кто знает, что из этого могло выйти. Поэтому Наруто решил, что разберётся со всем этим сам, и что ж, пусть кандалы чакры ему в голову не приходили, это не значит, что он не сумеет найти способ выбраться и сбежать. В конце концов, Орочимару заваривает для него чай. Не будет же он держать кружку для Наруто? - Но, отвечая на твой вопрос, цель у меня и в самом деле есть, - продолжает Орочимару, отвлекаясь на газовую горелку и какие-то кипящие колбы, один вид которых посылает по коже Наруто гадкие мурашки. - Я хочу использовать тебя, Наруто-кун. Точнее, твои новые способности. Мои милые маленькие шпионы донесли мне весть, что вы с Саске-куном держите путь в Амэ, и разве это не своего рода знак? Ваши планы совпали с моими. С некоторых пор я верю в некую материю, обозначенную людьми словом «удача». - Ты и веришь в такие вещи? - фыркает Наруто, потому что звучит и в самом деле бредово. - И с чего бы мне помогать тебе? Я ещё не забыл, сколько бед ты принёс Конохе. Ты манипулировал Саске и использовал его. На твоей совести Кабуто и его сумасшествие, из-за которого у нас были огромные проблемы. Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе. - Ну-ну, не будь так категоричен, Наруто-кун, - сладко поёт Орочимару, закончив возиться со своим экспериментом и вернувшись к завариванию чая. - Во-первых, ты бы никогда не прошёл мимо человека в беде, даже если бы этот человек тебе не нравился. Во-вторых, мы оба знаем, что Саске-кун нуждался в контроле в то время, и пусть я преследовал собственные цели, это не отменяет моего вклада в его воспитание и сдерживание. В-третьих, Кабуто никогда не был моей марионеткой в том смысле, в каком вы все думали. Его безумие - его собственная вина, вина его устремлений, и я тут абсолютно не причём. А что касается бед Конохи... Хм-м-м. Уверен ли ты, что это были беды? Или то, что я сделал, в итоге оказалось на благо? Стеклянная ложка стучит по бокам чайника. Шелестят чайные листья. Бурлит заливаемый внутрь кипяток. Звякает металлическая крышка. Постучав ногтями по боку коробки с чаем, Орочимару разворачивается и опирается поясницей о столешницу, скрещивая руки на груди. Его взгляд впивается в Наруто: цепкий, изучающий, ищущий. Наруто не знает, что он ищет в его хмуром недовольном лице, но, видимо, это что-то оказывается не найдено, потому что Орочимару вздыхает и расслабляет плечи, принимая отчасти вальяжную позу, которую обычно принимал в своё время Какаши, прежде чем начать читать лекцию их команде. - Уверен, ты знаешь хоть что-то про Второго Хокаге, - говорит он, продолжая блуждать взглядом по его лицу. - Я же знаю о нём очень много, потому что в своё время он был для меня... Хм, как это называют? Ах да, кумиром, - щелчок пальцами, и кто ещё тут драматичен. - Первый Хокаге и Учиха Мадара считаются создателями деревни, но на самом деле Коноха - детище Второго Хокаге, который едва не собственными руками построил её с нуля. Тогда как Первый Хокаге был мечтателем, а Учиха Мадара терял себя в зарождающемся из-за потери брата, наследия крови и воздействия Зецу безумии, Сенджу Тобирама был тем, кто создавал планы организации деревни, как и структуру управления и всеобщего контроля. Он был поистине выдающимся человеком. Большая часть известных в Конохе дзюцу была изобретена им, в военные годы и после. Он оберегал детей и заботился о будущих поколениях настолько, что добился создания Академии в то смутное время, когда каждый клан желал держать своих отпрысков при себе, не доверяя никому даже посреди Конохи. Но знаешь ли ты, что о нём запомнили? Передёрнув плечами, Орочимару отворачивается к столу и начинает наливать чай. - О нём запомнили лишь множество запрещённых дзюцу и его ненависть к Учихам, которой не было, - продолжает он. - Правила, этика, мораль, хорошее и плохое - всё это весьма гибко и зависит от точки зрения. Второй изобрёл множество техник поражения, множество техник пыток, и многие из них были запрещены по причине якобы чрезмерной жестокости его собственным братом, тем самым мечтателем и пацифистом, верящим в то, что любую проблему можно решить улыбкой. Второй также никогда не ненавидел Учих. Он опасался слухов, связанных с шаринганом и наследием крови клана, и вполне разумно опасался Учиху Мадару, который сразу дал понять, что не видит мира без своего погибшего брата. Более того, Второй был природным сенсором. Записи о нём гласят, что при желании он мог почувствовать всю Страну Огня. Уверен, он почувствовал, когда чакра Учихи Мадары начала меняться под воздействием зарождающегося в нём безумия. Более того, насколько нелепы могли быть его опасения, если собственный клан стал сторониться Мадару, своего лидера, из-за чего тот по итогу и покинул Коноху? - Он... Показался мне хорошим человеком, - неуверенно замечает Наруто, вспоминая то немного общение, которое было между ним и Вторым Хокаге во время боя. - Он был таким, - кивает Орочимару, продолжая возиться с кружками. - Многие не сказали бы так, но он был. Не его вина и не вина людей, подобных ему, что другие предпочитают ныть, скулить и отдаваться на откуп судьбе. Даже Эдо Тэнсэй в конце концов сыграла свою роль. Чудовищная техника, тревожащая покой мёртвых, которая привела к серьёзной ссоре между Первым и Вторым - она спасла нас всех. Что бы мы смогли противопоставить воскрешению риннегана, если бы не она? Неважно, Мадара, Обито или кто-то другой: они могли призвать из мёртвых кого хотели, тогда как на нашей стороне без этой техники не оказалось бы тех сильнейших шиноби своего времени, которых мы воскресили для помощи в этой войне. Наруто понимает; понимает серость этого вопроса и понимает, что жизнь доказала на практике, что иногда только чудовищные вещи и способны сотворить чудо. В конце концов, Наруто когда-то считали чудовищем, считали чудовищем запертого внутри него Кураму и других биджу, но на деле, если бы не биджу, они бы не выжили. Возможно, об этом и думал когда-то Второй Хокаге: о жестокости мира, о подлости людей и обо всех тех способах, которыми можно сдержать врагов. Какаши как-то сказал, что шиноби нужно уметь освобождаться от оков страха, потому что страх - инструмент манипуляции и контроля, и в настоящем Наруто как никогда хорошо это понимает. Возможно, в идеальных мечтах Первого Хокаге Коноха не держалась на страхе других перед её мощью, но не было ли это так даже тогда, в те времена? Когда другие боялись и Первого Хокаге и его силы, и Учиху Мадару, и многих других невероятно сильных и умелых воинов, они держались подальше. Как только поколение сильнейших сгинуло... Что ж, сколько войн было развязано после этого? - Я могу понимать или не понимать всё это, но ты едва ли Второй Хокаге, - громко фыркает он, демонстративно дёргая руками под звон сдерживающих чакру кандалов. - Он думал о благе деревни, а ты думал о личной выгоде и использовал всех, кого мог, для достижения своих - весьма сомнительных - целей. У меня нет проблем с памятью. Я помню твои лаборатории и пыточные застенки, запечатанные цистерны с сумасшедшими человекоподобными существами и целые объекты, хранящие в себе огромных разрушительных тварей. И я очень сомневаюсь, что ты оставил свои эксперименты. Наверняка множество твоих баз до сих пор активно, и ты занимаешься там гнусностями. - Столько веры в меня, Наруто-кун, - усмехается Орочимару, разворачиваясь к нему с кружкой в руках. - Однако ты прав. Множество моих баз активно, и в настоящем я работаю над тем, чтобы объединить их в большой подземный лабиринт. Только представь: возможность оказаться в любой лаборатории в любой стране в любое время суток без пристального внимания со стороны и необходимости обходить посты охраны. Разве не звучит чудесно? - И совсем не тревожно, - бормочет Наруто, рыская глазами по столу и находя там две чашки с чаем вместо своей одной, что должна была остаться. - В корнях есть своя сила, - пожимает плечами Орочимару. - Данзо не был так уж глуп, когда придумывал название своей организации. Однако очевидно, что он спятил и давно. Звоночком для меня должна была послужить кража и имплантация шарингана, однако я был слишком беспечен в погоне за собственным удовлетворением. К слову, об этом. Благо Конохи: я считаю, что сделал для него достаточно. Тот мальчик с пересаженным ему геном мокутона. Он сослужил Конохе хорошую службу, не так ли? Смерть Третьего Казекаге ослабила Суну и уберегла Коноху от новой войны с ней. Собаку-но-Гаара стал твоим другом и, более того, новым Казекаге, что гарантирует мир между нашими деревнями на десятилетия. Смерть старика Третьего привела к тому, что Цунаде вернулась в Коноху, и где мы все были бы без неё. Это помимо того, что с его смертью Данзо остался без ширмы для своих грязных дел. Моё временное участие в делах Акацуки позволило мне передать после информацию о них нужным людям. Моё взаимодействие с Учихой Итачи позволило мне оценить его силу и состояние и шансы Саске-куна на победу в противостоянии с ним. Наруто хотел бы огрызнуться, хотел бы сказать, что ничего хорошего в жизни Саске рядом с Орочимару не было, но... Правда в том, что это не так. Как бы Наруто ни не хотел это признавать, он оценил разницу в их уровне ещё во время той первой, долгожданной встречи. Саске стал сильнее, гораздо сильнее, и так быстро, за очень короткое время. С каждой последующей встречей он становился только необузданнее и злее, но вместе с тем его переполняла уверенность в себе и своих силах. Если бы Саске остался в Конохе, он бы не смог стать таким. Если бы Саске остался в Конохе, они бы не смогли выстоять против Кагуи. Принимать это не хочется, не хочется понимать это, но Наруто не может закрыть на это глаза. Это факты, доказанные реальностью, и он знает, что Орочимару прав, даже если не хочет признавать это.

- Он не был жесток. На самом деле, он был раздражающим. Всё, что мне от него было нужно, это тренировки, но он постоянно проводил странные испытания, задавал вопросы, давал глупые задания, смысл которых я не понимал. Я хотел тренироваться и не хотел слышать ничего об Итачи до тех пор, пока мы не окажемся стоящими друг против друга в битве, но он будто задался целью проверить границы моего терпения, постоянно напоминая о том, что произошло. Это выводило меня из себя, и из-за этого всё становилось только хуже, потому что тогда он называл меня вспыльчивым ребёнком, и я так сильно хотел затолкать эти слова ему в глотку. Но не мог.

- Не буду отрицать, что твои руки - золотые цепи для Саске-куна, - говорит Орочимару, делая глоток чая и бросая скользящий взгляд на стену, украшенную двумя пейзажами, схемой внутренностей какого-то существа и часами. - Однако тогда ваша связь была не так сильна, как могла бы быть. Очевидно, души Индры и Асуры тянутся друг к другу из-за происков Мудреца, и именно поэтому Первый Хокаге так долго терпел выходки Учихи Мадары, и именно поэтому вы с Саске-куном смогли найти путь друг к другу, однако тогда Саске-куну нужен был взрослый, который заставит его думать и анализировать, а не будет замалчивать правду и скрывать от него свои подозрения. Взрослый, который не будет лгать ему, прикрываясь заботой о его якобы хрупкой психике.

- Он постоянно спрашивал о законах, своде правил шиноби, моё мнение о Хокаге и многом другом. Я думал, он пытается вызнать информацию о деревне, и недоумевал над его попытками, потому что будто я мог что-то знать, чего не смогли бы узнать его шпионы. Но он продолжал спрашивать, заставлял говорить о деревне, постоянно, вытягивая из меня эмоции и крики, обвинения, а потом снова говорил о клане, заставлял вспоминать семью и Итачи, заставлял вспоминать соклановцев, их имена и должности, и были ли они вхожи в наш дом.

- Если бы Третий Хокаге хотел уберечь Саске-куна, он бы рассказал ему хотя бы часть правды, - продолжает Орочимару, вновь обращая взгляд на Наруто. - Но он не сделал этого. Почему? Полагаю, потому что Данзо нашептал ему на ухо, желая, чтобы мальчишка сбежал из деревни, и он остался единственным носителем шарингана, способный взять лиса внутри тебя под контроль. Данзо планировал переворот. Саске-кун мешал, как и угрозы Итачи, его незримое присутствие на стороне. От этого нужно было избавиться, и я уверен, если бы Саске-кун не ушёл сам, Данзо сделал бы всё, чтобы избавиться от него. Я имел свои планы на шаринган, это верно, и поэтому забрал его, однако Саске-кун заинтересовал меня после и по многим другим причинам. Ненависть в крови Учих, затмевающая разум: эта материя была такой интригующей. Я спрашивал у него снова и снова, зачем бы Итачи вообще истреблять клан, пытаясь понять, можно ли подавить это чувство, перенаправить его, но это и в самом деле чума, зараза. Саске-кун не желал понимать и не желал прощать. Он не думал и не хотел задуматься о том, с чего бы его добрый старший брат вообще решил вырезать клан, с чего оставил его в живых, и почему... - Всё ещё пытаешься копаться в моей голове? Чужой голос раздаётся неожиданно, настолько, что Наруто дёргается и бьётся из-за этого затылком об стену. Орочимару со смешком поворачивается голову к темноте проёма ведущего неизвестно куда коридора. Наруто смотрит туда же и не может сдержать улыбку, когда видит показавшегося на пороге Саске, что окидывает нечитаемым взглядом лабораторию - или чем бы ни было это помещение - морщит нос при виде его кандалов и кривит всё лицо, когда смотрит ему в глаза. - Не можешь без приключений, добе. - Заткнись, теме! Я просто не хотел неприятностей! - Дольше, чем я думал, Саске-кун. У Наруто-куна наверняка затекли руки, а твой чай почти остыл. - Мне пришлось искать твоё убежище без всяких маркеров. Если так хотел увидеться, мог бы оставить записку. К тому же, затёкшие руки - не велика беда. Послужат ему уроком. - Как всегда так мелочен, Саске-кун. И мне ли не знать, что записка не заманит тебя выпить чашку чая с любимым учителем. Наруто не может поверить своим глазам и ушам. Вместо того, чтобы обвинять Орочимару и быстрее вызволять его, Саске чувствует себя почти как дома: неторопливо снимает сумку и плащ, кивает Орочимару в знак приветствия - что из этого безразличного ублюдка обычно попробуй выбить - и так спокойно забирает одну из кружек с чаем со стола, будто там не может быть кто знает каких добавок. - Зачем звал? - спрашивает Саске, прислоняясь к столу, и ух ты, что за хороший напарник, проявил такое внимание к положению Наруто и его новым браслетам в виде подавляющих чакру кандалов, и что вообще значит «зачем звал», они здесь не в гости заглянули, в самом деле! - Я услышал, что вы двое собрались в Аме, и решил узнать, не будет ли вам интересно поучаствовать в одном моём личном эксперименте. Точнее, мне нужно участие Наруто-куна, хотя я уверен, что и для тебя найду работёнку, чтобы не заскучал, Саске-кун. - Спасибо, не надо. В чём заключается твой эксперимент? - В желании отдать дань старой дружбе и подарить покой погибшему в водах Аме другу. В ушах Наруто воцаряется гул. Он видит, как Саске хмурится, и его губы шевелятся, потому что он что-то говорит, о чём-то спрашивает, и Орочимару отвечает ему, но в его ушах будто давление толщи воды, всё расплывается в гулкое эхо, и...

- Джирайя погиб в бою.

- ... Что?

- Пал в битве против Пейна.

Погода такая хорошая, тёплая и солнечная. Люди вокруг смеются и радуются жизни. Наруто чувствует себя призраком среди них. Джирайя погиб? Нет. Нет, этого не может быть. Это Джирайя, этот старый извращенец и один из сильнейших людей, которых знал Наруто. Один из Трёх Легендарных Саннинов, он не мог умереть. Проиграть, да, но не умереть и уж тем более не сгинуть на чужой земле. Он обещал вернуться. Он поклялся рассказать Наруто о новых крутых техниках и поесть с ним рамен. Он был единственным, кто по-настоящему понимал, почему Наруто так важно найти Саске и вернуть его домой. Он не заменил отца и не заменил Какаши-сэнсэя, но стал важным человеком в жизни Наруто, его наставником и даже примером для подражания. Смерть? Это не про него. Смерть не про сильных добрых удачливых ублюдков с большими сердцами. Джирайя не мог умереть. Он не мог умереть, не мог умереть, не мог умереть...

- Наруто? У бровей Саске есть своя особая способность передавать десятки эмоций одним только подёргиванием. Почему он так близко? Разве он не был далеко, на расстоянии всей комнаты? Когда он успел подойти? И почему в груди так больно? Воздух. Ему не хватает воздуха. Почему ему не хватает воздуха? Почему всё вокруг расплывается, и голова так болит, и глазные яблоки жжёт, и... - Наруто. Дыши. Рука Саске могла бы принадлежать Жнецу Смерти. Пальцы длинные, тонкие и впиваются в его плечо с такой силой, что останутся синяки. Но боль отрезвляет. Встряхивание отрезвляет. Взгляд глаза в глаза отрезвляет, и Наруто шумно выдыхает; закашливается, судорожно хватая воздух распахнутыми губами, и всё смотрит и смотрит Саске в глаза, в сияющий риннеган, находя странное успокоение в кругах, что и вправду как рябь по воде. Та самая рябь, из-за которой Джирайя погиб. Та самая рябь, в которой Джирайя утонул. - Думаю, самое время и тебе выпить чаю. Хорошо, что я заварил зелёный, - цокает языком Орочимару, тоже оказавшийся вдруг рядом; слишком близко для его комфорта. Кандалы щёлкают. Ни один мускул на лице Орочимару не дёргается, когда освободившаяся рука Наруто тут же хватает его за воротник. - Я не позволю тебе прикоснуться к его телу, - рычит Наруто, в памяти которого воспоминания о множестве чужих лабораторий и экспериментов смешиваются в адскую кровавую отвратительную мешанину. - Я не позволю тебе... - Ну-ну, такой агрессивный, - флегматично роняет Орочимару, с лёгкостью отбивая его хватку и щёлкая наручем на второй руке, тем самым полностью его освобождая. - Можешь думать обо мне что угодно, Наруто-кун, но Джирайя не был для меня чужим. Я был рад, что его тело не было найдено, а потому нам не пришлось столкнуться в бою из-за Эдо Тэнсэй, однако это не значит, что я собирался оставить его гнить в толщах вод Аме вечность. Но, чтобы я ни пробовал, мне не хватает чакры и её определённой направленности, чтобы заставить печати работать как надо. Всё это есть у тебя, Наруто-кун, и поэтому ты здесь. Чтобы дать ответ: согласен ли ты помочь мне найти тело Джирайи или то, что от него осталось, или же нет. Наруто не хочет отвечать. Всё, чего он хочет, это чтобы Орочимару держался от всего мира подальше. Только Вселенная равнодушна к его желаниям, поэтому всё, что он получает, это новую порцию синяков от поддерживающей хватки Саске, на этот раз на локте, пока тот ведёт его до ближайшего табурета, и кружку ужасно горького зелёного чая, который на самом деле не так плох, как Наруто хотелось бы, чтобы мелочно выплюнуть его; возможно, в чужое слишком молодое для настоящего возраста холёное лицо.

|...|