Nisshoku

По общему признанию, Саске не из тех, кто умеет общаться с людьми. Когда-то он был общительным ребёнком с открытым сердцем, но эти дни остались в прошлом. К тому же, что толку от пустой болтовни, когда куда большую пользу приносит наблюдение. Молчаливых людей не трогают, часто и вовсе сторонятся. Говорят, непонятно, что у таких на уме, блуждающих пустыми взглядами по лицам вокруг, и Саске это более чем устраивало в его путешествиях с Орочимару и в одиночку. Однако в настоящем он готов признать и отрицательную сторону своего раннего выбора: как оказалось, ему стало невероятно трудно подбирать правильные - любые - слова. Спустя бесконечно долгие дни пути вдоль границы Страны Огня они наконец-то достигли Страны Снега, но Саске едва ли этому рад. Со стороны континента в этом регионе перепад температуры достаточно мягкий, но, следуя за Наруто на север, он чувствует, как воздух всё больше сыреет из-за приближения большой воды. Из-за этого холод жалит всё сильнее и неприятнее. Ветер порывистый, кусачий: режет глаза, обдирает кожу скул, сушит трескающиеся до крови губы. Порой доходит до того, что Саске перестаёт чувствовать пальцы рук и ноги. В редкие постои у тёплого костра он думает о том, чтобы повернуть назад, в направлении деревни Горячих Источников. Но Наруто продолжает идти вперёд, и он следует за ним; безропотно на этот раз, потому что кажется, что одно неверное слово, и Наруто разобьётся. Будь Какаши здесь, он сумел бы найти нужные слова, чтобы утешить, облегчить чужую боль. Саске никогда не думал, что ему будет недоставать его присутствия и совета, но, возможно, Орочимару был прав, когда сказал, что и он, и Наруто, и остальные из их поколения - все они просто дети; несвоевременно повзрослевшие, закалённые так, как не должны были быть, но всего лишь дети. И им нужна помощь; нужна опора, поддержка и множество советов от тех, кто старше, мудрее, опытнее. Саске не умеет утешать. Он умеет лишь злиться и мстить - и яростно защищать, как оказалось - но что он может сделать с тем едва уловимым тусклым огнём, в который превратилось некогда пылающее пламя солнца в груди Наруто? Он не знает. Когда он согласился участвовать в плане Орочимару, то не строил иллюзий касательно исхода. Это не могло закончиться хорошо ни при каких обстоятельствах, ведь смерть - сомнительный повод для радости. Чего он не ожидал, так это той бури эмоций, которой разразился Наруто; той бури, что медленно назревала в нём по пути в Амэ, во время объяснений Орочимару его плана с печатями и чакрой и во время ведения поисков. - Ещё есть время отказаться, Наруто-кун, - заметил Орочимару, в последний раз проверяя нанесённые на торс и руки Наруто печати. - Если ты не уверен, что достаточно доверяешь мне. Всё, что сделал Наруто, это тихо зарычал и оскалил на него клыки. Всё, что они по итогу нашли, это кость. Саске не знает наверняка, что происходит с телом, которое погружается в толщи воды. Вероятно, его раздавливает тяжесть этой толщи, и разрывают на куски хищные рыбы, обитающие в глубинах. С учётом того, что Джирайя погиб на территории Амэ, и его тело унесло глубинным течением, оно, конечно, не могло сохраниться; не смогло бы за прошедшее с момента его смерти время. И всё же отчего-то казалось, что они найдут нечто большее, чем просто кость. Потому что... Ну, разве это не странно? Все они, шиноби, одинаковые. Вопреки распространённому мнению, они не бездушные машины для убийства, не клинки без ножен, а люди; такие же люди, как и все остальные. У них красная кровь и они истекают ею. Они чувствуют боль, эмоциональную и физическую. Они любят и ненавидят, находят и теряют. Но Джирайя не был обычным шиноби. Он был великим, невероятно сильным человеком, одним из Легендарных Саннинов. Для таких людей должна быть уготована особая смерть. Они должны уходить на пике своей силы и славы; должны сиять в свой последний миг, жертвуя собой ради защиты других, предотвращая бедствия и катастрофы. И венчать их путь должен яркий погребальный огонь или же пышные похороны. Такие люди, как Джирайя - способные почти победить риннеган - не должны уходить в одиночестве. От них не должна оставаться одна лишь голая кость. Наруто завыл тогда; громко, протяжно, тоскливо. Упав на колени, прижав кость к груди, он истекал болью и злостью, отчаянием, и природа отвечала ему. На водной глади поднялись тяжёлые волны. Налетевший ветер свистел так громко, что было больно ушам. Серая хмарь окутала всё вокруг. Стало вдруг так темно и холодно, что дыхание Саске срывалось паром с его губ, пока он пытался удержаться на ногах рядом с хмурым Орочимару, что не делал ничего, чтобы выбраться; чтобы подобраться к Наруто и попытаться привести его в чувства. Он только смотрел пустыми глазами, цепко, пристально, и чем громче выл Наруто, тем сильнее его костлявые пальцы впивались в собственные предплечья. - Нам нужно сделать что-нибудь. Он теряет контроль, - не выдержал Саске, закрывая глаза рукой от острых брызг, когда вокруг Наруто начала разливаться чакра биджу, остро напомнив ему их самый первый бой, в Долине Свершений, где ненавидящий тогда своего джинчурики лис пытался манипулировать своим сосудом, чтобы вырваться на свободу. - Не стоит тревожить его сейчас, - ответил Орочимару, щурясь из-за ветра. - Он должен пройти через это. Сам. Саске не был согласен. Он... Сам бы с радостью остался в одиночестве под наплывом эмоций, не привыкший показывать слабость перед кем-то другим, но Наруто... Для него это не было проявлением слабости. Он скорбел, искренне и глубоко, по человеку, ставшему для него семьёй; по человеку, который был для него многим, но оставил после себя лишь обезличенную кость, которая могла бы принадлежать кому угодно ещё, если бы не обширные познание Орочимару в самых разных областях, подтвердившие, что они добились своей цели и нашли то, что и планировали найти. После того, как Саске убил Итачи, был момент ясности, когда он осознал, что натворил, и баюкал его тело в руках, видя не убийцу своей семьи, а часть её, своего брата. Так много воспоминаний, одно светлее другого, заполонило тогда его голову, память. Итачи умер, но осталось тело. Что чувствовал Наруто, глядя на кость? По его рассказам и рассказам Орочимару Саске нарисовал себе вполне определённую картину, изображавшую Джирайю. Понимать, что от такого человека - что от ума, голоса, смеха, ласковых прикосновений, похвалы, присутствия рядом, поддержки - осталась всего лишь какая-то кость... Неудивительно, что Наруто накрыло волной из необузданных эмоций. Неудивительно, что он сорвался. Неудивительно, что после того, как шлюзы сорвало, и всё выплеснулось наружу, внутри осталась глубокая пустота, а сам Наруто замолчал. - Что ты собираешься делать дальше? - спросил Саске позже, по пути в убежище Орочимару на самой границе Амэ. - То, что должен, - ответил Орочимару, бросая мимолётный взгляд на бессознательного Наруто на спине Саске, полностью вымокшего из-за того, что в какой-то момент потерял контроль над чакрой вместе с сознанием и ушёл под воду. - Сообщу о результатах Цунаде. И верну его домой. - Я хочу остаться на некоторое время, - спустя несколько минут молчаливого передвижения негромко сказал Саске, как никогда остро чувствуя биение сердца Наруто в прижатой к его спине груди. - Ему нужна передышка. - Ты же знаешь, я всегда рад тебе, Саске-кун. Но, пожалуйста, следи за своим питомцем, - смешок. - На этой базе тоже совсем свежий ремонт. Они остались на без малого две недели. Наруто проспал первые двое суток, не приходя в себя, а когда пришёл... Что ж, слова «тень человека» едва ли смогли бы описать его. Он напоминал блуждающий огонёк с топких болот вокруг деревни Звука, что движется безо всякой цели, без единого звука. Бродя по коридорам базы Орочимару, теряясь в одинаковых коридорах, проходя мимо сверкающих оборудованием лабораторий без второго взгляда, он просто существовал, скрываясь в тени и лишь изредка выбираясь наружу, чтобы понаблюдать закаты: все, как один, малиново-алые, будто где-то вдали обильно пролилась кровь. Если что-то Саске и понимал, так что это желание остаться в одиночестве. Он уверен, Сакура была бы против, громко споря о том, что Наруто нужна поддержка, нужен друг рядом, нужна опора и напоминание о том, что жизнь продолжается, но что она может знать? Никогда никого не терявшая так, как он и Наруто, как Какаши, что она может знать? Ничего. Наруто нужны были тишина и покой; нужна была возможность заново пережить скорбь наедине со своими мыслями и воспоминаниями, и Саске не собирался лишать его этого; не собирался лишать его того, что понимал, лёжа в своё время в темноте убежища Обито и продолжая ощущать засохшую кровь Итачи на своих руках, лице. Они ушли из Конохи, чтобы оставить боль войны за спиной. Если Наруто хотел ненадолго «уйти» от их путешествия, если чувствовал, что дорога начала удушать его, пусть так. Они никуда не опаздывали. У них было много времени; всё время мира. - Не хочешь ли провести небольшой спарринг, Саске-кун? Как в старые добрые времена, со своим любимым учителем? - Перестань называть себя так. И я не куплюсь на это. - Не понимаю, о чём ты, Саске-кун. - О твоих взглядах на риннеган. Я не подпущу к нему твой скользкий ум, сколько ни пытайся. - Грубо, Саске-кун, и это когда я приготовил для тебя такой замечательный подарок. Подарок и в самом деле оказался замечательным: новая рука. Не то чтобы Саске сразу её принял. Несколько дней он потратил на размышления, на взвешивание всех «за» и «против», но желание вновь стать полноценным победило. Не ради себя. Ради Наруто. Саске не сомневался в своих талантах и навыках, как не отказался и от мысли о том, что его увечье должно было служить ему вечным напоминанием о том, что он сделал; почему и как именно он потерял руку. Но что толку было бы от всего этого, если бы они с Наруто попали в засаду, и Саске не смог бы защитить его? Они оба могли быть сколько угодно могущественными шиноби по одиночке и вместе, но ты не будешь призывать комету в одиночном бою - это глупо. К тому же, Наруто никогда не был по своей природе жестоким. Даже с теми, кто напал бы на них, он попытался бы обойтись достаточно мягко, чтобы сдать их каким-либо властям. Со своими ограниченными возможностями Саске не мог позволить себе подобного. Он всегда бил на поражение, зная наверняка, что нельзя оставлять врага за спиной. - Надеюсь, в ней не скрыто никаких сюрпризов? - хмуро спросил он в один из дней постоя, найдя Орочимару в его личной лабораторий и прислонившись плечом к арке входа. - Никаких, - снисходительно к его паранойе усмехнулся Орочимару. - Это был простой эксперимент по делению клеток, который со временем и от скуки перерос в нечто большее. Позже я забросил его, так как результаты не оправдали моих ожиданий, но когда узнал о твоём состоянии, то перезапустил проект. - По делению клеток, - повторил Саске позже, глядя на плавающую в желтоватом растворе и подключённую к слишком большому количеству трубок для неживого объекта руку; перевёл тяжёлый взгляд на нейтрально улыбающегося ему Орочимару. - Ты забыл упомянуть, что это были мои клетки. Что ты планировал с этим сделать, чёрт возьми? Вырастить моего клона? - Не задавай вопросов, на которые не хочешь получить ответ, Саске-кун, - елейно протянул Орочимару, вставая по другую сторону стола и постукивая ногтями по боку стеклянной колбы с копией руки Саске. - К чему ворошить прошлое? Моя затея в любом случае провалилась. Саске никогда не доверял и не будет доверять Орочимару в общем понимании этого слова, но ему нравится думать, что он научился отчасти понимать его. Орочимару - гений и изобретатель, не признающий границ. Его замыслы, идеи, эксперименты редко когда нельзя назвать чудовищными, однако даже в своей ограниченной юности Саске испытывал тень интереса к его творениям. Он не одобрял, не понимал и чувствовал отвращение, однако что-то внутри него ворочалось при виде странных схем, органов и существ в цветных растворах. Вероятно, нечто похожее чувствуют, глядя на живую бабочку, пришпиленную иглой. Она ещё жива и в то же время уже мертва, и смотреть на её трепыхания отчасти гадко, но отвести взгляд почему-то не получается. - Что с чакра-каналами? - единственное, о чём ещё спросил Саске, прежде чем дать разрешение на операцию; в конце концов, возвращение руки в первую очередь было ради возможности использовать более широкий ассортимент техник и печатей, которые невозможно активировать лишь с одной действующей рукой. - Они на месте, но потребуется время на внутреннее заживление и стабилизацию, - ответил Орочимару, в глазах которого начал разгораться хищный, жадный до новых экспериментов золотой огонь. - Но не стоит волноваться, Саске-кун. Ты знаешь, я очень ценю тебя. Всё пройдёт, как надо. В этом Саске не сомневался. Одержимость Орочимару его родословной смягчилась с годами, но не исчезла до конца. Орочимару не хотел бы, чтобы с ним что-нибудь случилось, лишая его возможности хотя бы наблюдения со стороны. К тому же, Орочимару был тем, кто отчасти вырастил его; кто учил его, тренировал и закалял, по-своему оберегал его. Он считал его своим: учеником, сосудом, воспитанником, экспериментом, а потому, конечно же, не навредил бы ему во время операции намеренно. Нет, он называл его своим творением, одним из лучших, и не стал бы намеренно «портить» результат собственных трудов. В настоящем Саске всё ещё не может использовать чакру в восстановленной руке, но её возвращение уже знатно облегчило ему жизнь. Саске привык быть самостоятельным и справляться с любого рода трудностями, не обращая внимания на собственный комфорт, но плюсы наличия обеих рук стали заметны сразу; как минимум, из-за восстановления естественного равновесия и баланса тела, из-за чего мучавшие его спинные мышцы боли почти сразу отступили. Это... Хорошо. До того, как боль исчезла, Саске и не подозревал, что испытывал её. Он рад, что боли больше нет; и старается не думать о том, что представляет собой его жизнь, если постоянное присутствие боли даже не было особенно заметно. О чём Саске не может не думать, так это о том, что ему делать дальше; точнее, что ему делать с Наруто. За то время, что пробыли в убежище Орочимару, они почти не общались, встречаясь лишь во время приёмов пищи. Но даже после того, как Наруто нашёл его однажды утром и не словом, взглядом дал понять, что пора отправляться в путь, ничего не изменилось. Наруто всё ещё молчит, как молчал с того момента, как сияющие печати стекли с его тела на воду, становясь всё больше, уходя глубоко под воду, расходясь во всех направлениях и спустя долгие минуты ожидания находя то, ради чего были созданы. Саске думал, постепенно станет лучше; думал, дорожные пейзажи отвлекут Наруто; думал, его отвлекут люди, что встретятся им по пути; ошибался. С запада на север вдоль территории деревни Скрытой Травы, затем огибая дугой деревню Скрытого Водопада и напрямик через земли Звука и Горячих Источников: это был длинный путь. Путешествуй они, как прежде, прошли бы месяцы, прежде чем они пересекли бы это расстояние, но Наруто задал подкреплённый чайкрой быстрый темп и не останавливался на своём пути. Бросив в самом начале «мы идём в Страну Снега», он не обращал внимания ни на что вокруг; не начал ни единого разговора за это время и отвечал на редкие вопросы и замечания Саске либо звуками и взглядами, либо короткими обрывками фраз. Саске думал, после дней почти непрерывного бега - не наперегонки, не ради веселья, а будто убегая от кого-то, чего-то - Наруто соблазнится остаться в Источниках, но нет. Их бег продолжался, только вперёд, и - вот они здесь. Страна Снега встретила их соответствующей своему названию погодой, однако они не двинулись вглубь территории. Саске думал, они направятся в одну из деревень или в деревню местных шиноби, однако Наруто провёл его окольными путями прямиком на север, и в настоящем они передвигаются по пустынному каменистому плато, пустому на мили вокруг. Снежные вершины и сугробы остались позади. Чем ближе они становились к воде, тем меньше оставалось вокруг белоснежного полотна, и в настоящем их утеплённые сандалии стучат по промёрзшей грязи. Оно и неудивительно. Близость воды сыграла свою роль касательно снега, но температура по кайме побережья ничуть не выше, чем в сердце территории этого региона. Саске чувствует себя онемевшим от холода, знает, его губы наверняка неприглядного фиолетового оттенка, а пальцы не смогут нормально согнуться, чтобы удержать рукоять катаны, но Наруто продолжает двигаться вперёд, и Саске следует за ним, пока - это просто не прекращается. Обрыв возникает внезапно. В другое время суток и при лучшей погоде Саске мог бы разглядеть его заранее, однако в раннеутренней тёмно-серой хмари всё слилось воедино, и он замечает его не столько сам, сколько просто останавливается из-за того, что остановился Наруто. Чужое лицо бледное и изнеможённое, под глазами глубокие тени недосыпа, а в самих глазах усталость, но подбородок Наруто вскинут навстречу ледяным порывам сырого ветра, и Саске просто... Смотрит на него. Не зная, что сказать. Не зная, стоит ли что-то говорить, о чём-то спрашивать. Поэтому он просто смотрит, выдыхая пар дыхания через приоткрытые потрескавшиеся губы, и ждёт. Он и сам не знает, чего. Но зачем-то Наруто вёл его - их - сюда, не так ли? И если это правда, то Саске очень скоро узнает, зач... Свет. Слабый, тусклый, брезжащий свет вдруг пробивается из ниоткуда в окутавший их серый сумрак. Саске даже думает сначала, что ему кажется на волне недосыпа и усталости, потому что они бежали весь день накануне, а после небольшой передышки и всю эту ночь, но нет. Свет и в самом деле есть. Светло-серый, он постепенно меняет свои оттенки, и когда Саске осматривается по сторонам, понимает, что где-то вдали над гладью бушующей чёрной пропасти воды начал заниматься рассвет. Он тусклый и слабый из-за обилия туч. Медленно всплывающее из океана солнце будто покрыто пылью. И всё же чем оно выше, тем ярче свет и тем многограннее в своих оттенках он становится. Проступают более яркие цвета, хоть и такие же «пыльные», и вскоре небо окрашивается розовым. Этот розовый, тусклый и бледный, будто смешанный с пеплом, озаряет собой всё вокруг и оседает на обветренном лице Наруто. «Скорбный», - мелькает в голове Саске мимолётное впечатление об этом цвете; об этом цвете на лице Наруто, ещё до того, как тот судорожно сглатывает и сжимает кулаки до побеления костяшек, до лунок от ногтей, впившихся до боли в кожу ледяных от царящего вокруг холода ладоней. - Он был прав, - хрипло выдыхает Наруто; голос его скрипит, трескается, как лёд на грязи под их ногами. - Здесь и в самом деле красивый рассвет. Саске сразу понимает, кто этот «он»; понимает в эти мгновения, зачем они здесь. Мысль о том, что они мчались в таком темпе лишь для того, чтобы увидеть один из множества рассветов Страны Снега, которые без труда застали бы и в любой другой день, в прошлом довела бы его до раздражённого тика, но всё познаётся в сравнении. Он помнит день «похорон» клана. Он скорбел; был разбит горем, и в его носу не было ничего кроме запаха крови, но жизнь вокруг продолжалась: светило солнце, был погожий тёплый день, и он слышал шумных гражданских Конохи, слышал их беззаботный счастливый смех. Такая трагедия, столько смертей, столько крови, предательство и потеря не просто семьи, а всего - целый клан был уничтожен за одну ночь, клан Учих, потомков тех людей, что когда-то помогли основать Коноху, клан людей, без которых ничего вокруг просто не было бы - но гражданским было наплевать. Да что уж там, многим шиноби было наплевать. Произошедшее волновало их лишь с точки зрения политики и силы, но никого не волновало, что погибли люди, и неважно, были они в чём-то виноваты или же нет. Да, жизнь продолжалась, и Саске ненавидел это. О, как сильно, как сильно он это ненавидел. Поэтому в настоящем нет раздражения и нет недовольства. Саске понимает, что Наруто искал, чего желала его душа. Холод. Сырость. Запустение. Смазывающая всё вокруг серость. Уединение. Онемение. Да, это подходит. Для смерти, для скорби, для боли. Не яркое солнце и зелёная листва. Не люди вокруг, не цветущие цветы, не ароматы жареных закусок, чая и прогретой солнцем земли. Здесь только грохот тёмных волн, запах мокрого камня, соли и холод, что обгрызает кожу. И посреди всего этого чувство не только уединения, но и единения с тем, кто остался жить лишь в памяти, но когда-то тоже побывал здесь; возможно, даже стоял на этом самом месте, на котором в настоящем стоят они, глядя на окрашенный пыльным розовым горизонт, на который смотрели те другие - родные для Наруто - глаза. - Мы можем разбить лагерь здесь, если хочешь, - негромко предлагает Саске спустя то, что кажется часами, когда чувствует, как прижатое к его плечу плечо начинает сотрясать мелкая дрожь. - ... Заболеем, - кривит губы в пародии на улыбку Наруто, переводя на него всё ещё далёкий, но куда более живой, чем раньше, взгляд. - Собираюсь обвинить в этом тебя, - фыркает Саске. Наруто отвечает хриплым лающим смехом. Он полон боли, этот смех; горечи, тоски, разочарования. Но это смех, после дней звенящей тишины, и Саске этого более чем достаточно.

|...|