(Не) Осознавая себя (тебя)

Глава 5.

Откуси кормящую руку.

  Когда Юта просыпается запах, стерильной, больничной палаты наполняет его ноздри и легкие. Глаза ослепляет ярко белый потолок и такая же ширма, отгораживающая его от остальной комнаты.   Конечности скованны ноющей болью, разносясь пульсацией по всему телу при малейшем движении. Язык валяется во рту затхлым куском плоти, липнущим к верхнему нёбу от сухости. Горло першит из-за недостатка влаги и сорванного голоса, будто перед тем как уснуть он намеренно кричал во все горло.   Это Маки его так отделала на тренировке? А сенсей, наверняка, смеялся, наблюдая за этим и не вмешивался.   В ушах настойчиво звенит тишина, волнами накатывая на мозг, не давая полностью проснуться. Хочется закрыть свои и без того закрытые глаза и снова провалится в эту приятную темноту и спокойствие. Сознание балансирует на грани, не позволяя, окончательно прийти в себя или погрузится в сон. Мысли вертятся в его голове, жужжа, как белый шум, выскальзывая в последний момент, вызывая неясную тревогу и волнение.   Такая безответственность даже для Годжо-сенсея немного слишком. Может его приложило на задании? Сейчас такая суматоха, что за всем не уследишь…   Точно, задание! Множество комнат, проклятий, бесконечно поднимающийся жар. Он все-таки выбрался или его вытащили. Хорошо. Значит, ему нужно отдохнуть, чтобы восстановится и быстрее вернуться к ребятам.   Глаза Оккоцу расслабляются, давая истощенному подросту, наконец, снова забыться сном.   Сладковатый аромат, исходящий от самой его кожи. Запах, возвращающий к ощущению жару по всему его телу, к мягкости тела под его ладонями, как назло скрытому одеждой, к удовольствию, застилавшему его рассудок и чужому сердцебиению, стучащему прямо в его уши.   К губам, о которых он мечтает каждый день, кровоточащих с вырывающимися болезненными вздохами. Рот,  без умолку болтающий о всякой чуши, издающий самые разные раздражающие звуки, до невозможности растягивающий слоги и смеющийся самым громким и заразительным смехом на свете.   Который едва слышно произносит его имя, нежно складывая губы бантиком на первом звуке.   «Юта…»   С порванной кожей и на выдохе произнесенным словом.   «Больно…»   Ужас хватает Оккоцу за горло своими ледяными пальцами, сковывая внутренности жутким холодом. Он распахивает свои глаза, в панике пытаясь отдышаться и осматриваясь по сторонам, отделяя воспоминание от реальности.   Задание.   Он был на задании.   Нескончаемые двери и комнаты, наполненные проклятьями, раздражающих и рассекаемых его мечом.   Ему было душно. Жарко. Нечем дышать.   Гон. У него начался гон.   Да, он помнит.   Это мерзкое и голодное чувство одиночества, сдирающее с него кожу от желания быть с кем то.   Но он никогда не один уже очень и очень давно. Рика всегда с ним.   И все же он один.   А потом пришел учитель.   Сладкий, дурманящий, с приближающейся течкой, как готовое блюдо.   Пришел…   Пришел… и он… его…   Сердце бешено стучит в его голове, пока он пытается приподняться на больничной койке, опираясь на свои трясущиеся руки. Это кошмар, совершенно точно просто кошмар.   Учитель бы оттолкнул его, учитель самый сильный, ведь так?   Комната белая. Пахнет лекарствами. Он в больничной рубашке. Капельница, присоединенная к его руке, которую он до этого не замечал.   Ему нужно дышать.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Дрожащими руками он ощупывает свое тело на наличие ран, но ничего не находит. Иери-сан действительно отлично делает свою работу. Вот только боль после ранений не проходит просто так.   Он этого не делал. Это просто сон. Отвратительный, мерзкий сон, в котором он насильно берет Годжо-сенсея, в очередной раз, доказывая, что Юта ужасный человек с ужасными мыслями.   Но боли от ранений или сломанных костей у него нет. Зато есть ужасная ломота во всем теле и чувство сладкого удовлетворения.   Он бы не сделал такого, правда?   И все же на интуитивном уровне Юта знает, что он сделал. Легкий, едва заметный грушевый аромат на его пальцах хочется облизать, почувствовать сладость на своем языке.   Наш, он был наш.   Утробное рычание Рики, не отделяемое от его собственных мыслей громыхает в его сознании, озвучивая мерзкие вещи, о которых он пытается даже не думать. Но он никогда бы не смог почувствовать к ней и доли отвращения. Его дорогая подруга всегда делала все возможное для его блага. Даже если это причиняло боль.   Юта, мой милый, Юта.   Сенсей его бы оттолкнул? Какая глупость… Конечно, он бы не сделал это. Даже когда Маки от раздражения больно кусала его за шею, он лишь хихикал и наклонялся ниже, терпя боль. Когда руки Оккоцу опускались на места, где они не должны быть или его запах становился слишком тошнотворным, учитель просто вздыхал и позволял делать, что он хочет.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   В этом весь Годжо Сатору. Сильнейший чародей. Такой слабый перед своими учениками. Всегда дающий им право выбора.  Никогда не ругаясь на них, даже если они съедают его любимые пирожные, которые он долго ждал.   Когда его плоть, входила в болезненную тесноту,  он не сопротивляется. Некогда сладкая груша гниет, под его напором, мед сгорает и чернеет, горча на его горле…   Так вкусно, это так вкусно!   Металлический запах и кровь, оставшаяся мелкими кровавыми вкраплениями под его обломанными ногтями.   Мы почти сделали его своим, он был наш, прямо в наших руках!   Самым отвратительным было то, что он не мог заставить себя от всего сердца пожелать, чтобы этого не случилось. Момент, когда Юта овладел Сатору, был тошнотворно прекрасен. Он почти хочет повторить это.…   И он не заберет его у нас!   Он гораздо худший человек, чем мог предположить.   Даже Гето Сугуру не был так ужасен, как он.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Слезы застилают его глаза, комок в горле перекрывает кислород, не давая спокойно вздохнуть. Юта сделал ему больно. Он снова сделал больно дорогому ему человеку. Опять. И ему это понравилось. Он получал удовольствие, пока Годжо-сенсей истекал кровью на грязном полу.   Соленые капли застыли в его глазах крупными гроздьями, грозящими скатится по щекам. Он не заслужил… Он не заслужил плакать… Не тогда, когда причинил такую боль сенсею.   Юта тонет в этом, захлебываясь от отвращения к тому, что произошло... В отвращении к самому себе. В тошнотворном жаре и тянущем ощущении в его члене, когда он думает о том, что сделал.   Сенсей такой вкусный, мы должны распробовать его лучше.   И он хочет этого. Хочет снова прижать омегу к себе и умолять о прощении, которого он не заслуживает. Прижать к себе и вновь слить их в одно целое, ощутить эту животную страсть. Заставить его биться в экстазе, стонать во весь голос от удовольствия.   Услышать, как с губ его прекрасного сенсея срывается его имя, но не в жалобном стоне, а в оглушающем от удовольствия крике. Но жалобная мольба остановиться приводит его в неистовство.   Прижаться головой к его груди, вслушиваясь в пылко бьющееся от чувств сердце или же трепещущее от желания оттолкнуть его подальше.   Он смог бы распознать разницу?   Вне гона?   Или продолжил выдавать желаемое за действительность?   А может он бы все понял, но продолжил, не смотря ни на что?   Он не уверен, что ответит на этот вопрос верно.   И в этом Юта отвратителен, самому себе и никогда не простит.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Когда приходит Секо, он все так же дрожит, пытаясь сдержать слезы и впиваясь ногтями в свои ладони. Он вздрагивает, когда она садится рядом, вздрагивает от каждого её касания при осмотре, пытаясь их избежать. Каждое контакт с латексными перчатками приближает желчный ком к его горлу и альфе хочется взвыть. Умолять, чтобы его не касались. Оставили одного. Дали сделать, то что когда-то не дала сделать ему Рика.   Юта, Юта, Юта, Юта, Юта…   Люблю.   Он тоже любит.   Юноша слышит, как врач задает вопросы на счет его состояния, пытается успокоить и заверить в чем-то. Он не слышит. Это все не важно. Даже когда она убирает у него капельницу и делает укол, Оккоцу не смотрит в её сторону. Ему нужно знать, что с учителем, но он не может даже открыть рот, чтобы задать вопрос.   Он вообще имеет право спрашивать?   «Оккоцу-кун, это не твоя вина.»-сказала ему альфа перед тем как уйти.   «Годжо прекрасно осознавал, что делает.» - было последним, что Юта услышал.   Юта, не виноват. Юта сделал все, чтобы омегу не забрали. Хороший.   Он не заслужил лить слезы.   Но как только дверь за женщиной закрывается, Оккоцу не может сдержать своих рыданий.   Он не виноват? Он, правда, не виноват?   Тогда кто?   Кто виноват в его ужасных мыслях и желаниях?   Гето Сугуру…   Гето Сугуру…   Хочет забрать. Обижает. Плохой альфа.   Если бы не он… Если бы не его дурацкая затея… Если бы он не объявился…   Это его вина!   «Да чтоб тебя… Если бы он не пришел… Ублюдок…» - подушка прижатая к его лицу намокает, от слез, что вытекают против его воли. Булькающие звуки, сдерживаемых рыданий вырываются из его горла, пока подросток пытается успокоить свою подступающую истерику.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Подросток пытается проглотить этот комок, застрявший в его глотке и вызывающий чувство тошноты, но не выходит. Он застрял в его горле, не давая дышать. Его желудок сводит от отвратительного возбуждения в ожидании чего-то.   Если бы не этот ужасный человек, то Юта не причинил бы вреда сенсею. Ужасное и подлое стечение обстоятельств, которое поставило их в такое положение и привело к этому результату.   Сам он никогда бы так не поступил, он был бы хорошим, он никогда не причинил бы ему вред.   Правда?   Юта хороший.   Если они будут это повторять, он сможет поверить?   Он так не думает. И совсем не уверен, что это вина безумного монаха.   Сердце учащенно бьется, грозя раздробить его грудь или не выдержать и разорваться прямо внутри его жалкого тела, перестав качать кровь.   Дыши…   Почему он продолжает это делать? Раз за разом, раз за разом он причиняет людям боль…   Руки тянуться к шее. Может хотя бы так он избавится от этого чувства?   Голова альфы гудит, то ли пытаясь взорваться, то ли съежиться с одной единственной целью - остановить весь поток своих мыслей, остановить самого себя.   Юта…     Он будет продолжать это делать? Окружающие люди будут страдать из-за него, дорогие ему люди будут страдать из-за него, Сатору уже пострадал из-за него.   Больничная рубашка прилипла к его вспотевшему телу, а по обнаженной коже бегут мурашки от контакта с прохладным воздухом, наполняющем палату.   Юта, дыши!   А может ему лучше вообще перестать дышать?   Пальцы болезненно впиваются в шею, перекрывая и без того скудно поступающий в его организм кислород, ногтями впиваясь в нежную кожу. Сердце начинает биться ещё быстрее, Рика беснуется на грани его сознания, умоляя разжать ладони. Или это собственное сознание кричит в желании прекратить это?   Из приоткрытого рта, пытающегося вдохнуть хотя бы немного, капает слюна, а глаза бессмысленно уставились перед собой, все меньше реагируя на свет. Покрасневшее лицо с вздутыми венами немеет и из горла вырываются хрипы. Ещё немного и станет совсем темно. Он никогда не увидит, что скрыто под бинтами…   Юта, хватит, хватит, хватит!   Резким рывком, от которого у него дергается голова, его руки отрывают от шеи, и из-за внезапно поступившего к мозгу кислорода в глазах темнеет. Альфа заваливается на бок, чувствуя, как большие теплые руки ловят его, пока он пытается откашляться.   Так сладко…   «Юта! Дыши, все хорошо просто дыши. Дыши со мной, ну же.» - голос его любимого сенсея. Он бы узнал его шепот из тысячи кричащих проклятий и людей. Вслушивался в каждый звук, который он издает и подчинился бы любой его просьбе. Все что он скажет. Все что пожелает.   Он просил остановиться. Почему он не остановился?   Глубокий вдох. Задержка. Глубокий выдох.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Как учил его Годжо-сенсей. Как делает Годжо-сенсей.   Почему он не остановился себя тогда?   «Я рядом, все хорошо. Ты слышишь меня? Понимаешь, что я говорю?» - Оккоцу кивает, все ещё слегка заваливаясь на бок, придерживаемый руками омеги. Горячие ладони оглаживают его плечи, растирая покрытую мурашками кожу. Кровать громко скрипит, болезненно ударяя по ушам, когда мужчина садится рядом с ним, обнимая.   «Годжо…» - альфа сипит на грани слышимости, тут же начиная кашлять.   «Молодец… Успокойся и дыши.» - Сатору чуть сильнее прижимает его к себе и Юта слышит урчание, вливающееся ему в уши. И сладость разливающуюся вокруг. Не кислую, не горчащую. Запах свежих груш. Так приятно…   «Сенсей… Годжо-сенсей…» - его сердце замедляет частоту своих ударов, но не перестает болезненно трепыхаться в груди.   Наш омега рядом, прямо тут, перед нами!   Юта быстро отстраняется из рук мужчины, пытаясь отсесть от него насколько это возможно.   Нет, нет, нет. Он не может его обнимать.   «Юта?» - голос его любимого сенсея такой же ровный, как и до этого. Мягкий и слегка более ласковый, чем с остальными. Сидит, даже не пытаясь приблизится к альфе давая ему пространство и возможность прийти в себя.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Шторы. Подушка. Тумбочка. Потолок. Лампочка.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Одеяло мягкое. Одежда мокрая. Волосы липкие. Рука теплая.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Тиканье часов. Дыхание. Шуршание ткани.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Груша. Мёд.   Раз.   Два.   Три.   Дыши.   Вкус крови на языке.   Постепенно в ушах исчезает звон, а зрение полностью фокусируется на окружающем мире. Интересно сколько времени вот так прошло? Сатору сидит, не сдвинувшись с места держа его руку в своей.   «Тебе лучше?» - юноша оцепенело кивает, наконец, способный разглядеть омегу перед собой. И он выглядит… Нормально. Как обычно. Только лицо искажено в беспокойной гримасе. Идеальный.  Если бы Юта не знал, ему бы и в голову не пришло, что с мужчиной произошло что-то ужасное. Даже губы такие же нежные и розовые, как всегда. Ни следа и малейшей ранки на зефирной коже.   «Что на тебя нашло? Секо будет ругать нас обоих за такое выходки. Ты добавил ей столько лишней работы.» - слова омеги ручьем льется в его уши, продолжая легко мурлыкать, отвлекая от мыслей, тревожащих юную голову. Успокаивающий запах беловолосого ложится вокруг, как легкое покрывало, принимая в свои объятия, даря покой его беспокойному разуму.   «И твоя подружка, уверен, совсем не рада. Нельзя расстраивать Королеву, понимаешь? Посмотри, какие синяки ты на себе оставил. Будет прямо, как ошейник…» - Годжо все причитал, разглядывая его шею и слегка раскачиваясь на кровати не отпуская его ладонь, согревая ледяные пальцы.   Совсем не злится, видишь? Значит все правильно…   «Ну что за ужас… Меня, как твоего сенсея это очень беспокоит. А если Секо рассердится так, что передумает тебя лечить?» - теплая рука омеги тянется к шее подростка и едва их кожа соприкасается, Оккоцу вздрагивает, как ужаленный.   Почему он… Разве учителю не противно касаться его? Разве Юта может позволить себе дотронуться до сокровища, которое сам и опорочил?   Но лицо учителя выглядит таким удивленным и расстроенным. Даже сквозь бинты закрывающие пол лица, можно увидеть как его брови метнулись вверх, очаровательной галочкой, а глаза должно быть распахнулись от шока.   «Ой…»   Омега вскидывает ладони, о касании которых Юта мечтает каждую секунду, которые только что грели его, как знак капитуляции.   «Извини, я больше не касаюсь тебя, видишь? Не буду трогать. Обещаю» - и отодвигается как можно дальше на самый краешек кровати, едва находясь на нем.   Это неправильно. Юта здесь совершил ужасные вещи, так почему именно Годжо сейчас проявляет тактичность, будто это он в чем то провинился?   Такой милый и послушный.   «Простите…»   «Ась?»   «Простите…»   Его учитель не должен извиняться. Ни за что на свете.   Лицо омеги не должно быть настолько ошарашенным, будто у него никогда толком не просили прощения.   «За что?» - и вопрос его настолько искренний, что Оккоцу на мгновение хочет поверить в ненужности своих извинений.   «Простите меня… что я вас… я вас… мне так жаль! Я не хотел. Делать больно… Я правда не хотел…»   Такой жалкий.   Он никогда не чувствовал себя настолько жалким и ничтожным. Он не смог связать и двух слов, как слезы новым потоком потекли из его глаз.   «Юта…»   «Я не знаю… почему не смог остановится… Но я правда не хотел причинять вам боль! Вы ненавидите меня теперь, да? Я знаю, что омерзителен…» - он опускает лицо вниз, боясь увидеть отвращение на лице своего наставника.   Ведь Юта обманщик, который на самом деле и не захотел бы останавливаться.   «Ты из-за этого?»   «Простите…. Прошу не ненавидьте меня… мне нет прощения, и вы ненавидите меня… но не ненавидьте п..прошу….» - он сам путается в произнесенных им словами, жалко всхлипывая в ритм своих дрожащих вдохов.   «Простите… простите… простите... »   «Юта.»   Альфа чувствует жар, исходящий от руки омеги.   «Посмотри на меня.»   Мужчина не касается его щеки, но держит её рядом и Оккоцу, как загипнотизированный поднимает голову вслед за теплом ладони. Если бы не эти бинты, то юноша увидел бы, как Годжо серьезно смотрит на него, слегка нахмурив брови.   «Юта, я не ненавижу тебя.»   Он не успевает даже открыть рот.   «Я не злюсь на тебя. Не считаю мерзким. Ничего из этого.» - такое странное зрелище видеть сенсея таким серьезным и спокойным.   «Но как же…я же… я сделал это… изнасиловал… тебя … как можно даже не злится!?» - и вот он сказал это. Ужасное слово, которое не должно быть произнесено в сторону любого человека. Будто сказав это вслух, он сделал это событие реальным. И он сделал это. Изнасиловал Годжо Сатору. Омегу, которого он любил всей душой и должен оберегать от любых невзгод.   Изнасиловал.   Сатору улыбается. Разводит руки в стороны приглашая в объятья. Не притягивает к себе, не зовет, а просто ждет.   А Юта просто человек. Просто слабый человек, который хочет утешения. Который просто любит. И он бросается в объятья, как утопающий бросается к спасательному кругу. Годжо-сенсей принимает его, обхватывая своими руками, как волны грозящие поглотить в морскую пучину. Но омега никогда не утопит их, а альфа добровольно нырнет глубже, даже если их раздавит давление в тысячи атмосфер.   Годжо баюкает его, укладывая на кровать рядом с собой, дает уткнуться носом в шею, поближе к пластырям и запаху, вслушивается в сбивчивые извинения, путающиеся слова и завывания.   Юта выплескивает все, дает себе погрязнуть в комке вины и жалости к самому себе, выливая слезы на форму и фарфоровую кожу.   И его безоговорочно принимают.   Его не винят.   «Ты ни в чем не виноват. Это гормоны.» - произносит омега, в момент, когда его вой затихает.   «На самом деле это мой косяк. Я не уследил за тобой.» - большие ладони гладят его по голове, перебирая волосы. Доведи до затылка. Вернись к началу. И снова. Немного в правую сторону, создавая новый пробор. Останови пальцы за ухом и слегка помассируй. И снова до затылка, где мягкие подушечки едва заденут чувствительные железы.   Остаться бы так навечно.   «Все произошло слишком резко. Да и у меня почти началась течка. На самом деле такие ситуации довольно часто случаются с альфами, которые росли в семьях не магов. И я… должен был это предусмотреть.» - Юта молчит, вслушиваясь в голос омеги и наслаждаясь ладонью в его волосах.   «Тебе не нужно винить себя. Я бы остановил тебя, если бы захотел. Я сам, позволил тебе сделать это. Я же самый сильный. Все произошедшее целиком и полностью моя вина, а не твоя» - и альфа просто жмется к нему сильнее. Просит ласки. Чтобы его пожалели. Утешили.   «Да и мы квиты. Испортили друг другу первый раз ха-ха…» - его голову сотрясает, легкий смех. «Прости за это.»   Аааа…   Мы первые! Он только наш, его никто не трогал!   Ему никак не удается сдержать экстатического трепетания в груди.   И душащий стыд.   Первый раз его омеги.   Он все испортил.   Чертова улыбка хочет болезненно растянуть его щеки.   Он все испортил, но Сатору продолжает баюкать, нежно и ласково прижимая его к себе, утешая в страданиях. Окутывая теплом своего тела и запахом, даря безопасность и покой. Как… как мама…   Оккоцу помнит, как его мать быстро отстранилась от него, когда он стал странно себя вести из-за смерти Рики. Он ведь не сделал ничего плохого, ему было страшно до слез. Его подруга умерла. Его преследовал монстр с её голосом. Разве он не мог получить хотя бы каплю утешения? Он ведь ничего не сделал и был просто напуганным ребенком.   Тогда почему его мать, сразу же переключилась с него на сестру? Он любит свою сестренку, он любит свою маму. Но она вела себя так будто Юта… опасен. Будто причинит боль. Рика не причинила бы вреда его семье, она тоже их любила. Это то, что делают матери. Утешают и оберегают своих детей. Но его оставили в темноте кошмаров, не дав и шанса на тепло.   Но вот, он лежит на груди Годжо-сенсея. Человека, которого он любит, который спас его жизнь и которому причинил боль. Утешает его. Гладит своими большими ладонями по его волосам, урча ему в макушку и слегка улыбаясь. Разговаривает с ним. Не смотря на боль. И совсем ни в чем не винит.   «Обидно…» - его голос сиплый, звучит как шепот.   «М?»   «Когда у Маки был гон… Ты только её обнимал… А она рычала на меня… И Инумаки так же… но он не рычал… И Мегуми…» - альфа тяжело переводит дыхание, обнимая омегу в ответ и вдыхая его запах. «И я… обижался… Что все внимание уходило им…»   «Дааааа? А теперь не обидно?» - Годжо игриво урчит, сильнее прижимая его к себе.   «Нет… и не буду…» - и он вновь скулит, ища жалости и ласки. Он и вправду ребенок. Поэтому учитель не злится. В его глазах, Юта глупое дитя, и ни секунды не видел в нем партнера. Он просто выдумал себе эту фантазию и сам же в неё поверил.   «Было так плохо?»   «Да… Было жарко и все болело… было так одиноко и я не хотел быть один. Меня будто съело одно из проклятий и выплюнуло и так несколько раз. Отвратительно… Так будет каждый раз?»   «Со временем привыкнешь~ Первый раз тяжело проходит, но к остальным со временем привыкнешь. И у тебя полностью сменился запах! Теперь ты не пахнешь, как маленький кочан капусты~»   И тут уже альфа заинтересованно поднимает голову.   «Правда? И как же пахну?» - подросток пытается обнюхать себя, но не может почувствовать ничего, кроме солоноватого запаха пота и аромата учителя, втирающегося в его кожу.   «Мммммм…» - омега слегка привстает, чтобы принюхаться возле его шеи, а сердце Оккоцу знакомо екает от близости со своим возлюбленным. Рука альфы ложится на его живот и всего на одно мгновение Юта чувствует, как мышцы под его ладонью болезненно сокращаются, дыхание мужчины сбивается. А после все возвращается к своему ритму.   «Как сладенькая вишня~ Такая сладкая маленькая вишенка! Почему альфы вокруг меня все такие сладкие~ И перец… И травы. Вроде сандала и бергамота… Но в основном как вишня и перчик.» - Годжо снова притягивает мальчика к себе и утыкается носом в его волосы. «Мне нравится.»   Нравимся, нравимся, нравимся!   Не сейчас.   «И все равно перец…» - альфа разочарованно бубнит куда-то в шею и улыбается сотрясшему комнату яркому смеху омеги. Его голова покоится на груди мужчины, поднимаясь и опускаясь в ритме его дыхания. Равномерное сердцебиение звучит в его ушах, сливаясь с голосом беловолосого мужчины.   Этот вид ему знаком, и все же так непривычен. Оккоцу часто видел лишь подбородок своих собеседников. Всегда смотреть вниз, не смея увидеть глаза обидчиков, изредка обедать с семьей, не поднимая глаз, чтобы избежать презрительного взгляда отца или матери. Не оборачиваться на обеспокоенный голос сестры, не давать себе лишней надежды, что тебя могут принять. Он давно привык к этому виду. Он часто утыкался омеге в шею. Видеть, как его кадык двигается, как натягивается кожа при движении или разговоре. Уткнуться в неё будто это самое безопасное место на свете. Как когда-то он прижимался к матери, рыдая из-за разодранной коленки, а она утешала его.   Когда это было.   Где он сейчас.   Они болтают обо всем. О том, что Юте вкололи успокоительное и он проспал больше суток, а когда кончится действие лекарства ему придется дожить свой гон. Мальчик позволяет себе жалобно поныть, под смешки Годжо, о том, как ему этого не хочется, ластится к нему и даже попросить его вещи на время.   Сенсей жалуется на стариков, которые отправили Юту на это задание не получив разрешение от него, хотя он и особый класс, жалуется на то что это была миссия была подставой от Сугуру Гето, который установил подобные ловушки, чтобы отвлечь и усложнить подготовку к параду, отвлекая опытных колдунов, но не убивая их.   И Оккоцу… Позволяет себе уверовать в то, что все происходит по вине монаха. Рика беснует в своем пространстве рыча и негодуя из-за чужого альфы, а после из-за разговоре об одноклассниках.   Растворяется в ощущении невиновности, хотя бы сейчас. В этот момент. Побыть тем, кем его видит сенсей, когда отдает ему пакет с вещами стоящий на стуле.   Сейчас он позволит себе быть ребенком, убаюканным и согретым чужим прощением.    

****************

 

 

В тот день Юта весь вечер проплакал на груди у Годжо-сенсея, под его урчание и разговоры обо всем и ни о чем. Проснулся вновь он только ночью от вернувшегося жара и возбуждения. Хотя Оккоцу мысленно дал себе аскезу не прикасаться к себе думая о сенсее, через пару часов он все равно трахал кулак, внюхиваясь в футболку, которую беловолосый ему оставил.   Утром Секо-сан дала ему новые витамины и подавители (крайне не рекомендуется! Только в самых крайних случаях) и отправила в его комнату. На своей территории ему было гораздо спокойнее, поэтому пока были силы, он сменил постельное белье и раскидал доверенную ему одежду.   Запахи смешались в чудесном, для его мозга, сочетании. Ароматы его стаи были такими освежающими и приятными, прочищающими голову. Был даже аккуратно сложенный шарф от Панды, который вопреки, заверениям Маки, пах не животным, а просто кондиционером и свежим воздухом. Но ему все равно было приятно иметь напоминание о нем в тот момент. Вещи сенсея он оставил не распакованными в пакете, пытаясь сдержать данное самому себе слово. Но было что-то не то во всех этих сваленных вещах, даже когда он лег на кровать.   Юта чувствовал, как новый прилив жара распространялся по его телу, заставляя его ворочаться их стороны в сторону. О, как же ему хотелось что-то делать! Возбуждение и жар наполняло его, хотя и не имело сексуального подтекста, как такового, но не давало покоя. Снова возникло знакомое беспокойство и жгучее нежелание быть одному. Быть со своей стаей. Знать что они защищены. Уже смятые футболки слегка успокаивали его беспокойство, но больше всего его привлекали  отложенные вещи омеги, хранящиеся на дне пакета.   Юта, там…   Нет, нет, нет, даже не думать об этом. Даже если он сорвался в палате, он не будет больше этого делать. Точка.   Но у Годжо-сенсея сейчас уже началась течка. И он работает. Такой же беззащитный, укрытый лишь пластырями и бесконечностью. Действительно ли его техника настолько сильна, если так легко и просто пропустила Гето и Юту? Просто выпил такие же таблетки, чтобы унять этот жар? Или вообще без них?  Свою последнюю течку сенсей провел, как нужно…  Как выглядело его гнездо? Как в принципе выглядят гнезда? Для этого нужна только одежда? Или нужно больше одеял и подушек? Может мягкие игрушки? Было бы сенсею приятно получить от них что-то мягкое? Годжо-сенсей лежащий в окружении подушек и игрушек, весь такой мягкий и может в чем-то нежно розовом? Или без ничего и влажный…   Он не будет об этом думать. Он решил. Он не имеет права, так думать о сенсее, не после произошедшего. Сенсей видит в нем только ученика и не более. Выдумки стоит оставить выдумками. Даже если сенсей не злится на него…   Но может ему стоит добавить больше одеял? И подушки… все которые есть. Простыни и пододеяльники. Ему стоит просто разложить все эти вещи? Выглядит просто как куча вещей разбросанных на кровати… Это все же должно быть похоже на птичье гнездо? Или нет?  Если сложить все кругом… Будет не очень удобно… Вещей слишком мало, а одежда теряется где-то в простынях, и не удается почувствовать их запах… Хотя если это было бы гнездо для одного, то получилось бы неплохо? Но зачем Юте гнездо для одного?   Больше всего на свете он не хочет быть один…   Место для нашего омеги.   Да… Он купит больше одеял, больше простыней, покрывал.  А пока он принесет одежду. Это покрывало омега мог бы положить себе между ног, чтобы было удобнее. Эту подушку обнять. Вещи ребят поближе к верху, чтобы легко было дотянуться. И все равно это похоже на бассейн из ткани. Хаотично разбросанные и мятые вещи, из которых он пытался соорудить бортики, а края слишком низкие из-за недостатка вещей. Но здесь точно есть место для двоих. Даже на его небольшой кровати.   «И мы всегда будем только вдвоем!»   Он лег в это подобие гнезда, не заметив, как в его руках уже оказался пакет. Даже если оно нелепо,  пара футболок, несущих на себе медовый аромат делали это место идеальным. Если бы только омега был здесь сам… напротив него… как в той палате…   В комнате раздается шорох сминаемой бумаги и восхищенный вздох. Годжо-сенсей часто упоминает о его проблемах с контролем. Так ли удивительно, что в итоге он пачкает своим вожделением футболку с Дораэмоном?   Все оставшиеся дни Юта мечется в безумно возбужденном состоянии, рыча чуть ли не на каждую пылинку, которая ложилась не туда, множество раз перерывая свою кровать переделывая все в гнезде, пока у него не начало получаться довольно удобное спальное место. Иногда заходила Маки, принося еду, перед которой он хотел свернуться комочком, скулящим и умоляющим помочь справится с происходящим или зарычать подначиваемый Рикой, чтобы прогнать сильную альфу прочь от места, которое он хотел бы представить своей омеге.   Панда и Инумаки приходили, чтобы отдать ему ещё пару вещей, чистых и свежих. Они переглядывались, ничего не говоря, но на одежде, которую они приносили было меньше их запаха и больше медовой груши, в который он зарывался носом, не стесняясь присутствия одноклассников.   Если это дало им какие либо намеки, у Оккоцу был слишком расплавлен мозг, чтобы понять это.    

***************

    Зимний ветер треплет волосы трех студентов и панды идущих по ступенькам ведущих к общежитию. Ледяные касания старались сорвать шарфы, оберегающие их от мороза и коснуться обжигающим потоком нежной кожи. Деревья, еще недавно выстилающие красно-желтые ковры, возвышаются над людьми кривыми трещинами, простирающимися к небу. Черные ветки тянутся своими тончащими пальцами к серому небу, желая разогнать белые облака и открыть миру бесконечную синеву ясного неба. Юта испытывает к ним только понимание, желая так же сорвать белесые полоски с одного лица.   Руки покраснели от тяжелых пакетов, впивающихся в пальцы, оставляя полоски и вмятины на внутренней стороне ладоней. Маки на фоне, как обычно переругивается на фоне с Пандой, вроде на счет того нужны ли животным шарфы. Инумаки шел рядом, иногда поглядывая на него. Они часто это делали после того как у него закончился гон.   Он вел себя странно во время гона? Возможно, так и было. Все было в тумане и ему с трудом вспоминаются мелкие детали. Кроме одной.   Но нет ничего, что напоминало ему об этом. Никто и не знает. Только Иери-сан, невольный свидетель его преступления, знала о произошедшем. Сенсей тоже вел себя обычно, игнорируя произошедшее, будто ничего и не было. Иногда ему казалось, что все действительно было не более чем больной фантазией его мозга. Но едва сбивающееся дыхание Годжо-сенсея, которое замечает не он, а _Рика_, когда альфа прикасается к нему или если Оккоцу сам пытается поднять эту тему.   И каждый раз получает один и тот же ответ.   «Все хорошо, Юта.»   «Ты не виноват.»   «Твоей ответственности в этом нет.»   «Я это позволил.»   И снова, будто ничего не произошло.   Школьные коридоры тихи и пусты, как и в любое другое время. Уличная прохлада сменяется теплотой учебных помещений, в теплой одежде становится резко некомфортно, кожа потеет. Занятия давно закончились и на улице уже темнеет. Завтра будет солнечно. Это хорошо.   Их голоса заполняют пространство коридоров пока они идут в кабинет, в котором обычно проходят их с сенсеем занятия. Их запахи легко летают в помещении, приятно смешиваясь в воздухе. Его собственные феромоны слишком плотные и насыщенные, забиваются в каждую щель и трещину, метя собой каждый угол, хотя ему самому хочется сжаться в комочек и занимать, как можно меньше места. Иногда он замечает, как Маки морщит нос вдыхая, а Инумаки старается дышать через воротник или шарф.   Это нормально - сказала Иери-сан, после теплового цикла организм бушует ещё несколько дней. И альфа ждал, когда его собственный запах перестанет его душить.   Время сегодня текло по странному медленно. Закатное небо окрашивается фиолетовыми и красными цветами, освещая оставленные ими на парте пакеты, наполненные разной мелочевкой и несколькими коробками с подарками, в одном из которых сложен пушистый белый шарф, с кривыми узлами и торчащими петельками. Инумаки тщательно вымывает доску, прежде чем они напишут поздравительную надпись. Маки и Панда распаковывают дешевые гирлянды, купленные ими сегодня, а Юта надувает шарики, шипя от того как больно резина пережимает пальцы, завязывая на их конце узлы.   «А если он не придет? » - тихо спрашивает Оккоцу, прерывая болтовню Панды. Медведь забавно фыркает и дергает ушами.   «Ну, он не пришел сегодня. А на завтра пообещал провести индивидуальное занятие с Инумаки. Если он обещает индивидуальную тренировку, то не отменяет её просто так.» - басистый голос разносится по кабинету.   «А если не придет, то нам же и достанется больше торта.» - Маки двигает стул, чтобы подвесить гирлянду над дверью.   В холодильнике школьного общежития лежит большой клубничный торт и несколько разнообразных пирожных. Учитель такой сладкоежка. Было бы лучше купить их завтра с утра. Они были бы более свежие, и гораздо вкуснее. Только вот успеть с утра добраться до кондитерской к открытию, а после вернуться обратно в техникум? До того как приедет учитель? Подготовить все заранее действительно самый логичный вариант.   И завтра будет солнечно. Мир должен сиять в день, когда родился Годжо Сатору.   А Юта будет мерзким пятном, мрачно оскверняющим этот день. Никто не знает. Сенсей знает. Юта знает. Сенсей говорит, что он не виноват. Он не виноват.   Но Юта - виноват.   Оккоцу чувствует себя, как в детстве. Держит в руках поломанную игрушку и всем вокруг ясно, кто её сломал. Его рот испачкан в джеме, съеденном без материнского разрешения. Рот слипается, от обилия сладкого, щеки неприятно стягивает, игрушка дрожит в руках, все больше выплевывая через швы свои внутренности, слезы подступают к глазам в ожидании, что его будут ругать.   Чудовище, постоянно преследующее его в кошмарах и наяву, бесконечно прокручивающее в его голове воспоминания о самой доброй девочке в его жизни. О несбывшихся мечтах, как они будут вместе проживать свое долго и счастливо. Они бы умерли в один день и никогда больше не познали одиночества и боли друг без друга. Единственный человек, отдающий ему свое внимание без остатка, которого он проклял на бесконечные страдания.   Вылитая на него ярко красная краска стекала по его волосам, пачкала всё, чего он коснется и кричала, предупреждая каждого, кто окажется рядом, что он монстр и изгой.   Сумасшедший, говорящий о том чего нет.   Его мать чаще всего просто тяжело вздыхала и отворачивалась. Если она будет игнорировать его, то он перестанет приходить.   Или это было только после того как Рика умерла? Или так было всегда?   Он перестал приходить. Но его вой по ночам не прекратился.   Годжо-сенсей не такой. Он ласково становился на колени, смотря прямиком в глаза через бинты, гладил по голове и просил рассказать, что его беспокоит и ждал, пока Юта решится.   Юта мог бы бесконечно умолять порванную игрушку срастись и простить его. Она оставалась сломанной. Джем оставался съеденным. Рика шептала клятвы. Взрослые его не слышали.   Он уверен, что краска почернела и снова стекает по нему, крича обо всем, что он сделал. Но никто не реагировал на проклятую черную слизь, стекающую с него, а возможно из него. Зачем они их игнорируют,  все эти предупреждающие знаки, как его белый пиджак, кричащий о том какие проблемы он приносит.   Почему никто…   «Тебя что-то беспокоит?»   Вопрос разрезает его мысли, как нож, вонзающийся в торт, стоящий в холодильнике, ожидая, когда омега обхватит его своими розовыми губами и зажмурится в удовольствии.   «А?»   Темноволосый растерянно оглядывается, пытаясь осознать, кто конкретно задал вопрос.   «Ты уже несколько минут просто стоишь и смотришь в стену.» - Панда беспокойно подходит к альфе и машет лапой перед его глазами.   «Ты странно ведешь себя после гона. Слишком задумчивый и что-то скрываешь.» - Инумаки отходит от доски и встает возле учительской стойки, глядя на него и безмолвно участвуя в разговоре, а Маки садится на стул, демонстративно игнорируя их диалог.   «Если хочешь, мы можем это обсудить.» - уши медведя забавно дергаются пока он распутывает оставшиеся переплетения гирлянд.   Интересно как бы они отреагировали? Возненавидели бы его? Ужаснулись бы тому, с каким ужасным человеком они общались? Опустил бы Панда свои уши из-за грусти от того, что был добр к нему? Лицо Инумаки скривилось в отвращении, а Маки в ярости убила бы его?     «Если тебя это беспокоит, поговори с ребятами или со мной. Только не молчи.»       Ему хочется сказать. Высказать все, что он натворил и получить по заслугам. Поговорить и быть услышанным другими, перестать держать жгущий желчью пузырь во рту и постоянно пытаясь его сглотнуть, скрыть, оставить гнить его в горле, отравляя душу.   Стоит ли его облегчение потери тех, кто ему дорог?   «Если не хочешь, то не нужно.»  - молчание слишком долгое, чтобы быть простым размышлением, вновь исчезает, прерываемое равнодушным голосом проклятого трупа. Мог ли он утешить Годжо-сенсея, впечатав его в свой мягкий мех? Успел бы он раздробить его голову об деревянный пол своими большими лапами, прежде чем Рика бросится его защищать? «Это в принципе не наше дело, но если ---»   Чего он этим добьется?   «Я…»   Какое облегчение могут принести несколько сказанных слов?   «Я влюблен в Годжо-сенсея…»   Может если бы он меньше говорил, родители не смотрели бы на него с таким ужасом?   Трус.   Кабинет, погружен во тьму ожидая, когда в кабинете включат свет чтобы развеять атмосферу. Тишина звенит в ушах, нагревая мозг до боли.   Раз.   Два.   «Серьёзно? Ты из-за этого так загнался?» - Маки прерывает очередную вставшую тишину своим возмущенным возгласом, щелкая выключателем на гирлянде и озаряя помещение разноцветными огнями. «Если он придет, когда уже рассветет, будет фигово, зря что ли гирлянду вешали.»   «Чего?» - Юта сглатывает сухость в горле. Мягкие огоньки отражаются в его черных волосах, придавая ему более тревожный вид. Он сглатывает, пытаясь справится с пересохшим горлом, глазами бегая от лица к лицу.   «Что…Что ты имеешь ввиду?»   «Твоя влюбленность в Годжо. Это очевидно. Стоит ему появится в поле твоего зрения и ты готов шею свернуть, пуская на него слюни. А то, как ты от него не отлипаешь? Смотреть противно. Это ты типа так пытался скрыть свои чувства? Вот это ты считаешь скрытным?» - Маки удивленно вскидывает брови. Жар окрашивает его щеки, алея под пристальным взглядом девушки.   «Ты знала, что Юта влюблен в Сатору!?» - Панда шокировано уставился на девушку, заставив всех снова обернуться в его сторону.   «Ну да? Он перед ним растекается как желе, трудно было не понять.» - альфа хмуро смотрит на медведя, раздраженно складывая руки перед собой.   «Ну просто… Ты так спокойно говоришь об этом…»   «А почему меня должно это волновать? Кроме того, что этот придурок, отвлекается от тренировок, когда приходит другой придурок.»   «Разве… Тебе не нравится Юта?»   «А?»   «Че?»   Видеть, как лицо девушки за несколько секунд удивленно вытягивается, а после мгновенно приобретает разъяренное выражение, было бы забавно, если бы Юта сам в полнейшем шоке не уставился на одноклассника, не обращая внимания на звук упавшего мелка позади себя.   «С чего ты…» - не успевает альфа и слова сказать, как на него обрушивается густой запах горячего канифоля, перебивая его собственный пряный аромат, но не подавляя его.   «С КАКОГО ХЕРА ТЫ СДЕЛАЛ ТАКИЕ ВЫВОДЫ, А?» - девушка подскакивает с нагретого ей стула и приближается к перепуганному, от смены настроения панде.   «Ну, ты такая радостная стала с тех пор, как Юта к нам пришел, вот я и подумал, что он тебе…» - Панда боязливо поднимает лапы вверх и пятится назад, опасаясь разозленной альфы.   «А ты не думай, животина безмозглая…» - будь Оккоцу смелее, то возможно встал бы между разъяренной девушкой и пандой, но от сверкающего взгляда и густого смолистого запаха у него дрожали колени.   «Да и Юте ты симпатична!»   «Хочешь сдохуть?»   «Икра лосося…»   «Я такого не говорил!» - темноволосый истерически взвизгивает.   «Ему нравится твоя большая грудь!» - гордо проговаривает будущий коврик в комнате Маки. Красивый черно-белый коврик.   «Неправда!» - а рядом с этим ковриком будет лежать его труп. Юта пятится назад от яростного взгляда, брошенного в его сторону. Если он удерет прямо сейчас, может и сможет избежать разгневанной девушки, но если догонит, точно убьет. Боковым зрением он может увидеть, как Инумаки на всякий случай прячется за учительскую стойку. Кошмар! Помощи ждать неоткуда.   «Оооо! У Сатору тоже большие сиськи, если задуматься! Значит, ты о нем говорил?» - слишком довольная морда у чучела панды, резко исчезает, когда рука девушки ложится на его макушку, а другой рукой беря его катану, лежащую на парте.   «У беловолосого придурка завтра День Рожденья… Я подарю ему шапку из шерсти Панды…» - Оккоцу готов поклясться, что аура Маки пылала адским пламенем, готовясь сделать из них всех шашлык, нанизанный на его собственное оружие.

 

 

****************

 

 

«Икра…» - Инумаки жалобно потирал шишку на своем затылке. Угораздило же пойти пытаться спасти Юту от помывки полов его тушкой. По итогу другу он не помог, ещё и самому досталось.   «За что так сильно… Зоозащитники тебя никогда не простят…» - Панда вытирал кровь из своего носа и жалобно причитал, заваливаясь на Тогэ, как на подставку для своей морды. Больше всех почему-то досталось Юте. Несколько шишек было набито на голове, а на теле постепенно проявлялись синяки, но самый сильный уже обрел фиолетовый цвет, прямо под глазом, которого он аккуратно касался и шипел от боли.   «Они тоже могут огрести, если хотят.» - альфа возвышалась над ними сидя на стуле, рядом со сломанной партой, наблюдая за темнотой в окне. Нельзя сказать, что это имело значение или они боролись за доминирование, но было ясно, что главной альфой в их стае точно была она. Хотя теперь после гона, ощущая подобное воздействие, ему почти хотелось рыкнуть в ответ на её повелительный тон, но это скорее было внутреннее негодование Рики.   «Зачем вообще было нас бить?» - возмущенный скулеж вырывается вместе с болезненным шипением.   «Лосось…»   «Потому что вы придурки.» - четкий ответ без приукрашивания. В её стиле.   «И что ты делать собрался?» - девушка вновь обращалась к Юте.   «О чем ты?»   «О твоих чувствах к нашему учителю, тугодум.» - альфа неопределенно махнула рукой в воздухе. «Будешь предпринимать какие-нибудь действия или продолжишь пускать слюни и выпендриваться перед ним? Угораздило же запасть на такого как он.»   «Острая икра тряски» - Оккоцу почувствовал на своей спине теплую ладонь и обернувшись увидел сочувствующий взгляд Инумаки. Свежесть морских волн пыталась разбавить духоту стоящую к кабинете от перешивания разгоряченной сосновой смолы и грубых вкраплений вишни и перца.   «Согласен с Инумаки!  Подкатить к Маки более реалистичный вариант, чем даже задумываться о Сатору.»   «Шкуру спущу.»   «Заткнулся…»   «Икра лосося…»   И вновь все взгляды оказались прикованы к Юте. Цветные огоньки переливались, красиво отражаясь в волосах и глазах его одноклассников, феромоны в спокойно обстановке перестали душить, давая вдохнуть полной грудью. После небольшого адреналинового всплеска его общая меланхолия от раздумий ощущалась как туман, мгновенно заволокший его мысли.   Делать что-то… Он уже и так натворил то чего не стоит…   «Полагаю что…Ничего?» - ему нечего добавить кроме грустной улыбки.   «Ну это логично. Уж извини, но с его уровнем тебе не сравнится. Он хоть и придурок, но ты попросту жалок.» - взгляд у Маки равнодушный и до боли честный, хотя её слова обидно жалят, вызывая сырость у глаз и возмущенное рычание Рики, недовольной полученным отзывом.   «Спасибо за порцию унижений…»   «Не за что.» - девушка яростно посмотрела на него сверху вниз, и ему захотелось сжаться по её пристальным взглядом, но он кое как сдержался. «Но ты стал лучше, чем был. Раньше ты был соплёй размазанной по парте.»   «П… Правда?» - Оккоцу робко поднял глаза на Зенин, шокировано смотря на неё. Похвала это не то, что часто можно от неё услышать ещё и так внезапно. «А сейчас?»   «А сейчас ты как сопля намотанная на кулак» - альфа демонстративно провела пальцем по обломку парты, ещё больше выводя из себя Рику.   «Все равно сопля? Серьезно? Разницы буквально нет!» - черт, это действительно обидно.   «Воу, Маки, ты перебарщиваешь. Нельзя же всегда быть настолько грубой!» - Панда беспокойно подсел поближе к Юте, пытаясь как то поддержать униженного юношу.   «Листовая горчица.»   «Вы ему ещё платочек дайте и эти самые сопли начните подтирать!» - феромоны доминирующей альфы снова начали сгущаться, концентрируясь и напирая на Юту. «Ты слышал, что он сказал? Он ничего не собирается делать! Конечно, не собирается, ведь он жалкий стручок. Влюбился в Годжо Сатору. Ха! Кто вообще захочет встречаться с придурком, позволяющим себя унижать?»   …   «Икра лосося»   «Маки, ты…»   «Заткнитесь. Даже не пытайтесь. Он ничего не делает. И ничего не будет. Сатору был бы самым желанным омегой в мире, если бы не был придурком. Да он и так им является. Красивый, сильный, из великого клана. И ты жалкий идиот, младше на 11 лет, позволяющий себя унижать. Можешь поплакаться дроча на него ночью» - альфа была искренне раздражена, глядя на него с презрением, как в их первое совместное задание.   «Маки-сан…» - взгляд девушки горит, прожигая его нутро, радостным теплом и стыдом.   «Как мило! Ты пытаешься поддержать нашего Юту! Тебе не обязательно делать это так жестоко!» - Панда расплылся в радостной улыбке и будто стал в разы мягче за несколько секунд, заключая Юту в свои медвежьи объятия. « Мы поддержим тебя Юта! Ты должен стать лучшей версией себя, чтобы быть его достойным!»   «Идиоты, это все равно бесполезно.»   «Даже если это бесполезно! Стать достойным альфой, все равно хорошая цель. Хотя я без понятия, каким должен быть хороший альфа.» - медведь продолжает сжимать его в своих теплых лапах, качая и стороны в сторону и Инумаки рядом согласно кивает, улыбаясь своими сияющими глазами. Маки начала собирать обломки парты, которые она же сломала, опрокидывая Юту через прогиб и бормоча о бесполезности их действий.   «То ли дело панды! У нас все гораздо проще и не нужно парится из-за таких мелочей.» - мягкое тело поднимается с пола и помогает альфе собирать обломки сломанных вещей. «Мы панды – свободный народ!»   «Ты бесполезное животное. Я слышала, что пандам в Китае показывают порно, потому что они не знают, как трахаться.»   «Чего!? Это не правда!» - Инумаки осторожно подходит к ним, чтобы разнять начинающую зарождаться потасовку и стараясь не попасть под горячую руку альфы.   Он жалкий трус и придурок. Даже не может сказать несколько слов в исповеди. Как ему могло так повезти встретить этих людей, готовых поддерживать его в таких невозможных вещах? Искренне желающих помочь ему стать лучше, сильнее, достойнее. Не ради кого-то, но ради себя. Вновь желая жить. Вновь строя планы.   Юта рыдал видя трупы шаманов, который Рика уничтожила защищая его.     Почему жизнь так жестока?     Юта сдерживает слезы подступающие к глазам.     Жизнь действительно добра ко мне.       Слова легко срываются с его губ и легкие широко раскрываются наполняя организм кислородом.   «Я изнасиловал Годжо-сенсея.»   Их глаза светились удивлением от произнесенных им слов. Ни осуждения, ни злости, ни мгновенной смерти. Ничего. Только сочувствие по отношению к самому Юте. Даже слова одинаковые.   «Все хорошо, Юта.»   «Ты не виноват.»   «Твоей ответственности в этом нет.»   «Он это позволил.»   Монотонные яркие огоньки продолжали сиять в темном кабинете, создавая атмосферу больше подходящую для Рождества, цветная надпись с различными рисунками пестрела на доске, а шарики ещё предстоит подвесить на стены.   Блики на их глазах не были съедены презрением, которого Юта достоин, а завтра будет солнечно, будто ничего не было и сенсей съест свой сладкий торт, утопленный в обильном количестве крема. Мир не рухнул, солнце не взорвалось, луна не погасла. Только лицо и запах Маки выражали сильное смятение и ничего более.    

****************

 

 

День странный. Неделя странная. Хотя эта странность длится уже более полугода. Сегодня 24 декабря, тот самый день, в который и должен произойти «Парад ста духов». Последний раз он видел сенсея вчера, когда он пришел забрать Инумаки и Панду с собой в Киото. Всего лишь пару коротких минут, за которые он посмел обнять омегу и попрощаться с ребятами. А до этого они виделись в его День Рождения. Давно. Он скучал. Безумно скучал по сочному аромату и теплому присутствию беловолосого шамана. И сейчас он там с ребятами и с … с ним…   Волнение и пустота общежития не помогала и вот он сидит в кабинете вместе Маки. Он вела себя… обычно? Её отношение ни капельки к нему не изменилось, но что-то мелькало в её взгляде, чего он не мог осознать.   «Спрашивай.»   «Э?»   «Тебе ведь любопытно, верно? Почему он назвал меня ошибкой.»   Солнце освещала классную комнату ярко красным светом,  отбрасывая тени от трех стоящих внутри парт. Стул на котором сидит Юта натужно скрипит, крича, чтобы на нем больше не пытались качаться или он не выдержит подобной нагрузки.    «Нет… Я имею в виду… Да…»   «Моя семья… Зенин. Место, где поколениями рождались лучшие шаманы. Зенин – один из трех главных кланов. Ты вот знаешь минимальное требование для тех, кто хочет стать шаманом?»   Это было не тем, о чем он задумывался. Если взяли его, ничего не умеющего мальчишку, к тому  же и проклятого, то требования не очень высоки? Но и стать шаманом может не каждый раз первокурсников всего трое…   «Способность «видеть» проклятия.»   «Имеет смысл.»   «Даже простой человек способен видеть их в особых ситуациях…Например, когда он при смерти…но… если на мне не будет этих отстойных очков, я не могу видеть проклятия.» - очки, снятые девушкой с переносицы отражали солнечный свет сияя в её руках подобно двум золотым дискам, в сути своей являясь сокровищем для неё, но не вызывающие в альфе ничего кроме раздражения. «Мои проклятые инструменты уже наполнены проклятой энергией, так что ничего с ними я не делаю. Вот почему мне пришлось покинуть дом! Еда была паршивой, комната маленькой, один старик постоянно доставал… Все было хуже некуда!»   «Не зови меня по фамилии.»   «Не спрашивай меня о проклятиях»   «У меня нет такой сопротивляемости проклятиям, как у тебя.»   Все приобретает смысл.   Разве можно начать восхищаться человеком ещё сильнее?   Юта, Юта, Юта, Юта, Юта, Юта.   Он впервые действительно не замечает ревнивых криков Рики в своей голове.   «Тогда, как ты стала шаманом Маки-сан?»   Улыбка настолько заразительная и уверенная в себе светит в комнате, убивая собой весь оставшийся свет солнца, которым оно пыталось прогнать тьму, медленно вступающую в свои владения.   «Потому что у меня скверный характер! Хочу вернуться домой как первоклассный шаман! Пусть при виде меня родня локти кусает!» - сверкая в глазах Юты она была эталоном хорошей альфы. Сильная и смелая, верная своим принципам и идущая к своей цели не смотря на преграды. Рика хныча выла внутри его разума, но голос девушки звонким колоколом перебивал любые звуки. «А потом, я уничтожу клан Зенин изнутри… Ты чего?»   Какая же она…   Не она, не она, не она… Не смотри, не смей!   «Да так… Это так на тебя похоже, Маки-сан. Я хочу стать таким же, как ты.» - был ли румянец на её щеках всего лишь тень от очков? Потому что Юта ясно ощущал, как кровь приливает в его собственным щекам, смущенный своими же словами. Но как чудесно было их произносить. «Я хочу жить сильным и независимым, как ты.»   Почему она? Почему все ей? Почему Юта?   Ему почти завидно. Он прекрасно помнит с каком гордым видом Годжо-сенсей смотрит на Маки. Испытывает ли омега такое же восхищение перед такой сильной альфой, сияющей даже при свете солнца? Учитель не мог не увидеть, насколько она великолепна. Юта хотел бы быть таким же стойким в глазах сенсея.   «Если я могу чем-то помочь, то только скажи! Уничтожим клан Зенин!»   «Идиот. Это сработает, только если я сама это сделаю.»   «Ах… Тогда, что-то другое? Сделаю все, что в моих силах.»   «Ага…» - альфа уже собиралась спрыгнуть с парты, но задумавшись на пару секунд передула. «Мы не слишком отличаемся от обычных людей. Ну омеги, альфы… У нас нет инстинктов, как многие это называют. Но мы больше подвержены своим внутренним импульсам. А во время циклов сил сопротивляться им почти нету.» -  Оккоцу прекрасно помнит это. Сенсей как то привел мужчину по имени Нанами Кенто, пугающе серьезного мужчину с ответственностью за весь мир, который провел ему ещё один унизительный разговор о половом воспитании. Он не запомнил ничего кроме начала диалога, остальное время стараясь не сгореть от стыда. Оставленную ему визитку он не выкинул, но клятвенно поклялся себе никогда не звонить этому человеку.   «Кланы отстойное место. Древние порядки и обычаи для них имеет первоначальное значение, не смотря на логику. Сила считается самой важной ценностью, а близнецы, и вовсе считаются плохим знаком. Ещё и девочки в настолько старомодном клане, как Зенины.»   «Маки?» - он мог слышать едва заметные вибрации её голоса, сдерживаемого разочарования. Но она, как всегда, держалась гордо и уверенно, не смотря на внутреннее смятение.   «Мы с Май близняшки. Я родилась альфой с Небесным проклятием, а она омегой со слабой проклятой техникой. Для клана мы обе не особенно ценные. Но Май омега, которая может… выносить и родить потенциально сильного альфу. Родись я омегой или бетой, даже без проклятой энергии, могла бы принести хотя бы такую пользу. Но шанс того, что женщина альфа забеременеет, почти равен нулю. Инкубатора из меня не выйдет.» - девушка говорила об этом слишком равнодушно, чтобы звучать убедительно. «Хоть я и не вижу проклятия, я постоянно видела… Как альфы насильно берут омег.»   Нельзя было не заметить, как сильно Юта вздрогнул в этот момент. Разговор будет на эту  тему.   «Большинство омег рождаются и принадлежат кланам. Именно они вынашивают более сильных шаманов и такое отношение считается… нормальным. Никто не обращает на это внимание. На улице, в зданиях, при людях. Всем плевать. И когда у меня начался гон, у Май так же началась течка. И мне… Отключило все тормоза. Нас оттащили в разные комнаты, но все о чем я могла думать это-то, что её могли подложить под какого-то альфу.»   Она влажно сглотнула, смотря куда то в сторону доски, где обычно стоял Годжо-сенсей и творил глупости.   «Это так сильно ударил мне в голову, что я думала уж лучше её помечу я, чем какой-то урод. Лучше это буду я, чем кто-либо из клана. Я так сильно не хотела быть одна в этот момент, так сильно не хотела чтобы ей кто то причинил вред. Ну и я вроде как избила нескольких слуг и прорвалась в комнату, где оставили её.»   «Неужели ты?» - даже думать об этом было бредово. Чтобы Маки… Но могу ли он чувствовать по отношению к ней отвращение? Мог ли он осуждать её? Если бы это была его сестра… Позволить кому-то причинить ей боль… Или Рике… Или Годжо-сенсею…   «Нет, я ничего не сделала. Просто прижала к полу и рычала на всех, кто мог бы приблизится, пока она плакала подо мной. У неё ведь была течка. А у меня гон. Помнишь, как ты вонял во время своего гона? Насколько это душный и подавляющий запах, что уж говорить какого это для течной омеги. Она не сопротивлялась, просто лежала и плакала, понимая, что не сможет со мной справиться. И никто даже не собирался ей помочь. А мне… нравилось в какой то степени. Что она рядом со мной, что она в безопасности и что она… подчиняется… Ну так мы и провели наши первые циклы. » - легкие начинала болеть от того, что Юта затаил дыхание из-за сгущающегося запаха смолы. Могло ли все это время в её глазах мелькать понимание?   «Прошло не очень удачно, но мы обе были в порядке. Не сразу, но мы смирились. И не строй такое лицо, будто услышал откровение. В тот момент для меня это было самым логичным вариантом. » - девушка раздраженно фыркнула, скидывая ноги с парты, но не слезая с неё. «Но Годжо не Май.»   «В каком смысле?» - переключение с рассказа альфы на их сенсея было слишком резким, чтобы он мог сразу понять, о чем речь.   «Май была слабой. Даже если бы она начала сопротивляться она не смогла бы ничего сделать, ей бы никто не помог. Сатору совершенно другой случай. Он сильнейший из существующих шаманов, с эго больше чем вся солнечная система. Он прекрасно осознает свою значимость для магического мира и не стал бы подвергать себя излишней опасности. Это значит ставить под угрозу весь мир. Да и что за опасность должна быть, чтобы он пострадал? Я к тому что… Мы уже сказали, что ты не виноват в том случилось. Ты буквально не сможешь его коснуться, если он не позволит этого. А он позволил этому произойти, так что все в порядке. Он бы не стал бы делать того, чего не смог вынести.» - альфа окончательно спрыгивает с парты, когда заканчивает говорить, оставляя Юту без слов. Она действительно поделилась этим, чтобы он не чувствовал себя виноватым? Ради него? Чем он мог заслужить подобное? Смог бы он когда-нибудь отплатить всем им за их доброту?   Вот только… Все говорят одно и тоже. Что сенсей сам это позволил. Сенсей самый сильный и нет ничего с чем бы он не справился. Неужели никто не видит, что сенсей обязан справляться со всем? Они  сами говорят об этом. Если случится, что-то с чем он не справится, то всему придет конец.   Понимала ли Маки почему Май не сопротивлялась? Почему даже не предприняла попыток, не смотря на весь ужас? Юта, возможно, понимал. Потому что не сопротивлялся. Не сопротивлялся, когда школьные хулиганы толкали его, когда поджидали в темных переулках, когда мать запирала его в комнате, а отец замахивался, стоило ему приблизится к сестре. Он и представить себе не мог, что готов стерпеть ради Маки.   Все ради их благополучия.   Попытался бы кто-нибудь помочь Годжо-сенсею, если бы Юта набросился на него?   Ответ возникает в голове сам собой. Каждый твердит его раз за разом снимая с Юты всю ответственность. И он может их понять.   «Маки-сан… Спасибо тебе большое.» - он с придыханием произносит эти слова, не пытаясь сделать их менее эмоциональными.   «Да плевать. Просто никогда больше позволяйте себе подобного.  Я возвращаюсь в комнату.» - она легкой походкой направляется к двери и у самого выхода вновь замирает. «Кстати, шарфик, который ты ему связал, был отстойным. Для ухаживания он совершенно не подходит.»   «Он не… для ухаживания…» - жар приливает к его щекам, стыдливо окрашивая щеки. Он знает, что его подарок был ужасным. Несуразный, кривой, торчащие петли портили весь, а некоторые ряды были попросту кривыми. Но он не успел переделать ко дню рождения сенсея и пришлось дарить такой, какой был. «Но я постараюсь лучше в следующий раз»   «Вот уж постарайся. Подкатить к Годжо так же сложно, как уничтожить могучий клан, знаешь ли.» - воительница открывает дверь, не давая ему вставить ни слова, выходит из кабинета. «Когда будет лучше получаться, свяжи и мне тоже, хорошо?»   И хлопает дверью.   Хах. Ему действительно настолько повезло? Знала ли Маки, сколько решимости она ему дала? Понимала ли, какой ценой она одарила его существование? Сколько смысла принесла своей откровенностью? Эти люди верили в него, эти люди дорожили им, будто он был неотъемлемой частью их жизни.   Он собирался стать лучше. Для них. Для себя. Юта уверен, что она знала, какой уверенностью наполнила его душу.   Чего она точно не знала, так это последствий её слов для Годжо-сенсея.