(Не) Осознавая себя (тебя)

Глава 6.

Любовь моя.

Я вижу, как свет накрывает мой дом Вертикальной волной Ты вряд ли оценишь сей ход музыкальный Ну что же мне сделать с тобой?

****************

 

Вязание всегда казалось скучным занятием, хотя и завораживающим. Металлические удары спиц звонко отражались в стенах машины. Теперь вязание стало для него своеобразным ритуалом и тренировкой по контролю. Тонкие нити превращаются в нечто осязаемое и значимое, вместе с вплетенными к ним язычками проклятой энергии, равномерно распределяясь по изделию с прекрасными узорами.   Милое и комфортное хобби для расслабления, но Юте оно больше напоминало сражение. Что могло быть общего между кровавой бойней и вязанием свитеров с игрушками? Но ритмичные удары спиц в его руках напоминал о звоне его собственного меча об орудие противника отбивающего удары. Удар за ударом, они вяжут кровавую картину, результатом которой будет чья-то гибель.   Щелк. Щелк. Щелк. Вслушивайся в звуки ударов, в шелест ветра, в свое собственное дыхание. Только не тишина в собственной голове.   Даже заблуждения на их счет были похожи. Битва требует ярости, страсти вырванной из самой души, вязание же расслабления и покоя. Для Юты они требовали холодного рассудка и полной сосредоточенности. Потеряйся на одно мгновение расслабляющей атмосфере ритмичных ударов спиц и теплой пряжи на коленях и стежки уже идут не ровным рядом, петли выбиваются из идеально идущих узоров. Потеряйся в страсти и ты уже пронзен мечом противника, как узелок, нанизанный на спицу.   Правда, сражаясь с Гето, он испытывал лишь всепоглощающую ненависть и ярость.   «Юууутаааа~~~ Как успехи?» - горячий воздух выбивает все связные мысли из его головы, опаляя дыханием его уши, которые сразу же покраснели, распространяя по салону сладкий запах вишни, от которого его сенсей восторженно мурлыкал.   «Годжо-сенсей вы уже закончили?» - альфа сразу же откладывает пряжу, демонстрируя результат омеге и полностью переключая свое внимание на мужчину.   Ничто не имеет значения пока этот человек рядом с ним.   «Да. Как же они меня достали со своими отчетами! У моего малыша Мегуми скоро выпускной, а вместе с гоном это превращается в какую-то пытку! И все эти старикашки… бесят!» - из груди омеги вырывается раздраженное урчание. «Маки во время своего заезда искусала мне шею, Мегуми искусал мою шею… Чертовы Зенины и их кусачие привычки!  И Инумаки тоже начинает вонять!» - омега драматично откинулся на колени Юты, рассматривая часть связанной пряжи. «Ах! Напишите на моем надгробии, что сильнейшего и красивейшего шамана в истории загрызли пубертатные подростки!» - Годжо закидывает одну руку на лоб, продолжая причитать о пережитых им страданиях от идущих подряд гонов его учеников, будто это и правда было самой большой проблемой в его жизни. «Один ты у меня хороший! Мой ласковый мальчик, который никогда не укусит своего любимого сенсея.»   Румянец расцветает на щеках альфы, слыша воркующий тон учителя. Такой жестокий и подлый в своей игривой кокетливости по отношению к нему. Он мог бы протянуть руку и стянуть черную повязку, находящуюся на прекрасном лице и взглянуть в синие омуты глаз, отражающим небо и наблюдать, как сенсей изучает часть вязаной накидки, ловить каждое изменение его зрачка.   ( В детстве Рика часто говорила о том, как его глаза похожи на небо. Её собственные глаза восхищенно сияли, глядя ему в душу и его лицо горело от счастья и внимания, внимания, внимания.   Как же она ошибалась.   Боль во всем теле топила его вместе с облегчением от того, что его друзья живы и здоровы, Рика выглядящая точно так же, как за секунду о своей смерти и… И он собирался умереть. Уйти с ней, как и обещал. На небеса, цвета его глаз, ни о чем, не сожалея, сделав все в своих силах для безопасности окружающих. Они будут вместе. Он и Рика. Он поклялся.   А потом небо спускается к ним с громкими хлопками.   Небо смотрит на них, небо улыбается губами и уголками глаз. В глубине зрачков у небо необъятная пустота и печаль разрывающая его изнутри. В этой пустоте Юта видит себя и свою боль отражающуюся внутри. Он не жалеет о том, что сделал, он собирается уйти с Рикой и быть всегда вместе с ней.   И тогда его небо останется одно вместе с пожирающей его болью.   И он собирается уйти, оставив его с этим? Совсем одного? Тогда чем он лучше того, кто разбил его сердце?   Но Рика…   Но Рика, его милая Рика, никогда не злилась на него. Ни тогда, ни сейчас, хотя это он привязал её к себе, не дав спокойно упокоиться, заставляя долгие годы страдать в чудовищном обличии, ведомой лишь жаждой его защиты. Любовь была прекрасным чувством воспеваемым людьми на протяжении тысячелетий, но любовь Юты была чудовищным чувством, разрушающим вокруг себя все и вся. Посмотрите на школу. То же самое он делал с людьми, которых любил.   Знакомые ему руки обнимают его вопреки всему, так же как много лет назад. Забытый голос, долгое время искаженный слоями реальности, пробивающимися к его  ушам, прощает его.   «Спасибо, Юта. Ты дал мне время побыть с тобой. За эти 6 лет, я была счастливее, чем при жизни.»   Улыбка, почти исчезнувшая из его воспоминаний, всегда прощающая его и согласная на любой его каприз.   Жизнь так жестока к нему. Он всегда причиняет боль дорогим ему людям и теряет их.   «Пока-пока. Смотри не болей.»   Даже сейчас, когда она, наконец, освободилась, он не хочет её отпускать. Снова остаться наедине со своей виной без смысла и цели.   Жизнь так добра к нему. У него есть люди, готовые рискнуть своей жизнью ради него, даже если он был чертовым монстром разрушающим все и вся. Люди продолжали любить его и прощать его ошибки.   И раз они продолжали дорожить им, значит, он этого достоин?   «И не вздумай слишком рано оказаться снова рядом со мной.»   Он хочет быть рядом с ней. Он хочет быть рядом со своим раем.   Рика всегда исполняла его капризы, смотря на него с нежностью.   Небо безучастно стоит рядом наблюдая, как девочка исчезает в собственном сиянии.)   «Очень хорошо. Местами слой проклятой энергии слишком тонкий, будто в моменте тебе казалось, что ты выпускаешь слишком много и уменьшал поток. Держи его более уверенным и ровным.»  - сенсей держал часть готовой пряжи, вонзая пальцы в дырки, портя ровные ряды и раздражая Юту. Он проделал большую работу, но теперь её придется распускать, переделывая и ему придется сильно поторопиться, если он хочет успеть к течке сенсея. Наполнить накидку своей энергией и запахом, чтобы учитель мог спокойно пережить свой цикл, зная, что Оккоцу позаботится обо всем.   «Ммм… я постараюсь…» - альфа осторожно протягивает руку и снимает черную повязку, открывая для себя небо в окружении белоснежных ресниц. Небеса сверкают весельем, продолжая вытягивать и распускать пряжу, перерезая тонкие нитки энергии.   Его глаза отражали небо? Или небо пыталась скопировать его красоту?   «И как Мегуми справляется? Он давно не заходил к нам, чтобы потренироваться.» - рука Оккоцу опускается в белоснежные волосы, пропуская их между своими пальцами.   Ощущал ли Годжо-сенсей то же самое, что испытывал Юта, когда он гладил его по голове? Бегущие вдоль спины мурашки,  щекочущие ребра, поднимающиеся по затылку и заставляя гореть уши. Остаются у него на голове ощущения полосок, которые он проводит руками?  У Юты остаются и он всеми силами старается сохранить это ощущение. Пальцы сенсея ласково отодвигали его волосы, уверенным движением зачесывая их назад, а после трепали их до состояния вороньего гнезда.   «Мегуми очень способный и многого добился за это время. Думаю, когда он поступит, то действительно станет превосходным шаманом.» - его голос звучит ласково, как если бы он говорил о своем младшем брате.   За все это время ревность по отношению к мальчику ушла, оставив редкие всплески зависти. Он был похож на Маки в своей гордости и нежелании принимать, чей либо авторитет, а Юта слишком любил девушку, чтобы испытывать что-то негативное по отношению к человеку так на неё похожему. Даже если начало было не самым лучшим. Он любил их. Любил их всех. Мегуми был дорог Годжо-сенсею, а значит дорог и Юте, не задумываясь о цене, которая стояла бы за их защитой.   Только бы они все улыбались и его небо не отводило свой ласковый взор.   «Да, он мог бы…» - длинные пальцы накручивают на себя нить, распуская долгую и упорную работы альфы, петля за петлей полотно тает в руках мужчины, пока не исчезает полностью, оставив лишь рассыпанные по салону нити. «Ему… не хватает мотивации. Возможно, ему в принципе не подходит быть шаманом.» - тихое невнятное бормотание было далеко не в стиле Сатору, и такие моменты Оккоцу сохранял в особом месте своей души. Маленькие мгновения, в которых Сатору позволял ему участвовать, делясь крупицей своих переживаний, раскрывая ещё один слой своей многогранной души, которой нельзя коснуться.   Ему этого мало.   Был ли у Мегуми выбор в том быть шаманом или нет? Скорее всего – нет, как и у многих, но Юта собирался помочь мальчику во всех отношениях. Он его семпай. Они позаботятся о нем, помогут стать сильнее.   Если это хотя бы немного снимет тяжесть с плеч Годжо-сенсея.   «Уверен все будет хорошо. Мы с ребятами позаботимся о нем.» - омега неопределенно мычит, через сомкнутые губы, переключая свое внимание на него и хватая альфу за затылок, притягивая в своему лицу. Близко, он так близко, что сейчас упадет в это небо.   Как он мог раньше жить без него?   «Уж кто бы говорил о способностях! Уже вернул себе особый ранг!» - глаза сенсея так близко, что он может разглядеть облака, плывущие внутри его радужки, сияя и переливаясь от бликов. Однажды он умрет пораженный проклятьем, ставшим сутью его существования, просто от того что этот человек улыбается. Эти розовые губы прелестно растянутые в улыбке, которую он берег только для Юты, его волосы, рассыпающиеся на его коленях, как нимб самого чистого на свете ангела.   «Это! Это ничего такого…» - Юта смущенно отводит взгляд, пока его сердце отыгрывает гимн его любви к шаману, игнорирующему его алые щеки, а его тело вопреки его желаниям добавляет к столь любимому учителям запаху вишни, пряность перца.   «Ого! Особый класс для него это «Ничего такого»! Когда ты успел стать таким самоуверенным?» - Годжо поднимается с его колен, заставляя сердце альфы замереть на мгновение. Это из-за запаха? Ему не нравится? Слишком остро, для такого сладкоежки? Но дыхание учителя все такое же ровное и глубокое, поглощающее его феромоны и ногам  Юты холодно и пусто от потери теплого веса на них.   Как после ухода Рики лишь тишина осталась в его голове.   Омега вновь берет распущенную пряжу, крутя в пальцах кончик нитки и перекручивая между своими пальцами  вливая в неё свою энергию.   «Как только ты начнешь идеально вливать свою проклятую энергию в такие тонкие нити при этом не теряя её мощность, то скорее всего, сможешь сплести нечто подобное «Черной веревки». Маги с родины Мигеля, которые плели её, скорее были связаны с техникой созидания и создавали нити с нуля из чистой энергии, сжимая и уплотняя её настолько, чтобы она могла перекрывать почти любые проклятые техники . Для них такая работа займет десятилетия, чтобы сплести хотя бы немного. Но для тебя и с твоим объемом проклятой энергии более чем реально, сделать подобное в более короткие сроки.» - то как сенсей порой переключался с темы на тему сбивало Юту с толку, в один момент он игриво мурлычет ему на ушко, в другой серьезно что-то объясняет, а потом начинает шутливо издеваться. И никогда невозможно понять в какой момент его переключит.   (Снег довольно редкое явление, но невероятно прекрасное. То как белый цвет укрывает собой весь мир, защищая своей чистотой и непорочностью от грязи и жестокости того что его наполняло. Но снег неизбежно таял.   Но все познается в сравнении, а у Юты было с кем сравнивать. Белизна волос его сенсея было абсолютно чистотой, сияющей в этом мире, словно светясь как маяк среди грязного тумана, и Юта был кораблем, стремящимся к нему, зная, что только это будет его ориентиром в жизни.   Школа была в полной разрухе, и ему было, почти страшно, от мысли о счете, который ему могли бы впихнуть за ремонт. Сожалел ли он за учиненный погром? Он не знал.   Его трясло от того, что он убил человека. Юта выстрелил огромным лучом энергии, символизирующим его любовь по безумцу, пытавшемуся убить его друзей. Он сделал все для их защиты. Для защиты сенсея. Этот человек не причинит ему боли, не откроет свой поганый рот в его сторону, не попытается затуманить разум сладкими речами. Он хотел убить его, чтобы он исчез из этого мира раз и навсегда.   И тогда его любовь имела смысл, раз он смог защитить сенсея от него.   Мысль о трупах колдунов, которые пришли убить его, истекающих кровью, одноклассников свернутых и засунутых в шкафчик…   Но эта смерть была его осознанным выбором. И это пугало. Он никогда раньше не убивал людей по своей воле.   И не было голоса Рики, который его утешит, поддержит и убедит его в  правоте. Была только тишина в голове, звенящая и всепоглощающая.   Умер ли он от нанесенных ран чувствуя, как жизнь медленно покидает его тело или был стерт лучом всепоглощающей любви в пыль. Из-за Юты. Он убил его.   Потому что Юта хотел, чтобы он умер. И теперь Юта убийца.   Но Годжо-сенсей, был светом, вытягивающим его из тьмы, той самой рукой хватающей его за секунду до падения в бездну своих собственных мыслей.   «А ты об этом? Это я его убил, все хорошо.»   Все познается в сравнении. Единственным сожалением  Юты было, что он не вырвал сердце Гето Сугуру своими руками.)   «И как только ты научишься её плести, а я уговорю Мигеля взять тебя на обучение, мы уничтожим остатки этой раздражающей вещицы.» - шаман заканчивает свою речь, смотря на Юту бездной своего зрачка. «Будет славно иметь у себя под боком подобный инструмент, но совершенно раздражающе, если оно обращено против тебя.»   «Вы все ещё думаете, что он согласится? Он выглядит действительно раздраженным, когда вас видит…» - Оккоцу не думал, что мужчина согласится обучать его после всех событий и идея, что ему придется покинуть своих друзей и сенсея на долгое время… ему не нравилась. Ещё не успело затихнуть беспокойство, сердце не успело исцелиться от полученных трещин, чтобы Юта мог спокойно покинуть их всех на такое долгое время и все на что он надеялся, что Мигель будет достаточно долго упираться, не принимая предложение сенсея.   «Я понимаю, что тебе не нравится эта идея, но нам это необходимо. Начальство будет отвлечено тем, что тебя отправили так далеко и это уменьшит их контроль над тобой, как особым классом. И… Извини, что используя тебя, таким образом, но пока они будут отвлечены тобой, на Мегуми будет обращено меньше внимания.» - то как взгляд Годжо смягчался, когда он говорил о мальчике, было как удар выбивающий дыхание из его легких. Разве мог Юта отказать ему? Отказать, зная, что учителю придется самому разбираться с напором старейшин? Отказать, зная, что он может хоть и самую малость, но помочь ему? Сама мысль быть использованным сенсеем грела ему душу, волнительно затуманивая разум.   «Нет, Годжо-сенсей, я совсем не против, просто… я буду скучать по всем вам.» - тихо бормочет Юта глядя на сенсея из под растрепанных волос.   «О, Юта! Вот поэтому ты мой любимый ученик!» - он протянул руку и ещё больше взлохматил волосы мальчика, отчего они встали дыбом, пока Оккоцу пытался отмахнуться от руки шамана или напротив ещё больше подставиться под прикосновение.   «Надеюсь, я все еще буду твоим любимым учителем, не смотря ни на что!» - хнычет омега, и легкие альфы наполняются успокаивающим медовым ароматом, цветущей грушей, у которой гнуться ветки от сочности плодов, готовых упасть на землю.   «Конечно, я люблю только тебя», - бабочки разрывают его живот своими мягкими лапками, щекоча сердце кровавыми крыльями, тыкающимися хоботками в пылко бьющуюся мышцу.   Юта никогда не укусит Сэнсэя. Он поглотит его целиком.  

****************

Я был безутешен, я стал безмятежен Всё это цветет без тебя Но вот мы стоим перед ликом великих свершений Где ты и где я

****************

 

«Я влюбился в неё с первого взгляда!»   «Он был предназначен мне судьбой!»   «Мы были двумя половинками одного целого!»   И миллионы и миллионы одинаковых рассказов о том, как люди полюбили друг друга. Казалось бы, на планете существует столько пар, у которых были совершенно разные встречи и истории, но все они начинались одинаково.   «Это судьба.»   Любовь была чем то непроизвольным, чем то, что никто не может контролировать. Любовь это падение в бездну, всепоглощающую тьму из которой невозможно выбраться. Это топь, которая будет пожирать тебя с каждым шагом сделанным, в попытках выбраться из неё, но она все равно утянет тебя и не выпустит до тех пор, пока ты не перестанешь сопротивляться. Любовь это полет. Однажды наступив на воздух и ощутив эту самую невесомость, ты не можешь не попытаться подняться чуть выше. И ты взлетаешь все выше и выше, но люди не приспособлены к жизни на небе. Они замерзнуть на высоте, задохнуться без кислорода, рано или поздно они упадут и разобьются.   Люди никогда не влюбляются осознанно. И Юта такой же.   А может и нет.   В какой момент Юта понял, что полюбил Годжо-сенсея? Когда первый раз облачил своё восхищение в порочном желании? Когда впервые задумался о том, какие на вкус его губы, смущенно отводя взгляд в сторону? Когда мужчина впервые коснулся своей ладонью его волос, ошарашивая внезапным прикосновением? Или когда он впервые увидел мужчину, пришедшего лишить его жизни? Он был совершенно без понятия.   Но когда бы это не произошло Юта знал, что он сам был тем, кто разжег внутри себя эти чувства. Кто-то впервые взглянул на него без презрения, дав надежду и шанс на искупление.   И он шагнул в эту пропасть, желая утонуть и захлебнуться в этом чувстве, надеясь быть спасенным или сгинуть окончательно.   Юта везунчик, который получает гораздо больше, чем заслужил.   (Ром и шоколад наполняли воздух окружающий его, подавляя собой все запахи в округе, но ему было все равно. Не тогда, когда все что он пытался почувствовать это легкие колебания жизни его истерзанных друзей. Человек перед ним был неважен. Важна только его смерть.   «Юта, ты ненавидишь его?»   Ненавидел ли он человека, из-за которого он причинил вред Годжо-сенсею?   Прекрати врать, это сделал ты и никто более.   Человек, который смеет оскорблять и причинять вред тем, кто ему дорог?   «Да, я ненавижу его.»   Юта был полным идиотом, всю свою жизнь.   «Тогда я тоже ненавижу его!»   Тот, кого ты боялся все это время, на самом деле готов исполнить любое твоё желание.)   Любовь Юты была извращенным созданием, он понял это давно. Он плохо отпускал людей. Он не хочет отпускать людей. Но сенсей сказал, что его сила может принести пользу, и посмотрите! В отличии от Юты сенсей редко ошибается. Он смог защитить своих друзей, он мог продолжить защитить их. Он облажался и не защитил сенсея от боли, запятнав себя кровью дорого ему человека.   Он совершал ошибки за ошибками и не уверен, что не продолжит совершать их и дальше, но он намерен на них учится.   Он не уверен, что не совершает ошибку сейчас.   Все ли двери учительского общежития так сильно скрипят?   (Человек перед ним безумен. Возможно это от любви. Посмотри на него и Рику. Именно любовь сотворила это с ними.   Посмотри на человека стоящего напротив. Черные волосы треплет ветер, его лицо обезображено одержимой улыбкой, а в глазах безумный блеск идеи и любви.   Может он стал таким потому, что ему пришлось выбирать между любовью и любовью?   «Ты должен понимать это Оккоцу-кун. Годжо Сатору далеко не человек. Кто-то обладающей такой силой, больше подобен богу. И когда божество обращает на тебя свой ласковый взор, разве можно не почувствовать себя особенным? Мы не можем винить себя в том, что получив его любовь, мы возвысились над остальными.»   Юта понимает. Он не понимает много из его речи, но это. Прекрасно понимает.   «Я был глупцом считавшим, что стою рядом с ним. Но с тех пор… я не мог увидеть в нем равного… Передо мной в большей степени было божество, а не лучший друг.»   Годжо-сенсей был для Юты благословением, реальным богом, спасшим его из глубин собственного ада.   Он был совершенно не согласен с ним.   Юта был везунчиком, которому не пришлось выбирать между любовью и любовью. Он собирался убить этого несчастного человека, посмевшему сделать выбор в любви.   Юта убьет его, чтобы продолжать любить.)   Альфа входит в комнату наполненную сладким ароматом сочных груш, залитых медом, вздрагивая от мурашек, сразу пробежавших по его спине. Он запирает дверь и накладывает небольшую завесу вокруг комнаты, оказавшись в приятном полумраке комнаты. Запах пропитал каждую щель в комнате, затуманивая рассудок своей густотой, но Юта способен сдержать себя. Зная, что все равно получит всё что хочет, контролировать себя оказывается невероятно легко.   Годжо-сенсей так хвалил его, когда у него был второй гон.  Сказал, что он хорошо себя контролирует, когда Оккоцу пришел на занятия. Маки терпела его объятия и обнюхивания, хоть и рычала, а сенсей наслаждался каждой секундой проведенной рядом, мурлыча ему глупости на ушко.   Сенсей должен был ещё тогда понять, что Юта способен себя контролировать. Но он не хотел.   Ему следовало понять это ещё тогда и не лежать сейчас так беззащитно перед ним, совершенно одному в комнате для преподавателей, в шикарной кровати, которую он выбирал вместе с ними, устроив день отдыха в торговом центре. Инумаки и Панда хихикая смотрели на него, когда предлагали Сатору купить именно двухместную кровать, убеждая, что ему будет удобнее проводить течку. Они все издевательски тыкали его в бока, отпуская пошлые комментарии ему в уши, заставляя гореть со стыда и не зная и не подозревая, что именно Оккоцу задумал.   Они бы сильно разозлись.   У Юты в сумке запас воды и еды на несколько дней, вещи которые должны помочь омеге заполнить гнездо и оправдание в виде командировки на несколько дней.   У Юты под кожей медленно нагревающаяся лава предвкушения.   (Это было так тихо. Слишком тихо. Он никогда и не задумывался о постоянном жужжании на подкорке его сознания, вызываемого присутствием Рики.   Тихо.   Это так тихо.   Вся эта тишина оглушала его.   Острое чувство одиночества, появившееся после исчезновения Рики, убивало его. Её искаженный голос, который всегда хвалил его, соглашаясь с каждым его действием. Он и не думал, что будет так скучать по её страданиям.   Нет, Юта безмерно рад, что она, наконец, свободна. Он рад, что больше не является её тюремщиком, но… но ему так её не хватает. Юта не рассчитывал, что сможет освободить её так скоро. Это должно было стать миссией всей его жизни, возможно до конца дней, но теперь… её нет.   Нет того, кто простил бы ему любую его жалкую мысль, не было того для кого его жизнь стала бы центром вселенной.   Юта был жалким, эгоистичным существом, но люди любили его, не смотря, ни на что. И он собирался жить и быть счастливым ради них.)   Рика ушла и в его голове поселилась безумная пустота, которую ему нужно было заполнить хоть чем то. Он усилил свои тренировки, читал, вязал, шил, готовил, делая, что угодно лишь бы не оглохнуть. Но только рядом с Сатору эта пустота исчезала, заполняемая его безграничным обожанием к омеге.   Мужчина перед ним лежал, сладко завернувшись в одеяло и пуская слюну на подушку. Его щеки лихорадочно раскраснелись, обнимая мягкую игрушку кота, которую Юта сшил ему. Он был таким милым, таким доверчивым, он даже не вздрогнул, когда Оккоцу зашел в комнату, наполнив её своими феромонами. Он так сильно доверял и любил, что не сомневаясь подпускал к себе в столь уязвимом положении, не смотря ни на что.   Он действительно собирается все это разрушить?   Он… простит…   Да…   Конечно, он всегда все прощал ему. Как Рика. Даже исчезнув, она оставила ему частицу своей души, оберегающую его.   Жизнь была так добра к нему.   Поэтому ради себя, ради Сатору, он собирается предать это доверие, как сделал, когда-то Гето Сугуру.   «Рика, дай её мне, пожалуйста.»   Огромная рука знакомо отодвигает ткань пространства, протягивая альфе веревку и… протягивая большую ладонь, ожидая, когда Юта отдаст.   Рика так добра.   Юта снимает кольцо со своего безымянного пальца, отдавая его в руку своей Королевы.   «Да… Годжо-сенсей заслуживает, чтобы все внимание было уделено только ему. Спасибо.»   Он почти слышит знакомое урчание. Рика тоже так сильно любит сенсея.   Черная веревка была энергией равной своему сопернику. Она была льдом тушащим огонь противника, отдавая равную силу и стирая её в момент соприкосновения своей собственной энергией, резонируя и убивая друг друга.   Черная веревка Юты была похожа на его любовь. Жадная, поглощающая энергию вокруг себя и постоянно требующей ещё. Она была черной полоской нарисованной на картине мира магии. Она голодала, требовала и собиралась оплести собой белоснежную кожу и ослабить свою жертву, ценой своего существования.   Юта собирался разбить сердце Годжо Сатору, но он ни за что не сбежит униженный своим жалким существованием, оставив его гнить с последствиями.  

****************

Так мне и надо – все грубость моя – Быть одному, что я сделал плохого Чтоб эту любовь твою уберечь от себя Всю любовь твою защитить от себя Ты мой ум, моя страсть, моя гордость Любовь моя Любовь моя Любовь моя

****************

 

Веревка туго обвивает запястья Годжо, привязывая его к изголовью кровати, украшая предплечья несколькими бумажными печатями, чтобы заблокировать поток энергии и помешать развязать веревку. Не то, чтобы это могло остановить сильнейшего шамана, даже если он находился в течке. Учитель был невероятен. Не зависимо от даты цикла он выполнял самые сложные задания, которые были в списке срочных, ни дрогнув даже мышцей на своем красивом личике.   Эти мерзкие старикашки , смели смотреть на его божество свысока и  рассуждать о его природе. Он мог бы вырвать им языки, а после затолкать в их глотки.   Даже несколько пактов, вроде того, что это будет единственный раз, когда Юта использует черную веревку, всего на несколько часов, а после она исчезнет навсегда, не удержали бы его на месте слишком долго. Но этих пары часов должно хватить.   Мужчина лежал не шевелясь, пока он привязывал его руки, лишь единожды нахмурившись, когда его тело перевернули. Чувствовали ли он, что с ним собираются сделать, что-то ужасное? Или он так безмятежно спал, успокоенный запахом Юты?   Запах течной омеги плотно клубится в воздухе, застревая в его легких и вызывая головокружение. Ох, черт, запах сенсея великолепен. Даже если он выпил подавляющие средства, альфа уже ощущал, знакомое ощущение возбуждения, обвивающего его тело и сползающее ниже к паху, словно змея. Но он не будет торопиться. Он собирается распробовать все до мельчайшей детали, насколько у него хватит выдержки.   Приблизившись к его шее Юта, наконец, может вдохнуть сладкий аромат и распробовать все тонкие нотки, скрывающиеся на этой коже. В его руках чаша полная амброзии. Смесь груши, меда, яблок, винограда и множества других сочных фруктов стекающих капелькой пота по атласной коже. Нектар достойный только богов, рассыпающийся искрами на его рецепторах. И он мог бы… попробовать его? Собрать своими губами? Он ведь собирался сделать это. Он действительно собирался?   («С ним точно будет все в порядке?» - сенсей сидел на стуле, пока Иери-сан собиралась провести ему осмотр.   «Это мы точно узнаем, как только ты покинешь кабинет и дашь мне спокойно провести осмотр» - женщина натягивала перчатки, осторожно посматривая в его сторону.   «Но Юта сказал, что не против, если я буду присутствовать!» - мужчина возмущенно ноет, послушно вставая со стула и медленно покидая мед пункт.   «Я… Я правда не против и сенсей точно будет знать, что я в порядке.» - тихо бормочет Оккоцу. Ему плевать, что с ним, ему просто необходимо самому знать, что с мужчиной все в порядке.   «Все хорошо, Юта. Не беспокойся об этом балбесе.» - женщина просто отмахивается рукой.   «Могла бы и меня пожалеть, хоть немного!» - совершенно наигранный голос омеги раздается, где-то из коридора ножом впиваясь в сердце мальчика.   Он не может не беспокоиться.)   Пока сенсей так доверительно спит, приоткрыв свои чудесные губы? Он действительно собирается растоптать эту связь, которую они уже создали своими собственными руками? Вот так?   («Все нормально» - мягкая лапа похлопывает его по спине.   «Ты не мог знать, что все получится именно так. Уверен, что это его не задело, поверь, он переживал и гораздо худшее.»   «Ты не можешь нести ответственность за его решения.»   Каждый в комнате и за её пределами продолжают говорить одинаковые вещи. Сенсей говорит то же самое. Рика в его голове отражает их слова.   Никто не видит в этом проблемы.   Может её и правда нет?)   Сенсей действительно никогда не позволит им снять с себя ответственность.   (Его улыбка сияла ярче закатного солнца, а глаза светились искренней и неподдельной радостью от того, что Юта освободил Рику.   Кончики его пальцев наверняка ещё тряслись после использования техники.   Он улыбался глядя на них, пока с его пальцев стекала кровь его лучшего друга.   Он никому не сказал.)   Значит, Юта сам возьмет её.   Его губы мягко касаются влажной шеи в невесомом поцелуе, осознавая, насколько все действительно реально, жилка равномерно бьющегося сердца бьется прямо здесь, где соединяется их кожа. Он спускается легкими поцелуями вниз по шее, наслаждаясь каждой секундой, которой он может украсть прикосновение.   Альфа позволяет своим феромонам все больше и сильнее распространится по комнате, смешиваясь с ароматом омеги. Вишня примешивается к груше, перец оттеняет сладость меда, заставляя легкие гореть, а мозг закипать. Дыхание мужчины под ним участилось, лихорадочный румянец сильнее прилил к щекам, заставляя напряженно хмурится, реагируя на феромоны.   Неохотно Оккоцу отрывается от столь соблазнительной шеи. Он не будет делать этого так. Все, что он может сделать, это быть максимально честным по отношению к своему сенсею.   Или стоило сделать все именно так? Чтобы его дорогому сенсею не пришлось переживать это снова, чувствовать каждый миг, которым Юта предает его?   Нет, сенсей должен знать все наверняка.   Юта приподнимается, затуманенным взглядом наблюдая за лежащим Годжо. Его руки тянуться к талии мужчины, оглаживая бока, восхищенно смотря, как его ладони сминают пижаму, оголяя небольшую часть торса, чувствуя мягкость плоти под своими пальцами. Впервые так близко ощущая мышцы, находящиеся под кожей, мягкие и расслабленные, легко вдавливая большие пальцы в живот, видеть, как они легко тонут в мягком теле.   Его пальцы массируют бока, кончиками вкушая их порочный жар, глотая каждый судорожный вздох, при котором живот вздымался, и робко спускаются к краю пижамных штанов, скрывающих мили длинных ног. Цепляясь за резинку скрытую под тканью нейтрального голубого цвета, Юта пытается выровнять свое дыхание, борясь с шумом в голове, каждой клеточкой своего тела, все больше погружаясь в свое желание, вызванное присутствием такой желанной течной омегой рядом. Нет, не омегой. Сатору. Его Сатору.   Оккоцу сжимает тазовые косточки Годжо, глубоко вдыхая смесь их запахов, сглатывая комок, застрявший в горле и позволяя себе отсрочку в несколько секунд.   Вдох.   Выход.   Юта подхватывает резинку штанов и медленно стягивая их вниз, обнажая молочные, влажные бедра, открывая то, что раньше для него скрыто за тысячами печатей. И без того стоящий в комнате сладкий запах усиливается, когда штаны полностью исчезают, оставив омегу только в рубашке, задранной и не прикрывающей таких же голубых, в тон пижамы, трусиков с оборками по краям и бантиком по середине. Влажное пятно особенно сильно выделялось, привлекая внимание его взгляда своим чуть ли не синим цветом.   Блять.   Блять.   Даже сейчас его сенсей просто невозможен, убивая в Юте всю решимость и взывая к самому темному желанию, бурлящему внутри его живота.   Серьезно, что было бы хуже? Увидеть на нем развратное нижнее белье или эти милейшие оборочки?   Все ещё так мирно спит, похороненный под доверием к нему. Что бы он ни делал.   Юта совершенно точно собирается умереть от сжигающего его стыда и желания.   Прошу, проснись сейчас, чтобы мне не пришлось возвращать тебя в этот кошмар самому.   Он наклоняется над Годжо, одной рукой расстегивая пуговицы пижамной рубашки, обнажая мощный торс, а другую кладя плашмя на мокрое пятно между его ног, согревая свою ладонь и пытаясь унять дрожь, пробежавшую по его телу от судорожного вздоха омеги.   Он ни за что на свете не заставить нести его это бремя в одиночку.   Дыхание Юты опаляет Сатору, когда он жарко шепчет ему на ухо.   «Сенсей, просыпайтесь.»  

***************

Я чувствую жар обретенного слова Пусть будет твоим Случайные формы пустых отражений в золе Пусть все будет твоим

****************

  «Сенсей, просыпайтесь.»   Горячий шепот обжигает его чувствительные уши. Что ему сказали? Окружающий его запах слишком приятный, чтобы он вырывался из дремы, переставая плавать в этих ощущениях. Тело плавится от гормонов и жара, наконец, получает долгожданный отдых, расслабляя все мышцы. Вишня… Видимо Юта к нему зашел, чтобы передать вещи. Странно, что не Мегуми, хотя он сейчас у него занятая неделя… Дышать тяжело…   «Ну же, сенсей. Пора очнуться.»   Ласковый голос его ученика звучит все настойчивее.  Мужчина открывает затуманенные глаза, пытаясь понять, что происходит. У него и так не слишком много выходных, чтобы его беспокоили просто так, в разгар колеи, тем более Юта. Милый, милый Юта с мягкими, как моти щечками.   Странно, почему альфа так близко? Не то чтобы это волновало, его лишь иногда передергивало от его присутствия в первые недели после… инцидента. Но это просто рефлексы организма. Милый, теплый и мягкий Юта, который никогда не избегает его объятий, как бы Сатору его не раздражал и не выводил.   Его ноги рефлекторно сжимаются, как только он осознает ладонь, прижавшуюся  к его нижнему белью. Какого хрена…   И на нем нет штанов, какого хрена на нем нет штанов!? Его рубашка расстегнута, а рука Оккоцу лежит на его промежности, слегка вдавливая палец туда, где влага уже пропитала его трусы.   К его уху прижимаются горячие губы в легком поцелуе, сразу же спускаясь вниз по шее, оставляя за собой маленькие влажные следы, до самых ключиц, замирая и не смея двигаться дальше.   «Юта!?» - голос Годжо хрипит, юноша поднимает свои глаза на него, глядя своими темно синими, как морское дно глазами. Запах обрушивается на его  все ещё сонный, затуманенный, мозг, как лавина. Тяжелый и плотный запах перца с вишней, слишком яркие и насыщенные, для спокойного состояния его обладателя. Феромоны достаточно взрослого и вожделеющего альфы.   Слишком много, слишком тяжело. Хочется закрыть глаза и спрятать лицо в подушке, избегая острого запаха.   Нет, нет, стоп.   «Что ты делаешь? Ах!» - судорожный вздох вырывается из его рта, как только Оккоцу начинает тихонько потирать его и без того возбужденную промежность. «Ю-Юта!? Убери руку!»   Слишком знакомая ситуация и участники, не может же быть, что он снова так облажался?   Шаман хватает мальчика за плечи и отталкивает его от себя... или нет. Его руки дергаются, оставаясь в плену веревки, сцепляющую с изголовьем кровати. Проклятая энергия, бурлящая в его животе, требующая выпустить себя, как обычно оградить от мира, поднимается вверх по груди, знакомо протекая к рукам и исчезая поглощенная плотным шнуром. Черная веревка, не такая, как у Мигеля, обвивает его запястья и предплечья, усиливаясь печатями, которые были прикреплены сверху, сбивая не только его проклятую технику, но и пожирая его проклятую энергию, лишая его всякой возможности на освобождение, оставляя в животе странное голодное чувство. Сделано довольно умело и достойно похвалы, если бы он не был связан прямо сейчас.   «Как вы думаете, что происходит?» - шепот снова оглушает его, а после горячий язык облизывает его ушную раковину, своим дыханием выдувая из его головы все мысли, прикусывая мочку его уха, посылая мурашки по его разгоряченному телу.   Мужчины вздрагивает, отворачивает голову, уходя от влажного прикосновения, непроизвольно снова дергая руками в попытке вырваться, но ладонь, шарящая между его ног, в ответ усиливает свой нажим, вызывая вскрик из его горла, заставляя сильно дернуть бедрами в сторону, пытаясь избавиться от настойчивой ласки.   Альфа отрывается от его уха и снимает с себя рубашку и штаны, оставаясь только в боксерах, пока Годжо пытается отдышаться и осознать происходящее.   Он связан, не может использовать проклятую энергию, а его ученик, судя по рядом стоящей сумке и разложенным вещам, принес ему вещи, чтобы помочь справится с течкой. Но от запаха омеги у него снова сорвало крышу, у него начался гон и вот он здесь.   Раз так, то все в порядке. Он что-нибудь придумает. Не даст этому случится снова, ради Юты.   «У меня не начался гон.»   Нет.   «Уверен, что скоро начнется, но ещё нет.»   Нет. Нет, нет, нет. Годжо это прекрасно знает. Прекрасно видит все факты, стоящие перед ним. Слишком ясный взгляд, запах плотный и возбужденный, но это не запах альфы в колее, даже проклятая энергия течет ровным потокам по его венам, когда он садится между его ног и силой раздвигает его колени, прижимая его бедро к кровати.   Нет, его сердце не стало биться быстрее от этого действия. Его не бросает в дрожь от того, как его ученик находится между его ног. Это совсем не страшно, он переживал вещи гораздо хуже.   «Я знаю, что вещи для течки вам могли принести Мегуми или Иери-сан.»   Он знает, конечно, он знает. Сатору просил их не беспокоится о нем, просил передавать вещи через них, не отвлекая от тренировок. В крайнем случае, их принесли бы люди его клана в любой момент по его просьбе или он сам мог обеспечить себя всем необходимым. Иногда ему просто хотелось внимания.   Расставленные рядом с кроватью бутылки воды, еда, сменное постельное белье и все остальное…   Завеса, укрывшая их в комнате. Веревка, над которой они работали последние пару месяцев.   Слишком много совпадений.   И самое главное.   Юта прекрасно контролировал себя во время гона. Был как выдрессированный щенок, жаждущий внимания, но не смеющий потребовать её.   «Я все спланировал.» - тихий шепот ученика вырывает его из попыток успокоить свою нарастающую панику, пытаясь проглотить нарастающую тошноту, от руки давящей на его промежность.   Выдрессированный щенок раскрывал свою волчью пасть.   Разум затуманен от нарастающей с каждой минутой лихорадки и ощущение пальцев, теребящих край его трусиков, уже насквозь промокших от его выделений, не помогает. Ему мокро, холодно и жарко, кружится голова, перед ним родной альфа, которому он доверяет всей своей душой, но который делает с ним непонятно что.   Это проклятье одолевшее Юту? Какой-то новый отвратительный способ начальства заставить их подчиняться? Спор? Шантаж? Что это?   Годжо знает, что это не так. Видит. Нет ничего кроме собственной всепоглощающей энергии Юты.   «Мы справимся.» - Юта наклоняет голову и смотрит на него своими большими глазами. Справимся с чем? Он слышит, действительно слышит, что говорит его ученик, но не понимает смысла его слов.   «Все хорошо, сенсей. Вам не придется справляться с этим в одиночку. Я буду рядом.»   «Чего?»   «Обещаю, я приложу все силы, чтобы сделать нас счастливыми. Расслабьтесь, я обо всем позабочусь.»   «Юта, прекращай всё это немедленно! Развяжи меня, прямо сейчас!» - но вместо того чтобы подчинится мальчик накрывает его тело собой, заставив вздрогнуть от резкого жара, снова прижимаясь губами к его шее, совсем близко к опухшим феромонным железам. Уже не робко, а звучными мокрыми поцелуями альфа ласкает его шею, выделяя с каждой минутой все больше своего запаха, накрывая и подавляя омегу и под собой.   Хватит, хватит, хватит.   «Юта, стой!» - шаман вскрикивает, когда рука, мучавшая край его трусиков, поднимается выше, оглаживая бока и пробирающаяся к хаотично поднимающейся груди, покрытой испариной. Большая мозолистая ладонь накрывает его грудь, плотно обхватывая бугорок, на пробу сжимая и разжимая её. Оккоцу восторженно урчит ему в шею, наслаждая мягкостью плоти в своей руке и широким мазком облизывает шею, от ключицы к мочке уха, пробуя восхитительную кожу на вкус, присасываясь к месту за ушной раковиной и оставляя там небольшой засос.   Нет, нет, нет. Только не Юта, только не снова он. Он был так ранен, так подавлен в тот раз.   Он не хочет.   «Отпусти и мы обсудим, то что с тобой происходит !»- Сатору уже не может скрыть страх в своем голосе. Паническая дрожь сотрясает его тело, вместе с возбуждением, растущим с каждой секундой, расползаясь в животе как тысячи муравьев бегающих под его кожей, все больше и больше намокая и распаляясь.   Как и желчь, обжигающая его горло.   Он просто не понимает, как оказался в такой ситуации.   Юта? Его милый Юта, рыдающий у него на груди, умоляющий о прощении?   «Все хорошо, сенсей.» - его рука продолжает лежать у него на груди, мягко массируя, а глаза, большие, совсем недавно ясные глаза, смотрят ему в душу, черным диском, перекрывшим всю чистую синеву.   «Просто люди, которые нам дороги, бывают очень подлыми.» - мягкие губы касаются его лба, запечатывая ласковый поцелуй, пока его собственные глаза, блестят от подступающих слез.  

****************

Сияние смерти, гниение жизни Биение бывших одним Но вот мы стоим перед ликом великих свершений Ну хоть вместе стоим

****************

 

Жизнь действительно добра к нему.   Его небо смотрело на него стеклянными раскрытыми от шока глазами, надеясь, что он отступит, отпустит из своих жадных рук. Его собственная кожа мерзла, от прохладного воздуха комнаты, член, тяжелым грузом, давит учителю на бедро.   До сих пор оправдывает Юту в своих мыслях?   Годжо взвизгивает, когда он перестает массировать его прекрасную грудь, вместо этого сжав сосок и оттянув на себя. Бутончик сразу покраснел, не привыкший к подобного рода играм и Юта берет его груди обеими руками, вновь массируя и сжимая в ладонях. Красиво. Так красиво. Гораздо мягче, чем у мужчин и плотнее чем у женщин на вид. Его руки мнут эту красивую грудь, чью мягкость он мог лишь представлять, прижимаясь щекой к омеге, пока обнимал его.   Такие мягкие… сиськи… Почему то даже думать о Сатору такими словами, казалось богохульством, но безумно возбуждало.   «Отпусти!»- влажный голос мужчины, просит его остановиться, всегда такой полный надежды, будто его слова сработают. Юта хотел бы остановиться, прекратить нарастающую дрожь в теле мужчины. Он не остановится.   Это ради нас.   Ему так плохо с тех пор, как Рика покинула его.   Он ведь поможет ему?   «В этот раз не будет так больно, я обещаю.» - альфа наклоняется к его груди и жаркий воздух опаляет нетронутый сосок. Его язык все ещё хранит на себе вкус потной кожи и восторг от маленькой метки, оставленной на обратной стороне уха.   Он так хочет распробовать его везде.   Альфа порывисто вбирает сосок, сразу же начиная  пытать его своим ртом, не прекращая массировать грудные мышцы омеги, застонавшего стимуляции тела. Его умоляющие крики напоминали о том, как он подло испортил их первый раз, жестоко и болезненно взяв его силой, разорвав до крови. В этот раз так не будет. Это все для его дорогого омеги, он будет терпелив, он правильно и хорошо подготовит его, сделав мягким и податливым.   Даже если его сердце обливается кровью от громких выкриков, просящих его остановится.   Маленький шарик был создан для того, чтобы Юта перекатывал его на своем языке, прикусывая, каждый раз вырывая вздохи изо рта мужчины. Он обсасывал и облизывал сосок, пока он не распух, от трения и влаги, не переставая придерживать груди мужчины своими руками.   Альфа выпускает несчастный комочек плоти изо рта, отрываясь от груди, все больше и больше горя от нетерпения, текущего к его члену, помня, как было горячо внутри такого прекрасного существа.   Красивый, какой же он красивый.   Его  раскрасневшееся и слезливое личико отвернулось в сторону, не желая смотреть на него, весь потный и ошалевший от ласки. Его сиськи красиво лежали в его ладонях, для сравнения демонстрируя истерзанный и раскрасневшийся сосок и покрытый мурашками, задорно торчащий под его взглядом.   Ему стоит сделать их одинаковыми… боже, у него нет терпения. Этот запах, с каждой секундой все слаще и плотнее забивается в его легкие, чтобы навсегда отпечататься там и прорасти.   Не думай о горящей обиде в его глазах, не думай, о том, как он надеется, что ты прекратишь, не думай о том, что ты заставишь его рыдать ночами от предательства.   «Притормози… Хватит!» - просит мужчина, чье тело против воли распаляется от страстных прикосновений. Тело предательски дрожит, не только от паники, но и от желанной его естеством ласки, требуя больше касаний, больше внимания, больше удовольствия, которое мог доставить другой человек.   Юта целует Годжо в ложбинку между грудей, оглаживая его живот, спускаясь поцелуями ниже и ниже. Его тело трясется от лихорадки и прикосновений его ладоней, иногда сотрясаясь от подавляемых всхлипов, каждый из которых загоняет нож в сердце Юты, перекручивая и вжимая ещё глубже внутрь.   Альфа оставляет красные отметины вдоль торса Сатору, любовно вырисовывая карту на его теле, цепляясь взглядом за рваную полоску, едва заметную, только если смотреть близко, прямиком к коже, то можно видеть, как энергия утекает через неё чуть легче и быстрее. Откуда она взялась? Сенсей родился с ней? Была ли это его «Ахилесова пята»? Или кто-то посмел потянуть за ниточку, испортив белоснежную ткань грубой зацепкой?  Кто мог создать такое чувствительное место, от которого омега так глубоко вздыхает, когда его губы касаются почти несуществующего шва?   Был ли это шрамом от того, как Сугуру Гето вырвал его сердце? Провел своими пальцами по нежной груди, а после острыми ногтями провел эту чудовищную полоску, раздвинул ребра, сломав их, позволяя осколкам впиться в бьющуюся мышцу, и вытащил его наружу.   Его губы касаются низа живота, приближаясь к мягкому мешочку, под его пупком, нежному и аппетитному, так и просящемуся его в рот, чтобы прокусить и пробраться внутрь. Там, прямо там за слоем кожи, мышц и жира, находится место, в глубине которого он будет чувствовать себя хорошо. Очень хорошо. Но сначала сенсей.  Сенсей, у которого насквозь промокли трусики, дрожащий и возбужденный. Напуганный.   «П-прошу прекрати.» - мужчину трясет от разрывающих на части чувств. Касания обрушиваются на него со всех сторон, влажные и горячие, взывающие к его нутру, против его желания распаляя его тело. Влага жжет его глаза, как бы он не пытался сморгнуть её, мурашки, бегущие по его спине, не останавливаются, как бы он не пытался заверить себя, что происходящее не было чем то ужасным.   Юта здесь не для того, чтобы прекращать. Его несчастный сенсей снова предан, снова разграблен храм его доверия. Но Юта будет рядом, чтобы отстроить все заново. Он не сбежит в своем унижении, осознавая свою отвратительность, он будет мерзким, грязным чудовищем, которое не позволит его возлюбленному быть одному и держать небосклон на своих плечах. Если нужно, он разрушит небо, давящее на него, станет драконом уничтожающим всех, кто посмеет причинить ему боль, станет цепью держащей его в башне, которую он же и воздвигнет, чтобы удержать его возле себя и баюкать в своих объятиях, утешая.   Поэтому его пальцы, наконец, поддевают измученную резинку промокших трусиков и спускают вниз, обнажая пушистый лобок, в ту же секунду ловя коленку грозящую разбить его голову.   «Не трогай!» - такой отчаянный вскрик, почти заставляет Юту расплакаться.   «Все хорошо, сенсей.» - альфа целует коленку, которую он держит одной рукой. Бедный Годжо-сенсей связанный, не способный использовать проклятую энергию, все равно мог бы размозжить его голову своим ударом. Но он даже не пытался. Такой хороший, такой милый, такой драгоценный. «В этот раз вы действительно ни в чем не виноваты, видите? Это я вас поймал.»   Такими темпами у него действительно не получится снять с него эти чудесные трусики. Как же ему не хотелось повторения того, что было, но он и не рассчитывал, что омега пойдет у него на поводу.   Жестокий смысл был в том, чтобы принудить его.   Поэтому его ученик рвет чудесное голубое изделие по швам, смотря в размытые от слез глаза. Шаман вздрагивает от громкого звука, разносящегося по комнате, больно коля его сердце. Прямо как в тот раз, когда Рика шла на поводу у порывов альфы, отдавая дорогого им сенсея на растерзание Юты.   Разве не забавно, что сильнейшего напугал один только звук?   «Я зашью их позже, если они вам нравятся» - и откидывает кусочек ткани позади себя, зная, что Рика обязательно сохранит это для него.   На мгновение он прикрывает глаза, вслушиваясь в жалкий всхлип, исходящий от омеги, готовясь сойти с ума.   «Не смотри!» - его ноги раскрыты без возможности сомкнуться, удерживаемые крепкой хваткой, усиленной проклятой энергией. Лицо мужчины пылает от стыда, такого стыда, никогда ранее не испытанного, его тошнит, от отвратительного возбуждения, каждой клеточкой реагируя на альфу и истекая влагой и слизью.   Конечно, Юта смотрит.   Великолепный, сочный цветок в окружении жестких белых волосков, плачет в такт всхлипов сенсея. Распухшие и мокрые половые губы лишь слегка приоткрыты, пытаясь упрятать, тайную пещеру с сокровищем, которое Юта пришел разграбить. Солоноватый запах пота смешивается с наиболее сильным ароматом Сатору, железы находящиеся на внутренней стороне бедра, оскорбленно покраснели и набухли.   У его омеги между ног находился рай, но он и представить не мог, что настолько прекрасный. Юта мог бы нырнуть туда лицом и умереть от счастья.   «Уйди! Не смей меня трогать! Не опять!» - истошные мольбы мужчины разрывали комнату, раз за разом напоминая о боли причиненной ему, паника все сильнее поглощает его сознание, пытаясь испортить окружающий запах кислыми примесями.   Но любовь жестока и он все равно прижимает пальцы к мягкой и склизкой плоти, раскрывая лепестки, наблюдая, как в ритм вздохам омеги, его сердцевина пускает нектар на его пальцы. Его забытый член пронзает болью, но ему все равно не до него. Это для сенсея. Его милой омеги, роняющий капли на влажные от пота простыни.   Ему говорили хорошо подготовить партнера. Он должен хорошо его подготовить, и не важно, как больно ему будет, даже если его член горит от желания, а перед глазами белеет от предвкушения.   «Тсссс... Все хорошо, Годжо-сенсей. Я не сделаю вам больно.»   За исключением того, что он уже делает.   Его мозолистые пальцы проходятся по всей длине вульвы, останавливая над капюшоном клитора, аккуратно надавливая на него, посылая волны непрошенного удовольствия по всему распаленному телу Годжо. Его рот издает несчастные выкрики, пока Юта неловко массирует мягкую плоть несколько секунд, в ритмичном поглаживании, пока у омеги перед глазами не засверкают звездочки, вместе с первыми выпавшими, словно первый снег, слезинками, а  бедра не затряслись от судорог, удерживаемые, лишь руками Оккоцу, под аккомпанемент его жалкого вопля.   «Аааа!…» - жар внизу его живота вспыхивает в тысячу раз сильнее, цепной реакцией поджигая все места, где касались губы и руки его ученика.  Судороги землетрясением проносятся по его телу, терзая его, тысячами насекомых выедающих его под кожей, кислота застряла в горле не находя выхода наружу, оставляя только мерзкое жжение в груди. Запах и без того сладкий и плотный, усилился вдвойне, гонимый удовольствием омеги, призывая альфу, наконец, взять, взять и взять то что ему положено природой.   Лицо Сатору искажено в пугающей гримасе удовольствия, широко раскрытые глаза, искусанные губы, издающие мученические крики удовольствия, пытаясь пережить эту пытку, пока пальцы альфы продолжают медленно теребить его складочки, утопая в слизи. Эссенция омеги плотно окутывает комнату, действуя на Оккоцу хуже, чем любой афродизиак, его голова гудит от шумящей крови, все сильнее стекающей вниз.   «Годжо-сенсей, вы так быстро…» - Юту разрывало от собственнического желания и негодования. Именно таким должен был быть их первый раз. Лицо сенсея должно было быть искажено в удовольствии, задыхаясь в запахе которым они пометят друг друга и доводя друг друга до пика.   Его милый сенсей был так невинен и чувствителен к ласкам, то как же ему тогда было больно? Его горло пересыхает, с каждой секундой все больше ведомый импульсами своего естества, опуская пальцы ниже к сотрясающемуся и текущему входу. Омега течет, как кран и Юта смачивает дрожащие пальцы в его собственном соке, протискиваясь внутрь маленькой дырочки. Палец внутри тут же обхватывают дрожащие стеночки, все сильнее смазывая и размягчаясь от давления.   «Не… не надо…» - сиплый скулеж раздается из скрытого за локтем рта сенсея, все ещё плавающим в удовольствии от нежелательного оргазма. Ему хочется сбежать, исчезнуть, только бы палец его милого ученика не проникал внутрь него, не гладил изнутри, мучая своими неловкими движениями. Даже если его действия неопытны, тело омеги слишком неискушенно для таких удовольствий, гормональный коктейль, влитый в его мозг, вынуждает его реагировать на каждый нажим, каждое давление, оказываемое на него.   И тут хнычет уже альфа. Ему так сильно хочется. Так сильно хочется уже воссоединиться со своим возлюбленным.  Оказаться в этой мягкой тесноте, навсегда остаться погруженным внутрь. Его собственный член течет, смочив боксеры и болезненно пульсирует, феромоны выделяемые организмом плотнеют с каждой минутой, вгоняя его в колею, чтобы Юта, наконец, потерял голову и набросился на омегу, такого мягкого, зрелого и сочного.   Он с восторгом наблюдает, как его палец двигается внутри омеги, появляясь и исчезая, торопливо добавляя второй и третий, скуля от тесноты, пока стеночки сенсея не привыкнут к движению внутри, расслабляя и давая время влагалищу растянуться, изредка хаотичном ритме пытаясь массировать капюшон клитора большим пальцем, вслушиваясь в хныканье мужчины под ним.   Этого достаточно? Или нужно ещё? Он не знает, ему так нужно! Этот запах, умоляющий его помочь, даже если омега прячет лицо в локте, стараясь не смотреть на него, умирая от мучавшей его жары и потребности.   Рика, подскажи, прошу тебя.   Но в его сознании лишь белый шум и нет, даже намека на скрипучий голос проклятия, только тишина, от  оболочки, которую она оставила.   Юта вытаскивает влажные пальцы, с хлюпающим звуком, быстро приспуская боксеры, освобождая свой член, на основании которого уже начал набухать узел, а головка стала чуть ли не фиолетового цвета. Это так больно, не быть внутри этого райского сада, ему хочется вонзиться до самого основания и похоронить себя внутри.   Юта сделает все правильно, насколько это возможно, даже если его трясет от своего собственного вожделения. Он и так испортил слишком многое.   Оккоцу устраивается между ног мужчины, ослабших и все ещё трясущихся от судорог, смазывая себя общими выделениями, наслаждаясь как головка его члена скользит между разбухших, покрасневших складочек, а волоски щекочут, прилипая к мокрому отростку. Тупой кончик прижимается к входу, дрожащему и мокрому, Юта тянется к лицу Годжо, накрывая его дрожащее тело своим и выделяя как можно больше феромонов, пытаясь хотя бы немного успокоить его.   «Сатору…» - шаман вздрагивает, когда голос ученика раздаётся возле его уха. Такой нежный и ласковый, наполненный восторгом, когда он называет его «сенсеем».   «Сатору, посмотри на меня…» - Юта обхватывает его лицо руками, поворачивая к себе. Сейчас его голос хрипит и обжигает от таящегося в нем желания и страсти, заставляя измученное пальцами влагалище сжиматься от предвкушения и откровенного страха, сокращением слегка засасывая предсеменную жидкость внутрь, а затем оскорбленно пытаясь безнадежно выплюнуть её.   «Сатору, открой глаза…» - омега нехотя приоткрывает свои глаза, глядя на Юту своим небом через витраж, стоящих в глазах слез. Его хрупкий небосвод встречается с необъятной глубиной океана, стремящейся сожрать Годжо на этом темном дне, медленно упиваясь каждой унцией его существования.   «Юта… пожалуйста?» -  он трясся глядя на Юту с такой надеждой и наивностью. Все ещё надеется? Даже сейчас? Сенсей действительно был самым невинным созданием, которое нужно защищать от всех невзгод, а не бросать в самое пекло. Его дрожащие ноги обхватывают его бедра, робко пытаясь его оттолкнуть или отодвинуться от тяжелого тела прижимающего его к кровати.   «Я люблю тебя.» -  сокровенные слова, сказанные почти в губы и сенсей замирает, не смея даже дышать. Они оба захлебываются в своем отчаянии и боли, от невозможности сделать дорогих им людей счастливыми. Раз за разом они разрушают их в бесполезных попытках показать свои чувства, неизбежно терпя крах и разбиваясь об скалы чужих чувств и реальности.   «Пожалуйста… Любовь… она…» - голос тихий, на грани простого шевеления губами.   «Любовь самое извращенно проклятие из всех, да?» - Юта шепчет, касаясь его своими губами, смотря, как глаза сенсея с каждым его словом все больше размываются от наступающих слез. «Я проклял Рику, потому что любил. Я освободил Рику, потому что люблю.»   Был ли Юта жесток, говоря это прямо сейчас?   «Ты убил Гето, потому что любил его. Ты убил его, потому что любишь нас.»   Не более жесток, чем Гето Сугуру, позволившему убить себя, дать сердцу сенсея разбиться и наблюдать, как осколки рассыпаются в бесконечности, даже не попытавшись их поймать.   «Не поступай со мной так…» - но Юта сокращает несуществующее пространство между их губами, в тот же миг, умирая от их мягкости и сладости. Быстрое нежное касание, за которое он готов сражаться до конца своих дней, лишь бы ощутить это вкус снова. Мягкие зефирные губы, искривляются, в мученической гримасе, зубы спиваются в мягкую плоть, пытаясь разорвать её, убрать ощущение этого нежного прикосновения.   «Я люблю тебя» - совсем не удивительно, что именно это срывает барьеры и слезы, наконец, сказываются по щекам Сатору крупными гроздьями, капая с его подбородка на грудь. Юта вновь прижимается к губам, не давая острым клыкам разорвать нежную кожу и пустить кровь. На мгновение он отрывается и снова захватывает его губы, приоткрывая его рот, глотая всхлипы и слезы, медленно пытаясь углубить поцелуй, сминая его губы, пожирая его язык, чтобы проглотить его целиком, не разжевывая, пока омега обреченно не перестает шевелится, позволяя разрушать свое естество, лишь вздрагивая от нарастающих рыданий.   Он прекрасен даже роняя слезы.   «Я люблю тебя, Сатору» - омега глотает слова, произнесенные в его губы вместе с солью текущей из его глаз. Головка члена протискивается внутрь, погружаясь в мягкий тесный жар, плавящий его своим обхватом. Так же болезненно узко, но мягче и ласковей принимая его плоть в свое содрогающееся нутро, от чего у Юты перехватывает дыхание. Юноша натужно скользит внутрь, изо всех сил стараясь не ворваться и начать вбиваться в эту восхитительную влажность, вместо этого продолжая медленно продвигаться вперед, поглощая горькие всхлипы Годжо, чьи ноги елозят по простыням, страдая от разрывающей его внутренности плоти.   Юта будет разбивать сердце Сатору, но он не отпустит его раненное сердце, не побоится ран от осколков, падающих в его ладони. Он соберет и сохранит их, пока его любовь не будет готова позволить ему собрать их заново.   Это придаст его существованию смысл.   Правда же, Рика?   Бархатные внутренности плотно сжимают его член в своих объятиях, а потом головка упирается во что-то в самой глубине омеги, Юта останавливается на несколько секунд, трагично отрываясь от мягких губ Сатору, который истошно вскрикнул. Он ведь не переборщил? Он растянул его, он был мокрым, он был мягким, всё должно быть в порядке?   «Всё хорошо, Сатору, сейчас, подожди минутку» - альфа приподнимает его бедра, надеясь облегчить давление, но Годжо лишь сильнее вскрикивает.   «Хваааа…хватит… угх…» - булькающие от рыданий звуки его возлюбленной, все сильнее будоража бушующее внутри него желание, но он не причинит ему вреда больше нужного. Юта опускает взгляд, туда, где его мясо погружено в несчастную дырочку Сатору и он блять умирает.   Все хорошо, крови нет, он не порвал его. Все более чем прекрасно вы просто посмотрите на это.   Его член пронзает красивую и дрожащую киску сенсея, обволакивая своим теплом, натягиваясь добела и массируя его длину. Бедная щелочка не справляется с его объемом, от чего узел частично остался снаружи, обвиваемый тонкими ниточками влажных волосков, покрывающих половые губы.  Бедра омеги сотрясаются от напряжения, его внутренности забиты горячей плотью, упираясь в шейку матки, и он ещё не полностью внутри.   «Смотри, Сатору… Так красиво…» - Юта не может оторвать взгляд от того места, где он глубоко похоронил себя внутри, половые губы растянуты, под его натиском, но стоит ему сместить взгляд к животу омеги и он не сдерживает гортанного стона, пока сенсей под ним жалобно скулит, пытаясь сжать ноги, упирающиеся в альфу. Его член натягивает кожу на животике его бедного сенсея, формируя небольшую выпуклость под его пупком. Разве это не идеально? Он так хорошо его заполнил. Не оставил места, ни для кого другого, но и не порвал причинив боль.   Юта не может не наслаждаться этим, даже если Сатору горько всхлипывает и задыхается от душащих его слез и ощущения того что его растянули так широко и полно. Это не так, как в тот раз. Тогда была резкая режущая боль, которую он способен терпеть, кровь текла из его узкого неподготовленного отверстия, а не эта пугающая наполненность, заставляющая пальцы сладко подгибаться.   Красивый, он такой красивый.   «Потерпи, это будет приятно» - его собственные руки дрожат от удовольствия охватившего его тело, судорогами прокатываясь по нему и распаляя жаровню внизу его живота. Юта не открывая взгляда от пупка, придерживает бедро Сатору и слегка выходит из влагалища, чтобы медленно толкнуться обратно в этот тугой жар, наблюдая чудесную картину того, как выпуклость уменьшается и снова появляется. Экстаз накрывает его с головой, топя внутри себя и затягивая за собой Сатору.   Годжо пытается выровнять дыхание, но нежеланное возбуждение и удовольствие не оставляют ему ничего, кроме жалких всхлипов. Грубые пальцы сжимают его бёдра до красных следов,  которые останутся синяками, член Оккоцу, пронзает его словно иголка бабочку для лепидоптерологическо­й коллекции, болезненно прижимаясь к губчатому входу внутри. Его узел при каждом толчке массирует ножки клитора, разжигая наслаждение под его кожей и это было мукой.   Сатору знает, что такое боль. Он знает, как её терпеть, он знает, как её ощущать и как с ней бороться. Годы тренировок построили у него довольно крепкие отношения с ней, она всегда была рядом, преследуя его каждую секунду существования, даже сейчас, но это?   Сатору не знает, что делать с сжигающим его удовольствием, которого он не хочет. Это было гораздо хуже, чем изнуряющие тренировки, чем боль в теле от ранений,  чем изжаренный мозг от постоянного использования бесконечности. Он не мог убежать от таранящей его внутренности горячей плоти, которая приносил такую ноющую боль и одурманивающее удовольствие. Всё что он мог сделать это лежать и хныкать, умоляя Юту остановится, прекратить эту пытку, пока он снова и снова загонял себя внутрь и влажно целовал его шею шепча о том, как сильно он его любит, душа сладким вишневым ароматом, который с каждый секундой остается кричащей меткой на его коже.   Лучше бы он сломал его ребра и вырвал его сердце.   Лучше бы он снова жестоко ворвался внутрь, молча разрывая его внутренности.   Только бы не это сжигающее его удовольствие и наслаждение его изголодавшего по ласке тела.   «Мхн…» - Юта проглатывает очередное жалкое рыдание Сатору, прижимаясь к его рту губами и проникая внутрь языком, неумело шаря внутри, пытаясь забрать как можно больше удовольствия от этих сладких губ, съедая каждый его стон.   Одна рука продолжает придерживать бедро омеги, чтобы было легче врезаться в него сверху вниз, а другая накрывает его покрасневшую грудь, начиная мять и сжимать, выкручивая сосок.   Сатору слаб, так слаб, его так редко касаются, только если у кого-то из его учеников не начался гон, а во время течки его контакты приравниваются нулю, если только Мегуми над ним не сжалится. Но был Юта, милый Юты, мальчик-щенок, который радостно прыгал в его объятия, который сам ожидающе раскрывал руки, желая касания. Дорогой Юта к чьим касаниям он так привык, который были такими родными для его несчастной души,  жадно истязали его сладострастными муками.   Юта с каждым толчком все жестче толкается внутрь его жаркого нутра, плавящего его член, все сильнее отдаваясь своей собственной колее. Тугая, мягкая дырочка дарила ему райское наслаждение, заставляя загонять себя внутрь все сильнее и сильнее, чтобы учитель взвыл от удовольствия, которое Юта может ему дать, продолжал рыдать на его члене, захлебнулся с ним этом плотском удовольствии, грабить его тело и сознание, развратить саму его суть.   И учитель такой добрый, такой ласковый дает ему это все. Пускает слюни в его губы, отчаянно льет слезы, дарит неземное наслаждение своим телом. Даже в тот раз, когда Юте так хотелось он позволил ему. Разве Сатору не был совершенством?   Рика была мертва, но Юта не отпустил её. Он думал, что проклят, страдая, от того, что на самом деле было проявлением любви и защиты. Теперь Рики нет, и его жизнь была пуста. Его смыслом было освободить её, но он исчез, и Юта был вынужден искать новый смысл.   И Юта нашел его. Нашел в человеке, рыдающим от удовольствия, так сладко всасывающем его мясо внутрь себя, дарящий ему восхитительные звуки рыданий и стонов. Он дал ему смысл, он стал смыслом, он спас его, наполнив жизнь грушей и медом, растворив в своей сладости.   Его Годжо Сатору.   Любовь была жестокой и извращенной, но любовь Юты переходила все возможные границы. Когда-нибудь сенсей поймет, что это для их общего счастья, как Юта понял природу любви Рики. И она наслаждалась временем проведенным с ним сколько бы боли и слез он не проливал будучи ребенком, так ли плохо, что он возьмет всё наслаждение которое может, даже если это причиняет боль Сатору?   Юта был жадным. Очень жадным, поэтому его член все глубже протискивается внутрь, ударяясь о шейку матки, болезненно раскрывая её вход.   Юта жадный и этого ему было мало. Он хочет ещё. Хочет иметь смысл для себя, хочет быть смыслом, хочет создать  смысл.   Сенсей всегда помогал ему, поэтому поможет и в этот раз, не так ли?   Смысл, который они бы создали вместе. Внутри него, символизируя их любовь, прямо в этом животе, под пупком, где он отчетливо может видеть, как выпирает его член, погруженный глубоко в его нутро, утыкающийся в дырочку, ведущую в матку. Матку, надежно укрытую слоем кожи, мышц и жира защищая от всех угроз, чтобы Юта мог наполнить её своим семенем и создать новую жизнь.   Да… То ради чего его крепкий пресс потеряет свою твердость  и подтянутость, став большим, круглым и натянутым. Груди, которые его руки жадно ласкают смягчаться, разбухнут и наполнятся молоком, повиснув от своего собственного веса. Все это будет иметь смысл для новой жизни, для её роста и развития. Жизни, которую он создаст вместе с Сатору. Да, щенки, созданные и выращенные внутри его утробы станут явным доказательством того, что он достоин жить, что он нужен, он заслуживает этого, он заслуживает, того чтобы считать себя достойным жить! Сенсей такой хороший, такой славный, такой плодовитый для него, чтобы помочь Юте.   Потому что любовь Сатору, нежная и хрупкая, отдающая всю себя для других, и он  не может не воспользоваться ей, предложенную ему столь прекрасным способом.   Это принесет смысл им обоим, и они навсегда останутся связанными.   И Юта толкается, все сильнее и отчаяннее ощущая, как удовольствие искрами проносится по его позвоночнику от плавящего его член жара, отрывая руку от его мягкой груди, опуская её к клитору, массируя его пальцами. Шлёпающие звуки звенят в комнате, отскакивая от стен, тяжелое дыхание и скрип кровати, возмущенной от того, как одно тело нападает на другое, наслаждаясь творящейся разрухой. Омега дрожит, слишком чувствительный и не понимающий удовольствия, чтобы не страдать от этого, когда его бедра снова начинает сводить судорогой, а глаза закатываться в быстро нахлынувшем экстазе, взрывающимся внизу его живота и разрываясь шрапнелью в его голове. Отчаянный визг заглушается голодными губами Юты, пока его влагалище сокращается, пытаясь утопить плоть альфы внутри себя, сокращаясь, выделяя все больше сладкой слизи.   Прекрасный, прекрасный, он такой прекрасный.   Бедра альфы исступленно продолжают врываться в текущую норку шамана, наслаждаясь тем, как омега разваливается на его члене, звуки ударов плоти и льющейся жидкости заполняют комнату, пока Юта добивается своего наслаждения, рыча и скуля от сверхновых, взрывающихся под его кожей. Сатору рыдает от гиперчувствительности не в силах даже умолять, чтобы сотрясающее его удовольствие, наконец, отпустило, как и таранящая его внутренности горячая плоть.   Юта стонет в губы Годжо, когда его самого накрывает оргазм. Он сильно толкается внутрь и его член прорывается через шейку, прямиком в матку, заполняя собой и протискивая узел внутрь, его мошонка больно ударяется о мягкие ягодицы, подергиваясь и заливая спермой все его естество. Узел болезненно растягивает вход влагалища, не давая ни капли вытечь из его истерзанной пизды, дергаясь внутри матки непрерывным потоком топя его внутренности белой жидкостью. Удовольствие звенит в его голове, мягкие губы в его подчинении хнычат, страдая от оглушающего экстаза, которые он не прекращает мять, наслаждаясь волнами оргазма, стараясь выжать из себя всё до последней капли.   Чтобы их любовь проросла внутри него, создав нечто прекрасное и удивительное.   Юта отрывается от мягких губ, едва находя в себе силы, чтобы привстать на руках и распустить сорвать печати сковывающие руки его возлюбленному. Руки шамана безвольно падают, без единой капли силы или сопротивления и Юта мягко берет его запястья, растирая следы веревки. Оккоцу все ещё наслаждается легкими волнами оргазма, не покидающего его тело и смотрит на Сатору, безжизненно развалившегося под ним.   Омега лежит с пустым, не осознающим ничего взглядом, глаза размыты от слез текущих по его щекам, совершенно сдавшийся. Сопли и слюни размазались по подушке и для Оккоцу его сенсей не мог быть прекраснее, чем сейчас.   Разве он не прекраснее всего в слезах, пролитых из-за Юты? Раз он достоин его рыданий, значит его существование имеет смысл. Пусть плачет, пусть дрожит, пусть страдает только из-за него.   Его тело украшено следами его бесконтрольной и тяжелой любви, грудь истерзана жадными ладонями, торс покрыт красными лепестками его поцелуев, губы искусаны и разбухли. Его промежность раздавлена под весом Юты, полностью погруженного внутрь его выебанной щелочки, темные волоски его лобка плотно прижаты в белому пушку омеги, красиво сплетаясь и щекоча его мошонку.   Он так и знал, что его белые волосы прекрасно будут переплетаться с его.   Его пупок сильно натянут на головке его члена, продолжающего изливаться прямо в его плодородную сердцевину, что можно видеть, как его плоть сотрясается внутри него с каждым выплеснутым потоком густого семени. Наполни, запечатай и сохрани.   Его любовь действительно имела значение и силу, раз смогла довести сильнейшего до такого состояния.   Нет ничего сильнее любви.   Это тяжело, так тяжело переворачивать сенсея, на бок, тревожа его истерзанное тело и чувствуя, как от этого омега ещё сильнее сжимает его член. Его колея звенит, где то в затылке стараясь вырвать последние крупицы контроля, и ему уже хочется ещё и ещё. Но он рад, что смог не потерять голову сейчас и увидеть, как сенсей разрушается нанизанный на его плоть, чтобы сохранить все до мельчайших деталей в своем мозгу, выгравировать на подкорке сознания и молится, как иконе.   Сатору безвольно поворачивается на бок, воя от движения горячей плоти внутри него, непрерывно вкачивающую в него горячее семя, давя на стенки матки и раздувая её. Горячие губы касаются воспаленных желез на шее, оставляя на них влажный поцелуй и снова посылая жаркую дрожь, которая отзывается в его промежности. Руки Юты мягко сцепляют его ладони в замок, лишая даже попытки защититься (будто он смог бы это сделать), вжимая их мягкий матрас.   Клыки болезненно впиваются и прокусывают красную и потную кожу, разрывая плоть под натиском челюсти, добираясь до выделяющей феромоны железы и пронзая её. Кровь и сладость искрами взрывается на языке альфы, оставляя метку, а клыки впрыскивают, едва существующую, каплю своих феромонов помечая спаренную им пару, объединяя их запахи и соединяя их на подкожном уровне. Всё что Годжо делает, вздрагивает от боли и отчаяния, когда Юта сразу же облегчает его боль обратной техникой, вписывая и свою проклятую энергию в само его существо.   «Ахг… ууууу…» - Юта вслушивается в отчаянные булькающие звуки, но Годжо не сопротивляется, лишь отчаянно рыдая и воя, как ребенок. Несчастный и жалкий, снова преданный тем, кому он доверял больше, чем остальным. И даже своим собственным телом, содрогающимся от очередной волны удовольствия, потерявшись в путанице гормонов и жара, слишком одинокое и разомлевшее от недоступных касаний и ласк, наконец, получив желанную связь с альфой, который мог бы гарантировать ему здоровый выводок.   И он продолжает рыдать, когда ощущение зубов пропадает и место остается гореть и щипать. Он рыдает, когда Юта снова целует это место, когда втирается своей шеей помечая феромонами ещё сильнее, не давая ему сбежать или забыться от густого вишневого аромата и душащего запаха перца.   Он рыдает, потому что знает, что жар его промежности не проходит. Потому что Юта вновь начинает легко втираться в его внутренности, а удовольствие звенеть в его ушах и у него нет ни силы, ни воли, чтобы сопротивляться.   «Бедный, бедный сенсей. Даже если вы кому-то скажете, вам не поверят, не так ли? Ведь сенсей самый сильный. Вы сами позволили сделать это с собой, не так ли? Никто, совсем никто не поверит…» - и сердце разрывается от того, как ласково звучат эти слова. С такой же интонацией, когда он шептал ему на ушко и в губы о любви, наполненные нежностью и страстью, которую он не хочет признавать, которую он не хочет принимать, не имея в этом выбора.   «Но я вам поверю. Я знаю. В душе вы такой же человек жаждущий любви, как и мы все. Как и я.» - ласковые поцелуи осыпаются на его лицо, легкие и нежные, стирающие слезы с его щек, с его глаз, на месте которых появляются новые. Почему его Юта так жесток к нему?   «Я люблю тебя, Сатору.» - губы Юты проглатывали очередной его жалкий всхлип, мягко проводя языком по его губе и заставляя трястись под натиском его чувств.     Любовь была самым извращенным проклятием из всех и Сатору снова пал её жертвой без возможности спастись.  

****************

Так мне и надо – все грубость моя – Быть одному, что я сделал плохого Чтоб эту любовь твою уберечь от себя Всю любовь твою защитить от себя Ты мой ум, моя страсть, моя гордость Любовь моя Любовь моя Любовь моя

****************

 

«Юта! Какого хрена до тебя не дозвониться!?» - девушка яростно шла к нему, явно намереваясь вдолбить ему в голову, как сильно она о нем беспокоилась.   «Действительно, Юта, так не поступают со своими друзьями! То что ты снова особый класс, не значит, что ты можешь предупреждать о командировке в простом сообщении!» - Панда хмуро стоял, скрестив лапы, немного обидевшись, как и Инумаки из рук которого выпадает бутылка, стоит ему принюхаться.   «Тунец- тунец!» - взволнованно вскрикивает заклинатель, указывая пальцем на Оккоцу, от чего его щеки начинают пылать.   «Чего!? Что с ним не так?» - Маки сердито смотрит на одноклассника и упавшую бутылку (черт, она тоже пить хотела!), и принюхивается к запаху окружавшему их. Её лицо удивленно вытягивается, когда она понимает, что сочный запах мёда и груши тесно сплетен с запахом Юты. Нет не так. Не сплетен, не смешан, не впитался  после долгой маркировки. Исходил от самого Юты будто он был его обладателем, как и перец, щекочущий ноздри или вишня оседающая сладостью и горькостью на горле.   «Да ладно…»   («Люблю тебя… ах…Я так тебя люблю» - голос ласково продолжал нашептывать слова любви, пока горячая плоть продолжала вторгаться в его наполненное нутро.  Раз за разом, почти без остановки, лишь иногда теряя сознание, молясь, о том, чтобы открыв глаза это оказалось не более, чем кошмарным сном.  Но он просыпался и мягкие губы снова ласкали его тело, пальцы касались всего до чего дотягивались, а член едва ли покидал его тело.   Он уже почти не плачет. Большую часть времени Годжо лежит безвольным пластом, терпя всё, что происходит с его телом, безмолвно роняя слезы.   Только иногда он снова начинает бездумно выть от нахлынувшего отчаяния, захлебываясь и задыхаясь.)   «Серьезно!?» - девушка шокировано смотрела на него, не в силах поверить своему нюху. Панда прикрывал лапами смущенную ухмылку на своей морде, пока Тогэ продолжал показывать пальцем шокировано глядя на него.   «Ты… Ты!? Как ты умудрился!?» - щеки девушки краснеют, когда она замечает его румянец и свежую красную метку на его шее, горящую и продолжающую пощипывать.   «Ну… Так просто вышло?» - его лицо горит от смущения, когда девушка смотрит на свежую ранку от зубов, легко касаясь немного кровоточащего следа, хотя ему буквально хотелось оторвать свой воротник, дабы продемонстрировать доказательство их с Годжо связи.   (Юта прижимает его лицо к своей шее, как можно ближе к месту, где находятся железы. Запах ударяет в нос, он почти готов заплакать из-за него, но его глаза и без этого полны слез.   «Ты дал мне смысл, чтобы жить. Ты дал мне всё.» - он яростно толкается в его разрушенную киску, которая уже мягко и податливо принимает его плоть в себя, отвратительно хлюпая и пуская жидкость на простыни, не переставая дрожать от возбуждения.   Юта пытается приоткрыть его рот, но Сатору уже все равно. Он даже не понимает, зачем его ученик это делает.   «Если ты отвергнешь меня, у меня не останется ничего. У меня не будет смысла оставаться.» - но Годжо не может этого допустить. Юта не останется? Он уйдет? Куда он уйдет?   Сугуру тоже ушел.   И умер.   А если бы не ушел, то все равно…   «Пожалуйста, Сатору…» - его опухшие губы слезка раскрываются над чувствительной кожей, слегка царапая зубами.   Палец Юты подло ложится на его клитор, а толчки вновь становятся восторженно хаотичными, вбиваясь в его избитое и переполненное лоно.   Его промежность снова безумно горит и Сатору не может спрятаться от этого чувства, он воет в мясо, зажатое между его зубами и прокусывает кожу, оставляя слабую, но метку на шее юного альфы, тело которого трясется от удовольствия и завязывает узел, ещё раз наполняя его внутренности спермой.   На его зубах кровь, на его руках кровь, наверное, он всю жизнь будет в крови. Тогда Юта не уйдет? Почему они уходят. Почему так поступают с ним?   Его живот раздувается от обилия жидкости внутри, это больно, так больно. Его клитор все ещё горит под нажимом пальцев.   «Спасибо, Сатору, спасибо.»   Юта никуда не уходит и через пару минут, снова начинает вонзаться в него, пока Годжо воет и рыдает прокушенную шею.)   «Ну что мы ещё можем сказать?» - Панда сжимает его в своих плюшевых объятиях, легко ударяя по спине, что сразу же отдается сильной болью в пояснице, и он сразу с со стоном сгибается.   «Поздравляем тебя, развратник сердцеед!» - знакомое прозвище думает Юта. Инумаки подло хихикает над ним, пока Маки не стесняясь, пинает его под больную поясницу. «В следующий раз не прикрывайся миссией, мы же волновались!»   «Больная задница не сработает оправданием! Теперь я буду трахать тебя на тренировочной площадке.» - и гадко ухмыляется, хотя её щеки все ещё горят розовым. «Но да, поздравляю.»   «Спасибо…» - Юта счастлив, так счастлив.   Его тело болит от изнеможения, пока Маки избивает его во время тренировке, но радостная улыбка не покидает его лицо.   Когда девушка заваливает его в очередной раз на землю, садясь сверху, её взгляд задерживается на нем. Её глаза задумчиво изучают его, копаясь в только ясных ей мыслях.   «Ты только это… Не обижай его, ладно?»   (Порой Юте, кажется, что Сатору умрет, от обезвоживания. Его слезы не останавливаются, всхлипы продолжают разноситься по комнате, сколько бы он и вливал в него воды, было ощущение, что он выплакивает в два раза больше.   Он выл, когда удовольствие пронзало его тело, дрожа долго и беспорядочно. Жалобно хныкал, когда Юта трогал его своими жадными руками, выискивая и изучая точки, от которых его киска сладко сжимает его плоть, выдаивая в себя, снова заполняя под завязку, пока его живот не разбухнет, красивый и полный. Плакал, когда альфа пожирал его рот жадными поцелуями, сглатывая слезы, вскрикивал, если Юта несдержанно кусал его израненную кожу.   Но он рыдал как дитя, захлебываясь и задыхаясь не способный остановиться, когда Юта дарил ему нежные поцелуи и шептал о любви. Так горько, так надрывно размазывая сопли и слюни по своим щекам и подушке. Рыдал накрытый вязанной накидкой, которой альфа его накрывал.   Совершенно прекрасен в таком виде.   Как он жил, не видя этой картины, не ощущая его скользкой кожи, под своими ладонями. Чувствовать, как сильнейшее в мире существо дрожит из-за его действий, ощущать, как он всхлипывает доведенный до отчаяния Ютой.   Был ли у Юты хотя бы шанс не положить свое существование, держа свои ладони под его капающие слезы?   Единожды увидев его он хотел видеть его тысячи раз, до скончания своих дней, привязав свое сердце к его красивому пальчику, волочась как раб под знойным солнцем, не смея даже просить о тени, видя в нем шанс, найти спасения для себя от тьмы крадущейся за ним и дышащей в затылок.   Он обрел спасение, осознав, что сам был тьмой гложущей и голодной, жаждущей кого-либо, кто утолил бы эту пустоту. Его бедный сенсей был слишком добр позволив Юте  дальше упиваться своей любовью, своей лаской, чтобы он не решил осознанно утонуть в своей жадности.   Если бы он только знал, что нахождение в чужих руках и губах принесет ему счастье, он бы отступил! Но Юта больше не мог лгать самому себе, что вид того, как его небо раздает сокровища своей любви кому-либо ещё, не сжигает его изнутри, заставляя эту тьму глодать его кости, кромсать всё живое что в нем есть.   Как было больно смотреть, что его Сатору так громко надрывался рыдая, без сил сделать что-либо ещё, но не мог найти в своем сердце и капли сожаления, зная что сделал бы это снова и снова, если это означало оставить омегу в своих руках.   И вид сильнейшего, ставшего не более чем слизью под ним, был самым лучшим деликатесом для тьмы хранившейся глубоко внутри.   Любовь Юты была жадной и страшной, но кто сказал, что она не была такой в своем истинном воплощении?   Сатору оставалось рыдать под гнетом его верности и обожания.)   Он так любил их. Так любил свое небо, эту девушку, своих одноклассников. Тепло согревало его душу, вдыхая в него смысл, давая силы бороться с любыми невзгодами.   Мир был жесток и холоден, жить не стало проще, люди умирали каждый день. Никто внезапно не стал сильнее Годжо Сатору, сняв с него бремя сильнейшего. Клан Маки не исчез, гния под своими грехами. Проклятия не исчезли, дав всем погрузится в рутину обычных людей не обременённых кошмарами наяву.   Даже если Гето умер.   Даже если Рика обрела покой.   Жить в этом мире значило страдать.   Но Рика просила его не возвращаться к ней слишком скоро, постоянно напоминая о себе холодом блестящем на пальце.   Лицо Маки разглаживается все так же глядя на него будто она нашла в нем ответ, который искала.   «Хотя… Кто его может обидеть, да?» - девушка встает, предварительно отвесив ему нехилый удар по голове.   «Ха… Обещаю.»   Он будет жить, наслаждаясь настоящим, создаст множество счастливых воспоминаний со своими друзьями, со своим возлюбленным, сколько бы страданий не пришлось пережить в процессе. Он возьмет у него всё, что только может и отдаст ему всё что имеет, даже свою тьму, даже если он захочет уничтожить этот небосклон, держащийся на его плечах.   Утопая в тьме этого мира  и своего сердца Юта хотел бы, сделать её чуточку ярче, чуточку легче, для тех кто ему дорог, если мог. И для этого ему необходимо продолжать жить и наполнять её смыслом.   Жизнь действительно добра к нему.  

****************

Прости мою зависть Любовь моя Прости мою ревность Любовь моя Прости мою жадность Любовь моя Прости мою бедность Любовь моя Прости меня Любовь моя Любовь моя Любовь моя