Лунный кот

Гудок надрывался, оповещая о перерыве в смене. Людская толпа хлынула по переходам, лифты переполнены и слегка покачиваются от движений масс. Лини в одном из них, прижат к железному бортику и старается пока что просто дышать, отстранённо обдумывая свои слова. Он шёл к Ризли вполне осознанно, но понял это, только когда пальцы зависли на дверной ручке. Натёртое золото, пустой лоск прошлого. Смена охранников — время наизусть. Всего пара минут без кого-либо с глазами, исключая, конечно, камеры. Лини застывает у самого входа, со скрипом закрывая за собой створки и смутно разбирая голоса: один знакомый, другой нет. — С чего ты решил, что это может сработать? — насмешливый тон чеканил от стен. Лини слышал его таким впервые, хотя тембр не спутал бы ни с кем. — Герцог... — Что? Лини точно может видеть его ухмылку, ощущать эти пальцы в волосах, что оттягивают у корней, унизительно задирая голову, чтобы выплёвывать слова глаза в глаза. Ризли умел быть невыносимым, но применял этот навык неохотно, только в особых ситуациях. И сейчас, кажется, была именно такая. Как же интересно посмотреть ему в глаза. — Ну же, — он откровенно подначивает. — Вам никогда не искоренить это. Секунда молчания длится непоправимо долго. Ризли думает, так медленно расплываясь в усмешке, которая не означала ничего хорошего. Никогда. Периодически он всё же брал в руки кнут, напоминая о происхождении шрамов на своей коже. Лини трепетно сделал шаг. Вышло криво и шумно, на выдохе. Он снова замер, новострив человеческие уши на кошачий манер. — Это неправильный ответ, — голос утонул в глухом звуке удара. Лини вздрогнул вместе с провинившимся, как будто его неминуемо ждала та же участь, но липкие оковы страха спали с голосом Ризли, с этими его рокочущими рычащими нотками неприкрытого гнева. — Мы ведь хорошо болтали, — слишком явная насмешка. Мужчина наверняка сейчас покровительственно поглаживает по голове или играется с волосами в обманчивом жесте дружелюбия. Всё это только усугубляет раздражение и страх, доводя нервное перенапряжение до точки кипения. Единственным спокойным должен был оставаться палач. — Так что сейчас случилось? Лини чувствует запах крови с гноем. Так пахнут лазареты Фатуи, мешая атмосферу с парами хлорки и чистого спирта. Кабинет Ризли лечением пах редко и только если это касалось самого герцога. Лини заносит ногу над первой ступенью. Шаг — пощёчина. — М-м? — голос текучий, как патока. По спине холодным потом, по голове лёгким обмороком. Ступень, другая, третья... Ризли продолжает свой допрос, порой его голос соскальзывает на секунды тишины, в которой он внимательно прислушивается к происходящему. Скрип двери он скорее всего слышал краем уха и легко списал на охранников — больше просто некому было сунуться в его кабинет. Кроме одного конкретного мальчишки. Мальчишки, что невольно вступил в игру. Он не знал, чем она кончится и не знал, чем бы хотел, чтобы кончилась, но винтовая лестница преступно заканчивалась и его макушку уже можно было видеть в проёме. Ризли со своего места заметил знакомую фигуру только когда она показалась по плечи. Лини шёл вальяжно и неслышно, покачивая бёдрами так, что обвязанная на поясе кофта вздрагивала. Если играть с герцогом, то играть по-крупному. Ставка должна оправдывать вложенные средства. — Юноша! — слабый голос донёсся через хрипы. Тело безвольно вздрогнуло у ног Ризли. — Я из Фатуи, — Лини обрубил. Надежда угасала медленно со струйкой крови изо рта. Сцена жуткая, выносящая в детство, когда он впервые увидел «Отца» за работой. Природный человеческий ужас мешался с гулким интересом, предвкушением. — Кто он? — Лини поднял глаза на внимательного Ризли, который сканировал, кажется, каждый его вдох. — Торговец запрещёнными препаратами, — мужчина опустил взгляд, прослеживая крепкую вязь верёвок и наручники, замыкающие кисти. Без шанса на побег. — Водой первозданного моря. — И осуждён за это? — Нет, конечно, — герцог хмыкнул, опираясь ладонями о стол позади себя, откидываясь расслабленно, смотря на свежие капли крови на ковре. — За убийство. — Ясно, — взгляд Лини потерял краски творца, он присел на корточки рядом, скрипнула резиновая подошва. — Позволишь мне? — Это не будет считаться разглашением методов Фатуи? Юноша усмехнулся едко и тепло одновременно, поднимая хитрый взгляд, показывая ровный ряд зубов и линию губ. Его ответ лаконичен, а руки, как раньше — в перчатках. — Нет. Мужчина перед ним дрогнул, когда Лини потянулся рукой, чтобы посадить его ровно. Волосы насквозь от пота и грязи, слиплись в сосульки и повисли так. На виске медленно схватывалась рана, покрываясь багровой корочкой, щёки в грязи, покрасневшие от пощёчин, под шеей беспорядочно ходит кадык. — Оставишь нас? — Лини мягко улыбнулся, смотря на возлюбленного. Это сработало бы на ком угодно, но на Ризли особенно. Он прищурился, оценивая риски, и вскоре неторопливо отошёл за рабочий стол, зашипел механизм и единственный оплот защиты тюрьмы исчез за железной дверью в одном из проходов. Ему не помешает: на рубашке и галстуке кровь, грязь и следы драки, пулей рассечена правая рука. Лини зол, но, раз попробов высокие игры, он не мог уже опуститься ниже. Этот адреналин от давления, безумные ставки и бесконечные попытки, диалог без перерывов на дыхание, диалог с молчаниям в часах — пьянили. Может быть, им вела грязная мысль показать навыки, отсутствие страха. В этом дерьме они оба по локоть, к чему притворяться чистыми, вытирая их о праздничную брачную скатерть? Кружево испортится. Ему понадобилось два часа, чтобы расколоть. Лини вёл так, как никогда не мог бы: его голос бархатный, его глаза доверчивые, а жесты мягкие. Он приносит убийце чай и развязывает руки, снимает с себя перчатки, они болтают о мелочах, о делах на поверхности и тёмном бизнесе, который, конечно, только во благо семьи, ведь по-другому было не выжить. Лини охотно слушает это с самым наивным выражением, внутренне морщась от стойкого мерзкого ощущения лапши на ушах. Он искренен и интересуется всем, послушно внимает длинным пространным монологам, давя на конкретные слова, выцепляя из них цельную картину личности. Она строилась по кусочкам — обрывкам информации, которую ещё предстояло хронологически выстроить. В воздухе стойкий запах кожаного блокнота, где по капле сведений Лини собрал полное досье. Он наклоняется ближе и буквально шепчет в раненное ухо. Эти руки испачканы в деньгах и смертях, из них выпал пистолет, чьей пулей ранен его Ризли. Не угрожать выходило только под силой воли. Лини — ангел. У него огромные всеобъемлющие глаза, смотрящие прямиком в душу. Такой обволакивающий взгляд вкупе с нежным голосом, роняющим слова по капле на темечко. Он сидит вровень с допрашиваемым и буднично интересуется схемами, отдаваясь полностью во власть своего очарования и хваставства оппонента. Как же гладко это работало каждый-каждый раз. Он поднимается рывком, в момент потеряв весь интерес, и именно тогда ловят за лодыжку, роняя на пол вместе с чашкой. Лини ждал этого с середины диалога, он видел в маленьких узких глазах напротив откровенное желание придушить, желательно побольнее. Это было взаимно, так что Лини не перебивал. У него инстинктивно подставленные ладони, короткие ногти скребут по ворсу ковра, зацепляясь быстро и позволяя вырваться из хватки в один резкий рывок назад — к лестнице. Это единственный очевидный путь. Лини отряхивается, через отработанный манёвр возвращаясь на ноги. Он ощутимо раздражён и вымотан не самой сладкой работёнкой. В его мыслях это время должно было быть отдано исключительно Ризли и никому другому. А вышло, как вышло. Руки на коленях, взгляд хмурый, ему в ответ жестокое желание расправы. Знакомый вкус на кончике языка, звенит металл механизма позади рабочего стола, у волков раскрытые пасти или это только воображение. Убивший однажды захочет ли новой крови? Только искушённый. Лини скользит по стене, манёвренность — его лучшая черта. Он сливается с перебитыми железными листами, ускользая от резких рубящих ударов осколками фарфора. Такому выдохшемуся, раненному мужчине его не достать. Ризли перехватывает занесённую руку, когда они разминулись на середине кабинета. Он, конечно, следил по камерам. Юноша расслабленно качается в сторону со сложенными за спиной руками. Его взгляд возвращается к природному, где смешались металлический привкус с лисьей хитростью. Это запах победы и превосходства, сливающийся в что-то жгучее и разъедающее, как любовь. Лини слышит, как защёлкиваются наручники, улавливает неровный вздох разгневанного Ризли и не может скрыть своего маленького удовольствия. Всё-таки в чём-то он был очень хорош. Поступь мягкая, невесомая, Лини обходит Ризли сбоку, как будто примеряется. Мужчина не обращает никакого внимания, он нажимает кнопку в столе, спрятанную под кипу бумаг, и охранники не заставляют себя ждать. Сопротивляющийся комок выносят прямо на руках, чтобы наверняка отрезать пути побега. И только после Ризли поворачивается к любовнику, зависщему у стула. — Ещё раз подвергнешь себя такой опастности — руки скручу, — Ризли выглядит не на шутку взбешённым, грудь отрывисто вздымается, когда он делает длинный вдох, интуитивно пытаясь успокоиться. Не работает. — Забыл, где я работаю? — у Лини нет ни единого адекватного ответа на то, почему он так себя ведёт, но мальчишка подтягивается на кромку стола одним литым, самым логичным движением, как будто это часть его глубоко продуманного плана — капать на побитые нервы Ризли. Он складывает ногу на ногу и смотрит исподлобья, так что пара прядей закрывают часть обзора. Это совсем не мешает ему откровенно кокетничать. — Лини. Сказать, что этот голос возбуждал — ничего не сказать. — Всё, что вы можете — это манипуляция моим именем, герцог? — ему навык подтрунивания перешёл с молоком матери. — Мелочь, — он здесь. Он чертовски близко. Руки по обе стороны от торса, Ризли буквально зажимает в капкан, так что не двинуться, но Лини это совсем не нужно — ладони тут же находят своё законное место на жилистой крепкой шее, привычно увитой чёрными нитями. Лини пропускает под них пальцы, оттягивает эластичную ткань, гладит кончиками длинные шрамы. — То есть вы не хотите услышать, что я узнал? Лини отчётливо слышит скрип зубов. Ризли взвешивает два абсолютно верных решения между собой, и юный любовник соврал бы, если бы сказал, что сердце не замерло перед этим выдохом: — После. После чего? Руки Ризли так крепко сжимаются на талии, почти больно — Лини не успевает вскрикнуть, его рот нагло заткнут поцелуем. Язык плавно скользит внутри, прослеживая острый кончик чужого, упираясь в рябую кожу нёба, щекоча без стеснений, пока ладони проходятся по бокам, скрытым только рабочей формой. — О, Архонты, — между губами всего на мгновение повисает ниточка слюны, юркий язык тут же лопает её, смешливо проводя по нижней губе. — Разве ты не этого добивался? — тон Ризли позабавленный ситуацией, у него всё ещё бешенный пульс, так что видно, как белеющие жилы выступают под кожей, заполошное сбитое к чёрту дыхание и сетка капиляров на щеках, создавая почти болезненный румянец, больше похожий на припадок или горячечную одержимость. — Примерно, — у Лини язык не шевелится, слова не вяжутся друг с другом. Сначала хотел вывести, а когда его зажали, то резко растерял весь пыл, едва не упав за грань испуга — крепкие руки Ризли всё так же поддерживали, не давая забыть перед кем он сейчас находится. Это было приятно до безумия: поджатых пальцев на ногах и гулко бьющегося сердца. Так странно боязно, а всё существо тянется. — Значит, всё по обоюдному? — Ризли визуально усмехается, но у него куда более серьёзный голос. Лини коротко кивает, не в силах высказать большего. Он определённо не против. Ладони соскальзывают ниже, оглаживая тазовые косточки, пробегаясь по линии позвоночника, так неприметно заходя под ткань и тут же отстраняясь, как будто обжигающее касание к коже было лишь наваждением. Лини трепещет и почти отчаянно цепляется за плечи, тень от них накрывала его всего с лишком, лампа тихо раскачивалась за спиной Ризли слабым напоминанием о недавней драке. — Твоя рука, — приходится ещё раз глотнуть кислорода, — всё в порядке? — Да, пуля прошла по касательной, не о чем беспокоиться, — Ризли целует в обе щеки, рассыпается в поцелуях на шее, чувствуя, как послушно тело прогибается под ним, ложится на руки. Он кусает прямо под нервно дёргающимся кадыком. На Лини осталась толика противного запаха, который Ризли затирал своим собственным: рассыпчатыми сушёными чайными листьями, табаком и ароматом хвои от мази с анестетиком. В нём хотелось тонуть, и Лини тянулся вперёд, зарываясь пальцами в пряди, обвивая шею и плечи, как законный обладатель всего этого. Он чувствовал себя исконно на своём месте — здесь, в руках Ризли, которые могут трогать его без лишней пошлости, но с переходящим за берега обожанием. Воздух густел от искренней ангельской любви, смешанной с почти животным вожделением. И всё это в них, между ними в высекаемых искрах и мокрых поцелуях-чмоках. Так, что хорошо до одури, и оргазм, кажется, можно словить от одного взгляда, того, какими глазами смотрит Ризли, как он склоняется, оставляя за собой влажную дорожку по обнажённой коже, пока пальцы сминают задранную ткань. — Хочешь что-то определённое? — бархатистый голос с хрипотцой от удушающего возбуждения. Лини застывает на десяток секунд. Неожиданно расплываясь в плотоядной ухмылке, он произносит медленно, чуть не по буквам: — Да. Да, хочу. Облизывается резво, приподнимаясь на локтях, своим маленьким лёгким телом сопротивляясь напору Ризли так ловко, что у того ни мысли о сопротивлении. Мужчина послушно выпрямляется, по привычке разглаживая складки на рубашке, чуть оттягивая тугой галстук. — Сядь на стул, — Лини машет рукой в сторону обычного места герцога. — Кресло, — мужчина вполне серьёзно хмурится, как будто вправду обиделся. — Архонты, — Лини почти закатывает глаза, почти, — на кресло, только сядь. Он весь отчего-то резко нервный, даже забитый, но лихорадочно решительный, что глаза сверкают, а руки периодически дрожью бьёт. Ризли обходит стол, опускаясь на мягкую обивку, Лини медлит, рассредоточенно смотря из-за плеча на фигуру мужчины. Когда он спрыгивает со столешницы, то решается на что-то, и шаг торопливый, он почти запинается нога об ногу, но выкручивается на чистых инстинктах — что-то от близнеца явно перешло в наследство. Лини застывает у разведённых ног герцога, мнётся, кусая щёку изнутри. Ризли съедают изнутри различного рода догадки, от самой худшей и простой до умопомрачительной и страшной. Трудно сказать, что было бы лучше, но Лини особенно времени на подумать и не даёт: вклинивается между бедёр и рушится на колени так, будто у марионетки нити оборвали. Ризли почти пугается, успевая поймать его под локоть, когда мальчишка уже стукнулся суставами об пол. Его руку отгоняют, как мешающий надзор. Лини замирает, смотря на любовника под совершенно новым углом и... Это било обухом по голове со всем писком в ушах и гулом в мыслях. По ладони на бедру, Лини разводит ноги сильнее, уверенно устраиваясь между под заполошным взглядом Ризли, который не знал отогнать или прижать наглеца ближе. Сам ведь предложил выбирать. Лини смотрит в вполне определённое место и, чёрт возьми, облизывается. Ризли с глубоким шипящим выдохом закрывает лицо рукой. Он не в силах выносить эту картину, пока мальчишка подползает ближе, скрипит натянутая до предела ткань, тихое шиканье на боль в острых коленках, что проезжаются по полу до синяков. Ему нравится, и это ужасно-прекрасно. Между пальцев перед взором покрасневший до ушей довольный азартный Лини, он высовывает язык, как будто дразнится, но в следующую же секунду длинно проводит им по промежности, прижимаясь следом губами и проходясь по шову на ткани поцелуями в самый низ. Возбуждение не скрыть под влажной тканью, мальчишка едва не урчит, сжимая место, где предполагаемо находится головка члена. Ризли отзывается утробным стоном — угадал. Точно угадал. Лини проводит языком там, где до этого натирали пальцы. И это очень тепло и вязко, но недостаточно, мужчина ёрзает, сползая по креслу вниз, поддаваясь Лини. Большие ладони охотно пристраиваются на затылке, сменяя друг друга и неспешно надавливая, чтобы юноша больше и не думал отстраняться, а он, усмехаясь вожделенно, раскрывает рот шире, блестит слюна в тусклом свете ламп. Ризли перехватывает дыхание от этого зрелища его милого маленького золота в настолько пошлом развороте. Лини ёрзает коленями по полу, тихо шумит, никак не пристроясь безболезненно, с обеих сторон от свободы его отделяют железные сапоги, к которым он беззастенчиво ластится и льнёт, царапаясь грудью об металл и жёсткие вставки, что почти оружие, но Ризли отводит его ровно до первого пореза. — Без рук, — герцог сейчас едва ли в состоянии приказывать, но его голос всё ещё грубее. Всё ещё подчиняет. Мальчишка проседает на колени глубже, запрокидывает голову, позволяя любоваться на свои мокрые губы и ухмылку, полную обещания сделать приятно. — Не заставляй меня заковывать тебя, — тон дипломата, пропитанный угрозой — такой частый у Ризли, что впору привыкнуть. Но Лини нравится его слушаться и получать свою награду. Лини заводит руки за спину и пальцами обхватывает себя за локти, как послушный заключённый. Ризли наблюдает за этим с тихим скептицизмом: если он послушался здесь, значит припас что-то на потом. Лини без своей доли из сделки никогда не выйдет, каким бы милым он не делал своё лицо и округлёнными губы и глаза. Он — та ещё стерва. И он знает правила игры. Запонка на ткани поддаётся раза с третьего, он обслюнявил уже всё вокруг, но упорно не сдавался, наконец поддев петельку, высвобождая пуговицу. Работа за малым: подхватывает кусочек ткани зубами и оттягивает вниз. Ризли приподнимается, помогая ему. Выходит ровно, Лини приникает к кромке белья с невиданным удовольствием. Снова поцелуи, снова юркий умелый язык — он им узелки вязал и при желании наверняка фокусы показывал. Такие фокусы сейчас внизу творились. Тихо звенит металл, подошва высоких ботинок проезжается по полу — Ризли придвигает к себе ноги в детской попытке отстраниться от этого кошмара. Лини приоткрывает один глаз и смотрит вверх — это ещё более невыносимо. Ризли выдыхает сквозь зубы. Кто мог подумать, что простой минет может быть таким? С Лини абсолютно всё бывает впервые. Он цепляется зубами за резинку белья, стягивает вниз уже без посторонней помощи, припадает губами к плоти, как путник к чарке чистой воды. Ризли прикрывает глаза, не в силах дальше смотреть на возлюбленного, старательно вылизывающего его снизу. С таким упоительно довольным видом, как будто он уже очень давно планировал, но всё никак возможности не представлялось. Зная Лини, чёрт... это могло быть не так далеко от правды. Губы сжимаются вокруг головки, он урчит, пуская вибрации по нежной плоти. Втягивает щёки, образуя импровизированный вакуум, прижимается всей шершавой поверхностью языка к уретре, раздражает её, слегка залезая кончиком внутрь. Но держится так не долго — ему всё ещё нужно дышать. Вдох резкий и глубокий, всей грудью. Пальцы крепко впиваются в локти, Лини облизывает потревоженные губы, в уголках начинает печь, но он не обращает внимания, подбираясь ещё на сантиметр ближе, вытирая пол тканью брюк. Ризли вновь опускает ладонь, в этот раз крепче вплетаясь в волосы, хватаясь за пряди у корней, так что не выпутаешься и едва ли дернёшься. Лини тяжело сглатывает с запрокинутой головой и высынутым языком, на который ложится приятная тяжесть. Это действительно хорошо, и он совсем не так представлял: казалось, что должно быть в разы хуже. Но мальчишка хватается за новое дело с азартом, он качает головой, проходясь языком то с одной, то с другой стороны. Гораздо легче скользит, легко берёт до середины, пока головка не упирается в узкое горло, проходясь по рвотным рефлексам, заставляя плеваться и кашлять. Ризли никуда не торопится, он учит медленно, поступательно. Лини слишком внимательный и деятельный ученик, чтобы бросать урок на половине. Лини, раскрасневшийся, запыхавшийся, дышит громко и через раз, тянет воздух носом, по подбородку несколько капель слюны, смешанной с природной смазкой. Дрожат ресницы, взгляд прищуренный и до сих пор хитрый, как бы он не давился, пытаясь взять глубже. Ризли фактически сам отрывает его, когда слышит совсем задыхающиеся хрипы, Лини с готовностью и жаром приникает вновь, в нём реки энтузиазма и тихого возбуждения, которое он прячет за шарканьем коленей по полу и постоянной сменой позиции, за крепко сцепленными руками за спиной. Короткие ногти скребут ткань в слабых попытках выразить невыразимое. Он опаляет рваным дыханием влажную головку, подбирается ещё ближе, позволяя крепким рукам вести, стирать следы игр с кончиков губ и прижимать так, что ни вздохнуть, ни отстраниться. Только поддаваться затеянной им же игре. В следующий раз он подумает дважды — не то чтобы в этот раз думал хотя бы единожды. Это гулко и непонятно приятно, потому что Ризли буквально использует его, как дрянь, как куклу, готовую на всё и всегда. Лини знает, что нет, но от грязной фантазии по позвоночнику пробегает сладковатый холодок, и он подбирается, расслабляет шею и горло, продавая контроль за дешёвку — ощущение тяжести на языке и болезненную заполненность во рту, солёный привкус, мускусный запах, что режет слизистую. Это точно ненормально. Абсолютно. Он чувствует, как головка давит на корень языка, кашель удаётся сдержать только из-за правильной позиции, обеспеченной Ризли, что казалось не дышит, так степенно медленно продлевая движение. Чувствительная головка застывает в кольце стенок горла, это тяжело, и Лини долго не протянет, но он без раздумий терпит, смаргивая капли рефлекторных слёз. Кажется, его заводит принижение? Принижение от Ризли с размеренной лаской, мягкими подушечками пальцев, которые оглаживают линию скул, собирают солёные капли и прячут их в линии роста волос. Если бы он мог, он бы точно сейчас склонился и поцеловал в пухлый кончик носа за старание — Лини уверен. Лини знает своего мужчину. У Лини рот полный слюны, а горло сжимается в остаточных спазмах, челюсть сводит от постоянного давления. Он смотрит наверх сквозь взмокшие пряди чёлки и слипщиеся ресницы. У Ризли румянец по скулам, расфокусированный взгляд и приоткрытый рот, томные задушенные вздохи. Мышцы рельефно выступают под тканью, сила переливается в сплетениях сосудов и вен, Лини ластится к этим рукам. На кончике языка капли предэякулята, мальчишка растягивает губы в дьявольской улыбке. Он близко, очень близко, и хочется быть тем, кто станет оглушающим финалом. Лини прижимается ближе. Он наклоняет голову, играется, ведя языком вдоль ствола, прижимая венки до тихого шиканья, заводит за щеку и снова поднимает глаза. Как же мило это сейчас выглядит: Ризли обессиленно закрывается ладонью. Плоть в горячем мокром рту вздрагивает, Лини тяжело не засмеяться, но сейчас не выйдет, он двигает плечами, разминая затёкшие мышцы и про себя жалуясь на запрет рук: они так и тянулись приласкать, сжать кольцом у основания. Но запрет Ризли давил, ослушаться его не выйдет без последствий, и Лини пока может только кокетничать глазами, позволяя чужой руке направлять себя со всеми пошлыми звуками, чмоками и влагой вниз по подбородку. Движения резче, нежные стенки горла царапает головка, он задыхается всё ощутимее, жмурится, пытаясь сосредоточиться на сдерживании рвотного рефлекса. Глубокий вдох носом, выдох через рот. Тепло и заполненно, Ризли второй рукой касается себя сам. Слишком быстро, неаккуратно, то и дело сбиваясь, потому что находил взглядом растрёпанного разгорячённого Лини с плотно сведёнными ногами вместе и его членом в плотном кольце губ. Мальчишка слышит скрежет металла прежде, чем может что-то осознать. У бедра холод, который подбирается ближе. Колени невольно разъезжаются, времени сосредоточиться нет, только напряжённый броский взгляд в сторону, с его ракурса ничего не рассмотреть, а Ризли прижимает болезненно близко, заставляя откровенно скулить, пуская по плоти вибрацию голосом. Ботинок касается внутренней стороны бедра, у Лини распахнутые глаза, полные шока и пугливого осознания. Он возбуждён, глупо это скрывать, но чтобы так. Мысок медленно движется ближе, остро констрастируя со спешными толчками ему в глотку, доходит до паха и приходится слегка приподняться — пальцы в волосах тянут вперёд и наверх. Стон выходит глубоким гортанным, холодный металл касается снизу, проходится по натянутой ткани, скользит немного под, так что Лини оказывается фактически вплотную прижат к высоким ботфортам. Они ему нравились, определённо, но всё это... Скулёж получается совсем плаксивым, щёки залиты румянцем, путанные пряди липнут к влажной от пота коже. У Лини задранная голова и совсем слабая позиция, мысок ботинка продолжает натирать болезненное возбуждение, порождая всхлипы и возню. Ризли смотрит так, что отстраниться нет сил, всё существо поджимается, веки плотно сомкнуты, губы жжёт. — Отпусти руки. Лини от общего шока даже не сразу разбирает слова, сомневается в своём слухе, заполненном слишком грязными звуками, где голос отливал металлом, заполошной дрожью по коже. Пальцы отпускают локти, он неловко разминает их, растирает суставы. Ногти скребут по полу, одна свободная обнимает ногу Ризли, обхватывая несколько запонок на задней стороне. Почти единственная опора, глаза мокрые, краска с губ растекается на кожу, они потрясающе припухшие. Можно кончить от одного только вида. Ризли отстраняет его, откровенно любуется, ловя мутный взгляд из-под ресниц, движение кадыка, то, как он цепляется за родное тепло, жмётся к ласкающим рукам, сам потирается о грубый металл. Он тоже близко и хотелось бы закончить вместе. Лини тяжело дышит через рот, пелена слёз застилает обзор, возбуждение удушает и трясёт тремором руки, но ему так хочется. Просто ужасно и бездумно, так что он легко покачивает бёдрами, чтобы возобновить трение, пока пальцы бессмысленно цепляются за прохладный пол, зацепляясь за ворсинки ковра, выдирая некоторые с корнем. Ещё несколько рваных толчков в горло, прежде чем Ризли приказывает: — Высуни язык. Мальчишка слишком слаб сейчас, чтобы прилагать минимальные мысли к словам. Он делает, как сказано, не задумываясь о смысле действия. Ощутимо унизительно, но от этого только внизу особенно сводит. Бёдра сжимаются вокруг чужой ступни, Лини приникает совсем близко, большой палец держит кончик его языка, оттягивая. — Умница. Похвала разливается тёплым напряжением по плечам. Так по-блядски, колотит. Под языком скапливается слюна, он слышит, как по коже скользят пальцы, рвано надрачивая, сам в нервном перенапряжении трётся о Ризли, интуитивно тянется вперёд. У него мокрый взгляд, потёкшая грань зрачка и этот умолящий вид. У Ризли дрожат бёдра и поджаты пальцы но ногах, брови сходятся у переносицы, он весь под действием импульса приподнимается, заканчивая парой движений по всей длине. Оргазм выбивает все мысли из головы — абсолютная глухая пустота. Блаженная, как рай, обжигающая, как сам ад. Тёплое семя пачкает губы, попадает на язык, остаётся на дёснах, под уздечкой. Лини замирает так на несколько секунд, растянувшихся в вечность, под внимательным детальным взглядом Ризли. Одна капля на кончике ресницы, и нет образа, который мог бы сильнее отразить людскую греховность. Пальцы спадают с языка, Лини глотает дважды, облизывается. Ризли не чувсвует собственных рук, растекается в кресле совершенно обессиленный. В промежности мокро от естественной смазки, Лини глотает свой рваный сухой оргазм, бёдра вздрагивают, поддаются вперёд и наверх, потираясь о затёртой металл высоких ботфортов. Он жмурится, тихо выстанывая имя возлюбленного и оседая после вымотанный и усталый. Лини ложится на чужое бедро, подкладывая под щёку ладони, Ризли сонно заползает пальцами в его волосы и мягко треплет, перебирает пряди, окончательно запутывая. Он лениво прибрал себя, зашуршала ткань, дёрнулась пуговица и напоминанием о произошедшим остались только подсыхающие разводы. — Хорошо? — Хорошо. Лини закрывает глаза, в уголке губ белёсое стягивает кожу и противно вяжет во рту, слюна густая, пить хочется просто ужасно, но он даже не думает шевелиться. Тело налилось свинцом и можно только смазанно смотреть вверх — в влюблённое лицо Ризли.