Лунный кот

— Итак, вы хотели бы заключить сделку? Арлекино улыбнулась едва различимо, хищно, с нотками давления. Её аура смешивалась с воздухом, проклятье было очевидно, перечёркнутые зрачки рассекали душу тонкими нитями. Густой удушающий запах превосходства, неоспоримой власти продавливал плечи, оседал сухим осадком в горле, мешая ровно говорить, хотя бы сглотнуть. Герцог парировал его отточенным холодом, запивал горьким виски. Они были похожи — это так веселило предвестницу. Крупный куш плыл прямо в распростёртые объятия Фатуи. Мальчишка позади складывал руки за спиной, сковывая одно запястья пальцами другой, и чуть наклонялся к своей госпоже в ожидании указаний. Он ничуть не боялся ни её взгляда, ни резких движений. Среди воспитанников в самом деле не водилось насилия — иначе он бы отшатнулся от одного поворота головы в свою сторону. Ризли заинтересованно хмыкнул. Его могли убить уже раз пять за начало дня, но фатуи смиренно склонялись, вспоминая, видимо, что они — дипломаты. Забавно. Мужчина сдерживал усмешку усилием, прятал за бокалом, лучи солнца преломлялись, рассеивая изображение. Он был безобразно красив, когда обнажал левый клык, когда откидывался так на спинку роскошного кресла, складывал ногу на ногу, оттягивая галстук вниз от шеи. У него хотелось вымаливать один единственный взгляд. Юноша скользнул тенью от хозяйки к официантам. Вот, кто дрожал, едва удерживая подносы ровно. Фатуи перебросился парой фраз и отнял фуршет. В обед прислуживать будет он. — Что за мальчик? — спросил с наигранным безразличием, подпирая подбородок ладонью. — Один из воспитанников, — легко, открыто, но только допустимо обозримую часть. Чуть шаг дальше — шипы вопьются в плоть, растерзают в грязную кашу. Ризли больше чувствует, чем понимает. Какой-то стойкий мрак держится вокруг Арлекино, глаза его не улавливают, но сердцем, шестым чувством он ощущается остро, душит без рук. Дрянное дело с такой переговоры вести. Но Ризли уже здесь, Ризли уже подливают в бокал шипучий алкоголь. Какие умелые руки у этого фатуи: он успевает мимолётно поклониться, вывернуться с откупоренной бутылкой, пожонглировать ей так, чтобы лучи рассыпались по стенам солнечными зайчиками, ослепили бликами, и долить до краёв высоко, напитывая кислородом. Обученный? Специально? Нет, едва ли — мальчишка возвращает бутыль подоспевшей девушке в форме и о чём-то шепчется с ней — скорее удачно сложенные обстоятельства. Арлекино не скрывает плотоядной ухмылки — настоящая живая скверна. — Заинтересовал вас? — смотрит так, будто собирается торговаться за его шкуру. Брови Ризли почти сходятся на переносице, но он осознанно придаёт лицу как можно более безразличное выражение. Пытается. — Не больше сделки, — продавливает именно это слово. Предвестница фыркает, но собирается, складывает руки на столе, замыкает пальцы в замок. Открытая-закрытая поза, невидимые шипы за спиной и обнажённые металлические когти — накладные. Ризли не удивился бы, если бы они уже вросли в её тело. — Вижу, вы не хотите оставаться на десерт, — она шутит. Это куда более жутко, чем прямые угрозы. Ризли наклоняет голову немного вниз, так что пряди чёлки частично закрывают обзор, смотрит прямо. Его взгляд грубый, кусается льдинками на языке. Достойный оппонент со знакомыми зажимами и шрамами, не такой молодой, чтобы быть обозленным, потому морозом жжётся. Если бы она не помогла тогда Лини, вероятно, из него выросло что-то столько же крепко сложенное и отстранённое от жизни. Арлекино со смешком отклоняет голову к плечу, позволяя подпалённым волосам лизнуть шею в лёгком касании. Им незачем спорить и играть в дебаты, предвестница знает уже всё о чужих планах и возможностях, но хочется проверить его для Лини, посмотреть вживую на анализ, проведённый внимательной Линнет. — Дела, понимаете ли, — его сарказм горчит и оседает где-то глубоко в желудке. Арлекино с первых слов понимает, почему Лини выбрал этого зверя. Укротить его, как личное достижение — золотой кубок, выставленный на видное место над кроватью. А он, видится, смог: слабо реагирует на повисшую атмосферу, без замираний выкладывает блюда, едва заметно задевая чужое плечо тканью формы. Предвестница рассчитывала на то, что герцог узнает мальца раньше, но сейчас наблюдает лишь отголоски сознания: Ризли начинает подозревать, колебаться. Вглядывается в движение рук, принюхивается. Форма стерильна, а порядок действий зазубрен, только на миг из-под плотных объятий тёмной ткани показывается узкое запястье, когда мальчишка чуть спотыкается на порожке, возвращаясь с пустым подносом. Ризли простреливает неясным чувством, Арлекино прячет усмешку под пальцами в перчатке. Кажется, Лини стоит отдать ему. Она посмотрит ещё, чтобы убедиться. — Вы увлечены моим подопечным куда больше, — тянет лживо-обиженно, герцог почти вздрагивает, возвращаясь мыслями и телом к предвестнице, контракту. Он сам не заметил как корпусом повернулся, следуя взглядом за прямой спиной, тонкой фигурой. Этот мальчишка жутчайше кого-то напоминал, но ощущение растворялось сладкой ватой во рту, как бы мужчина не пытался поймать его — нить обрывалась, едва касаясь пальцев. — Прошу прощения, — включенный официоз. Руки касаются приборов, давно ещё один проблемный малец указывал ему на вылизанный этикет, теперь Ризли намерен был избегать отточённых движений. Держаться развязнее, не следовать всему, что старательно вбили в голову по юности. Фыркает: это куда сложнее на деле. Особенно, когда юный фатуи встал стражем за спиной Арлекино. Ризли не чувствовал вкуса, просто отрезал по маленькому кусочку, жевал и глотал. Раз за разом, сосредотачивая все целые мозги на витиеватой речи предвестницы. — Полагаю, как урождённый Фонтейном, вы слышали древнюю легенду? — подводит к нужной теме, крутит серебряной вилкой меж пальцев. Знакомый жест. Ризли запивает подслеповатые ассоциации виски — сейчас не время думать о глупостях. Чтобы противостоять кому-то подобному нужно подобрать все силы. — Разумеется, — отрицать пока незачем, иначе она ведь в красках начнёт рассказывать то, что он слышал десятки, нет, сотни раз. — И что же вы думаете? — Хотите поговорить о пророчестве? — мужчина серьёзно поднимает одну бровь, выражая этим всё своё отношение к происходящему. Сочный кусок мяса дробится о зубы, кадык дёргается, когда он сглатывает пищу. Ризли вытирает накрахмаленным платком губы и просвечивает Арлекино взглядом. Они все действуют по какой-то конкретной методичке? Где они откопали эту шваль и почему продолжают, чёрт возьми, следовать? — Вполне, — предвестница не выдаёт смущения, если вообще способна на такие эмоции. — И что вы хотите узнать? Мою трактовку? — Ризли отрывается от трапезы, чтобы сложить руки перед собой, упираясь в столешницу предплечьями, чуть выше локтей. Пресловутый этикет проглядывал, когда мужчина отвлекался. — Значит, вы не считаете, что это бред сумасшедшего, — она ласково склоняется ближе, понижает тон голоса, так что герцога пробирают мурашки. Он сознанием держит себя на месте, хотя уже почти инстинктивно отшатнулся. Вблизи её аура... едва выносима. Как мальчишка выдерживает? Он лишь слегка хмурится, поправляя тонкими пальцами в перчатках края формы. Кажется, что недоволен поведением Арлекино, почти готов попросить её быть мягче, умилительно заглядывая в глаза. Под маской не представляется возможным различить где они, не то что понять направление взгляда. Удобно, расчетливо — как и все фатуи. — Нет, не считаю, хотя очень похоже, — Ризли делает первый шаг на распахнувшейся шахматной доске. — Меня это не особо касается. На откровенную ложь Арлекино только хмыкает, отстраняясь, признавая короткий раунд закрытым за собой. Герцог не выдаёт слабости и отлично держится, куда лучше Архонта — смех. Его поведение выверенное и чёткое, он не сомневается над принятыми решениями, не гнушается грязи и прямоты. Всё таки Меропид — не самое плохое место. Арлекино довольно думает, что отправила детишек в нужное место в нужное время. — В самом деле? — предвестница возвращается к игре, строит кривое быстрое удивление, тут же слетающее бумажной маской, покрашенной к спектаклю наспех. — Вам будет всё равно, когда вас затопит и растворит? — Если, — холодно, немного резко, на языке оседает лёгкий привкус дыма от алкоголя. Юный фатуи активизируется, фантазирует над ним с новой бутылкой. Он ощущается рядом порывом ветра, руку протяни — рассыплется в разноцветные осколки стекла, станет поблёскивать, как бегали солнечные зайчики по стенам; юноша избегает касаний, умело ускользает от череды взглядов. Тушуется от чего-то, соскальзывает к официантам в маленькой спешке. Его он опасается больше своей хозяйки, что логично, но слишком как-то неровно, вкось. Будто знал и видел, имел опыта достаточно для противостояния и прятал его, не желая контактировать вовсе. Какое-то личное прошлое, которое скомпрометировало его бы перед предвестницей? А это любопытно. — Если, — леди соглашается кивком. Она сама ест рыбу, наглядно разделяя их вкусы. На тонкой вилке застыл кусочек нежного филе. И как её руки не обжигает серебро? Острый кончик языка сыто скользит по губам. — И всё же, рассматривая ваше «если»? — А если меня завтра жандарм по ошибке застрелит? — Ризли для показной комичности поднимает в моменте обе брови. — Вероятность существует, — нейтрально отзывается, легко ведя ладонью по воздуху, замирая на подлокотнике. Арлекино пресыщена едой, теперь касается только своего абсента, который глотает так, будто у неё вовсе нет горла и она может вливать в себя жидкости разного градуса без ущерба для здоровья. Поразительная способность и полная отрешённость. Будто каждый предвестник пытается переплюнуть другого в сумасшествии — у них какая-то своя внутренняя гонка? Самый низкий рангом сбежал из тюрьмы без глаза бога меньше чем за неделю, притом, ходом, о котором Ризли не знал. Оглушающе сильно и смешно одновременно. — Пожалуй. Теперь мне бояться каждого жандарма? — он позволяет себе усмешку. Арлекино смотрит жестоко прямо, герцог готов поклясться, что кожей чувствует лезвия. Она способна насылать галлюцинации или это всё сила образа? Смешение. Чистый запах прибывшего служащего развеивает сгустившиеся сумерки. — Вы понимаете, о чём я говорю, — для продавливания нужной ей позиции даже смягчает тон. Как мило-благородно. — Как и вы то, что пытаюсь донести я, — Ризли не собирается уступать. Не так скоро. — Вы готовитесь, — отсекает. — Мысленно — определённо, — первая ухмылка пошла в ход. Мальчишка за спиной Арлекино крепко сжимает запястье пальцами другой руки. Жест контроля — Ризли хмурится. Слишком знакомо. Юноша тут же отпускает себя, летящей походкой движется к мужчине. — Мой мальчик, — предвестница останавливает его махом ладони. Как послушно фатуи застывает, оборачивается в момент, внимательно слегка склоняется. Воспитанный, покорённый — доверил бы ей выдранное из груди сердце. — Принеси нам вторые блюда. Юноша привычно филигранно кланяется, Ризли замыкает какой-то липкой, неприятной мыслью, которую невозможно поймать, но она плотно въедается в задворки сознания, остаётся тонкой плёнкой на грани произносимых слов. Герцог временно отмахивается, старается не вслушиваться в звук шагов, то, как резво он переступает, как собирает тарелки на поднос, как преподносит его... Лини. Имя-грех, мальчик-погибель. Конечно. Ну, конечно! Кого ещё она могла бы поставить рядом с собой на встрече? Значит, всё знает. Всё — до последней запятой. Зря он начинал партию, победитель в бланк был уже записан. И что теперь? Арлекино, похоже, поняла всё по одному взгляду. Четвёртая. Ризли закусывает щёку изнутри, пока глупо пялится в холодный салат с морепродуктами. Скоро они станут такими же, только бестелесными. «Скоро» — слышала бы только предвестница его мысли. — Хорошо, отбросим это, — голос хрипит, подставляя хозяина. Ризли прокашливается в кулак, слепо берёт приборы, чтобы занять тело делом. Арлекино следует его примеру, хотя, может быть, в ней есть что-то человеческое, и она не хочет оставлять его в ещё более неловком положении. Может быть. — Чего вы хотите от меня? Её глаза удовлетворённо щурятся, пока по стенкам горла скатывается кусочек промасленной сёмги. Блестящие губы вытирает грациозно предложенной салфеткой. Мальчишка держит одну руку, согнутой в локте, за спиной и наклоняется с явно напряжёнными мышцами. Он ещё не знает, что опознан. — Как вы верно выразились раннее, я хотела бы добиться взаимовыгодного договора, — Ризли, кажется, всё же не сдержался и фыркнул вслух. Откровенность напускная и такая противно дотошная, как вензеля на старинных документах из архива Нёвиллета. Мерзость чистейшая, ему бы очень хотелось избежать этого. — Проще, — почти приказывает, а Арлекино чуть не заливается в кресле напротив. Виду вроде не подаёт, только смешливо качает головой. — Вингалет вмещает больше людей, чем у вас заключённых с персоналом? — сразу к делу, пусть у Ризли линия губ дёрнулась, а юноша, застывший изваянием у спинки, заметно побелел на тон. — Да, — герцог силится примириться с мыслью, что она действительно знает всё. — Насколько? — Арлекино отодвигает от себя едва тронутое блюдо, не притрагивается и к бокалу; она собрана, как её руки. — Незначительно. Десять-двадцать «лишних» мест, — Лини дёрнулся на его голос, смутился. Ризли дорогого стоило оторвать от юноши взгляд и вернуть всё внимание к куда менее привлекательной предвестнице. Она обаятельна в мучительном смысле, азартным людям наверняка бы понравилось нечто настолько стальное и смертельное. Ему — точно нет. — Вы планируете спасать всех? — Кого смогу, — Ризли заучил эти ответы до дыр. Он задавал себе их сам, под вечер застывая перед зеркалом в спальне, смотря холодно в собственные глаза, пытаясь заглянуть через них в душу. Выходило не так гладко, как у Лини. Прирождённый талант всё таки. — Почему не гражданских? — Арлекино умостила голову на сложенные в замок пальцы, локти уперлись в столешницу, накрытую какой-то непомерно дорогой расшитой скатертью. На небесно-белом чёрные разводы особенно выделялись. Его крепкие предплечья, перевязанные нитями того же цвета, легли поверх света. Какая грязная выходила сделка — два беса договаривались о спасении. — Старая обида, — легко пожал плечами, не придавая этому реального значения. Отмахивается, стопорясь разве что о внимательный взгляд. Лини смотрел, Ризли смотрел в ответ туда, где по предположению должны быть глаза. Он точно видит, это ощущение мурашек на коже не спутаешь ни с чем. — Вот как, — выдаёт формальность, чувствуя чужое вмешательство. Юноша через секунду уже идёт за пополнением алкоголя в бокалах. — Я так понимаю, кроме моих воспитанников никто не занимается помощью гражданским. Ризли серьёзно обжигает то, как она на самом деле права. Он слышит отзвук убеждённого голоса Лини, который её искажёнными губами повторяет мысли. Верхушка бездействует и надеется на иностранку. Единственный что-то делающий человек почти отрёкся от людей под солнцем. Это и помогает ему в работе, но не спасёт остальных. Только своих и несколько... названных своих. — Фонтейн ведь — ваша родина? — Ризли проглатывает отрезанное щупальце осьминога, краем глаза наблюдая за очередным представлением искусства от Лини. Да, он определённо пойдёт на пачку представлений, фокусник не за глаза прославился. Как ловко его пальцы орудовали открытой бутылкой — фантастика. Вот он подбрасывает её в воздух, тут же ловит подставленной ладонью за спиной, переворачивает быстро, чтобы не пролилось и капли, возвращает в воздух, чтобы поймать меж пальцев другой руки, повернуть, задержать ровно, посмеиваясь, дать себе секунду на собраться и вывернуть кульбит в ходовую-правую. Наливает после, подслащая виски довольной улыбкой. Ему совершенно искренне нравилось красоваться перед Ризли. И это, пожалуй, единственное, что ему нравилось в сегодняшней миссии, но огрызаться на «Отца» непозволительно, поэтому он просто согнётся в очередном плавном поклоне. Ризли смотрит слишком долго, Ризли пьёт, продолжая смотреть, и алкоголь шипит на слизистой, обжигает горло. Мальчишка сбегает с полупустой бутылкой, даже её он несёт со всей заботой на подносе, оплетённом по краям лозой с виноградными кистями. Все эти излишества потонут, но как же тяжело вернуть себя в мир, представляя как ресницы юноши сейчас дрожат, как его розоватые губы шевелятся, пока он говорит с персоналом и перебрасывается указаниями с охраной. Непослушные локоны, должно быть, привычно топорщатся, у маленькой косички за ухом секутся кончики. — Да, — такой резкий скрежущий голос прерывает всякие мечтания. Ризли наглухо забыл о чём они говорили, ему требуется несколько долгих секунд и усилий, чтобы вспомнить очертания диалога. — Как планируете спасаться сами? — разумеется, она только хмыкает в ответ, на половину усмехаясь. — Меня это не тревожит, — суховато, но осязаемо честно. Ризли любопытно чем заняты мысли предвестницы на самом деле — о чём могут всерьёз переживать эти люди? О новом конце света? Потоп — неплохое начало. Пусть это сотрёт всего одну из семи великих наций. Всего — а целый народ. Хотя и «сотрёт» слишком грубое слово, они ведь по сути вернутся к началу начал для себя. В одной из запылённых изъеденных червями книг Ризли нашёл легенду о людях, вышедших из воды, рождённых ей. Сказание плотно переплеталось с народными поверьями, например, с обычаем бросать монетки в фонтан, прося рождение здорового и крепкого ребёнка. Занятная, но естественно ничем не подкреплённая теория, кроме благоверного вида книжки, конечно. — У Фатуи так крепко понятие родины? — пробует. — Весьма, но я здесь за сердцем Архонта, — у Ризли отвисла бы челюсть, не будь он старшим мужчиной, сиротой. Потрясающая честность. — И вы прекрасно осведомлены об этом. — Конечно, весь Фонтейн слышал о том суде, — герцог едва заметно щурится, вспоминая рассказ из первых уст. Лини выглядел тогда помято и смущённо; когда докладывал Нёвиллет, в его голосе играли ноты заботливости о народе и некоторое сочувствие. У него не было предрассудков в принципе, это касалось и Фатуи, хотя судье явно не нравилось, как они ворошили дела, как ходили затемно по узким улочкам, пугали мирных. Промышляли своё, ни у кого не спросив. Удивительный народ — их знали все. — И как ваши успехи? — Достаточно, — неоднозначное слово, но Арлекино по виду довольна успехами. — Всё начнётся, когда Лини выйдет. Юноши сейчас нет рядом, он куда-то запропастился, так и не принеся абсент для предвестницы. Она это специально — по глазам видно. Как бы тяжёло не было читать эту темень с кровавыми чертами в зрачках. — Я не буду принимать прямое участие, — она говорит спокойно, размеренно. Всё распределено по полочкам в идеально ровные стопки — Арлекино рассказывает выученный сценарий пьесы. — Однако нам пригодится ваш Вингалет и люди. Полагаю, полностью вмешивать вас месье Нёвиллет не станет. — Вы хотите моих людей для?.. — Спасательных операций, — ёмко. Предвестница в курсе частичных затоплений без жертв. Пока без жертв. — Как это поможет вам достать сердце? — Ризли спрашивает то, что его на самом деле давно волнует. Вся эта патетика пацифизма — белило на глазу. Злобные фатуи не могли ведь такого? — Если всё получится, как нужно, то его отдадут добровольно, — ответ не вполне устроил, но большего герцог вряд ли бы дождался. Арлекино едва заметно улыбалась, складывая руки перед собой, скрывая часть лица. — Людей я спасаю не для этого, не беспокойтесь. Нам — Фатуи — нет никакого резона в их смерти. Ризли медленно кивнул: — Путешественница нейтральна к вам. — Спрашивали? — усмехается. — Видел, — парирует коротким холодом. Его сбивает Лини, подоспевший и запыхавшийся, со свежей бутылкой абсента. Приличия ради Арлекино подставляет ему бокал, хотя пить больше явно не планирует. Диалог льнёт к логичному завершению, они ещё обсуждают детали, мягкой поступью переходя к возвышенным философским теориям. Арлекино удовлетворённо скалилась: противник в дебатах ей нравился. Он обладал крохотной частичкой запретного знания и умело оперировал ей, опираясь на все изученные книги, его тронула судьба достаточно, чтобы заточить клыки и натаскать на неоднозначные острые вопросы. Предвестница кружила мужчину в танце формальностей и личных предпочтений, так незначительно делилась своими, вскользь, чтобы не успел обдумать. Руки расходились в стороны, открывая слабо вздымающуюся грудь, пальцы легко подрагивали в эксцентричном порыве. Так, медленными размеренными шагами она подобралась к самому главному, уловив момент, когда Лини отлучился. — Ты узнал его, — она не спрашивает. Ризли молча кивает: он слегка пьян, взгляд ещё ровный, прямой и отдаёт сталью намерений, но плечи держит свободнее, длинные ноги сложил под столом аккурат мимо этикета. Металл скребёт друг друга, издавая какой-то жалобный противный писк. — Тебе наглядно показана его роль. Ризли вновь кивает болванчиком. Ему не нравится, куда идёт этот диалог: не пристало взрослому мужчине оправдываться за свой выбор. Но избежать его не получится, Арлекино может подловить в куда более неудобный момент. — Не передумал? — предвестница на удивление предельно серьёзна. Она сама держится развязнее, видимо, абсент не прошёл даром, осел на стенках желудка. Интерес тяжелее скрывать, поймать взгляд — легче. Ризли пользуется, задерживаясь. — Нет, — он чеканно решителен. Слабая попытка пошатнуть нечто, заевшее шарманкой на сердце. — Обойдёмся без угроз. Арлекино фыркает, отклоняясь обратно к спинке стула: — Я сама воспитала его. Лини руки по локоть откусит — навредить себе не даст. Это то, в чём они определённо искренне сходятся. Почти единственное, но драгоценное, заключённое в нескольких звуках имени. Названный мальчишка вырастает как из-под земли, встаёт за спиной предвестницы, скользит любопытными глазами по герцогу, пытаясь угадать о чём шёл сейчас диалог. — И я никогда не наврежу, — Ризли коротко усмехается, поддевая любопытство на крючок. Арлекино покачивает термоядерную смесь в бокале: столетняя выдержка и кислотный цвет. Она щурится, будто проверяет на прочность, готовит очередной трюк со щелчком пальцев, но ничего не происходит, мужчина только ведёт плечами, сгоняя наваждение и зовёт одного из должностных лиц. Пора подписывать контракт и расходиться полузнакомыми, взаимно не желая новой встречи — это значило бы большие-большие проблемы для обоих. У Ризли красивая подпись. Размашистая, быстрая, видно от количества ежедневных документов. Юный фатуи невольно задерживает стопку в руках, прежде чем спрятать её в плотную бумагу. Обернуть, перевязать тонкой бечевой верёвкой и вручить кому-то из особенно тёмных людей, пока холодная гордость под любимым именем поднимается, собирается лениво и томно, набрасывая на плечи плащ-пиджак. Лини хочется прижаться, вдохнуть полной грудью аромат морозной свежести и расчихаться от табака на коже — на выходе в переулке они курят вместе, как заядлые старинные друзья. Разговора не разобрать, но Ризли отчего-то чуть не хохочет, юноша в обиде поджимает губы. Его руки привычно сложены за спиной, пальцы перебирают друг друга, путаются в фалангах и так же быстро грациозно находят выход. Он не уверен в курсе ли герцог обо всём... «Отец» ловит за плечо, снова бесшумно. Мальчишка привык, только голову поворачивает, даже не вздрогнув. Внимает новому приказу.