Таблетка

Тимур вернулся из травмпункта в крайне нервном состоянии. Голова все ещё болела, но черепно-мозговой травмы не обнаружили, поэтому в больнице он не остался и приехал на такси обратно в общежитие. Зайдя в комнату, он громко сбросил костыли на пол и лег на кровать в позе звёздочки. После поступка Билла его действительно начала мучить совесть. Он помог, хоть был и не обязан, и сам Тимур ни за что не стал бы помогать ему и марать руки, окажись Билл в такой же ситуации. Но Билл это сделал. И бог с ним с финалгоном, но коньки...это может привести к травме, и если раньше Тимура это не волновало, то теперь начало. Признаться Биллу он не смог. Теперь все. Теперь признаваться — лишь усугублять свое положение, чего Тимур делать не собирался. Он мысленно пожелал Биллу удачи заметить неисправность коньков до того, как он выйдет в них на лёд. Потому что до тех пор, пока он не оттолкнется для прыжка — это все лишь неприятность. Винты можно закрутить обратно, а шнурки заменить. Тимур не мог сказать, спустя какое время Биллу понадобятся запасные коньки. Может быть, через полгода, и тогда он будет уже далеко... Тимур резко сел на кровати. Осознавать то, что это его последние дни здесь, было страшно. Он здесь вырос, и уходить из штаба, прощаясь с тренерами — все равно, что прощаться с семьёй и навсегда покидать родной дом. Тимур не был к этому готов. Да, он хотел уйти после травмы, но это было импульсивное решение, которое он отменил спустя пару дней. Если его исключат — попроситься назад спустя два дня уже не получится. Влад, сидевший за учебниками, напряжённо не выпускал Тимура из поля зрения. Он прекрасно видел, что тот нервничает — он различил это ещё по шагам в коридоре и тому, как он открыл дверь. Удивительно было то, что Савранский был не злым, а именно нервным. Редкое явление. Влад не стал спрашивать, что с ним. Не то что бы ему было дело до Тимура, не трогает — и слава богу, а вот подав голос можно было нарваться на агрессию. Поэтому Влад все же опустил взгляд на учебники. Теперь, когда Тимур в гипсе, можно было чуть снизить градус напряжения и не постоянно держать его в поле зрения, ведь теперь он не мог быстро и беззвучно передвигаться, а значит, если что, Влад точно успел бы среагировать. Станчиков уже знал, что осталась пара дней. Всего пара дней — и он свободен! Можно будет наконец-то спокойно спать, не бояться за себя и свои вещи, не дергаться от каждого шороха и не бояться разозлить кого-то! Он был действительно счастлив, и завтра точно заобнимает Билла, лишь увидев. Мечта наконец сбудется — он сможет жить спокойно. Тимур смотрел в потолок, пытаясь справиться с таким непривычном чувством мук совести, как вдруг дверь приоткрылась и в нее неуверенно заглянул Ярик. Влад напряжённо поднял взгляд и тут же опустил его обратно, старательно делая вид, что он часть интерьера. — Стучаться не учили? — недовольно спросил Тимур. После разговора с Реймонами, он понял, что сдал их именно Ярик. — Прости...— он перевел глаза на Влада,— ...те. Нас Аделаида Эдуардовна зовёт. — Куда зовёт в десять вечера? — не понял Тимур. — Не знаю,— Ярик неуверенно пожал плечами,— она сказала, что в комнату коменданта. Исключать наверное будет.... Влад скрыл улыбку за учебником. — А знаешь почему? — негромко спросил Тимур. Взгляд мгновенно потяжелел, — Иди сюда, чего в дверях застрял. Ярик оглянулся на коридор, но медленно зашёл внутрь и присел на кровать к Тимуру. — Почему? — спросил Ярик, чувствуя подвох. — Потому что ты еблан тупой! — Тимур сразу начал кричать,— Нахуя ты, блять, рот открыл? Как я понял из разговора с Реймонами, у них на нас ничего нет, понимаешь ни-че-го, кроме слов Ковальчука! Они тебя на понт взяли, и ты, долбоебина, признался, вместо того, чтобы все отрицать! Ты понимаешь, что Юлиан заинтересован в том, чтобы это были мы?! У него Женя лучший друг, а это второй главный подозреваемый! И за Билла он внезапно вступается из личной симпатии. Ты понимаешь, что если бы ты, мразь ебучая, молчал, у них ничего не было бы против нас! А ты, уебище, вместо того, чтобы отрицать вину, сдал ещё и меня, кусок ты крысы вонючей! Нахуй ты меня в это втянул? Если сам долбоеб, сказал бы, что лично это все сделал, нет же, надо было сдать нас обоих! — Тимур замахнулся на него и тихо зарычал. Бессильная злость на Ярика присутствовала ещё днём, но он ее сдерживал, потому что не знал деталей. А теперь хотелось пробить ему парочку ребер за то, что испортил жизнь. — Ну прости,— проныл Ярик,— Я испугался. Откуда я знал, что у них доказательств нет?.. — Спрашивать надо, придурок! — почти прокричал ему в лицо Тимур,— Знаешь, что в таких случаях делают? Адвоката зовут! В твоём случае — меня. Со спокойным ебалом берешь и спрашиваешь, почему они решили, что это ты! Знаешь, почему они к тебе, паскудине, первому пошли? Потому что они знали, что тебя, мудака, расколоть будет проще, чем бутылку воды открыть! — Тимур раздражённо выдохнул, ища, чем бы в него кинуть и какой из ближайших подушек удобнее душить людей. С каждым словом он распалялся все больше, — Нахуй я вообще с тобой связался? Тринадцать лет, тринадцать, сука, лет, у меня всё было ровно и гладко, но стоило твоей жопе появиться рядом со мной, как все мгновенно по пизде пошло! Если сдашь меня с их коньками,— Тимур взял его за грудки и приблизился, заставляя Ярика нервно сглотнуть,— Я тебя, уебище лесное, закопаю под кустом, под который все ссут, причем живьём, чтобы ты все это глотал, — Тимур откинул его от себя и нервно встал на одной ноге, беря костыли,— Пошли, нас ждут.

***

Зайдя в комнату, подростки увидели там Аделаиду Эдуардовну. Она сидела на стуле возле письменного стола и буравила стену напряжённым взглядом. Услышав звук открывающейся двери, она посмотрела на них. — Ну что? Натворили дел? Совесть не мучает? — она перевела скептический взгляд с Тимура на Ярика, — От тебя, Ярослав, я вообще такого не ожидала. Всегда был тихим, вел себя нормально. В тихом омуте, как говорится... — она вздохнула. Ярик молчал, заведя руки за спину и глядя в сторону. Спорить по поводу виновности в этом Билла, как он понял, было бессмысленно, да и он откровенно боялся. Одного всплеска эмоций в разговоре с Мейсоном ему уже хватило, и он решил не усугублять положение. Стыдно при этом не было. — Можно второй шанс? — спросил Тимур, ни на что особо не рассчитывая. — Тридцать третий уже шанс тебе был дан. Все, Тимур. Терпение лопнуло, все возможные грани вы перешли. Если я буду дальше держать тебя здесь, то проблемы могут быть уже у меня. Я никогда не одобряла того, что ты делаешь, но надеялась, что ты исправишься, и здесь я узнаю столько новых подробностей,— Она покачала головой,— Ты понимаешь, что если все это вскроется, то это как минимум учёт в полиции, а если вскроют это Реймоны, то это уголовка? Понимаешь, спрашиваю? Тимур кивнул, обнимая себя руками и смотря куда угодно, только не на тренера. Перед ней было действительно стыдно. Аделаида Эдуардовна была, пожалуй, единственным человеком, к которому, как бы Тимур себя не вёл, он испытывал положительные чувства. — Надеюсь понимаешь. В связи с этим вы оба исключены. Можете пробовать подавать заявки в другие штабы, но я вас уверяю, тренерское сообщество будет в курсе. Не знаю, кто рискнёт вас принять. Конница, завтра все равно выступаешь на чемпионате, ты заявлен, но автограф-сессии не будет и на банкет ты не приглашен. У вас обоих три дня, чтобы съехать из общежития, но я советовала бы сделать это быстрее, в целях вашего же спокойствия. Сомневаюсь, что вас там будут рады видеть. — Простите,— негромко сказал Ярик. Тимур все ещё молчал. Чувство безысходности накрыло с головой только сейчас, и глаза защипало. — Подписывайте,— Аделаида отдала им по экземпляру документов. — А стипендия за май будет? — спросил Ярик, ни на что особо не рассчитывая. Хорошо, если компенсации платить не заставят. Но две тысячи лишними не бывают. Стипендию все получали разную, в зависимости от успехов. Билл и женская основа международной сборной получали тридцать, Женя — двадцать семь, Диана и Руслан, за выслугу лет, хоть и не находясь уже в международной сборной — двадцать пять. Юлиан — пятьдесят, в силу отсутствия родителей и какой-либо помощи извне. Остальные меньше. Это были не единственные выплаты спортсменов. Зарплата сборной России составляла около пятидесяти тысяч, сборная Санкт-Петербурга получала десять. Диана и Руслан, как олимпийские чемпионы, получали дополнительно по пятьдесят тысяч в месяц, которые будут им выплачиваться пожизненно от государства. Общий доход так же строился на участиях в шоу, призовых со соревнований и рекламных контрактах. Таким образом, заработок фигуристов мог быть совершенно маленьким, и такие люди жили на полном содержании родителей, а кто-то зарабатывал миллионы и жил на полном содержании Федерации. Например, активу сборной все оборудование, будь то коньки или соревновательные костюмы, оплачивали. — Обойдешься. Ярик спокойно пожал плечами, взял ручку и поставил подпись. Отчисления было не избежать, но он ни о чем не жалел. Теперь придется возвращаться в родной город к родителям, и он очень сомневался, что его там радушно встретят, после таких-то новостей. Отец был взбешён и по телефону пообещал голову оторвать, как только увидит. Родители и так были недовольны его результатами на соревнованиях. Казалось бы, занимается в лучшем тренерском штабе, пусть и недолгое время — по сравнению с тем же Тимуром, работавшим здесь с трёх лет — но все равно получает очень низкие для профессионального фигуриста баллы и не может отобраться в сборную. Тимур медлил. Он смотрел на листок и не мог поверить тому, что должен это сделать. Все последние годы, как бы он себя не вел, казалось, что его простят. В любом случае простят. Его могли ругать, могли наказывать, могли кидаться предметами, но Тимур всегда был уверен, что такой нож в спину никогда не получит. Что он всегда может положиться на тренера, потому что на родителей положиться он не мог никогда. — Иди. Завтра не опаздывать, — махнула она рукой Ярику в сторону выхода. — А то что? Исключите? — пробурчал Ярик себе под нос, выходя из комнаты. Он решил не ждать. — Тимур, — Аделаида устало вздохнула. Прощаться с Яриком было несложно, а вот с Савранским, каким бы он не был... Она всегда надеялась, что он изменится, но терпеть дальше было нельзя. Она не могла позволить страдать другим своим ученикам, и раз Тимур не желает меняться, то пришлось делать тяжёлый выбор. Случаи неспортивного поведения все учащались, а узнанное днём и вовсе не оставляли поводов для сомнений — Тимура нужно исключить и желательно ещё и от общества изолировать. Никто из ее учеников не заслуживал такой головной боли рядом. — Что с тобой? — она подошла ближе и оглядела его голову целиком. Тимур ни капли не сопротивлялся. — Любимые родители,— с сарказмом произнес он, послушно позволяя себя осмотреть, — Реймоны скорую вызвали, я был в больнице, со мной все нормально. — Боже, — она вздохнула. Это был большой аргумент в пользу того, чтобы Тимура всё-таки оставить. К родителям она его отпустить не могла, особенно со сломанной ногой. Ему нужен покой, а не попытки спастись от насилия. — Я не хочу уходить,— негромко сказал Тимур и резко поднялся, обнимая тренера. Он ненавидел быть уязвимым, но не мог ничего поделать. Сердце болело так, как не болело никогда до этого. — Сотни вторых шансов, Тимур, — Аделаида обняла его в ответ, поглаживая по спине,— Сотни. Я многое тебе прощала, мы много раз разговаривали и ты обещал, что больше не будешь. Я больше тебе не верю. — Простите... — в носу защипало. Впервые за долгое время он говорил искренне. Но какой смысл, если теперь ему не поверят, привыкнув ко лжи? — Я тебе не верю,— повторила Аделаида,— Ты столько раз меня обманывал. — Я не хочу бросать фигурное катание, я не хочу возвращаться к родителям, я не смогу. Я не хочу терять вас... — Тимур ненавидел слезы, которые сейчас текли из глаз. Он мог заплакать и раньше, это не вызывало у него труда. Но когда это действительно были искренние слезы — становилось мерзко от своей слабости. Он прижался к тренеру крепче. — Можешь попробовать подать заявку к Симоновой,— подумав, сказала она. В качестве воспитательных мер, решение помочь в такой ситуации было плохим, но она не могла обречь его на возвращение домой. От вызова органов опеки раньше он категорически отказывался, ведь это значило бы попадание в детский дом,— Они обычно бунтуют против тренерского сообщества. Расскажешь Лисичкиной, какая я плохая, и тебя примут с распростёртыми объятьями. У них есть общежитие. Но если вести себя там будешь так же, как здесь, тебя терпеть никто не станет. — А если... — Тимур отстранился,— Если я.... Изменюсь. Вы примите обратно?

***

— Леночка! — руководитель взмахнул руками, и тут же выставил из офиса всех, кто там был. Оставшись наедине, он тут же торопливо спросил: — Ну как?! — Все в порядке. Думаю, задание ещё нельзя считать выполненным, но я свою работу сделала, — врач сняла пальто и повесила его на вешалку возле двери. — Господи,— Мужчина откинулся на спинку кресла, снимая очки и массируя веки пальцами,— Меня скоро эта клиника в могилу сведёт. — Анатолий Геннадьевич, все же в порядке,— она поставила чемоданчик на пол,— Чего вы так разнервничались? — А чего здесь не нервничать, Лена?! Чего тут не нервничать?! — он вскочил и начал быстро перемещаться по кабинету, — Сначала проверка нагрянула от руководства, потом всех врачей мне на уши поставили и пациентов своей комиссией смутили, потом третья проверка! Лена, они чистоту розеток проверяли! — рассказ был слишком эмоциональным. Почти подбежав к шкафу, Анатолий Геннадьевич накапал себе валерьянки прямо в рот,— Потом с нами связывается начальство. А потом и вовсе приезжает делегация прямо оттуда,— он указал наверх так, будто имел ввиду небеса,— С прямым приказом. Тайные встречи и созвоны, курьер приезжает с черной коробкой, которую просили передать лично в руки! Договоры эти о неразглашении! Если что ты расскажешь, мы ж с тобой сядем на пожизненное! Ты знаешь, кто этот человек?! Мне что думать, Леночка?! — Все в порядке, не беспокойтесь так. Просто конфиденциальное задание, — она пожала плечами, наблюдая за ним. — Конфиденциальное задание,— он плюхнулся в кресло и достал сигарету, — всю клинику на уши поставили. Я вон,— он схватил свободной рукой прядь своих волос, чуть их не выдрав,— седой уже с этими фокусами. Я увольняюсь, у меня сил на это все нет. Все, увольняюсь. Сегодня же. — Вам ещё что-то сообщили? — Да, — он стукнул рукой по столу,— Сообщили. Что ты там делала на задании своем? Знаешь какая у тебя единоразовая выплата?! Десять! Тысяч! Долларов! — он вновь откинулся на кресло и закурил активнее. Елена молча прошла к панорамном у окну и открыла форточку. — Да, я... представляла,— сказала она. Увидев ситуацию и пообщавшись лично с мистером Реймоном она уже знала, что заплатят ей много. Раз проделана такая работа, значит для него это важно. — Да все врачи и персонал клиники вместе взятые таких денег никогда не видели! А тебе заплатили это за час! — он отвернулся и потушил сигарету об пепельницу, тут же схватив следующую, — Что было в коробке? — Я не уверена, что могу это рассказывать. Я ведь подписывала договор. — Про посылку в договоре ничего не сказано,— продолжил он уже тише,— я его читал. — Визитка и лекарство,— она вздохнула, чувствуя, что совершает ошибку. — Судя по цене вопроса, лекарство должно быть от рака. Он правда тебе звонил?! Сам? — Анатолий Геннадьевич подскочил на стуле и стукнул руками по столу, выбросив недокуренную сигарету в пепельницу. — Да. Мы разговаривали лично. — Господи, Господи, Господи,— начальник взял сразу три сигареты, поджёг и интенсивно вдохнул дым,— А следующим к нам кто позвонит? Елизавета вторая? Может, Господь Бог?! Подойдя к столу, Елена выложила перед ним пистолет: — Меня просили после задания вам отдать. Анатолий Геннадьевич похлопал глазами, не сводя изумлённого взгляда с оружия: — Я увольняюсь. Я у-воль-ня-юсь. — Анатолий Геннадьевич,— в дверь заглянула молодая медсестра. — Я увольняюсь! — прокричал он на нее. Девушка испуганно захлопнула дверь. — Не пугайте вы людей, Анатолий Геннадьевич,— Елена налила воду в стаканчик из кулера, а после накапала туда ещё раствора валерьянки и отдала боссу,— Все в порядке. Он бутафорский. Внезапно раздался звонок мобильного телефона. Мужчина подскочил на месте и выхватил телефон. Незнакомый номер. — Да? — он поднял трубку,— Да... Да, конечно.. Нет, никто не поступал. Завтра, да, наверное... Нет, мне не сообщали. Да, конечно примем. Свободно, да. Да. Спасибо, да...— говорил он, нервно потея. Когда трубку сбросили, он вскочил со своего места и заметался и по кабинету. — Что мне делать, что мне делать, что мне делать?! — Что случилось? — Какой ещё пациент, Лена!? — прокричал он ей в лицо,— И где этот пациент?! — Дома у себя пока. Завтра приедет, все будет хорошо, не волнуйтесь. Анатолий Геннадьевич упал на стул, взял бумаги со стола и начал отмахиваться ими, как веером. Он уже давно был весь взмокший. — Пациент, мать его... Что там за пациент такой? Любой неправильный чих в его сторону, и мы все единовременно пойдем дворы мести. — Поверьте, он милый мальчик... Ничего такого. — Мальчик-то может быть и милый,— мужчина снял очки и начал агрессивно их протирать краем пиджака,— Родственнички у него зато не милые. Елена мысленно полностью согласилась с этим высказыванием. Майк был милейшим существом на планете, но вот его отец... Сам Эмиль Реймон, кстати, у нее не вызвал негативного впечатления. Он показался хорошим человеком, переживающим за свою семью. — Клиника от прошлой проверки ещё не отошла! У меня три заявления по собственному, иначе пришлось бы увольнять по статье! Я кто такой, чтобы врачами раскидываться? Некомпетентные, видите ли, специалисты,— он стукнул кулаком по столу,— За семь с половиной минут наблюдения они это поняли! Мне уже начальство звонит и спрашивает, что у нас тут происходит, а что я им должен сказать?! Сейчас вместе с этим золотым пациентом приедет ещё одна проверка, увидит, что у нас под обоями пыльно, и пойдем мы все дружно кричать "свободная касса", а клинику закроют!

***

Майк, пошатываясь, зашёл на кухню. Хотелось пить. Ещё он понимал, что надо бы поесть, но этого смертельно не хотелось, и он принял очень наглое решение дождаться, пока Билл сам вспомнит об этом. Судя по всему, отец переложил эту обязанность на близнеца сразу, как в прошлый раз не получилось. Оно, наверное, и к лучшему. На кухне сидела Лиза. Вообще, такое можно было застать редко, так как все предпочитали сидеть либо в своей комнате, либо у кого-то, но не в общедоступных местах, потому что так шансов, что отец предъявит претензию за бездействие, было больше. Сестра не подняла взгляда с экрана телефона, медленно поедая салат. Майк остановился и долгим взглядом посмотрел на стакан на столе. Стакан. Прозрачный, невысокий и абсолютно гладкий, состоящий из стекла средней толщины. А что, если... Майк взял стакан со стола и резко швырнул в стену. Тот ударился и упал на стол, скатился на пол, после чего разбился на множество осколков. Лиза резко замерла и медленно перевела взгляд на Майка. — Какого хуя? — спросила она, оставаясь все в той же позе, и лишь исподлобья глядя на брата. — Я не знаю,— Майк сам испугался того, что сделал. Он испуганно прижал руки к груди, но остался на месте, опасаясь наступить на осколки. Встретившись робким взглядом с сестрой, он понял, что ему конец. Резкий испуг спровоцировал приступ агрессии, и ему очень повезет, если сейчас Лиза не покалечит его и не поранится сама. — Майк, — девушка резко встала, схватила со стола солонку и швырнула ее в стену с такой силой, что казалось, будто ее должно пробить насквозь, — Я тоже так умею, знаешь ли. Майк понял, что целилась она ему в лоб, и просто не попала. От осознания накрыла паника. Фарфоровая солонка рассыпалась на множество мелких частей, и соль рассыпалась по всей кухне. Майк почти отпрыгнул в сторону и сполз по стенке вниз, начиная тихо плакать. Страшно было до жути. — Какого лешего ты, блять, делаешь? — На пол полетела уже ваза с цветами. Одинокие оранжевые тюльпаны, вперемешку с водой и фарфором теперь валялись на полу. — Какого...— послышалось сзади. Майк лишь прикрывал голову руками, понимая, что целым он точно сейчас не выйдет. Лиза подняла перечницу и замахнулась ей в Майка, но тут ее руку перехватили сзади. Лиза обернулась. — Прекрати,— только и успела сказать Джессика, как ее тут же почти швырнули в стену. Ударившись спиной, Джессика согнулась пополам. Это было неудивительно, Лиза была довольно сильной, к тому же выше миниатюрной Джесс почти на голову. В приступе агрессии та не контролировала свою силу, что было действительно страшно. Резко подняв ее за плечо, Лиза ещё раз ударила ее спиной об стену. — Перестань, пожалуйста... — дрожащим голосом слабо попросил Майк. Он понимал, что сейчас ещё раз переключит агрессию на себя, но смотреть на такое не мог. — Что происходит? — послышался голос отца. Увидев, что Лиза замахнулась на сестру в третий раз, он перехватил ее руку и дёрнул ее в сторону соседней стены коридора, — Успокойся. Лиза прорычала что то и вырвала руку из его хватки, укусив за предплечье, но тут же оказалась прижата лицом к стене с заломанными за спину руками. — Елизавета,— все так же спокойно проговорил Мейсон, чуть усиливая давление на руки. Лиза сама себе причиняла боль очень активными попытками вырваться. Джессика оторвалась от стены, потирая поясницу. Это было больно, но ничего другого она и не ожидала. В это время в коридоре собрались уже все члены семьи, за исключением Фионы, которая ещё не приехала с работы, и Билла, гуляющего с собаками. — Что с ней? — шепнула Келли. — А то ты не знаешь,— проворчал Райли, давая сестре лёгкий подзатыльник. — И убирать все опять мне,— вздохнула Лаура, складывая руки на груди. Огонек молча прижался к Лауре. — Так, — Мейсон обернулся на детей,— А ну быстро разошлись! Нечего тут смотреть. Болит что-то? — спросил он у Джессики. Приходилось прикладывать усилия, чтобы не дать Лизе вырваться. — Нет,— торопливо ответила девочка, выпрямляясь,— Ничего не болит. Она не виновата, Майк ее напугал и случился приступ. — Что ты здесь устроил? — спросил Мейсон у Майка. Теперь все трое смотрели на него. Джессика с вопросом во взгляде, Мейсон напряжённо. Лиза тяжело дышала с ненавистью в глазах. Она перестала вырываться, но ещё не успокоилась. Майк всхлипнул и подтянул колени к груди, уткнувшись в них носом. Он не знал, что сказать и как оправдаться, а от взгляда отца было настолько страшно, что он не мог выдавить из себя ни слова. — Пап, ему страшно,— сказала Джессика, сочувственно глядя на брата. — Ему всю жизнь страшно,— проворчал Мейсон,— Успокоительного скоро на них двоих не хватит. Один ревёт, другая дебоширит. Убери здесь всё. Лиза дернулась, почувствовав, что давление ослабло. — Мне тебя как успокаивать? — спросил отец, наклонившись к ней,— Ремнем, связыванием, или уколами? — Отличный выбор, — прошипела Лиза, дёргая плечами в попытке освободиться. — Тем не менее тебе придется его сделать. В этот момент прозвучал звонок в дверь. — Отлично, значит выбора не будет. Джессика, принеси аптечку. Олли подбежала к двери, чтобы успеть быстрее сестры, и, приподнявшись на носочки, чтобы заглянуть в глазок, открыла дверь. Собаки забежали внутрь первыми, вторым зашёл Билл. — Куда ходил? Билл вздрогнул от голоса отца за спиной Олли. — С собаками гулять...— Присев на корточки, он начал отцеплять поводки от комбинезонов щенков, стараясь не выдать, что нервничает. Было страшно, что его раскроют. Биллу казалось, что у него на лице написано, что сейчас он был не один. — С собаками значит, — отец сунул одну руку в карман, а вторую протянул вперёд,— Телефон. — За что? — спросил Билл, поднимаясь на ноги. Он не мог увидеть их из окна. Следил? Но зачем ему это? Кто-то из братьев и сестер пожаловался? Тогда спалили бы и себя тоже, да и зачем им это? Кто-то из знакомых донес? Охранник? Вот это уже плохо. — На проверку. Билл начал судорожно вспоминать, есть ли в телефоне какой-либо компромат на него. Что за проверка будет, неизвестно: отец может проверить последние сообщения в мессенджерах или проверить досконально вообще все приложения и установить родительский контроль с прослушко. У него давно не проверяли телефон, и Билл перестал подчищать чаты и историю всех приложений. Тем не менее телефон пришлось отдать.

***

Дверь негромко щёлкнула, и теплый свет из коридора осветил пол в комнате. Женя тихо прошел внутрь, но заметил, что Юлиан все ещё не спит. После того, как они отвезли его домой, Женя с Дианой все же решили сходить в кино и провести время вместе. Теперь было уже два часа ночи. — Чего не спишь? — спросил Женя, снимая футболку и включая свет в ванной. — Сплю,— ответил Юлиан, отворачиваясь лицом к стенке. Женя пожал плечами и ушел в душ. Он уже в машине заметил, что Юлиан вел себя странно и намного тише, чем обычно. Будто думал о чем-то. Выйдя спустя двадцать минут, Женя недовольно взглянул на друга, делавшего вид, что ему очень интересно рассматривать дверь. — Спи уже, заебал,— Женя повесил полотенце на крючок, выключил свет и лег под одеяло. — Да-да...Я сплю. — Ты не спишь. Ты нервно дышишь и лежишь с открытыми глазами. Если хочешь подрочить, то ванная свободна. В чем проблема? — Да блин, в порядке все,— Юлиан отвернулся к стене и свернулся в позу эмбриона. Закатив глаза, Женя встал, прошел к кровати Юлиана и присел на корточки. — Что у тебя там случилось? — спросил он, кладя руку на одеяло. — Ничего,— глухо сказал Юлиан, заворачиваясь в одеяло с головой. Иногда Женя завидовал, что мелкие так могут. — Если бы "ничего", то ты спал бы как нормальный человек. Не еби мне мозги, рассказывай. Юлиан откинул одеяло и рывком сел на кровати: — Я не понимаю! Сначала мы просто тренируемся вместе и он мой кумир, а потом случается что то... Сначала он плачет в туалете после допинга, потом у него ещё череда неудач в жизни, и мне уже хочется его защищать, потом финалгон, потом мы встречаемся в сауне, потом он приходит сюда вместе с отцом, и сейчас мы идём гулять, и я уже не знаю, что мне делать! — на одном дыхании проговорил он и резко откинулся обратно на кровать, зарывшись руками в волнистые волосы. Женя подумал о том, что будь там стена, он бы убился. — Ну и....что? — действительно не понимая, в чем проблема, спросил Женя. — Я не понимаю что со мной! Я не понимаю, Жень, — Юлиан тихо рассмеялся, но в глазах читался страх, непонимание и поступающая истерика. — А что с тобой? — Женя поднялся и пересел к нему на кровать. — Я постоянно о нем думаю, мне хочется проводить как можно больше времени вместе с ним, и я безумно переживаю за него,— Юлиан перевернулся и уткнулся лицом в подушку, но тут же поднялся и одним рывком встал на ноги. Женя лишь проследил за ним взглядом. Юлиан включил свет в ванной и зашёл внутрь, принявшись с некой злостью умывать лицо ледяной водой,— Нам нельзя общаться! И он живёт в таких условиях, что я просто не могу не думать о том, что любое наше взаимодействие может привести к новым синякам на его теле, понимаешь? — Понимаю. Ты влюбился. — Нет! — Юлиан нервно стряхнул воду с рук и его вновь пробрал негромкий, но истерический смех,— И с каких пор ты нормально относишься к...такому? — Да по тебе в последнее время видно, я даже не удивлен. Разговор про девочек был последней проверкой, которую ты не прошел,— Женя с улыбкой пожал плечами. Юлиан сел на пол, прислонившись спиной к душевой кабине. Пластик неприятно обжёг голую кожу. Протерев глаза руками, он ощупал лицо и попытался скрыть улыбку. Не вышло. — Слушай, такое случается. У тебя даже поздновато,— Женя подошёл и потянул его на себя, поднимая на ноги, — Влюбленность касается всех, рано или поздно. — Да не влюблен я! — Юлиан вырвался, и вновь пошел в комнату и лег на кровать. — А что это такое тогда? — Женя со вздохом пошел за ним, понимая, что сейчас его ещё и успокаивать придется. С Юлианом такое случалось несколько редко, что можно было пересчитать случаи по пальцам одной руки. — Я не знаю! Просто... Я запутался наверное,— Юлиан снова подскочил, подошёл к окну и открыл его. Послышались звуки дождя. — Что из ситуации тебя больше бесит? — Женя остался возле стены и прислонился к ней спиной, одним глазом наблюдая за метаниями друга. Хотелось спать, — Что ты влюбился в принципе, что Билл парень, что он тебя не любит, что вам нельзя быть вместе, что его могут отпиздить за ваше взаимодействие, или что его отец в случае чего тебя сожрёт и не подавится? Юлиан издал нечленораздельные отчаянный звук, захлопнул окно и снова метнулся в ванную. Женя проследил за ним взглядом: — Я так понимаю, все вместе? — Что мне делать...? — всхлипнул Юлиан, закрывая лицо руками. Рот болел от улыбки, но он ничего не мог с этим поделать, и пытался это хотя бы скрыть, чтобы не выглядеть, как псих. — Юль, хватит,— Женя взял его за обе руки и отвёл на кровать,— Всю общагу перебудишь. Юлиан вырвался и отвернулся от него, начиная быстро искать одежду. — Куда собрался? — Прогуляюсь... — надев толстовку, он принялся искать штаны. В темноте среди одежды, висящей на стуле, это было не так уж и просто,— Может по территории, или просто по корпусу... На каток схожу. Не волнуйся, Жень, ладно? — А спать кто будет? — Возмутился Женя,— Завтра к девяти на тренировку, а потом выступления. — Ничего. Ничего, проснусь. Проснусь... — Юлиан перешёл на тихий смех. — Нет,— Женя поймал его за руки и заставил посмотреть на себя,— Юлиан, блять, очнись. На улице середина ночи, куда ты собрался?! Улыбка исчезла с лица. Юлиан смотрел ему в глаза пару секунд, после чего отвернулся, чувствуя, что большую уязвимость не вынесет. Юлиан видел, как постепенно маска разрушалась. Он начал это чувствовать ещё некоторое время назад, когда начал общаться с Биллом и смотреть на него под другим углом. Сверху посыпались проблемы и вещи, на которые Юлиан не знал, как реагировать. Маска всегда веселого и беспроблемного — которую Юлиан и маской-то не считал — стала крайне не подходить под ситуации. Из-за защитной реакции в виде улыбки, часто очень неуместной, он чувствовал себя глупо и неловко, и не хотел, чтобы это кто-то видел, в том числе и Женя. — Можно чуть тише? Оба замерли. Женя повернулся к двери, одновременно закрывая Юлиана собой. Ярик на пороге выглядел крайне сонным. — Больше ниче не хочешь? Сьеби нахуй, пока пизды не получил,— прошипел Женя. Ярик закрыл дверь, испугавшись, но через несколько секунд она открылась снова. Это уже была Аня. Она, вместе с Серафимой, жила в двести четвертой комнате, сбоку от комнаты мальчиков. Ярик жил в двести второй. Относительно короткие темные волосы Ани были собраны в колоски и заканчивались, почти не доходя до шеи. На ней были пижамные шорты и черный бельевой топик. — Что случилось? — сонно спросила она, почти не открывая глаз,— Кричите на весь этаж, Сима боится к вам идти. Юлиан скрылся в тени комнаты, куда не попадала полоса света из коридора. — Нет, Ань. Все нормально. Спите, мы постараемся тише,— гораздо спокойнее и уже извиняющимся тоном проговорил Женя. — Если что, зовите — Аня кивнула и закрыла дверь. Смерив Ярика, наблюдавшего за диалогом, сонным неприязненным взглядом, она ушла к себе. — Что там? — спросила Серафима, выглядывая из-под одеяла. — Не знаю. Сказали, что все нормально, — Аня легла на кровать и отвернулась к стенке. Она уже давно спала к тому моменту, как ее разбудила подруга и попросила сходить посмотреть, что происходит у Юлиана. — Может с их встречей как-то связано? — Серафима откинула одеяло в сторону и села в позу лотоса. Она предпочитала спать в одном нижнем белье, что ещё больше склонило ее к тому, чтобы отправить на разведку именно Аню. Юлиан-то ладно, он и не такое видел, но там ещё был Женя,— Мы же не разговаривали с ним после. Вдруг что-то случилось? С Биллом поссорились? Ты же видела, как ему это важно. Аня не ответила, так как уже провалилась в сон. — Аня? — позвала Серафима, и так и не дождавшись ответа, потянулась к розовой резинке с вишенкой, лежащей на прикроватной тумбочке. Собрав в высокий хвост волосы цвета клубничного блонда, она надела юбку и футболку и вышла в коридор. Они с Аней жили в последней комнате крыла, на "мужской стороне" — левой. На правой стороне была кухня и всего три комнаты — в них жили Илона и Диана, Эрика и Вероника, Тая и Амина. При распределении получилось так, что они двое жили на левой стороне, где жили также Юлиан и Женя, Влад и Тимур, и Ярик. Ещё одна комната пустовала. Сима постучалась в дверь соседней комнаты. — Мы людей пугаем. Давай тон сбавим, реально разорались, — проговорил Женя, когда дверь за Аней закрылась. Юлиан отвернулся к окну и обнял себя руками. Вздохнув, Женя обошел его и заглянул в глаза, увидев, как они блестят в свете уличных фонарей. — Юль. Прекрати. Я понимаю, что это первый случай в твоей жизни, и это может быть довольно болезненным, когда твой любовный интерес.. такой. — Какой? — Юлиан посмотрел на него. — Сложный, — Женя развел руками. — Нет, ты не понимаешь! — Юлиан взмахнул руками, отходя к стулу и вновь раздеваясь. Женя внутренне выдохнул: это значило, что сбегать он передумал,— Он прекрасен. Он всегда таким был, почему раньше я так ровно к этому относился?! Со всеми этими проблемами, он идеален! — Юлиан вновь улегся на кровать и продолжил, смотря в потолок,— Ты видел его программы? Это произведение искусства... Forest fire уже легендарная... Да и раньше...и все остальные тоже. Его внешность, понимаешь? Он такой...невероятно красивый!! У него такие прекрасные волосы, черты лица, фигура... Он будто не отсюда, не с земли! Мне больно смотреть на все то, что происходит с ним, он не заслуживает этого, и вообще я ненавижу себя за то, что раньше не стал его защищать! Он был таким маленьким, а люди... Он ведь из-за этого такой... злым иногда бывает. А на самом деле он хороший, я знаю, я видел! Просто нужно, чтобы он начал мне доверять, а как он начнет мне доверять, если он не увидел от меня поддержки, когда она была так нужна ему? Я ведь мог это остановить! — он приподнялся на локтях, и мгновенно упал назад, зарываясь пальцами в волосы. — Нет, не мог. Ты вступил бы в открытый конфликт с Тимуром, и его фанаты возненавидели бы не только Билла, но и тебя,— заметил Женя. — Нет, мог! — упрямо заявил Юлиан. Дверь открылась в третий раз, заставив их замолчать. — У вас точно все хорошо? — спросила Серафима, открывая дверь, и мгновенно отвернулась, стоило лицезреть картину. — Блять,— Женя раздражённо запрокинув голову наверх,— Может мне хоть одеться, если сюда планирует придти на экскурсию вся женская половина?! — Все хорошо, Сим,— Юлиан сел на кровати, сжимая в руках одеяло,— Мы просто разговариваем. Извини, что потревожили. — Ладно... Ладно, хорошо,— она прикрыла глаза рукой и закрыла дверь.