
Метки
Драма
Психология
Романтика
Hurt/Comfort
Ангст
Нецензурная лексика
Забота / Поддержка
Кровь / Травмы
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Насилие
Жестокость
Кинки / Фетиши
Твинцест
Нездоровые отношения
Воспоминания
Психические расстройства
Петтинг
Телесные наказания
Элементы гета
Подростки
Насилие над детьми
Спорт
Семьи
Астма
Нездоровые механизмы преодоления
Приемные семьи
Фигурное катание
Воспитательная порка
Расстройства аутистического спектра
Наказания
Описание
Звук лезвий коньков по льду. Абсолютно пустые и тёмные трибуны, уходящие ввысь на миллионы километров, к звёздам. Туда, на тот уровень, где находились нынешние звезды фигурного катания. На ту высоту, на которую они поднимались, скручивая четверные прыжки и на ту недосягаемую первую ступень пьедестала.
Скольжение на правой ноге, выпад и переход на левую, мах — первый оборот в воздухе, второй, третий, четвертый, приземление...! Зубец конька попадает в выемку на льду.
Примечания
Заведомо недостоверные данные по ФК.
Дисклеймер 1.12.23: работа ни к чему не призывает и ничего не пропагандирует. Насилие, инцест, слеш и все остальное — плохо. Автор максимально осуждает спорные моменты, происходящие в работе.
Дисклеймер номер два: мнение персонажей ≠ мнение автора. Автор ни к чему не призывает, не поддерживает и осуждает многие действия героев.
❗Внимание. "Таблетка" является первой частью цикла работ "Твёрже, чем лёд"❗
ТГК: https://t.me/Nastyasha_cute
22. Вы сможете нам помочь?
06 ноября 2023, 09:00
Майк зашёл в ванную, не включая свет. Было десять утра. Медицинское освидетельствование прошло хорошо. Хоть обнажаться перед врачами было занятием так себе, но отсутствие необъяснимых синяков на его теле доказало врачам из опеки, что отец их не бьет. Хоть это и было ложью.
Без вопросов отец все равно не остался. Вес Майка был на критически низкой отметке — тридцать семь и двести. Женщина-врач, измерявшая показатели, была крайне обеспокоена этим, хоть видно это было и невооружённым глазом — теперь у него выпирали все кости, а ребра можно было сосчитать, даже не прикасаясь.
Выглядело это не очень, Майк и сам это знал, и поэтому в последнее время почти не раздевался, все время оставаясь в мешковатой одежде. Ему не нравилось собственное отражение в зеркале.
Он видел Билла, который хоть и был довольно худым, и ещё сбросил в последнее время на фоне стресса, все же имел мышцы и спортивное телосложение. Майку нравилось тело Билла, но свое — нет.
Верхний свет был не нужен, подсветка отлично справлялась со своей ролью, пусть и погружая комнату в полумрак, но отлично освещая лицо в зеркале. Не его лицо.
Лицо. Не женское и не мужское. Мерзкого желтоватого оттенка даже в фиолетовом свете, с жуткой неестественной улыбкой, смотрело прямо на него. Шеи и тела не было, лишь лицо. Плоское, с кукольными неживыми глазами.
Майк отпрянул, стукнувшись спиной об стиральную машину и, подскользнувшись на коврике, свалился на пол, стукнувшись об эту же стиральную машину ещё и головой. В панике не почувствовав боли, подняв голову Майк уставился в зеркало. Там ничего не было. Он медленно поднялся и толкнул дверь в коридор. Та спокойно поддалась, и Майк заглянул в зеркало. Ничего не было. Там его лицо, пусть истощенное, серого оттенка и с кругами под глазами, но его. Теперь Майк был намного больше похож на наркомана, чем когда-либо прежде.
Майк забыл зачем пришёл.
Обернувшись, чтобы уйти, он испуганно остановился. Собака. Перед ним стояла собака. Самоед, размером почти по пояс Майку, но рыжего цвета. Он вилял хвостом, стоя на пороге и не давал пройти.
— Эй? — Майк позвал хоть кого-нибудь. У них дома были собаки, но чтоб кто-то из их маленьких пушистиков вырос настолько..?
Он обернулся к зеркалу, заметив шевеление там. Оно было как раз напротив двери, и в отражении он увидел Билла, смотрящего на него с немым вопросом.
— Что случилось? — раздалось из-за спины.
Майк быстро обернулся. Там действительно уже стоял Билл.
— Собака... — промямлил Майк, уже не видя её перед собой, — большая... Большая такая!
— Эта что-ли большая? — Билл взял на руки одного из щенков, тоже сбежавшихся на зов. Обычно они находились в комнате Джессики. У той даже был установлен специальный барьер, чтобы они могли выйти только тогда, когда их выпустят. Но сейчас она их выпустила побегать и поесть,— Слышал, Апокалипсис? — собака завиляла хвостом, отзываясь на кличку.
— Нет... Эта маленькая... — Майк протянул руку, чтобы погладить щенка, но его окликнули. Майк вновь обернулся.
— Эй, — Лаура пощелкала пальцами перед его лицом, — Ты че?
Майк резко схватил её за запястье, и девочка испуганно выдохнула, но не вырвалась.
— Да что здесь... Ты откуда? — в отчаянии спросил он.
— Да я тут так и была! — Лаура возмущённо вырвала руку и показала на тазик с бельём возле стиральной машины, — Я тут бельё развешиваю! Ты зашёл, чего то испугался, сам с собой разговариваешь! Я тебя раз десять звала!
— Где Собака? Где Билл?
— Собака? Какая собака? Билл? Майк, ты хорошо себя чувствуешь? — Лаура потрогала его лоб тыльной стороной ладони, но он был холодный. Намного холоднее, чем нужно.
— Я... Да. Нет. Не знаю.
— Вы мешаете Рапунцель спать! — раздался возглас. Подростки обернулись. У двери в ванную стояла Келли. Все ещё в школьной форме — голубой юбке, белой рубашке и белых колготках, держа на руках куклу принцессы, завернутую в одеяло.
— Не кричи! — Олли показалась следом. Она уже была без колготок и в наполовину расстёгнутой рубашке, — Ты сама всем мешаешь, мне даже раздеться нельзя!
— Ты слишком громко это делаешь! — воскликнула Келли.
— Я папе расскажу, что ты не даёшь переодеться!
— А я папе расскажу, что ты сегодня Петлицына при всем классе обозвала!
— Это была ты!
— А я скажу, что ты притворялась мной, а я не хотела тебя сдавать!
Олли задохнулась от возмущения и топнула ногой.
Смотря на это, Майк задумался, что было бы, если бы они с Биллом так ругались...
— Мы больше никогда не будем одинаково одеваться! — крикнула Олли.
— Будем, — улыбнулась Келли, — специально буду носить в школу то, что носишь ты.
— Так, — вмешалась до этого молчавшая Лаура.
— Вы че кричите? — в коридоре появился Райли.
— Ты че не в школе? — спросила Лаура
— А ты че не в школе? — в ответ возмутился Райли?
— У меня голова болит!
— Да, тут все орут, а ты не возмущаешься! Ничего у тебя не болит, ты прогульщица!
— Я прогульщица? — возмутилась Лаура, швырнув в него чьей-то мокрой футболкой.
— Ты охерела, крыса?
— Я крыса? — Лаура оскорбленно шагнула на него.
— Я на вас папе пожалуюсь! — крикнула Олли, прерывая ссору с близняшкой, и тут же об этом пожалела, потому что ей в голову мгновенно прилетела кукла. Девочка потеряла равновесие, падая на старшего брата. Райли подхватил её и поставил перед собой, не пуская обратно к сестре.
— Отпусти меня! Я расскажу, что ты ругаешься и школу прогуливаешь, понял? — воскликнула она, вырываясь, но Райли был сильнее.
— А я расскажу, что вы опять ссоритесь, и влетит вам обеим.
Келли подошла сбоку и забрала куклу, лежащую на полу:
— Ну вот, ты её сломала! Будешь мне новую покупать!
— Обойдешься, — фыркнула Олли.
— Так, все замолчали! — повысила голос Лаура. Обычно разгоняли такие стычки либо родители, либо старшие сестры, но Лиза была в Академии до вечера, а Джессика с утра на тренировках. Даже Билла дома не было, а на Майка расчитывать не приходилось. Взять на себя обязанности пришлось пятой по старшинству четырнадцатилетней Лауре.
— Да вот ещё, — фыркнул Райли, и в этот момент резко замолчали все, услышав глухой стук. Майк упал в обморок.
***
Звук лезвий коньков по льду. Абсолютно пустые и тёмные трибуны, уходящие ввысь на миллионы километров, к звёздам. Туда, на тот уровень, где находились нынешние звезды фигурного катания. На ту высоту, на которую они поднимались, скручивая четверные прыжки и на ту недосягаемую первую ступень пьедестала. Скольжение на правой ноге, выпад и переход на левую, мах — первый оборот в воздухе, второй, третий, четвертый, приземление...! Зубец конька попадает в выемку на льду. Падение на колено. Хруст ломающихся костей. — Что с ним? — Обморок? — Почему? Слышал он отдаленные голоса. А потом начал возвращаться в реальность. Силы словно бы совсем покинули тело, и у него не оставалось ни малейшей возможности пошевельнуться, а веки внезапно стали свинцовыми. С огромным усилием Майк приоткрыл глаза. — Может это от голода? — спросил Райли у Лауры,— у меня так было. — Тих,— шикнула на него сестра,— Проснулся. Оба сидели на коленках перед ним в ванной. Двойняшек рядом уже не было, но Майк не знал, сколько прошло времени. — Ты когда ел в последний раз? — спросила Лаура. Майк медленно моргнул, вспоминая. По подсчётам выходило пару дней назад. У него давно не было чувства голода, с момента когда ему запретили пить таблетки оно пропало вовсе. После отмены Майк чувствовал себя ужасно, и с каждым днём казалось, что он падает все глубже, сильнее превращаясь в беспомощное нечто, висящее обузой на плечах Билла. Тот был прав, нужно пить таблетки, нельзя забывать об этом! Они действительно помогали, ему и правда было лучше на них, но..нет. Теперь все. Теперь Майк чувствовал неизбежность смерти и перестал сопротивляться, пытаясь поесть или иным способом поддержать свое существование. Какой уже смысл? — Эй,— младший брат пощелкал пальцами перед его лицом,— доброе утро. — Ты че, его может затошнить!— Лаура пихнула его в бок и вновь склонилась над Майком. Тот зажмурился.***
До следующей тренировки оставалось ещё два часа. Забитые мышцы нещадно ныли, голова болела, а колени и спина грозились сломаться, если не получат свою дозу расслабления и в ближайшие несколько часов совершат ещё один прыжок в противовес гравитации. Поэтому Билл решил не оставаться дополнительно на катке, а сходить в спа-зону комплекса. Спа-зона представляла собой отдельное крыло здания с массажными комнатами, работающими по двадцать часов в сутки, бассейнами и джакузи, спа, саунами и другими способами расслабления для спортсменов. Место это пользовалось популярностью у почти всех занимающихся здесь. Сейчас народу было мало. В это время перерыв был из взрослых спортсменов, посещающих это крыло, у фигуристов, гимнасток и синхронисток, потому мужская раздевалка перед зоной джакузи и саунами была совершенно пуста. Билл зашёл в сауну и залез на верхнюю полку, предвкушая, что сейчас зажарится здесь до того момента, пока не начнёт терять сознание. От камней на печке пахло эфирным маслом сосны. Билл откинул голову назад, расслабляясь. Он был в плавках. Хоть сауна и пустовала, была вполне себе вероятна возможность, что сейчас сюда войдёт некто посторонний, и тогда придётся не вставать до тех пор, пока этот кто то не уйдёт. Сауна, в отличие от хамама, делилась на мужскую и женскую, поэтому вероятность, что в неё внезапно зайдёт девушка, близилась к нулю. Билл не стеснялся своего тела, но синяки даже и не думали сходить, оставаясь багрово-фиолетовыми пятнами на виду даже в полумраке помещения. Лишних вопросов Билл не хотел, как и обнажаться на публике. Следы от ремня были не то что бы частой проблемой. Билла пороли довольно редко, ведь он честно старался выполнять все требования и подавлять характер, когда это нужно. В детстве, когда его шлепали ладонью, проблем было меньше. В основном это был стыд и боль в моменте, но синяков почти не оставалось, и болеть переставало за пару дней при сильных порках и пару часов при щадящих. С момента последнего наказания прошло около трёх недель. Билл привык к боли, ставшей теперь менее заметной даже в те моменты, когда он садился на твёрдые поверхности, но синяки оставались. И это была проблема. Билл никогда не ходил обнажённым перед людьми, ему просто было некомфортно, но ведь следы были и на бёдрах — в местах, которые бельё не прикрывает. Тонкая кожа под глазами начала гореть почти сразу же, гораздо быстрее остального тела, которое только начинало прогреваться. Зрение почти сразу же упало, и Билл спрятал лицо в ладонях, чтобы спастись от жара. Швы на руке были защищены надёжным слоем бинтов. Резиновую накладку Билл, подумав, надевать не стал, ведь если бы она расплавилась, было бы совсем не весело. Он просто надеялся, что со швами на предплечье можно находиться в такой температуре. Звук открывающейся двери заставил Билла вздрогнуть и поднять лицо. — Привет, — неловко поздоровался Юлиан. — Ковальчук? Опять ты? — Билл раздражённо выдохнул, — Ты специально за мной ходишь? — Нет. Не поверишь, но это случайность, — Юлиан прошёл к сиденьям и сел рядом с Биллом. Он был просто в полотенце и снимать его не стал. — Спасибо хоть не раздеваешься, — фыркнул Билл. — Могу. Надо? — недоуменно поинтересовался Юлиан. — Нет. Не надо, — резко ответил Билл и запрокинул голову назад. Спокойно посидеть уже не удастся. Юлиан вновь, сам того не замечая, вторгся в личное пространство, и Билл не нашёл ничего лучше, чем ответить агрессией. — Почему ты опять такой злой? — Хочешь, чтобы я был добрым? Прекрати вести себя, как ебаный сталкер. Ты вечно за мной ходишь и мне это уже надоело. — Извини. — И прекрати улыбаться, — Билл приоткрыл один глаз и взглянул на него, — Это выглядит странно и неестественно. У тебя лицевой нерв защемило? Юлиан честно постарался убрать улыбку с лица. Билл разговаривал с ним в довольно резкой манере и из-за этого Юлиан чувствовал себя более чем некомфортно. Не улыбаться в такой ситуации было очень сложно и непривычно. — Прости. Я привык так, — Юлиан прикрыл рот рукой. — Защитная реакция, да? — Билл усмехнулся, повернувшись к нему. — Как и у тебя агрессия, да? — ответил Юлиан в той же манере. Билл не нашёлся с ответом. — Не бойся, не съем, — В конце концов сказал Реймон, глядя на камни, — Извини меня тоже. Но ты вторгаешься в личное пространство, мне это неприятно. Билл внутренне злился на то, каким влиянием обладал Юлиан. С ним хотелось находиться рядом, с ним хотелось общаться, ему хотелось открыться. Этого нельзя было делать, но что-то раз за разом заставляло его продолжать диалог. — Ты всегда так реагируешь? — Ну, с семьёй нет. Фанаты меня из себя не выводили. А больше я ни с кем не общаюсь, — Билл пожал плечами, хотя внутренне поежился, вспомнив наказания, применяющиеся к нему при неподобающем поведении. — Слушай, — внезапно вспомнил Юлиан, — ты можешь как то повлиять на сестёр? Олесю и Кайлу. — А что они? — Билл приоткрыл один глаз. Жар уносил далеко отсюда и хотелось не только не открывать глаз, но и лечь, наконец расслабившись. Но такое было опасно. — Травят Марьяну. Дочку Аделаиды Эдуардовны, они одноклассницы. И остальных детей тоже. — А чего Марьяна матери не рассказала? Они бы уже на следующий день как шёлковые ходили, — Билл пожал плечами, — Я могу отцу рассказать, но эффект будет больше, если это сделает Аделаида Эдуардовна. Тебе не жарко? Юлиан взглянул на градусник, показывающий семьдесят девять. — Жарковато. — Пошли отсюда, я зажарюсь сейчас, — не дожидаясь ответа Билл слез с полки и замотался в полотенце, открывая дверь. Юлиан последовал за ним. На фарфоровой коже Билла яркое покраснение было куда заметнее, чем на загорелой Юлиана. — Выглядишь как варёный рак, — заметил Ковальчук. Билл фыркнул и улыбнулся — Почему ты не можешь сам поговорить с близняшками? — спросил Юлиан, откидываясь на спинку. Билл включил джакузи и теперь пузырьки воздуха в воде приятно обволакивали тело. — Они меня не послушают. Они вообще мало кого слушают. — Но почему? — Чувствуют себя безнаказанными наверное, — Билл пожал плечами, опускаясь в воду почти по подбородок. Он держал правую руку на бортике, не опуская в воду, как бы ни хотелось, — Мы в их возрасте уже отхватывали. Они ещё нет. Кстати, а ты чего в общежитие не ушел? — Билл мгновенно перевёл тему, чтобы Юлиан не смог начать спрашивать или спорить. — Женя попросил "погулять", — Юлиан пожал плечами. — В каком смысле? — Им с Дианой надо уединиться. — Их так возбудила совместная планка сегодня? — с серьёзным лицом спросил Билл. Юлиан рассмеялся, и Билл, глядя на него, тоже улыбнулся, — и часто он так делает? — Они снимают номер в отеле пару раз в неделю, но иногда, когда времени не так много, выгоняют меня, — Юлиан усмехнулся. — А чего не у Дианы? — Диана с Илоной живёт. А она ж ребёнок, ей не объяснишь почему конкретно сейчас ей стоит, например, — Юлиан покрутил рукой в воздухе, тоже погружаясь глубже в воду, — прямо сейчас пойти к Тае снимать тик-токи. Вдруг ещё вернётся не вовремя. Поэтому они не рискуют. А ещё Женя говорит, что ему некомфортно, когда на них смотрят мягкие игрушки. — Фу, — сообщил Билл. Подростки рассмеялись вместе.***
Вторая тренировка за день начиналась с ОФП. Тренажерный зал был очень большим, и оборудованным разными тренажёрами в большом количестве. Некоторые, как шведские стенки, беговые дорожки и канаты, были почти на всю группу, а некоторые, более узкой направленности, были по одному экземпляру и предназначались, в основном, для индивидуальных тренировок. В зале был второй выход — в следующий по счету зал с большими окнами, предназначавшийся для тренировок без использования тренажеров. Там были скакалки, резинки, гимнастические коврики, маты и, опять же, шведские стенки. После сауны Билл чувствовал себя значительно лучше. Мышцы не болели, хроническая усталость стала поменьше, хоть и хотелось спать теперь. Фигуристам дали время размяться в своем темпе. Билл решил не отходить по углам зала, как это сделали многие, и остаться в середине. В наушниках звучал параграф по истории, вещающий о реформах Столыпина. Юлиан сейчас находился в компании девочек, и Билл был уверен, что на эту разминку останется один. Это не могло не радовать.***
— Конница, где был? Ярик вздрогнул, обернувшись на голос. Желудок скрутило. — Я..мне... — Он появился на тренировках только сейчас и был бы счастлив остаться незамеченным, но нет. Тренер подняла брови, складывая руки на груди. Ярик обернулся, невольно останавливая взгляд на Билле, невозмутимо разминавшемся в наушниках. — Мне было плохо,— произнес он наконец, отводя глаза в левый нижний угол. — Почему без предупреждения? Я должна искать тебя по всему городу? — Простите пожалуйста,— Ярик вновь увел глаза в сторону, останавливая взгляд на Яне. Та разминала плечи, и на взгляд на себе никак не отреагировала. — Конница, ты худший в группе. Ты правда считаешь, что имеешь право прогуливать? — Аделаида сверлила его взглядом около десяти секунд, и продолжила, так и не дождавшись ответа,— Ты понимаешь, что места в этой группе не бесконечные? И ты занимаешь чье-то, при этом решив, что тренировки можно прогуливать. Майк как фигурист сильнее тебя, а он болен, и сильно болен. А ты? Ярик молчал, опустив взгляд в пол. Так и не дождавшись ответа, Аделаида вздохнула. — Построились,— крикнула она. Дождавшись, пока ученики соберутся и выстроятся в нечто, напоминающее линию, она оглядела их. Отсутствовали Руслан, предупредивший, что уезжает на съёмки, Тимур и Майк. — Специально для тех, кто не читает чат,— она выразительно посмотрела на Билла,— Завтра у нас жеребьевка. Все остальные помнят? — Аделаида оглядела фигуристов, и, дождавшись положительного ответа, продолжила,— Конференц-зал, в шестнадцать тридцать. Первая тренировка начинается в девять утра, выспитесь. По шеренге разнёсся одобрительный гул. — Мы тренируемся до двенадцати, потом у вас время на менеджеров, собирание образа и всего прочего. На жеребьевку не опаздываем. Будет телевидение, репортёры, ну, как обычно. Приходим, Конница,— она сверкнула глазами на Ярика,— в презентабельном виде, а не в домашнем или тренеровочном. Тот потупил взгляд. — У вас будут брать интервью,— Аделаида остановила взгляд на Билле,— Будь готов, что вопросов будет много и не все они будут тактичными. Майк участвует? Билл покачал головой: — Ему плохо. — Понятно,— коротко ответила она,— На финалгон аллергии не было? Билл снова помотал головой. — Савранского все ещё нет,— Аделаида вздохнула, обведя взглядом фигуристов,— Билл, что отец говорит по поводу полиции? — Ничего. Два дня ведь истекают сегодня?— Билл задумался, так ли это. Он совершенно потерялся в датах в последнее время и будто бы выпал из реальности. Уже май... Когда только успело пройти время? — Все ещё никто не сознается? — задала вопрос тренер. Фигуристы молчали, переглядываясь. Билл, стоящий между Таей и Аней чувствовал себя крайне неловко. — Ты как? — шепотом задала вопрос Калашникова. — Нормально,— ответил он,— аллергии нет. Аня шепнула что-то стоящей с другого бока от себя Яне, та передала Серафиме. — Билл, тебе это точно надо? — спросил Ярик с дальнего края шеренги. Все удивлённо повернулись на него, ведь до этого услышать его голос было в принципе чем то, случающимися раз в год. Аделаида подняла брови. — Что? — переспросил Билл. — Ну...ты...ты же и так судишься,— уже совсем неуверенно произнес тот под пристальным взглядами группы. Билл шагнул чуть вперед, чтобы видеть его: — С каких пор тебя это волнует? — Н..ничего. Ни с каких,— быстро произнес он и замолчал. — Так, ладно,— Аделаида вздохнула, — Мальчики, пресс на шведской стенке, девочки на беговые.***
— Ты умрешь. Ты это понимаешь или нет? — Мейсон сжал челюсть захлебывающегося слезами Майка и поднял его голову вверх. Майк зажмурился и сжался, ожидая удара,— Мне твоя смерть не нужна. — Н..не н..ад..до, — Майка трясло и он не мог нормально выдавить из себя ни слова, сильно заикаясь. Мейсон надавил ему на подбородок и зажал нос, силой заставляя открыть, и сунул ему в рот помидорку Черри. — Глотай, — Мейсон зажал ему нос и рот, заставляя подчиниться. Майк закашлялся, но отец зажал ему и рот тоже, не позволяя выплюнуть. — Ещё раз,— когда он проглотил, Мейсон вновь силой заставил его открыть рот, но почувствовав, что рвотные позывы у ребенка стали серьёзными, отпустил. Майк тут же метнулся к раковине. Его вырвало желудочным соком. — Ну и? Ты своей истерикой только себе хуже делаешь, — сказал Мейсон, скрестив руки на груди. Майк молча осел на пол. Сев на колени и уткнувшись лбом в дверцу шкафа под раковиной, он затих, и теперь его крупно трясло. Майк понял, что начал задыхаться, но не смог выдавить из себя просьбу о помощи. На звонок в дверь первой отреагировала Лаура. Тихо открыв замок, она наткнулась на недоумевающий взгляд Билла. — Помоги Майку, — тихо сказала она, — мне кажется, отец его сейчас убьёт. Билл встревоженно заглянул ей через плечо. Отец вышел из кухни, и, пройдя по коридору, прислонился к стенке. — Иди и заставь его поесть, — бросил он Биллу, — Он сейчас сам от собственной истерики сознание потеряет. — Почему тебе все равно? — упавшим голосом спросил Билл, начиная быстро раздеваться. — Мне не все равно. Но показательных истерик я не понимаю и поощрять не собираюсь. Лаура, достань аптечку, там шприцы и ампулы с успокоительным. — Джессики же нет... — Билл сделает. Билл выдохнул, собираясь. Ну и что, что никогда не делал, надо же учиться! Джессика не всегда будет рядом. Нужно уметь делать уколы самостоятельно. Зайдя на кухню и заметив брата в таком положении, Билл сильно испугался. — Майк? Майк?! Ты как? — Билл сразу почувствовал, что что-то не то. И сразу же догадался, что астма. Лекарство он нашёл не сразу, сильно паникуя, а когда вернулся, Майк уже был в полубессознательном состоянии. Билл оторвал его от ящика, прислонив спиной к себе, и впрыснул препарат ему в рот. Майк закашлялся, но постепенно расслабился и задышал. Билл почувствовал, как слезы подступают к глазам. Что, если бы он пришёл на две минуты позже? Что, если бы он не успел? Ведь никто — ни один человек здесь — или не знал, или не захотел помочь Майку. Он мог бы умереть прямо сейчас. Он мог бы задохнуться. Билл обнимал его до тех пор, пока тихая истерика не перешла на всхлипы, а плечи перестали трястись. Билл погладил его по спине, отпуская, но Майк вцепился в него. — Билл, я умру? — осипшим голосом спросил он. — Нет, — Билл ободряюще сжал его плечи, — Ты не умрешь. Я не дам. Горло болело от кислоты желудочного сока, лицо — от железной хватки, заставляющей разжать зубы. Майк до сих пор чувствовал руки отца на своём лице. В один момент ему показалось, что отец может и хочет реально убить его. Билл налил Майку миндального молока и сел на стул перед ним. — Я не буду заставлять тебя, солнце. Но тебе и правда лучше поесть хоть что-то. Ты весишь критически мало и если не съешь что-то сейчас, то это может обернуться дополнительными болезнями. Я хочу, чтобы ты был здоровым. И живым. Майк кивнул, шмыгнул носом. — Выпей, зайка, — Билл подвинул к нему стакан с молоком, — В нём есть калории и витамины, и изнурять себя не придётся. Я знаю, что это сложно, но нужно это сделать. Майк закивал, вытирая глаза. Он подвинул к себе стакан и взял его одной рукой. Помедлил. Ноша ощущалась неимоверно тяжёлой, хоть это и было простое миндальное молоко. Его организм уже отвергал еду, и даже то, что нужно было выпить стакан, уже вызывало отторжение, по крайней мере морально. Но он справился, осушив стакан мелкими глотками. Прохладная жидкость успокоила горло, и теперь и правда стало легче. — Умница, — Билл погладил его по плечу, внутренне понимая, что дело дошло до края. Нужно что-то предпринимать, и срочно. Нужна срочная медицинская помощь. Майк медленно умирал. Медленно и мучительно. И Билл больше не мог на это смотреть. Билл помог Майку дойти до комнаты, и Лаура, встревоженно наблюдавшая из коридора, принесла аптечку. — Справишься? — негромко спросила она, смотря, как Билл помогает Майку лечь. Сил у того не было абсолютно. — Справлюсь, — Билл поджал губы. — Мне что-то приготовить? Заказать? Молока недостаточно. — Солнышко, — Билл опустился на одно колено и мягко погладил близнеца по влажным волосам, — Что ты будешь? — Я ничего не хочу... Можно мне ничего не есть? — шёпотом спросил он. — Нельзя. Тебе будет лучше, если поешь. Что сможешь осилить? Жидкости? Майк неопределённо повёл плечами, а Билл обернулся к сестре. — Закажи пару смузи, — он махнул рукой, — Только что-нибудь гипоаллергенное, анафилактического шока нам ещё не хватало. Клубнику можно. Лаура кивнула. У Майка была аллергия на очень многие продукты. Глютен, соя, лактоза, персики, гистамин, сульфиты и многое, многое другое. Билл открыл ампулу со слабым успокоительным и набрал шприц. Майк спокойно, но очень внимательно за ним наблюдал, медленно моргая. Он устал от пережитого только что, было больно морально и физически. Главное было не показать, что он боится, иначе Майк запаниковал бы. — Я постараюсь не больно, — сообщил Билл, и близнец медленно кивнул, переворачиваясь на живот. Майк не боялся уколов. Он был болен с раннего детства и ощущал это на себе много раз, к тому же это было намного менее страшно, чем порка или то, из-за чего ему уколы и делали. Они действительно помогали, и становилось лучше. Билл бесшумно выдохнул, убирая из шприца лишний воздух. Майк приспустил шорты с бельем и Билл, протерев место спиртовой салфеткой, осторожно ввел иглу. Она была совсем тонкой, но Майк все равно зажмурился, сжимая подушку до побеления пальцев. — Умница. Потерпи ещё немного,— тихо проговорил Билл, аккуратно вводя лекарство. Он не мог делать это быстро, ведь очень боялся навредить. Вытащив иголку, он зажал место укола ещё одной спиртовой салфеткой, понимая, что руки от напряжения подрагивают. — Ты как? — спросил Билл, проводя рукой по влажным волосам близнеца. Майк помолчал, собираясь с силами для ответа. Боль осталась, но уже не такая сильная. — Больно,— наконец произнес он. Когда уколы ему делали мама или Джессика, это было не так мучительно. Они делали это ловчее и быстрее. — Извини,—Билл погладил его между лопаток и отложил использованный шприц,— Я первый раз это делаю. — Тебе стало лучше,— внезапно проговорил Майк, останавливая внимательный взгляд на лице близнеца. — А?— Билл поднял взгляд. — Тебе легче. Ты стал лучше себя чувствовать,— проговорил Майк, и потянулся к щеке Билла. Тот подставил лицо, и Майк осторожно кончиками пальцев погладил его щеку. Он не спрашивал, а утверждал. — Да. Мне стало легче,— Билл запнулся, думая, как Майк отреагирует на новость о зарождающейся дружбе с Юлианом. Вдруг это причинит ему боль. — Я о чем-то не знаю, да? — Да. Я не говорил тебе, потому что сам не хотел это видеть, но...— Билл выдохнул,— Мы начали общаться с Юлианом, и довольно неплохо. Он помогает мне разгрузиться и ненадолго забыть об... Обо всем. Ты не против? — Я...нет,— Майк отвёл глаза,— не имею права. — Имеешь,— Билл подобрался ближе и заглянул ему в глаза,— Я не буду общаться с ним, если тебе станет хуже от этого. Майк покачал головой: — Нет. Не будет. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Пусть даже не со мной. — Мне очень хорошо с тобой,— заверил его Билл, чувствуя, как внутри что-то упало. Майк считает наоборот?***
Просторная комната. Искусственный камин освещает все вокруг оранжевым светом языков пламени. Чёрный журнальный столик, два тёмно-серых дивана по краям. На стене висела голова оленя — искусственная, конечно же, но сделанная так тонко, что от настоящей отличить было очень сложно — подарок сына. Плазменный телевизор от Panasonic на всю стену, включаемый крайне редко, отражал всю комнату, как зеркало. Эмиль опустился в кресло и несколько минут наблюдал пересыпаемым песком в часах. Они работали постоянно и переворачивались сами, как только весь песок высыпется в нижнюю колбу. Он с раннего детства привык сохранять лицо в любой ситуации, однако... Сейчас уложить в голове то, что он узнал несколько часов назад, было крайне сложно. Он все ещё был в коричневой рубашке и брюках, лишь пятнадцать минут назад вернувшись со встречи, перевернувшей его представление о нескольких людях. Мэйли Лайла Эпплголд. Такое имя носила двадцатипятилетняя девушка, втайне от матери согласившаяся на встречу с Эмилем. Больших трудов стоило найти её, потому что он помнил её как Мэйли Лану Бëрдс, когда в последний раз она предстала перед ним весёлой четырёхлетней малышкой в голубом платье, с веснушками и каштановыми волосами, как у отца. Теперь Мэйли носила светлые волосы, а её глаза навсегда потеряли тот блеск. Эмиль не хотел думать, что пережила эта маленькая девочка. Эмиль не хотел думать, что пережила её семья. Раздался телефонный звонок, и Эмиль сразу же снял трубку. Звонил Билл. — Здравствуйте, — неловко проговорил Билл, как только трубку взяли. Он долго решался на этот звонок. Он чувствовал ответственность и должен был сделать для группы хоть что-то, что помогло бы и им, и ему в восстановлении репутации. Нужно было решить вопрос со сборами. И нужно было помочь Майку, иначе... Билл не хотел думать, к чему могло привести такое отношение отца к нему. Он отчаянно нуждался в помощи, а Билл не мог ее ему предоставить. Откровенно жаловаться было бы глупо, ведь отец точно узнает, от кого поступил донос, и, когда трубку сняли, Билл уже решил, что может справиться сам. — Привет, малыш, — послышался знакомый голос на том конце. Билл выдохнул, унимая дрожь в руках. Он редко звонил дяде, в основном потому, что отец запрещал это делать. Билл так и не понял почему, — Рад тебя слышать. Что-то случилось? Билл улыбнулся, сжав бумажную салфетку в руках. Англо-французский акцент был очень слышим, но все же Эмиль прекрасно знал русский язык — один из трёх, носителем которых он был. — Ну... Вы наверное знаете... — Насчёт допинга? — Да... Наверное насчёт него. Я могу попросить у вас помощи? — Можешь, но ты же знаешь, что я не могу повлиять на публичные вещи, ради твоего же блага. — Нет-нет, я прошу не об этом! — Билл вытер мокрые ладони о штаны, прижимая телефон к уху плечом. Он волновался так, что переживал, что это будет слышно. И кажется, не зря. — Малыш, ты боишься чего-то? — безошибочно определил дядя. — Нет, я просто немного волнуюсь... Так вот... — Билл вдохнул воздуха, — У меня есть проблема. Из-за моего дела отменили сборы, вся группа винит в этом меня, и если мы никуда не поедем, то я никогда не смогу наладить с ними общение. Вы можете договориться как-то, чтобы нас приняли в Канаде? Пожалуйста... — Билл закусил губу. — Я попробую что-нибудь с этим сделать, хорошо? — после недолгого молчания спросил Эмиль, — Я не могу никого заставить, но попытаюсь договориться. Куда ты хочешь? — Неважно, — Билл выдохнул, — С любой более-менее известной командой. — Хорошо, малыш. Я позвоню когда решится. — Спасибо вам огромное.. И ещё... Не говорите отцу, пожалуйста, что я вам звонил. — Почему? — Он.. — Билл осёкся, задумавшись, стоит ли вообще это говорить, — Он запрещает нам волновать вас по пустякам... — Это не пустяк, что ты. Я готов выслушать вас в любое время дня и ночи и помочь с любым вопросом. Не переживай по этому поводу. Как ты себя чувствуешь? — Я... — Билл выдохнул и решил говорить честно, не отмахиваясь лживым "все нормально", — Я очень переживаю. И боюсь, что будет дальше. Мне страшно за Майка, и что его затравят за этот инцидент. А теперь он не принимает таблетки и... — Билл закусил язык, понимая, что сказал много лишнего. Слишком много лишнего, но отступать уже было поздно. — Почему он не принимает таблетки? — прозвучал безжалостный вопрос. Билл молчал с минуту времени, думая, что сказать. Одно сказанное им предложение может круто изменить весь дальнейший ход событий, и Билл не знал, в лучшую или худшую сторону. — Не говорите отцу, пожалуйста, — обречённо прошептал Билл, понимая, что ему теперь точно конец. Эмиль воспринял это по-своему. — Хорошо. Honey, с этим тебе, Майку или кому-то ещё нужна какая-то помощь? Майку совсем плохо? — Майку плохо. У него синдром отмены, его тошнит по ночам, у него галлюцинации и кошмары, он быстро теряет вес, а теперь вообще лежит с пустым взглядом, и я боюсь, что он может умереть...Я хочу, чтобы все вернулось так, как было, чтобы он вновь вернулся на таблетки, но отец и слушать не хочет, потому что в таблетках, которые принимал Майк, есть допинг, — выпалил Билл, чувствуя нарастающую жгучую обиду внутри. — То есть врач не снимал его с таблеток? — уточнил Эмиль. — Нет! Майк принимал их в больших дозах по предписанию психиатра, а потом отец резко запретил ему их пить и заставил вывести из организма фуросемидом! — Билл выдохнул и взял себя в руки, чтобы не кричать, иначе его точно услышал бы весь дом, — Я боюсь уходить из дома, потому что Майк может сделать что-то не то в таком состоянии, и я боюсь вернуться домой и увидеть, что случилось что-то страшное! Отец не хочет его видеть и слышать из-за того, что было на суде и до этого, и я боюсь, что он может сорваться на Майке, а он уже этого не выдержит! А ещё...сегодня он хотел заставить Майка поесть и он чуть не умер, понимаете? Его рвало, у него случился нервный срыв с астмой и заболело сердце! Вы можете помочь!? — Билл вытер глаза, понимая, что наговорил слишком много. Если Эмиль расскажет отцу... это будет конец. — Почему ты так боишься того, что отец узнает? Что он может тебе сделать? — голос мужчины оставался таким же спокойным и участливым. — Я не знаю, — признался Билл, — Я и так сильно косячу в последнее время, я просто не хочу быть виноватым ещё раз. — Не будешь. Не переживай. Я не скажу ему, что мне звонил ты, хорошо? — Ладно. Вы поможете? — с надеждой спросил Билл. — Помогу. Обещаю. Когда Билл услышал короткие гудки, он сбросил трубку и откинулся на кровати, чувствуя себя крайним образом странно. Он наговорил слишком много. Рассказал почти все, что не стоило знать никому, но вдруг дядя поможет? Вдруг сможет повлиять на отца и им станет легче? Ради этого стоило рискнуть. Встав, Билл направился в соседнюю комнату. Майк лежал на кровати, завернувшись в одеяло и играя в телефон. Билл молча подошёл и лёг к нему, обнимая всеми конечностями. Майк отложил телефон в сторону и обнял Билла в ответ. — Что такое? — тихо спросил Майк. — Нам помогут. Тебе станет лучше, обещаю, только продержись ещё немного, ладно? — Кто поможет? — Майк переместил руки на талию Билла, забираясь под широкую футболку брата. Билл был тёплым, и даже горячим, в сравнении с ледяными руками Майка. Билл вздрогнул и аккуратно поднялся, забираясь к нему под одеяло, чтобы соединиться в единое целое. Билл готов был терпеть пронизывающий холод его пальцев, лишь бы Майк хоть немного согрелся. — Дядя Эмиль. Он пообещал помочь нам. Тебя вернут на таблетки и тебе станет лучше, — Билл просунул ладони ему под лопатки, согревая. — А если отец узнает? — тихо спросил Майк, прикрывая глаза. Он замёрз, и обнимающий его Билл был крайне кстати. — Не знаю. Но попробовать я был обязан. Продержись ещё чуть чуть.***
Пискнула сигнализация, извещая, что ворота на территорию дома открылись. Эмиль перевёл взгляд в панорамное окно, глядя, как по выложенной плиткой дороге в гараж заезжает чёрный мерседес. Шарлотта. Эмиль отложил телефон, глядя на огонь в камине. Племянникам нужна была срочная помощь и, кажется, отмененные сборы — далеко не главная их проблема и всего лишь предлог для просьбы о помощи. Мейсон... Эмиль не испытывал негативных эмоций по отношению к младшему брату, что бы тот не творил на протяжении всей своей жизни. Но иногда его стоило ставить на место, ради общественной безопасности. Эмиль не влиял на Мейсона больше потому, что не хотел, а не потому, что не мог. На многое закрывал глаза, и иногда покрывал его, но теперь дело касалось жизни и здоровья детей. Теперь все было серьезно. — Bonjour, мon coeur, — безошибочно определив комнату, в которой находился Эмиль, в неё вплыла женщина. Два телохранителя остались за дверью. Шарлотта была в длинном бордовом платье до щиколоток, а голову прикрывал белый платок, надетый на манер хиджаба, хоть им и не являлся, заколотый золотой брошью в виде полумесяца, покрытого бриллиантами. При входе она поклонилась. Эмиль даже не взглянул в её сторону. — Je ne veux pas te distraire, mon cœur, mais je pense que j'ai déjà assez voyagé. Nous devons construire un temple sur notre territoire. Ce sera plus pratique ainsi, — продолжила она все так же на французском. —Pour que tous les membres de la société soient là ? Non, désolé, cela n'arrivera pas. Ils ne devraient pas me voir, tu as oublié ? — спокойно ответил Эмиль. — Désolé, Mon coeur— женщина поклонилась. — Il vaut mieux investir de l'argent dans quelque chose de plus nécessaire. — Avec tout le respect que je vous dois, quoi de plus important qu’un temple ? —Avez-vous entendu dire que nos neveux ont des problèmes? — Эмиль встал с кресла и только в этот момент удостоил жену взглядом. —J'ai entendu, Mon coeur. Que Dieu vienne en aide aux garçons s'ils sont innocents, — Шарлотта склонила голову, — Nous ne pouvons que prier pour leur bien-être. — Non, nous pouvons l'aider avec des méthodes plus efficaces. Et, avec votre permission, je vais désormais m'occuper de cette affaire, et non de la construction d'un nouveau temple. Vous disposez d'une salle de prière au premier étage. Эмиль два раза хлопнул в ладоши, и дверь тут же открылась. Показались два телохранителя. — Vous vous souvenez de Maylie Birds ? — спросил Эмиль, вглядываясь в глаза жены. Прожив полжизни в одном доме с тремя нарциссичными личностями, он умел распознавать эмоции и намерения человека по эмоциям, мелькнувшим в глазах за одну секунду. Когда-то это был вопрос выживания и сохранения себя в целости. Сейчас — очень полезный навык. — Je me souviens d'elle et je sympathise avec elle. Vivre une telle perte à un jeune âge..., — она опустила глаза и покачала головой, — Mais tu ne t'es toujours pas repenti de ton péché, Mon coeur.